Год Иова

ОКТЯБРЬ

Окно пекарни жизнерадостно сияет в унылых осенних сумерках. Среди яркого света и блеска стеклянных витрин покупатели выглядят счастливыми. Джуит паркует машину на свободном пятачке в квартале от пекарни, напротив магазинов, где внутри свет уже погасили, и сквозь кроны деревьев видны только яркие вывески. Он не планировал останавливаться у пекарни. Он старается не думать о том, как медленно течёт время. Передача имущества из рук в руки — всегда дело долгое. Это известно всем. Здание старое. Что-то упущено в документах на передачу собственности, что-то оформлено неточно, что-то требует обсуждения. Но всё образуется. Ничего страшного. Однако ему не терпится выяснить, не узнал ли Молодой Джо ещё что-нибудь, что пока не известно ему. Молодой Джо уехал на север и несколько недель ведёт торг с владельцами ранчо, которое хочет приобрести. Однако, проезжая мимо пекарни сегодня, Джуит увидел его в окне за прилавком. Раз Джуит в городе, лишний раз пожать руки не помешает.

— Привет! — Не успел Джуит ступить на порог, а Молодой Джо уже окликает его. — Мистер Джуит.

Он на секунду отвлёкся от пакета с буханкой хлеба, чтобы помахать Джуиту рукой.

— Сегодня у вас бенефис.

Он берёт деньги у женщины средних лет. На ней джинсовый костюм, и, судя по всему, она только что сделала себе химическую завивку. Она искоса смотрит на Джуита и рассеянно улыбается. Кассовый аппарат пищит и стрекочет. Молодой Джой даёт женщине сдачу и жмёт руку Джуиту.

— Вы не могли бы остаться и посмотреть их вместе с нами?

— Я бы с удовольствием, — говорит Джуит.

Питер-Пол и девочка, похожая на Фрэнсис Ласк заняты с покупателями, но бросают ему взволнованные улыбки. Он машет им рукой.

— Боюсь, я пообещал моей сестре тоже самое.

Он видит, как грустнеют их лица, и ему хочется пригласить их всех на Деодар-стрит. Но он не станет. В компании чужих людей Сьюзан не получит удовольствия от фильма. Её будут смущать нога, кривые зубы и очки с толстыми стёклами.

— Она одинока.

— Да, конечно, конечно.

Дама с химической завивкой стоит неподвижно. Молодой Джо протягивает ей пакет и говорит ей спасибо. — Однако нам хочется как-нибудь отметить ваш бенефис. Может быть, сначала поужинаем? — Он смотрит на часы. — Время ещё есть. Выберем какое-нибудь фантастическое местечко. Например, «Ше-Пари» в Кордове? Шампанское?

— Соглашайтесь, мистер Джуит, — усмехается Питер-Пол. — Давайте, давайте.

Всё-таки, он не похож на своего дедушку. Джой никогда бы не стал так шалить.

Джуит качает головой.

— Я обещал приготовить ужин моей сестре. В машине полно всякой всячины.

Джо упаковывает пирог с лимоном и меренгой и протягивает коробку розовощёкому старику в бейсболке с надписью «Доджерс».

— Берите сестру с собой.

— Она не поедет. У неё больная нога, и она стесняется, — говорит Джуит. — Послушайте, мне ужасно жаль. Если бы я знал наперёд, мы могли бы это запланировать.

— Надо было вам позвонить.

Молодой Джо оборачивает верёвкой коробку с надписью «Пфеффер». Он делает узел и обрезает верёвку. — Пока я был в отъезде, накопилось столько бухгалтерской писанины. Знаете, этот дурацкий компьютер вовсе не экономит время. Я уже потерял счёт дням. Послушайте, — он отдаёт старику в кепке «Доджерс» сдачу, вручает ему коробку с пирогом и называет его мистер Ласорда — видимо, это шутка, которая нравится им обоим, — надо непременно обдумать, как нам это дело отметить.

— Ничего нового от юристов?

Молодой Джой вздыхает и пожимает плечами.

— Когда узнаем, тогда и узнаем — вот всё, что я понял с их слов. Что ж, торопиться не будем, верно?

Покупатели у кассы уже толпятся. Стрелки настенных часов показывают без пяти семь. Молодой Джо занят. Он украдкой говорит Джуиту:

— Я прошу прощения. Не могли бы вы подождать пять минут?

— Да я, пожалуй, пойду, — говорит Джуит.

Он оглядывается на Питера-Пола и девочку, похожую на Фрэнсис Ласк, но они тоже заняты за прилавком и уже не замечают его.

— Ну, что ж, всем доброй ночи, — прощается с ними он и выходит на прохладную вечернюю улицу. Они отзываются ему вслед: «Счастливо вам. Доброй ночи». Хорошо, что они не знают выражения «сломайте ногу». Оно всегда напоминало ему о несчастном случае во время катания на лыжах, который положил конец всем надеждам Сьюзан. Его глазам часто представлялась картина, как она, скорчившись, лежит на снегу, там, где они нашли её после столь долгих поисков. Она не звала на помощь. Ей было слишком стыдно. Ей не хотелось, чтобы её нашли. Ей хотелось, чтобы ночь спрятала её от посторонних глаз. И чтобы она там и умерла — в холоде и темноте.

Теперь она добродушно и радостно открывает ему дубовую дверь и берёт у него из рук один из пакетов, с которыми он так долго поднимался по тёмным ступенькам к крыльцу, откуда ему приветливо светил знакомый огонёк.

— По-моему, это несправедливо, — говорит она, ковыляя мимо дедушкиных часов, дверей гостиной и пустого станка на кухню. — Блистательной знаменитости приходится тащить продуктовые сумки в день своего бенефиса.

Она ставит свой пакет на буфет рядом с раковиной.

— Элизабет Фэйрчайлд. Мой брат, Оливер.

За карточным столом, на котором стоит чайник, чашки с блюдцами, чайные ложки и тарелка с остатками пирожных, сидит угловатая женщина. На ней синие джинсы и полинявшая от множества стирок синяя водолазка. Она выгибается и крепко жмёт Джуиту руку своей большой и сильной рукой. Её седые волосы расчёсаны посередине и заколоты по бокам. На водолазке видны следы кошачьих лап. Зубы у неё лошадиные, но улыбка искренняя.

— Я хотела уйти. Этот вечер для вас двоих особенный. Посторонние не нужны.

— Я не отпущу её. — Сьюзан открывает пакеты с продуктами. — Надо же вам было когда-нибудь встретиться. Вы мои лучшие друзья.

— Вы приносите замечательные цветы, — говорит Джуит. — Они мне очень нравятся. Они хорошо действуют на Сьюзан.

— Когда на душе паршиво, — говорит Элизабет Фэйрчайлд, — всегда хочется, чтобы кто-нибудь принёс что-нибудь зажигательное.

На спинке её стула висит военный жакет с защитным рисунком. Она накидывает его себе на плечи и застёгивается.

— Теперь, Сьюзан, я уже точно пойду.

И она широкими шагами направляется к кухонной двери, Карманы её жакета отвисают, и в них что-то позвякивает. Цепи для собак?

— Наслаждайся компанией этого красивого мужчины.

Она усмехается и выразительно подмигивает Джуиту.

— Тебе может позавидовать любая женщина, — краснеет она.

— Останься и поешь с нами, — говорит Сьюзан. — Взгляни на все эти вкусности. Он всегда так много приносит.

Она смотрит на горку, которую вывалила на буфет. Джуит кивает.

— Кроме того, — Сьюзан переводит взгляд на долговязую женщину, — если ты вернёшься к своим лошадям, собакам и кошкам, то забудешь включить телевизор.

— Это невозможно. Мой муж помешан на «Тимберлендз». Если он узнает, что сегодня я познакомилась с вами, он поперхнётся своими пищевыми добавками.

Элизабет Фэйрчайлд ускакала по коридору. Её голос слышится из гостиной:

— Мои поздравления, Оливер. Я очень рада за вас.

— Спасибо, — откликается он, слышит как за нею захлопывается дверь, чувствует, как она за нею захлопывается, чувствует, как от этого затрясся весь дом. И снова он с беспокойством думает о термитах, прогнивших балках, о том, какой дом старый. Нельзя допустить, чтобы дом рухнул. Последнее время он часто думает о том, чтобы обратно переехать сюда жить. Он плохо переносит одиночество в квартире в Мар Виста, где рядом уже нет Билла. Он мог бы снять комнату над пекарней. Но он не станет говорить о своём желании переехать в дом со Сьюзан — не сегодня. Может быть, никогда. Вдруг она согласится из вежливости, а позже это обернётся ошибкой? Ему не хочется испытывать судьбу в отношениях со Сьюзан. Если он причинит ей боль снова, то не вынесет этого.

