Год Собаки I. Среди Теней

День Третий. Сцена 12–13

12.

Ма выбрала место для приземления.

Я опустился недалеко от линии прибоя на уступ желтого песчаника поднимающийся над галечным пляжем. Он тянулся вдоль побережья, примыкая к скалам и валунам, теряясь в кустарнике.

Песок на возвышении был влажным, порывистый ветер срывал брызги с верхушек волн.

Ма глянула на меня испытующе и произнесла:

— На колено, милорд.

Я опустился перед Ма на колени.

Она присела рядом.

— Смешной… — щелкнула меня легонько по носу. — Что творишь, дурашка? Можно на одно колено…

— Это еще надо заслужить, — ответил я.

Она внимательно посмотрела в мои глаза и серьезно кивнула:

— Ладно…

Поднялась и вынула танто из ножен с тонкой красной лентой, удлинила его, и положила сталь клинка на мое левое плечо.

Замолчала.

Ветер разметал наши волосы. Волны одна за другой равномерно накатывали на берег. Так же, как дни и годы накатывают на наши жизни.

И произнесла:

— Открываю доступ и передаю права владения этим прекрасным клинком моему верному другу, кого сейчас он касается. Отныне вы посвящены… Пусть ваши сердца взаимно откроются навстречу.

Ма замолчала.

Ветер шуршал песком в тишине. Где-то за спиной разбивался о дальние скалы прибой.

— Вставай, — сказала она. — Это все.

Я, не торопясь, поднялся, отряхнул влажный песок с коленей.

Ма посмотрела на меня, прищурившись от солнца, и кивнула головой в сторону от обрыва:

— Иди за мной. Не отставай…

Подхватив рюкзак, я пошел следом, буксуя в текучем песке. За день солнце раскалило его, и жар проникал сквозь тонкие подошвы.

Ма вела к зарослям кустарника за грядой желто-серого камня.

Обогнув песчаник и кусты, мы остановились в укрытом от солнца и ветра месте, среди множества ржавых труб.

— Начнем, — сказала Ма.

Я быстро оглянулся, оценивая обстановку.

Трубы выходили из земли на высоту человеческого роста в шахматном порядке. Верхушки прикрыты оголовками на одной высоте. Это было похоже на заброшенный фундамент какого-то строения.

Ма дождалась, когда я посмотрю на нее:

— Я расскажу не словами наставника, а как сама поняла.

Она протянула мне танто в ножнах с тонкой красной ленточкой.

— Возьми меч. Держи его так, словно это твоя душа… — произнесла Ма строго. — Теперь он твой, навсегда в твоем сердце. Не отпускай, не забывай, не теряй его и не предавай.

И добавила:

— Никогда.

Потом она вытянула правую руку и прикоснулась кончиками пальцев к центру моего лба.

Вздохнула:

— Передаю акцепты меча.

Вдруг резко ударила в лоб основанием ладони. Туда, где только что находились кончики ее пальцев.

От неожиданности я сделал шаг назад.

Не обращая внимания на мой удивленный взгляд, Ма начала урок без каких-либо лирических отступлений.

— Меч — это рука. Ты чувствуешь им, как рукой.

Она взмахнула мечом в сторону одной из железных труб, торчащих из земли:

— Рука может быть мягкой…

И клинок, став мягким и гибким, обернулся вокруг трубы, будто обнял ее.

— … и жесткой.

Ма плавно и медленно ударила мечом по другой ржавой трубе, оставшейся от скважины или незаконченного фундамента.

Я улыбался…

Пять секунд будущего показывали, как меч отскакивает от нее, высекая искры и куски ржавчины.

Это и без предпросмотра линии времени было очевидно.

Но за миг до столкновения, что-то изменилось, и в пятисекундном отрезке я вдруг увидел… как Ма разрубает трубу.

Ироничная расслабленность в миг слетела с меня.

То, что я видел своими глазами, было невероятно… Происходило прямо здесь, передо мной. Гибкая и стройная Ма творила чудеса.

Меч рассек трубу по диагонали без задержки и сопротивления со слабым металлическим скрежетом. Ма повторно ударила ниже, под другим углом, и снова клинок прошел через железо без задержки.

Труба разделилась на отрезки, которые тяжело упали к нашим ногам. Из них сыпался песок, нанесенный за много лет ветром.

