Голоса животных и растений

Этот разговор — дело деликатное, ведь подчас ненароком можно задеть и кое-кого из конкретных особей рода человеческого. Поэтому заведомо оговорюсь: здесь речь пойдет исключительно об ослах, уже ставших известными благодаря истории, литературе либо лично знакомых автору, так сказать, об ослах вообще. Любое сходство описываемых животных с кем-то прошу считать случайным и неумышленным.

Об ослах писать неимоверно трудно — постоянно рискуешь сбиться на гротеск. Приходится выходить за рамки расхожих понятий и стереотипов мышления, вызывая на себя возможный гнев общественности в целом и отдельных граждан. Хотя гражданам куда разумнее было бы по-ученически вслушаться в голоса из прошлого: к примеру, усвоить совет Омара Хайяма, призывавшего не ждать пользы от мудрости своей. «Прикинься дураком — и больше пользы будет» — таким запал мне в память один из его рецептов счастья. К сожалению, у большинства людей чувство юмора повернуто острием от себя.

В реальной жизни, как и в мировой истории, осел выглядит существом гораздо более многогранным по характеру, даже привлекательным и обаятельным по нраву, то есть совсем иначе, чем образ, сложившийся в психологии среднего человека, попросту говоря — обывателя. Но не в пример последнему осел, по крайней мере, всегда старается быть самим собой.

— Быть ослом — тоже божий дар, — цитировал мне в середине 60-х годов старинную пословицу большой африканский писатель Сейду Бадиан Куйяте. В то время он был министром правительства президента Мали — Модибо Кейты.

Там, где ослов уважают

Есть на свете страна, где ослам живется более или менее вольготно. Это Кения. Порой их там воспринимают чуть ли не наравне с людьми и относятся подчас лучше, чем к людям. В Кении права ослов бдительно охраняет закон. К примеру, магистрат города Мойяле потребовал назначить наказание некоему Абди Хамзи — месяц тюремного заключения — за «оскорбление личности и достоинства осла». А весь сыр-бор разгорелся вот из-за чего. Упомянутый Хамзи имел в собственности осла, которого никакими уговорами и понуканиями нельзя было принудить работать. Однажды почтенный житель Мойяле просто вышел из себя, вконец рассердился на ленивое животное. «Иншалла! На все воля Аллаха!» — возопил он и схватился за кнут. Осел, быстро поумнев, почти тотчас сдвинулся с места. Но его хозяина в результате наушничества всеведущих соседей вполне в рамках местных демократических процедур привлекли к ответственности. Не выручили Хамзи ни ссылки на Аллаха, ни упоминания о заветах предков, по мнению которых «поцелуями да приветами осла не заставишь воду возить, а иногда и пить ее». Уже после оглашения приговора выяснилось: Абди Хамзи показал себя невеждой в отечественном законодательстве, таковое, в частности, не дозволяет применять меры физического воздействия к ослам, поскольку это животное почитается в ряде районов Кении.

Оно, конечно, так: осел — это вам не баран и не овца. В некоторых отношениях осел куда сообразительнее. Он и выберется самостоятельно из загона, и сам проникнет, если надо, в загон; недаром в Мойяле загулявшим допоздна детям говорят: «Осел и тот свое стойло не теряет». Осел не побредет подобно овце вместе с отарой туда, куда погонит ее чабан; не станет работать и не тронется с места, пока не поест. В отличие от лошади, безропотно выполняющей все повеления хозяина, он еще «поразмышляет», стоит ли ему слушаться. Однако если уж осел привяжется к хозяину, поверит в него, то сделается самым верным помощником и соратником, будет следовать всем приказам без каких-либо заметных проявлений чувств… Хамзи же целиком полагался на одну только палку.

В принципе по законам Кении вина за любое происшествие с ослом лежит на человеке. Как-то одно беззаботное животное по неведомым причинам разлеглось на железнодорожном полотне между Найроби и Момбасой… Судили потом и машиниста поезда, и владельца погибшего животного — но самого осла посмертно оправдали.

Ослам в Кении созданы довольно приличные условия, соответствующие понятию «социальной защищенности». В 80-х годах в районе Найроби — Лангаге открыта больница для ослов, а при ней — еще и профилакторий. В больнице и в профилактории есть отдельные палаты, пациентам которых прописывают усиленное, особо калорийное питание. (Молва доносит, что ослам местных крупных руководителей и именитых граждан выделяются спецпалаты.) Инициатором создания лечебницы стала международная организация «Всемирное движение в защиту прав ослов», штаб-квартира которой находится в Лондоне.

— Появление первой в Кении, Африке и, вероятно, в мире специализированной больницы для ослов обусловлено тяжелым трудом животных, высоким травматизмом на производстве и жестокостью хозяев к ним, — заявила на открытии лечебницы Элизабет Свендсен, лидер и учредитель «Всемирного движения в защиту прав ослов». — Заботливое отношение к ослам в среднем увеличивает дееспособный период их жизни на пять лет. Хорошо поставленный уход за ними принесет немалую экономическую выгоду развивающимся странам, широко использующим труд этих животных. Забота об ослах окупится сторицею. О людях — тоже…

Известно, что с первого дня работы больницы от занедуживших ослов нет отбоя. В лечебный центр их доставляет специальная служба, трижды в день объезжающая окрестности Найроби, включая близлежащие города, в поисках захворавших животных. Кроме того, их пригоняют к больнице и сердобольные владельцы.

Вслед за лечебницей в Найроби открылся профилакторий в Ламу. К услугам непарнокопытных пациентов там имеются операционная и шесть реанимационных палат. Сотрудники специализированной больницы и профилакториев совершают поездки по Кении, врачуя больных животных на местах. Добровольцы из «Всемирного движения в защиту прав ослов» выступают с лекциями об этих полезных животных, проводят такие мероприятия, как их перепись и диспансеризация.

— Конечно же осел не лодырь — просто он упрям и своенравен. Ослы, ишаки и мулы трудятся в поте «лица», — высказалась как-то в моем присутствии Элизабет Свендсен. — Они завоевали себе право на приличную жизнь. Учреждения в Найроби и Ламу, основанные нашей организацией, одни из первых в мире. Наша цель — улучшить условия существования ослов, продлить их жизнь. В развивающихся странах они в среднем живут 11 лет, против 37 в той же Англии. В цивилизованном Альбионе ослам легче, во Франции — тоже. Простите меня, но по соображениям такта умалчиваю о положении ослов в вашей великой стране. Особенно их беды усугубились после того, как Россия взяла курс на полную демократию. Думаю, дело не в общественном выборе — просто у ваших лидеров не доходят до бедных ослов руки.

Ошибочно, однако, полагать, что власти в Кении настолько благоволят к ослам, что у них там сплошные права и никаких обязанностей. Это отнюдь не соответствует действительности. Привилегии привилегиями, но и спрос с ослов в Кении больше, чем, допустим, со львов, бегемотов или даже со слонов. К ослам относятся так же, как и к другим гражданам: предоставляя ушастым животным многие из прав человека, от них требуют законопослушания. В 1987 году в городе Кайядо судья приказал посадить за решетку трех ослов и в гневе угрожал им — в том духе, что «они еще насидятся в тюрьме». За полтора года до этого события упомянутая дружная троица забрела во двор здания суда. Клерки терпеливо, но настойчиво гнали животных прочь со двора, упрямцы же неизменно возвращались на полюбившуюся им территорию. Не увенчались успехом попытки разыскать их владельцев.

Тут — в порядке лирического отступления от главной темы — остановлюсь на припомнившейся мне звездной ночи в малийской деревеньке, населенной народом бамбара. В промежутке между плясками под умопомрачительное неистовство тамтамов крестьяне спели ритмичную, заразительную старинную песню:

Эта забавная народная песенка бамбара дает некоторое представление о чувствах судьи из Кайядо. Особое раздражение у него вызывали пронзительные вопли нарушителей общественного спокойствия. Ко всему прочему проказники страдали от кожного грибка. Дабы унять зуд, они часами катались по траве посреди двора, нарушая тишину и мешая таким образом судебным заседаниям. Из-за подобных «упражнений» трава там постепенно вытерлась и исчезла. Это и погубило незадачливых хулиганов.

В один прекрасный день ослиные крики и клубы пыли, поднятые ушастыми озорниками, вынудили жреца Фемиды прервать важный процесс. Беспризорных хулиганов немедленно посадили на скамью подсудимых. Вердикт судьи был суров, но справедлив: тюрьма! Понятно, что и к вольнолюбивым ослам применима популярная в Африке поговорка: «Велика тюрьма, да охотников на нее мало» — звучащая по-русски как «Тюрьма — не мать родная». К счастью для потенциальных узников, дело затянулось. В яркой защитительной речи адвокат потребовал от суда милосердия и обязательного проведения медосмотра обвиняемых. Даже в случае, если те окажутся «практически здоровыми», юрист просил направить их в спецбольницу и созвать на консилиум психиатров; а поскольку для современной науки ослиная психика полна непроницаемых тайн и загадок, суд обречен был оказаться в юридическом тупике. Вместе с тем местные психиатры и судьи выяснили, что по ряду позиций психика ослов отличается от человеческой, причем сравнение — не в пользу людей.

Другой типичный случай подобного рода имел место в Ламу. Водитель превысил скорость на одной из узких улиц этого островного городка на берегу Индийского океана. Тут же последовал приказ полицейского остановиться. Нарушитель испугался наказания — и припустил еще быстрее. В последний момент он скрылся от погони, в панике бросив на произвол судьбы свое средство передвижения — осла. Горемыку осла сутки продержали в полицейском участке. Лишь к вечеру следующего дня проштрафившийся лихач, некий Али, видимо пожалев свою «частную собственность», явился с повинной. Его действительно оштрафовали за превышение скорости и… за езду на осле. Передвигаться на ослах в Ламу запретил муниципалитет после нескольких наездов галопирующих «скакунов» на зазевавшихся прохожих: когда осел входит в раж, его иной раз не остановить — он несется во всю ослиную прыть, напропалую, чуть ли не зажмурившись.

Внимание кенийских властей привлек опыт Турции, где в городке Манагват, близ средиземноморской Анталии, устроены курсы для получения «прав на вождение осла». В течение получаса за надлежащую плату будущему наезднику, в частности туристу, расскажут о повадках ослов и обучат навыкам езды. «Ослиные права» выписывают на немецком, английском и русском языках, так что вряд ли Кения согласится на длительное отставание от Турции в столь важном деле…

Добродетельная ослица

Вполне вероятно, что осел стал спутником и слугой людей задолго до лошади, а быть может — и собаки. Почти наверняка цивилизации лошадей предшествовала цивилизация ослов, и — кто знает? — возможно, она когда-нибудь вернется, победит хотя бы в одной, отдельно взятой стране.

Не хочу утверждать, что ослы вдохновляли таких художников, как Фра Анджелико, Фра Филиппо Липпи, Амброджо Лоренцетти, Сандро Боттичелли и других магов кисти, но факт остается фактом — великие охотно рисовали ослов. И для этого у них были все основания. Осел далеко не глуп и к тому же трудолюбив, прилежен, умерен в пище: у него уйма ценных качеств, позволивших ему выжить на протяжении достаточно долгого и нелегкого периода истории нашей планеты. И среди них в первую очередь следует назвать — терпеливость. Наверное, по этой причине в Священном Писании образ осла ассоциируется скорее с духовностью, добротой, терпением и смирением, чем с чувственным, животным началом. Лошадь, чей образ обычно используется как синоним доброты и преданности человеку, в контексте Библии сеет вокруг себя ужас, смерть. Достаточно вспомнить четырех всадников Апокалипсиса. Одно из самых знаменитых библейских пророчеств содержит Книга Захарии: «Се, Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной. Тогда истреблю колесницы у Ефрема и коней в Иерусалиме». (Зах. I, 9.)

В десятой заповеди Божьей, отвергающей зависть как один из тяжких грехов, также упоминается об осле: «Не пожелай жены искренняго твоего, не пожелай дому ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, ни осла его, ни всякого скота его, ни всего, елика суть ближняго твоего». (Исх. 20, 17.)

В древности у евреев владение ослами было признаком богатства. К примеру, у библейского Иова имелось 500 ослиц. На ослицах белого цвета гарцевали почтенные люди. Сыны Израилевы предпочитали ослов лошадям. «Ездящие на ослицах белых, сидящие на коврах и ходящие по дороге, пойте песнь!» — создает собирательный образ этого народа Библия. (Суд. 5, 10.)

Младенец Христос лежал спеленатым в яслях, куда кладут сено для скота. Слева от Сына Человеческого был осел, справа — бык, что представляется весьма символичным. Здесь таится сокровенный смысл. Осел символизирует связь времен. Дело в том, что осел в древности нередко олицетворял языческий мир. Язычники порой чтили божество в образе осла. Утверждают, что евреи и первохристиане тоже поклонялись Богу, скрывавшемуся под личиной осла. Иначе не объяснить необычный рисунок на стене дворца римских императоров на Палатинском холме: человек молится перед распятым на кресте; у казненного — ослиная голова. Некоторые теологи толкуют присутствие осла у кормушки как образ идолопоклонствующих, невежественных и грубых народов, напоминающих это животное.

Деву Марию во время бегства из Иудеи в Египет изображают обычно с Сыном на руках и верхом на ослике, которого ведет святой Иосиф. Жизнь Богочеловека на грешной земле началась с того, что царь Ирод, преследуя цель погубить Иисуса, отдал приказ умертвить в Вифлееме и его окрестностях всех младенцев. И от злобы царя спаслись Мария с Сыном на осле — самом скромном неприметном из вьючных верховых животных.

В том странствии поражает еще то, что на всех картинах Пресвятая Дева едет с Иисусом на белом ослике, а рядом или позади шагает святой Иосиф. В те времена подобный порядок вызвал бы по меньшей мере изумление. Никогда ранее житель Востока — еврей, араб или египтянин — не шел за собственным ослом, на котором сидела женщина. Очевидно, что, по всем тогдашним канонам, на осле должен был восседать святой Иосиф, а его супруга с Сыном должна была брести за ним во избежание публичного скандала. А тут жена впервые едет на осле, впервые покорно не следует за мужем, оседлавшим животное. Христос внес новое в положение женщины.

Торжественный вход Иисуса Христа в Иерусалим состоялся накануне праздника опресноков. Для этого ему привели ослицу и молодого осла, и Иисус сел на него. «Чтобы отметить, что Церковь Его не от мира сего, о чем Он позже сказал Пилату, Господь сел не на коня, как земные владыки, а на осленка, «сына подъяремной». (Православный катехизис. М.: Издание Московской патриархии, 1990. С. 32.) Тем самым Иисус подавал всем земным вождям пример скромности, кротости и смирения, которому они, надо сказать, и ныне следуют крайне редко. Явившись в миру как бы из «гущи народной», Христос оставался с народом, презрев все обиды и мучения. Правда, монахи-бенедиктинцы толковали в свое время этот выбор иначе. Ослик и сама ослица, утверждали они, воплощают синагогу, потому что подобно ослу, неразумному животному, обреченному носить тяжести, еврейский народ точно так же не смог постичь тайны Бога и пал жертвой Закона.

