Гордость и предубеждение Джасмин Филд

ГЛАВА 9

Сара договорилась пообедать с братом в Хемпстеде в изысканном маленьком ресторанчике, расположенном в стороне от проезжих дорог и уже поэтому считавшимся эксклюзивным. Джек никогда не отказывал сестре, если та хотела встретиться с ним — иначе не избежать упреков. И сегодня Сара попросту подслушала, что он договорился встретиться с Гарри. Так что она не сомневалась, что Джек придет с Гарри и именно поэтому выбрала этот ресторан. В другом месте, да еще в дневное время, обед будет испорчен — все начнут подходить и просить Гарри дать автограф. Так происходило всегда и везде, и даже в Хемпстеде, хотя здесь уж люди, кажется, должны бы вести себя поприличней. Но в этом ресторане даже официанты о себе такого высокого мнения (повыше, чем многие звездные посетители), что не унизятся до того, чтобы просить автограф. Даже у Гарри Ноубла. Естественно, Максин тоже была приглашена, и, конечно же, платить будет Чарлз.

— Ну и как же дела у нашей сестры-дурнушки? — спросила Сара, как только все получили меню.

Гарри изучал закуски.

Она сделала второй заход:

— Как вам нравится ваш эксперимент — вы, ведь, наверное, ничего подобного не совершали со времен поступления в Академию? Или задача оказалась слишком сложной, даже для вас?

Наконец он отложил меню.

— Совсем наоборот. Надеюсь, у меня достаточно мужества признать, когда я бываю не прав.

Сара с трудом сдержала чувство облегчения и радости.

— И что же вы собираетесь делать? Где вы будете искать другую Лиззи Беннет, ведь осталось так мало времени? И как же вы преподнесете эту новость бедной девушке?

— Да нет же, я вовсе не это имел в виду, — заявил Гарри холодно. — Я хотел сказать совершенно обратное. Она — настоящая находка. Невозможно было бы найти более подходящую исполнительницу на роль Лиззи, чем она.

— И более восхитительную на роль Джейн Беннет, — заулыбался Джек, положив меню на стол и потирая руки. — Лично я возьму бифштекс.

— Безусловно, но по поводу Джейн Беннет у нас и не было никаких сомнений, — сказал Гарри Джеку.

Сара попыталась вернуть разговор в нужное ей русло.

— Что же такого особенного в сестре-дурнушке? Объясните же нам. Лично я сгораю от любопытства, — сказала она как можно непринужденней.

Гарри на секунду задумался.

— Да все, — сказал он просто. — Темперамент, игра, фигура, лицо, глаза. Она — совершенство.

Сара углубилась в изучение меню — однако аппетит пропал. Черт подери. Она ведь раньше так любила в этом ресторане «фуа-гра».

Когда заказ был принят, Джек начал петь дифирамбы Джорджии. В душу Гарри закралось подозрение.

— Надеюсь, ты не собираешься и на этот раз, как обычно, влюбляться в героиню, а затем за день до премьеры бросать ее.

Джек рассмеялся, но ничего не ответил.

— Знаешь, я этого не потерплю. Только не в моем спектакле, — сказал Гарри, потягивая красное вино. — Я никогда не забуду, как твоя Беатрис чуть глаза тебе не выцарапала в финальной сцене «Много шума из ничего». Мы с полным основанием могли бы тогда назвать наш спектакль «Много шума по веским причинам».

Джек улыбнулся, вспомнив о том случае. Он уже и забыл, что ее звали Беатрис.

— Ничего нет хуже, чем заводить роман с актрисой, играющей с тобой в одном спектакле, — назидательно произнес Гарри. — Это мешает актеру сконцентрироваться.

Джеку было явно не по себе.

— Но, старик, жизнь не сводится к одним только спектаклям.

— Нет, — отрезал Гарри. — Но если ты действительно хочешь чего-то достичь — никаких отношений с актрисами. Это самая большая ошибка, какую только актер может совершить. Это отбирает у него энергию. Либо он будет несчастным, либо неудачником. — Ноубл залпом допил вино. — Конечно, это не касается актрис, снимающихся в рекламе. Хотя почему их так любят мужчины — для меня загадка. Лучше вообще не пускать женщин в свою жизнь. Это мешает сконцентрироваться, — повторил он раздраженно. — Я не имел в виду присутствующих, конечно, — добавил он, подумав.

