Город падших ангелов

Глава 9

Бобби драил кому-то кости, когда Шпандау вошел в трейлер.

— Да хера ли, входи! — сказал Бобби, когда Шпандау постучал.

Он сидел на стуле, уже одетый в костюм для съемки. Мэй, его визажист, склонилась над ним, занимаясь его волосами. Джинджер стоял у дальней стены и разговаривал по телефону. Он помахал Шпандау.

— Черт! — Бобби подпрыгнул на стуле.

— Извини, — ответила Мэй. — Но это нужно сделать. Иначе на жаре все развалится.

— Да у меня вся башка болит от этих волос.

— Знаю, миленький, знаю. Все плачут. Но я не виновата. И так уж стараюсь, как могу.

Шпандау опустился на диван.

— Нет, полюбуйся, а? — обратился к нему Бобби. — Волосы мне наращивает. Мои им не подходят, видишь ли. Я же на педика похож.

— Эй, — вклинился Джинджер. — Я — педик. Так что выбирай слова.

— Да ты грязный опускала, вот ты кто, — ответил Бобби.

— Как меня только не называли. «Опускала» мне правится.

Джинджер ждал ответа по телефону. Бобби продолжал дергаться от экзекуции Мэй.

— Ну? — бросил Бобби через плечо Джинджеру.

— Я стараюсь.

— Ты с менеджером говоришь?

— Его нет на месте. Сейчас меня переключат на него.

— Просто в голове не укладывается. Эти уроды вообще в кино ходят? Чтобы я не мог попасть в ресторан. Не верится!

— Ничего удивительного, — сказал Джинджер. — Нельзя просто так завалиться в самый модный кабак в городе с двадцатью гостями. Даже Джек Уорнер[57] на пике карьеры не мог такого сделать.

— Не день, а говно сегодня. Хотел людей угостить. Все ж устали как собаки. Кому охота переться домой и готовить себе пожрать.

— Дорогой мой, никто дома и не готовит. Ты что же, думаешь, сэр Иэн потащится домой, чтобы там поджарить кусок консервированного мяса? Я лично так не думаю.

— Это ж был жест, мать твою.

— Да, и очень красивый жест. Но если тебе кажется, что ты можешь просто так прийти с компанией из двадцати с лишним человек — а это гораздо больше, чем пятнадцать, не пойму, откуда ты взял это число, — тогда у нас проблема. С другой стороны, если ты намерен зайти с двумя-тремя друзьями, то я тебе найду место где пожелаешь. Все тебя любят. Ты же у нас изюминка этого года. Так что тебя накормят с удовольствием, а если захочешь, сможешь переспать с метрдотелем.

— Ну тогда устрой меня куда-нибудь. Нас с Ириной вдвоем. — Бобби повернулся к Шпандау. — Пойдешь с нами? Хочешь, девушку с собой бери. Или нет, мы пригласим Хайди. Ты ей понравишься.

— Ой, Господи, только не Хайди. Что этот несчастный сделал тебе плохого?

— Кто такая Хайди? — поинтересовался Шпандау.

— Да ну, Хайди в него втрескается.

— Вот именно, милый. Пожалей его. Не все же сразу к сексу переходят.

— По-моему, Хайди занята, — вставила Мэй. — Но он в ее вкусе.

— Все кто угодно в ее вкусе, — сказал Джинджер. Бобби рассмеялся.

— Говорю тебе — давайте сведем их с Хайди.

— Кто такая Хайди? — повторил Шпандау.

— Не парься, — успокоил его Бобби. — Она тебе понравится.

— Вы ее возненавидите, — возразил Джинджер.

— Иди в жопу, — гнул свое Бобби. — Все будет зашибись.

— Боюсь, мне свойственно именно это направление, — напомнил Джинджер.

Артистичными движениями Мэй закончила приводить Бобби в порядок.

— Готово, — объявила она. — Ты неотразим. Похож на лорда Байрона.

— Причем без косолапости, — внес поправку Джинджер.

— Алорд Байрон косолапил? — удивился Бобби.

— Еще как, милый, — сказал Джинджер, — почище чем медведь.

— Господи! — воскликнул Бобби.

— Да кто такая Хайди? — не унимался Шпандау.

Зазвонил мобильный. Джинджер ответил. Мэй махнула рукой Шпандау и ушла.

