Глядя в будущее. Автобиография

Введение

Это случилось в январе 1977 года, когда меня впервые укусила муха, часто кусающая людей, которым перевалило за пятьдесят: мне захотелось рассказать свою историю, поведать свой опыт другим через 10 лет после того, как я и моя жена Барбара со всей нашей семьей переехали из Хьюстона в Вашингтон, потом в Нью-Йорк, затем в Пекин и опять в Вашингтон.

Время для этого было выбрано как нельзя лучше. Свою общественную карьеру в качестве конгрессмена я начал в январе 1967 года. А в январе 1977 года я закончил ее, или по крайней мере приостановил, прослужив год на посту директора Центрального разведывательного управления. И едва лишь издатель спросил меня: "Не думаете ли вы написать книгу?" — как я уже принялся за дело, набрасывая заметки и наговаривая текст на магнитофонную ленту.

Затем, как это часто случается, когда книга была уже почти готова к печати, произошла забавная история. В июле 1980 года я стал партнером Рональда Рейгана по национальному избирательному бюллетеню республиканцев. А в январе 1981 года был приведен к присяге в качестве вице-президента.

И все же я люблю завершать то, что начал, идет ли речь о политике или автобиографии. Мысль об окончании книги не покидала меня. Фактически она прихватила еще несколько лет, и пришлось включить в нее не только период 1967–1977 годов, но и предшествующие годы, ранний опыт, сформировавший мою жизнь, мои ценности и мою философию.

Спустя несколько недель после того, как эта автобиография была впервые опубликована, я стал кандидатом в президенты; это не было особым политическим сюрпризом года, так как пять наших предшествующих вице-президентов в разных обстоятельствах сделали то же самое.

Линдон Джонсон и Джерри Форд, разумеется, баллотировались уже как президенты — кандидаты в президенты. Уолтер Мондейл баллотировался в 1984 году как бывший вице-президент; то же делал и Ричард Никсон, когда победил в 1968 году Губерта Хэмфри, тогдашнего вице-президента — кандидата в президенты.

Все это привело к одному из первых вопросов, заданных репортерами, когда я прошлой осенью вступил в гонку за президентство. Речь шла о том воздействии, которое мог оказать на мою судьбу прецедент с Ван Буреном.

Мартин Ван Бурен был вице-президентом у Эндрю Джексона с 1833 по 1836 год. Когда Джэксон покинул Белый дом, Ван Бурен заменил его, нанеся поражение Уильяму Генри Гаррисону на выборах 1836 года. С тех пор, напомнили мне репортеры, ни один вице-президент, исполнявший в силу обязанностей функции президента, не переизбирался на президентский пост.

Вопрос: Как я планирую осуществить то, что не способен был сделать ни один вице-президент, баллотировавшийся в президенты после Ван Бурена?

Мой ответ состоял из двух частей. Во-первых, сказал я, обстоятельства, складывавшиеся в избирательных кампаниях прошлого, почти или совершенно отсутствуют в президентской кампании 1988 года. Во-вторых, если бы даже они и возникли, то у меня есть козырной туз: Ширли Маклейн[1], как мне передали, считает, что я был Мартином Ван Буреном в предшествующем воплощении.

Но шутки в сторону. В более серьезном тоне меня спросили, чем президентство Буша будет отличаться от президентства Рейгана. И снова мой ответ состоял из двух частей. Прежде всего я указал на то, что Рональд Рейган и я в основе соглашаемся по всем главным проблемам, которые стоят перед нашей страной. Во-вторых, наибольшее различие между президентством Рейгана и президентством Буша с самого начала будет в ином положении страны по сравнению с тем, в каком она была, когда Рональд Рейган пришел в Вашингтон в 1981 году.