Сара мучительно гадала: неужели Ноубл убежденный холостяк? Джек мял хлеб и рассматривал посетителей.

— Вино отличное, — подал голос Чарльз, громко рыгнув.

Медовый месяц подошел к концу, и Джаз теперь четко определилась в своих отношениях с актерами: одних она ненавидела, других считала забавными, кого-то комичными, а некоторые ей даже нравились. Фиолетовые Очки не вписывались ни в одну категорию. Джаз и сама была поражена, до какой степени Фиолетовые Очки ее раздражали. Вначале Джаз держалась с этой женщиной прохладно, но по крайней мере вежливо. Но Фиолетовые Очки всегда умудрялись найти какой-нибудь предлог и постоянно доставать Джаз, и вскоре та уже не сдерживалась и могла спокойно рассмеяться прямо в лицо ассистентке или просто ей нахамить. Но чем грубее она вела себя, тем больше Фиолетовые Очки приставали к ней.

— Вы опять оставили свой веер не на том стуле, — заявили как-то Фиолетовые Очки после особенно трудной и затянувшейся репетиции: в голосе звучали триумфальные нотки.

— И как же мне такой жить дальше? — ответила Джаз с нотками печали в голосе.

Фиолетовые Очки на печаль не отреагировали и продолжали просматривать свои записи.

— Вы должны были оставить веер на том стуле, что стоит в глубине сцены справа, а не на авансцене слева. Сколько раз мне это вам повторять?

— Судя по вашему вопросу, вы уже не раз мне об этом говорили. Спасибо.

— Но вам, как я вижу, абсолютно все равно, — продолжали Фиолетовые Очки тоном, каким делают замечание ребенку, чтобы тот не ковырял в носу на людях.

— Да, Фиона, по большому счету, мне абсолютно все равно, куда класть этот вонючий веер.

Фиолетовые Очки изумленно уставились на нее и затем удалились прочь.

Джаз не любила Сару Хейз, но она не могла точно определить, что же именно ее так раздражало в этой женщине. Конечно, она была жутко неискренней, что даже Джасмин развлекало, но не одно только это. В первую же минуту, как Джаз увидела ее во время прослушивания, она поняла, что единственная цель Сары в этой жизни — заполучить Гарри Ноубла. Всем остальным для счастья было достаточно просто смотреть на этого человека, но только не Саре. Джаз даже не подозревала, что подобные типажи еще существуют. Она сама знала немало женщин, которые охотились на мужчин, и небезуспешно, Сара же хотела устроить все таким образом, чтобы Гарри превратился в охотника и поймал ее. Перед ее глазами разворачивалась живая история общества. Что больше всего забавляло Джаз, так это то, что Гарри явно не замечал Сариных чар. Наблюдать все это было одно удовольствие. Джаз предполагала, что причина, по которой мисс Хейз ее так ненавидела, была в том, что она играла Лиззи Беннет, а следовательно, Гарри с ней много работал. «Если бы только Сара знала, — с улыбкой думала Джаз, — как мало этот великой человек значит для нее». Зависть Сары даже начинала придавать некоторую пикантность их репетициям, что развлекало Джаз.

— Мне так нравится, как ты играешь, — шепнула ей Сара, когда они как-то вместе наблюдали репетицию Бингли и Дарси. — У тебя свой особый стиль. Сразу видно дилетанта.

Джаз любезно улыбнулась, и, сделав вид, что не заметила издевки, изобразила искреннюю благодарность за комплимент. Ее уловка была вознаграждена, так как глаза Сары аж прищурились от досады. После этого Джаз увидела, как лицо Сары вдруг осветилось невероятным благоговением: оказалось, что Гарри направлялся из другого конца комнаты прямо в ее сторону, и Сара, инстинктивно почувствовав приближение кумира, тут же отвернулась от Джаз и с невероятной грациозностью повернула к нему свою головку, демонстрируя безупречную линию шеи и подбородка, и сделала она это именно в тот момент, когда он посмотрел на них. Потрясающе, подумала Джаз. Ее движения были так точно рассчитаны, что оба они напоминали балетную пару. Но затем, к большому своему изумлению, Джаз увидела, что Гарри смотрит сквозь Сару прямо на нее: во взгляде читалось знакомое разочарование.

