Город сестёр

Глава 27.

А однажды вечером Скорый напомнил Ванессе, что та хотела с ним о чём–то поговорить. Они втроём с Коротким уселись в гостиной на диване в уголке и пошептались.

Ванесса объяснила Скорому положение с рождаемостью. Она в Улье близка к нулю.

Почему? Потому, что женщины не могут определить иммунность плода. Поэтому все повально предохраняются. А те, кто «залетел», делают аборты. Мазур растолковывала Пашке.

— Если в Полисе будет человек, умеющий отличить имунный плод от обычного, то представляете насколько полноценнее станет жизнь у населения. Бессмертие, это конечно — хорошо. Но без детей жизнь бессмысленна. Так мне кажется.

— Но вы же, «рентген», Ванесса Витольдовна.

— Да. Я могу, например на ранних стадиях, определить пол будущего ребёнка. Имунность, это совсем другое, это не каждый знахарь может определить. А у вас, Павел Дмитриевич, это легко получается, как я понимаю… Но, не это главное. Главное вот, — Мазур ткнула себя пальцем в лицо, — вот эта ваша способность.

Пашка удивился.

— Вы предлагаете мне занятся пластическими операциями?

— Нет, Павел Дмитриевич. Моё предложение практичней и приземлённей. Аборты, без хирургического вмешательства. И с этим надо поэкспериментировать.

На следующий день они слегка поэкспериментировали.

Они пришли в местный ФАП совмещённый с примитивным стационаром. Мазур записалась к гинекологу, по какому–то надуманному поводу, и они сидели в коридоре на пластиковых стульчиках.

В помещение вошла женщина среднего роста и атлетического телосложения. Не бодибилдерша, нет. Но мускулатура у дамы была развита не хуже чем у какого–нибудь гимнаста или борца. Мадам, в защитного цвета безрукавке, бейсболке и брюках милитари, несла на бедре здоровенную кобуру из которой выглядывал хромированный задник затвора пистолета. Она присела на стульчик напротив Ванессы и Пашки.

Мазур наклонилась к Скорому и прошептала:

— Пришла на обследование, по поводу беременности. Плоду, судя по развитию, дней шестьдесят, не больше. Четко вижу, что девочка. Но, видимо, дама твёрдо настроена на прерывание. Теперь ваша очередь.

Скорый включил дар и всмотрелся в сплетения светящихся жгутов нервных импульсов. Приглядывался долго, минуты три, потом отключился и пожаловался шёпотом Ванессе:

— Ничего не вижу. Не понимаю — куда смотреть.

— А ну–ка дайте руку. Попробуем вместе, так, как вы рассказывали.

Они оба вошли в дар и Мазур мгновенно подвела его к нужному месту и указала на слабо светящийся сгусток выше области таза. И тут Пашка увидел крошечное, размеров в полпальца, существо, со своей собственной отдельной нервной системой. Которая не дублировалась гифами грибницы.

И эта крошечная нервная сеть ровно светила розовым. Она сияла даже розовее, чем система матери.

Экспериментаторы вышли из транса и Ванесса спросила:

— Ну, что?

Пашка довольно улыбнулся.

— Имунная девчушка. Что будем делать?

— Попробую поговорить.

Мазур пересела на стул рядом с атлеткой.

— Простите… Я не знаю вашего имени…

— А тебе и не надо знать, — отрезала женщина.

— Я понимаю… Просто, я хочу сказать, что вы на втором месяце беременности.

— И что? Ты кто? Врач?

— Да. Я врач и у меня здесь появился кое–какой дар. Я чётко вижу, что у вас будет девочка. И самое главное — она иммунная.

Женщина свела брови и уставилась на Мазур.

— С чего ты взяла?

— Я это вижу.

Женщина глянула на Пашку. Тот утвердительно покивал.

— А он, что — тоже врач?

— Да, голубушка, он тоже… врач. Он может подтвердить мои слова. У вас ещё есть время, не торопитесь прерывать беременность.

— А если вы врёте? Если никакие вы не врачи?

— Простите, но мне непонятно. Зачем нам врать? Как мы можем эту ложь использовать? А если сомневаетесь в наших словах, то спросите у местного знахаря, или у его жены. Спросите — кто такой Скорый и Игла. Они подтвердят наши одарённости.

— Подожди… Тебя как зовут?

— Зоя. Зоя Александровна Кривонос.

— А чего это ты обо мне, Зоя, беспокоишься?

— Видите ли… Имунные дети здесь большая редкость. Мне будет очень жаль, если вы убьёте это дитя.

— А если я рожу, а она не имуная? Где я возьму «белую»?

Пашка улыбнулся, покрутил балдой.

— Неет, эта девочка иммунная. Двести процентов. Тысячу процентов. Если она окажется не иммунная, я лично достану ей «беленькую».

Женщина долго сидела в задумчивости, глядя перед собой. Потом спросила:

— А вы, вообще, откуда взялись?

Пашка пояснил:

— Мы из Бабкиной бригады. Она Игла. Я Скорый.

— Скорый… Скорый. Скорый… Что–то знакомое… Стой! Это тот, который в одиночку колонну внешников разгромил и двести человек в плен взял.

Лекари засмеялись.

— Врут, всё. Никаких двести человек. Их всего было двадцать девять. Четверых взял в плен.

