Бобби стоял перед зеркалом, полуодетый, в сером костюме от «Версаче», и пытался застегнуть брюки. Шпандау сидел в кресле и читал журнал мод. Бобби яростно сражался с пуговицами и наконец оторвал одну.
— Твою мать!
Пришел Джинджер с кучей галстуков.
— Что случилось?
— Отдал за этот гребаный костюм пять штук, и на тебе — пуговица оторвалась.
— Я пришью ее.
— Дерьмо собачье. Я в другом пойду.
— Ты обещал им надеть этот. Его сшили специально для тебя. Ты должен надеть его.
— Я не обязан ходить в говне. — Бобби принялся раздеваться.
— Сейчас оторвешь что-нибудь еще, — предостерег Джиндлсер.
— Дай мне ножницы. Я им его назад отправлю, в бумажном пакете. Итальяшки сраные.
— Для начала успокойся, — продолжал Джинджер. — И что же ты наденешь?
— Да у меня целый шкаф тряпья.
— Хочешь разозлить «Версаче»? — невозмутимо спросил Джиндлсер. — Тогда пожалуйста. Но тебе повезет, если ты еще что-нибудь от них получишь.
— Хрен с ними.
— Стой смирно, пока я пришиваю пуговку. И не шевелись, если не хочешь, чтобы я пришил к ширинке твоего маленького солдатика.
— И что, тут всегда так? — спросил Шпандау.
— Всегда, — подтвердил Джинджер.
— Меня это бесит, — признался Бобби. — Ты даже не представляешь, как оно все устроено. Когда смотришь на это говно на экране, кажется — все просто. Вышел из машины, помахал и потопал дальше. Ничего подобного. Выходишь и не врубаешься, где ты. Вспышки, вопли. Сдохнуть можно.
— Хурадо говорит, охрана хорошая, — вставил Шпандау.
— Где же Ирина, мать ее? — возмутился Бобби.
— Она позвонила и сказала, что едет, — ответил Джинджер.
— А она во что одета? С ней все в порядке?
— Я сообщил ей, что ты будешь в «Версаче». Она знает, как надо одеваться. Бога ради, она ведь супермодель.
Бобби, Шпандау, Ирина и Энни стояли у дома Бобби перед парой лимузинов. Командовала Джанин, пресс-секретарь Хурадо.
— Бобби и Ирина — в первый лимузин. Подъехали, вышли и пешочком до дверей. Потом Энни и вы, Дэвид, во втором. Едете следом. Я там вас встречу.
— Кажется, сегодня мы пара, — сказал Шпандау Энни.
— Да, я вся дрожу от восторга, — ответила она.
— Начнете падать в обморок, хватайтесь за мою мускулистую руку.
По всему выходило, что «Крузо» ожидает успех. Сегодня должна была состояться официальная голливудская премьера, а через неделю начинался прокат в Европе, потом в Латинской Америке и Азии. Критики уже побывали на пресс-показах, их вердикты были наделено заперты в сейф. Кого можно было подкупить или упросить, того подкупили или упросили. Остальных на пресс-показы не пустили. Так что когда их рецензии выйдут, вреда они причинить не смогут — «Крузо» уже станет мировым хитом. Вот так работает индустрия кино.
Как и все связанное с фильмом, премьера активно продвигалась и рекламировалась несколько месяцев. Поэтому количество собравшихся не удивляло. Толпа растянулась по обеим сторонам улицы на полквартала. Вопящая волнующаяся масса окружала вход в кинотеатр. Охрана удерживала людей на тротуаре, подальше от прибывающих машин. По обеим сторонам красной ковровой дорожки, ведшей с улицы в холл кинотеатра, шел канат ограждения. Лимузин Бобби затормозил. Дверь распахнулась, и толпа взревела. Шпандау наблюдал всю сцену из второго лимузина. Бобби и Ирина вылезли, сделали несколько шагов и остановились, чтобы у них взяли краткое интервью, затем продвинулись еще немного вперед. Машина Шпандау и Энни объехала их и коротким гудком заставила перейти на ковровую дорожку. Выйдя из автомобиля, Дэвид и Энни поспешили вперед и догнали Бобби и Ирину на подходе к дверям. Бобби стоял перед телекамерой. Бев Меткалф подсунула ему микрофон. Толпа завизжала, засверкали вспышки, а высоко стоящие прожекторы все равно плохо освещали дорожку. Толпа казалась большой голосящей кляксой. Лиц и отдельных движений не различить. Чувствуешь себя беспомощным, голым и уязвимым. И никакие животные инстинкты, доставшиеся тебе от природы, не помогают. Стоишь один в поле, слепой, окруженный этой массой, — остается только надеяться, что охрана не подкачает. Тут могут и гаубицу на тебя навести, а ты и не увидишь. Собственно, нередко так и бывает. Поэтому Бобби и не любил такие церемонии — да и кто их любит? Каждый раз это был сущий кошмар. Но никуда не денешься, надо пройти через все, голым и дрожащим, потому что этого от тебя ждут.