— Мартини? — спрашивает он.

Сьюзан мыла чайный сервиз под сильной струёй горячей воды. Её жизнь в Нью-Йорке была насыщенной. Она убавила в весе, но стала смелее. В дорогих манхэттенских ресторанах она сделала для себя открытие, что мартини подстёгивает аппетит. Джуит давно говорил ей об этом, но без толку. Теперь, она охотно кивает ему.

— С удовольствием. На свете нет ничего постылее чая. — Она гремит чистыми чашками и блюдцами, убирает их в буфет. — Я предложила ей стопочку белого вина. Она так на меня посмотрела, будто я предлагаю ей прыгнуть в преисподнюю. Она думает, если животные не пьют вина, значит оно ядовито.

— Я рад, что она не осталась на ужин, — говорит Джуит. — Наверное, она вегетарианка.

Сьюзан смеётся и хлопает в ладоши.

— Никогда об этом не думала, но уверена, что ты прав.

Она смотрит на упаковки с мясом и овощами, притрагивается к ним то с одной, то с другой стороны.

— Могу ли я помочь тебе с ужином? Может, мне заняться фасолью?

Он вынимает из холодильника бутылки джина и вермута и смотрит на неё. Как приятно видеть её в хорошей форме и как больно осознавать, что это продлится недолго. Он прячет голову за дверью холодильника, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы.

— Неплохая мысль, — говорит он, высвобождая кубики льда из ячеек лотка.

Первая серия «Тимберлендз» с его участием оказалась хуже, чем он ожидал — впрочем, ожидать лучшего было трудно. Он уже привык к приевшимся ситуациям, которыми пичкают все сценарии, к объезженным диалогам, к механическим жестам, к манере игры, когда нужно либо равнодушно мямлить, либо биться в истерике с выпученными глазами. Видя, как он сам на полном серьёзе произносит эти напыщенные реплики, он невольно вздрагивает. Однако не стоит досадовать на то, чего нельзя изменить. Это по-детски. С незапамятных времён театр выживал на третьесортных постановках. Актёр, который отказывается играть что-либо, кроме Софокла, Шекспира, Ибсена, Чехова, Шоу, Беккета или Пинтера, вынужден голодать.

И Элен Ван Сикль, и Арчи Уэйкмен, и другие актёры из «Тимберлендз», и сценаристы, и режиссёры, и продюсеры — все они относились к происходящему с таким же пренебрежением. Однако пренебрежение это перемежалось у них с нездоровым весельем. Джуит себе этого позволить не мог. Он относился к роли Дади Юлиуса так, как если бы эта роль была приличной. Сознавая, что талант его себя изживает, он не хотел его предавать, равно как и Бога, который наделил его этим талантом. Он делал всё, что мог. Чтобы улучшить самочувствие, он смотрит на Сьюзан. Она лежит на кровати, в комнате, полной радужных теней. Закинув руки за голову и опершись на подушки, она бессовестно поглощена фильмом. Она замечает его взгляд. — Ты здесь такой сухой и занудный! — смеётся она.

— Каждый собственник должен уметь обманывать, — говорит Джуит. — Советую тебе отнестись к Дяде Юлиусу скептически.

— Тише.

Уставившись на экран, она морщит лоб и поднимает руку.

— Он снова начался.

Она складывает руки крест-накрест и потирает ими плечи. На лице её испуганно-восторженное выражение. Он помнит это её выражение с самого детства, когда долгими дождливыми вечерами он читал ей Эдгара Алана По, придавая своему голосу такой устрашающий оттенок, что порою им сам побаивался его. Какими бы долгими те вечера не казались, они слишком быстро заканчивались, думает он, вспоминая об этом теперь. Сидя на жёстком стуле возле кровати, Джуит задаёт себе вопрос, закончится ли когда-нибудь этот вечер. Украдкой он смотрит на часы и еле слышно с недовольством вздыхает. Но тут фильм заканчивается, Джуит вскакивает на ноги и выключает телевизор.

— Потрясающе! — восклицает Сьюзан. — Ты был великолепен.

Он качает головой и грустно смеётся.

— Спасибо на добром слове. Я играл ничуть не лучше других. Такова вся моя жизнь. Ну ничего. Из меня выйдет неплохой пекарь.

— Ерунда. Ты сыграл очень живо. Я поверила в каждое твоё слово и в каждый твой жест.

Она задумчиво на него смотрит.

— Ты был совершенно не похож на себя. Как тебе это удалось? Быть таким холодным, высокомерным?

Он играет бровями.

— Должно быть, это моё настоящее лицо.

Она возмущённо фыркает и кидает в него подушку. Он ловит её.

— Как на счёт бренди на сон грядущий?

— А можно мне горячего шоколада?

Он смеётся.

— Радость моя.

Он вспоминает, как впервые готовил его на кухне. На этой кухне. Для неё. У матери горячий шоколад всегда получался недостаточно сладким. Он всегда добавлял больше сахара и опускал в чашку алтей. «Гедонизм», — заявляла Элис Джуит. Без шуток. Однако она никогда не останавливала его, если он брался готовить. Если готовили другие, она могла отдохнуть. Она не любила готовить, и это никогда не выходило у неё хорошо. Джуит говорит: — Но у меня нет алтея.

— Вот чёрт, — отвечает Сьюзан. — Что ж, — она слезает с кровати и идёт включать новости, — смиримся с этой маленькой неприятностью.

Он достаёт с полки коробку какао, вынимает из холодильника красно-белый пакет молока, наливает молоко в глубокую алюминиевую тарелку, которую помнит с детства. Из кухни он слышит голос Президента. Он льётся проникновенной траурной музыкой, голос самодовольного актёра, который играет новую роль. Джуит слышит злобное скандирование молодёжи, осаждающей перехваченные цепями ворота американского посольства в Тегеране. На плите возникает кольцо голубого пламени. Он ставит на слабый огонь кастрюлю с молоком и насыпает шоколадный порошок в кружки.

Он наливает себе бренди. И беспокоится. Увы, на экране он в точности соответствовал отзыву, который услышал от Сьюзан. Он помешивает молоко, хмурится, вспоминает взволнованный отзыв в утреннем номере «Таймс». «Для сериала, который до этого отличался лишь беззастенчивой вульгарностью, его игра пугающе интеллектуальна и тонко прочувствована». Его работу охарактеризовали так, словно он не имеет никакого отношения к «Тимберлендз». А он никогда и не думал иметь к ним какое-то отношение. Он пытался играть так же грубо, как и остальные актёры. Но у него так не получилось. Увы, это может положить конец его съёмкам в «Тимберлендз», а ведь тогда затея с пекарней окажется далеко за пределами осуществимого.

Над поверхностью молока занимается пар. Судьба продолжает шутить с ним — раньше он никогда не играл достаточно хорошо, чтобы выделяться. Теперь, когда посредственность — единственное, что от него требуют, он выделяется. Но это не смешно. По краям молока появляются пузырьки. Он снимает кастрюлю с огня и выключает горелку. Он наливает молоко в одну из кружек, размешивает шоколадный порошок. И слышит голоса. Голоса живые, это уже не телевизор. На крыльце слышатся шаги. Сдвинув брови, он ставит кастрюлю на плиту и выходит в коридор.

— К нам кто-то идёт, — говорит Сьюзан.

— Слышу, — говорит Джуит. — Кто бы это мог быть?

Разумеется, это Молодой Джо Пфеффер, Питер-Пол и девочка, похожая на Фрэнсис Ласк. Вечер похолодал, поэтому они пришли в куртках. Щёки Питера-Пола раскраснелись, как у младенца с рождественской открытки. У девочки и тщедушного Джо покраснели носы.

— Вы были великолепны, — смущённо усмехается Молодой Джо.

В руках у него большая круглая коробка.

— Великолепны, — с такой же смущённой усмешкой вторят ему ребята.

— Мы придумали, как отметить, — говорит Молодой Джо.

— Мы принесли вам торт, — говорит девочка.

Питер-Пол поднимает тяжёлую зелёную бутылку. Тусклый свет крылечного фонаря заиграл на ней огоньком. — И шампанское, — говорит он.