— О, привет, Бенни! — сказал в трубку Джинджер так, чтобы Бобби слышал, и взглянул на него. Бобби энергично покачал головой. — Нет, он сейчас на площадке. Они его, бедолагу, до смерти заездят. Ему перезвонить тебе, когда его отпустят?.. Ну конечно… передам, передам. Пока. — Джинджер отключился. — Третий раз уже за день звонит.

— Не хочу я лезть в это дерьмо, — огрызнулся Бобби. — Можно подумать, мне больше заняться нечем, только вот его гребаную жизнь приводить в порядок.

— Он говорит, с твоей мамой все в порядке.

— Денег опять хочет. И сколько на этот раз?

— О деньгах он не упомянул.

— Ты помнишь такое, чтобы он звонил мне и не упоминал деньги? Да я ему дом купил. Целое поместье в Огайо. Целый Тадж-Махал, мать его. От него и требуется только, чтобы за мамой присматривал. Чтобы она с лестницы не навернулась, когда напьется, и не свернула себе шею. И все. За это он получил это долбаное поместье и зарплату, как у генерального директора хорошей компании.

Ассистентка режиссера заглянула в трейлер.

— Пора.

— Иду, иду…

Она ушла.

— Ну так что, пойдешь ужинать-то сегодня? — допытывался Бобби у Шпандау. — Со мной и Ириной?

Шпандау взглянул на Джинджера, потом опять на Бобби.

— Иди скажи им, я сейчас буду, — велел Бобби Джинджеру.

Тот закатил глаза, но ушел.

— Стелла не объявлялся? — спросил Шпандау.

— Тишина. Ни слова. Может, он плюнул, а?

— Нет. Просто не спешит.

— Слушай, приходи на ужин. Мне легче будет. Хорошо. Только без Хайди.

— Без Хайди так без Хайди. — Бобби встал. — Ну пошли. Не хочешь посмотреть, как я там буду вы-делываться?

На самом деле съемочная площадка «Пожара» была целым набором площадок внутри большого павильона, словно изрытого пещерами. Группа собиралась отснять здесь все интерьерные эпизоды, а через две недели перебазироваться в Вайоминг для натурных съемок. Пока работа шла по плану, но продюсер с режиссером не были уверены, что и дальше все будет в порядке, поскольку погода в Вайоминге была капризной. В любом случае в данный момент нужно было идти точно по графику или даже с опережением, если получится.

Особенно за это радел Марк Стерлинг, режиссер. Стерлинг был англичанин и сделал себе имя на недорогих комедиях в британском стиле. «Пожар» стал для него первым высокобюджетным проектом, первой некомедийной лентой, первым фильмом, который он снимал в Соединенных Штатах и с участием американских актеров. Мало того, это был вестерн. В общем-то, никто не хотел, чтобы Стерлинг его снимал, и сам он прекрасно знал, что его взяли только потому, что предыдущий режиссер хлопнул дверью в последнюю минуту. И агент Стерлинга предложил студии заключить договор с британцем. Зарплату ему назначили в два раза меньше той, что он получал на предыдущей картине. И далее если фильм окажется успешным в прокате (да поможет нам Бог!), ему не достанется ровным счетом ничего. Хотя успех есть успех, он будет означать, что Стерлинг наконец попадет в заветный список А и получит возможность больше никогда не снимать фильмы в сырых, мрачных, удушливых павильонах «Шеппертона».[58] В Голливуде лучше. Здесь Марк Стерлинг и хотел бы остаться, если получится.

Съемки начались две недели назад, и все шло хорошо, хотя представители студии и страховой компании околачивались поблизости, готовые перекрыть ему кислород, если что. Никто Стерлингу не доверял. Эти мерзавцы маячили в углах съемочной площадки, как портовые крысы, — чтобы он их постоянно видел. Они все время шушукались. Стерлинг из кожи вон лез, чтобы всем угодить или хотя бы никого не разозлить. Чтобы на него всех собак не вешали, если что-то в Вайоминге пойдет не так.

