Гнев богини Геры

Глава I Пропавшая лодка

В предзакатный час ему всегда начинало казаться, будто чайки владеют всем миром. С жалобными криками они носились над зеленоватыми морскими волнами, иногда ныряли в них, а потом взмывали ввысь и у них в клювах извивалась трепещущая серебряная полоска. Особенно много их собиралось над лодками рыбаков, возвращающихся домой после лова в открытом море. Самые ловкие и нахальные ухитрялись подхватить рыбу из сети, брошенной на дне лодки. Другие чайки сидели, словно седовласые старцы, на высоких камнях в северной части бухты; поджав одну лапу и не издавая ни звука, они глядели на других птиц, а упорный морской ветерок ерошил их перья.

Голикс никогда не упускал возможности полюбоваться этим зрелищем, хотя видел его уже тысячу раз. Эти храбрые и мудрые птицы всегда восхищали его. Они носились на теплых воздушных потоках, поднимающихся от нагретого за день берега, скользили на бризе, спокойные и уверенные, что рано или поздно получат то, что хотят.

Всякий раз, когда ему удавалось улизнуть из конюшен, он приходил сюда и смотрел на чаек. Он любил сидеть здесь, на краю равнины, круто обрывающейся в море, на своем любимом камне с плоским верхом, до которого почти никогда не добирались морские волны, разве что во время самых свирепых штормов. Берег был каменистый, и над морем торчали другие утесы. Высокие и остроконечные возле берега, по мере приближения к морю они укорачивались, мельчали, словно теряли в битве с волнами свои силы.

«Как похожи они на острые зубы дракона, — подумалось Голиксу. — Они готовы захлопнуться и раздавить любого, кто окажется между ними».

Он нахмурился и обругал себя за такие мрачные мысли.

И все же они никак не оставляли его.

Что-то казалось ему неладно в этом богатом приморском городе.

Все это знали, однако говорить об этом никто не хотел. А если спросить напрямик, они либо заорут на тебя и пнут ногой, либо просто притворятся, что ничего не слышали.

Он пошевелился, разминая затекшее от неподвижности тело, и усмехнулся, когда одна из восседавших на камнях чаек взглянула на него, взъерошила перья и с недовольным видом отвернулась.

— Я вполне могу поджарить тебя на обед, — весело сказал он.

— Эй, — послышался за его спиной насмешливый голос. — Он опять разговаривает с птицами.

Вслед за этими словами раздался глумливый смешок, и Голикc обернулся, в шутку нахмурившись.

На траве сидели трое, пуская по кругу мехи с вином и корзинку свежеиспеченного хлеба. Судя по тому, что они уже не могли сидеть прямо, как ни пытались, и судя по похудевшему бурдюку, валявшемуся на земле, пирушка была в самом разгаре.

Нет, конечно, он не возражал против таких забав. Якс, который работал у оружейника, первым подружился с ним после его приезда, а рыжеволосые сестры-близнецы, Сана и Цира, решили, что Голикс станет их братом — они всегда мечтали о брате.

Ему тоже искренне хотелось стать их братом.

Красавица Цира, на теле которой было больше изгибов, чем у береговой линии, позвала его к ним.

— Мы тут приятно проводим время, Голикс, — заявила она, вытянув губки трубочкой.

— Не то что некоторые — мы довольны своей жизнью и совсем не угрюмые, — подхватила ее сестра Сана

По крайней мере, он подумал, что это Сана. И даже был почти в этом уверен. За все прошедшие месяцы их знакомства он все еще не научился их различать.

Якс, высокий и длиннорукий, с тугой шапкой черных кудрявых волос, швырнул ему винные мехи.

— Голикс вовсе не угрюмый. Просто он предается возвышенным думам. Размышляет о мироустройстве.

— Ой, только не это! — торопливо воскликнула Сана. — Никаких возвышенных дум. Передай-ка мне лучше вино.