Те, кто в этом году впервые придут к избирательным урнам, тогда были подростками. Наша экономика переживала стагнацию, обремененная инфляцией и высокими процентными ставками. За границей престиж Америки был на самом низком уровне за послевоенный (речь идет о второй мировой войне) период. Вызов, брошенный новым президентом, заключался в том, чтобы оживить экономику и усилить роль Америки как мирового лидера.

Президент Рейган сумел добиться этого и еще многого. В настоящее время мы находимся в середине наиболее длительного из всех зарегистрированных в мирное время периодов экономического роста. За рубежом западное содружество вновь зиждется на прочной основе, и существует надежда на большой прорыв в переговорах с Советами о сокращении вооружений.

Как вице-президент на протяжении последних семи лет я горжусь тем, что являюсь членом администрации, которая достигла таких результатов.

Теперь в качестве кандидата на пост президента я веду кампанию со своей собственной программой лидерства, определяющейся приоритетом номер один для любого американского президента в ядерный век — защитой свободы и обеспечением мира.

Договор по РСМД, который президент Рейган подписал с Михаилом Горбачевым в декабре 1987 года, создал новую основу в американо-советских отношениях. Он предусматривает контроль над вооружениями и открытость. Мы начали испытание — проверку того, подтверждают ли Советы свои слова об открытости делами. И у нас есть основания для надежды. Однако опыт учит нас, что, когда ведешь переговоры с Советами, то оптимизм лучше всего уравновешивать реализмом.

Не будем в конце концов забывать, что именно привело Советы к Договору по РСМД. Сначала, семь лет назад, когда у Советов была монополия на ракеты средней дальности в Европе и президент Рейган предложил так называемый "нулевой вариант", Советы сказали "нет". Мы противопоставили их ракетам собственную систему. Они попытались прижать нас, но президент держался твердо. Только после этого они изменили свой подход.

В этом-то и заключается урок, повторяющий схему, восходящую к началу послевоенной эры. Ведя переговоры с Советами, мы должны действовать с позиции силы, а не слабости. Вот почему для нас жизненно важно продолжать финансирование программы стратегической оборонной инициативы — СОИ. Советы работают над технологией СОИ гораздо дольше, чем мы, и надеются сохранить монополию на космическую оборону. Вот поэтому Горбачев и добивался свертывания нашей программы СОИ в качестве условия подписания Договора по РСМД.

Это ему не удалось. И это ему не удастся, если он выдвинет то же самое требование в переговорах о вооружениях с администрацией Буша. Я решительно поддерживаю создание и укрепление СОИ, так как она обеспечивает оборонительный щит, который создает угрозу для оружия, но не для людей.

Бдительный оптимизм — таким будет кредо администрации Буша в отношениях с Советским Союзом на предстоящие годы. Если советским речам об "открытости" будут соответствовать советские меры, разрешающие строгую проверку, то прогресс может быть достигнут в сокращении как межконтинентальных ракет, так и обычных сил.

Мы можем также работать в направлении уничтожения химического и биологического оружия. Я выдвинул предложение о запрещении химического и бактериологического оружия на переговорах в Женеве в 1984 году. Советы его отвергли[2]. Но, учитывая историю переговоров по РСМД, мы можем надеяться на изменение их позиции и в этой области. Поддающийся проверке запрет на химико-бактериологическое оружие будет одним из приоритетов моей администрации.

Однако американо-советские переговоры являются лишь одним из аспектов контроля над вооружениями. Мы не можем проглядеть ту опасность, которую создает распространение ядерного оружия.

Возможность применения ядерного оружия в региональном конфликте или в террористических акциях создает огромную угрозу миру во всем мире. То, чего двадцать лет назад могла достичь лишь горстка государств, сегодня может быть повторено многими. Но ситуация не является безнадежной при условии реалистической стратегии ядерного сдерживания.