Скорее всего, осел был одним из первых транспортных средств человека. Фактически он может рассматриваться как прообраз автомобиля, парохода, авиалайнера и даже звездолета. Если бы первобытному человеку довелось увидеть в небе самолет, он, возможно, сказал бы: «Какой красивый осел летит!» В ветхозаветные времена люди странствовали, кочевали на ослах, поэтому последние были тогда ближе к человеку, чем другие животные. Думается, Библия относит осла к «нечистым» животным, мясо которых нельзя есть, только потому, что в описываемых там краях он слыл незаменимым носильщиком и скакуном. Запрет на употребление мяса ослов в пищу защищал этих животных и позволял им и далее с большой пользой служить людям. На ослах передвигались Авраам, Моисей, другие библейские патриархи, а также упомянутые в Библии цари, судьи. По слову Божьему Авраам на осле отвез сына своего Исаака на одну из гор в землю Мориа для жертвоприношения. «И посадите Соломона, сына моего, на мула моего», — так пожелал царь Давид. (3 Цар. 1, 33.) Прежде чем стать первым царем Израиля, Саул разыскивал потерявшихся ослов отца.

Фрески на стенах гробницы в Бени-Хасане (Средний Египет) изображают события примерно XIII века до н. э. Мужчины, сыны Израилевы, шагают рядом со своими ослами, на спинах которых — дети и поклажа. За 1300 лет до н. э. Моисей повел почти 600 тысяч «мужей со всем имуществом», не считая жен и детей, пустыней Аравийской из Египта в Землю обетованную.

Цари стран, через которые они шли, не знали об их чудесном способе питания — манною небесной, а потому не без основания опасались, как бы после прохода такой массы евреев сквозь их владения там не разразился голод и их земли не оказались бы завоеванными. Грызли дурные предчувствия царя моавитского Валака, из страха заключившего союз с мадианитянами. Валак послал за великим провидцем Валаамом, который жил в Пефоре, на реке Евфрат, и попросил предсказателя прийти — и публично проклясть полчища Израилевы, посулив ему щедрые дары в награду. Валаам принял приглашение, но сам Бог воспрепятствовал произнесению последним проклятий. Трижды Валаам пытался проклинать евреев, вместо проклятий у него вырывались из уст благословения. Тем не менее Валаам, обуянный страстью к стяжанию богатств, уже обольщенный дарами и посулами Валака, оседлал ослицу и двинулся в путь вместе с князьями моавитскими. Однако дорогу ему преградил ангел Господень. Ослица сразу же увидела ангела, стоявшего на пути с обнаженным мечом в руке, свернула в сторону и пошла полем. Валаам принялся бить ослицу, чтобы она вернулась на торную дорогу. Ангел снова встал на их пути в узком месте, между виноградниками, где далее свернуть было некуда. Ослица, заметив его, прижалась к ограде виноградника и придавила ногу Валааму. Он опять взялся избивать ослицу, понукая ее идти вперед. Тогда ангел еще раз загородил путь. Ослица в очередной раз, увидев его, легла на землю под Валаамом. Разгневанный провидец в третий раз поднял палку на ослицу…

Библия так описывает дальнейшие события:

«И отверз Господь уста ослицы, и она сказала Валааму: что я тебе сделала, что ты бьешь меня вот уже третий раз? Валаам сказал ослице: за то, что ты поругалась надо мною; если бы у меня в руке был меч, то я теперь же убил бы тебя. Ослица же сказала Валааму: не я ли твоя ослица, на которой ты ездил с начала до сего дня? Имела ли я привычку так поступать с тобою? Он сказал: нет.

И открыл Господь глаза Валааму, и увидел он Ангела Господня, стоящего на дороге с обнаженным мечом в руке, и преклонился, и пал на лице свое. И сказал ему Ангел Господень: за что ты бил ослицу твою вот уже три раза? Я вошел, чтобы воспрепятствовать тебе, потому что путь твой не прав предо Мною. И ослица, видев Меня, своротила от Меня вот уже три раза. Если бы она не своротила от Меня, то я убил бы тебя, а ее оставил бы живою.

И сказал Валаам Ангелу Господню: согрешил я, ибо не знал, что Ты стоишь против меня на дороге; итак, если это неприятно в очах твоих, то я возвращусь». (Числа. 22, 28–34.)

Пораженный Валаам, прибыв к царю Моава, не проклял, а благословил сынов Израилевых. Так, ослица не просто оказалась понятливее своего господина, но и выступила помощницей ангела, выполнявшего волю Божью.

О Валааме упоминает святой апостол Петр, называя его возлюбившим мзду неправедную, но обличенным ослицею бессловесною в своем беззаконии, которая, «проговоривши человеческим голосом, остановила безумие пророка». (2 Петр, 2, 16.) Как жаль, что сегодня нет таких ослиц! Они могли бы помочь вразумлению людей, погрязших в корыстолюбии, стяжательстве, угодливости, озабоченных лишь самоублажением и забывших об интересах своих народов.

Сыны Израилевы не были прокляты и остались на равнинах Моава. Узрев то, что не заметили человеческие глаза, ослица спасла своего хозяина и повлияла на ход истории. Впоследствии Валаам дал Валаку пагубный для сынов Израилевых совет — привлечь постепенно евреев к идолослужению, через что мало-помалу распространились между ними нечестие и разврат с дочерьми Моава.

Выражение «Валаамова ослица» ныне обычно употребляют в двух случаях, вкладывая в него различные значения. Так либо говорят о молчаливом, недалеком человеке, который произносит нечто вовсе неглупое, чего никто от него не ожидает, либо «Валаамовой ослицей» называют молчуна с глубокомысленной физиономией, внезапно ляпнувшего какую-то глупость.

В Священном Писании вообще много упоминаний об ослах: «Если найдешь вола врага твоего, или осла его, заблудившегося, — приведи его к нему. Если увидишь осла врага твоего упавшим под ношею своею, то не оставляй его: развьючь вместе с ним». (Исх. 23, 4–5.) «Когда увидишь осла брата твоего или вола его, упадших на пути, не оставляй их; но подними их с ним вместе». (Втор. 22, 4.) И там же еще совет: «Возврати заблудившегося осла брату своему». (Втор. 22, 1.) Моисей запретил привязывать осла и вола к одному плугу («Не паши на воле и осле вместе» (Втор. 22, 10) — чтобы осел не выбивался из сил от непосильного труда. Соединение осла и вола в одной упряжке со времен Царства Моисеева символизирует несовместимость, что соответствует более современному выражению «конь и трепетная лань».

Много времени утекло с тех пор, как ослица вещала человеческим голосом. Из-за дурного обращения и бездумной селекции посерели ослы. Редкостью, диковиной стали белые ослицы. Да и человек во многом уподобился теряющему породу ослу — точнее, дикому осленку, привыкшему к нетребовательному существованию в пустыне и степи.

Ослы в Древнем мире

Образ осла фигурирует среди древнеегипетских изображений, датируемых четвертым тысячелетием до н. э. Африканский осел был тогда частью географической среды и исторического фона Египта. Это теперь он занесен в Красную книгу, а при фараонах водился в диком виде в пустыне, свободолюбивый, независимый по натуре. С незапамятных времен человек использовал осла при молотьбе зерновых, уборке трав и для перевозки грузов. Каждый крестьянин являлся погонщиком осла и имел такового в собственности. О сановнике, не имевшем белого осла, отзывались тогда пренебрежительно.

В Древнем Египте, да и не только в нем, осел остался одной из ипостасей божества, служил объектом культа, о чем кроме прочих фактов свидетельствуют фрески Фив и Саккары. Осел выступал как верховое животное богов, а также теней умерших в загробном мире. В Древнем Китае принято было считать, что на белом осле ездят божества и другие бессмертные. (Цвет, впрочем, здесь был важнее, чем разновидность самого животного.) Красный осел, существо чудовищное, внушал на том свете ужас душам усопших китайцев. В Индии на ослах скакали адские божества — вроде Ниррити, стража страны мертвых, олицетворяющего «небытие», обожествляемую смерть. На осла смотрели с некоторым подозрением, с опаской, хотя полезность его не оспаривали.

Невзирая на высокий статус, признаваемый за ослом религиями в древности, человечество и тогда, и в настоящее время весьма необъективно, даже предвзято относилось к этому животному. Будто сговорившись, люди упорно делают из своего верного слуги эталон глупости, невежества, упрямства, низости, ненависти, насилия, отсутствия достоинства, похоти, жизни в ее плотском аспекте. Согласно древней исламской традиции, осел — одно из существ неба, иногда даже ездовое животное божества. Но одновременно мусульмане в большинстве своем презирают осла как животное и используют его родовое имя как ругательство. Древние язычники были большими почитателями животных, однако нередко выказывали отвращение к ослу. Понять это трудно: осел не зол и не глуп — он, наоборот, мягок, разумен, сильно привязывается к тому, кто заботится о нем.

Иногда, значительно реже (хотя именно здесь проявляется больше смысла и близости к истине) осел рассматривается как образец терпения, смирения, умеренности, твердости. В буддизме осел — символ аскетизма, униженности, у древних евреев — мира и спасения. Согласно древнееврейской традиции, осел, как уже говорилось, животное судей, царей, пророков; ремнем из кожи осла по приговору суда пороли виновного.

В Египте осел — один из ликов солнечного божества, восходящего солнца. С образом осла был связан Сет — божество «чужих стран» (пустыни), олицетворение злого начала, убийца Осириса. Священными животными, живыми масками бога, называемого Сетом (у греков Тифоном), считали бегемота, свинью («отвращение для богов»), антилопу, орикса, окапи, жирафа и других существ, но главным был осел. В эпоху фараонов животное выполняло разные виды повседневной работы, а в религиозных обрядах (в их изображениях) ему часто отводилась роль основного злодея. Исключение составляла «Книга мертвых», согласно которой умерший человек в загробном мире должен был спасти мифического осла от змеиного укуса. Сначала ослов, особенно коричневой масти, просто относили к нечистым животным, но потом это животное сочли воплощением Сета и стали его побаиваться. В определенное время года египтяне с помпой бросали в пропасть рыжего осла — в качестве искупительной жертвы, дабы заручиться поддержкой Сета. Свинья и осел — единственные домашние животные, которых у древних египтян следовало возлагать на жертвенник.

Позднее, когда Сета полностью связали с миром зла, осла также сделали чем-то вроде «козла искупления»; дошло до того, что принялись уничтожать его изображения. Во время религиозных обрядов ослиную голову часто носил освистываемый всеми погубитель Осириса. Дошло до того, что скрибы — писцы не выводили его иероглиф, не пририсовав ножа, воткнутого в спину безобидного животного. Свирепого персидского завоевателя Артаксеркса III египтяне как-то сравнили с Сетом, назвав при этом царя ослом и придав этой выходке обидное значение. Разъяренный Артаксеркс (у персов осел тоже был священным животным) в гневе решился на святотатство: он приказал на празднике божественного быка Аписа вместо быка выставить осла и осыпать его всеми почестями.

В осле (видимо, из-за его душераздирающего крика) древние греки видели воплощение Тифона — злобного божества и пожирателя огня, чудовищного сына богини Земли (Геи) и Тартара (Аида). Плутарх отмечал, что между животными дурную славу этого божества — Тифона — разделили самый глупый осел и самые жестокие крокодил и гиппопотам. Согласно легенде, в отместку за избиение гигантов мать Земля, разделив ложе с Аидом, произвела от него в Коркийской пещере, в Киликии, своего младшего отпрыска, Тифона. Нижнюю часть его тела составляли свернувшиеся кольцами змеи. Когда Тифон простирал в стороны руки, они вытягивались каждая на сто верст, и обе заканчивались вместо пальцев несчетным числом змеиных голов. Его ужасная ослиная голова касалась звезд. В Древнем Риме личиной осла маскировался бог войны Марс.

Гипербореи (народ, живший «за Бореем», северным ветром, то есть на севере) приносили ослов в жертву богу солнечного света и покровителю муз — Аполлону, что роднит последнего с сыном Исиды, богом света Гором, победу которого над Сетом египтяне ежегодно праздновали, отмечая ее тем, что сталкивали в пропасть диких ослов.

Ослы считались и священными животными бога растительности, вина и виноделия Диониса, который поместил пару этих животных среди звезд. Около звездного скопления Ясли в созвездии Рака находятся две звезды: их называют по-разному — Два Осла, просто Ослы, Ослята или Осел и Ослица.

Во главе веселой толпы менад и сатиров разгуливал по свету Дионис. Еле-еле успевал за богом-гулякой его учитель, старик Силен, ездивший на любимом им осле. Охмелевший воспитатель обычно сидел, опершись о лежавший на крупе осла мех с вином. Не исключено, что Мидаса первоначально прославляли также в образе осла. Пара ослиных ушей, прикрепленных к концу скипетра из камыша, олицетворяла царскую власть. На изображениях древнейших эту эмблему носят все египетские династические боги — в память о том времени, когда «ослоухий» Сет правил их пантеоном.

Прерву эти вдохновенно звучащие строки русского поэта XVIII века Ивана Баркова о легендарном садовнике Приапе необходимым пояснением. Однажды легкомысленная Афродита уступила домогательствам хмельного Диониса и родила ему затем сына-уродца — недоростка огромными гениталиями. Своим непристойным видом Приап (уродливый божок, не расстававшийся к тому же никогда с садовым ножом) был обязан Гере: та справедливо наказала богиню красоты за неразборчивость в любовных связях. Бог-садовник вырос легкомысленным и влюбчивым — весь в высокопоставленную маму! Как-то он, подвыпив, видимо для смелости, покусился на честь сладко спавшей богини домашнего очага Гестии, единственной из великих олимпийцев, кто сторонился их беспрестанных ссор и войн. Но в тот момент, когда Приап уже примерился и был готов сотворить свое черное дело, поблизости громко закричал осел. Гестия пробудилась, и сладострастный забулдыга с позором бежал с «поля боя».

С тех пор в ходе праздников Гестии (или древнеримской Весты) повелось надевать на ослов венки из полевых цветов. Как верховое животное Приапа (или Силена) осел олицетворял инстинктивное начало в человеке, или жизнь в ее бытовом, приземленном аспекте, в чувственном, животном плане. Иными словами, дух (душа) сидит верхом на плоти, верховодит, управляет ею, плоть же, обязанная ему повиноваться, иногда не сопротивляется, а иногда пытается вырваться, ускользнуть из-под влияния духа.

Для дионисийских оргий в честь Приапа воздвигались внушительных размеров фаллические столбы или грубые деревянные скульптуры самого бога-садовника, очертаниями некоторых деталей непременно напоминавшие все те же столбы. Как это ни странно, в Древней Греции похотливый Приап воплощал собой объединяющее начало, что тонко уловил и передал изящными ямбами и хореями в своей «приапической» серии стихов уже упомянутый И. Барков:

Но если уж говорить серьезно, рассуждать о Приапе честно и строго научно, то надо сказать: сей бог плодородия, садов, полей и домашнего очага в определенном смысле ни в какое сравнение не шел со своим ослом. Однажды Приап вызвал осла помериться фаллосами, и животное — редкий случай в истории! — на конкретном примере доказало, что сыну Афродиты и пьяного Диониса особенно гордиться нечем. Языческое божество, конечно, не снесло обиды — и тут же превратило осла в созвездие. Так что иногда, глядя на небо, можно размышлять не только о телах небесных…

Милое дело обзавестись учеными друзьями! Ведь тогда непременно будешь в курсе самых невероятных фактов, которые обывателю кажутся имеющими отношение к мистике и от которых его бросает в дрожь. Как-то, странствуя по лесам юго-востока Мадагаскара, близ Тауланьяру, я рассказал своему спутнику — видному французскому историку и ботанику, великому знатоку Мадагаскара — Пьеру Буато о моем замысле собрать и обобщить этнографические и исторические материалы об ослах. Он весьма оригинально отреагировал на мое признание.

— Посмотри, какая красавица урания летит! — показал Пьер рукой в глубь поляны.