Сегодня снимали в декорациях гостиной крупного ранчо процветающего землевладельца в Вайоминге года так тысяча девятисотого. Дотошно воссозданная обстановка была залита светом сверху, словно сам Господь направил луч в центр авиационного завода. Вокруг теснились неуклюжие, но неизбежные атрибуты съемочного процесса: камеры, гигантские осветительные приборы, микрофоны, бесконечные змеящиеся кабели, техники, бездельники, спонсоры, психологи и — куда ж без них — актеры. Между дублями все носились по площадке, стараясь не споткнуться и ничего не опрокинуть. И это отнимало гораздо больше времени, чем можно себе вообразить.

Бобби и Шпандау пришли на площадку. Бобби снимался с шести утра, и у него уже даже волосы болели. Он плюхнулся на свой стул. Шпандау встал рядом с ним и огляделся. Хорошо знакомое зрелище.

Он немного скучал по съемкам. Когда работаешь в картине, вся группа становится на некоторое время твоей семьей. Хорошей, плохой — но семьей. Когда же съемки заканчиваются, группа разбегается на все четыре стороны, чтобы встретиться на другой картине с другой семьей. Ему было удобнее работать с Бо и его командой. Так что независимо от фильма коллектив оставался прежним. Но и захоти он сейчас вернуться, ничего бы не вышло: он уже слишком стар и здоровье не то. Да и Бо уже нет. А без него — все не так. Бо был последним из старой гвардии, из настоящих ковбоев, тем, кто станет перечить и режиссеру, и спонсору, если трюк слишком опасен или его торопят. Каждый трюк связан с риском, но Бо знал, когда риск оправдан, а когда нет. Если Бо считал, что риск не оправдан, он без колебаний уводил своих ребят со съемочной площадки. Бо никогда не повышал голос, никогда не спорил, никогда не хамил. Просто говорил «нет», разворачивался и уходил, как истинный джентльмен.

— Тут не конкурс, кто больше кучу навалит, — как-то сказал Бо Дэвиду. — Либо уж ери, либо слезай с горшка. Все просто. Как почти все в жизни.

Но Бо умер. А тебе приходится работать с каким-нибудь выскочкой, который хоть башкой о землю рухнет с крыши, лишь бы подзаработать, или сам в режиссеры полезет. Твое умение уберегать людей от гибели ценится меньше, чем твои знакомства. Теперь все завязано на карьеру, даже падение с чертовой крыши. Шпандау скучал по тем дням, когда люди трудились просто для того, чтобы заработать на жизнь…

Судя по виду, Бобби нервничал и скучал. К нему подошел помреж.

— Мы ждем сэра Иэна, — сообщил он.

Бобби кивнул. Помреж ушел.

— Вечно мы ждем сэра Иэна, — буркнул Бобби Шпандау — Любит он последним заявиться на площадку. Чтобы выход эффектный был. Господи, какое счастье, что я никогда в театре не играл. А еще говорят, что у киноактеров раздутое самолюбие. Он рассеянно закурил. Помреж суетливо подбежал к нему.

— Боб… эээ… мы ведь договорились насчет курения. Пожаробезопасность и все такое. Да плюс долбаные профсоюзы, сам понимаешь.

— Ну да.

— Извини. Я тут ни при чем.

— Ага, ага.

Бобби кинул сигарету на землю и картинно растоптал ее.

— Видел? — спросил он помрежа. — Бобби все потушил.

— Спасибо. — Он снова ушел.

— Осел.

— Просто выполняет свою работу.

— Да ему в кайф покомандовать. Он же мечтает о том дне, когда все это станет его. — И Бобби раздраженно пробормотал себе под нос: — Господи, ну кто-нибудь, уже приволоките старого пердуна из его трейлера. — И вдруг добавил ни с того ни с сего: — Хочу, чтобы ты переехал ко мне.

— Неожиданно как-то, — изумился Шпандау. — В том смысле, что мы ведь еще даже не поцеловались.

— Да пошел ты. Я серьезно. У меня полно свободных комнат. Ты же видел.

— Зачем? — спросил Шпандау. — Я чего-то не знаю?

— Мне так будет спокойнее. А то у меня на душе муторно. Предчувствие нехорошее. Случись что, лучше, чтобы ты был рядом.

— Что именно должно случиться?

— Да откуда мне знать? Может, Ричи решит меня убрать.

— Ты — его козырь. Ричи скорее мамашу свою уберет. А тебя он любит.

— Ричи — опасный сукин сын. Кому известно, как работает его трахнутый мозг?

В противоположном конце площадки произошло активное двилсение. Прибыл сэр Иэн Уэйтли.

