Поттс снова столкнулся с ней через неделю. В банке в том же торговом центре.
У него там был счет, но он боялся идти. Когда ему открывали счет, Поттс чувствовал себя последним дерьмом. Его жалких грошей едва хватило бы, чтобы оправдать всю эту бумажную волокиту. И они там в банке это понимали. Поттс сел в кожаное кресло, дожидаясь, пока симпатичная девица с жесткими волосами и неимоверными сиськами вызовет его и «обслужит». Поттс смотрел на проходящих мимо приличных граждан, а приличные граждане смотрели на сидевшего в кресле Поттса. Они чувствовали, что Поттс из тех людей, которые способны влезть в их дома. И, разумеется, были правы. Но не поэтому он затаил на них обиду. Его злило то, что они даже не пытаются скрыть это. Поттс — мелочь для них, на него вежливость не распространяется. Они проходили мимо, бросали на него мрачные взгляды и говорили про себя: «Куда катится мир? Ведь какой раньше приличный банк был. Может, пора перевести деньги в другой?» Девушка с большими сиськами «обслуживала» Поттса суетливо и нервозно, спешила поскорее закончить. А охранник у двери на него косился, как будто ждал, что он сейчас выхватит «узи» и расстреляет посетителей. Всю жизнь эти люди талдычили Поттсу что он кого-нибудь убьет. Он не понимал, почему. По натуре Поттс был вполне миролюбивым человеком, только очень легко возбуждался. Иногда он думал: может быть, они видели в нем какие-то зачатки жестокости, которые он сам не различал? Но потом отметал эту глупую мысль. Поттс ни к кому не испытывал ненависти и никого не хотел убивать. Хотел же он только, чтобы от него все отстали и чтобы вернули ему дочь. Но убийство тут вряд ли помогло бы.
Время от времени Поттсу приходилось заглядывать в банк, чтобы снять наличные. Ему выдали такую идиотскую карточку для банкомата, но он вечно забывал код. И банкоматы пугали его до смерти. Поэтому он тащился в банк, подписывал чек и получал свои гроши на карманные расходы. А они все пялились на него, как на бешеного пса. Каждый раз его начинало мутить, поэтому Поттс старался пореже ходить в банк. Конкретно в тот день он забежал снять денег и, как обычно, вышел, чувствуя себя полным дерьмом. Поттс сел на мотоцикл, завел его. Люди обернулись на рев двигателя, и ему стало лучше. Он увидел, как она вкатилась на парковку, и подъехал к ней. Она улыбнулась ему через окно и помахала рукой. Поттса охватило игривое настроение, и он несколько раз обогнул ее машину — словно индеец фургон переселенца. Так близко, чтобы она не могла открыть дверцу. Она вертела головой и смеялась. И Поттсу было хорошо. Он остановился. Она вышла из машины.
— Теперь я понимаю, как чувствовал себя Кастер.[75]
Поттс издал характерный индейский клич, постукивая пальцами по губам. Она усмехнулась. Ее смех как-то странно действовал на Поттса. Охранник вышел из банка и недобро глянул на него.
— Все в порядке, госпожа Карлсон?
— Спасибо, Марк. Все хорошо.
Охранник посмотрел на Поттса с угрозой и ушел обратно.
— Извините, — сказала она.
— Вам не за что извиняться.
— Я здесь почти всю жизнь живу. Люди заботятся о своих. Мы с Марком вместе в школе учились. Это очень мило. Но по большей части мешает. Иногда хочется, чтобы тебя никто не знал. А вы откуда?
— Из Техаса.
— Ой, как же я не догадалась? Вы разговариваете, как ковбой.
— Я не ковбой.
— Меня зовут Ингрид Карлсон, кстати. А вас?
— Поттс.
— А имя?
— Оно мне не нравится.
— Могу поспорить, оно библейское, — предположила Ингрид.
— Откуда вы знаете?
— Да это всегда так. Какой-нибудь Иезекииль? Вам вполне подошло бы.
— Тепло.
— Овадия? Поттс захохотал.
— Не тратьте силы, все равно не выдам.
— Я никогда не сдаюсь. Даже если придется пройтись по всему Ветхому Завету.
Поттс покосился на охранника, который по-прежнему наблюдал за ним.
— Думаю, мне пора. Ваш друг весь изнервничался.
— Может, кофе выпьем? Тогда у меня будет время выпытать у вас имя.
— Да, конечно. Почему нет.
Поттс поставил мотоцикл рядом с ее машиной. Они зашли в «Старбакс». Охранник чуть не взорвался. Поттс понял, что Ингрид ему нравится, и подумал, не встречались ли они раньше. Он назвал ее «госпожа Карлсон» — значит, вряд ли. Но Поттсу было приятно, что охранник ее ревнует.