Там в скрещении солнечных лучей парила чудесная бабочка. Ее крылья были окрашены в глубокие и сочные антрацитовые тона с вкраплениями в виде зеленых, турмалиновых продольных полос и отдельных пятнышек; то тут, то там — пятна лазури, а зубчатые кончики нижней части крыльев оторочены шоколадной каймой. Вся эта гармония красок в сочетании со щедрой позолотой создавала такое впечатление, что бабочка была окружена светящимся ореолом.

— Божественное творение! — вырвалось у меня после затянувшейся паузы.

— Мы с тобой любуемся, когда летит очаровательная урания или, скажем, сатурния комета. Ты вот даже радуешься… А где-то, быть может, люди будут плакать! — с неожиданным укором, но и с шаловливой улыбкой на лице произнес Пьер. — Теория хаоса, стремления к беспорядку и от беспорядка к равновесию, глубинной взаимозависимости хаоса и порядка утверждает, что взмахи крыльев летящей бабочки могут вызвать ураган на другом конце планеты. Согласно этой теории, большинство явлений — следствие крайне сложных комплексов причин. Физики хаоса всерьез уверяют, что «взмахи крыльев бабочки в Японии могут вызвать снежную лавину в Перу», а социологи хаоса доказывают, что движение женских ножек по Уолл-стрит вполне может стать причиной биржевого кризиса. Хаос, случайность разрушительны, но и необходимы для рождения всего нового. Любое событие, любой процесс протекают на грандиозном фоне головоломного переплетения случайностей, каждая из которых имеет свои вероятные последствия. Благодаря синергетике (теории самоорганизации) их даже можно прогнозировать. Так что вот, запиши мой первый взнос: осел, помотав два-три раза головой, способен сотворить циклон, даже не узнав об этом. Не так уж они и безобидны, твои ослы.

Конечно, гипотеза о связи между играми ослов и циклонами нуждается в тщательной научной проверке. Но и годы спустя я удивлялся самой мысли Пьера. Все-таки весьма многообразны формы влияния ослов на нашу духовную и материальную жизнь, на состояние природы. Ослы даже помогали людям выигрывать войны и, наоборот, становились виновниками поражений. Подобное случилось во время похода персидского царя Дария на скифов, живших у Понта Эвксинского. Геродот красноречиво описал эту военную кампанию. Скифы долго не принимали сражения, заманивая персов из страны Невриды в свои земли. Не выдержав такой изматывающей тактики, Дарий послал гонца к царю скифов Иданфирсу со следующим посланием: «Чудак! Зачем ты все время убегаешь, хотя тебе предоставлен выбор? Если ты считаешь себя в состоянии противиться моей силе, то остановись, прекрати свое скитание и сразись со мною. Если же признаешь себя слишком слабым, тогда тебе следует также оставить бегство и, неся в дар твоему владыке землю и воду, вступить с ним в переговоры».

Ответ Иданфирса ошеломил персидского царя необычностью логики. «Мое положение таково, царь: я и прежде никогда не бежал из страха перед кем-либо, и теперь убегаю не от тебя. И сейчас я поступаю так же, как обычно в мирное время. А почему я тотчас же не вступил в сражение с тобой — это я также объясню. У нас нет ни городов, ни обработанной земли. Мы не боимся их разорения и опустошения и поэтому не вступили в бой с вами немедленно. Если же вы желаете во что бы то ни стало сражаться с нами, то вот у нас есть отеческие могилы. Найдите их и попробуйте разрушить и тогда узнаете, станем ли мы сражаться за эти могилы или нет. Это о сражении. Владыками же моими я признаю только Зевса и Гестию, царицу скифов».

В последовавших баталиях конница скифов неизменно обращала в бегство конницу врага. Страшились же скифы персидской пехоты. Она атаковала по ночам. Геродот писал о весьма удивительных явлениях, которые благоприятствовали персам и мешали скифам при их нападениях на стан Дария, а именно о реве ослов и о виде мулов. Ведь во всей скифской земле из-за холодов вообще не водились ослы и мулы. Поэтому ослиный рев приводил в смятение скифскую конницу. Нередко во время нападения на персов скифские кони, заслышав ослиный рев, в испуге поворачивали назад: в изумлении они поднимали уши, так как никогда прежде не слыхивали таких звуков и не видывали подобной породы животных. Впрочем, это обстоятельство лишь короткое время помогало персам на этой войне. В конце концов Дарий понял, что скифов ему не покорить. Чтобы тайно покинуть их землю, он прибег к хитрости. Он приказал ночью, как обычно, развести костры, оставить около них изнуренных воинов, уже совершенно не способных переносить трудности, привязать всех ослов и уйти, прежде чем скифы направятся к Истру, чтобы разрушить мост. Ослы, брошенные людьми, испускали необычайно громкий рев. Слыша его, скифы полагали, что персы остаются в лагере. Так ослы спасли Дария и его войско.

Умные люди встречались и встречаются во все времена, даже в наше. Минули столетия. Столь же благоразумно, как и Дарий, действовал в начале XIX века Наполеон Бонапарт. Перед сражением с мамлюками он отдал команду: «Ослов и ученых — на середину!» Непривычное сочетание понятий может шокировать. В действительности же лаконичная, по-военному четко сформулированная команда означала желание полководца обезопасить и сберечь как драгоценнейших в походе вьючных животных, так и жизненно необходимых любой развитой стране ученых мужей. Историки спорят лишь о том, почему генерал поставил именно ослов на первое место, но для нас и эта загадка не представляется сложной. Важно другое: для развития науки, прежде всего египтологии, наполеоновский поход в Египет и Сирию послужил мощным толчком. В поход с Бонапартом тогда отправились такие светила науки, как Монж, Бертолле, натуралист Жофруа Сент-Иллер, химик Конте, минералог Доломье, медики Ларрей и Деженет, литераторы Арно и Парсеваль Гранмезон и другие, — короче говоря, весь будущий Институт Египта. В той битве Наполеон подал грядущим властителям достойный пример заботы о транспорте и о науке. Ныне в некоторых, кичащихся своей демократичностью странах просто не знают, как избавиться от ученых: буквально «выдавливают» их, как гной из раны, за границу. Да и не всем ослам в этих странах живется сладко.

Но, как говорится, вернемся к нашим баранам, то есть обратно в седую древность… Ослы оставили след и в истории музыки. Фригийского царя Мидаса бог солнечного света и покровитель муз Аполлон наградил ослиными ушами: как знаком глупости в одних мифах и мудрости — в других. Златокудрый бог поступил так после того, как фригиец не согласился с решением бога горы Тмол присудить Аполлону приз на знаменитом музыкальном состязании — между ним, Аполлоном, и богом лесов и рощ, защитником пастухов, охотников, пчеловодов и мелкого рогатого скота Паном. На склонах горы Тмол Аполлон играл на лире, а его соперник — на свирели. Тугоухий, а быть может, и пристрастный Мидас заявил, что судья вынес решение в пользу Аполлона без глубокого понимания дела. Этого не стерпел обычно миролюбивый бог пения и музыки, исполнивший в ходе состязания мелодию дивной красоты. Он подошел к Мидасу и вымолвил: «Невозможно, чтобы такие глупые уши оставались и дальше обычными, человеческими!» Когда уши царя на глазах выросли до размеров ослиных, Аполлон покрыл их белой шерстью и сделал свободными у основания, чтобы они могли двигаться. Эпизоду с Мидасом Тинторетто и Пуссен посвятили картины, а Рихард Штраус — оперу «Любовь Данаи».

Мидас долго прятал уши под высокой фригийской шапочкой, но его цирюльник, знавший, естественно, об этом уродстве царя, не сумел сохранить секрет даже под страхом смерти. Страдая от невозможности с кем-либо поделиться тайной, цирюльник вырыл ямку на берегу реки, огляделся и, убедившись, что вокруг никого не было, прошептал: «У царя Мидаса ослиные уши!» Затем закопал ямку и со спокойной душой поплелся домой. Но покой скоро кончился: из ямки вырос тростник, который выкладывал тайну всем прохожим. Узнав, что известие о его уродстве стало общим достоянием, Мидас приговорил болтливого брадобрея к смерти, а сам напился бычьей крови и в муках умер, поскольку, как объяснял Овидий, бычья кровь была ядовитым напитком для царя-осла. Ослиные уши — аллегорическая деталь мифического образа царя Мидаса — пошли «гулять» по белу свету как художественный образ после того, как в одной афинской комедии его изобразили в виде сатира с отвратительно длинными ушами… В наши дни, если бы имелась у светозарного Аполлона прежняя власть, у многих, ныне слывущих столпами и ценителями искусства, отросли бы ослиные уши.

Осел, которого молва характеризует как одно из самых грубых животных, в той или иной степени причастен ко многим историческим событиям и мифическим сюжетам, как земной, так и загробной жизни. Бога врачевания Асклепия жители Сикиона почитали в образе змея, восседающего на запряженной мулом повозке. По одному из мифов, в подземном царстве Аида веревочник Окн вечно вьет соломенный канат, который с другого конца все время поглощает ненасытная ослица. При жизни этот человек, чье занятие символизирует бесконечный труд, имел золотые руки, но по неосторожности женился на расточительной сварливой женщине. Боги великодушно позволили ему вечно заниматься любимым делом, не отвлекаясь на женщин. Другие толкователи мифа говорят, что Окн (имя его по-гречески означает «медлительный») подвергся такой каре за то, что никак не хотел умирать.

В античный период осел часто оказывался в центре многих празднеств. В Древнем Риме 17 декабря Сатурну посвящался праздник сатурналий, или «праздник дураков». Во время него господа и слуги менялись местами, и обязанностями. Повсюду воцарялось безудержное веселье. Люди обменивались подарками, избирался шуточный царь сатурналий. Эти карнавалы — ностальгическое воспоминание о веке изобилия, всеобщей свободы и равенства — пользовались огромной популярностью и растягивались на пять — семь дней.

Средние века подхватывают эстафету

…Последний день перед Великим постом в 1647 году выдался на славу погожим. Ярко светило солнце. Красочная процессия следовала по улицам Авиньона. На красочно убранной телеге, которую тянули шесть ослов, горделиво восседал седьмой — в профессорской мантии. Нет, это был не лицедей, ряженный под животное, а настоящий живой осел: огромные очки придавали его облику вящую важность (как известно, ослы и без грима и аксессуаров всегда выглядит сдержанными, серьезными, отчасти вальяжными, имеют глубокомысленный вид, озабоченную мину, отчего и выигрывают перед прочими тварями). Он склонялся за партой над раскрытым фолиантом.

С боков «профессора» подпирали два студиозуса, два его любимых ученика. Тот, что находился справа, был одет под Платона, слева — под Аристотеля. Несколько тысяч студентов, развлекаясь, резвясь, шагали за повозкой, которая вскоре, заскрипев, остановилась на главной площади города. Там под восторженные возгласы ослу торжественно, с соблюдением всех формальностей присвоили степень доктора философии и звание почетного гражданина Авиньона. Законность церемонии была несомненна, и впоследствии никто не вызвался опротестовывать ученое звание длинноухого, кличку которого история, к величайшему сожалению потомков, не сохранила. Жаль! Эпизод-то был не простой, а очень типичный для человечества, причем на всех этапах его развития.

Для студентов подобный карнавал стал удобной возможностью выплеснуть наружу юношеский задор. Но взрывы хохота в толпе, привыкшей издеваться над всем и вся, даже над собой, коробили нежный слух профессоров, ибо насмешкам подвергались именно светила науки из местного университета… Не с тех ли самых пор во Франции, где всегда процветал культ дипломов, повелась традиция выдавать выпускникам университетов красочные пергаменты из ослиной кожи, скрепленные восковыми печатями? Почему обязательно из ослиной? Вероятно, как предостережение (бойся зазнайства) и напоминание о том, что, будь ты доктором наук или бакалавром, все равно останешься сущим ослом, если все твое научное кредо держится на одной только дипломной работе, диссертации, на одном зачитанном до дыр курсе лекций. Наверное, уже тогда практичные и строгие французские мамы, без сюсюканья воспитывая отроков, говорили в назидание: «Не будь ослом, Мишель! Никогда не корчи из себя осла, Жан!»

Конечно, то незабвенное время тоже дало немало выдающихся ученых умов, двигавших науку вперед, а не назад. Однако, если смотреть истине прямо в глаза… Многим молодым, честолюбивым ученым коллеги откровенно отказывали в признании и в помощи, столь необходимых начинающим на первых порах для расцвета их талантов. Большинство же искусственно поднятых на пьедестал корифеев блуждало на ощупь в беспросветном тумане схоластики, обскурантизма — и ничего путного не предлагало вливавшимся в аудитории любознательным студентам. Заприметив одаренного юношу, профессора не мытьем, так катаньем старались либо направить его исследования на проторенную, пыльную тропу написания заумных, отвлеченных диссертаций, либо вообще отбить у него вкус к науке и желание заниматься ею. И так заведено было не только в средневековом Авиньоне. Ученых-конкурентов не жаловали и ранее, даже в Древней Греции. Впрочем, справедливости ради надо обмолвиться: тогда во Франции и завзятым лодырям и тупицам вместо ордена принято было надевать колпак с ослиными ушами.

Празднества, подобные авиньонскому, устраивались и в России. Спустя полгода после коронации Екатерина II решила провести в Москве пышный праздник. За месяц до него расклеили афишы, возвещавшие, что в Москве 30 января — 2 февраля 1763 года пройдет большой маскарад под названием «Торжествующая Минерва», в ходе которого «изъявится гнусность пороков и слава добродетели». Для посрамления невежества придумали специальный знак: черные сети, нетопырь и ослиная голова, — а также надпись «Вред и непотребство». Невежество ехало на осле.

Античный «праздник дураков» (сатурналии) нашел продолжение в Средние века — в особом ритуале чествования осла: ведь именно на осле Иисус Христос, по преданию, въезжал в Иерусалим. «Ослиным богом» называли в античном мире любое животное, с ритуальными целями забиваемое в середине зимы, во время сатурналий. В Средние века обычай этот получил отголосок в символическом убийстве «рождественского дурака», что возвращает нас к теме умирающего бога и к мифологеме, отождествляющей жертвенное животное — осла — с божеством.

Первые сведения о «празднике осла» — типичной части смеховой культуры Средневековья — восходят еще к V веку. С 633 года начинаются запреты на это празднество, ужесточившиеся в XII–XIII веках. Однако сама Сорбонна рьяно отстаивала эту традицию вплоть до ее окончательного осуждения в 1544 году.

Самые колоритные праздники во Франции — не официальные, «табельные», а местные, сохранившие остатки былой, фольклорной многокрасочности. Их предок — средневековый «день шутов», или «день безумцев», и он еще отмечается кое-где в измененном, но узнаваемом виде вскоре после Рождества или на само Рождество. К примеру, в «день осла», или на «праздник осла», шумная толпа ряженых и просто мирян, напялив наизнанку рваное тряпье, изображающее собой пышные облачения епископов, вываливается на улицы. Дети-хористы и ряженые захватывают местную церковь, заменяют собой епископа и священников; направо и налево благословляют рыдающую от хохота толпу, гнусавят, пародируя псалмы и молитвы, поют при этом не совсем пристойные песни.