Шпандау осмотрел цепь охранников. Парни что надо, вполне профессиональные: спокойные, сильные, но не агрессивные. Они сдерживали толпу, слушали команды через скрытый наушник и следили за звездами и гостями на дорожке. Шпандау забыл спросить, кто ими командует. Но кто бы это ни был, свое дело он знал. И тут началось.
Шпандау заметил это совершенно случайно, иначе пропустил бы, как все остальные. Он как раз смотрел на одного из охранников и видел его достаточно отчетливо, несмотря на освещение. Охранник слегка склонил голову, чтобы расслышать команду в наушнике. Потом сделал вид, что проверяет свою часть ограждения у столбика, а на самом деле просто отцепил канат. Ои упал на землю. Конечно, он мог сделать это не намеренно, но вряд ли. Стоявшие рядом люди тут же бросились в брешь прямиком к Бобби. Остальные зеваки по обе стороны дорожки последовали их примеру, прорвали ограждение и хлынули как волна. Шпандау бросился к Бобби, но толпа не сомкнулась между ними. Трое охранников, приписанных к Бобби, пытались встать кольцом вокруг него, но один из них упал, и двоим никак не удавалось загородить Бобби, их все время отталкивали. Актер остался без защиты. Охранники пробовали подтолкнуть его к дверям, но только загоняли глубже в толпу. Проход к дверям никто не расчистил. Шпандау безжалостно отпихивал и расталкивал людей, пробиваясь к Бобби. Он пригнулся и пошел напролом, как защитник в американском футболе. Впереди, за головами людей, он видел Бобби, который с ужасом пытался закрыть лицо и глаза от авторучек, которыми махали в воздухе охотники за автографами. Охранники боялись, что нанесут увечья поклонникам. Им это вбивают в голову. А Шпандау было плевать, пострадает тут кто-то или нет. Он подобрался к Бобби и втиснулся между ним и неистовым фанатом. Парень злобно пихнул его, Шпандау заехал ему локтем в живот, а потом плечом ударил в под бород окк, отбросив назад. Когда он упал, остальные слегка попятились. Шпандау схватил Бобби за лацканы «Версаче» и потащил сквозь толпу, перешагнув через лежащего фаната. Все двести пятьдесят фунтов тела Шпандау в одну секунду пришли в стремительное движение. Он врезался в толпу, расшвыривая людей, словно кегли, и тащил за собой Бобби. Когда они добрались до дверей, охранники попытались открыть их изнутри, но не смогли из-за толпы. Шпандау справился и с этой задачей — просто схватил двоих, которые мешали, девушку и парня, поднял их и буквально бросил в толпу. После такого, конечно, могут и в суд подать, но это будут не его проблемы. Он открыл дверь, пропустил Бобби и вошел следом.
— Черт! — выпалил Бобби. На его щеке осталась царапина от ручки, прямо рядом с глазом. — Где Ирина? Ты ее привел? Иди назад и приведи Ирину!
Шпандау посмотрел на него, покачал головой и вышел. Ирина оказалась поблизости. Телохранителям удалось окружить ее. Толпа потихоньку редела, поскольку из меню пропало основное блюдо — Бобби. Им нужен был он, хотя Ирина тряслась и плакала, когда ее провели в кинотеатр. Бобби обнял ее, чтобы успокоить. Пришел и Хурадо, который чудесным образом миновал всю эту неразбериху.