В двусторонних отношениях мы способны прекращать и ограничивать экспорт американской технологии для предприятий, имеющих отношение к ядерной энергии. Некоторые бизнесмены говорят, что такая политика чрезмерно сковывает. Я с этим не согласен. В качестве президента я буду настаивать, чтобы эти меры были решительно усилены. Администрация Буша предпримет также решительные шаги, чтобы вынудить каждое государство присоединиться к Договору о нераспространении ядерного оружия и укрепить Международное агентство по атомной энергии — единственную организацию ООН, которая эффективно выполняет свои задачи.

Международная торговля наркотиками создает другую, не менее опасную угрозу нашей национальной безопасности. За прошлый год 70 тонн кокаина, наркотика, одна унция которого продается в розницу значительно дороже, чем по тысяче долларов, были захвачены федеральной полицией, полицией штатов и местными полицейскими. За последние семь лет, по мере того как наша общенациональная кампания против нелегального распространения наркотиков вырастала в главную внутреннюю войну, были конфискованы сотни тонн кокаина, десятки тысяч тонн марихуаны.

Для ведения этой войны мы назначили более жестких судей, более крутых прокуроров, и процент осуждений возрос с 75 до 84, а осужденные по делам о наркотиках получают ныне сроки на одну треть больше тех, к которым приговаривали виновных в 1980 году.

Однако поток наркотиков, нелегально ввозимых в нашу страну, не иссякает, превращая большие города США в зоны боев, разрушая молодые жизни, развращая нашу систему. Очевидно, нужны более сильные меры, и они должны быть приняты, если мы хотим выиграть это сражение.

Необходимы многонациональные антинаркотические усилия, так как нелегальные торговцы наркотиками не признают государственных границ. Администрация Буша усилит меры по оказанию помощи другим странам в борьбе против этих контрабандистов; мы будем поставлять им для этого катера, самолеты и вертолеты, будем готовить для них специальные антинаркотические подразделения.

В нашей стране я буду добиваться еще более суровых наказаний не только для торговцев наркотиками, но и для тех, кто их потребляет. Но нашей главной целью должно быть серьезное предостережение, а не только наказание: наркоманов нужно сдерживать.

Не следует думать, что эта война может быть выиграна только усилением принуждения. Нам необходимо обновить программу профилактики наркомании и разработать новые методы лечения. Но более всего нам нужно изменить отношение общества к потреблению и потребителям наркотиков. На уровне местной общины это означает поддержку программ по укреплению порядка в наших школах и искоренению насилия на почве наркомании. Мы должны установить четкие границы дозволенного, которые дадут нашему обществу руководящие и дисциплинирующие принципы, необходимые для того, чтобы отвести эту угрозу здоровью нашей нации и тем повысить благополучие страны.

Девяностые годы будут также отмечены вовлечением Америки в глобальное соперничество другого рода, соперничество не только с нашим противником, но и с нашими друзьями и союзниками. Япония, Европа и новые промышленные страны в предстоящем десятилетии будут бросать нам все больший вызов, который подвергнет новым испытаниям нашу способность выдержать конкуренцию.

Чтобы принять этот вызов, некоторые готовы побудить нас к поискам вдохновения в других странах, других укладах и образах жизни. Как один из тех, кто создал сам свое дело с нуля, я не принимаю эту теорию. Я считаю, что лучший и, пожалуй, единственный способ достойно встретить иностранную конкуренцию на международном рынке — это пристально вглядеться в самих себя и найти наше, американское решение.

Американское же решение экономических проблем, которые нам принесут 90-е годы, состоит в том, чтобы повысить внимание к качеству продукции, что может быть достигнуто принятием производственных стандартов, гарантирующих от брака не на 95, а на все 100 процентов. Оно состоит также в улучшении образования и профессиональной подготовки американцев по мере нашего приближения к новому столетию.

Подумайте! Соединенные Штаты тратят сегодня на образование больше, чем любое другое государство на Земле, однако 13 процентов наших семнадцатилетних являются функционально безграмотными. Им недостает такого умения читать, которое необходимо для работы и конкуренции в современном мире.

