Глубинка

Глава XXVI: «Дым и пламень»

Следующим утром, едва мы добрались до дома, Андрей уехал, сказав, что вернется через несколько дней. На прощание он строго наказал нам не совершать никаких глупостей. «Когда я вернусь, желательно, чтобы все оставалось, как сейчас». Нет, может быть, мы и рады были его ослушаться и что-нибудь такое совершить, но вот беда: мы просто не знали, что именно. А потому предпочли вести себя, как хорошие мальчики.

На следующий день после его отъезда выпал снег и шел не переставая двое суток. Окрестности скрылись под ровным, цвета чистейших облаков, ковром. Всюду, куда ни падал взгляд — слепящая белизна. Температура упала ниже нуля, приморозило. Озеро возле берегов покрылось тонкой ледяной коркой, которая пока еще ломалась при первом же дуновении ветра. Но стало очевидно, что навигации вот-вот придет конец.

А мы маялись от безделья и пили. Ребята привезли с собой изрядный запас алкоголя (Андрей, по их словам, был против, но они настояли), который теперь планомерно уничтожался. Ну да, отдых на природе, как же иначе…

На третий день пьянка мне надоела. Сначала, конечно, было весело, но потом, когда прошел эффект новизны, все истории были перерассказаны по второму кругу, а головная боль по утрам перестала вызывать даже негативные эмоции, стало скучно. Признаюсь, я был бы даже рад вернуться к прежнему образу жизни, безлюдному и безалкогольному. Тем более, под градусом накатывали такие мысли, от которых и в трезвом состоянии с трудом удавалось отбиться.

Утром в среду я пошел на озеро. Ради разнообразия решил посетить скрытую пристань, где, усевшись в «интернированную» лодку Эльвиры, позвонил Вере. Благо, после недавнего с ней примирения такая возможность снова появилась. Однако разговор сразу не заладился. Изводящаяся от беспокойства жена, поняв, что я, мягко говоря, нетрезв, окончательно вышла из себя. Я еще добавил угольку, ибо, воодушевленный нашим прошлым разговором и, в большей степени, переизбытком градусов в организме, едва не выложил всю историю своих похождений. И хотя в своих полупьяных откровениях я даже не успел дойти до Ани, хватило и без нее. Вера взорвалась.

— Я не понимаю, Лазарев, ты что, развода добиваешься? — ледяным тоном поинтересовалась она, бесцеремонно перебив не очень связный поток моего повествования.

— Р-развода..?

— Да, развода. Ты уже третий месяц вешаешь мне лапшу на уши: то у тебя военкомы, то авария с полицией, то расследование чуть ли не государственной важности. А теперь ты звонишь мне с залитыми шарами и несешь какую-то ахинею в духе голливудского боевика про беглого олигарха в лесу и трупы в канаве. Повторяю: чего ты хочешь от меня?

— От тебя… От тебя не хочу… Я к тебе хочу…

Блин, зачем вообще решил позвонить?

— Значит, так. Я не буду с тобой разговаривать, пока ты не вернешься домой. Тогда мы все обсудим, в том числе наши с тобой дальнейшие отношения. Но не по телефону. Я не знаю, чем ты на самом деле занимаешься, и, прости, уже не знаю, чему верить. Все, мне некогда, пока.

— Любимая… — только и успел воззвать я к коротким гудкам.

Вообще, можно было заметить, что на протяжении моего здесь пребывания общение у нас получается несколько полярным. То мир, то война — третьего не дано. Что ж, значит, больше не буду звонить. Вернусь — поговорим, объясню ей, что к чему.

Хотя, про развод — это уже перебор. Если она о разводе заговорила… Думает, я тут развлекаюсь, живу в свое удовольствие. Ну-ну… Легко ей там рассуждать, сидя в тепле, в окружении интернетов и мобильных сетей! А может… может, это она там живет в кайф, пока мужа нет? И подводит почву. Развода захотела… Может, я ей и не нужен уже? Плевать! Если я разведусь, значит, буду свободен. И тогда мы с Аней… Господи, о чем я думаю! Лучше заткнись, идиот. И не думай.

Вывалившись из лодки, я умылся снегом и побрел к главному пляжу. Там, кажется, связь лучше. Хотя, зачем мне связь, я же решил не звонить. Или попробовать перезвонить? Например, завтра. Тогда сегодня нельзя пить. Точно, отличный повод отказаться! Так и скажу ребятам, сегодня, мол, нельзя. Ох, как лицо горит… От снега. Или от стыда. Или от того и от другого сразу.

