Год Собаки I. Среди Теней

День Второй. Сцена 1–2

ДЕНЬ ВТОРОЙ

#

1.

Когда я проснулся, Ильи в номере уже не было. Сомнамбулой проплелся в ванну, умылся ледяной водой и почистил зубы.

Потом включил запись точки наблюдения, которая осталась в зеркале, и еще раз прокрутил ее сначала.

Внимание привлек камень Принца.

Камень был мне незнаком…

Я несколько раз просмотрел, как Принц управляет камнем, касаясь граней кристалла. Потом отмотал чуть раньше и замедлил запись. При повороте кольца вперед камень появлялся, при повороте назад, исчезал.

И я понял, что Принц скрытно носит кольцо камнем внутрь себя. Скрываясь, камень врастал в его плоть.

Это было пугающе и странно…

Подумал немного и стер запись точки наблюдения.

Увидел под зеркалом жёлтый квадратик стикера в котором рукой Ильи было накорябано послание:

«Пернатый, кончай дрыхнуть. Я ушел. Абуминог.»

Я заглянул в его комнату. Смятая постель, окно открыто. Гитара лежала на месте. В струнах торчал еще один квадратик:

«Бал в три. Опоздаешь, убью.»

Вздохнул и пошел на кухню. На столе лежал следующий квадрат. В нем был нарисован рогатый смайлик с трезубцем, острыми зубами и хвостом. Стрелка указывала на закрытое колпаком блюдо:

«Опять? Ненавижу…»

Я поднял колпак и рассмеялся: там был салат из креветок.

Через двадцать минут, перекусив, я подобрал в гардеробе одежду для бала: светлые рубашку и джинсы, опустил в карман две золотые монеты и пропуск. Стал невидимым…

И теперь был свободен, как ветер.

Я сместился к магическому уровню реальности и прошел сквозь стену. Потом летел бесконечным коридорами гостиницы в сторону западного крыла. Рассматривая гостей, убранство интерьеров.

В одном из восьмигранных залов встретил Аарона. Он давал наставления горничным, что заступали на первое дежурство.

Оставив дворецкого, полетел дальше неосязаемым призраком, проникая сквозь стены и перекрытия, дивясь причудливой архитектуре, множеству пустых комнат, изяществу отделки.

Вскоре я понял, что забрался слишком далеко на запад.

В этом крыле работала лишь небольшая часть гостиницы, обращенная к шпилям городского собора. Остальная, нежилая часть, терялась в степи, погруженная в полумрак и запустение.

Пыль, выдранные с корнем люстры, взломанный паркет, испорченная мышами мебель в чехлах.

И слишком пустая тишина.

Иногда ветви лабиринта зданий смыкались в ловушки, в глухие колодцы, из глубоких стен которых, множеством пыльных глаз смотрели окна. Со дна колодцев произрастал непроходимый лес.

И в нем не было птиц.

Я летел все дальше, кружа вереницами комнат, изломами коридоров, как в гипнотическом танце, очарованный своим скольжением, безмолвием стен, портьер, затянутых паутинным шелком углов. И не замечал, что меня увлекает неведомым магнитом туда, где сплетение зданий обрывается отвесной пропастью.

Вдруг гипнотический полет прервался, и я увидел скользнувшую впереди тень.

Кто-то еще блуждал в этом гиблом месте.

Теперь звук раздался сзади, совсем рядом. Я быстро обернулся. Мне снова показалась, что увидел чью-то тень.

Никого.

И вот, снова спереди…

Я опять обернулся. И вздрогнул, забыв о своей невидимости.

Передо мной стоял Синг.

Его глаза горели синим пламенем истинного зрения. Он видел меня.

Мы смотрели друг на друга несколько мгновений.

А потом Синг прыгнул…

Из моей груди вырвался крик, чудовище двигалось слишком быстро. Я с трудом увернулся от Синга и вылетел в окно. Стараясь не смотреть назад, поднимаясь все выше и выше к облакам.

Сердце колотилось в груди.

Этот сон снился мне на Земле. И в этом сне я умирал.

Я только сейчас понял, что мне всегда снилась гостиница Принца, но тогда, разумеется, я об этом не знал. Синг преследовал меня в коридорах, а потом внезапно настигал… Так же, как сейчас.

И убивал.

Я посмотрел вниз.

С высоты гостиница сливалась с городом в утренней дымке. Мой план не был завершен. Но я мог вернуться к нему позже.