«Вот где собака зарыта!» — подумала Джаз. Вот что раздражало ее в Саре с первой же минуты их встречи! Каждое ее движение, каким бы незначительным оно ни было, точно рассчитано. Делала ли эта женщина хоть когда-нибудь что-то спонтанно? В ней все было искусственным: взмах ресниц, внезапный блеск глаз, нервное подрагивание красивого рта. Неудивительно, что игра ее всегда казалась неестественной. Да как Сара могла играть естественно, если она даже не знала, что это такое? Интересно, пукает ли она когда-нибудь во сне?

При этой мысли Джаз усмехнулась, тут же отвернувшись от Гарри, чтобы он не заметил, и стала смотреть на Брайена. Тут уж усмешка просто застыла у нее на губах. Чем больше она смотрела на Брайена, тем больше понимала, что у Гарри было полное помрачение ума, когда он дал журналисту роль Дарси. И вряд ли даже нервное возбуждение во время премьеры как-то спасет постановку Гарри: этот человек эмоционален не более, чем бревно. Гарри из сил выбивался, чтобы заставить Брайена хотя бы нахмуриться по-человечески, не говоря уж о том, чтобы убедительно произнести свой текст. Но Гарри не понимал главного: Брайен, критик, которого боялись все, сам до смерти боялся его, и чем больше Гарри кричал, тем более зажатым становился Брайен.

Джаз никогда не думала, что режиссер должен определять и ставить даже самые незначительные передвижения по сцене. Глядя на лицедействующего Брайена, нельзя было не подивиться, как это актеры не сбивают друг друга во время спектакля.

Один раз во время репетиции их совместной сценки Брайен встал как столб рядом с Джаз и, уставившись в публику (состоявшую из Гарри и еще нескольких актеров, которые ждали своего выхода в этом же эпизоде), произнес длинный монолог, обращенный к партнерше, ни разу даже не взглянув в ее сторону. Джаз во время этой речи сначала в недоумении взирала на Брайена, а затем, переведя взгляд на Гарри, чуть слышно спросила:

— Это он со мной говорит?

В зале начались смешки, но Гарри было не до смеха. Он прервал бедного Брайена в самой середине его текста и презрительно спросил:

— Брайен, что ты делаешь?

Тот застыл.

— Я… я…

— Лиззи стоит рядом с тобой.

Гарри говорил с актером, словно с дрессированным шимпанзе. Брайен повернулся к Джаз и посмотрел на нее невидящим взглядом. Она улыбнулась партнеру и приветливо помахала рукой. Брайен не реагировал.

«Боже, какие все тоскливые, — подумала она. — Я-то надеялась, здесь будет весело».

— На шаг вправо, Брайен, — в голосе Гарри слышалась с трудом сдерживаемая ярость.

Бедный Питерс был охвачен таким ужасом, что сделал шаг влево, тем самым полностью загородив собой Джаз. Она захихикала и из-за спины Брайена помахала рукой Гарри.

Но тот ее шутку не оценил.

— Я сказал вправо! — проревел он. Брайен отпрыгнул вправо, открывая публике сияющую Джаз.

— Всем привет! — сказала она. — А кто это выключил свет?

Джасмин просто наслаждалась происходящим.

В конце концов, после того как Гарри зачитал Брайену все ремарки из книги, в которых говорилось, где, как и когда тот должен двигаться в этой сцене (все бесполезно), он велел актеру просто стоять неподвижно. Гарри понял, что ни на что другое Дарси все равно не способен.