— Что тут за бардак? — разгневался он. — Ты в порядке? — Вопрос был адресован Бобби. — Господи! Как это вообще могло случиться?
— В порядке я, — ответил Бобби.
— Точно?
— Да сказал же. Тут явно профессионал поработал, Фрэнк.
— Где Джанни? Я ее порву.
— А как вы сюда попали? — поинтересовался Шпандау у Хурадо.
— Увидел толпу и велел отвезти меня к заднему входу, — отмахнулся Хурадо и повернулся к Бобби. — Ну хорошо, хоть ты цел. Телохранители не подкачали.
— Да дерьмо эти телохранители, — огрызнулся Бобби. — Если бы не Шпандау, меня бы сожрали заживо.
Одна из дверей распахнулась, и, пошатываясь, вошла Энни. Вид у нее был такой, словно она минут десять провела в стиральной машине.
— Ну спасибо вам всем, — объявила Энни. — Теперь-то я знаю, кто мои друзья.
Вбежала Джанин.
— Боже мой, я слышала! Все целы? Боже мой, мне так жаль! Не представляю, как такое могло случиться, это лучшие парни…
— Потом обо всем поговорим подробно, — пообещал Хурадо. — И уверяю тебя, кое-кому несдобровать. А пока, если все невредимы, идем дальше. Шоу должно продолжаться, ведь так?
— Да пошел ты в жопу, Фрэнк, — отозвалась Энни.
Бобби, Ирина и Хурадо прошли в зал кинотеатра. Шпандау и Энни услышали аплодисменты.
— Видела, как вы их, — заметила Энни. — Спасибо.
— Извините, что бросил вас, но…
— Все правильно. Вы настоящий профессионал, надо отдать вам должное. И поступили верно. — Энни направилась в зал. — Вы не идете?
— Тут подожду немного.
Энни пожала плечами и удалилась. Шпандау встал у стены холла и дождался, пока пройдут все гости и начнется фильм. Снаружи остались несколько охранников, остальные вошли в зал. Был среди оставшихся и тот, который отцепил канат ограждения. Шпандау проследил за ним до туалета, схватил его и с силой ударил о кафель.
— Эй!
— На кого работаешь? — спросил Шпандау.
— Слушай, понятия не имею, о чем ты…
— Я видел, как ты уронил канат. Кто передавал команды в твой наушник?
Другой охранник вошел в туалет и увидел, как Шпандау снова приложил первого о стену. Он выбежал, и через секунду в туалет набились остальные.
— Нападение и причинение увечий! — завопил охранник, когда Шпандау отпустил его. — Я тебя упеку за решетку!
Шпандау вышел из туалета в наручниках в сопровождении десятка охранников.
По дороге ему попалась Джанин.
— Не хотите рассказать, что стряслось?
— Этот урод на меня напал, — сообщил ей избитый.
— Я видел, как он отцепил канат ограждения, — объяснил Шпандау. — Он специально пропустил толпу.
— Это невозможно, — удивилась Джанин. — Просто безумие. Вы уверены, что видели это?
— Думаете, реклама того стоит? Вы же могли его убить.
— Отпустите его, — велела Джанин охраннику.
— Он же напал на меня!
— Сказала, отпустите. Займитесь своими делами. А с ним я сама разберусь.
Один из охранников расстегнул наручники. Остальные рассеялись, недовольна бурча.
— Уж не знаю, что вам там померещилось, но советую помалкивать. И не надо таких беспочвенных обвинений. Мы будем вынуждены опровергнуть их.
— Это вы с Хурадо устроили? Очень на него похоже.
— Вы ошибаетесь. И давайте все забудем.
— Может, Бобби иначе все воспримет. Ведь это его чуть не растерзали.
— Он вам не поверит.
— Вы так думаете?
— Он не может себе этого позволить. Особенно на этом этапе своей карьеры. И вы не хуже меня это знаете. Слушайте, не надо вам перебегать дорогу Фрэнку Хурадо. Да и мне тоже. Врагов у вас уже и так достаточно. Возвращайтесь домой, пока бед не нажили.
