— Да, брат, тебя послушаешь, так ты живешь, как в сериале: что ни день, то приключение, — веселился Андрей, слушая мой отчет о событиях прошедшей недели.
— И содержание последних «серий» явно намекает, что тут, блин, творится какая-то неведомая фигня, — я взял с тарелки жареное куриное крылышко, откусил и начал задумчиво жевать. Вкуснятина! Сидевший под столом Агат, учуяв свежую порцию запахов, оживился и возбужденно заелозил. — Но становится ни разу не смешно, когда вспомню, что в меня стреляли.
— Слушай, а ты уверен, что в тебя стреляли боевыми? Может, это холостой заряд был, ну, или соль, например? — Андрей похоже, не мог поверить, что мой рассказ — целиком правда. Видимо, и вправду Беларусь более спокойная страна, чем Россия, для ее жителей подобные вещи уже в диковину.
— Я мог бы так подумать, — ответил я, разделяя слова. — Мог бы предположить, что с перепугу померещилось, да. Но я стоял за тем деревом. Я чувствовал, как оно вздрогнуло, когда в него попала пуля. Я видел, как во все стороны полетели щепки и куски коры. И это все было взаправду.
— Мдаа… Это меняет дело, не так ли? Раз там творятся такие серьезные дела, за которые стреляют, то те сведения, что я раздобыл, становятся в разы интереснее.
— Что за сведения? — встрепенулся я.
— Подожди. Сначала скажи, ты еще узнал что-нибудь?
Я замялся. Несмотря на проявленную на прошлой неделе решительность, а также стрессовый поход в лес, дальше мое «расследование» не продвинулось ни на йоту. Виной тому, несомненно, была собака. Агат оказался настоящим умничкой: смышленый, веселый и — при более близком знакомстве — совсем не злой. По крайней мере, Андрея он облаивал ровно минуту, пока не понял, что я его врагом не считаю и охранять меня не надо. Прошедшие три дня мы учились проситься на улицу (пока не очень успешно), сидеть и лежать (тут прогресс, определенно, имелся), и еще кое-что по мелочи. Вообще, с появлением Агата моя жизнь стала гораздо веселее, даже не верилось, какой ерундой я мог страдать раньше, до него. Сейчас же все мои мысли были заняты этим маленьким мягким зверенком, и, конечно же, прочие заботы отошли в сторону. Андрей вежливо вернул их на подобающее место.
— Ладно, я все понял, — брат оценил мой виноватый взгляд, после чего взял с кресла свою сумку и извлек оттуда небольшую коричневую папку. — Вот, смотри, это захватывает покруче твоей «Анжелики».
— Ты предлагаешь мне все это прочитать, а потом уже поговорить?
— Нет, читать все смысла нет. Хотя, будет время, не поленись, тут занятные вещи встречаются. Разные статьи из Интернета, распечатки кое-каких газетных полос, архивные сведения из тех, что в свободном доступе. Что-то я просто записал из нашего разговора с Борей Шеиным — это пограничник из Южевичей, если не помнишь. Кстати, ты знал, что сейчас даже у самых захудалых провинциальных газет есть веб-сайты в сети, куда они выкладывают весь свой материал? Если читать все это, так сказать, вне контекста, то ничего интересного не увидишь. Но если серьезно вникнуть, то такое всплывет…
Слушая брата, я мимоходом пролистывал распечатки. «Деревня Предково уничтожена пожаром: погибла семья пенсионеров». «Последний житель села Непадовичи рассказывает об НЛО». «Вымирающая глубинка: Себежский район пополнился новой деревней-«призраком»». «Черепитское озеро: кто хозяин?». «Страшная находка в деревне Мелёво». Все это названия близлежащих деревень… «Во время пожара в деревне Зуево погибли два бомжа». Значит, мой бред про погибших в пожаре был небезосновательным… Точно, в крайнем доме ведь жили двое бродяжек… Василием одного звали, кажется… я его помню. А второй…
— Филипп, ты меня слышишь? Или ты тут в одиночестве настолько отвык от человеческой речи, что уже не воспринимаешь ее?
— Иди ты… — я запустил в брата кухонным полотенцем. — Просто задумался, что все эти деревни: Непадовичи, Мелёво, Предково — они ведь недалеко отсюда. Вот, тут и про Зуево есть!
— И не только эти. Крошково, Валовники — знакомые названия? Мощеное, Мылинки, Девицы, — все эти населенные пункты объединяют две вещи. Первая: они располагаются на относительно обособленном участке леса, примыкающего к белорусской границе. С севера этот участок ограничен трассой А-117, а с юга сетью озер, в число которых входит и наше, Вальковское. Получается чуть ли не заповедная зона.
— А вторая?
— Что вторая?
— Ну, вторая вещь, которая все эти деревни объединяет?
— Блин, не перебивай меня! И вообще, неужели ты еще сам не догнал?
Но я, кажется, уже «догнал». И вывод, честно говоря, получился совсем не радостный.
— Все эти деревни вымерли.
— Да, вымерли. Либо близки к вымиранию. У нас в Зуево остались только Малеев и бабушка Витьки Мазина, и те только в теплое время приезжают. А помнишь, сколько здесь раньше народу было?
Я решил возразить:
— Но русская глубинка вымирает уже лет двадцать, начиная с развала СССР, и это непрекращающийся процесс. Твои родители вон тоже купили дачу поближе к дому.