— Их светлость пожаловали, — прокомментировал Бобби.

Сэр Иэн и несколько человек из его свиты остановились на границе света, заливавшего площадку, словно это был пруд, и они боялись, что вода слишком холодная. Сэр Иэн и эскорт ждали.

— Видишь? — не унимался Бобби. — Он сам к Марку не подойдет. Ждет, пока Марк прибежит. Все меряются, кто тут главный.

— А ты что? — спросил Шпандау.

— Да черта с два я первый выйду.

— Шутишь?

— Нет. Слушай, это ж главная сцена фильма, мать ее. Из этого дерьма и лепятся «Оскары». Разборки папаши и сына. Наваляют друг другу до полусмерти. Красиво — сдохнуть. И старый пердун в курсе, что я ему не уступлю ни в чем. Попытается меня переплюнуть. Но он же понимает, что я буду бороться. Вот и пытается заполучить всю фору, какую только сможет. Будет, как обычно, одеяло на себя тащить. Но я собираюсь играть по своим правилам. И он это знает. У нас тут реальная война, старик. Глянь на Марка. Наложил в штаны. Никак не решит, к кому из нас первому подойти. Марк направился к сэру Иэну. Словно на аудиенцию к принцу Альберту.[59] Они поболтали. Точнее, болтал Марк. Сэр Иэн просто кивал. Потом он вошел на площадку и сел в свое кресло.

Марк подошел к Бобби.

— Мне для вас двоих овчарку завести? — спросил Марк.

— Не понимаю, о чем вы.

— Ну разумеется. Слушайте, он намерен всю сцену проскочить быстро. Вы не подыгрывайте ему, ладно? Задавайте темп сами. Если начнет гнать, играйте спокойно, легонько так его вытягивайте.

— А я тут при чем? Вы у нас режиссер.

— Вам не хуже моего известно: тут режиссировать то же самое, что управлять бегущим стадом слонов. Помогите мне. Возьмите над ним верх.

— Взять верх, — повторил Бобби. — Понятно.

— Вы мне поможете? И тогда мы, возможно, доснимем все раньше, чем нас поразит старческий маразм. Точнее, меня.

Бобби кивнул. Марк похлопал его по плечу и вернулся к сэру Иэну.

— Так вот и задумаешься, что он там обо мне плетет сэру Иэну, да? — шепнул Бобби Шпандау и вышел на площадку. Шпандау побрел назад к трейлеру Бобби. Джинджер был на месте и как раз заваривал чай.

— Не вытерпели, да? — понял он. — У людей обычно весьма романтические представления о съемочных площадках. На мой же взгляд, там очень скучно, а если и бывает оживление, так лишь минуты на две в час, не более. И при этом все либо изнывают от жары, либо отмораживают себе задницы. Нет уж, спасибо, по мне, так лучше Кабо.[60] Хотите чашечку?

— Конечно.

Джинджер поставил две фарфоровые чашки и налил чаю из, как показалось Шпандау, старинного стаффордширского чайника.

— Печенье?

— Спасибо.

— Пока у человека есть возможность выпить цивилизованную чашку чая, империя будет жить. — Джинджер сделал маленький глоток и возвел глаза к потолку. — Мне это необходимо. Сейчас молодой хозяин Роберт войдет в эту дверь, и будет он чуточку зол, то есть зол чертовски, если говорить проще.

— Откуда вы знаете?

— Оттуда, что сэр Иэн слетел с катушек, и теперь с ним особенно не поработаешь. Инсайдерская информация. Мы, личные помощники, что няньки — собираемся в парке и судачим о наших малых детушках. В данном случае газета «Сан» сообщила, что знойную супругу сэра Иэна видели в Лондоне — мол, она носится, как кошка, по всему городу с одним актером, фамилия которого не разглашается. Сэр Иэн не слишком счастлив по этому поводу и постоянно гостит у Макаллана.[61] За ним водится такое бегство от действительности, хотя уж сейчас-то ему положено быть трезвым как стеклышко.

Вот что любовь делает с людьми. Словно по сигналу на улице раздалось злое ворчание Бобби. Он ворвался в трейлер и несколько раз хлопнул дверью со всей силы, пока замок не щелкнул. Джинджер и Шпандау переглянулись. Джинджер закрыл глаза и допил чай.

— Мать его, старого засранца!