Оставаясь невидимым, я полетел в сторону города, осматривая окрестности при свете дня. Облетел исторический центр, порт, памятник на площади, скалы, побережье и пляжи, отыскал часовню с колодцем.

Потом поднялся до верхней площадки Лестницы Богов.

Встал на нее и вернулся в реальность текущего момента. И едва не упал, вцепился в мраморные перила.

На высоте дул холодный и сильный ветер.

Спрыгнул с площадки вниз и несколько секунд наслаждался свободным падением, ощущая, как перехватывает дыхание и замирает сердце. Перед землей остановился и полетел в сторону каньона.

Я опустился в его бездонную пропасть на самое дно и теперь, не торопясь, брел по высохшему руслу реки. Впереди снова мелькнула тень, но я уже знал, кто меня ждет.

У входа в черный туннель стоял Синг. Глаза Синга светились синим огнем. Он медленно пошел ко мне.

Я толкнулся ногами и вылетел из каньона.

Сбивая Синга со следа, отыскал в ближайшем переулке горизонтальный лифт и набрал три нуля.

Код кабинета Принца.

Этот номер был на всех бланках, картах, визитках.

На самом деле, я даже не знал, где именно в гостинице находился его кабинет. Но был совершенно уверен, что скоро там окажусь.

Я ничем не рисковал.

Принца не могло быть на месте, он готовился к открытию. А кабинет никогда не запирался, таков был его стиль… И этот стиль мне нравился, он вполне мог стать моим.

Через пять секунд я стоял в кабинете Принца. Как и предполагал, коридор был пуст, а дверь открыта настежь.

Я прикрыл ее и огляделся.

Странное чувство охватило меня, будто я тут уже был.

Светлая комната без зеркал. Белые стены, белый потолок, занавески. За окном море и скалы, высота метров тридцать.

Явно не нулевой этаж…

На стене гравюра в черной рамке. Предельно лаконичная — шесть точек. Как на игральной кости, два ряда по три, друг над другом.

Под картиной на подставке два меча в ножнах.

В стеллаже икебана из сухих ветвей и цветов. Рядом, между книг, глубокая рамка, в центре которой притаился глаз. Настоящий глаз с карей радужкой.

Книги самые обычные. В основном — словари. Общего языка, языка живых, языка мертвых, магического языка.

Большая галактическая энциклопедия, история магии, несколько стихотворных сборников. На полке ниже черный паук в стеклянном кубе.

Дагерротип на столе.

В нем запечатлены двое школьников младших классов — брат и сестра.

Было непонятно, кто они, вначале я принял их за детей Принца. И лишь позже понял, что это его ученики, а он их наставник.

Смеющиеся мальчик и девочка в форме местной гимназии, складывали из пальцев треугольники, как земные дети складывают сердца.

Один вверх, а другой вниз.

Девочка сложила верхний треугольник, а мальчик нижний.

В дагерротипе хранилась запись. Я коснулся ее взглядом и увидел тот момент. Картинка ожила, и я услышал их смех, слова любви, обращенные к Принцу.

Прочитал на паспарту цитату, набранную типографским шрифтом:

«Небо вверху, небо внизу,

Звезды вверху, звезды внизу,

Все, что вверху, то и внизу…»

И ниже от руки:

«Грег и Фрея, с любовью. Навсегда.»

Чуть дальше на столе обнаружил папки личных дел и с удивлением узнал наши анкеты.

Оказывается, на нас были собраны досье…

Прикасаться к чужим документам было запрещено. Кодекс однозначно трактовал этот аспект свободы воли. Можно было видеть только то, что было открыто.

Анкета Ильи лежала поверх досье.

Я, улыбаясь, читал ответы Ильи корявым почерком. Рядом рукой Принца были внесены исправления.

Пол: «Ыыы». Зачеркнуто. Сверху твердым почерком Принца: «Оболтус».

Планета проживания: «Альтерния». Исправлено: «Земля 29».

Вид: «Абуминог». Зачеркнуто. «Человек». Зачеркнуто.

Сексуальные предпочтения: «Сольфеджио», пищевые: «Креведко». Примечание почерком Принца: «Прописать абуминогу ремня и креветок».

Виднелся уголок моей анкеты.

Слово «Летчик» не было зачеркнуто, но сверху буквами общего языка добавлено: «Пилот».