С другой стороны, наблюдать, как репетирует Джек Хейз, было одно удовольствие. Его движения, голос, выражение лица — все говорило о том, что перед Джаз истинный Бингли. Он включался в сцену мгновенно. Мог повторять одну и ту же строчку сотни раз, не выказывая при этом ни нетерпения, ни усталости. И каждый раз, когда Гарри подкидывал ему новую идею, предлагал новую позу во время сцены, Джек принимал это с искренней благодарностью. Джасмин вынуждена была признать, что Гарри Ноубл знал свое дело. Легкое изменение голоса или незначительный поворот корпуса, которые он просил Джека сделать, коренным образом меняли весь образ, придавая большую глубину даже самым простым словам. Она начала понимать, что Гарри имел в виду, говоря о «честности» актера. Казалось, что Джек вовсе и не играет, а слова сами естественно изливаются из его души. Джаз поражало, почему Джек до сих пор не широко известен публике. Как-то она сказала об этом Саре. Они сидели рядом на сцене и ждали, когда Гарри закончит эпизод с Брайеном и Джеком.

— Да, он просто гениален, — ответила Сара хорошо поставленным шепотом. — Знаешь, это у нас наследственное, — добавила она с легкой усмешкой, которая совсем не шла ей, и с выражением некоторой рассеянности, которая как раз очень была ей к лицу. — К своему изумлению, Джаз узнала, что они брат и сестра. — Но Джеку не хватает той энергии, которая есть у Гарри, — вздохнула Сара. — Это трагедия. Потому-то он никогда не станет великим, как Гарри. Они вместе учились в Академии.

И тут она села на своего излюбленного конька:

— Именно там мы и познакомились с Гарри. Я тогда еще училась в колледже, но эта встреча определила все мое будущее. Я решила стать актрисой.

Джаз было понятно, что встреча с Гарри определила не только ее будущую карьеру, но и кое-что еще. На ее взгляд, из них вышла бы отличная парочка.

— Они как кровные братья, — продолжала Сара. — Джек жизнь готов отдать за Гарри. А Гарри во всем ему учитель и наставник.

Джаз нашла определение кровного братства, данное Сарой, весьма любопытным.

Однако, вероятно, самым симпатичным в Джеке оказалось то, что он по уши был влюблен в ее сестру. При малейшей возможности во время репетиций он усаживался рядом с Джорджией, и оба принимались болтать, не замечая никого вокруг. Честно говоря, Джаз думала, что, возможно, роли влюбленных, которые они играли, способствовали их взаимной симпатии, но в любом случае смотреть на парочку было увлекательно. Джаз вообще нравилось наблюдать, как между людьми возникает любовное влечение, но когда это происходило между ее сестрой и человеком, который был симпатичен самой Джасмин, она просто млела от удовольствия. Каждый раз, когда Джек смотрел на Джорджию, его глаза сверкали так, будто в них вставлены крохотные лампочки. Джаз заметила, что стоило Джорджии на минуту отвернуться и он лишался возможности лицезреть ее лицо, взгляд бедняги тут же потухал, и он от растерянности начинал покашливать. Но вот Джорджия снова взглянула на него, и глаза его тут же загораются и рот растягивается в широкой улыбке. Время от времени Джек касался ее руки или спины, и она подкупающе ласково улыбалась ему, однако не всегда, чтобы он не слишком задавался. А затем слегка наклонялась к нему или просто склоняла головку, и тогда чуть приоткрывалась линия ее груди, и Джек, стараясь не опускать взгляда на ее шелковистую, загорелую кожу, с некоторым усилием удерживал свое внимание на ее лице. Иногда Джорджия резким движением откидывала волосы назад или смотрела в пол, чтобы он мог на секунду перевести взгляд. «Она прекрасно владеет искусством жестов», — изумленно открыла для себя Джаз, с трудом сдерживаясь, чтобы не зааплодировать сестре.

— Джаз, это он, — сказала Джорджия, когда они подъехали к дому Джаз после репетиции номер три. — Я наконец встретила мистера Любовь. Я всегда искала такого мужчину, как Джек. Ты заметила, какие у него белые зубы, когда он улыбается? Я уверена, что он будет знаменитым.

— Гм-м-м-м, — недвусмысленно произнесла Джаз. — А как насчет мистера Мускула?

Джорджия промолчала. Джаз не хотелось, чтобы сестра уезжала, так и не приняв решения.