Джуит, наконец-то, приходит в себя от удивления. — Проходите, — говорит он.

Он обеспокоен, тем как к гостям отнесётся Сьюзан. Следом за ним гуськом они входят в гостиную, не видавшую вечеринок уже многие годы. Он зовёт Сьюзан:

— Это Пфефферы. Из пекарни. Они в праздничном настроении. Составишь ли ты нам компанию?

Он принимает из рук Джо Пфеффера круглую коробку, в которой находится торт. Отодвигает ногой обёрнутый фольгою горшочек с цветком, только что принесённый Элизабет Фэйрчайлд, и ставит коробку на чайный столик. К своему удивлению, он слышит из коридора приближающиеся шаги Сьюзан. Клак-клак. Клак-клак. Она появляется в прямоугольном дверном проёме. Позади неё открыты застеклённые двери в столовую, где стоит ткацкий станок. Она улыбается. В толстых стёклах её очков появляются отблески лампы, и её лицо становится похожей на фонарь из тыквы для Дня Всех Святых. — Привет!

В её голосе чувствуется приобретённый в Нью-Йорке шарм знаменитости. И каждый гость чувствует, что она обращает своё тёплое приветствие к нему лично. Он восхищается ей.

— Так приятно, что вы пришли. Не правда ли, серия была превосходна?

— Просто превосходна, — говорят они хором, снимая куртки.

— У нас есть торт, — говорит Джуит. — И шампанское.

Он подходит к ней и целует её в щёку.

— Я сейчас принесу бокалы, блюдца и ложки.

— А можно я открою шампанское? — говорит Питер-Пол.

— Можно, но только на крыльце, — говорит ему Молодой Джо. — Чтобы пробка не попала никому в глаз.

Вся посуда была из разных сервизов. Он достаёт несколько блюдец с обколовшимися краями и несколько бокалов, усыпанных крошками тёртого сыра. (Что, интересно, Сьюзан делала с этими винными бокалами?) Джуит чувствует, как со сторону входной двери в дом врывается поток холодного воздуха. С улицы донёсся громкий хлопок, и все засмеялись от удивления. Он достаёт нож и вилки и, прижимая всё это к своей груди, возвращается в гостиную комнату. Не успел он войти, как услышал восторженный возглас Сьюзан.

— Оливер, иди посмотри!

Он выходит из столовой. Она стоит рядом с Питером-Полом, который так прижимает к себе бутылку, словно кто-то хочет её отнять, и лучезарно улыбается Джуиту, как будто это — её седьмой день рождения. Она довольна и сияет от радости. Она указывает на торт.

— Погляди, что испекли эти милые люди. Правда, славно?

Нагруженный стопкой фарфора, стекла и столового серебра, он подходит и смотрит. Круглый обильно украшенный торт, двадцати сантиметров высотой. Края обрамлены соснами, верхушки которых покрыты инеем. У подножья заснеженных гор среди возвышающихся сосен стоит особняк из «Тимберлендз». Надпись над ним гласит «Нашему любимому тимберлендцу». А внизу выведено «Сломайте ногу!» Он не видит выражения своего лица, но, кажется, оно их разочаровывает.

Тихим, встревоженным голосом, девочка, похожая на Фрэнсис Ласк, говорит:

— Это говорят актёрам на бенефисе, да? «Сломайте ногу»? — Именно так.

Джуит дарит ей самую тёплую улыбку. Ей, и всем остальным.

— Огромное вам спасибо. Это так замечательно, — стаканы и блюдца скользят и звенят у него в руках. — Кто-нибудь, ради Бога, возьмите, пока это всё не упало.

В кресле Джуита сидит Билл. Его подбородок покоится на груди, ноги на туалетном столике, рука на телефоне. Он спит. На коленях лежит открытый журнал. В темноте большой комнаты светится экран телевизора. Звук очень тихий. Джуит стоит на пороге спиною к холодной ночи и смотрит. В какой-то миг он почувствовал, что вот-вот заплачет от счастья. Но потом тихонько смеётся, качает головой и закрывает дверь.

На жёлтом конверте «Вестерн Юнион» Билл записал имена и номера телефонов. На конверте стоит стакан, в котором тает кусочек льда. Джуит поднимает стакан и определяет запах. Конечно же, скотч. Он ставит стакан на откидную крышку секретера, кладёт туда новый кусочек льда, наливает скотча и ставит стакан рядом с Биллом. К руке, лежащей на телефоне, он прислоняет холодное донышко стакана. Билл просыпается. Он смотрит на Джуита. Лицо его освещает тусклый свет лампы.

— Ну, здравствуй, — говорит он.

Он смотрит на часы.

— Я посмотрел, — он зевает, потягивается, встаёт с кресла, усмехается, обнимает Джуита, целует его. — Ты был великолепен. Ты знаешь об этом? Все остальные были такими куцыми. Ты видел статью в «Таймс»? Они тоже так думают.

Он делает шаг назад, берёт Джуита за плечи, изучает его, сияет от радости.

— Как твои дела? Всё хорошо? Ты выглядишь усталым.

— Я не чувствую, что устал, — говорит Джуит. — Не сейчас.

Он даёт Биллу в руки его стакан, нагибается, поднимает жёлтый конверт, читает имена, записанные карандашом.

— Ты отвечал на звонки?

— Все они тебя поздравляли, — говорит Билл. — Где ты был? У Сьюзан?

Большинство имён ему знакомо. Самое приятное — Рита Лопес. С улыбкой он думает, что позвонит ей завтра утром. Но он знает, что не позвонит. Телеграмма от Зигги Фогеля. «Я ЗНАЛ, ЧТО БЫЛ ПРАВ. ТЫ ОКАЗАЛСЯ САМЫМ ЛУЧШИМ АКТЁРОМ НА ЭТИХ СЪЁМКАХ. ВПЕРЕДИ ЕЩЁ ДОЛГАЯ РАБОТА. БОГ ТЕБЕ В ПОМОЩЬ». Джуит сворачивает телеграмму и кладёт обратно в конверт. — У Сьюзан, — отвечает он и снова отходит в тень, чтобы налить себе бренди. — Ты читал о ней статью в «Ньюсуик»? Там напечатали прекрасные репродукции её работ. — Теперь она, наверное, миллионерша. Когда же она наймёт себе повара, уборщицу и шофёра?

Билл пересел в своё кресло и включил над собою лампу.

— Когда она даст тебе передышку?

Джуит возвращается и со вздохом садится в своё кресло.

— У меня была передышка, когда она летала в Нью-Йорк. Но я не был в восторге. Моя жизнь всё это время была пустой.

Он улыбается и поднимает стакан за здоровье Билла.

— Я рад, что ты вернулся.

— Я попытался жить без тебя, — говорит Билл. — Это всё равно, что жизнь без руки или без ноги.

Он закуривает сигарету и придвигает пачку Джуиту. Тот выпускает её из рук. Пачка падает на пол. Прежде чем он успевает поднять её, Билл становится на колени, поднимает её и протягивает ему. Он стоит на коленях и смотрит, как Джуит закуривает. В тусклом свете лампы он выглядит таким же, как в день их знакомства. Взгляд его полон нежности.

— Я люблю тебя, — говорит он.

Джуит мог бы сказать: «Ты любишь Дядю Юлиуса. Ты любишь мою фотографию в «Таймс». Ты любишь звонки и поздравления от знаменитостей». Но он не может сказать подобных вещей. Вместо этого, он улыбается и взъерошивает Биллу волосы.

— Ах, Билли, — говорит он. — Ты разбил мне сердце.

Глаза Билла сверкают от слёз. Он целует Джуиту руку.

— Ты сделал мне больно.

Со слабым дрожащим вздохом он выпускает его руку, встаёт на ноги и падает в своё кресло.

— Ты всё ещё хочешь купить эту чёртову пекарню. Да? Знаешь, в совете проголосовали против кондоминиумов. Мы можем жить в нашей квартире, как прежде.

— Если ты хочешь, — говорит Джуит. — Но отсюда далеко до пекарни. Каждое утро мне придётся проезжать по множеству дорог. На бензин будет уходить куча денег. Думаю, мы могли бы купить тебе магазин в Пердидосе. Тебя это устроит?

Билл откладывает сигарету. Он потягивается и зевает. Он усмехается. Джуит знает, что означает такая усмешка. Ошибки тут быть не может.