Я ошеломленно смотрел на Ма, но она даже не заметила.

Ма продолжала урок:

— Может быть горячей и холодной…

Она шагнула к следующим трубам и быстро ударила по одной, а потом по другой трубе, срубая верхушки. Первая раскалилась докрасна и отрубленный кусок загорелся и, упав, расплавился на земле. Вторая труба покрылась инеем, земля, куда упал этот кусок замерзла.

Я отступил назад, ощутив через тонкие подошвы лед и пламя.

Ма посмотрела на меня и сказала:

— Может превратиться в песок и попасть противнику в глаза.

Я прикрыл ладонью лицо до того, как струи песка хлестнули по нему.

И услышал голос Ма:

— Может исчезнуть и внезапно появиться.

Убрал руку и успел заметить, как клинок мгновенно исчез из одной и появился в другой ее руке.

Ма остановилась напротив и улыбалась, глядя на меня. Я смотрел на нее широко раскрытыми глазами.

— Рука может быть какой угодно, — сказала Ма. — Свойства задаешь ты.

Она произнесла последнюю фразу, глядя на белую бабочку, которая вылетела из кустарника и теперь порхала над нами.

И вдруг преобразилась, стала безжалостной Ма, не знающей сомнений.

— Может убивать… — она взмахнула клинком, и бабочка, кувыркаясь, упала к моим ногам.

— А может… исцелять.

Ма коснулась ее острием, бабочка шевельнулась, взмахнула крыльями и взлетела.

Продолжила свой полет.

— Ничего себе… — проговорил я, — «фехтую средне»…

— Наставник был хороший, — просто сказала Ма, — и тетины магические способности передались.

Ма убрала прядь волос со лба и спокойно добавила:

— А фехтую я средне.

Я смотрел на нее во все глаза…

Потому что знал: сейчас это произойдет. И понял, что это уже произошло, и не сейчас. А намного раньше…

Размышляя, стоял, опустив голову. Не ожидал, что это так внезапно меня настигнет.

Ма опять легонько щелкнула по кончику носа и сказала:

— Эй… Застыл. А теперь смотрит…

Она рассмеялась:

— Хватит так на меня смотреть… Давай, начнем.

— Давай, — сказал я.

— Акцепты меча передала… Начнем с простого. С управления длиной клинка.

И, помолчав, Ма начала первый урок.

Глядя мне прямо в глаза, отчетливо повторила еще раз:

— Меч не продолжение руки. Меч — твоя рука.

Я поднял танто и вытянул руку с мечом.

— Представь, что это рука… И теперь удлини его.

— Как?

Ма выставила в отдалении от острия ладонь:

— Представь, что хочешь дотянуться.

Я представил, как клинок тянется и касается ее ладони между линиями жизни и сердца.

Клинок достал руки Ма, и что-то в моем лице изменилось.

— Ты чего? — испугалась Ма.

Я опустил меч, который вновь стал коротким и посмотрел в ее бездонные глаза.

— Зачем мне это? — проговорил я. — Я поклялся никого не убивать.

— Когда это случилось? — спросила Ма, и потому что я не ответил, задала другой вопрос:

— Расскажешь?

Я отрицательно покачал головой.

Она внимательно смотрела на меня.

А потом сказала:

— Не имеет значения… Ты учишься для мастерства. И для того, чтобы защищать себя и других. Не дать им погибнуть.

Ма заглянула в мои глаза и спросила:

— Ты защитишь нас?

Она знала ответ, я давал его еще на Земле.

И я сказал без задержки, глядя в ее просвеченные солнцем глаза:

— Всегда.

— Тогда продолжаем… — Ма снова откинула прядь волос с лица.

И дала следующий урок.

— Лучшее момент для боя — сейчас и здесь.

Она без замаха выхватила меч из ножен и, удлиняя его, в одно движение ударила меня по ноге.

Я взмахнул танто, парируя удар, он удлинился и наши клинки встретились.

Раздался звон и скрежет стали.

Удивленно посмотрел на Ма.

Хрупкая девушка оказалась невероятно сильной, значительно сильнее Грега. Мне с трудом удалось удержать меч и остановить ее удар.

— А это третий урок… — проговорила она. — Главного глазами не увидишь. Чутко лишь сердце.

И она нанесла новый удар.