— Да, вымирает, но не такими же темпами! По моим подсчетам, в 2003 году население девяти означенных населенных пунктов составляло не менее ста пятидесяти человек, а в летний сезон и вовсе утраивалось. Получается не так уж и мало. Однако теперь на месте большинства домов одни лишь развалины. Кто-то переехал, кто-то умер, кто-то просто перестал посещать эти места. Сейчас в радиусе десяти километров нет никого, кроме нас с тобой, да пары случайных охотников. Причем, деревни регулярно горят, а старики умирают быстрее, чем во времена голодомора. Но ни одного уголовного дела, одни лишь несчастные случаи: упал с крыльца и расшибся, пьяный замерз в сугробе, наткнулся в лесу на кабанов. Пройдет еще год-два, и тут не останется вообще никого, даже дачники забросят свои огороды.
— И что ты думаешь по этому поводу?
— А что тут думать, факты перед тобой. Я и раньше подозревал, а теперь окончательно убедился в том, что все происходящее кем-то заранее спланировано.
Было видно, что Андрей не первый день хотел рассказать мне все это. Ему не терпелось поделиться своими догадками и соображениями. Подобный порыв можно было понять: мой брат любил Зуево даже больше, чем я, и не мог сидеть спокойно, осознавая, что месту, которое так много значит для него, грозит окончательная гибель.
Но меня мучили сомнения. Просто не хотелось верить в столь чудовищные вещи, несмотря на их кажущуюся очевидность.
— А эти ребята в лесу?
— В лесу ты видел людей, которые вели себя, как хозяева. Я буду набитым дураком, если это как-то не связано с тем, что здесь происходит. И нужно разобраться, что именно. Я выясню.
— Думаешь, в этом стоит разбираться?
— Да, — утвердительно кивнул Андрей. — Пока что перед нами лишь следствие, но, если мы докопаемся до причины, то сможем…
— А ты не боишься, что в следующий раз эти горе-охотники не промахнутся? — перебил я брата. — Пока мы будем докапываться до причин, мотивов и поводов. В тебя стреляли когда-нибудь? В меня — да, и мне хватило. Не самое приятное воспоминание, смею тебя уверить. И освежать его лично я не хочу, даже ради памяти о нашем детстве. Я хочу вернуться домой и, желательно, своим ходом, а не в ящике.
Повисла неловкая пауза. Андрей сжал зубы, но не нашел, что возразить. Наконец, искры в его глазах погасли, он отвел взгляд.
— Прости, — ответил он. — Ты прав, я не могу просить от тебя заниматься такими делами. Это было бы… чересчур. Действительно, мне у себя в кабинете за компьютером легко рассуждать, что стоит делать, а чего не стоит. Просто пойми: Зуево дорого мне.
— Мне тоже дорога эта деревня. Я уже почти месяц живу здесь и чувствую себя как дома, честно. Мне только Веры здесь не хватает, с ней я бы и до весны здесь зимовал. Я совсем не скучаю по Москве, и в какой-то степени даже не хочу туда возвращаться. Но это наша жизнь, и лишь в жизни есть смысл. Пока мы живем, мы можем влиять на наше будущее, будущее окружающих нас людей, будущее этого мира… в той мере, в какой нам дано. Если то, о чем ты сейчас рассказывал, хотя бы на треть является правдой, нас прихлопнут, как клопов, едва лишь мы попытаемся разнюхать, что к чему (Андрей угрюмо кивнул). Я видел тех людей, один из них выстрелил, даже не подумав разобраться или, хотя бы, спросить: я просто оказался помехой. А кто знает, скольким повезло меньше? Зуево очень много значит для меня. Но оно не дороже наших жизней.
— Не дороже…
Над столом повисло тягостное молчание, нарушаемое лишь потрескиванием дров в печи да ворчанием уснувшего Агата. Каждый думал о своем. Я — о том, что раньше мне никогда не удавалось так легко переубедить брата. Он всегда действовал самостоятельно, на свой собственный страх и риск. Решение принято — вперед к цели! А тут он явно смущен и даже немного пристыжен. Похоже, он не до конца изжил в себе весь авантюризм, которым славился в детстве. Но сейчас все происходящее — далеко не игра. И он это понимал… Но, видимо, на какое-то время забыл. Зуево, Зуево — деревенька… классная? Как так вышло, что столь желанное, сколь неожиданное укрытие от всех житейских бурь совершенно внезапно оказалось местом куда более опасным, чем камера в отделении моего знакомого старшего лейтенанта Лопарева? Лопарев… Лопарев?
— Слушай, а вдруг добрый старлей Сережа в курсе происходящего? Не может ли его «работа» быть связана… — я не закончил фразы.
— Хм, допускаю. В принципе, все, о чем я рассказывал, не может происходить без прикрытия сверху, — Андрей оживился, но тут же снова проникся скепсисом. — Это уже не важно. Слушай, а как насчет того, чтобы перебраться ко мне, в Минск? Машину твою пока тут спрячем, позже заберем. Или хотя бы на недельку заглянешь, погостить? А на следующие выходные я тебя верну.
Я покачал головой.
— А Агата куда? Его еще многому научить нужно, прежде чем людям показывать. Нет, я тут останусь. Лезть никуда не буду, а сюда тоже, вроде бы, никто не лезет пока. Не переживай, с твоей помощью я не пропаду.
Андрей встал, задумчиво прошелся по комнате, подошел к окну.
— Сегодня первое ноября, — зачем-то сказал он, рассматривая через запотевшее стекло мертвый пейзаж запущенного огорода. — Скоро похолодает.