— Что стряслось, дорогой?

— Да он в жопу нажрался! Как будто мятная жвачка может заглушить пол-литра вискаря. Он же взгляд удержать не может. И что мне с ним делать? Как мне с ним играть?

— Успокойся, а то с тобой случится удар. В любом случае это не твоя проблема. Это проблема Марка. Пусть он с ней и разбирается.

— Да ты кто вообще такой? — вдруг набросился на Джинджера Бобби. — Ли Страсберг,[62] мать твою, что так много про кино понимаешь? Иди помой сортир или еще что-нибудь.

— Прошу прощения?

— На хер, на хер, на хер! — нараспев повторял Бобби. — Я поехал домой. Назюзюкаюсь в хлам, проблююсь и отрублюсь. И в кому впаду, пока вся эта хрень не кончится.

— Вполне разумное решение, — похвалил Джинджер.

— Ты еще здесь? Иди деньги отрабатывай. Делай что-нибудь. Притворись, что хоть как-то зарабатываешь на жизнь.

— Выпей чаю.

— Да на кой ляд мне твой чай? Мне нужен двухметровый шприц с героином. Я хочу сдохнуть.

Джинджер протянул ему чашку. Бобби взял ее и отпил. Потом отпил еще. Поставил чашку, прикрыл глаза и запрокинул голову.

— Ну полная хрень…

— Хочешь горячее полотенце? Могу согреть его в микроволновке, — предложил Джинджер.

— Да я ж в гриме еще. Надо возвращаться. Прикинь?

В дверь постучала Энни.

— Ну и что это? — спросил ее Бобби, когда она вошла. — Торжественный парад «Мейси»?[63]

— Я не вовремя? — испугалась Энни, ища глазами чьей-нибудь поддержки. Но никто не поспешил ее выручить.

— Что бы там ни было, оно подождет, — отрезал Бобби.

— Говорят, он пьян, — сказала Энни. — Правда?

— Да у него глаза вращаются, как волчки, — ответил Бобби.

— Я поговорю с Марком, — пообещала Энни.

— Не надо с ним ни о чем говорить.

— И как же ты собираешься работать?

— Не хватало еще, чтобы Марк на меня сердился.

— Пупсик, Марку положено заниматься своим делом.

— Не лезь в это. Мы тут всю ночь проторчим. — Бобби повернулся к Джинджеру. — Позвони Ирине. Скажи, что я задержусь. Хотя нет, мать их всех, скажи, я не знаю, когда освобожусь. Пусть идет ужинать без меня.

— Так ты не хочешь, чтобы я поговорила с Марком? — повторила Энни.

— Нет.

— Послушай, тут еще вот какое дело… — Бобби зажмурился и со стоном запрокинул голову. — Ничего такого, — продолжала Энни. — Просто через минуту сюда приедет Хурадо. Он просит тебя об одолжении.

— Скажи ему, это стоит больших денег, — ответил Бобби, безумно сверкнув глазами. — Скажи ему, я сдеру с него втридорога. Я хочу, чтобы мне заплатили как следует. Я хочу, мать его, виллу в Тоскане…

— Дело в главе местного профсоюза дальнобойщиков. Его дочка желает встретиться с тобой. Она твоя большая поклонница.

— Ты что, типа шутишь?

— Полюбезничай с ней полминутки, сфотографируйся — и все.

— Нет! — рявкнул Бобби. — И, кстати, ты уволена.

— Слушай, у Хурадо проблемы с профсоюзом. Ему это необходимо.

— Да пошел этот Хурадо в жопу. Вместе с его за-смегманной дочерью.

— Может, она совершеннолетняя роскошная девушка. Ты ж не знаешь.

— Я встречаюсь с супермоделью. Меня не интересует дочка какого-то жирного макаронника и бандита.

— О боже! — воскликнула Энни. — Не говори так. Обещай, что больше так не скажешь. А то мы все останемся без работы на веки вечные. Или вообще в ящик сыграем. Таких людей злить нельзя.

В дверь постучали. Вошел Хурадо, улыбающийся, как Берт Ланкастер.[64]

— Привет!

— У нас проблема, — сказала ему Энни.

— Никаких проблем у нас нет, — перебил ее Бобби.

— В чем дело? — спросил Хурадо.