Я ощутил на себе чей-то взгляд и обернулся. Паук в стеклянном кубе смотрел множеством глаз.

Куда бы я не пошел, он поворачивался в ту же сторону. И я догадался, почему Принц быстро обнаружил точку наблюдения. Он почувствовал взгляд, вот почему.

Я приблизился к стеклянному кубу.

На спине паука виднелся серый орнамент. Те же шесть точек, что и на гравюре, только соединенных между собой линиями.

Паук выполз к стеклу, поднялся на камень, разглядывая меня. Я коснулся его крохотного сознания. Но, увидев свое лицо, искаженное взглядом множества глаз, вздрогнул и сразу же разорвал связь.

Паук вел непрерывную запись происходящего.

Он охранял кабинет.

Я сделал ошибку не только став видимым, а вообще придя сюда. В этом не было ничего криминального, просто я не хотел, чтобы Принц знал о моем визите.

Кабинет имел статус публичного места, доступного для восприятия, не защищался магией, ни простым запретом или предупреждением…

Он даже не запирался.

Принцу нечего было скрывать. Вся его жизнь была на виду, кроме камня, который он носил внутрь себя…

Я в задумчивости смотрел на паука.

Открыл куб и разместил точку наблюдения в россыпи крохотных черных глаз. Теперь мой взгляд терялся в его взгляде.

Оставалось решить, что делать с записями паука… Память была небольшой, всего три дня. Я быстро промотал ее: ничего интересного, в основном кабинет пустовал. Скорее всего, Принц ничего даже не заметит…

Я осмотрелся истинным взглядом, устраняя следы своего присутствия.

Стал невидимым.

И, проходя сквозь стену, стер пауку память.

#

2.

Бал, который давал Принц в честь открытия Тридцать Первого сезона, начинался пустым и бесцветным днем.

Но еще заполночь, в одном из заброшенных отростков гостиницы-монстра, слуги в черном отперли двери, и в необъятных темных залах, обычно всегда пустых и холодных, были зажжены свечи.

И, гонимый порывами мелкого дождя, я летел над мрачными лабиринтами зданий западного крыла.

По земле стлался туман, из разинутых оконных ртов на меня смотрела хищная чернота. Впереди мерцала цепочка огней, начинался бал, и я беспокойно спешил на их свечение.

Опустился на балкон с причудливыми барельефами на каменных тумбах и лепными вазами для цветов.

Спрыгнул с перил.

Двери были распахнуты настежь. Слышались музыка и голоса. Взволнованный женский голос глубоким контральто читал:

— Предмет насмешек ада, тень…

Я шагнул, отодвигая рукой тяжелый гобелен, и оказался в зале.

Балконные двери располагались рядом со сценой, залитой светом прожекторов. На ней стояла девушка в трагическом платье перед строем мужчин в окровавленных костюмах зомби.

Мое появление прошло незамеченным. Женский голос продолжал:

— … Призрак, обманутый судьбой, бессмертной раною убит…

Я, пригнувшись, крался в первом ряду зрителей, и тут меня окликнули, я оглянулся, но никого не увидел в полумраке.

Женский голос чувственно сказал:

— … Ты обернешь молящий взгляд… — и после паузы, тише. — … И строй кровавый закричит.

Кто-то еще раз окликнул меня, я выпрямился.

Вдруг прожекторы переместили лучи, выхватывая мою фигуру из тьмы, и девушка, указав на меня рукой, завершила обвинение:

— Он виноват…

И строй зомби следом за ней хором подтвердил:

— … он виноват!

Я стоял ослепленный светом прожекторов. В кедах, в рубашке и джинсах посреди гостей в бальных платьях и смокингах.

Конферансье в белом пиджаке вскричал:

— А вот и наш долгожданный герой! Он не полезет за словом в карман… Или полезет? Мы узнаем об этом прямо сейчас…

Издалека раздался презрительный свист и возгласы неодобрения, которые прервались аплодисментами.

Кто-то вскричал:

— Браво!

И повисла пауза ожидания.

Девушка молча смотрела на меня. Зомби улыбались: по сравнению с безупречно одетыми гостями, я выглядел даже хуже, чем они.

Тут до меня дошло…

Это был поэтический поединок, соревнование. Где обменивались смыслами, мне не понятными. И догадался, что должен дать поэтический ответ.

Резкий прожекторный свет мешал сосредоточиться.

