Пуки раскрашивала ногти черным лаком, когда Шпандау вошел в офис. Сегодня она была в образе вампира. Ее каштановые от природы волосы стали черными. Глубокий вырез черного узкого платья будоражил взгляд значительным количеством молодой безупречной груди. Рукава были искусно изрезаны, на что явно ушло минимум полночи. Макияж напоминал нечто среднее между гримом актера японского театра кабуки и трупа с кладбища Форест-Лон. И все равно Пуки была так хороша, что сердце на мгновение замирало. Хорошее образование, конечно, штука полезная. Но не стоит недооценивать роль наследственности. Ее матушка была похожа на Грейс Келли.
— Ты в трауре? — спросил Шпадау.
— Вечером иду на бал готов, — ответила Пуки, докрасив безымянный палец левой руки. — Там все черное-пречерное.
— Не знал, что ты этим увлекаешься.
— А я и не увлекаюсь. Но есть один симпатяшка-музыкант, который меня туда пригласил. Похож на Мэрилина Мэнсона,[44] если бы Мэрилин Мэнсон был похож на Тома Круза и не носил эти ужасные линзы.
Шпандау кивнул на дверь кабинета.
— У себя?
— На вашем месте я бы не ходила туда. Если, конечно, вы не принесли отчеты по пробегу. Сегодня он на тропе войны.
— А что так? Ах да, сегодня же первое число. Бывшая жена. Первая или вторая?
Вторая. Он отказывается алименты платить, а она его опять в суд тащит. Кстати, вам тут сообщение оставил какой-то Фрэнк Хурадо. — Она протянула ему листок. — Он правда такой важный, как пытается изобразить?
— Почти, — кивнул Шпандау. — Он важнее, чем ты думаешь. Но не настолько, насколько кажется ему самому.
— Вы сегодня очень умно выражаетесь, — заметила Пуки.
— Это все лекарства. От викодина меня всегда тянет пофилософствовать.
— А у меня от викодина только молочница появилась.
— Спасибо, что поделилась со мной этой интимной подробностью. Я сохраню ее в сокровищнице моей души до конца своих дней.
Когда Шпандау вошел, Корен беседовал по телефону с бывшей супругой. Он был красный, как помидор, одной рукой держал трубку, другой пытался открыть флакон с таблетками от давления. Шпандау забрал у него флакон, снял крышку и вернул. Корен проглотил таблетку, не переставая говорить.
— Послушай, — убеждал он, — я тебе и так плачу три тысячи долларов в месяц. Купил тебе этот долбаный салон красоты. От которого доходу больше, чем от моего бизнеса. Не собираюсь я и дальше тратить деньги на то, чтобы у тебя всегда был достаточный запас озабоченных дзен-буддистов из Маунт-Болди.[45] Ну почему ты не можешь трахаться с пляжными красавцами, как все нормальные разведенки средних лет? Да, да…
Она бросила трубку. Корен печально посмотрел на Шпандау.
— Трахается с дзен-буддистским монахом, мать ее, — посетовал он. — Парень выходит из монастыря по четвергам и навещает ее. Соседка видела, как он входит в дом в своем гребаном кимоно. Представляешь?
— Может, он просто-напросто ее духовный наставник, — предположил Шпандау.
— Ага. И соседке послышалось, что он ревел, как бык. Ну а тебе какого черта надо? Отчет по расходу бензина принес?
— Мы теперь работаем на Бобби Дая. Решил тебе сообщить.
— Отлично. И что мы делаем?
— Его шантажируют.
— Я думал, ему угрожали физической расправой.
— Это было вчера, — ответил Шпандау. — А сегодня его шантажируют. Сам понимаешь — шоу-бизнес.
— Подробности не хочешь рассказать?
— Нет.
— Хорошо, — согласился Корен. — Мне и своих проблем хватает. Не забудь подшить отчет. И принеси данные по расходу бензина, чтоб тебя.
Шпандау вышел из кабинета. Пуки смывала лак с ногтей.
— Что случилось? — спросил он. — Свидание отменяется?
— Это чисто этическое решение, понимаешь. Я просто не могу. Это все цирк какой-то. Я ему позвонила и сказала, что не приду.
— Жалко. Останешься дома и разогреешь в мик-роволновке пирог с курицей?
— Я в оперу иду. — Пуки подняла руки, ладонями от себя, и подвигала пальцами. — Как думаешь, какой цвет выбрать для «Мадам Баттерфляй»?