— Ты что, будешь делать вид, что его не существует вообще? Или сделаешь доброе дело и выйдешь за него замуж?

— А вдруг Джек меня бросит?

— Не будь собакой на сене. Подумай и о тех, кто влачит счастливое одинокое существование.

— Ну, что касается тебя, одинокое существование тебе не грозит. Я видела, какими глазами на тебя смотрит Уиллс.

Джаз была ошарашена. Ей безусловно больше нравились репетиции с участием Уиллса. Но это не имело никакого отношения к флирту, просто у них было много общего. Например, они оба презирали Гарри. Казалось, они были в этом одиноки. Такое чувство, что остальные не понимали, что он безнаказанно хамит всем, только потому что так чертовски знаменит. Да, он хороший режиссер, хотя Джаз плохо разбиралась в режиссуре. Но она прекрасно разбиралась в людях, а Гарри Ноубл был просто большой дрянью. И, по мнению Джаз, ничто его не оправдывало. Ни «Оскар». Ни Династия. Ни Адонис.

И затем, во время репетиции номер четыре, у нее состоялся интереснейший разговор с Уиллсом об истинном лице Гарри Ноубла, которого никто не замечал.

Разговор этот произошел во время перерыва, когда они вместе пили кофе. Утро выдалось очень тяжелым. Гарри пытался втолковать Брайену, что тот в первой сцене должен быть более надменным. Джаз была просто возмущена тем, как грубо он обращался с актерами. У нее даже появилась жалость к противному критику.

— Ради Бога, Брайен! — орал Гарри, хватаясь за голову. — Ты же несказанно богат, невероятно красив! Ты же фантастически завидный жених! А не какой-нибудь убогий сельский учитель!

Брайен стал пунцовым от смущения.

— Ради всего святого, ну, выпрямись ты! — И Гарри что есть силы хлопнул его по спине и чуть дал в живот. — Дарси и в голову прийти не может, что он в чем-то неправ. Он груб, надменен и высокомерен. Взгляни на меня.

Джаз и Уиллс обменялись красноречивыми взглядами, и Джаз с удивлением осознала, что она испытала особый прилив радости от того, что Уиллс понял намек и разделяет ее мнение о Гарри. Их режиссеру и в голову не приходило, что он обладал всеми самыми худшими качествами Дарси. Но в отличие от остальных, только они с Уиллсом оказались столь проницательны, чтобы за славой и деньгами Ноубла разглядеть истинное его лицо.

Она была просто потрясена, когда Гарри грубо отодвинул Брайена в сторону и занял его место. И вдруг в одно мгновение он превратился в Дарси. Ноубл расправил грудь, чуть изменил выражение лица, и вот уже весь вид его демонстрировал полное презрение к окружающим. Перевоплощение было невероятным — Джаз не могла не признать. Как же Гарри не видит, что он сам идеально подходит для этой роли?

Когда Гарри медленно обводил комнату взглядом, каждая пора его кожи источала презрение, а свои беглые замечания он бросал с легким акцентом, говорящим о его принадлежности к высшему классу. Это был, как сказал бы Гилберт, живой, полнокровный Фитцуильям Дарси.

— Какие они все ужасные (Джаз и не подозревала, что слово «ужасный» такое емкое). Они так вульгарно одеты и у них скверные манеры. Приеду домой и первым делом попрошу Брауна приготовить мне ванну. (Все засмеялись).

Гарри посмотрел на Джаз, которая сидела там, где и полагалось Лиззи, то есть у столика с рукоделием. Его взгляд остановился на ней.

— Ничего, — отчеканил он, оценивающе осмотрев девушку с ног до головы, будто она была поросенком на рынке. — Но не настолько, чтобы я мог увлечься ею.

Джаз, кипевшая от ярости и унижения, посмотрела на него.

— И я благодарю Господа за это!

Глядя на выражение негодования, написанного на лице Джаз, немного дольше, чем это было необходимо, Гарри закончил сцену.

— Отлично, Джасмин, — спокойно сказал он. — Отлично.

Джаз, не отводя от него взгляда, также спокойно ответила:

— А я не играла. — После чего отвернулась.