— Знаешь, чего я хочу?

Джуит смотрит ему в глаза и тихонько прыскает со смеху. Он отставляет стакан с бренди, откладывает сигарету и выключает лампу. Он встаёт, выключает телевизор, обнимает Билла и поднимает его из кресла. Билл сжимает его в объятиях. Их губы сливаются в бесконечно долгом и ненасытном поцелуе. По тёмному коридору они идут в спальню.

Утром Джуит приносит Биллу кофе и будит его. Билл берёт свою кружку с литерой «О». Он сонно улыбается, гладкий, загорелый, обнажённый, прекрасный. Но тут он хмурится.

— Ты выкрасил комнату. А где постеры?

Голый Джуит возвращается в постель и целует Билла в плечо.

— Ты не хотел забирать их, помнишь?

Билл застывает. Он напрочь забывает о кружке. Она чуть наклоняется. Струйка кофе стекает по его руке и капает на простыню.

— Куда ты их дел?

— У тебя льётся кофе.

Джуит берёт из его рук кружку и ставит на тумбу возле кровати. Он идёт в ванную и отрывает немного туалетной бумаги. Когда он возвращается, Билла в постели нет. Джуит догадывается, где Билл: из гостиной доносится грохот пустых ящиков бюро. Билл открывает их и захлопывает. Билл возвращается с пустым ящиком в руке. На Билле лица нет. На гладком краешке ящика играет утренний свет. Билл говорит:

— В бюро пусто. Что ты со всем этим сделал?

— Всё, что там лежало — это не я, Билл.

Джуит бросает комок туалетной бумаги, которой он промокал кофе, в пепельницу. Тут он садится на свою половину кровати, внезапно чувствуя себя усталым и слабым.

— Я — сижу перед тобой.

Билл ничего не говорит, а только смотрит несчастными глазами. Джуит тихо говорит ему:

— Я всё это сжёг, Билли. В тот день, когда я приезжал к тебе в магазин. Я отвёз всё это на пляж и сжёг.

Из пекарни он приносит домой запах дрожжей и ванили. С самого рассвета Питер-Пол шаг за шагом показывал и объяснял Джуиту, как работать, и одновременно работал сам в светлой и жаркой кухне пекарни. У актёров большая часть дня занята ожиданием. Пекарю иной раз не хватает времени на сон. Спина его болит, ноги ломит, руки, словно, отсохли. Автоматы не контролируют всего полностью — ничего похожего.

На нём были белый передник и белый накрахмаленный колпак. Наверное, запахи дрожжей и ванили исходят не от волос и одежды, а просто остались у него в носу и во рту. Он был уверен в одном. Той ночью у Скиппера Билл ошибался. Джуит не растолстеет от поедания невостребованных свадебных пирогов. Он сомневается, что ещё когда-нибудь съест пирог, тем более ванильный. А как на счёт хлеба? Он усмехается. Пожалуй, он войдёт в историю самым худым пекарем.

Он заехал в подземную автостоянку в под домом в Мар Виста. Уже темнеет, но уличные фонари ещё не горят. Потолок стоянки поделён пополам рядом люминесцентных ламп. Он ставит машину за красной линией под надписью ДЖУИТ-ХЭЙКОК. Он выключает мотор и тупо смотрит на имена. Теперь уже нет смысла менять вывеску. Как только сделка с пекарней завершится, Джуит в любом случае уедет отсюда.

Он выбирается из машины, запирает её, и выходит наружу. Дневной свет меркнет, а с моря, которого из Мар Виста не видно, постоянно дует холодный ветер. Он поднимается по бетонным ступенькам к стеклянным дверям вестибюля. Его касаются большие, плоские и холодные листья растений. Он хочет выпить и принять душ. Он едва ли что-нибудь ел за весь день, однако, после того, как он помогал готовить эти груды буханок, батонов, кексов, тортов, пирогов, пирожных и круассанов, ему уже не хочется есть.

Да и верно ли сказать «помогал»? Вряд ли. Большую часть времени он просто мешался под ногами. Питер-Пол не сказал ему ничего подобного. Он был погружён в работу, не улыбался, но не грубил. Джуит ожидал, что его будет обучать Молодой Джо. Похож Питер-Пол на дедушку или нет — это ещё неизвестно. В какие-то минуты, из памяти Джуита исчезали сорок лет, и Питер-Пол становился Джоем, а Джуит молодым Оливером, тоскующим и влюблённым. Хорошо, что это прошло. Он вставил ключ в замок застеклённой двери и услышал своё имя. Он недовольно вздыхает и оборачивается.

На другой стороне улицы стоит Лэрри Хэйкок и машет ему.

— Мистер Джуит! Подождите!

Лэрри ждёт, пока мимо проносится череда автомобилей, затем перебегает дорогу. В коротких шортах и жёлтой майке он выглядит привлекательным, но холодным. Его длинные волосы развеваются на ветру. Он шагает через ступеньку. Он тяжело дышит и откидывает пальцами упавшие на лицо волосы.

— Там мама. — Лэрри указывает через дорогу.

Из ржаво-красного «Валианта» шестидесятых годов выходит Шерри Ли. Она в тёмных очках, слаксах, в коротком пальто на искусственном меху и в туфлях на высоких каблуках.

— Маме нужно с вами поговорить, — произносит Лэрри.

Джуит смотрит на его обнажённые сильные загорелые руки.

— Холодно, правда?

— Здесь всегда несколько холоднее, чем в ваших краях, — говорит Джуит. — Это морской ветер.

Он строго смотрит на Лэрри.

— Что случилось? Что-нибудь с Биллом?

— Нет, — Лэрри удивлённо наклоняет голову. — Вы бы узнали раньше. Как бы мы об этом узнали? — Он моргает пустыми карими глазами.

Движение прекратилось. Высокие каблуки Шерри Ли застучали по мостовой. Клик-клик-клик. Её мускулистых икр не видно под слаксами, но Джуит их живо представил себе. Она идёт быстро. Она поднимается по ступенькам. — Мистер Джуит, пожалуйста, помогите мне. — Голос её всё такой же хриплый. — Этот сукин сын — он всё-таки это сделал.

— Шерри Ли, — говорит Джуит. — Мы с Биллом уже не живём вместе. Мы с вами больше не в родственной связи.

Она даже пошатнулась от удивления. Лэрри хватает её за локоть, чтобы они не рухнула со ступенек.

— Эй, мам, — говорит он. — Ты в порядке?

— Вы хотите сказать, — сдвинула она тёмные очки на лоб, — что выгнали моего Билли, как только стали богатым и знаменитым? Это после того, как он столько времени путался с вами и платил по счетам, когда вам не давали ролей?

Она смотрит на него маленькими ввалившимися глазами и злобно хлопает длинными чёрными накладными ресницами.

— И вы не хотите помочь его матери, когда она попала в самую страшную переделку в своей жизни?

Легенды о жертвах, которые приносил Билл, чтобы накормить и приютить Джуита, остались ещё с тех давних пор, когда Билл общался с Шерри Ли и компанией. На самом деле, Билл говорил своей матери только о том, что Джуит его не содержит. Мысль о том, что её милый Билли живёт как мальчик на содержании у какого-то голубого актёра, приводила её в ужас. Билл уверял её, что работает и оплачивает все счета поровну с Джуитом. Джуит уже ни раз слышал, как звучат факты в толковании Шерри Ли. Подобное толкование фактов она придумала не нарочно для этой встречи, однако нынешнему положению вещей оно ещё хоть как-то могло подойти.

— Входите, — устало произносит Джуит и открывает перед ними тяжёлые застеклённые двери. Он держит двери, и они входят, укрываясь от холодного ветра. Когда они оказываются в квартире, Джуит говорит:

— Я не выгонял Била. Он ушёл сам. Он устал от меня. Я слишком стар для него.

Он не упомянул о пекарне.

Шерри ли вряд ли хватило бы терпения это осмыслить. В квартире тепло и приятно. Он помогает Шерри Ли снять пальто.

— Хотите немного кофе?

Она никогда не была в этой квартире. Снимая с головы платок, она оценивает её взглядом.

— Кофе, пожалуй, подойдёт, — брюзгливо отвечает она. — Лэрри, пойди и приготовь мне кофе.

— Может, вам лучше немного выпить? — Джуит смотрит вслед Лэрри, который отправляется на поиски кухни. — Сам я собирался выпить. У меня был длинный и трудный день.