В Бовэ, к северу от Парижа, во время подобных праздников ездит по улицам на осле, пестро, но безвкусно разукрашенном попонами со священными орнаментами, какая-нибудь молодая симпатичная девица, прославленная на всю округу вольным поведением, и именует себя Богоматерью. Ее эскортирует дюжина мальчиков, одетых якобы под апостолов. За ними с гомоном движется процессия, состоящая из шлюх, бродячих лицедеев, нарядившихся в маски фантастических зверей, а также прочих представителей люмпен-пролетариата. Кортеж останавливается у каждого кабачка, потом направляется к церкви, где девушку чествует бутафорский священник с бутылкой вина. Затем прямо на улице устраивается бал. В разгар бесшабашного веселья полунагих актеров обливают из ведер водой. Для таких шутовских, отдающих дьявольщиной обрядов, которых ныне на Западе становится все больше и больше, разработаны специальные протоколы.

Во Франции, главным образом на севере (и в Бовэ тоже), каждый год 14 января, в память Бегства в Египет, издавна справлялся «праздник осла». По словам французского писателя Пьера Мореля, во время этого праздника в Средние века в Бургундии в некоторых районах самая красивая девушка округи с ребенком в руках взбиралась на покрытого попоной осла, ведомого старцем, который изображал святого Иосифа. Их до церкви сопровождали священнослужители, и во время службы они же пели ритмичную прозу. В конце каждой строфы при чтении молитвы служителем культа его помощники подпевали хором: «Иан! Иан!» Вместо обычного завершения молитв: «Ite, messa est» («Ступайте, месса кончена»), — пастырь, совершавший богослужение, как пишет Пьер Морель, троекратно издавал во всю мощь своих легких ослиные крики, а ликующая толпа поддерживала его.

Разыгрывалась литургия шиворот-навыворот, использовались библейские тексты, в которых фигурировал осел (Бегство в Египет, Въезд в Иерусалим и т. д.). Священник завершал некоторые песни ослиным ревом.

зачинал мессу пастырь. Толпа, бушуя от восторга, подхватывала отдельные его слова и перекрывала его пение ослиным «И-a, и-a, и-а…».

В Отоне на подобном празднике четыре каноника, сопровождая осла-именинника, держали за уголки вышитую золотом попону, которой тот был покрыт. У входа в церковь на осла набрасывали еще и мантию.

Следы этой традиции фиксируются еще у христианского писателя Тертуллиана (155–220). Прежде чем спешить с осуждением явных кощунств в церкви, полезно вспомнить, что язычники в качестве наименования первых христиан использовали слово asinarii — ослы. В Мюнстере была скульптура, изображавшая двух ослов, один из которых читал проповедь, а другой держал требник.

Однако приписывать упомянутой традиции лишь кощунственный смысл было бы проявлением невежества, даже прегрешением против более глубинного религиозного, предназначенного исключительно для посвященных, эзотерического ее характера. Тогда пришлось бы толковать, почему в орденских правилах святого Франциска Ассизского приверженцу его учения прямо вменялось в обязанности обращение в осла, то есть признание себя таковым. Когда будущий блаженный — Джакопоне да Тоди пожелал облечься в одеяние францисканца, приор напутствовал его в том духе, что если он хочет жить среди последователей учения, то должен стать ослом и вести себя как осел среди ослов. В ответ Джакопоне напялил на себя шкуру осла и пошел, приговаривая: «Смотрите, братья, я стал ослом, примите меня, осла, к вам, ослам!» Так же и Савонарола во Флоренции предписывал братьям обращаться в ослов, безропотно сносящих побои. Джордано Бруно написал похвалу ослу в виде специального сочинения «Cabala del Cavallo Pegaso con l’aqqiunta Cillenico» и увенчал его тремя вдохновенными сонетами в честь осла. В каббалистическом толковании осел — символ мудрости; некоторые талмудисты находили в нем добродетели познания: трезвость, терпеливость, упорство и скромность.

— Такого рода праздники — реванш за моральную дисциплину, которую нам навязывает общество! — пытаются оправдать их исследователи истории французских народных празднеств. — Это временное отрицание общепринятых ценностей помогает нам соблюдать в повседневной жизни социальную дисциплину, выносить нелепость или несправедливость, которые иногда подавляют нас.

Подобную же задачу выполняли еще древнеримские сатурналии, когда в течение нескольких дней рабы могли не подчиняться своим господам и даже для вида наказывать их.

В период позднего Средневековья и в эпоху Возрождения любимым зрелищем горожан в Европе были маскарадные шествия «дураков», или «беззаботных ребят». Шествия возглавляли Князь Дураков, Папа-Дурак и Дурацкая Матерь. Процессии ряженых изображали Государство, Церковь, Науку, Правосудие, Семью. Без ослов при этом не обходились. У карнавалов был общий девиз: «Число глупцов несчетно». В Луврском музее Парижа у картины нидерландского художника XV века Иеронима Босха «Корабль дураков», актуальной и сегодня, всегда людно — тому я лично могу быть свидетелем. Вдохновленный одноименной поэмой Себастьяна Бранта, художник образно передает на холсте тезис о неисчислимости глупцов. Утлый корабль без руля и ветрил перегружен пассажирами, которые, кажется, потеряли не только остатки разума, но и соответственно цель и смысл своих действий. Бессмыслица подчинила себе людей, диктует им нелепые поступки. Забыв о благопристойности, монахиня и монах горланят песни — под стать остальному люду. Несуразно ведут себя и другие их попутчики.

В библиотеке Музея естественной истории в Париже мне показали иллюстрацию из изданной в 1642 году книги Улисса Альдрованди «Монстры в истории». На ней во весь рост красуется Глупость. Художник философски осмыслил этот бездонный образ. У нее подстриженная голова осла, груди и живот женщины, остальная часть тела чешуйчатая, как у змеи, левая нога кончается коровьим копытом, правая — птичьей лапой, и позади ягодиц торчит петушиная голова.

«День шутов», или «день дураков», на который всегда бросали косые взгляды религиозные и светские власти, официально «приказал долго жить» в XVI веке, но в ряде городов Франции, как уже упоминалось, традиция все-таки выжила на уровне местных обычаев. Нечто похожее имеет сегодня место и кое-где в Италии. К слову сказать, было бы не лишним ежегодно торжественно отмечать подобный праздник как национальный и в России наших дней. Это мое личное мнение.

В Средние века осел при определенных обстоятельствах становился героем особой, окутанной таинственностью церемонии (в стиле бурлеска), смысл которой так и не был до конца разъяснен учеными. О ней упоминается в «Книге символов» Ж. Ланов-Виллена. По словам ученого, отец Теофил Рейн свидетельствовал, что в День образования (1 января) когда-то пели «литургию осла» и что он сам совершал этот обряд в одной из не названных им церквей; эта служба называлась также «литургией сумасшедших». Скорее всего, думается, многие мессы такого рода были проделками сатанистов, пытавшихся обеспечить триумф царства дьявола. Ни в чем не повинного мирного осла нередко ничтоже сумняшеся связывали даже с самим сатаной. Святому Хильдегарду из Бингена однажды даже приснился Антихрист с ослиной головой. Ослиная голова в Средневековье намекала на зло.

В России существовали официально свои, освященные церковной традицией ритуалы — типа «пасхального отъезда патриарха на осляти» в Москве XVII века. В Средние века осел связывался с Вербным воскресеньем и со святым Николаем Чудотворцем.

Когда-то у кельтов и германцев, а также, по мнению французского историка Дельрио, у «неверных» евреев, был распространен обряд угадывания преступника, тоже связанный с культовым отношением к ослу. Голову умерщвленного животного клали на горящие угли и произносили определенные слова, наподобие молитв, одновременно повторяя имена подозреваемых в преступлении. Жрецы зорко наблюдали за головой, пытаясь уловить миг, когда челюсти с легким лязгом сомкнутся: считалось, что этот лязг совпадал по времени с произнесением имени истинного виновного.

Итак, в старину ослов если не любили, то и не отвергали. Гийом Нормандский писал о диких ослах как о «крайне наивных и милых существах, которые очень любят пустыни и уединенные места». К поведению ослов порой предъявляли (и предъявляют) такие же критерии, как к поступкам людей. Лет двести назад на всю Францию прогремел процесс над ослицей, обвинявшейся в «безнравственности». Суд оправдал ее — благодаря заступничеству епископа, письменно удостоверившего благонравное поведение этой особы и поручившегося за нее. Однако чаще осел олицетворял невежество. Скульпторы Средневековья украшали порталы кафедральных соборов изображениями ослов, вставших на задние ноги и играющих на арфе или виоле. Однажды, будучи в Олней-де-Сентоне, что в Приморской Шаранте, я вошел в церковь XII века, сооруженную в романском стиле. Среди росписей в портике поперечного нефа выделялись два сюжета: осел, играющий на виоле, и рядом другой, читающий мессу.

Рене Жиль в книге «Символизм в религиозном искусстве» объяснил, что этот образ означает невежду, который делает вид, будто и впрямь пользуется инструментом или преподносит какой-то иной неожиданный сюрприз, причем столь же легко и непринужденно, как и те, кто реально овладел подлинным знанием или каким-то секретом. Но осел не знает, что виола или арфа, равно как и лира, неподвластны тому, кто не чувствует ритма. Играя на виоле, он извлечет только диссонирующие звуки, поскольку осмелился взяться не за свое дело.

Ты с ними будь ослом

Что изначально привлекало людей в осле? Что заставляло их сравнивать себя с ним?.. Внешность? Нет! За исключением морды, да и то лишь в отдельных, конкретных случаях, — почти ничего общего с человеком. И все-таки у осла присутствует какая-то магия, неудержимо как магнит притягивающая внимание людей к этому невзрачному существу. Глядя на него, можно ощутить себя кем-то вроде Одиссея, которого завлекают чарующим пением коварные сирены. Но непонятно, почему хочется неотрывно смотреть на это животное? Чего мы ждем от него, несмотря на всю бессмысленность ожидания. Один из ключей к разгадке — поведение осла: оно буквально гипнотизирует, наводит на мысль о чем-то очень знакомом, однако постоянно ускользающем от определения, о чем-то общечеловеческом. Один вид осла уже наводит на раздумья о смысле и тайнах бытия, о разнообразии и непостижимости мира, разжигает желание понять то, что, вероятнее всего, выше понимания. А чего стоят по-человечески задумчивый взгляд осла, его глубокое молчание! Так и чудится: вот-вот он откроет рот, заговорит, поведает какие-то абсолютные тайны сущего… Право же, в осле есть что-то неотразимо притягательное, что всегда делало его неразлучным спутником и другом людей. Для древних осел в некотором смысле служил даже мерой прекрасного, поэтичного.

так восторгался красотой острова Фасос греческий поэт Архилех (VII век до н. э.) в поэме «О кораблекрушении».

В природе, в жизни нет, в сущности, ничего безобразного. Прекрасное неотступно преследует нас — как время, везде и повсюду. Красота есть и в самых заурядных, примелькавшихся, набивших оскомину видах, и за горизонтом, за бездонной синевой небес, только нужно уметь видеть. Чтобы неожиданно неисповедимым образом возникли великие замыслы, надо воспитывать в себе особое духовное зрение на красоту.

Летом 1913 года Александр Блок жил в местечке Гетари, в Южной Франции (на бискайском побережье Атлантики). Поэт часто проходил там, над берегом мимо виллы, с ограды которой свешивались вьющиеся розы. И с этой точки внизу, на скалистом берегу, он видел рабочего с киркой и осла.

…Те двое ломали камни и возили их, видимо, на какое-то строительство. Эта отнюдь не ободряющая картина тяжелого труда вдохновила русского поэта: в ней он увидел что-то, до боли волнующее сердце. Может быть, некую частичку неизбывной любви к жизни, щемящей ностальгической привязанности к ней.

…И еще проникновеннее, трогательнее зазвучали для поэта соловьиные трели на фоне «песни» утомленного осла:

Счастью, ощущению красоты, чувству благодарности судьбе следует вечно учиться, ибо все банальное более доступно нашему пониманию и восприятию. Блок навсегда распрощался с Гетари, а образ, возникший в сознании поэта на берегу Бискайского залива, и светлое грустное чувство, им рожденное, врезаются в память навечно, как самая прекрасная мелодия:

…Вот так, словно бы в перекличке с Архилехом, появилась на свет поэма «Соловьиный сад», в которой образ обыкновенного осла приобрел эстетизированный характер, стал синонимом одной из частиц прекрасного на свете.

Наверное, лучше всего обобщил в философском плане внушаемые видом осла ассоциации Фридрих Ницше, глубоко постигший его культовую роль в раннем христианстве. В «Книге для всех и ни для кого» («Так говорил Заратустра») есть строки о молебне «всех высших людей». Описание молебна позволяет многое понять из трудноуловимых простым глазом тонкостей подобных ритуалов. «Высшие люди» — два короля, Папа в отставке, злой чародей, добровольный нищий, странник и тень, старый прорицатель, совестливый духом, и самый безобразный человек — молились на коленях ослу. На каждую отдельную часть их долгой общей молитвы осел кричал «И-а». И неспроста, потому что в каждой произносимой молящимися строке была сформулирована суть мышления и поведения не только ослов, но и людей:

«…Он не говорит; только миру, им созданному, он вечно говорит «да», так прославляет он мир свой. Его хитрость не позволяет ему говорить; поэтому бывает он редко не прав.

Незаметно проходит он через мир. В серый цвет тела своего закутывает он добродетель свою. Если есть в нем дух, то он скрывает его; но всякий верит в длинные уши его.

Какая скрытая мудрость в том, что он носит длинные уши и говорит всегда «да» и никогда «нет!»? Разве не создал он мир по образу своему, то есть глупым насколько возможно?

Ты идешь прямыми и кривыми путями, и беспокоит тебя мало, что нам, людям, кажется прямым или кривым. По ту сторону добра и зла царство твое. Невинность твоя в том, чтобы не знать, что такое невинность.

И вот ты не отталкиваешь от себя никого, ни нищих, ни королей.

Ты любишь ослиц и свежие смоквы, ты неразборчив в пище. Чертополох радует сердце твое, когда ты голоден. В этом премудрость Бога.

Осел же кричал на это «и-a». (Ницше Ф. Сочинения: в 2 тт. М., 1990. Т. 2. С. 226.)

Заратустра спросил старого Папу, почему он молится ослу, как Богу, и тот ответил: «Лучше молиться Богу в этом образе, чем без всякого образа». Тогда Заратустра воскликнул, обратившись с вопросом к злому старому чародею: «Кто же в этот свободный век будет впредь тебе верить, если ты веришь в подобных богов-ослов?» (См. там же.)

Наиболее философский ответ дал Заратустре совестливый духом прорицатель: «Быть может, я не имею права верить в Бога, но несомненно, что Бог в этом образе кажется мне еще более достойным веры». И дальше он предупредил: «У кого слишком много духа, тот может сам заразиться глупостью и безумством. Подумай о себе самом, о Заратустра! Ты сам — поистине! — даже ты мог бы от избытка мудрости сделаться ослом». (См. там же.) У Ницше в ожидании молебна и бесед с молящимися кто-то, вероятно, услышит глумливые тона и обертоны, однако если быть более внимательным, то одновременно нельзя не почувствовать удовлетворения: налицо фантастическое по форме, но убедительное по содержанию осмысление опыта истории, опыта человеческой жизни — со всеми ее трагикомичными объяснениями с Глупостью и абсурдными гонениями на Разум.

Когда я спросил камерунского писателя и поэта Рене Филомба, почему мы, люди, уделяем столько времени размышлениям о такой невзрачной в общем-то персоне, как осел, он, рассмеявшись, сказал:

— Смешной ты, Владимир. Наверное, поняв осла, мы сможем разобраться в самих себе. Посмотри, как человек завидует ослиной невозмутимости, упорству (из зависти мы зовем эту его черту упрямством) и верности самому себе, которые это животное проявляет на своем жизненном пути. Подумай в то же время, сколь непоследовательны люди в своих действиях, сколь несправедливы они бывают, сколь часто изменяют самим себе — и не только высказанным вслух убеждениям, но даже собственным думам и мечтам, спрятанным глубоко в душе, подальше от посторонних взглядов и чужих бесцеремонных рук!