Но выйдя на пляж, я в ту же секунду забыл и про Веру, и про развод, и даже про «горящее» лицо. На свежевыпавшем снегу я увидел следы. Две цепочки человеческих следов выходили из леса и вели в сторону деревни. Может, Витя и Макс пошли меня искать? Но где тогда следы, которые вели бы ИЗ деревни?

Голова соображала не очень внятно, и я, вместо того, чтобы пойти по следам в деревню, двинулся в обратном направлении. Как выяснилось, не зря. Пройдя всего шагов пятьдесят, я вышел к крошечной бухточке, в которой раньше хранилась лодка Витьки. Это в свое время было его коронной фишкой: «У моего крейсера своя отдельная гавань». Сейчас же посреди бухточки плавно покачивался на якоре большой моторный катер! Его высоко задранный нос доходил мне до уровня груди. На таких машинках обычно катаются вдоль морского побережья: мощный движок (не чета подвесному лодочному мотору), просторная палуба на полубаке, в носовой части имеется каюта с койко-местом и небольшой камбуз — настоящий корабль!

— Вот так так… У нас гости, — только и смог сказать я.

И, озаренный недоброй догадкой, что было сил, припустил к деревне.

Дым был виден издалека, еще до того, как дорога обогнула стену деревьев, и мне целиком открылась картина происходящего. Горел крайний дом и прилегающие к нему постройки. Горел ярко и с размахом: в небо летели снопы искр, трещало пожираемое огнем дерево, ружейной канонадой трещал раскаленный добела шифер. Хорошо, что нет ветра, отметил я про себя, когда заметил возле второго дома две человеческие фигуры с канистрами в руках. Секунда — и по стенам поползли еле видимые языки пламени.

— Не смейте! — что было сил завопил я, выхватывая из чехла травмат.

Следующий дом был Витькин.

Увидев меня, чужаки побросали канистры, но не пустились в бегство, как я наивно предполагал, а достали свои пистолеты. Судя по всему, вполне себе настоящие.

— Твою налево… — бросившись на землю, я откатился за чахлые кусты и вжался в снег. Мелькнула нелепая мысль, что до предстоящего развода можно и не дожить. Вот тебе и поругались напоследок. Эх, Вера, Вера, помрет твой муж не то героем, не то дураком — он даже сам еще не понял.

Стрелять в меня сразу, впрочем, не стали.

— Эй ты! А ну вставай! Мы тебя не тронем!

Ага, как же, держите карман. Может, вам еще и тайну Военную рассказать?

— Ты что, глухой?

Лежать лицом в холодном снегу было не очень приятно, зато сразу заработала голова. «Шуметь не хотят», — дошло до меня. Чего бояться, в грохоте лопающегося шифера можно хоть из пушки стрелять — никто не услышит. Но как хотите, парни.

Чуть высунувшись из своего псевдоубежища я, тщательно прицелился и выстрелил.

— Ты труп!

Пироманов как ветром сдуло с открытого места, а я для пущего эффекта выстрелил еще дважды, молясь про себя, чтобы Макс с Витькой продрали глаза и пришли мне на помощь.

Нас разделяло метров пятьдесят. Для пистолетной стрельбы это довольно приличное расстояние. Для стрельбы из травмата — и вовсе безнадежное: пуля, скорее всего, даже не долетит до обидчика. Однако они не знают, чем я вооружен, и в данной ситуации это мой единственный козырь. Они стреляют ответ!

— Держи, паскуда! — над моей головой что-то свистнуло, я, как мог, распластался по горизонтали. Было страшно, очень страшно. Я, не глядя, стрелял в ответ: просто для того, чтобы не дать им как следует прицелиться.

— Петя, хватит, уходим!

— Нет, подожди! Сейчас я его…

Господи, они же меня убьют. Не сейчас, так через минуту. Прощай, Вера, так мы с тобой и не помиримся. Прощай, Аня…

«Бабах!» — громыхнуло так, что эхо рокотом прокатилось над лесом. Ого, это уже не пистолет!

— Стоять, гаденыши! Пристрелю на месте, обоих!

Я приподнял голову и едва не заплакал от радости: оба супостата стоят, подняв руки, а за их спинами видна могучая фигура Виктора с ружьем в руках. Пистолеты валяются на земле, их уже подбирает Максим.

— Фил, ты цел?

— Ну, вроде бы… — только сейчас я увидел, что крайний дом выгорел уже почти до основания, зато второй полыхает вовсю, и огонь подбирается к стоящим вплотную сараям.

— Макс, обыщи их и свяжи покрепче. И быстро!

На Витьку было страшно смотреть. Казалось, он с трудом сдерживается, чтобы не расправиться с близнецами прямо здесь, на месте. Близнецы… Похожи, как две капли воды. Андрей и Петр Добренко, стало быть. Почему я не удивлен, что наше знакомство состоялось именно в подобной обстановке?