Он казался небрежным, я встретил его, удлинив танто больше чем вдвое. Но в ударе была невообразимая мощь, словно я пытался остановить бетонный столб. Примерно таким же «столбом» Ма припечатала Грега к ковру.

От следующего удара я увернулся и отскочил.

— Хорошо… — сказала Ма.

И добавила, улыбаясь:

— Опять смотрит… Не спи!

Ма нанесла следующий мгновенный удар. И еще один. И еще.

Она целилась так, что я был вынужден каждый раз удлинять клинок, и через час я уже не думал об этом. Все получалось само собой…

Я отступал, и мы постепенно вернулись на песчаный пляж на уступе песчаника. Текучий песок, поглощал мои кеды, сковывая движения, и я тонул в нем.

Еще через час я задыхался и был мокрым, как абобус. А Ма оставалась спокойной и невозмутимой, словно вышла на прогулку.

Ее фехтовальные Три «А» были безупречны.

— Перерыв… — сказала Ма, и я повалился на песок и, прикрыв ладонью глаза от солнца, посмотрел на нее:

— Купаться?

— Позже, — кивнула Ма. — И не здесь…

Ма сходила за вещами к ржавым трубам. Раскрыла рюкзак и кинула мне флягу с водой и бутерброд в фольге.

Она опустилась на колени рядом, в руках ее блестела склянка Аманды. Расстегнула на мне рубашку.

Я не мог пошевелиться, все мышцы болели.

В закатном солнце порезы отравленным клинком выглядели розовыми, а магический ожог коричневым.

Ма молча обрабатывала мои вчерашние раны. Мазь впитывалась с легким шипением. На здоровой коже она оставалась, и Ма переносила снадобье пальцем на следующее место.

— Ты чего притих? — вдруг спросила она.

Я опустил глаза:

— Так… просто…

Ма вздохнула и наложила жирный слой мази на ожог. Мазь буквально вскипела на правой руке.

— Тебе оставить бутерброд? — опомнился я.

— Немного…

Я забрал склянку у Ма и закончил обработку на ноге и левой ладони, которой в рапиде удерживал клинок Грега от поворота.

Ма, поглядывая на меня, жевала бутерброд с лососем.

— Ты используешь слишком много силы, — сказала она. — Ты прямо светишься. Твое тело устает.

Она увидела, что я, кажется, что-то понимаю:

— Тебе нужно научиться использовать минимум или обходиться вообще без нее. Словно стать невидимым. Рыба не спорит с водой, а скользит в ней. И лишь при необходимости использует хвост и плавники.

Ма вскочила, и забрала у меня склянку с мазью:

— Повернись… На спине забыли.

Она закинула подол рубашки мне на голову и рисовала пальцем линии на коже спины. Осмотрела бока.

Потом сказала:

— Вероятностные удары — это жутко…

— Жутко — это встреча с твоей тетей, — пошутил я. — Надеюсь, она никогда не состоится… Буду держаться от нее как можно дальше.

Ма звонко рассмеялась.

— Она не кусается… Но может поджарить, как следует. Или спустить шкуру.

#

13.

Мы летели к юго-восточной окраине города к часовне с колодцем. Откуда мы с Ильей впервые появились в этом мире.

Из черной воды ночи в свете луны.

Залив с высоты птичьего полета сверкал в вечерних лучах, мы пересекли его узкую часть, и теперь под нами петлял дорожный серпантин.

Ма рассматривала шоссе среди скал желтого песчаника и кустарника, по которому два дня назад в черном лимузине, в сопровождении мэра и Синга, мы ехали в неизвестность.

Казалось, что целая вечность прошла с того момента…

Я уже бывал у часовни, когда летал на разведку, сразу узнал ее купола, липовую аллею набережной и пляж.

Мы опустились в дворах неподалеку. Вниз по каменным ступеням между стенами домов, а затем через арку вышли к часовне.

За стволами и пышными кронами лип шумело море, волны равномерно накатывали на песок.

— Я зажарился… — сказал я и кивнул в сторону пляжа. — Пойдем окунемся.

— Не здесь… Давай проникнем внутрь… — заговорщически проговорила она. — У меня для тебя есть кое-что еще.

Я вопросительно посмотрел на Ма.

— Еще один урок, — она снова щелкнула меня кончику носа. — Это будет твое домашнее задание… И заодно искупаемся.