Рене, с детства скрюченному полиомиелитом, природа возместила физический недуг, дав поэту большую силу духа, высокую нравственность и духовность — качества, которые мне редко приходилось видеть соединенными вместе в ком-то еще. Плоть — не главное в человеке! В больших, лучистых глазах Рене меня поражал негаснущий свет понимания и доброй, чуть ироничной, идущей от знания жизни усмешки. Он моментально, на лету схватывал любой вопрос, любую мысль. И обладал свойством видеть только доброе, светлое в своей нелегкой и более того — во многом трагичной жизни.

— …Я будто осел, которого все время оскорбляют и хлещут плетью по бокам, а я иду себе своей дорогой, предпочитая чертополох любым подачкам, принятие которых стало бы изменой моему существу, — горько пошутил Рене однажды.

Ослы и философия, или Философия и ослы

Вряд ли можно даже самыми красноречивыми и умными объяснениями исчерпать содержание арабской пословицы «Живой осел лучше мертвого философа». А ведь и впрямь: трудно себе представить философию без ослов, как почти невозможно вообразить ослов, как таковых, вне философского контекста, особенно в наше «задумчивое» и вместе с тем неподвластное никакой логике время. Осел, наверное, более, чем какое-либо другое животное, повлиял на развитие философии — и занимает в ней одно из самых почетных мест. Подобное мнение высказывали многие мыслители древности, и вряд ли его отважатся оспаривать ныне живущие мудрецы. Похожие тезисы проскальзывают сегодня и в публикациях ряда модных либеральных журналов России. Из многозначительно-загадочного поведения осла, из его неизреченных, а лишь угадываемых и потому до сих пор не расшифрованных мыслей делались и до сей поры делаются самые далеко идущие выводы. Порой достаточно какому-то хитрецу прикинуться ослом, обрести ослиную важность и спесь — как восторженная публика готова чуть ли не вознести его на пьедестал, сотворить из него кумира. Со всеми печальными последствиями…

Некоторые философы древности довольно убедительно доказывали, что есть люди, которые, уйдя из этой жизни, в той обязательно обратятся в ослов. Платон, к примеру, выдвинул теорию трех пород людей: разумной, яростной и вожделеющей. Согласно его учению, разница между человеческими типами полностью выявляется после смерти. Развивая данную теорию, платоновский персонаж Сократ утверждает в «Федоне», что тот человек, кто предавался чревоугодию, беспутству и пьянству, вместо того чтобы их всячески остерегаться, перейдет, вероятно, в породу ослов или иных подобных животных.

На практике идеи древнегреческих мудрецов проверить пока не представляется возможным. Тем не менее некоторые из философов, психологов и физиономистов берут на себя смелость утверждать, что каждый из них способен по ряду одному ему ведомых признаков — и разумеется, за определенную мзду — выявить, кому из живущих суждено в грядущей жизни пополнить ряды ослов, а кому — увеличить поголовье быков, кому сделаться обезьяной, кому — попугаем. И ведь кому-то (кем бы они ни были в этой жизни), по мнению ученых, предстоит стать самым прозаическим тараканом. «По ушам можно определить как осла, так и происхождение человека», — кстати вспомнилась мне пословица угандийского народа баганда.

В прошлом у многих народов существовали поверья о возможности превращения человека в осла. У армян, скажем, был обычай жертвенного заклания осла на могиле предка должника. Смысл обряда сводился к тому, что душа покойного предка может превратиться в осла, если долг не будет выплачен. Должник, увидевший на могиле своего родича забитое животное, мчался в мистическом страхе к проверенным знакомым и друзьям занимать деньги (если у него самого их изначально не было) — и быстро возвращал полузабытый долг ради успокоения души усопшего родственника. Кому охота иметь осла в сородичах, тем более среди предков? Ведь всем известна армянская поговорка: «Скажи мне, кто твой предок, и я скажу тебе, кто ты».

Подобные представления бытовали, к примеру, в Древнем Китае. Чтобы разобраться в китайских поверьях, поставим для начала похожий на шутку-шараду вопрос: «Есть ли связь между императором, отсеченным фаллосом его евнуха и ослом?» Не надо спешить с ответом: между столь разнородными понятиями не видно связи лишь на первый взгляд. А соль в том, что в Древнем Китае евнухи были особо доверенными лицами императора, и китайцы верили, дескать, любимые кастраты, а особенно — их гениталии не разлучатся с монархом и на небесах. Недаром «четыре звезды евнухов» расположены на астрономической карте чуть западнее «императорского» созвездия.

Ларчик открывается просто: когда кандидата в евнухи оскопляли, то его половой член тщательно консервировали и опечатывали в специальном сосуде. Содержимое сосуда называли «бао» — «сокровище». Каждый кастрат был крайне заинтересован в том, чтобы «бао» при его жизни никто не похитил, ибо «сокровище» после смерти евнуха клали потом с ним в гроб. По поверью, владыка подземного царства Цзюнь Ван немедленно превращал в ослов всех, кто являлся к нему «неполноценным», то есть без своих половых органов.

Допустимость самого факта превращения человека в осла (тем более на том свете), как и обратной метаморфозы, не вызывала особых сомнений у древних, в том числе у литераторов и философов. В трудах ученых и писателей Древней Греции и Древнего Рима встречаются на сей счет блистательные пророческие мысли. Традиционно метаморфозу в таких случаях, считали они, претерпевает лишь внешность человека — его характер и внутренний мир остаются нетронутыми. Хотя современная наука постепенно приходит к выводу, что можно и без всяких превращений производить впечатление полного осла, сохраняя при этом человеческую внешность.

В античных произведениях метаморфозы — всегда следствие определенных мыслей или внутренних побуждений того или иного героя, персонажа: изменение же облика только выводит на свет скрытый строй его души. Луций, герой романа Апулея «Метаморфозы, или Золотой осел», по ошибке употребив волшебное снадобье, приготовленное для другого, превращается в настоящего осла. «И ничего утешительного в злосчастном превращении моем я не видел, если не считать того, что мужское естество мое увеличилось…» — описывает Луций свои чувства в момент превращения. В ослиной шкуре он бродит в поисках эликсира, который должен вернуть ему человеческий облик. А его злоключения — словно своего рода наказание за чрезмерное увлечение плотскими удовольствиями. Дважды Луций претерпевал внешние перевоплощения, но его внутренняя духовная сущность не изменилась. Колдовство не повлияло на общее направление мыслей и чувств героя, оставшихся человеческими.

В произведении Лукиана «Лукий, или Осел» герой обращается в «длинноухого» тоже случайно. И в ослиной шкуре продолжает жить человеческими помыслами.

Анализируя идеи Пифагора о перевоплощении, француз Эдуард Шюре в книге «Великие посвященные» высказал весьма остроумную мысль: «Учение о перевоплощении объясняет как самые ужасные страдания, так и самое завидное счастье. Нам становится понятен даже идиот, когда мы знаем, что его тупость, от которой он страдает, есть последствие преступного употребления разума в предшествующей жизни». (Шюре Эдуард. Великие посвященные. М., 1990. С. 289.)

Благодаря философским изысканиям Пифагора можно, пожалуй, раскусить и любого осла, сколь бы безмолвен или, наоборот, криклив он ни был!

Под иным углом изучал эту проблему Гилберт Честертон в трактате «Святой Франциск Ассизский». Он припоминал, что в древности некоторые боги любили являться на землю в ослином обличье: считается, что Франциск называл себя ослом, но истина в том, что прежде имя Франциск давали настоящим четвероногим — ослам, превратившимся позже в героя или полубога, указывает философ и писатель Честертон. Добавим: святой Франциск звал братом конкретного осла, сестрой — конкретную ласточку, подразумевая возможность того, что в скромную птаху вселилось какое-нибудь божество. И в этом была дань уважения к природе, ко всем существам, обретшим приют на ее лоне.

Идея перевоплощения совершенно естественно и непринужденно укладывалась в средневековый быт и в представления того времени. Не об этом ли свидетельствует не лишенный философской подоплеки вопрос Тиля Уленшпигеля (героя романа Шарля Де Костера), заданный кухарке графа Мегема: «Если бы ты была ослицей, приглянулся бы тебе такой осел, как я?»

Временами ученые обнаруживали у ослов необычайно глубокую осведомленность в науках и рекомендовали наблюдать за ними, учиться у них. В средневековом «Романе о Ренаре» осел Бодуэн выступает в роли придворного проповедника. И действительно, следуя подсказкам ослов, люди совершали поразительные открытия. В Древней Греции один осел, действуя с умыслом или без такового, забрался в виноградник и объел кусты снизу. Сначала его за это побили, но потом, обнаружив через месяца полтора-два, что урожай на объеденных кустах оказался выше, чем на нетронутых, ослу (видимо, в порядке компенсации за побои) поставили памятник. С тех пор виноградари стали подрезать кусты.

Французский зоолог Альвер Жанэн поведал о распространенной в свое время средневековой басне, в которой ослу приписывались чуть ли не энциклопедические познания в астрономии. Жанэн обратил особое внимание на следующее наблюдение: в середине марта, в момент наступления весеннего равноденствия, осел издавал двенадцать пронзительных криков в полночь и двенадцать — в полдень. В средневековых трактатах по физиологии изумительному чувству времени у этого животного давалось довольно туманное, но красивое объяснение: это, мол, вызвано тем, что осел видит, что день и ночь уравниваются во времени, то есть народы, которые метались в потемках, обращаются к чистому свету… — растолковывал вычитанное в трактатах зоолог.

Счастливы и благословенны были те времена, когда натуралисты могли столь свободно формулировать свои выводы. Но не будем иронизировать… В Таджикистане мне рассказывали, что жители ряда районов Средней Азии в прошлом ориентировались во времени по крикам ослов. Размеренная, четко размеченная временами года жизнь не требовала тогда точности по минутам и секундам, можно было пренебречь и часами. «Осел уже охрип, — тормошила жена заспавшегося супруга. — Пора выгонять баранов на пастбище». (С 90-х годов минувшего столетия, если судить по нашим достижениям, вся Россия живет по ослиному времени.)

Философы с древнейших времен горячо спорили: умрет или нет осел с голоду, если поместить его между двумя копнами сена на равном расстоянии. Спор, кстати, и сегодня не завершен. Ответ же на вопрос существенно важен: ведь человечество в большинстве своем фактически состоит из «буридановых ослов». Общеизвестно, что так именуют тех, кто колеблется в выборе между двумя равноценными предметами, кто по слабости натуры не способен совершить окончательный выбор в предоставленной ему судьбой альтернативе — отдать предпочтение одному из двух возможных вариантов решения. А доверять «буриданову ослу» какое-нибудь важное дело, например проведение реформ, не рекомендуется.

Происхождение термина «буриданов осел» таково. Вплотную занимаясь проблемой абсолютно свободной воли, французский философ-схоласт Жан Буридан в качестве самого убедительного примера для оппонентов ссылался на поведение осла. Он уверял, что если на свете существует свобода воли и абсолютная возможность логического выбора, то, будучи на одинаковом расстоянии между двумя равными охапками сена, ушастый упрямец не сделает выбора и должен будет умереть с голоду. По логике ученого, при отсутствии какого-либо побудительного мотива в пользу одной из охапок абсолютно свободная воля бедного осла не могла бы ни на одной из них остановиться, и он даже не сдвинулся бы с места. В изданных сочинениях Буридана примера с ослом вообще-то нет; предполагают, что он привел его в устной беседе с учениками или в политической речи на каком-нибудь бессмысленном референдуме. Однако с тех пор именно этот пример постоянно цитируют. Нехлюдов в «Воскресении» Л. Н. Толстого, посмеиваясь над собой, называл себя «буридановым ослом», решая вопрос о собственной женитьбе…

Лично я всего лишь философ-любитель, но и меня долго терзал пресловутый вопрос о том, умрет или нет осел с голоду между двумя одинаковыми охапками сена. Однажды мы с буркинийским писателем Франсуа Бассоле решили разрубить узел сомнений. Поставили голодного осла (в знойном Буркина-Фасо ослы чаще всего голодные или полуголодные) посреди двора, отсчитали пять шагов на север до одной копны, пять на юг до другой — и сели на скамейку в тени сырного дерева ждать, пока неуверенная в себе скотина, окончательно оголодав, не околеет. В последнюю минуту мы условились все же спасти бедолагу, силой подведя его к охапке сена. Правда, надо признаться, перед опытом я и приятель выпили по паре кружек пива, чем сделали эксперимент, скажем, не стопроцентно чистым. Осел, однако, повел себя по меньшей мере странно: долго не раздумывая, сначала съел одну копну, потом и вторую, затем вернулся к месту старта и вопрошающе посмотрел вокруг и на нас, словно бы требуя повторения эксперимента, — и я понял, что осел далеко не так глуп, как его изображают, и что между ослами времен Буридана и нынешними их потомками — дистанция огромного размера.

«Те, которые упускают настоящее, не пользуясь им и не наслаждаясь, а стремлениями и надеждами живут только в будущем, смотрят постоянно вперед, с нетерпением спеша навстречу грядущим обстоятельствам, которые будто только и могут принести настоящее счастье, — такие люди, несмотря на свои важномудрые мины, похожи на тех ослов в Италии, ход которых ускоряют тем, что на привязанной к их голове палке вешают у них перед носом связку сена, и они все надеются до нее добраться», — утверждал Артур Шопенгауэр. (Шопенгауэр Артур. Афоризмы и максимы. Л., 1997. С. 114.)

Вместе с тем печальные примеры наивности ослов помогали человеку, действуя, так сказать, от противного, избавляться от своих недостатков. Как-то осел Уленшпигеля Иеф замер у придорожного репейника, твердо решив обглодать его. Тогда Тиль соскочил на землю, нарезал репейника, потом опять сел на осла и, держа репейник около самого его носа, заманил его таким способом во владения ландграфа Гессенского. Поучительна лекция, которую Уленшпигель прочитал Иефу дорогой: «Господин осел, ты послушно бежишь за двумя-тремя жалкими головками репейника, а целое поле репейника ты бросил. Так же точно поступают и люди: одни гонятся за цветами славы, которые фортуна держит у них перед носом, другие — за цветами барышей, третьи — за цветами любви. А в конце пути они, подобно тебе, убеждаются, что гнались за малостью, позади же оставили кое-что поважнее — здоровье, труд, покой и домашний уют».

Многие литераторы в истории человеческой мысли оставили след и как философы. Утвердиться в этом качестве им помогло тонкое знание, если можно так выразиться, ослиной души. К их плеяде я бы отнес Омара Хайяма:

Поэт едко обличает толпу, которая не способна верно оценить чьи-то достоинства и недостатки, всякий раз одурманенная искусственно раздутой славой очередного кумира, целует, лижет ему пятки. А потом, прозрев, долго и страстно отплевывается. «Лесть — это мед и приправа во всяком общении между людьми. Поглядите, как услужливо два мула почесывают друг другу спины». Такое колоритное, метафорическое обобщение, возникшее у Эразма Роттердамского после внимательного наблюдения за двумя мулами, стоит сотни иных толстых книг, ибо с незапамятных времен — прав прозорливый голландец! — лесть остается одной из движущих сил общества. Иначе не объяснишь, почему именно ничтожествам, фарисеям и негодяям, умственным и физическим калекам в самых различных уголках земли, в той же, например, Евразии, чаще и дольше удается всплывать и болтаться на поверхности общественной проруби, чем обычным, порядочным и совестливым людям. Впрочем, по выражению того же Эразма Роттердамского, «глупость создает государства, поддерживая власть, религию, управление и суд». Философа легко обвинить в повышенном внимании к крайностям. Но государство действительно служит удобной питательной средой для глупости и зиждется на оной. Эту аксиому еще долго не поколеблют никакие контраргументы.