Шерри Ли медленно делает круг по комнате, задумчиво барабаня очень длинными ногтями с красным маникюром по красивой старинной мебели.

— Не знаю, что нашло на этого мальчика.

Скорее она говорит это сама себе, нежели собеседнику.

Я уверена, что не оставила бы здесь этих вещей. В «Плэйбое» написано, что голубые живут лучше других людей. Но потому, что они живут только для себя. — Она плюхается на диван и кладёт платок в сумку. — Спасибо, никакой выпивки. За всех нас пьёт Долан.

Она вынимает из сумки одноразовую пластмассовую зажигалку, достаёт сигарету, закуривает, бросает зажигалку обратно и смотрит на Джуита сквозь дым. — Мы ждали вас целый час. В программе на неделю я прочитала, что актёры рано уходят на работу. Я решила, что они и приходят рано.

— У нас много сверхурочной работы, — говорит Джуит.

— На телестудиях работают парикмахеры, — говорит она. — Не могли бы найти мне работу на студии? Тогда Долан, наконец, перестанет ломать моё оборудование. Студии охраняются. Я где-то читала, что посторонних внутрь не пускают.

Джуит прислушивается к шумам, которые доносятся с кухни. Лэрри не спрашивает его, где что лежит. Судя по этим шумам, он всё делает правильно. Джуит подходит к бару и наливает себе скотч.

— Боюсь, среди студийных парикмахеров у меня нет знакомых, которые могли бы помочь. — Он садится в своё кресло и закидывает ноги на туалетный столик. — Что в этот раз натворил Долан?

— Квалификации у меня достаточно, — продолжает она, — если вы волнуетесь из-за этого. Косметологом я работаю с шестнадцати. Список рекомендаций у меня такой же длинный, как ваша рука.

— Я уточню, ради вас, — солгал Джуит.

— Теперь расскажите, какие у вас проблемы. Вы проделали такой долгий путь.

— Ну, не спешите так, — говорит она раздражённо. — Сначала я должна объяснить.

Она ждёт, что он скажет. Он молчит. Ему выгодно, чтобы она испытывала неудобство. Она смущена — потому и агрессивна. Она недовольно смотрит мимо него и кричит:

— Лэрри, мы будем пить кофе или не будем?

— Пока не готов.

Голос его доносится не из кухни. Он осматривает квартиру. Джуит удивлён, но не беспокоится. Лэрри не похож на Долана. У Лэрри есть работа. Он не собирается ничего красть. Остаётся неясным, в чём причина его любопытства. Однако Джуит уверен, что если он спросит об этом мальчика, тот скажет ему правду. Джуит слышит, как кеды Лэрри шагают по коридору.

— Мистер Джуит, вы не против, если я схожу в туалет.

Как сочтёшь нужным, — улыбается Джуит.

Он потягивает скотч, закуривает сигарету и говорит Шерри Ли:

— Я слушаю.

— Hу…

Она кладёт ногу на ногу и тут же меняет ноги, вертит в пальцах сигарету, стряхивая её над пепельницей, что стоит на краю дивана. Её сумка лежит на бедре. Она перекладывает её на другое бедро, словно это она источник её неудобства.

— Я долгое время копила деньги. Чтобы купить собственный салон.

Джуит смотрит на неё. Он вспоминает, и она, видимо, догадывается, что он вспоминает те бесчисленные звонки, сперва Биллу, а потом Джуиту, с просьбами дать ей денег, чтобы выручить из беды её или Долана или Грэмпа и Грэн или замужнюю дочь или родного сына или больного ребёнка. Он вспоминает бесчисленные чеки, которые он ей выписывал.

— Долгое время?

— Это было непросто, — продолжает она. — Я растила детей. Я держала это в тайне от Долана, иначе он прикарманил бы эти деньги. Это заняло годы.

Глаза гуляют где угодно, только не смотрят на Джуита. Она переминается от нетерпения.

— Семь или восемь лет.

— Вы держали это в тайне и от меня, — говорит Джуит.

— Как бы там ни было, — торопливо продолжает она, — у меня появился шанс выкупить «Мсье Версаль», салон, где я работаю.

Она произнесла название «Мосье Вурсель».

— В Таузенд Оукс. Я добилась равноправного партнёрства. Знаете, почему? Потому что меня не хотят потерять. Ко мне приходит столько клиентов, сколько нет ни у одного мастера. Они приезжают из Лагуны и Санта-Барбары. И все в один голос спрашивают: «Шерри Ли, почему бы вам не работать в каком-нибудь салоне поближе?»

Джуит вздыхает.

— Шерри Ли, что натворил Долан?

— Ну, мне надо было подписать кое-какие бумаги. А это значит — юристы и власти округа и всё такое. Ко мне стали приходить письма. А когда они приходят, меня дома нет. Я могла бы доверить это Лэрри, но он ходит в школу и на работу. Долан, понятное дело, все эти конверты вскрывал. Вы же знаете, если ему что-нибудь нужно внутри — неважно, где, и неважно, что это чужое — он всегда до этого добирается. Вы прекрасно знаете, какой он.

— Он узнал, что вы выкупили половину имущества, — говорит Джуит. — Наверное, он нашёл способ извлечь из этого что-нибудь для себя. Это так?

Из коридора доносится слабый звон и звук шагов Лэрри. Он несёт деревянный поднос. На нём стоит стеклянный кофейник, кружки, красная сахарница, картонная упаковка с сухим молоком. На подносе лежат ложки — это они издают звон. Лэрри ставит поднос на кофейный столик, садится рядом с матерью, наклоняется и наливает кофе в кружки. Над кофе клубится пар. Он подносит матери кружку с литерой «Б». Она отмахивается.

— Дай мне сначала закурить, — отрезает она. — Я возьму это, когда захочу.

Она достаёт из сумки сигарету и зажигалку. В углу её накрашенных губ подрагивает сигарета. Она говорит Джуиту: — Во-первых, заведение застраховано. На все случаи жизни — пожар, наводнение, грабёж, что угодно. И он об этом узнал.

— Боже мой, — говорит Джуит. — Неужели он устроил пожар?

Она качает головой.

— На пожаре бы он не смог поживиться.

От дыма она прищуривает один глаз. Дым обволакивает её похожую на улей причёску. Он не помнит, какого цвета были прошлый раз её волосы. Теперь они чёрные с синеватым оттенком. Лицо её от этого моложе не выглядит. Оно похоже на лезвие топора.

— Нет, он вытащил у меня ключи, приехал туда ночью и украл все фены и стулья. Стулья были привинчены к полу, а он отвинтил болты.

Она кладёт сигарету на пепельницу, берёт красную кружку и, громко хлюпая, отпивает кофе.

Лэрри положил себе столько сухого молока, что кофе стал белым. Он говорит:

— Он берётся за работу, если только она, нечестная.

— Он твой отец, — строго говорит Шерри Ли. — Я не желаю слышать от тебя подобных вещей о твоём отце.

— Извините, — говорит Лэрри и криво улыбается Джуиту. — Всё оборудование новое, — говорит Джуиту Шерри Ли. — Купленное два месяца назад. Стоит бешеных денег. И раковины новые. Думаю, он не взял их только потому, что боялся намочить руки.

Лэрри смеётся, а Джуит подавляет улыбку. Ему это начинает нравиться. Он отпивает немного скотча. — Откуда вы узнали, что это Долан? Мало ли в Таузэнд Оукс местных воров?

— Да, нас взламывали и раньше.

Шерри Ли берёт сигарету и, после глубокой затяжки, кладёт её обратно на пепельницу. Из ноздрей у неё струится дым.

— Он знал об этом, потому что я, как дура, рассказала ему, когда это случилось. Знала бы я, что Долан Хэйкок и с этого что-нибудь поимеет. Ему нельзя доверять ничего, даже информацию.

Она снова хлюпает кофе, вздыхает и мрачно говорит:

— Я знаю, что это был он, потому что он сам мне об этом сказал.

Джуит испуганно выпрямился в кресле.

— Вы шутите.

— Он говорит, что раз это застраховано, то пропажа делу не повредит. Он где-то всё это спрятал, а через какое-то время спилит серийные номера и продаст. — Она жалобно усмехается. — Он сказал, что отдаст мне половину выручки. Вы представляете?

— Заявите в полицию, — говорит Джуит.