Какое-то мгновение Гарри молчал, видимо, не знал, что сказать.

— А нужно было играть, — в конце концов промолвил он. — Я не даю бесплатные спектакли. — И он медленно пошел к своему месту.

Там он уже громко хлопнул в ладоши, и все вскочили от неожиданности.

— А теперь, молодой человек, повторим все сначала, и хватит тратить зря мое время.

Брайен медленно поднялся: он напоминал приговоренного к сожжению на костре.

Играл он не лучше прежнего, но на этот раз Гарри не делал никаких замечаний. Казалось даже, что он вообще не смотрит на актера. Закончив сцену, Гарри тут же объявил перерыв.

Выяснилось, что у Уиллса не было с собой ничего поесть, даже кофе, и Джаз была рада поделиться: она захватила термос с кофе и любимое печенье. Одно или даже пару она готова была пожертвовать Уитби. «Вот как он мне нравится», — подумала девушка.

Гарри как всегда сидел в гордом одиночестве: одна рука во взъерошенных волосах; в другой — карандаш; взгляд устремлен вдаль. Режиссер не снисходил до того, чтобы присоединиться к актерам. Лишь Сара и Джек Хейзы, Мэт, ну и иногда Фиолетовые Очки (у нее всегда с собой был талмуд с записями и, тщетно пытаясь унять волнение, ассистентка всегда говорила с ним очень громко) нарушали уединение Ноубла и вели с ним беседы. Негласная субординация по степени значимости — так определила установившиеся отношения Джаз. Конечно, никто не мог сравниться по значимости с самим Гарри, поэтому он никогда первым и шага не делал, и разговора не начинал. «Интересно, — промелькнуло в голове Джаз, — бывает ли ему когда-нибудь одиноко?»

Как раз в этот момент к режиссеру направлялась Сара. Джаз и Уиллс обожали подслушивать их ежедневный обмен впечатлениями, который происходил, как только Гарри делал перерыв. Сами же они притворялись, будто разгадывают кроссворд. В тот день разговор был особенно интересным.

Началось все как обычно. Сара улыбнулась Ноублу своей, как она считала, прелестнейшей и самой невинной улыбкой.

Гарри поднял голову, показывая, что он весь внимание.

Она громко, как-то по-девичьи вздохнула и села рядом с ним, поинтересовавшись, как все идет.

— Отлично, — ответил Гарри. — Тебе что-нибудь нужно?

Уиллс и Джаз хмыкнули, услышав такой грубый ответ, но не отрывали взгляда от кроссворда.

— Дело в том, — начала Сара так, словно ей неприятно было касаться этой темы, — раз уж ты сам спросил, я с радостью послушала бы твое профессиональное мнение. — Тут она стала говорить тише, как бы по секрету. Джаз и Уиллу пришлось напрячь слух. — Только между нами. Понимаешь, мне довольно трудно играть в сцене с… с… как же ее имя? Все забываю.

— Джасмин?

Сара звонко рассмеялась.

— Точно, Джасмин. Как ты сразу догадался? Надо же, — смеялась она, — мне никак не запомнить это забавное имя.

Гарри молчал, и ей ничего не оставалось, как продолжить.

— Мне довольно сложно выйти на нужный уровень эмоциональности, и я думаю, возможно, это связано с тем, что… — Сара с трудом подбирала слова, — что она сама недостаточно эмоциональна.

Плечи Уиллса затряслись от смеха. Джаз заулыбалась, хотя гнев и обида от такого коварства Сары, которому бы могла позавидовать даже сама мисс Бингли, просто душили ее.

Гарри не проронил ни слова.

— Мистер Ноубл, я знаю, она — твой выбор, и я не хочу, чтобы…

— После перерыва мы еще раз поработаем над эмоциями, — сказал Гарри. — Возможно, мне даже стоит поработать с Джасмин отдельно. Спасибо за ценное замечание.

С этими словами он вновь углубился в текст, и Саре пришлось несолоно хлебавши отойти от него, сожалея о том, что вообще подняла эту тему.

Уиллс и Джаз громко расхохотались, якобы на удачную шутку Джаз. Наконец они взглянули на Гарри. Он глубокомысленно разглядывал свои ногти.