— Я дождусь Бобби.
— Дожидайтесь его в ресторане. Просто скажи те им, что вы с нами. Все за счет заведения. Уходите. И обдумайте, что я вам сказала. Остыньте.
Они сняли весь ресторан в Беверли-Хиллз. Когда вошел Бобби с висевшей у него на руке Ириной, там яблоку негде было упасть. Шпандау улсе успел опрокинуть несколько бокалов бесплатной выпивки и решил, что скажет Бобби о своем намерении уволиться. Но сделать это он хотел лично. Уж это Бобби Дай заслужил. Бобби потратил минут пятнадцать, чтобы пробраться через стаю подхалимов, заметил Шпандау, который сидел за столом в обществе стакана водки, и направился к нему.
— Что случилось? Ты чего исчез?
— Не хотел два часа там сидеть, — ответил Шпандау.
— А я хотел тебя поблагодарить.
— Ты мне платишь за работу, — напомнил Шпандау.
— Поэтому ты так поступил? В этом причина?
— Ты в порядке?
Бобби выглядел уставшим. Его челюсти были плотно сжаты.
— Нет, не в порядке. На грани нервного срыва.
Но здесь я психануть не должен. Не могу себе такого позволить, мать их.
К ним ринулся Хурадо.
— Бобби, тебе надо тут кое с кем познакомиться. Они от тебя без ума, кстати говоря. Ты был чертовски хорош.
— Пойду работать блядью, — вздохнул Бобби и удалился с Хурадо.
Шпандау выпил полстакана и подумал, не добавить ли. Пока он размышлял, к нему легким шагом приблизился Росс Уитком, звезда семидесятых-восьмидесятых. Он играл в фильмах славного парня-деревенщину и обеспечивал хорошие сборы. Устав играть простаков, он попытался перейти на роли в стиле Кэри Гранта,[83] но публика отказалась принимать его в каком-либо амплуа, отличном от ковбоя. Кассовые сборы резко упали, а из-за череды неудачных браков напоказ он больше времени проводил в залах суда, нежели на съемочных площадках.
— Впервые вижу тебя в костюме, — заметил Уитком. — Похож на дрессированную гориллу.
— Рад видеть тебя, Росс, — ответил Шпандау. — Сколько лет, сколько зим.
Уитком сел за стол напротив Шпандау. Все знали, что он законченный кретин. Но, как и у многих актеров, у него была слабость к каскадерам. Росс всегда тепло относился к Шпандау.
— Ты запястье сломал. В каком фильме? «Отходная»? Режиссер там был полный урод. Как его имя?
— Не помню, — ответил Шпандау.
— Я уже в маразме. Одно к одному. Слышал, ты бросил это дело.
— Без Бо все не то.
— Да вообще теперь всё не то. Всем управляют коротышки в строгих костюмах. Хотя, может, оно всегда так было. Так ты теперь у этого парнишки?
— Телохранителем. Ну сам понимаешь.
— Кто-то хочет его убить?
— Сомневаюсь.
— Хреново, — расстроился Уитком. — Дурной знак. На пике моей карьеры я получал минимум пять угроз в неделю. Если выходило меньше, так я сразу понимал, что теряю популярность. — Он сделал большой глоток виски. — Если никто не хочет тебя убить, значит, ты ни у кого не вызываешь зависти. А если не вызываешь зависти, то какая ж ты кинозвезда? Разумеется, все компенсирует количество предложений заняться сексом. А нынче меня мечтают убить только бывшие жены. И я сам, ясное дело. Актеры должны следовать примеру стариков племени апачей. Надо понимать, когда пора завязывать. И уходить в пустыню — умирать.
— Ты никогда не думал заняться чем-то еще? Голливуд — это не весь мир.
Уитком изобразил изумление.
— Еще как весь. Для таких, как мы, — весь. И чем мне заниматься? Недвижимостью торговать?