— Нельзя ли отложить встречу с человеком из профсоюза? — продолжила Энни. — Сегодня очень напряженный день. Говорят, сэр Иэн слегка подшофе.

— Ничего подобного, — резко остановил ее Хурадо. — Я только что с ним беседовал.

— Он вдрызг пьян, — вставил Бобби.

— А вот этого нам совсем не надо, — заметил Хурадо Бобби. — Будешь болтать такое, налетят адвокаты, обвинят в клевете. Это явный навет.

— Вы поручитесь? — уточнил Бобби.

— Так отложим? — настаивала Энни.

— Нет. Он уже на площадке.

— А почему меня никто не спросил? — возмутился Бобби.

— В этом нет нужды, — разозлился Хурадо.

— Фрэнк… — залепетала Энни.

— Значит, так. Не у него одного день напряженный. Я тоже устал. Надо это сделать — и точка.

— Хрен вам, — огрызнулся Бобби.

— Посоветуй ему перечитать контракт, — сказал Хурадо Энни.

— А где это в моем гребаном контракте сказано, что я должен плясать на проволоке, когда вам это в голову взбредет?

— Посоветуй ему, — повторил Хурадо, потом вдруг обвел комнату взглядом. — Почему здесь эти люди? Они нам ни к чему. Этот вот зачем тут? — Он кивнул на Шпандау.

— Затем, что я так хочу, — ответил Бобби. — И он останется. Может, я его попрошу взгреть вас как следует.

— А этот? — Хурадо кивнул на Джинджера.

— Похоже, удалиться придется мне, — беззаботно отозвался тот.

— Нет уж. Мне нужны свидетели, — заявил Бобби.

— Бобби, это нам не очень поможет, — заметила Энни.

— Поможет? Я не собираюсь нам помогать. Я пытаюсь добиться уважения.

— О господи, — вздохнул Хурадо. — Ну скажи ему, Энни.

— Это записано в твоем контракте.

— Брехня.

— В пункте «Реклама и активная поддержка фильма». Я знала, что ты кипятком изойдешь, вот и показала его Роберту, чтобы он оценил. И Роберт сказал, что не стоит из-за этого биться. И ведь правда не стоит.

— Ты вообще на чьей стороне? — напустился на нее Бобби.

— На твоей, лапуля, на твоей. Но так обстоят дела.

— Минут через пять, договорились? — вставил Хурадо. — Я их к вам отправлю.

— Когда девчонка войдет, я разденусь догола, — пообещал Бобби. — И буду размахивать членом перед ее мордой. Клянусь!

— Хорошо, — согласился Хурадо. — Отлично. Через пять минут. Ценю ваше сотрудничество.

— Оцени вот это, — сказал Бобби, схватил себя за ширинку и потряс ею.

— Думаю, все прошло неплохо, — подытожила Энни, когда Хурадо ушел.

Бобби поднялся и объявил на манер оратора: —Я намерен пойти и капитально просраться. Коли мне повезет, к их приходу здесь будет благоухать, как в жопе у верблюда. Бобби заперся в туалете. Энни взглянула на Шпандау.

Вы это все фиксируете? — спросила она, вымучивая сарказм. — Вы ведь подписали договор о неразглашении, да? Все, что здесь происходит, не должно выйти за эти стены.

— Желаете проверить мои рекомендации? — спросил Шпандау. — Я не впервые этим занимаюсь. Ничего нового для меня здесь нет.

— Я просто намекаю: если хоть слово, одно слово, станет известно, вас похоронят в могиле для бездомных.

— Вам с Хурадо надо сменить репертуар.

— Вы с Бобби что-то подозрительно близко сошлись, нежданно-негаданно.

— Я вроде как его телохранитель. Эта профессия подразумевает некоторую близость.

— А на кой черт ему потребовался телохранитель, хотела бы я знать. Особенно — вы. Уверены, что вы не пытаетесь тут свить себе гнездышко?

— Вам могло так показаться.

— Это как понимать?

— Так, что я не обязан ничего вам объяснять. А если бы объяснил, вероятность того, что вы меня поймете, стремится к нулю. За пределами Голливуда есть целый мир, мадам. И не всем на этой планете управляют шакалы. По крайней мере, пока. Хотите избавиться от меня — поговорите с Бобби. Ему решать. А до тех пор — прочь с дороги. Как я уже сказал, с меня хватит вашего словесного поноса.