И здесь у Омара Хайяма и Эразма из Роттердама есть сильный союзник — Абуабдулло Рудаки, считавший, что в несовершенном обществе людей бездари и позеры весьма часто слывут незаменимыми, а истинные мудрецы вызывают антипатию:

С другой стороны, с точки зрения Эзопа, надо быть слепцом и круглым болваном, чтобы не прикинуть цену глупцу и плуту. Хотя, заметим, правильная оценка обычно легче дается задним числом, поскольку люди привыкли изначально переоценивать себя и свои способности. В басне «Осел в львиной шкуре» Эзоп без обиняков выкладывает мораль, которая и сегодня не всем придется по вкусу: «Так иные неучи напускной спесью придают себе важность, но выдают себя своими же разговорами». В то же время приходится признать: есть не меньшая доля истины и в воззрениях Себастьяна Бранта, опубликовавшего в 1494 году в Базеле неувядаемую сатирико-дидактическую поэму «Корабль дураков»:

По крайней мере, лично я не встречал еще дурака, который считал бы себя таковым. Ума у подобных личностей, если не считать подлость и хитрость проявлениями интеллекта, как правило, отнюдь не было. Если осел молчит и таким нехитрым, широко известным в истории способом, вероятно, утаивает свое «я», то человека, наоборот, часто подводит данный ему свыше дар речи, то есть его язык, «реченедержание». Трудно человеку самому разглядеть в себе пороки и предрассудки, сразу бросающиеся в глаза при взгляде со стороны. Часто собственную, «родную» зловредность он принимает за чувство юмора, а собственную жестокость — за признак решительности и реалистичности. На деле же все выглядит по Бранту:

Более подробно и многозначно разработал эту и некоторые другие смежные идеи Эразм Роттердамский в бессмертном трактате «Похвала глупости». Трактат и в наше время звучит весьма актуально — почти как пасквиль, как оскорбление в адрес многих очень уважающих себя, однако не способных взглянуть на себя трезво людей. В минус философу, по-видимому, следует отнести также его желание рассуждать от имени Глупости, которую латиняне звали Стультицией, а греки — Морией. «Всегда и всюду я неизменна, так что не смогут скрыть меня даже те, кто изо всех сил старается присвоить себе личину и титул мудрости, — эти обезьяны, рядящиеся в пурпур, и ослы, щеголяющие в львиной шкуре. Пусть притворствуют как угодно: торчащие ушки все равно выдадут Мидаса», — утверждала Мория устами именитого нидерландца.

Эразм Роттердамский выводил на чистую воду глупейших из глупцов, силившихся прослыть мудрецами и Фалесами, — и называл их «глупомудрыми». В конце XX века, когда подобно бурьяну пышным цветом расцвело политическое самозванство, несдержанному на язык голландцу наверняка досталось бы на орехи за нахальство… и «попытку оклеветать всенародно избранную власть». Хуже того, вольнодумец Эразм равнял с ослами и тех, кто чурается своего, а млеет, раболепно падает на колени перед чужеземным, действует по заморским рецептам и подсказкам. «Нашей братии весьма приятно бывает восхищаться всем иноземным, — указывал он. — А ежели среди невежественных слушателей и читателей попадутся люди самолюбивые, они смеются, рукоплещут и, на ослиный лад, помахивают ушами, дабы другие не сочли их несведущими». (См.: Себастьян Брант. Корабль дураков. Эразм Роттердамский. Похвала глупости. Навозник гонится за орлом. Разговор запросто. Письма темных людей. М., 1971. С. 124, 143.)

В той же России наших дней повальное увлечение иноземным, стремление каждого, даже самого безнадежного олуха выглядеть заправским американцем, французом или израильтянином — но только не русским мужиком показывает дальновидность философа из Роттердама, как и злободневность для нас его утопических грез о «счастливых островах, где не сеют, не пашут, а в житницы собирают».

Сжившись с новыми веяниями и плюнув на собственную землю и культуру, россияне нынче прямо-таки вцепились в старый совет предков: «С волками жить — по-волчьи выть», — то есть стать «цивилизованными». И чем ближе они к «цивилизации», тем больше похожи на ослов. Модель наиболее целесообразного поведения в подобных ситуациях строит в одном из своих четверостиший (рубаи) Омар Хайям:

И все-таки, в какую бы трясину ни затаскивали нас обстоятельства, мы не должны безвольно им поддаваться, напрочь забывая об опасности захлебнуться в болоте, или, иными словами, полностью и безвозвратно обратиться в волков и ослов. По большей части беды человека объясняются тем, что, движимый тщеславием (которое словно опухоль души — пузырь, надутый лестным о себе мнением), он берется за невыполнимое для него, прямо противопоказанное ему. В Эзоповой басне «Осел и цикады» один ушастый честолюбец, позавидовав цикадам, стал кормиться росою — и околел с голоду. «Так люди, добиваясь того, что противно их природе, не достигают цели и к тому же терпят великие бедствия», — прокомментировал этот закономерный исход великий сатирик.

Нельзя не удивляться совпадению в этом пункте позиций двух великих психологов Эзопа и Эразма. Последний, будто развивая мысль, изреченную первым в «Осле и цикадах», писал: «Этот в музыке — что осел, играющий на лире, и поет не лучше курицы, которую оседлал петух, а воображает себя вторым Гермогеном». (Гермоген — известный певец, о котором упомянул Гораций в «Сатирах».)

Желание браться не за свое дело превратилось ныне из порока, присущего отдельным личностям, индивидуумам, в хроническую эпидемию, угрожающую духовному здоровью общества в целом. Беда еще и в том, что на одну и ту же вещь, на одно и то же явление различные люди зачастую смотрят разными глазами. С видом знатока мы беремся судить о каком-нибудь предмете, на самом деле ни разу не видев его в глаза, и в результате хромают наши сравнения и умозаключения — как в одной были, рассказанной мне в Яунде владельцем крупнейшего в столице Камеруна отеля «Мон-Фебе», гражданином Израиля… Один израильский офицер, надев новый мундир, спросил вестового:

— Ну как, Шлема? Идет мне обнова?

— Великолепно, господин капитан! Вы похожи на льва!

— Какого льва?

— Да на царя зверей, господин капитан.

— Молодец! — похвалил его офицер и направился из комнаты, но на пороге обернулся: — Шлема, а где это ты льва видел?

— На картинке, господин капитан. На нем Иисус Христос в Иерусалим въезжал.

— Болван! — бросил в раздражении офицер.

У Януса, как известно, было два лица. У современного человека лиц может быть значительно больше, причем именно в смысле внутреннего облика. Анализируя неустойчивую человеческую натуру, Шамседдин Хафиз однажды подверг осмеянию проповедников, которые после мечети идут в кабаки и делают там обратное тому, чему только что учили правоверных в храме:

Эрих Фромм в книге «Душа человека. Ее способность к добру и злу» в результате глубочайших размышлений задал вопрос: «Человек — волк или овца?» После изучения античных источников мы сформулировали бы вопрос иначе: «Человек — волк, овца или осел?» Достойного ответа пока никто не дал.

«Люди вообще более глупы, чем злы», — частично пролил свет на проблему Клод Адриан Гельвеций.

«Ни тени ума нет у некоторых!» — бранил как-то такую же емкую по смыслу, но эмоционально менее сдержанную реплику (в тон обоим мыслителям) ослик Иа-Иа из повести-сказки Алана Милна «Винни-Пух и все-все-все».

А «Похождения бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека просто пересыпаны фразами наподобие следующих: «Не думайте, что я такой же осел, как вы… До сих пор не могу понять, корчите вы из себя осла или же так и родились ослом…»

«Хочу, но не могу», — откровенно признается в одном популярном итальянском художественном фильме легендарный французский король (короля блестяще сыграл Марчелло Мастроянни) в ответ на признания влюбленной в него девственницы (ее образ мастерски воплотила на экране Софи Лорен). В похожей ситуации оказался автор этих строк, когда, воскликнув: «Вперед! Без страха и сомнения!» — взялся было писать отдельную часть об ослах-россиянах. Вскоре пришлось отказаться от авантюрного замысла: о заморских ослах писать куда легче и спокойнее. Постигнуть менталитет российских ослов невозможно, это — просто сизифов труд. Их поступки не поддаются никакому анализу. К тому же они часто действуют по чужой подсказке. И почти всегда — иррационально, во вред стране и народу. Рассуждая вместе с маститыми мыслителями об ослах иноземных, в частности африканских, близких мне по роду занятий, я оставляю проблему российских ослов как бы за кадром («Чужим пороком мудрый исправляет свои», — учил в I веке до н. э. Публий Сир), ибо:

Осел в народной мудрости

Мы часто изрекаем: «Глас народа — глас Божий». Но так ли это?

Во-первых, согласимся, что если слушать одновременно многие голоса, то соответственно возникает восхитительный диссонанс, который в быту мы еще зовем разноголосьем, разнобоем. Ведь каждый народ по-своему относится к ослу. В глазах арабов и большинства европейцев он воплощает тупость и упрямство. «Осел!», «Сын ослицы!» — кричит в Египте отец на непослушного ребенка. Француз обзовет упрямца «мулом», придав словам еще и оттенок, намекающий на сексуальный аспект. Таджики употребят слово «хар» («ишак») в значении «похотливый», «бессовестный». Чеченцы и ингуши назовут ослом невнимательного слушателя: у осла опущены уши. На фарси выражение «diraz gush» («длинноухий», то есть осел) будет адресовано глупцу. А вот у сербов принято осла считать обладающим рядом положительных свойств, зато с бранной интонацией у них звучат слова: «Жеребец!», «Конь!».

Во-вторых, если народ действительно всегда прав, то, по крайней мере, не всегда он прав «на все сто». Сколь бы ни были мы лично предубеждены, например, против осла, нельзя не признать: народные пословицы и поговорки, а вместе с ними и их творец, народ, вопиюще несправедливы к безропотному и никому не досаждающему существу. В большинстве произведений фольклора осел выставлен в качестве средоточия пороков и несовершенств, причем ему не просто приписывают человеческие недостатки, а именно до безумия очеловечивают его, делая воплощением всего отрицательного, что только мыслимо и немыслимо в людях. В своих попытках переложить собственные пороки на чужую — ослиную — голову люди здесь переходят все границы.

Никогда, например, не соглашусь со смыслом пословицы народа джерма в Нигере — осел, дескать, выпил воды из колодца и выругался: «А теперь пусть колодец провалится сквозь землю!» Так поступают лишь люди. Тем более что, кроме описанного случая с Валаамовой ослицей, по-человечески ослы никогда не говорили. (Хотя одного из них и брался в свое время научить говорить — за десять лет — сам Ходжа Насреддин.) Возводить напраслину на безответное существо легко, ибо «на смирного осла двое садятся». Интересно, что так говорят и армяне и азербайджанцы. Порой хочется швырнуть в лицо хулителям ослов слова М. Горького: «Ложь — религия рабов и хозяев». Ощущение собственной неполноценности и несвободы толкает род человеческий к клевете на животных, в особенности на ослов, то есть к поискам «козла отпущения».

У людей бытует мнение, что осел годится только для каторжного труда. Он и в самом деле от зари до заката солнца вкалывает как каторжник. «Осел от работы не устает», — гласит амхарская пословица. Литературно это переводится на русский как: «Работа дураков любит». В праве на отдых ему по неясным причинам, по крайней мере в фольклоре, обычно отказывают. «Осла пригласили на свадьбу: надо было возить воду и дрова», — угрюмо шутят сомалийцы.

Ругатели осла, однако, постоянно упускают из виду одну важную деталь: все плохое в нем происходит от деятельности самих людей. «Домашний осел так опустился вследствие постоянно дурного обращения с ним, что почти не похож на своих прародителей, — писал зоолог Окен. — Он не только отличается от них меньшим ростом, но и цветом шерсти, которая у него более бледного, серо-желтого цвета; уши его также длиннее и дряблее, чем у дикого осла. Бдительность перешла у него в упрямство, проворство — в медлительность, живость — в леность, ум — в тупость, любовь к свободе — в терпение, мужество — в равнодушие к людям». Подчас даже кажется, что разобиженный на самого себя человек умышленно сорвал злость на осле — постарался воспитать его в определенном духе и весьма преуспел в этом. Наверное, в грядущем, при развитом или при диком капитализме, ослов будут чернить и винить еще больше: человек постепенно черствеет, становится все более расчетливым, эгоистичным, безнравственным, а винить в том самого себя ему ой как не хочется. Вот и стал для него осел палочкой-выручалочкой.

Когда эфиопы желают подчеркнуть неизменность чьих-то дурных черт характера или намекнуть на чье-то сходство с несчастным животным, они говорят: «Осел и под золотым седлом — осел». «Осел, если и до Мекки дойдет, будет все тем же ослом», — вторят им афганцы. «Сорок раз побывал осел в Иерусалиме, да остался все тем же ослом», — поддакивают армяне. «Осла как ни наряжай, все равно ослом останется», — согласно кивают ассирийцы. «Осел остается ослом, хоть вези он казну султана», — пожимают плечами ливийцы.

Обратите внимание на единодушие! Десятки подобных изречений есть у китайцев, курдов, персов, зулусов, индонезийцев и других народов. Вдохновлены эти пословицы отнюдь не выходками ослов, а глупостью самих людей, причем чаще всего — руководителей, которые волей дурной судьбы возносятся на самый верх и, расслабившись там, на Олимпе, выказывают свое подлинное лицо. Людям стыдно за поступки представителей рода человеческого, но свое смущение они прикрывают упреками в адрес ослов.

Однажды, при встрече с камерунским философом Жаном Батистом Обамой в Яунде, я завел разговор о пристрастном отношении людей к ослу.

— Человек болен тенденциозностью, — обронил Обама. — Если бы он умел смотреть на себя более самокритично, то избежал бы многих ошибок. Подчас его неприязнь исходит не от силы, а от слабости. Осел раздражает нас тем, что в нем мы узнаем самих себя. Заметь, осел проник в романы, поэмы, философские трактаты, сотни пословиц и поговорок. Благодаря ему человек открывал самого себя. Лицезрея его в свободную минуту, он видел в застенчивом четвероногом собрата по роду и себя лично. Осел испокон веков служил для человека своего рода зеркалом, исходным эталоном для самооценки.

— Почему именно осел? — нетерпеливо перебил я его.

— Это уже другой вопрос: почему человек избрал для подобной роли осла, а не, скажем, медведя, быка, крокодила или тушканчика? Наверное, потому, что под рукой у него оказался не тигр, а осел. Или потому, что с тигром шутить опаснее, чем с ослом…

Устное народное творчество более всего бьет по ослу по сравнению с откликами на поведение других животных. «Сколько осла ни мой, все равно в корову не превратится», — усмехаются непальцы. «Отрежь ослу уши — арабского скакуна из него не получится», — иронизируют турки. «Кто слез с лошади, на осла не сядет»; «Если падать, то лучше с коня, чем с осла», — утверждают грузины. «Сколько осла ни бей, коня из него не выйдет», — говорят в гневе пуштуны. Право же, поражает людская неблагодарность по отношению к тому, кто сделал и делает для них столько доброго!