Я был самым высокооплачиваемым актером этой страны десять лет подряд. Десять лет — не кот чихнул. На Сансете движение перекрывали, чтобы я там облегчил кишечник. А потом отливали мое дерьмо в бронзе. За год я перетрахал больше двухсот баб, в основном актрис. Мой адвокат заставил меня вести запись на случай судебного преследования. — Уитком перевел дух и тихо рыгнул. — Если тут тебя любят — ощущение такое, что ты хозяин мира. Твори, что заблагорассудится. Все думают, что дело в деньгах. Деньги — говно. Они тебе не нужны. Люди в очередь выстраиваются, чтобы дать тебе то, что ты захочешь. Тут дело во власти, в авторитете. Такой авторитет не купишь и не слепишь. Его только другие люди могут за тобой признать. Как будто тебя выбрали Богом. Видел я реальных богатеев — они подходят к тебе и говорят, что с радостью поменялись бы местами. А деньги — ничто. Будь в них дело, все стремились бы к богатству, а не к славе.
— У всякой медали есть оборотная сторона, — напомнил Шпандау.
— А? После подъема начинается спад? На меня намекаешь? Знаешь, если спросить меня, стоило ли оно того, пошел бы я на это снова, зная, чем все кончится, я отвечу: да, черт возьми! Почему, ты думаешь, мы, погасшие звезды, жопу рвем, чтобы остаться на виду? Почему никто отсюда уходить не хочет? Да что нам там делать? Вернуться к реальности? Реальность засасывает. От нее-то люди и бегут в кино. Так вот, жизнь у меня сложилась что надо. Интересно, сможем ли мы такое сказать о твоем молодом друге.
— Он умница. И все у него получится, — ответил Шпандау, не очень веря в это.
— Ну да, ну да, — поддержал Уитком. — Если его не сведут в могилу выпивка, наркота и секс. Да вот еще: никто никогда ему не скажет, что он штаны порвал и в дыре торчит жопа. Люди над ним ржать будут, а он и не узнает. И вдруг оказывается, что рядом никого нет. Вот тогда узнаёшь всё. И мало кто такое может пережить. По своей воле уходят, находят другую работу или в башку себе стреляют. А такие крепкие ублюдки, как я, делают свое дело.
Стиснут зубы — и терпят. Были у меня взлеты, были и падения. Приходит какой-нибудь прыщавый режиссеришко, предлагает роль. А в следующем марте я уже получаю «Оскара». И вот я снова на коне. Так все и устроено. Я лично собираюсь помереть в седле. Твой друг так долго не протянет.
— Это ты с чего взял?
— Парнишка хочет, чтобы его любили. Хочет все и сразу. У него это на лбу написано. А я вот всегда плевал, любят они меня, не любят. Главное, чтобы давали то, что мне надо. И, Господь свидетель, мне нравится играть в кино. Но ни разу не встречал актера, который выжил бы и при этом уважал бы нашу киноиндустрию и долбаных фанатов. А этому поклонение подавай. Посмотри, посмотри на него. Ну что за выражение лица! Наслаждается. Ему это необходимо. Но когда ему перестанут целовать зад — а это непременно случится, — тут-то он и скукожится, как грязная салфетка. Они погладят его по головке и высосут из него все соки — словно тысячи пауков расплавят ему кишки и высосут через крошечные дырочки. А мы, старые мудаки, будем сидеть в сторонке и наблюдать. Вот петушиные бои запретили, а в сравнении с нашей жизнью они — детская игра. Веселуха, пока это не с тобой происходит.
Уитком поднялся. Его лицо раскраснелось от алкоголя и болтовни.
— Стар я уже для дармовой выпивки. Лучше бы сидел дома со своим какао и упрашивал свою гватемальскую служанку сделать мне минет.
— Рад был тебя видеть.
— Береги себя, шею не сверни. Ты с безжалостными людьми связался. В нашем дерьмовом городе Хурадо заслуживает титула короля дерьма. Так что спину не подставляй, старик.
Шпандау встал и огляделся в поисках Бобби. Бобби заметил его взгляд, но тут же резко отвернулся. Что-то случилось. Шпандау направился к нему, но у него на пути выросли Хурадо и два здоровенных охранника.
— Эти господа проводят вас отсюда, — сообщил Хурадо. — Мне новые проблемы не нужны. Так что уйдите подобру-поздорову.