Цира показала на горизонт:

— Голикс, там нет ничего, кроме воды. Глубокой воды. Большой воды.

— И рыб, — добавила Сана.

— Ладно, пусть будут и рыбы.

— Но больше ничего.

— Конечно, ничего. Разве что лодки.

— Да, точно, пускай будут и лодки. И птицы.

— Совершенно верно.

Голикс растерянно заморгал и посмотрел на Якса, а тот лишь пожал плечами, отломил немного хлеба, сунул его в рот и стал с ухмылкой жевать.

— В море тоже бывает праздник, — заявила Сана с многозначительным кивком.

— Точно, — согласилась ее сестра-близнец.

— Иногда он получается очень непонятным, как и в нашем городе.

— Точно, получается.

Голикс наполнил свой рот вином, проглотил его, закашлялся и вернул бурдюк Яксу.

— И он тоже требует так много хлопот, — сказала Сана — если это была не Цира.

— И так мало времени на него отпускают.

— Хотя все и восхитительно.

— И страшно.

— Ой, не слишком. Только если не знаешь, что там происходит.

— Ну, это верно.

— Правда, если даже ты знаешь, что происходит, все равно бывает страшновато. Совсем немножко. И это даже прибавляет интереса.

Цира захихикала — если только это была не Сана.

«Я пьянею», — подумал Голикс, прислушиваясь к их хмельной болтовне, и посмотрел поверх их голов на деревья, росшие шагах в двухстах от места их пирушки — высокие и стройные, слегка согбенные от постоянного ветра, с серебристо-зеленой листвой, которая трепетала и что-то непрестанно шептала. Они выстроились в одну шеренгу протянувшуюся с запада на восток, в том же направлении, что и возвышавшиеся над морем скалы. Солнце низко повисло над горизонтом, и изнанка некоторых листьев уже окрасилась золотом.

— Зачем сейчас об этом говорить? — взмолился Якс. — Еще успеем. С завтрашнего дня нам и вздохнуть будет некогда.

Голикс согласился. Он жил в этом городе уже около года, и хотя впечатление от него было до сих пор замечательным, оно постоянно грозило обернуться чем-то совершенно иным. В течение нескольких ближайших недель ему и другим младшим конюхам предстояло освоить нелегкое искусство украшения коней — они учились заплетать их гривы и хвосты, перевивать их шелковыми ленточками и золотыми кисточками — и добиться в этом совершенства. Старший конюх сказал, что все должно быть совершенным; иначе боги останутся недовольными.

Благодаря своему опыту он должен был также объезжать коней. Обучал их выездке, приучал тянуть колесницу, сохранять спокойствие среди бушующей толпы, и это отнимало все его время бодрствования, а возможно, отрывало его и от сна. Так что этот вечер был, пожалуй, последней возможностью для всех четверых немного расслабиться. Теперь несколько месяцев не будет никакого покоя. Или возможности вот так собраться и выпить вина.

Он молча вздохнул и снова посмотрел на море. Слева солнечный диск уже коснулся морской поверхности; справа у берега стояла длинная цепочка вернувшихся с промысла рыбачьих лодок.

Чайки все еще никак не могли угомониться.

Далеко за волноломами в море виднелась одинокая лодка. Ее хозяин, по-видимому, решил забросить в последний раз до темноты сеть.

«Интересно, как там сейчас, на той лодке, что там происходит?» — подумал Голикс.

— Вон он опять куда-то улетел, — сказал Якс, кивком показывая на приятеля, и в его голосе послышалась дружелюбная усмешка.

Каково это быть рыбаком — забрасывать сеть, вытягивать рыбу, плыть по никогда не прекращающимся волнам?

— По-моему, он такой смышленый.

«Цира, — наконец сообразил он, — это Цира. Ее голос всегда с легкой хрипотцой. У Саны он более певучий».

Она считает его смышленым.