Образование — это огромный подъемный механизм свободного общества. Он возвышает не только индивидуума, но и все общество. Но чтобы сделать это, образование должно быть строгим, требовательным и приспособленным к нуждам технологического века.

Американские парни не преуспеют в жизни и наша экономическая система не сможет состязаться с другими, если система образования не сумеет привить нашим студентам тех основных ценностей, которые заключаются в упорном труде, уважении к знаниям и в самодисциплине. Именно эти ценности лежат в основе американского решения, нацеленного не только на повышение конкурентоспособности, но и на лидерство в современном мире.

Помимо целей образования, в нашем ответе на вызов 90-х годов содержится задача стряхнуть корпоративный жир с нашего индустриального общества, сделать наши фирмы подтянутыми и стройными, готовыми состязаться за свою долю на мировом рынке.

Это значит сломать барьеры на пути движения товаров и услуг и не допускать введения новых препон.

Это значит уничтожить господство бюрократии, которое ослабляет нашу способность конкурировать в мире.

Если все суммировать, то можно сказать, что нам следует полагаться на побудительные мотивы свободного рынка, а не на щедрость федерального правительства, чтобы снабжать горючим механизм растущей экономики.

Что касается федерального дефицита, то в первый же день президентства Буша я намерен назначить группу уполномоченных, представляющих исполнительную власть на заседаниях высших законодательных органов по бюджетным вопросам. Я имею в виду высший уровень обсуждения проблем дефицита и сбалансированности бюджета. Как президент я возглавлю эту группу уполномоченных исполнительной власти и войду в конгресс с программой, которая призывает к следующему: 1) замораживанию правительственных расходов; 2) предоставлению президенту права вето по отдельным статьям бюджета; 3) недопущению роста налогооблажения.

Повторяю, к недопущению роста налогов! Основная философия администрации Буша будет заключаться в том, что ответ на проблему дефицита бюджета лежит в ограничении правительственных расходов, лучшем использовании тех денег, которые у нас уже есть.

В последние семь лет мы достигли некоторого прогресса в ограничении расточительности правительства, но необходимо сделать большее, если мы хотим решить национальную финансовую проблему. Администрация Буша будет продолжать сокращение слишком щедрых ассигнований на всех фронтах, включая Пентагон. Нашим девизом при снижении правительственных расходов должно быть: "Никаких священных коров!" Поддерживать силу Америки — значит не закрывать глаза на бюрократическое ожирение, где бы оно ни возникало: в министерстве ли здравоохранения и социальных служб или в расточительной системе закупки военной техники и снаряжения.

Новые рабочие места, стимулирование роста экономики, процветание — то есть все, что затрагивает интересы каждого гражданина, — станут экономическими целями администрации Буша. Но процветание в конечном счете не имеет большого значения, если оно не используется для добрых дел. Алчность Уолл-стрита, мелочная торговля в борьбе за влияние в Вашингтоне… Это не только сводит на нет наши достижения, но и унижает нас, когда мы рассматриваем богатство как самоцель.

Стремиться к процветанию ради какой-то положительной цели — значит возвращать известный долг стране, которая дала нам так много. Это значит трудиться ради справедливого общества, свободного общества, ради мира на Земле. Это значит претворять американские идеалы в жизнь, делая ее лучше не только для самих себя, но и для тех, кто оказался менее удачливым.

В эти последние семь лет я узнал не понаслышке, что пост президента не похож ни на одну другую должность. Он дает человеку ни с чем не сравнимые возможности осуществлять моральное лидерство. Президент может задать тон, создать атмосферу, указать жизненные стандарты для всей нации. Как президент я намерен работать в направлении поиска новой гармонии, большей терпимости, понимания, что сущность нашей страны — это партнерство, которое связывает нас друг с другом не только ради материальной выгоды, но ради нашей общей веры в то, что, по словам Германа Мелвилла[3], мы "ведем ковчег всемирной свободы".

Джордж Буш, Вашингтон, апрель 1988 года.