Ма подергала высокие входные двери за бронзовые кольца. Замка на дверях не было, но они не поддавались.

— Ключи есть?

— Пойдем… — вздохнув, сказал я.

И, поправив спадающий с плеча рюкзак, взял Ма за руку.

Она удивленно шла за мной. Я провел ее обратно в арку, а затем через подъезд жилого дома насквозь и вышел с черного хода во внутренний дворик часовни.

Подвел Ма к неприметной двери в стене.

— Это единственный вход, — сказал я. — Все окна, стены и двери чем-то защищены. Закрыты. Я не знаю, как… Но я не могу сквозь них пройти.

Ма дернула дверную ручку. И посмотрела на меня:

— Заперто… И что теперь?

— Закрой глаза, — сказал я. — И не открывай.

Она кивнула и сомкнула веки, я взял ее за руку. И мы прошли сквозь дверь. Ма негромко охнула и сжала мою ладонь.

Изменился воздух.

Теперь пахло не раскаленным песком, не свежестью побережья и медовыми липами. Воздух хранил ароматы терпких трав, прохлады и камня.

Мы одновременно открыли глаза.

— Ничего не вижу… — прошептала Ма. — Где мы?

— Сейчас…

Я сделал шаг, протянул руку и нажал выключатель.

Зеленая лампа на столе зажглась приглушенным светом. Ма оглядывалась, рассматривая убранство комнаты. Стол с лампой, тахту, стеллаж с книгами у камина, платяной шкаф, комод с постельным бельем.

Она заглянула в каждую дверь и обнаружила маленькую кухоньку и ванную комнату. Третья дверь не поддалась, и Ма снова вопросительно глянула на меня.

Я молча достал из чаши на столе ключ и вложил в ее ладонь. Ма нетерпеливо открыла дверь и удивленно вздохнула.

За дверью комнаты светила полная луна, ее свет отражался от черной воды колодца. Дрожащими бликами ложился на потолок.

Она закрыла дверь на ключ и негромко сказала:

— Это комната смотрителя.

— Да, — ответил я, — и он здесь не бывает.

— Но белье свежее…

Ма заглянула в шкаф, ящики комода и прошла на кухню.

Оттуда раздался ее голос:

— И продукты… О… Тут можно остаться жить.

Она выглянула из дверного проема:

— Будешь молочный улун?

Пока Ма колдовала на кухне, я разжег камин. Сухие дрова охотно вспыхнули и затрещали в языках оранжевого пламени. Комната смотрителя осветилась уютом и живым теплом.

Через несколько минут мы пили чай из маленьких чашек.

— Зимой, когда вокруг снег, — мечтательно произнесла Ма, — а за окнами шумит прибой, здесь особенно спокойно… Горит огонь в камине, плывет аромат кофе, можно принять горячую ванну.

Я пошутил:

— Илья принесет креветок, и мы зажарим их на решетке.

Ма рассмеялась, представив эту картину, а потом сказала:

— Можно, это будет наше место?

— Оно и так наше… — отозвался я, отпивая ароматный улун. — Иначе мы не смогли бы войти сюда.

И спросил, улыбаясь:

— А почему ты заперла дверь?

Ма зябко повела плечами. Вздохнула.

— Не знаю… Немного не по себе.

— Мне тоже, — признался я. — Мало ли кто еще может прийти из темной воды…

— А дверь? — внешне спокойно сказала Ма, но я уловил страх.

Сказал очень серьезно:

— Защищена. Не бойся… Абсолютные заклинания необратимы. Никто и никогда не сможет войти в комнату.

Ма показала глазами на тяжелые деревянные запоры, стоящие в углу.

— Но кто-то пытался…

Эти бруски вкладывались в массивные металлические крюки на стене, полностью блокируя дверь в дверном проеме. Окаменевшее дерево запоров в местах соприкосновения с крюками было помято.

Я осмотрел дверь и бруски истинным взглядом и сказал:

— Это случилось давно… Все очень старое.

— Как ты это делаешь? — спросила Ма зачарованно. — Я иногда вижу синий отблеск в твоих глазах. И не только твоих…

Теперь пришел мой черед удивляться:

— Ты видишь синее пламя?

— С детства… — сказала она задумчиво. — Не придавала этому значения, думала все видят.