В практической жизни каждому, однако, понятно, что, «когда нет верблюда, лучше иметь осла, чем не иметь его». Сомалийцы часто употребляют эту пословицу. «Коль нет лошади, так и осел хорош», — убеждены венгры. Турки придерживаются особого мнения: «Лучше два быка, чем один, лучше один осел, чем два». Каково происхождение столь странного суждения? Видимо, они обратили внимание на то, что от одинокого осла-трудяги, как правило, и звука не услышишь. Отсюда родилась и другая идиома: «Задуматься, как осел», — которая обычно употребляется в отношении тугодумов и откровенных тупиц. Если же ослов два и более, то, по наблюдению турок, они устраивают жуткий гвалт, бросив работу. Впрочем, сомалийцы и арабы практически в любой ситуации придерживаются противоположной точки зрения: «Лучше иметь двух ослов, чем одного».

В некоторых районах Африки пословицы состоят из двух частей. Мораль в них выражается не прямо, а образно, в виде аллегорий. Один собеседник, как пароль, изрекает первую половину, а другой в ответ — вторую, давая понять, что мысль схвачена. И никто не обижается.

— Для осла мед не имеет вкуса… — услышал как-то я, став свидетелем такой переклички в деревне тыграев, в Эфиопии.

— Глупцу совет не нужен, — моментально прозвучал отзыв.

Бенинский журналист Малид Дагиа в свое время процитировал мне (по поводу захвата власти в Либерии сержантом Сэмюелем Доу) пословицу своего народа эве: «В стране, где нет лошади, осел — принц». Разумеется, невозможно по своему желанию заиметь природные способности, если они не даны тебе от роду Богом. Но человеку свойственно порой полагать, что все ему нипочем — и не замечать своих слабостей, не осознавать их, веря всему, что нашептывают льстецы.

— Старый осел с новой попоной, — сквозь зубы процедил заирский журналист Маланда ва Каманда, комментируя борьбу за власть, разгоревшуюся в его стране под флагом «движения к демократии и многопартийности» между находившимся у власти 30 лет президентом Заира Мобуту Сесе Секо, с одной стороны, и оппозицией — с другой.

Слушая иной раз по радио или телевидению какой-либо африканской страны очередное «эпохальное» обращение к народу, невольно вспоминаешь мудрое выражение бурятов: «Осла узнают по ушам, дурака — по речам». Или популярное выражение осетин: «Осел как ни разжиреет — все осел». Разумно было бы внять голосу здравого смысла, исходящего от китайцев и монголов, которые остроумно подметили: «Насыпь ослу в уши хоть золото, хоть навоз — он одинаково замотает головой». Нельзя отмахиваться и от мнения народа волоф: «Как бы осел ни тряс головой, от ушей не избавится».

Ученые доказали, что ослам вольготнее всего в родной стихии, то есть в ослином обществе. Чем больше ослов вокруг, тем раскованнее ощущает себя каждый из них. Ничто в такой однородной социальной среде не нарушает гармонии и покоя. Ослы хорошо понимают друг друга и не обижаются один на другого. В отличие от людей, осел не бьет своих. «Осленок спокойно сосет сзади ослицу», — исстари одергивают сомалийцы расшалившихся детей. А в Конго кивают в знак согласия, добавляя: «Маленький леопард не боится пятен своего отца». Не бывало еще казуса, когда бы ослица пнула приладившегося сзади к ее сосцам сына или дочь. Амхарцы теоретически допускают такой редкий случай, но с оговоркой: «Когда осел лягает осла, зубы у них остаются целыми». Однако горе барану или овце, если они попытаются усыпить бдительность ослицы!

Тем не менее не будем чересчур легковерны и восторженны. Осел не такое уж бессловесное и безобидное животное. Приниженность его нередко бывает напускной. «Упрямый осел лишь принимает покорный вид», — предупреждают проницательные японцы. «Осел лягается и кусается, как и его отец», — ставит точку над «i» народность волоф… Да, осел не бьет своих, но чужим следует быть настороже с ним.

— В моем народе овамбо с детства учат: «От осла всегда жди пинка», — сказал мне Сэм Нуйома, будущий президент Намибии. (Это было еще до провозглашения независимости страны, когда он не являлся главой государства, а еще только вел переговоры с пятеркой ведущих западных держав.) — В трудном деле надо быть постоянно начеку: не предвидеть опасность — легкомысленно.

Конечно, кому понравится, когда вмешиваются в его дела, диктуют, какую политику проводить, каких руководителей выбирать, какие книги читать, какую музыку слушать? Видный лингвист Ахмед Артан Ханге, директор Института лингвистики в Могадишо, привел мне старинную пословицу: «Осла и того, кто суется в чужие дела, бьют по щекам».

Отношение к ослу зависит от обстоятельств и от его личных качеств — да позволит нам читатель выразиться так напыщенно и красиво. «Если твой господин — осел, не говори ему «чош!» — предостерегают армяне («Чош!» — окрик, которым понукают осла). В переводе на русский это означает примерно следующее: «При плешивом не доставай гребешок». Бывают, разумеется, исключения из правил. Малагасийский писатель Арсен Рацифехера как-то раз с непроницаемо суровым лицом пошутил:

— И глупая речь приходится к месту, если ее держит осел и все понимают это.

В России из глупой речи давно «насобачились» легко и непринужденно делать гениальную: все зависит только от того, чьи уста эту речь изрекают.

Скудеет мысль, меркнут и теряются идеалы, мельчают люди… «Кони перевелись — поле за ослами», — сокрушались в прошлом грузины, словно бы предугадывая события конца XX — начала XXI века. Пока осел занимает высокое положение, ему не рявкают: «Чош!» — перед ним падают ниц. Но верить в искренность почитания ослов все-таки не стоит. По крайней мере, для себя лично надо определиться в этом. Сомалийцы предостерегают: «Не тронь осла, пока он не пнул тебя копытом». У нас в России существует эквивалентное выражение, правда, оно звучит менее безобидно… Сирийская же пословица гласит: «Умер осел кадия — весь город явился, умер кадий — никто не пришел». (Наверное, и при живом кадии у города было свое мнение о его осле. И суть здесь не в осле, а в кадии.)

У народов, говорящих на языке суахили, есть легенда. С одним человеком, слепым от рождения, однажды случилось чудо: на мгновение он вдруг обрел зрение — и в тот же момент перед ним оказался осел. Зрение тут же вновь померкло, но весь воображаемый мир для него с этого времени сконцентрировался вокруг видения осла. Осел для него стал чем-то особенным — прекрасным, большим, умным. Когда кто-нибудь при слепом хвалил какую-то вещь, тот непременно спрашивал: «А похожа ли она на осла?» И все вокруг удивлялись такому сравнению. Наконец люди спросили его:

— Почему, бвана (господин), ты все сравниваешь с ослом?

И слепой рассказал, как однажды открылись его глаза и первое, что он увидел, был осел; и с тех пор весь мир для него заключается в образе осла. «Красивый, как осел! Большой, как осел! Длинный, как осел!» И ко всему прочему слепой тоже добавлял слова, означающие сравнение с ослом.

Услышав легенду, я подумал, значит, при известных обстоятельствах осел действительно может стать мерой красоты, ума и всего хорошего, что только есть в этом мире! Ничего не скажешь: умную сказку сочинили жители Восточной Африки.

Образ осла в легендах и сказках разных народов и стран подобен ограненному алмазу — всякий раз оборачивается новой, неожиданной стороной. С одной стороны, осел и мудр, и сметлив, и находчив; это пример благоразумия, хитрости, даже предприимчивости, он удачлив в спорах с другими зверями. С другой стороны, тот же осел бывает непроходимо глуп, твердолоб, упрям, доверчив — и одновременно подл, похотлив и т. п. В общем, он прост как правда: его низменные желания — все как на ладони. Его глупость, упрямство и непомерное самомнение приманивают к нему хищников, стремящихся сожрать его.

Все это как нельзя лучше оттеняет противоречивое отношение людей к милейшему, симпатичнейшему животному. В восточной сказке «Старик, мальчик и осел» старик и мальчик поочередно садятся на осла, внимая неодобрительному ворчанию людей. Когда же старик взвалил осла на свои плечи, то услышал — и, может быть, на сей раз не без оснований — оскорбления в свой адрес:

Сказка сказке рознь. В сомалийских сказках, отражающих быт странствующих по пустыне кочевников, видна арабская традиция. У ночного костра вам могут часами рассказывать о проделках героя народных сказок Абу Наваса, и оклеветанное молвою бедное животное — осел — предстает уже в ином свете. Вот одна из сказок…

Однажды на деньги, ссуженные ему халифом, хитрец Абу Навас купил красивого белого ослика. Через некоторое время к нему явился сосед и попросил одолжить приглянувшегося и ему, соседу, длинноухого. Абу Навасу не хотелось расставаться с любимцем, и он солгал:

— Осла нет дома.

Однако в этот миг осел, как на грех, загорланил.

— Разве это ревет не твой осел? — спросил сосед.

— Ты кому больше веришь — мне или ослу? — упрекнул его Абу Навас. — Ты пришел за ослом или послушать, как он кричит? Так вот, и я могу кричать: иа! иа! иа!

Мораль этой сказки такова: не проси у человека то, что ему дорого; он на любую хитрость пойдет, лишь бы отвадить просителя… К слову сказать, в Танзании и Кении я тоже слушал сказки об изобретательном поэте Абу Навасе и хитроумном зайце, названном его именем.

Однако не будем увязать в деталях. Миру и впрямь без ослов не обойтись. Как и до Всемирного потопа, на свете отыщется место всем: и глупым ослам, и умным. И не надо торопиться с хулой на почти не размыкающее уст животное. Предки крымских татар и турки всегда советовали меньше прислушиваться к подсказкам из толпы, а больше доверяться собственному суждению. «Не обрезай хвост осла твоего в толпе, ибо один говорит, что он длинен, другие — что он короток», — обосновывают они свою точку зрения.

Кредит доверия у осла за тысячелетия, бесспорно, накопился громадный, и он далеко не исчерпан, сколько бы глупостей длинноухий ни натворил и сколько бы их ему ни приписывали. «Как бы ни велик был верблюд — всегда на поводу у осла», — говорят азербайджанцы. «Слон осла не заменит», — утверждают бамбара. Я верю народному мнению. У осла много добрых качеств, которые неплохо было бы заиметь и людям. Добавим, что ослы выживают лишь в тех краях, где родились. И еще там, где к ним хорошо относятся. «Осел наверняка останется в стране, где его называют «хаджи», — гласит пословица народа джерма.

В конце концов, человечество, наверное, сможет выжить без атомной энергии, нефти, угля, но осиротеет, если вдруг по его же небрежению исчезнет длинноухое племя. «Лучше крикливый осел, чем никакого!» — восклицают волоф и сомалийцы. Разумные люди всегда берегли и берегут ослов. «Сначала привяжи своего осла, потом поручай его заботам Бога», — учат детей сомалийцы, и те, вырастая, зорко следят, чтобы живы были верблюды и не вымирали ослы.

Когда осел приходит первым

В Африке, на Ближнем и Среднем Востоке к ослам относятся по-разному: где хорошо, где плохо, а где равнодушно (там, где они не водятся), — но о существовании ослов знают все. Плиний рассказывал о римской мозаике в Иппоне. Судя по сюжету мозаики, ослы давным-давно водились на севере Африки. Один вид осла уже вызывает ностальгическое воспоминание о безвозвратно канувшем прошлом, когда без длинноухого не обходился ни один путник ни в одном путешествии. На ослах до сих пор ездят, а в Иране, Сирии и Египте на них передвигаются и женщины.

Сколько пользы приносит это животное людям! Ослицы испокон веков давали молоко, которое употреблялось в том числе и как лекарство. Еще римский император Марк любил мыться молоком ослицы. Целительными свойствами, по преданию, обладают копыта, уши, шкура, даже помет осла и в особенности волосы — темная шерсть в виде креста на спине. Знак этот, согласно народным поверьям, появился после того, как на спине ослика Иисус Христос въезжал в Иерусалим.

Вплоть до середины XIX века считалось, что шерстинки с черного креста на крупе излечивают коклюш, но важно было, чтобы пол животного был противоположным полу больного.

— Я не видел ни одного осла, который бы бездарно прожигал свою жизнь в безделье или беспробудном пьянстве. Но гордых ослов я встретил на своем жизненном пути сколько угодно. За всю мою долгую жизнь я ни разу не видел осла-наркомана или ослицу легкого поведения, — полушутя-полусерьезно сказал мне туарег Имажерен Фадель бен Феззане, в фелидже (шатре) которого я спасался от застигшей нас в пустыне песчаной бури.

Когда туарег, житель Сахары, хочет сделать широкий жест, проявить щедрость, он дарит или одалживает осла. Ослами туареги Ахгарра не торгуют, но и не разводят их. За животными не ухаживают. Ненужных в работе бросают в горах на произвол судьбы, и те дичают. Молодняк, родившийся на воле, человека к себе не подпускает. Осел в Ахгарре чувствует себя более или менее свободным. Возможно, он впервые был одомашнен именно там. Его мясо не употребляется в пищу, разве только во время голода. Шкура осла никак не используется, а в стужу молоком ослицы лечат кашель. Туареги не умеют определять возраст осла. Чтобы узнать, стар он или нет, ему выворачивают ухо. Если оно после этого выпрямляется, значит, животное еще полно сил, если же нет — осел явно уже ни на что не годится.

Ослы помогают делать важные научные открытия. Пять лет египетские археологи безрезультатно вели раскопки в оазисе Бахария в Западной пустыне, однако лишь в конце 90-х годов XX века к поразительному успеху в работе их привел именно длинноухий помощник. По-видимому, умному животному наскучили неумелые действия ученых — и он вдруг резко потянул за собой проводника, который через несколько мгновений провалился прямо в одно из древних захоронений…

Последовали новые раскопки — и был обнаружен некрополь с 200 мумиями, относящийся к греко-римской эпохе (IV век до н. э. — V век н. э.). Мумии были сложены рядами, один ряд над другим. Золотое напыление мумий, богатое убранство могил указывали на то, что погребенные, среди которых были и дети, принадлежали к знати и занимали высокое положение в обществе.

Некрополь, расположившийся на площади шесть квадратных километров, включающий, как установлено, около десяти тысяч захоронений, назван Долиной мумий. На масках и золотых нагрудниках изображены египетские божества, божественные кобры… По словам директора Верховного совета по делам древностей Захи Хаваса, Долина мумий стала третьей «долиной с великим историческим наследием» после Долины царей и Долины цариц.

Впрочем, с ослов спрос в принципе пока небольшой. Они ведь обычно делают не то, что хотят, а то, что им велят люди.

В августе 1993 года внимание южноафриканских пограничников привлекло стадо ослов, мирно бредших из Лесото в ЮАР под резкое хлопанье кнута пастуха. Хотя послушные животные не несли никакой поклажи и не вызывали особых подозрений, дотошные стражи границы решили для очистки совести провести беглый досмотр ослов и пастуха. Каково же было их удивление, когда в искусно прикрепленных к брюху животных сумках они обнаружили в общей сложности 460 килограммов марихуаны. Контрабандист и его невольные сообщники были доставлены в полицейский участок… Однако в целом Имажерен Фадель бен Феззане прав: ослы законопослушны, и, в отличие от людей, их легче перевоспитывать.