— Ага!? И в «Мсье Версаль» всё узнают. Долан Хэйкок мой законный муж Он открыл дверь моим ключом. Они подумают, что я соучастница. А это уже страховая махинация. Меня могут и в тюрьму засадить. Я могу потерять все деньги, которые копила годами.

— Вам следовало развестись с ним. — Джуит еле сдерживает смех. — Я говорил это вам тысячу раз.

— И я никогда не слушала. Я полная дура!

Она вскакивает с дивана и начинает ходить взад вперёд по гостиной, взбешённо куря.

— Если бы я его не любила так сильно!

Пепел падает на ковёр.

— Если бы он не увивался за мной, как змея. — Она останавливается у бара, в котором ждут бутылки и стаканы. — Наверное, мне всё-таки нужно выпить. Это худший день в моей жизни.

— Я могу сесть за руль, — охотно говорит Лэрри.

— Не раньше, чем получишь права, — говорит Шерри Ли. — Мне только твоих неприятностей не хватает.

Выпить она, конечно, желает «Том Коллинз». Джут относит бутылку на кухню, где лежат лимоны, апельсины, сахар и консервированные вишни. Она и Лэрри идут за ним следом и смотрят, как он готовит коктейль. Он извлекает кубики льда из лотка, толчёт их в ступке, вынимает из нижнего ящика буфета сосуд для взбалтывания коктейлей, который уже редко где употребляют, вынимает его из пыльной пластмассовой упаковки и взбалтывает смесь джина, лимонного сока, сахара и льда. Он нарезает апельсин, бросает кубики льда в высокий стакан, наливает туда смесь, бросает ломтик апельсина, вишенку, наполняет стакан содовой и протягивает ей. Она говорит:

— Вы так профессионально это делаете. Вы могли бы работать барменом.

— Это всё мои скромные знакомства, — говорит он.

Он даёт Лэрри две половинки апельсина, и Лэрри становится над раковиной и высасывает из них мякоть. Джуит прислоняется к буфету.

— Я всё ещё не понимаю, чем я могу вам помочь, Шерри Ли.

— Вы могли бы найти то место, где он это всё спрятал.

Джуит уставился на неё.

— И как, по-вашему, я смогу это сделать? Я знаю только одно место, где он бывал. Но у Скиппера ему вряд ли позволят хранить награбленное добро.

— Это где-то на пляже, — говорит Шерри Ли. — Он много рассказывал об этом месте. Но это дальше всего от нашего дома.

Джуит смотрит, как Лэрри ополаскивает подбородок и рот водой из-под крана. Кожура апельсина лежит в раковине. Интересно, говорил ли он своей матери о Мэвис Маквиртер? Он протягивает Лэрри посудное полотенце в красную полоску и возвращается в гостиную вместе со своим бокалом. Шерри Ли подходит к большому окну и смотрит в него, позванивая льдом. Он садится на стул и спрашивает:

— А что если я каким-то чудом найду эти вещи? Что тогда?

— Не только Долан способен на фокусы. Я тоже не без мозгов. Просто у меня нет образования. Я слишком рано забеременела. А сейчас смотришь телевизор, каждая школьница — беременная. Тогда всё было иначе. Мне пришлось бросить школу. — Она фыркает, встряхивает головой, возвращается на диван и роется в сумочке в поисках новой сигареты.

— Перевезёте их. Куда-нибудь в другое место. Потом…

Джуит попёрхивается виски и кашляет.

— Потом позвоните в полицию Таузэнд Оукс и скажете, где они могут найти оборудование из салона «Мсье Версаль». Они приедут, заберут его, и дело сделано. Конечно, когда вы им позвоните, — дым струится у неё из ноздрей, — то имени своего не назовёте.

— Ещё нужно стереть отпечатки пальцев Долана, — входит Лэрри. Он обрызгал водой свою майку.

Шерри Ли говорит ему:

— Я только хотела сказать. Не думай, что ты умнее своей матери.

— Я отказываюсь, — говорит Джуит.

— Вы не хотите мне помочь? — восклицает она.

— Я не собираюсь покрывать Долана, — говорит Джуит. — Видишь? — говорит Лэрри. — Я же сказал тебе.

— Выдайте его полиции, Шерри Ли, — говорит Джуит. — Расскажите им то, что сказали мне. Расскажите об этом своему партнёру. Никто не станет вас обвинять. И, может, на этот раз вы навсегда от него избавитесь.

— Я не могу, — говорит она и начинает плакать.

Сандоваль Эстэйтс находятся на искусственной площадке, расчищенной бульдозерами в горах Санта-Моника с видом на Тихий Океан. Группу особняков окружает высокий и впечатляюще прочный железный забор. Газоны и клумбы совсем новые. Поэтому и деревья по большей части высокие. Их привезли сюда и посадили художественными рядами — в основном это тонкие эвкалипты с кружевными кронами. Ветер с моря раскачивает их стройные розовые стволы и колышет листву, показывая её серебристую изнанку. Дома выстроены из кедра и стекла. Джуит останавливает «тойоту» перед закрытыми створками железных ворот, которые стоят между двумя каменными столбами. С вращающегося кресла поднимается молодой верзила в тёмных очках и с кобурой на бедре. Он подходит и останавливается у машины.

— Вы к кому? — спрашивает он.

— Меня ждёт Мэвис Маквиртер, — говорит Джуит.

— Она не оставляла распоряжений, — отвечает охранник.

— Позвоните ей, будьте добры, — говорит Джуит. — Скажите, что я здесь. Меня зовут Джуит, Оливер Джуит.

Охранник приседает на слоновьих ножищах, кладёт руки на колени и пристально смотрит в машину. — Вы актёр, да? «Тимберлендз». — Он щёлкает пальцами, смеётся и кивает головой, удовлетворённый своей догадкой. — Конечно, это вы. Я вас узнал.

Сквозь лобовое стекло Джуит неотрывно смотрит на телефонный аппарат, который висит у ворот.

— Пожалуйста, позвоните Мэвис Маквиртер. Сделайте мне одолжение.

— О, конечно, — счастливым голосом произносит охранник. — Конечно, сэр.

Но прежде чем поднять трубку с рычага, он оборачивается И говорит:

— Вы здорово ставите этого Ти Джея на место, не так ли? — Делаю всё возможное, — усмехается Джуит.

Охранник смеётся и нажимает на кнопки телефона. Пока он говорит, он беззастенчиво улыбается Джуиту. Он вешает трубку, вставляет ключ в отверстие под аппаратом, и ворота медленно открываются. Охранник указывает Джуиту путь.

— Это дом номер двадцать один, — говорит он, пока «тойота» проезжает по безупречному настилу из гравия. — Первый дом слева во втором ряду. Можете запарковать машину на улице, мистер Джуит.

Мэвис Маквиртер открывает дверь. На ней длинное платье, ниспадающее свободными складками и расшитое люрексом. Воротничок платья приподнят. Этот воротничок и большой золотой медальон на толстой золотой цепочке придают ей определённое сходство с каким-нибудь правителем чужеземной планеты из серии «Звёздных войн». Её парик недавно выстиран и уложен — теперь голубой оттенок в нём преобладает.

— Оливер! — она раскидывает руки, и рукава её платья заколыхались. — Какая приятная неожиданность!

— Простите, что приехал без приглашения.

— Не говорите ерунды. Я очарована. Заходите, заходите.

Дом выглядит прилично. В главной комнате высокие потолки, высокие притолоки, высокие прямоугольные окна, напоминающие вертикальные грани фонарей. Мебель викторианская — подлинники либо удачные копии. Мебель изобилует резьбой и стёганым плюшем. Когда-то она говорила о ковре с высоким ворсом. Видимо, не об этих. Здесь под ногами расстилаются тёмные персидские ковры. Акмазян оценил бы их. Есть и полоски свободного пола — это паркет на штифтах.

— Выпьем! — восклицает Мэвис, как будто не думала об этом с той самой минуты, когда встала с постели. — Садитесь. Располагайтесь поудобнее. Как вам нравится мой маленький пёстрый остров?

— Ещё как. — Джуит делает два шага к обеденному столу. Он смотрит в высокое узкое окно на голубой океан, мерцающий на солнце. На горизонте виднеется траулер. — Вы случайно не виделись с Доланом Хэйкоком? Недавно?

Она не слышит его.

— Как насчёт мартини?

— Отлично, спасибо, — откликается он.