Они заказали кофе и сели у стенки.
— И чем вы занимаетесь? — спросил Поттс, просто чтобы хоть что-то сказать.
— Я учительница. Преподаю музыку.
— Да, вы похожи на учительницу.
— Пожалуй.
«Черт, — расстроился Поттс. — Что я несу?»
— Я хотел сказать, это же здорово. Вы выглядите… ну… мило.
— Мило и скучно.
— Нет, вовсе нет. То есть…
— Да ничего. Я знаю, что меня не назовешь самой эффектной красоткой в мире.
— Нет, вы… — Поттс вспотел. — Я сейчас все не то говорю.
— Да вы просто скалсите, что думаете. Не бой-тись. Вы меня не обидите.
— Но я не плохое хотел сказать, а как раз наоборот…
Ингрид улыбнулась. Ей нравилось с ним играть.
— То есть комплимент?
— Ага.
— Ну комплимент мне пригодился бы. Все, теперь я вас так просто не отпущу. Придется вам произнести его.
— Вы надо мной смеетесь.
— Вас ужасно приятно дразнить. Так что там с комплиментом?
— Вы не очень-то мне помогаете.
— Точно.
— Мне нравится с вами разговаривать. Мне хотелось с вами заговорить, когда я вас впервые увидел — там, в магазине.
— Почему же не заговорили?
— Ну я такой… понимаете. Грубый. Я подумал, вы сразу закричите.
— Не знаю, удивит ли вас это. Мне тоже хотелось с вами заговорить.
— Правда?
— Иногда грубость — как раз то, что надо. Привлекает. Все люди вокруг меня такие — как сказать? — хорошо воспитанные и манерные. Дайте посмотреть на ваши руки.
— Нет, они…
— Да ладно.
Поттс протянул руки. Она пробежала пальцами по его ладоням. Ему показалось, что в задницу вставили провод под напряжением.
— У меня руки, как у отца, — пояснил Поттс. — Он их называл руками тупого выродка. Тупого выродка, у которого выбора нет.
— А по-моему, красивые.
— Нуда, конечно.
— Я серьезно.
Поттс убрал руки.
— Вот у вашего друга Марка, небось, руки гладкие, как у младенца.
— Вы злитесь.
— Нет. Просто, когда оказываюсь рядом с такими, как вы, и понимаю, кто я такой, то быстро встаю на свое место.
— Я совсем не то хотела сказать. И вы это знаете.
— Я автомеханик, чиню мотоциклы. Честная работа. Всю жизнь вкалываю. А когда вкалываешь — руки такими становятся. И ничего в них красивого нет. Вот посмотрите… — Поттс взял Ингрид за руку и провел заскорузлым указательным пальцем по внутренней стороне предплечья. На нежной коже осталась розовая полоса. Она поежилась. Он решил, что от отвращения. — Ничего красивого, — сказал Поттс. — Не такие, как женщинам надо.
— А откуда вы знаете, что нужно женщинам? — спросила Ингрид.
Поттс в замешательстве посмотрел на нее. Она бросила взгляд на часы.
— Мне пора. Надо возвращаться к маме. Не могу оставлять ее одну надолго.
— Да, конечно, — кивнул Поттс, решив, что отпугнул ее.
— Приходите ко мне поужинать, — проговорила она быстро. — Придете?
Поттс подумал, то неверно ее понял. И ответил не сразу.
— Я не из тех, с кем приятно общаться. И не смогу развлечь ваших друзей, они наверняка другие.
— Больше никого не будет. Только вы и я. Может, еще мама. Хотя она обычно ест у себя в комнате. Придете?
— Вы не шутите?
— Я хорошо готовлю. Потушу мясо. Вы похожи на человека, который оценит правильно приготовленное мясо.
Поттс всем сердцем хотел верить, что это ошибка. Что все кончится плохо. И что он вляпается в дерьмо из-за этой истории. В его голове, как товарняк мимо станции, пронеслись все слова, что твердил ему отец.
О том, что трахаться надо с бабами своего уровня. И желания свои строить в соответствии со своими возможностями. Не бывает в жизни, чтобы вот так все отлично складывалось. С такими, как Поттс, — никогда. А если бывает — то, значит, это Господь подшутил над ним, чтобы не забывался. Так всегда говорил его отец. Но Поттс был дураком, последним долбаным идиотом. И собирался наступить на старые грабли.
— Да, хорошо, я приду.
Ингрид вынула блокнот, нацарапала номер телефона и адрес и протянула ему листок.
— В семь вечера. Во вторник. Тут адрес и телефон. Вы ведь не обманете, правда?
— Не обману, — ответил Поттс, хотя не был в этом уверен.
— Тогда буду ждать нашей встречи, господин Поттс.
— Поттс. Просто Поттс.