Я неожиданно для себя вошел в состояние суперпозиции и тотчас же знал кому и что нужно сказать. Слова вспыхнули в голове, и я повернулся к человеку в белом.

Это был отрывок, которой я учил в школе на Земле.

Стихотворение не казалось хорошим выбором… Сложно сказать, как в суперпозиции интуиция считает варианты. Возможно, произошла ассоциативная привязка через символы «вина», «плоть», «смерть».

— … Мы любим плоть… и вкус ее, и цвет… — читал тихо я, — и душный, смертный плоти запах… виновны ль мы, коль…

Девушка в трагическом платье покачнулась и оперлась на рояль рукой, а по ряду зомби прошла волна. Двое из них опустились на колени не в силах устоять на ногах. Конферансье побледнел, казалось, что он вот-вот потеряет сознание.

В глубине зала раздались сдавленные возгласы и стон.

Кто-то выкрикнул:

— Прекратите, ради бога…

И вдруг я осознал, что от волнения накладываю намерение стихотворения на окружающих, превращая его в заклинание. Но не мог остановиться и дочитал до конца:

— … хрустнет ваш скелет… в тяжелых, нежных наших лапах…

Меня встретила тишина. И в этой тишине еще один зомби упал на колено, и его вырвало на сцену. Больше никто не свистел и не смеялся.

И тут снова кто-то крикнул во весь голос:

— Браво! Браво!

Зал взорвался аплодисментами и криками восторга.

Из-за кулис на сцену, не торопясь, вышел Принц, он забрал у конферансье микрофон и поднес к губам:

— Это был захватывающий раунд… Наш юный герой приятно всех удивил. Он, определенно, заслуживает прощения… Но примет ли условия тот, кто пришел отказаться от условий?

Принц сделал знак, и прожекторный свет вернулся на сцену. Он задумчиво размышлял вслух:

— Может ли быть убит тот, кого убить нельзя? Можно ли убить бессмертного?

Он сделал паузу и посмотрел на меня:

— Скоро узнаем…

Я увидел по его лицу, что мне удалось парировать стихотворный выпад, смысл которого ускользал от меня, и который, возможно, не был безобидным…

Это был игровой ход. Но суть его была непонятна.

Как бывает непонятен странный ход пешкой, сделанный в дебюте гроссмейстером. На первый взгляд лишенный логики, но приводивший к сокрушительному проигрышу в эндшпиле.

Взгляд Принца по-прежнему оставался спокойным, но в глазах, стоящих рядом с ним молодых людей мерцал страх.

Прожекторный свет снова переместился, высветил девушку за роялем в алом вечернем платье и место перед микрофонной стойкой.

Принц вставил в нее микрофон, и они с зомби скрылись в темноте.

В глубине сцены возникло движение, что-то с металлическим звоном упало за кулисами, и перед зрителями возник Синг. Он с воодушевлением преследовал громадную крысу, которая смешно подпрыгивая, пыталась спрятаться под роялем.

Пианистка вскочила в ужасе.

Синг развернулся, скребя лапами на одном месте, его занесло, он сшиб микрофон.

Раздался электронный вой. Крыса, обезумев, прыгнула прямо в публику, на первые ряды. Я увидел, как она приземлилась на даму с глубоким декольте.

Дамы завизжали, послышались крики возмущения и мужской хохот. Синг со счастливым выражением на морде прыгнул следом.

Крыса метнулась под портьеры и пропала. Чудовище проследовало за ней.

Пользуясь суматохой, я поспешил убраться подальше с глаз долой: от сцены, от Синга и от Принца с его загадками…

И оказался в полумраке коридора за колоннами.

На стене горели магические бра, имитирующие живой огонь. Но этот огонь не обжигал, и не мог ничего воспламенить. Было очень уютно, пахло восточными благовониями, горячим свечным воском.

Между бра в стене были широкие проходы с полукруглым верхом, сквозь которые виднелся другой коридор с колоннами, а за ним еще один зал.

Я разглядел сервированные столы, официанты разносили блюда с закусками и бокалы. Скрипка и контрабас что-то оживленно и страстно играли, но не единого звука не доносилось с той стороны.

Я пригляделся и увидел в арках магические экраны корпорации Зен.

Магические экраны не пропускали звук. Музыканты играли что-то неуловимо быстрое, как в немом кино.

— Динь-дон… — произнес позади женский голос. — Привет, мальчик-колокольчик.

#