Глитч

Эпилог

Холод расползался изнутри. Он был намного холоднее, чем тот, что пронизывает снаружи. Внутренний холод умертвляет, от него нету спасения. Он медленно и бескомпромиссно расползается по телу, останавливая бесперебойную подачу крови в самые отдаленные участки тела. Онемели конечности. Сейчас бы чашку горячего чая…

У дома затормозила машина. Без писка резины и звука сирены. Не слишком-то они и спешат, подумал Ямато. Впрочем, было бы лучше, если бы они задержались ещё минут на пятнадцать. Тогда ему не пришлось бы терпеть все эти бесполезные манипуляции с носилками, капельницами, перевязками и уколами. И ведь ещё с вопросами полезут. Стандартный набор фельдшера скорой: «Можете говорить? Как вас зовут? Не шевелитесь. Всё будет хорошо. Десять кубиков того, двадцать того. Положите ему что-нибудь под ноги или голову, а лучше и туда, и туда. Взяли! Переложили! Можете рассказать, что с вами случилось? Звони в приемный, чтобы готовили операционную, тут всё очень… Не закрывай глаза! Так, как, говоришь, тебя зовут?». Придется корчиться, извиваться спазмами, возможно, плеваться и пускать пену, чтобы они вкололи ему чего-нибудь для полетать. Ни одна медицинская дрянь не заменит «глубинной печати», но хотя бы избавить его этого ужасного холода. Хочется умереть в тепле…

Шаги послышались у двери, после чего дверь открылась, на пороге показался…

— Мать твою, Ямато, — русский крутил на пальце брелок от машины. — Хреново выглядишь!

Ямато пожал плечами, извиняясь за свой вид. Края пиджака насквозь пропитались кровью и прилипли к бокам. Из нагрудного кармана торчал платок. Крохотный кончик его оставался белым, хотя это было вопросом времени.

Русский отстранился от остатков плавающей в воздухе паутины, прошел в гостиную и посмотрел на Сяолуна. Скривившись, он глянул на торчащие ноги Хепина и сел на стул.

— Ну?

Ямато пожал плечами — единственное, на что остались силы.

— В общем, — русский почесал голову и отвлекся на кровавые кляксы на стене.

Ямато кашлянул. Кровь пошла носом, и Ямато поспешно вытер её о воротник пиджака.

— Ты меня удивил, — русский оторвал виноградину и закинул в рот. — Не думал, что у тебя получится…, - он задумался и прожевал ягоду. — В общем… Я рад, что пришел вовремя, — он улыбнулся, а затем сделался серьезным. — Жаль, что не по своей воле…

Русский вытащил из кармана таблетку, сунул Ямато в рот и помог проглотить, затапливая её водой через рвущуюся наверх кровь. Затем он кому-то позвонил и что-то сказал, внимательно разглядывая гостиную. Ямато ещё некоторое время хлопал глазами — улавливал мимолетные мгновения реальности, затем крепкая рука русского схватила его за шиворот, поставила на ноги и взвалила на плечо.

… … …

День выдался дождливым. На окно налипали мелкие капли дождя, но вдали просвечивалось светлое небо. Тучу быстро пронесет, и на город упадут лучи солнца. Ямато висел на перекладине и через дверь на балкон смотрел, как ветер треплет листву яблони. Пять раз он быстро подтянулся, спрыгнул и надел спортивный костюм. Проходя мимо зеркала, он остановился и задрал майку. Несколько долгих секунд смотрел на свой торс и хлопал глазами. Надо же…

Его спасли. Тот странный мужик с белыми волосами и оплавленными ногтями спас его. И это было… Жаль, что он почти ничего не запомнил. Русский сунул ему в рот таблетку, закинул на плечо и отнес в машину. Они ехали. Ямато показалось, что ехали долго, но на самом деле… Там был дом, где-то за городом… Большой и богатый дом в японском стиле на современный манер. Участок со стриженной травой, ухоженные деревья и открытое пространство под крышей, в которое попадаешь сразу с улицы. Там были люди, не только тот мужик. И там было оно… То, чего Ямато не чувствовал ни в храме, ни в штаб-квартире липового зрячего, через которого он якобы разговаривал с Милой. Под той крышей витали потоки, вибрации висели в воздухе, как напряжение перед подступающей грозой. Он чувствовал их отчетливо и помнил, как они проникают в него. Ямато было больно. Мужчина не прикасался к нему, но казалось, будто его оплавленные ногти рвут плоть и перебивают внутренности, будто свеженину на мясном прилавке. Ещё там были две девчонки. Молодые внешне, но старые внутри. Они походили на деревья, растущие на болоте. Невысокие, тонкие и аккуратные внешне, но несущие за собой сотни лет опыта. Потом Ямато отключился. А потом была комната, где пахло специями. В тени сидел взрослый мужчина и хрипел, посасывая сигарету. Тогда и состоялся этот разговор. Ямато сказал то, что от него хотели услышать.

Застегнув олимпийку, он прошел в прихожую и увидел на тумбочке два вскрытых письма. Одно — из Идичи Гакки, второе — из Синду Гакки. Нужно ли им что-то ответить, подумал Ямато. Пожалуй, нет. О переходе речи не шло. Савада-сан развернул полноценную юридическую войну. Он писал письма в министерство, находил свидетелей ранее поглощенных школ, подключил журналистов. Его потуги походили на сражение окруженного бойца, который не желает сдаваться. Или победа или смерть… Оборону Нобу Гакки Савада-сан выстроил на значимости победы первокурсника. Он настаивал, что школа пересмотрела методику обучения и просил дать Нобу Гакки ещё один год. Пару раз по наводке Савады-сана к Ямато приходили журналисты, а ещё он встречался с кем-то из министерства. По большому счету Ямато было плевать — в какой школе учиться — но воля к победе Савады-сана заслуживала уважения. Может быть, у него что-то и получится.

В кармане булькнул телефон. Ямато прочитал сообщение и улыбнулся. Затем он посмотрел на открытый шкаф и подошел ближе. Его пальцы скользнули по рукаву пальто. И что ему теперь делать? Жить. Жить жизнью Ямато Исикавы. В конечном счете: смысл жизни в том, чтобы просто жить.

Он накинул капюшон, выскочил за дверь и сбежал по ступенькам на тротуар. Ацуко в красной ветровке с натянутым на голову капюшоном уже ждала. Они поздоровались, ударившись кулаками.

— Куда сегодня? — спросила Ацуко.

— Плевать, — сказал Ямато, сунул руки в карманы и побежал по дорожке.