Он заходит на кухню. Никакого беспорядка. Всё лежит на своих местах. Посередине стоит плита под большим медным вентиляционным навесом. Между двумя парами горелок находится рашпер. Духовка и жаровня встроены в стены. Дверцы сделаны из чёрного стекла. Множество разделочных досок. Двойные раковины. Солнечный свет, большое глубокое украшенное цветами окно с видом на океан. Он проходит в гостиную мимо обеденного стола. Появляется Мэвис. В огромных руках, уснащённых драгоценными камнями, она приносит мартини. Он никогда не видел такие огромные бокалы для мартини. Он принимает свой стакан с кивком и улыбкой. — У вас прекрасная кухня. Я вам завидую.

— Не правда ли, славная?

Она вздыхает, садится, и вельветиновые излишества колыхаются на её платье. Она источает сильный аромат дорогих духов.

— Я не заслуживаю такой кухни. Её заслуживаете вы. Вы готовите просто как ангел. Я себя этим особенно не утруждаю.

— Готовить себе одному нет никакого удовольствия. Джуит садится и пробует мартини.

— Великолепно. — Спасибо.

Она поднимает стакан и произносит тост.

— За продолжение вашего блестящего успеха. — Она отпивает и смотрит на него серьёзным взглядом. — Знаете, вы слишком хороши для этого шоу. Прочие актёры не воспринимают его всерьёз.

— Это меня и беспокоит. Меня никто не предупредил. Режиссёр или ещё кто-нибудь должны были мне сказать. — Лицо его проясняется. — Но беспокоиться без толку. Уже поздно.

— О, драгоценный Оливер! — протянула она к нему руку. — Я не хотела вас расстраивать. Вы прекрасно играете. Вот всё, что я хотела сказать.

— Спасибо. Так вы случайно не виделись с Доланом Хэйкоком?

Она настороженно смотрит на него и настороженно спрашивает:

— А что?

— Я советовал вам порвать с ним.

Она наклоняется и сдвигает крышечку со шкатулки, оправленной серебром.

— А разве я с ним не порвала? — Она достаёт сигарету и придвигает шкатулку ему. — Сигарету?

Он достаёт сигарету себе, закрывает шкатулку крышкой, берёт со стола зажигалку, оправленную мрамором, и наклоняется к ней, чтобы дать ей закурить. Затем закуривает сам, кладёт зажигалку и садится на место.

— Вы не сказали «нет», — говорит он. — Когда вы с ним виделись? Позавчера?

Мэвис делает продолжительный глоток из огромного бокала.

— Я просто хотела узнать, почему вы спрашиваете.

— Потому что он искал место, где спрятать оборудование, украденное из салона красоты. Друзей у него немного — я думаю, вы поймёте почему, если будете объективны. Наверное, он позвонил вам и спросил, не может ли он сложить это всё на время в вашем гараже рядом с «Экскалибуром». Это так?

— Это несчастное оборудование, — говорит она. — Ему удалось купить его по дешёвке. Оно не пробудет здесь долго. Он заберёт его, как только найдёт покупателя.

— Он так вам сказал? И вы поверили?

— Оно выглядит абсолютно новым, — стала обороняться она.

— Это оборудование из местечка Таузэнд Оукс, из салона красоты «Мсье Версаль». Его жена выкупила половину имущества. Он проник туда с помощью её ключей.

Ей не нравится то, что она слышит, но она ничего не отвечает. Она допивает мартини и встаёт. Она выглядит огромной, старой, толстой разочарованной женщиной. Какой и является. Безо всякого интереса она протягивает руку к его бокалу. Он слегка улыбается ей, покачивает головой. — Спасибо, я допью его через некоторое время.

Она проходит по прекрасным коврам и паркету. Ничего не выражающим голосом она спрашивает: — Что же нам делать?

Он следует за ней. Бар находится в алькове позади деревянной лестницы, ведущей на чердак. Сверху на бутылки льётся дневной свет. Она смешивает джин и вермут в невысоком кувшине из шведского хрусталя, тщательно отмеряет долю оливкового рассола и помешивает кубики льда стеклянной палочкой.

— Надо позвонить в полицию, — говорит он, — и сообщить, где находятся эти вещи.

— Если сюда приедет полиция, это никому не понравится, — говорит она. — Я больше никогда не позволю Долану сюда приезжать. Мы всегда встречаемся в ресторанах. Всегда ездим в мотели. Я очень рассердилась, когда он появился здесь на машине, взятой напрокат. Конечно, она выглядела гораздо лучше, чем его прежняя развалина. Но многим соседям водитель показался очень странным. Я хочу сказать, — она наливает смесь из кувшина себе в бокал, где подпрыгивает оливка, — Долан привлекателен в житейском, не в сексуальном плане, если вы меня понимаете. Он не из тех, кто подошёл бы на роль первого парня в сельском клубе.

Она уныло улыбается Джуиту.

— А разве вы не можете сказать им, что это был просто посыльный?

Она смотрит Джуиту в глаза.

— Я не стану этого делать.

— Нет, конечно же, нет.

Однако он удивлён. Он недооценил Мэвис Маквиртер. Он улыбается себе. В ней, как поют в старых песнях, чувствуется класс.

— Вы могли бы сказать ему, чтобы он забрал эти вещи из гаража. Конечно, мне бы очень не хотелось, чтобы он исчез вместе с краденым, но будет несправедливо, если пострадаете вы.

— Я всегда оказываюсь жертвой, не так ли? Потому что я одинока, стара и сексуально изголодалась.

Она берёт свой бокал.

— Может быть, мы присядем?

Она уходит, и он идёт вслед за ней. Она садится, закуривает, выпивает, раздумывает. Джуит прогуливается по комнате с бокалом в руке. Он рассматривает гравюру, изображающую Гэррика в роле Макбета почти в полный рост: Гэррик был невысокого роста — всего полутора метров с небольшим. Он ходил на высоких каблуках, в шляпах с широкими тульями и смотрел грозным взглядом. Однажды, холодным дождливым утром, будучи в Лондоне на гастролях ужасного мюзикла, Джуит пришёл в Вестминстерское Аббатство, чтобы поклониться могиле Гэррика. Надгробная плита на могиле его очень маленькая. А рядом возвышается могила его рослого друга Сэмюэла Джонсона. Тогда, неизвестно почему, Джуиту на глаза навернулись слёзы. Он стоит, потягивая мартини, и снова смотрит в окно. Вдали от берега качаются на волнах маленькие белые лодки. На их парусах оранжевые и белые полосы. Над ними реют чайки. Мэвис говорит: — Я не позволю ему исчезнуть вместе с этими вещами. — Отлично, — оборачивается Джуит. — Где у вас телефон? — Нет.

Она поднимается с места, слегка покачиваясь от принятого внутрь джина, но полная решимости.

— Вы знаменитость. Ваше имя заметят репортёры. Оно появится в выпуске новостей, в «Вестнике».

Она удаляется с высоко поднятой головой, колыхая своим одеянием.

— Моего имени они не заметят. А если заметят, значит, я это заслужила. Спасибо вам, я позвоню им сама.

— Долан уверен, что это всё из-за вас.

Сегодня на Лэрри светло-зелёная куртка поверх голубой водолазки. Его синие брюки слегка помяты, видимо, они только что побывали в сушилке прачечной. Брюки ему в обтяжку. Они выглядят так, будто он начал их носить, когда уже из них вырос.

— Только вы знали, что он путался с Мэвис Маквиртер. Он говорит, что Мэвис никогда бы не выдала его, если бы неё не давили. Он так злится, что хотел бы убить вас.

Джуит улыбается.

— Говорит. Он слишком много говорит.

— Про перстень Мэвис я и словом ему не обмолвился. Вы сказали, чтоб я молчал, и я молчал.

Лэрри теребит металлическую открывалку пустой баночки из-под какого-то прохладительного напитка, что стоит перед ним. Он смотрит на банку, а не на Джуита. — Я всегда выполняю то, что вы просите, — мягко произносит он и поднимает голову, бросая Джуиту слегка испуганную улыбку.

У Джуита колотится сердце. Они сидят за одним из трёх столиков с Поцарапанной эмалью на покатой розовой бетонной площадке напротив гамбургерной в квартале от студии. На улице напряжённое движение. Машины возвращаются домой. Вокруг их столика собрались голуби. Они клюют упавшие полоски салата и кусочки картошки-фри. Гамбургеры в этой закусочной поджаривают над углями, и Джуит считает их лучшими в городе. А Лэрри, по-видимому, напротив. Он оставил половину гамбургера в засаленной бумажной обёртке в овальной пластмассовой коробочке. Джуит пытается не думать о том, что сказал сейчас мальчик. Он старается думать, что Лэрри пришёл рассказать о событиях в доме Хэйкоков. Но ему до смерти хочется протянуть руку и дотронуться до волос мальчика.