— Я с Бобби, — уперся Шпандау. Больше нет. Я с ним переговорил. Он хочет, чтобы вы ушли. И не лезли в его жизнь. Если попытаетесь связаться с ним, получите повестку в суд. За преследование.
— Дайте мне поговорить с ним.
— Вы, я вижу, не уловили смысл моих слов. Прощайте.
Шпандау вскинул руки, показывая, что сдается, и пошел к двери, сопровождаемый охранниками. Потом вдруг резко крутанулся и ринулся через толпу к Бобби. Бобби это увидел, но отвернулся.
— Бобби?
Тот не оглянулся. Охранники схватили Шпандау, он не сопротивлялся.
— Не свалишь по-тихому, — шепнул Хурадо ему на ухо, — я лично буду любоваться тем, как эти ребята переломают тебе ребра. А после ты проведешь ночь в обезьяннике. Вечеринка окончена, дружище. Я провожу тебя до двери.
Хурадо вывел Шпандау на тротуар. Это был миг его победы, и он смаковал его.
— Что вы ему сказали? — спросил Шпандау.
— Объяснил, что ваши услуги ему больше не потребуются. Дело закрыто. Все под контролем. Я же говорил, что способен сам позаботиться о своем бизнесе. А в данный момент Бобби — его часть. Так что отстаньте от него. Он вас больше видеть не хочет.
Шпандау покосился на охранников, застывших у входа.
— Хотите принести парнишке пользу, не портите ему вечер. Для него это — вся жизнь. А сегодня его звездный час.
— И что? Оставить его на вас?
— А вы ему кто? Мамаша? Любовник? А, так вот в чем дело. Вы по нему сохнете?
— Вроде того, — буркнул Шпандау. И ударил Хурадо в живот. Тот согнулся пополам. Охранники набросились на Шпандау. Хурадо кивнул. Они утащили Шпандау в проулок за рестораном и взялись за него.
Темная машина затормозила у бордюра, выплюнула Шпандау и уехала. Шпандау хватило ума закрыть лицо руками при приземлении, иначе он сломал бы нос, если, конечно, тот еще не был сломан. Ребята, настоящие профессионалы, постарались на славу. Они не били туда, где будет видно. Шпандау перекатился на спину и застонал. Потом сел посреди тротуара. Все тело с головы до ног, кроме боков, болело так, что он не мог выпрямиться. Шпандау доковылял до автобусной остановки и плюхнулся на скамейку. Порылся в карманах в поисках телефона, чтобы вызвать такси. Найдя, вспомнил, что выключил его перед премьерой. Шпандау включил телефон, и тот тут же зазвонил.
— Ты где шляешься, мать твою? — возмущался Уолтер. — Я тебе битых два часа названиваю!
— На премьеру ходил. И забыл, что выключил телефон.
— Срочно приезжай.
— Я без машины. И неважно себя чувствую.
— Быстро говори, где ты.
Шпандау встал, прихрамывая, сделал несколько шагов и посмотрел на название улицы.
— Угол Восемнадцатой и Центральной.
— Сиди на месте, — велел Уолтер. — Скоро буду. И не высовывайся там.
— Что происходит?
— Делай, что говорят. Я мигом.
Шпандау спрятался в тень и приготовился ждать. Уолтер примчался, еще и десяти минут не прошло. Шпандау забрался в машину.
— Что с тобой?
— Терри и девушка убиты. Их береговой патруль нашел. Застрелены. Вместе с еще одним человеком. Терри был привязан к койке. Ноги переломаны.
Сначала Шпандау не поверил. Разум убеждал его, что он что-то не так понял. Но он знал, что все так и было. Мир покатился не туда. Погряз в темноте и зле. Шпандау это ощущал. Что тут скажешь? Чувство вины и ненависть придут позднее, он понимал это.
— Тебя полиция ищет. Я отвезу тебя домой, там подождем, пока они придут. У меня уже адвокат наготове. Мы с ней встретимся в участке. И помалкивай, пока с ней не пообщаешься.
— Это я виноват во всем.
— Вот этого точно не стоит говорить. И вообще — рта не раскрывай. Но сначала расскажи мне все как было.
