Они закруглились в половине седьмого вечера, а к половине восьмого Бобби смыл грим и сел в машину. Он провел на площадке четырнадцать часов. Несмотря на деньги и подружку, рекламировавшую «Секрет Виктории»,[76] несмотря на славу, машины и крутой особняк на вершине холма, Шпандау было жаль его. По правде говоря, он испытывал жалость ко всем актерам. Их жизнь совсем не похожа на ту, какой ее представляют люди. У них не бывает золотой середины, все на пределе. Либо слишком мало, либо слишком много. И обе крайности способны доконать. Ужасно голодать и выбиваться из сил на работе, когда никто того не замечает. С другой стороны, еще ужаснее, когда ты нашпигован славой и деньгами, как какой-нибудь гусь по-страсбургски, когда окружающие отделяют тебя от всего того, что помогало тебе стать актером.
Денек выдался тяжелый. Бывало, конечно, и похуже. Все-таки в этот раз съемки проходили без больших проблем, но Марк всех замучил, пытаясь поскорее снять все эпизоды. Поэтому смены затягивались. Кое-кто ныл и жаловался на спешку, но нее понимали: будет хуже, если они отстанут от графика. Проще и дешевле переработать несколько часов в день, чем тратить дополнительные дни. Все это было заложено в бюджет картины, но Марк все равно подгонял. Он был не из тех режиссеров, которые могут послать продюсера подальше. Стоило спонсорам появиться на площадке, Марк становился дерганым и постоянно оглядывался на них. Они это знали и в результате проводили на съемках больше времени, чем принято, нервируя его до потери пульса. Короче, вдохновения это не добавляло. И теперь все до смерти боялись Вайоминга, где Марк просто не выдержит напряжения. Режессер не может позволить себе так нервничать, а если он на взводе, то не должен этого показывать. Это как кровь в море, кишащем акулами.
К этому времени все уже понимали: скандал в Вайоминге неизбежен, и вся съемочная бригада пошлет Марка куда подальше. Марк, конечно, психанет, потому что до смерти боится спонсоров, а те это понимают и рады-радешеньки сделать из него козла отпущения за то, что картина не исчерпала бюджет. Который на самом деле на пятнадцать миллионов долларов больше, чем ему было сказано. В документах тоже указали сумму поменьше. Киноиндустрия Голливуда работает по принципу «необходимого знания». А голливудские продюсеры уверены: меньше знаешь, крепче спишь.
Когда грим сняли, на лице Бобби стали заметны новые морщинки и темные круги под глазами. Он был непривычно молчалив и двигался медленно. С трудом выполз из трейлера и плюхнулся в ожидавшую его машину. Работа актера сравнима с работой землекопа. По большей части сидишь на заднице и ждешь. Разница лишь в одном: сидя на заднице, понимаешь, что поставлено на карту и что будет, если ты не сможешь сотворить то волшебство, которого все от тебя ждут. И никто не постесняется сказать тебе, что ты поганишь фильм за восемьдесят миллионов. И наоборот, если тебе расписывают, какой ты хороший, нельзя верить ни единому слову. Да и вообще никому верить не надо, пока фильм не выйдет в прокат, не станет успешным или не провалится с треском. Именно это волнение и отбирает все силы. Именно из-за него к концу дня кинозвезда и всеобщий любимец Бобби Дай ковылял, как древний старик.
Да и на Шпандау все это навевало смертную скуку. От безделья за целый день он уже начал дергаться. Но Бобби не отпускал его от себя. И сам Шпандау не хотел оставлять его без присмотра. Убивать Бобби никто не собирался, так что должность телохранителя была скорее шуточной. Однако Ричи Стелла вел себя на удивление тихо, и атмосфера непременно должна была раскалиться, как только он узнает, что Шпандау наводил о нем справки. В опасную игру они ввязались, но любой шаг Стеллы ослабит его позицию и сделает его уязвимым. Стелла привык оставаться в тени, а сейчас любое движение выведет его на свет. Бобби ничего не угрожает, но велика вероятность, что Шпандау грозит несчастный случай. Ему гораздо безопаснее находиться неподалеку от Бобби — в таком случае Стелла не осмелится ничего предпринять. Это соображение, среди прочих, убедило Шпандау в том, что ему не стоит удаляться от Бобби. К тому же парень чувствует себя одиноким. Он нравился Шпандау, несмотря на доводы здравого смысла.