Макс спешно выпотрошил карманы пленников и стянул им руки и ноги собственными шнурками.

— Готово!

— Отлично! Теперь живо тушим все это!

Так вот почему он так взбесился! Из-за угрозы бабушкиному дому! А я уж было решил, что за меня испугался…

Мы толпой кинулись во двор. Витька взломал собственный сарай и извлек оттуда лопаты и ведра. До колодца бежать далеко, но вокруг полно снега, можно забрасывать огонь им.

— Потушить дом мы уже не сможем, — заметил Макс. — Тут пожарная машина нужна.

— Нам и не надо его тушить! Хрен с ними, с этими домами! Нам нужно, чтобы огонь не перекинулся дальше! Засыпайте снегом все, что еще не горит!

Почти два часа мы отчаянно боролись с огненной стихией, не отдавая без боя ни кусочка свободного пространства. Лопаты мелькали в воздухе, без устали черпая снег. Когда снега поблизости не осталось, мы похватали ведра и принялись таскать воду из колодца, поливая любую огнеопасную поверхность. Воздух раскалился так, что к открытому пламени невозможно было подойти ближе, чем на три метра. Приходилось действовать издалека, что, несомненно, снижало общую эффективность. Как назло, подул легкий ветер. На беззащитный дом посыпались искры, и в какой-то момент показалось, что битва проиграна. Но Витька самолично, чуть ли не голыми руками принялся гасить паклю в тех местах, где она начинала тлеть. Я окатывал стены водой. Пристроив лестницу, мы полили также и крышу. Дом был спасен, но загорелся сарай, про который в суматохе никто не подумал. Благо, вокруг него лежало еще много снега, и новый очаг был быстро подавлен. Затем мы потушили забор, а когда стало ясно, что противник «выдыхается», кинулись в контратаку и сумели спасти соседскую баню, которая стояла несколько в стороне от прочих построек и горела не так охотно, как остальные.

Все это время приходилось также следить за близнецами, которые, видя, что нам не до них, попытались распутаться и сбежать. Каждые десять минут приходилось отвлекаться и заново стягивать путы, от которых парни старательно избавлялись, пока на них никто не смотрел. Угомонились они, лишь когда разъяренный Витька пальнул над их головами из ружья, пообещав, что следующий выстрел будет не «над», а «в».

Наконец, пламя было побеждено, опасность пожара миновала, и мы, обгорелые, чумазые и надышавшиеся дыма, дружно рухнули на снег в том месте, где он еще оставался. Кайф… Какое здоровское ощущение: ты жив, сделал большое дело — спас дом, рядом друзья, всегда готовые придти на помощь. А враги лежат поверженные и в бессильной злобе грызут мерзлую землю. Вот это досуг!

Но долгого отдыха мы себе позволить не могли.

— Нужно с этими разобраться… — прохрипел Витя, указывая на пленников. — Предлагаю далеко не ходить, здесь побеседовать.

Мы с Максом согласно кивнули: что угодно, лишь бы еще минутку посидеть, перевести дух. Витька поднялся — и откуда у него столько энергии? — пошарив под крыльцом, извлек оттуда связку ключей, после чего отпер дом. Мы вошли внутрь и, убедившись, что все в порядке, ввели братьев Добренко. Те были только «за»: еще бы, без малого два часа на снегу — так и до воспаления недалеко. Но нам было плевать.

Затопили печь.

— Ну, зороастрийцы, огнепоклонники, сами будете рассказывать или с огоньком поспрашивать? С тем самым, что еще на улице тлеет — для вас специально сходим наберем.

— И что же ты, дядя, хочешь услышать?

Парни были совсем молодые, лет по семнадцать, не больше. «Ну да, они же вторыми родились, значит, им семнадцать и есть», — подумал я. Невысокие, щуплые, но на вид — полнейшие отморозки; такие обычно вечерком в подворотне нарочито вежливым голосом просят прикурить. Получится ли их запугать?

— Все хочу услышать, — Витю их апломб не смутил. — Я спрашиваю, вы отвечаете.

— Ну, давай попробуем, дядя, — лениво отозвался один, Петр или Андрей — я так и не понял, кто из них кто.

— Хорошо. Что вы здесь делаете?

— Тупой вопрос, дядя, — усмехнулся тот, что справа. — Как будто ты сам за два часа не понял.

— Ладно, — Витя, как мог, старался сдерживаться, хотя у меня сложилось впечатление, что не будь рядом нас, он порвал бы близнецов в клочья. — Спрошу по-другому: зачем вы подожгли дома?