— Вот если бы публика, что была на вручении «Оскара», сейчас его увидела! — прошипела Джаз.

— Уверен, все влюбились бы в него еще больше — сладким голосом произнес Уиллс. — Ведь все, что он делает, правильно.

— Да, я заметила это. Но, мне кажется, в твоем голосе прозвучала печаль? — Джаз сказала это в шутку, но Уиллсу было явно не до шуток.

Не отводя глаз от Гарри, он вымолвил:

— Это из-за него я не получил роль Мориса в фильме «Все почти закончено».

Джаз остолбенела.

— Как это? Почему? Откуда ты знаешь?

— Гарри знаком с Говардом Флибеком, продюсером. Они вместе работали в фильме «Сердце англичанина», ну Говард и спросил Гарри, что тот думает обо мне, так как, по их мнению, я идеально гожусь на роль. Я тогда только что прошел пробы на роль в другом фильме, который так никогда и не вышел в свет. Как потом выяснилось, Гарри сказал ему, что я не очень зрелый актер, слишком самовлюблен и не способен полностью сконцентрироваться на роли. Он также сказал, что у меня якобы проблемы с алкоголем.

Джаз рот открыла от изумления.

Уиллс продолжал:

— Мой агент знает Говарда и, когда роли я не получил, она позвонила ему и спросила о причине. Он ответил ей, что надежные компетентные люди отсоветовали брать меня, понимаешь, рожей я не вышел для Голливуда. Когда же агент на него надавила, Флибек все объяснил более детально.

Джаз ушам своим не могла поверить. Не может быть!

— Значит, из-за Гарри у тебя вообще нет никаких шансов когда-либо сниматься в Голливуде? — недоверчиво спросила она.

— Да. — Уиллс допил свой кофе и вытряхнул осадок на церковный пол.

— Но почему, черт подери, люди так подло поступают? Особенно те, которые сами карьеру уже сделали?

— Вообще-то, ни один актер не может быть в этом уверен до конца дней, — ответил Уиллс. — В этом-то все коварство актерской профессии. Сегодня тебе дают «Оскара», а завтра тебя освистают. И Гарри Ноубл не исключение. И не забывай: ему-то падать будет больнее других, потому что вся его семья слишком высоко сидит на театральном Олимпе. — Уиллс пожал плечами, с трудом делая вид, что ему, в сущности, наплевать. — Мы с Гарри давно знакомы. Мы много лет назад вместе играли в постановке одной очень неудачной пьесы, «В ожидании Годо», и вот тогда он и невзлюбил меня. И не пытался это скрывать. Я больше ни разу не получил ни одной роли у того режиссера. — Он помолчал. — Меня не любит сам Великий Гарри Ноубл, а это много значит в нашей профессии.

Что-то в этой истории не так. Джаз это чувствовала.

— Но почему же тогда он дал тебе эту роль?

Уилл добродушно рассмеялся.

— Понятия не имею. Может быть, Гарри захотелось похвастать передо мной, как у него все отлично после получения «Оскара». Может быть, это тешит его самолюбие, что вот — он мой режиссер, и что он стал уже голливудской звездой, в то время как я остался простым актеришкой и снимаюсь в посредственных фильмах, хотя начинали-то мы одинаково. Кто знает, чужая душа — потемки.

Он посмотрел на Джаз. Глаза его слегка расширились, а улыбка вышла немного натянутая.

— А вдруг у меня и правда ничего бы не получилось в Голливуде? Кто знает? Может быть, Гарри спас мою гордость.

Его мужественная скромность произвела на Джасмин даже большее впечатление, чем сама история. Как смеет Гарри Ноубл поступать так? Тоже мне, нашелся непререкаемый авторитет!

— Ты когда-нибудь говорил Ноублу, что тебе известно о его кознях?

Уиллс покачал головой.

— Какой смысл? Чтобы Гарри открыто надо мной посмеялся? Нет. Достаточно и без того унижений.

Кипя от гнева из-за такой несправедливости, Джаз бросила взгляд на Гарри. Тот смотрел прямо на нее.

Она тут же отвернулась.