Бобби и Шпандау устроились на заднем сиденье машины. Дюк, водитель, сел за руль и посмотрел на Бобби в зеркало.
— Куда ехать?
— Домой. Хочу домой.
Бобби откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
— Домой так домой, — сказал Дюк и завел мотор.
«Крузо» вот-вот должен был выйти в прокат. И по всему выходило, что его ждет еще больший успех, чем предполагали. Студия, впавшая в эйфорию, усилила раскрутку, чтобы раздуть огонь. Бобби, как прикованный, целыми днями торчал на съемочной площадке «Пожара» и не мог принимать участия в ток-шоу, но студия разрешала общаться с ним между дублями. Бобби злился, но поделать ничего не мог, поскольку был связан контрактом. Это означало, что вместо зубрежки текста или отдыха в трейлере он должен беседовать с бесконечной чередой болванов, которые совали ему в лицо микрофоны и камеры и задавали одни и те же тупые вопросы. Как и хотела студия, Бобби в итоге рекламировал одновременно и «Крузо», и «Пожар», тратя на это свое личное время. Часто он вообще не понимал, какой вопрос к какому фильму относится, и отвечал невпопад. При этом, естественно, чувствовал себя идиотом. Это был настоящий ад для актера. На самом деле было совершенно не важно, что он говорит. Главное — болтать в позитивном тоне и не путать названия фильмов и имена занятых в них актеров: никто ведь не вслушивается, как ему однажды объяснили, все только ловят ключевые слова и смотрят на картинку. Просто представь своих зрителей — они сидят дома, разогревают полуфабрикаты и шлепают детей. Достаточно улыбаться им и эффектно выглядеть — ничего больше.
На парковке было тихо, пока они не въехали в ворота. Охранник сказал Дюку:
— Вас там фанаты дожидаются.
Дюк решил, что это, как обычно, несколько охотников за автографами. Однако стоило машине выехать с парковки, как ее обступила толпа вопящих людей.
К такому повороту никто не был готов. Половина восьмого вечера, будний день — но реклама работает без перебоев. Кто-то в студии сболтнул, когда Бобби будет выезжать, и все его ждали. Дюк остановился, чтобы никого не задавить, но стало только хуже. Фанаты облепили машину, полезли на нее, пытались открыть дверцы. Тяжелый лимузин качался из стороны в сторону. Щеки и руки прижимались к стеклу. Вопли оглушали. А распластанные лица в нескольких сантиметрах, за тонким стеклом, напоминали ночной кошмар в стиле Фрэнсиса Бэкона.[77] В салон доносились крики: «Мы любим тебя, Бобби, мы тебя любим!» Но было во всем этом что-то жуткое и злое, и казалось, что эти люди, дай им волю, растопчут его, разорвут в клочья, сожрут в пароксизме любви и переварят, чтобы он стал их частью. В просветах между телами мелькали вспышки камер. Фотосессия «Разбушевавшиеся поклонники пожирают сердцееда Дая». Насколько это поможет повысить продажу билетов? Сколько еще билетов вам нужно продать?
Шпандау уже попадал в подобные переделки с другими актерами, но обычно это случалось на премьерах и других запланированных мероприятиях, не было неожиданностью и поддавалось контролю. И даже тогда тебе страшно. Страх не уходит, и через несколько бесконечных минут понимаешь, что никто не придет на помощь.
— Господи, Дюк, поехали уже! — попросил Бобби.
— А если задавлю кого? Они вон гроздьями на бампере висят.
— Ну так сделай что-нибудь!
— Может, если бы вы вышли и дали им автографы…
— Ты двинулся, что ли? Не пойду я туда, — заорал Бобби. — Вызывай охрану, бога ради!
Шпандау не смог сдержать смех, хотя теперь ему тоже стало не по себе.