Энни холодно улыбнулась, подошла к туалету и постучала.

— Я ухолсу, пупсик. Я тебе тут не нужна.

— Да, да, — устало отозвался Бобби из-за двери.

Энни прошествовала мимо Шпандау и удалилась. Через минуту послышался шум воды. Вышел Бобби.

— Ну, вы тут с ней залюбились? — спросил он.

— Еще как.

В дверь снова постучали. Хурадо вернулся с гостями. Он заглянул в трейлер.

— Позвольте взойти на борт?

Бобби опять схватился за ширинку и потряс ею.

— Осторожно, ступенька! — бросил Хурадо через плечо. — Сейчас вы увидите, в каком гламуре живут звезды, ха-ха!

Хурадо вошел в сопровождении девочки лет тринадцати и ее отца. Папаша растянул улыбку от уха до уха. А девочка была на грани обморока от волнения.

— Бобби, это господин Уоллер. И его дочь Триша.

Бобби приветливо улыбнулся.

— Приятно познакомиться, Триша.

— Ой… Господи…

Господин Уоллер пожал Бобби руку.

— Рад знакомству с вами, господин Дай. Моя дочурка ваша поклонница. Нам всем нравятся ваши фильмы, и мне, и жене моей.

— Спасибо.

— Ой, господи, — бормотала девочка.

— Как жизнь, Триша?

— Не могу поверить, что это вы.

— Да, это я. Тебя никто не обижал? По съемочной площадке поводили, все показали?

— Я и раньше бывала на съемочных площадках. Они такие большие.

— Но главное ведь то, что на экран попадает, правда?

— А вы не такой высокий, как я думала.

— А ты Тиффани Портер видела? — спросил Бобби. — Она тоже в этом фильме снимается. И сам сэр Иэн Уэйтли. Представляешь! Ну он-то старый уже. Похож на мою бабушку.

— А хочешь фото с автографом? — предложил Бобби. — Где-то у меня тут была фотография.

Господин Уоллер вытащил фотоаппарат.

— Мы подумали, если вы не будете против…

— Нет, что вы, конечно.

Бобби встал рядом с Тришей и положил ей руку на плечо. Девочка обняла его за талию и притянула к себе. Очень сильно. Практически вжавшись в его бедро и улыбаясь в объектив.

Щелк.

— А можно еще? — попросил господин Уоллер.

— Пожалуйста.

Бобби пытался отстраниться от девчонки, но она нырнула под его руку и сунула палец в шлёпку на поясе его брюк спереди, так что ее ладонь оказалась на его ширинке.

Щелк.

— Замечательно! — обрадовался Хурадо.

— Спасибо, — сказал господин Уоллер Бобби.

— Да что вы, не за что.

— А вы распишетесь у меня на плече? — спросила девочка.

— Триша! — одернул дочку господин Уоллер.

— Ну а что? Просто на плече, а?

Бобби умоляюще посмотрел на Хурадо. Тот ответил ему взглядом, полным сочувствия, но при этом пожал плечами.

— Эээ… Триш, — смущенно начал Бобби. — Может, надо сначала папу твоего спросить?

В это время в его голове проносились тысячи газетных заголовков, в которых фигурировало ело во «педофилия».

— Ну если ей так хочется… — сдался господин Уоллер. Триша оголила плечо и протянула Бобби фломастер. Он расписался.

— А почему вы бросили Шанию Фокс ради этой русской? — поинтересовалась девочка, пока он выводил автограф.

— Мне было очень приятно познакомиться с тобой, Триша, — выдавил из себя Бобби. — Спасибо, что зашла ко мне.

— Что ж, Бобби пора вернуться к работе. Не будем его задерживать, — засуетился Хурадо. — Съемки такого большого фильма не могут простаивать.

Хурадо повел их к выходу, обернулся к Бобби и одними губами произнес: «Извини». Бобби показал ему средний палец.

— Нет, ты это видел? — выпалил Бобби Шпандау — Просто не верится.

— Твоя самая большая поклонница, — предположил Шпандау.

— Ну полная хрень…

В дверь постучали. Это был помощник продюсера.

— Тебя зовут.

— Я себе мозги вышибу к чертям собачьим, — пообещал Бобби Шпандау. — Сам увидишь. Оно того не стоит. Ничто тут того не стоит.

И он вышел.