Есть один пункт, в котором можно согласиться даже с нашими правозащитниками — сторонниками всеобщей демократии и вседозволенности: права ослов необходимо отстаивать всеми силами и средствами. И мне, как африканисту, приятно, что в области защиты прав ослов тон помимо России задает Африка. Ни для кого уже не является секретом, что борьбу за права ослов рано или поздно придется начинать повсюду. Своего рода инициаторами в этом нужном деле стали танзанийцы. С октября 1999 года в Танзании стало действовать законодательство, согласно которому запрещено насиловать ослов. Теперь миролюбивые животные, которых никто не заподозрит в приставаниях к людям, зная о подобном законе, по крайней мере, будут чувствовать себя более или менее защищенными от грязных домогательств сладострастных «братьев своих старших».

Впервые этот охранный акт ввели в действие в селении Танзанайт, близ столицы страны Аруши, тамошние старейшины. Они запретили практику, связанную с освященным веками обычаем совершать сексуальный акт с ослом, который колдуны рекомендуют в качестве верного, по их мнению, средства приворожить удачу или найти месторождение драгоценных камней. В недопустимости такого жестокого ритуала местных мудрецов убедил отвратительный инцидент, когда шестеро их бравых — и считавшихся добропорядочными гражданами! — земляков привязали осла к дереву и по очереди надругались над несчастным животным, оно в результате издохло в мучениях. Виновные конечно же внятно не сумели объяснить, для чего именно им понадобилась удача, и были отданы под суд. Но ослу-то, как заявили старейшины и хозяин животного, от этого легче не стало.

Очень жестко поставлен вопрос о правах ослов и в Зимбабве. Зимбабве — демократическая страна, в которой человеческие права есть и у ослов. Так заявил в июле 1998 года представитель полиции Зимбабве. (Кстати, пока, к великому нашему сожалению, неизвестно ни об одном заявлении подобного рода со стороны российских борцов за права человека.) По словам представителя полиции, пришла пора положить конец жестокому обращению с ослами. Бессловесных животных заставляют ежедневно перевозить тяжелые грузы — кукурузу, хлопок, просо и подсолнечник — на расстояния до 80 километров. Зарегистрирован случай кончины осла, которому его хозяин не давал пить в течение полусуток, в то время как сам продавал свою продукцию и утолял жажду в пивном баре. Полиция города Саньяти предупредила владельцев ослов, что ее терпение иссякло. И теперь нарушителям законов об охране животных, всем, кто по-звериному жестоко относится к ослам, грозят два года тюрьмы.

Ослы, надо попутно заметить, чрезвычайно чтимые животные у народа масаи, живущего в окрестностях Аруши. Поэтому старейшины опасались, что виновники гибели осла от надругательства могут навлечь своими циничными проказами несчастья на головы местных жителей — например, вызвать увеличение заболеваемости проказой, рост детской смертности или, скажем, числа ослепших. Такие наказания, как они были уверены, наслали бы на них разгневанные духи предков, в которых в Африке веруют непоколебимо. В отношении более конкретных последствий… Врачи, к примеру, полагают, что акты группового скотоложства вполне могут повлечь за собой (в качестве вполне заслуженной кары) венерические заболевания. Во всяком случае, гипотез и предположений о возможных последствиях этого темного дела много.

В Нигере ежегодно в начале января, как это было в доброй средневековой Европе, отмечают «день осла». Мне удалось побывать на таком торжестве в Зиндере в 1988 году. Кульминацией его стал марафон верхом на длинноухих. Вообще-то к таким соревнованиям готовятся загодя. И в тот раз жители города и окрестных деревень горячо приветствовали участников, выкрикивая имена известных на всю страну наездников и ослов-фаворитов: знатоки здесь до тонкостей разбираются в возможностях каждого животного, хотя некоторые ослы стартовали в подобной гонке впервые.

Ослы, как известно, отличаются строптивостью. Но задачу жокеев осложняет не только упрямый норов скакунов — согласно разработанным правилам, в ходе состязания категорически запрещено какое-либо насилие над ослом. Нельзя пользоваться даже вожжами. Жокеи уповают лишь на свое красноречие. А нужно уговорить животных не только преодолеть 12-километровую дистанцию, но и взять с ходу несколько барьеров: один 250-метровый участок следует пройти задним ходом.

В Зиндере для 20 из 70 наездников старт сразу обернулся финишем. Их хваленые ослы не сдвинулись с места, отказавшись выйти на дистанцию. Спортсмены катастрофически быстро, на каждом километре, выбывали из борьбы. К неописуемому восторгу зрителей, некоторые животные перед препятствием вдруг поворачивали назад, другие ослы вызывающе ложились на трассу — и отдыхали, мешая и подавая дурной пример другим. Победителем тогда, в январе 1988 года, стал, причем уже в третий раз подряд, популярный в Зиндере жокей — 20-летний Иди Ибра.

— Секрет моих успехов прост, — объяснил он. — Я никогда не обижаю животных. Ослы, как и люди, любят ласку. Они отзывчивы на доброе слово и, вопреки неправильному представлению о них, довольно понятливы. Кстати, они памятливы и на жестокость.

Ослов почитают в любой части света. Если вы назовете ослом жителя мексиканского городка Отумба, то он не только не обидится, но даже сердечно улыбнется вам.

«Сеньорес, всем владельцам ослов предлагается принять участие в традиционном фестивале в Отумбе!» — такое воззвание ежегодно развешивается в этом городишке, неподалеку от мексиканской столицы. Горожане с энтузиазмом готовятся к необычному мероприятию, участвовать в котором ежегодно (с 1964 года) считают честью для себя все владельцы ослов. На единственный в Мексике фестиваль приезжает ежегодно до 10 тысяч зрителей.

О том, как в Отумбе зародилась идея проводить фестивали ослов, рассказывают немало занимательных историй. Согласно одной из них, как-то в гостинице тогда еще небольшого поселка остановился некий коммерсант. Постояльцы справились у него, куда и зачем он отправляется. «Еду в Тулансинго покупать ослов», — сообщил бизнесмен. Тогда в ответ ему было заявлено: «Зачем держать путь в такую даль, если и здесь «ослов» хоть отбавляй?!»

С тех пор за коренными жителями Отумбы закрепилось прозвище «ослы», на которое в другом месте могут и обидеться, но только не здесь. Горожане всячески холят своих длинноухих любимцев к фестивалю: каждый хозяин осла надеется получить хотя бы один из призов. Члены жюри должны раздать денежных вознаграждений на общую сумму три тысячи долларов — участникам, добившимся выдающихся результатов в разных видах программы.

Началу праздника неизменно предшествует парад ослов, в ходе которого владельцы животных прежде всего меряются силами в чувстве юмора. Так, на одно из животных его хозяин прикрепил табличку с надписью: «Использует экологически чистое топливо». Другой владелец осла напялил на себя костюм героя популярного фильма «Зорро» и лихо гарцевал на своем скакуне, размахивая хлыстом. Третий нарядил свое животное в подобие костюма, делавшего его похожим на персонаж популярного мультфильма… По устоявшейся традиции, хозяева животных сами наряжаются и гримируются так, чтобы быть похожими на героев телесериалов, политиков или эстрадных звезд. А однажды публику поразила смелая выдумка одного из участников конкурса: он умудрился украсить своего осла так, что тот напоминал миниатюрное изображение вулкана Попокатепетль, расположенного неподалеку от Мехико.

За парадом, как правило, следует футбольный турнир, в котором участвуют спортсмены на ослах. Затем происходят скачки. Венчает фестиваль конкурс ослиной красоты, всегда вызывающий особый интерес у зрителей. Самого красивого осла и самую прекрасную ослицу выбирает жюри, составленное из признанных во всей стране тонких ценителей ослиной красоты.

В окрестностях Отумбы становится все труднее встретить осла, которого использовали бы в качестве средства передвижения или для перевозки грузов. Люди предпочитают ездить на автомобилях. Местные жители теперь держат в хозяйстве ослов исключительно для участия в фестивале. Конкурс в Отумбе получил известность за пределами Мексики. По уверению организаторов, в нем периодически бывают представлены ослы из Аргентины, Чили и Колумбии.

В осле очень много трогательных черт — тех, что роднят их с людьми. Как-то раз на территории Мали в сухой сезон, примерно в феврале, группа пытливых россиян провела оригинальный научный опыт. Местному ослу Майклу, которого все наши специалисты любили за свойский, компанейский характер, подлили в большую бадью с холодной колодезной водой граммов 200 водки. Сделано это было под вечер, когда человеку свойственно подумывать о разрядке. Через четверть часа Майкла, видимо, стало разбирать желание спеть — и он музыкально заревел: «Иа! Иа! Иа!..» Под свое пронзительное, нервирующее пение он было двинулся прямо на весело гоготавший народ. Однако едва его хозяин угрожающе привстал и поднял руку, прилипчивый, но смекалистый Мишка отвел от людей осоловелый, но хитрый и с хулиганским блеском взгляд и отступил в сторону, не прерывая вместе с тем заунывной песни. Иногда осел взбрыкивал, норовя угодить копытом в кого-либо из проходивших мимо или стоявших поблизости. Самое неприятное началось к полуночи: шутников потянуло на сон, а окосевший осел (будто какой-нибудь заправский московский или санкт-петербургский пьяница) все не мог угомониться — и часов до трех утра время от времени затягивал, как бурлак на Волге, свою бесконечную аритмичную песню, мешая людям спать. Во всяком случае, последнее слово осталось определенно за ним. Правда, с тех пор в компанию Майкла перестали принимать.

В ослах, как и в людях, в значительной мере присутствует артистизм. Мне рассказали о необычном осле, которого приютил житель зимбабвийского городка Бернсаид — Уэйн Грант. Длинноухий постоялец, судя по его повадкам, явно считает себя… собакой. Возвращаясь как-то с работы, Грант заметил на обочине дороги понурого ослика, пожалел несчастного малютку и решил поселить его у себя на вилле. Тем более что у него в доме уже жили две собаки, кот и попугай. Нового жильца искупали в ванне, накормили и уложили спать возле камина. Наутро его осмотрел ветеринар, объявивший, что осел практически здоров, хотя и сильно ослабел от недоедания. Скоро Иа, как его окрестили дети Гранта, освоился и стал считать себя полноправным членом семьи.

Симпатичного ослика полюбили не только люди, но и домашние животные. Особую нежность проявляли к нему собаки, заботившиеся о нем как о собрате. Иа тоже быстро усвоил собачьи повадки: охотно лакомился собачьими консервами и даже пробовал грызть кости. Он и сейчас, как любой уважающий себя пес, любит погоняться за котом или, положив копыта на плечи хозяину, лизнуть его в лицо. Осел пока не научился лаять, хотя и с присущим его роду упорством время от времени пытается это сделать.

Иногда на Иа находит просветление, и он вспоминает о своем происхождении. Тогда этот осел-перерожденец принимается спокойно щипать траву на лужайке перед домом.

— Мне теперь газонокосилка не нужна, — шутит Грант.

Нрав у Иа добродушный, и он ни разу не покусал никого из гостей, чем порой грешат его кумиры — собаки. Есть у него один недостаток: он просыпается с первыми проблесками зари, раньше петухов, и будит хозяев пронзительным ревом. По Иа можно проверять часы.

— Мы так привыкли к Иа, что даже не представляем, как жили без него раньше, — с улыбкой призналась как-то раз жена Гранта, распечатав очередную пачку сладкого печенья, чтобы угостить любимца.

С ослом у человека очень много общего — их связывает долгий опыт взаимоотношений. Столько сокровенного, близкого, понятного! Недаром в некоторых странах людей даже беззлобно сравнивают с этим милым, подчас незадачливым животным. Писатель Марк Хиллел приводит наводящий на глубокие размышления случай с израильским специалистом по ирригации — в книге «Израиль. 30 лет юмора». Тот с женой отправился в Африку в качестве инструктора. Год спустя его жена родила сына. Черного с ног до головы. Счастливый отец отбил телеграмму родителям в Тель-Авив: «Дорогие папа и мама, у нас появился сын, но, так как у Рины не было молока, его кормили африканские кормилицы, поэтому он черный». На рождение внука моментально откликнулась бабушка: «У меня тоже не было молока, когда ты появился на свет. Мы жили в пустыне, и у нас не было коров. Вот почему мы вынуждены были вскармливать тебя молоком ослицы».

Конечно, не только в Израиле встречаются люди, явно вскормленные молоком ослицы.

Ослы не могут пожаловаться на дискриминацию и в так называемых развитых цивилизованных странах. Где, вы думали, сегодня живут самые крупные ослы? Не торопитесь с ответом. Да, конечно, не в России, хотя, казалось бы… Впрочем, речь пойдет не об ослах, а о мулах, а именно — о гибридах последних. На ферме у американца Герберта Л. Мюллера в Колумбии (штат Иллинойс) процветают мулы Аполлон (родившийся в 1977 году в штате Теннесси) и Анак (родившийся в 1976 году в штате Кентукки). Аполлон весит 998 килограммов, а длина его туловища составляет 1,995 метра. Масса его напарника — 952,2 килограмма, длина — 1,905 метра.

Наверное, в том, что самые крупные в мире родственники осла обитают в США, нет ничего сенсационного. Этих животных там всегда привечали. Кто не знает, что осел — своего рода эмблема — это символ Демократической партии США? Эмблему ввел в обиход американский карикатурист Томас Наст, поскольку в его времена осел был главной тягловой силой в южных штатах, население которых выступило главной опорой демократов.

В 1997 году в Австралии был посмертно награжден Пурпурным крестом за храбрость осел по имени Мэрфи, который вместе со своим хозяином, санитаром Джоном Симпсоном Киркпатриком под огнем турецкого снайпера перевозил с поля боя раненых австралийских солдат. Это происходило в Галлиполи, еще в годы Первой мировой войны. Таким образом, через 82 года после совершения подвига была отчасти восстановлена справедливость: надо отметить, что сам рядовой Киркпатрик так и не получил военной награды за проявленную отвагу.

Любопытен тот факт, что храбрый санитар и его осел навечно запечатлены в скульптурном виде: они послужили моделями изваяния в комплексе памяти австралийским жертвам мировых войн. Особенно популярно данное произведение искусства среди детей, посещающих это дорогое всем австралийцам место. Тут следует уточнить. В течение восьми месяцев в 1915 году австралийские и новозеландские войска тщетно пытались захватить высоты Галлиполи, чтобы вывести Турцию из мировой войны; Мэрфи выжил в те памятные дни и был с почетом вывезен в Австралию, а Киркпатрика сразила в самое сердце пуля турецкого стрелка. Пурпурный крест учрежден Королевским обществом предупреждения жестокого отношения к животным. Им награждаются животные, проявившие особое мужество.

Трудно подсчитать, сколько памятников ослам поставлено во всем мире. Говорят, что их очень-очень много. Между тем мулу, ближайшему родственнику осла и лошади, сооружен, кажется, единственный памятник, установленный вблизи американского военного кладбища неподалеку от Парижа. Надпись на надгробной плите гласит:

«Здесь покоится прах незабвенного Мегги. За свою долгую жизнь он ударил копытом 2 генералов, 8 полковников, 17 капитанов, 31 лейтенанта, 544 рядовых и только одну германскую мину».

В Болгарии, в Габрове, перед Домом юмора и сатиры водружена изящная скульптура осла. Правда, после победы в стране демократии у изваяния отломили ухо.

Да что там американцы или болгары! Какой честолюбивый и достаточно эрудированный, интеллигентный человек не мечтает увидеть осла во сне? В подобном случае все известные сонники сулят успех, известность, славу и благополучие. Но как редко удача в виде осла является нам по ночам!

Да приснится каждому из нас осел!