Семь часов спустя Шпандау, Уолтер и адвокат Молли Крейг вышли из участка.
— Ну что же, неплохо прошло, — подытожила Молли. — Вы умеете держать рот на замке, когда надо. Завидное качество. Побольше бы таких клиентов.
— И что теперь? — спросил Уолтер.
— Они свои вопросы задали. Результат их не порадовал, но связать его с убийством у них не получится. У него железное алиби. Поразнюхивают еще, но и только. — Она повернулась к Шпандау. — Вы как, нормально?
— Ага.
— Вам нужно отдохнуть. Если снова будут донимать вас вопросами, звоните. Номер у вас есть. И не волнуйтесь, на вас у них ничего нет. Они просто следуют предписанному порядку действий.
Молли села в машину и уехала.
— Твоей вины здесь нет.
— Это я его втянул. Убедил, что надо действовать через девушку. Заигрались мы.
— Слушай, Терри всегда был безбашенным. И я тебя предупреждал. Ты сказал ему оставить девушку в покое, а он потащил ее на яхту черт знает зачем. Одному Богу известно, что они там делали. Он был своенравным. Поэтому и нарвался на пулю. Непрофессионал. И дурак к тому лее.
Они подошли к машине Уолтера.
— Не лезь больше в это дело.
— Хорошо, — кивнул Шпандау.
— Возьми отпуск. Ты его заслужил. Смотайся на очередное родео, сломай там себе шею. В общем, отвлекись. Обещаешь?
— Да, конечно.
— Потянет на глупости, позвони мне, ладно?
— Ты имеешь в виду — если захочется руки на себя наложить?
— Я имею в виду глупости, придурок. Короче, звони.
Шпандау вернулся домой и руки на себя не наложил. Нет, он принял душ, лег в постель и моментально уснул. Разум Шпандау был устроен так, что он начинал горевать, только когда мог себе это позволить. Рассказывая байки в участке, Шпандаууже ничего не чувствовал. Потом, возможно, он напьется, начнет крушить все вокруг, наказывать себя и тихо злиться на весь мир. Но сейчас он не мог позволить себе эмоции. Шпандау знал, что должен сделать, сложив последние кусочки той головоломки, которую сам придумал. И которая убила его друга. Терри дал ему решение. Терри сделал то, что должен был. Терри устроил так, что Ричи Стелла стал уязвим.
Шпандау проснулся ближе к обеду от телефонного перезвона. Он не стал снимать трубку, положившись на автоответчик, как обычно.
— Господин Шпандау, это Джинджер Константин. Вы тут оставили свою машину. Мы хотим ее вам вернуть. Желаете, чтобы ее пригнал водитель? Или сами заберете у ворот?
Шпандау доехал на такси до Уандерленд-авеню. Вот как чувствуют себя падшие ангелы, когда возвращаются домой. Машина стояла у ворот, а не на территории, где он ее оставил. Ключи лежали там, где их обещал оставить Джинджер, — под сиденьем. Прежде чем сесть за руль, Шпандау пристально посмотрел в камеру, которая — он знал — за ним следила. Интересно, что творится в душе у Бобби. Или у него дар — испытывать только удобные чувства. С актерами никогда не угадаешь. Шпандау сел в машину и начал медленно спускаться в ад. Свернув на Лорел-кэньон, он позвонил Пуки в офис.
— Уолтер сказал: о чем бы вы ни просили, этого вам не давать, — сообщила она.
— Мне всего лишь номер телефона нужен, Пуки.
— Ужасно жаль, что с Терри так вышло. Не верится просто… — Пуки помолчала. — Я один раз ходила на свидание с ним.
— Я не знал.
— Зашли в один клуб на Венис-бич. И там всю ночь играли в «Подземелья и драконов»[84] с кучкой чокнутых. С Терри вечно так.
— Я в курсе.
— Вы знаете, кто это сделал?
— Да.
— Будете мстить? Шпандау промолчал.
— Дам я вам номер, — согласилась Пуки. — Но вы будете осторожны, хорошо? Берегите себя.
— Обещаю.
— Ну ладно. Пусть этому мерзавцу будет больно. Сделайте ему очень больно.