— И что тут смешного? — возмутился Бобби.
— Абсурдность таких сцен не перестает меня забавлять.
— Ты мой гребаный телохранитель. Так чего тут торчишь?
— У тебя не все дома? — усмехнулся Шпандау. — Да ты посмотри на эти рожи. Только открой дверцу, и они усядутся к тебе на колени.
Бобби тоже рассмеялся.
— Сущий бред.
Дюк позвонил охраннику парковки.
— Привет, это Дюк Слейтер, водитель Бобби Дая. У нас проблемы у выхода «Пико». Мы как раз выезжали, инанаснабросилисьфанаты. Обступили машину, я не могу ехать. Не хочу ненароком кого-нибудь задавить. Вы не могли бы помочь?
Ему что-то ответили, он убрал телефон.
— Как мило, — сказал Дюк.
— Что там? — спросил Бобби.
— К воротам пришлют ребят, но вряд ли они нам помогут. Мы находимся за пределами территории студии. Так что формально — это забота полиции Беверли-Хиллз.
— Не вешай мне лапшу. Я для них в этом долбаном фильме снимаюсь!
— У «Фокса» нет полномочий. Если начнут разгонять толпу и кому-то достанется, их засудят.
— Ну и что нам делать, черт возьми? Я не могу всю ночь тут проторчать. А они уже скоро вломятся к нам сюда.
— Если я тронусь, мы кого-нибудь задавим.
Шпандау засмеялся. Бобби засмеялся. Дюк присоединился к ним. Так и сидели.
— Какого хрена мы делаем?
— Сидим и ждем, когда подтянется кавалерия, — пояснил Дюк.
Бобби посмотрел на лица за стеклом. Их было много, мужских и женских. Они целовали окна.
— Сюр какой-то.
— Да, — согласился Шпандау. — Но вот не станет всего этого, и ох как ты заскучаешь по ним.
— Нет, — ответил Бобби. — В смысле, сейчас-то ладно. Но в будущем этим заниматься не намерен. Все эти звездные радости — дерьмо собачье. Я буду делать свои фильмы, разве я тебе не говорил? Уже все обсудил с Хурадо. Вот закончу «Пожар» и сниму короткометражку. Как Кассаветис,[78] а? Слышал про Кассаветиса? Вот уж охренительный парень. Мой герой. Может, вообще брошу играть. Хочу сам все контролировать. Продюсировать, режиссировать. Надоело быть марионеткой.
Шпандау постарался не думать о том, сколько актеров говорили ему то же самое. Крупных и мелких. Сначала им хочется только одного: чтобы их любили как актеров. А потом они жаждут выпутаться из всего этого и для разнообразия поуправлять другими.
Очень привлекательная девушка лет восемнадцати написала губной помадой на стекле свой номер телефона. Потом улыбнулась Бобби и поцеловала стекло рядом с номером, оставив отпечаток губ.
— Миленькая, — заметил Бобби.
— Да, ничего так, — согласился Дюк. — Жалко, что ее никак в машину не впустить. Хотя номер ее теперь у вас есть.
Девушку оттеснила другая поклонница. Она стерла номер и попыталась написать свой. Но эта была не такая симпатичная.
— Жаль, — сказал Дюк.
— Вали отсюда, дура безмозглая, — тихо сказал ей Бобби. — Верни нам ту.
Толпа стала отступать от машины. Было ясно — кто-то начал что-то делать. Охранники втиснулись между фанатами и машиной и принялись оттеснять людей. Не вовремя мы вас отвлекли, ребята? — спросил Дюк, опустив стекло на несколько сантиметров.
— Мы не имеем права просто выйти на улицу и разогнать людей. Сейчас мы их усмирили, можете ехать.
— Можно ехать, — сообщил Дюк Бобби, закрыв окно.
— Едем, — обрадовался Бобби.
Машина тронулась с места, выбралась из толпы, и Дюк нажал на газ.
— Прямо не верится. — Бобби обернулся на фанатов.
— Вы ж у нас звезда, — напомнил Дюк. — Они вас любят.
— Любят. Да, точно. Все время забываю.