— Шерри Ли, — говорит он, — не стоило брать его на поруки. Она начинает новую жизнь. Ей следовало оставить его в тюрьме и подать на развод.

Мальчик отодвинул остатки своего гамбургера. — Почему «гурман» всегда такой кислый?

— Разве? — засмеялся Джуит. — Ну, может быть.

— Знаете, гамбургеры в «Макдоналдсе» и не такие дорогие, и на вкус сладкие.

— Верно. — Джуит теряет свой здравый смысл. — В следующий раз мы пойдём в «Макдоналдс».

Он и не собирался устраивать никакого следующего раза. Этот ребёнок определённо тревожит его. Он сминает салфетку, встаёт и ставит упаковки на поднос. — Пойдём. Я отвезу тебя домой.

Он идёт к мусорному ящику, выбрасывает туда содержимое упаковок, а затем ставит их рядом с другими на подоконник раздаточной. Лэрри встаёт со своего стула, и Джуит замечает, что мальчик расстроен. Джуит отправляется к тому месту, где оставил машину. Всю дорогу мальчик идёт рядом.

— Я пришёл не за тем, чтобы ехать домой, — говорит он. — Я хочу остаться с вами. А вдруг объявится Долан и попытается вас убить? Он, правда, не в себе.

— Со мной всё будет в порядке. — Джуит открывает дверцу для Лэрри. — Я ценю твою заботу, однако я могу и сам справиться с Доланом. Мне приходилось это делать и раньше.

Мальчик что-то говорит, но шум машин поглощает его слова. Джуит обходит машину, садится за руль и закрывает дверь. Лэрри плюхается на своё сидение и тоже закрывает дверь.

— У него есть пистолет, — говорит он.

Джуит поворачивает ключ зажигания и заводит мотор. Он смотрит в зеркало заднего видения и ждёт, пока пройдут машины. Но вот путь свободен, и Джуит поспешно отъезжает от обочины. Спустя два квартала на светофоре он смотрит на Лэрри.

— Я знаю, ты бы не стал мне врать, — говорит он.

— Стал бы я просто так тащиться сюда на автобусе из самой Вэлли! Вы думаете, зачем я приехал на студию и попросил вас спуститься? У него есть пистолет. Он показывал его Шерри Ли. Я видел.

Зелёный свет. Джуит едет вперёд. Он едет на север к шоссе с односторонним движением.

— Но это не значит, что у него хватит духу им воспользоваться, Лэрри. Он трус и подлец. Ты это знаешь. Он скорее отравит недруга крысомором, чем застрелит.

— Вы не хотите, чтобы я у вас оставался?

— Это не понравится твоей матери. — Он видит дорожный знак с зелёной стрелкой, который указывает на шоссе, и сворачивает на другую полосу. — Она не могла примириться с мыслью, что со мной живёт Билл, а если она узнает, что в моей квартире ночуешь ты, с ней случится припадок.

Он неодобрительно смотрит на мальчика, который недовольно глядит вперёд.

— Ты ведь знаешь про нас с Биллом? Ты же понимаешь, кто мы друг другу?

— Это уже в прошлом, — говорит Лэрри. — Вы сами это сказали. Куда вы едете?

Джуит выруливает «тойоту» на шоссе с односторонним движением. Лэрри протягивает руку, как будто хочет вывернуть руль в другую сторону.

— Я не хочу ехать домой. Я хочу остаться с вами. Неужели не понимаете?

Джуит нарочно не хочет понимать.

— Ты хочешь защитить меня от Долана? Я ценю это. — Он улыбается мальчику мельком, потому что должен направить машину в поток транспорта, едущего в сторону Вэлли. — Но это необязательно. Долан охотится за женщинами, а не за мужчинами.

Лэрри не отвечает. Он откидывается на спинку сидения и обхватывает себя руками, как если бы куртка и так не грела его. Джуит глядит на него. Лэрри чуть не плачет. Джуит включает обогреватель. Лэрри говорит:

— Я не стал бы вам врать. Долан на самом деле размахивал пистолетом и говорил, что убьёт вас. Но я в это не верю. Я тоже хорошо его знаю. Вы правы на счёт него. Поэтому я вам не вру. Но…

Он выпрямляется и проводит рукою по волосам. Кажется, что смущение его достигло агонии.

— Я приехал к вам не поэтому. Не только поэтому.

— Поговорим о чём-нибудь другом, — предлагает Джуит.

— Я не поэтому хочу остаться у вас, — говорит Лэрри. — Слушайте, неужели я должен это говорить?

Он кладёт руку Джуиту на ногу и смотрит ему в глаза, изгибаясь на тесном сидении. — Я хочу стать вам как Билл.

Джуит переводит взгляд от движения на Лэрри, стараясь, чтобы улыбка его вышла как можно более доброй. — Я гожусь тебе в дедушки.

Впереди в гору поднимается восемнадцатиколёсный грузовик. Движение замедлилось. Джуит жмёт на педаль тормоза.

— Я польщён. Ты красивый мальчик, и ты мне нравишься, но это плохо. Если ты этого не понимаешь, то я понимаю.

Лэрри заплакал.

— Нет в этом ничего плохого. Просто, есть такие люди. Все нормальные люди уже давно не считают, что это плохо. Так думают только фанатики. Мракобесные дураки.

— Согласен.

Грузовик наконец-то заехал на гору, и все остальные машины увеличили скорость. Джуит нажимает на педаль газа. Он гладит Лэрри по ноге и быстро убирает руку.

Это плохо тем, что я пожилой человек, — увеличивает он скорость, — а ты молодой мальчик, и мы очень скоро друг от друга устанем. Ты пока знаешь слишком мало, а я слишком много.

— Я бы очень хотел знать то, что знаете вы, — говорит Лэрри. — Я хочу учиться. Я хочу побольше узнать про книги, музыку, театр и балет и про всё такое.

Джуит выключает обогреватель и открывает окно. Движение становится прежним. Ветер бьётся ему в лицо. Он пахнет выхлопными газами, но зато несёт прохладу.

— Об этом можно прочитать в книгах. В школе. Я тебе для этого не нужен.

— Вы нужны мне для кое-чего другого, — говорит Лэрри.

— Найди себе кого-нибудь помоложе, — говорит Джуит.

— Я уже находил. Но это ничего не значит. Ну, перепихнулся я с кем-то в машине и что? Ни тебе до них никакого дела, ни им до тебя. Меня тошнит от этого.

Сердце Джуита бьёт, словно молот о наковальню. Ему не хватает воздуха.

— Лэрри, пожалуйста, перестань, ладно? Это несправедливо. Есть вещи, которые ничего не значат. Пойми, если я сейчас соглашусь, я совершу серьёзное преступление. А это значит немало.

Лэрри уставился на него.

— Ну, так валяйте! — говорит он с презрительным смешком.

— Ни ты, ни я это преступлением не считаем, — говорит Джуит. — Но есть закон.

Он произносит это точь-в-точь как его отец.

— Никто не узнает. Вы думаете, я сразу же побегу и всё расскажу Шерри Ли?

— Она и без тебя всё поймёт. Она далеко не глупа, Лэрри. Если она узнает, что ты проводишь время со мной, она догадается, как и зачем. И будут неприятности.

— Да. Вот дерьмо. Я так и думал. — Лэрри задумался. — Я дурак. Я совсем не подумал об этом. Знаете, я посмотрел вашу квартиру. Господи, я хочу там жить вместе с вами. Книги, пластинки, кассеты.

Он закусил губу, уставившись в лобовое стекло.

— Я мечтаю об этом. Я мечтал о вас с того самого дня, как вы застукали меня дома. Знаете, я не просто танцевал.

— Я догадался, что ты делал, — говорит Джуит.

— Я буду жить дома, буду ходить в школу, буду работать в «Полковнике Сандерсе», но можно я иногда буду приходить к вам?

— Я скоро перееду, — говорит Джуит. — В свой родной город. Он отсюда далеко.

— Хреново, — поник Лэрри.

— По какой дороге мне будет лучше вернуться? — спрашивает Джуит.

Лэрри отвечает ему с горечью в голосе.