Он закатил глаза. «Мне как-то не хочется, чтобы меня считали смышленым. Смышлеными бывают щенки и котята. Или младшие братья. Впрочем, я хочу быть…»

— Он не смышленый, а ужасно невоспитанный, — возразила Сана совсем пьяным голосом.

— Нет, почему же? — возразил Голикс, не поворачивая головы. — Меня просто интересует все на свете. Я очень любопытный. И одна из вещей, которые мне хотелось бы узнать, — что происходит с царицей праздника, когда все заканчивается.

Никто не ответил.

Солнце бросило последнюю полоску огня на поверхность моря, и она упала на одинокую рыбацкую лодку, превратив ее в призрачный силуэт, вырисовывающийся на фоне потемневшего неба.

— Они сразу же уезжают в большие города, например в Афины, — наконец предположил Якс не очень уверенным тоном. — Ведь такие важные птицы, как они, не желают торчать на одном месте слишком долго. Они хотят посмотреть весь мир.

— Почему? Здесь ведь так красиво. Просто… совершенство.

— Ты говоришь, как настоящий селянин, — скучным голосом сказала Сана.

Голикс не повернул к ней головы и ничего не ответил. К тому же он не считал себя селянином. Верно, он вырос в семье людей, работавших на земле, однако в нем рано проявился талант дрессировщика животных, особенно коней. Именно этим он теперь и занимался и именно поэтому его нанял старший конюх — помогать с дрессировкой лошадей, предназначенных для праздника.

Теперь он внезапно понял, почему хозяин и хозяйка близнецов проводят в последние дни так много времени в помещении ареопага — городского совета старейшин, — они хотят, чтобы одна из их служанок стала царицей лета. Честь, которую принесет их дому такое назначение, трудно даже предоставить.

«Знаешь, Голикс, — подумал он, — иногда ты бываешь совершенно тупым. Полнейшим идиотом».

— Послушай, — сказал Сане Якс, — если ты будешь вот такой, нам не удастся повеселиться.

— Он прав. — Цира решила для разнообразия занять чью-то сторону.

Голикс услышал, как Сана что-то забормотала извиняющимся тоном, но не обернулся. Загораживаясь ладонью от последнего яркого луча солнца, он глядел на рыбацкую лодку.

Несмотря на большое расстояние, он начинал понимать, что там происходит что-то неладное.

— Эй, — негромко произнес он.

Море было спокойным, однако маленькое суденышко стало вдруг тревожно раскачиваться.

— Хватит тебе лакать вино, — в шутку заныла Цира и вцепилась в бурдюк. — Отдай его друзьям.

— Я не лакаю, я… пробую, — возразил Якс.

— Ты совсем пьяный, — с отвращением в голосе заявила Сана. И тут же икнула.

Цира захихикала. И тоже икнула.

— Эй, — сказал Голикс погромче.

— Не волнуйтесь, мои красавицы! — великодушным тоном воскликнул Якс. — Вина еще много, его хватит на всех. — Он рыгнул и застонал.

— Отвратительно, — заявила Цира.

— Ужасно, — подтвердила Сана.

Наступили сумерки, однако Голикс, прищурясь и наклонившись вперед, мог бы поклясться, что разглядел в темноте нечто такое, что нельзя назвать частью лодки.

— Эй!

— Что еще? — недовольно проворчала Сана.

Он повернулся к ним и показал рукой на море:

— Глядите!

Цире, казалось, передалась его тревога. Она быстро подползла к нему и коснулась его плечом.

— Что такое, Голикс?

— Вон там, в море, — сказал он. — Видишь?

Загораживаясь рукой от поднявшегося ветра, она вгляделась в темное море и покачала головой:

— Я ничего не вижу.

Голикс медленно опустил руку.

Она права.

Лодка пропала.

Какой получился момент! Он так долго мечтал об этом. Цира совсем близко от него, и ее пышные волосы ласково щекочут его щеку, их плечи касаются друг друга, а запах ее кожи… ах, что может быть слаще в целом свете…

Но лодка исчезла.

И что-то там было неладно.