— А нам это нравится, — пожал плечами второй, тот, что слева. — Спроси вон у своего друга, он тебе расскажет, сколько мы тут всего интересного пожгли. И у вас в гостях тоже не в первый раз уже.

— Я в курсе ваших подвигов, — ответил Витя. — Сейчас вы просто так приехали позажигать или потому что мы здесь?

Занятно, подумалось мне. А я вот не был в курсе, что это именно близнецы поджигают деревни. Хотя, со слов Эльвиры их можно было заподозрить. Не просто же так они пропадали на несколько дней.

— Дядя, тебе, кажется, надо проспаться, — сочувственно заметил «левый». — Ты порешь какой-то бред. Сам посуди: какая радость, когда спектакль идет без зрителей?

— Вы хоть в курсе, чьи дома сожгли? — поинтересовался я. — Марка Володина. Знаете такого?

Парни обменялись испуганными взглядами.

— Вот блин… Точно, здесь же дяди Марка дома…

— Я же говорил, надо было тот, что посередине, поджигать!

— Говорил, говорил… А кто говорил, что надо подальше от этих, чтобы не сразу заметили?

— Что вам сделали старики? — снова вклинился в беседу Витя и, видя, что они не понимают, уточнил. — Которые погибли в деревнях? В том числе и при пожарах.

— Ах, эти… — пожал плечами «правый». — Ну да, бывает иногда. Но они все равно старые уже, пожили свое. А те охотники, которых мы спалили в сторожке, пьяные были: кто же думал, что они не выберутся? Мы даже дверь не подпирали снаружи, честно. Папа очень расстроился тогда… Но вы не думайте, что мы убийцы какие-нибудь: если бы мы хотели вас порешить, то стреляли бы не по вашей лодке, а по вам. У вас в деревне тоже двое сгорело. И тоже по пьяни. Это все водка виновата, она людей губит. И та бабка в Валовниках…

Второй близнец пытался остановить заболтавшегося брата, злобно шикая на него, но без толку: того понесло. А мы стояли с разинутыми ртами и слушали, как семнадцатилетний парень спокойно, будто речь шла о рядовых вещах, рассказывал о «случайно» погибших людях. Слов не было. Наконец, Витька не выдержал и наотмашь ударил говорившего по лицу: тот, как подкошенный, рухнул на пол. Из носа хлынула кровь, запачкав ковер.

— Твою мать, — Витя потер отбитые костяшки. — Теперь не отстирается. Ладно, новый бабушке подарю.

— Зачем ты так? — спросил Макс. — Посмотри, они же больные оба, их лечить надо.

— Их… надо, — прошипел сквозь зубы Витя.

— Правильно, правильно, — поддержал его лежащий, сплевывая кровь из разбитой губы. — Так и надо с нами! Вы же еще всего не знаете!

— Андрей, заткнись! — не выдержал второй, который, выходит, оказался Петром.

— Да, ты прав, брат, — согласился Андрей. — Пусть сюрприз будет… ему.

— Кому сюрприз? — Витя поднял истекающего кровью и приготовился ударить вторично. Тот встретил его взглядом полным спокойствия и презрения.

— Я больше ничего не скажу, дядя. Извини, ты дерешься.

— Он блефует, — предположил я. — Ничего они не знают, он и так все рассказал. Им светит лечебница. А их папе — как минимум, тюрьма за укрывательство.

— Посмотрим, как ты запоешь, когда… — начал было Петр, но вовремя осекся.

— Когда что? — спросил Макс.

Но близнецы молчали, и ничего от них было уже не добиться. Я сел на стул, ребята последовали моему примеру. Пленники остались стоять. Из носа Андрея по капле сочилась кровь, но это никого не беспокоило. Ровно гудела печь, наполняя комнату приятным теплом и изгоняя скопившийся запах сырости.

— Стоят, как святые, — не удержался Витя, злобно глядя на братьев. — Так и не скажешь, что психи.

— У них шизофрения, — вспомнил я слова Эли. Что-то царапнуло в памяти. — Андрей и Петр… А где Павел?

— Павел? — близнецы дружно вытаращились на меня, словно увидели привидение. — Павел…

— Да, Павел.

Кто такой Павел, я понятия не имел, но раз это так на них подействовало…

— Помер Павел… — глухим голосом ответил Андрей.

— Мне очень жаль, — сочувствующе ответил я. — Он был дорог вам?

— Что ты знаешь…

— Знаю, что если он был вам дорог, вы поймете меня. У меня тоже есть люди, которые мне не безразличны.

— Девка что ли? — вскинулся было Петр, но развивать тему не стал: упоминание о неведомом Павле почему-то сломило его. — Тогда торопись. Серега знает про вас. Он сейчас в Пскове, но завтра должен вернуться.