— Значит, можешь управлять им. Расскажу, как, если хочешь…

Я допил чай и спросил:

— Что ты хотела показать?

Ма вывалила все из рюкзака на кровать. Отложила бутерброды в фольге, мечи и склянку Аманды на стол, а нашу пляжную одежду оставила на покрывале.

— Переодеваемся в пляжное… — скомандовала она и ушла в ванную.

Я стащил с себя джинсы и рубашку, поглядывая на дверь, переодел плавки. Натянул футболку и пляжные шорты. Ступил в шлепанцы.

Вышла Ма в чудесном голубом бикини. Она выглядела растерянной.

— В чем дело? — сразу спросил я.

— Нашла еще два новых вероятностных пореза. На ногах… Одежда в этих местах, тоже целая. И один на левом боку.

Я опустился на колени перед Ма, провел ладонью по белым шрамам.

— И на спине тоже… — сказала она.

— На спине? — я вскочил и повернул Ма спиной к огню.

В свете каминного пламени белые росчерки клинка почти сливались с тоном кожи, но все-таки они были.

— Все очень странно… — проговорил я. — Впервые вижу отложенное проявление ранений.

Я погладил Ма по изгибу спины, взял мазь Аманды и нанес ее на вероятностные порезы.

Потом развернул ее к огню лицом и обработал ноги и шрам на животе и боку. Мазь, впитываясь, тихо шипела.

— Спасибо… — произнесла Ма, но было видно, что она потрясена.

И добавила тихо:

— Я их совсем не чувствовала. Не думала, что их столько…

— С ними всегда так, — сказал я. — Потому что они вроде бы как существуют лишь в состоянии неопределенности… Но, если приходит время, и эта вероятность исполняется, они раскрываются.

Она глянула на меня с удивлением и легким испугом.

И я пояснил:

— Становятся настоящими ранами. Иногда смертельными…

Ма задумалась, стоя в оранжевых отсветах каминного пламени.

Я подал ее пляжную одежду. Она взяла, но не одевалась, просто смотрела на меня в молчаливом оцепенении.

— Излюбленный прием асассинов Тайной Службы, — проговорил я после паузы. — Жертве наносятся вероятностные удары, она ничего не замечает, живет себе спокойно. Или даже всего один проникающий удар, он не оставляет следа на теле…

Бросил на Ма быстрый взгляд:

— А потом ей посылают ключ доступа.

Вздохнул:

— В нужный момент… Это запускает отложенную вероятность и материализует ее… Открытку, кодовую фразу, ребенка на улице, коробку с печеньем. И человек внезапно умирает. Среди толпы, или сидя в кресле от скрытого удара в сердце. Никаких следов, никого не найти. Идеальное убийство…

Ма накинула рубашку, подвернула рукава:

— Откуда ты столько знаешь об этом?

Я пожал плечами и опустил глаза:

— Просто знаю… Много путешествовал.

Посмотрел на свои руки, на которых в оранжевом свете пламени белели росчерки, оставленные Принцем, и полосы ожогов от клинка Грега.

Мазь ослабила их, но пока не исцелила полностью.

Я снова поднял на Ма взгляд:

— Поэтому опасно далеко уходить в поединке… Не дальше трех секунд от момента «сейчас». Лучше две… Чем дальше, тем больше вероятностных ранений, тем выше риск, что они исполнятся. Те, кто уходит за минуту, обычно не возвращаются. Их тела просто взрываются…

Ма натягивала, глядя на меня, укороченные пляжные брюки, светлые и легкие. Я придержал ее за плечо и добавил:

— Если почувствовала, что тебя уводят за три секунды, выходи из поединка немедленно… Спасайся.

Ма оделась.

Свободная рубашка, пляжные брюки, сетчатые туфли.

Собрала волосы сзади в хвост.

Мы были готовы.

К прогулке на морское побережье и купанию в вечерней морской волне. Смеяться, глядя на заходящее солнце.

— Научишь вероятностному бою? — спросила она.

Я кивнул.

— Конечно… В любой момент.

Подхватил рюкзак и шагнул к выходу на улицу. С удивлением обернулся. Ма неподвижно стояла на месте.

— Ладно… — сказала она. — Вернемся к этому позже. Сейчас твой выход на арену…

Ма указала на дверь в зал с колодцем:

— Открывай.

#