— Погоди! Но колонну–то ты взял?!

Пашка пожал плечами:

— Ну, взял.

Мазур тоже утвердительно покивала.

— Я свидетель. Он меня,… — ткнула пальцем, — он там меня из плена освободил.

— Один взял?

— Ну, да, один.

— Нихрена себе, — выдохнула восторженно гимнастка. — А как дело–то было? Я вот уже шестьсот дней тут мотаюсь, но чтобы вот так… Даже не представляю.

Пашка отмахнулся.

— Да там и рассказывать нечего. Я вон Алмазу рассказал, а он обиделся. Говорит — я скучно как–то воюю.

— Ну да, — подтвердила атлетка, — результативность всегда скучная. Никакой зрелищности. Но всё равно… Так вы говорите, что у меня будет девочка?

— Да, — подтвердила Мазур.

— И это… Иммунная?

— Да, — в голос ответили лекари.

Та ещё посидела подумала. Потом встала и объявила:

— А пойду я, пожалуй. Поверю вам. Пусть будет девочка… Меня это… Битой зовут. В случае чего.

— Приятно было поболтать, — отозвалась Мазур.

И женщина покинула ФАП.

Через пару секунд вернулась.

— Если я рожу, то ты, — она ткнула пальцем в Скорого, — будешь крёстным. И даже не думай отвертеться.

— Да я и не против.

И женщина ушла, на этот раз окончательно.

— Вот такие диагнозы могут изменить жизнь многих людей, — сказала Мазур. — А ещё и прерывание делать не хирургическим путём… Павел Дмитриевич, вам цены в Улье не будет.

— Ванесса Витольдовна, это только если между основным делом. Детишек мне конечно жалко, но какой из меня гинеколог. Я больше по техническим вопросам…

— Так вы же не целыми днями будете этим заниматься. Я буду подготавливать группу женщин, а вы… Например, раз в десять дней, будете с ними работать. Диагностировать. И попробуете прерывание в случае неимунности. Соглашайтесь, голубчик. Дело полезное, и милосердное. Не бесплатно, конечно. Но если брать чисто символическую цену, например три спорана, вы заработаете авторитет, и получите кое–какую материальную выгоду.

Пашка подумал и согласился.

По дороге домой, Пашка не удержался.

— Знаете Ванесса, меня удивляет… Как бы это сказать… Разноплановость вашего характера.

— Вон даже как! — поёрничала Ванесса.

— Да… То вы мне — в рыло кастетом. То болеете душой за нерождённых младенцев.

— Когда я… Э-э… Обрабатывала вас кастетом, передо мной стояла определённая цель. Понимаете? Договариваться с вами в тот момент, не имело смысла. Я, э-э… Оперировала вами, как обычным наемником. А они, в большинстве своём — тупы. И глядя на вашу, простите, физиономию…

— Да чего уж там. Говорите прямо — «рожу».

— Терминология, в этом случае, неважна. Я не предполагала вашу заинтересованность в судьбе Милки. Понимаете? Она же, бестолочь. Она, с этой краденой картой подставила и себя, и бригаду, и, главное, Анечку под удар. И её, дуру, надо было спасать.

— Так вы, в случае чего, готовы идти по головам?

— А тут, Павел Дмитриевич, все ходят по головам.

Шило за недёлю заметно похудел. Но физиономия у него светилась удовольствием.

Пока поблизости не наблюдалась Мария, он был мужик–мужиком, нормальный парень. Но как только в поле его зрения появлялась Беда, Шило превращался в наседку. Он квохтал над Машкой, как курица над единственным цыплёнком. Она шла, а Шило поддерживал её под локоток. Она садилась, Шило подставлял ей стул. Она собиралась обедать, Шило подавал ей вилочку, пододвигал тарелочку, подкладывал котлеточку, подливал чайку.

Что уж они вытворяли по ночам, Пашка только догадывался. Проверять состояние Беды в эти моменты Скорый не пытался, но Мария уже несколько дней жила с лёгкой полуулыбкой. Девочка была откровенно счастлива, и Пашка от души радовался за неё.

Беда, однажды, когда они случайно остались одни в гостиной, подсела к нему, обняла, прижалась.

— Спасибо, дядя Паша.

Он не понял.

— За что?

— Ты радуешься моему счастью. Все остальные, просто… Ну, как бы, отмечают и всё. А ты смотришь на меня и радуешься. Знаешь, как хорошо быть ментатом. Я вижу, что все ко мне по–доброму… Вижу, что Ромка любит меня искренне, всем сердцем. Вижу, как ты ко мне относишься, как к родному и дорогому человеку. И мне хорошо.

— Машенька, я что хочу спросить… У вас там с этим делом… Ну… С этим… Как? Всё нормально?

Беда поняла, о чём он. Она закрыла глаза, глубоко, блаженно вздохнула, и показала Пашке два больших оттопыренных пальчика.

— Вот так вот!

Кроме всего прочего, Мария, на пару с Тьмой, занималась продажей размноженной схемы Улья.

Бабка развесила по Полису объявления о продажи ценной карты, вместе с объявлением о поиске инженера–проектировщика.

С утра, в узком проезде к общежитию, Шило ставил стол, пару стульев, картонный ящик с картами и армейский Дугинский термос под шарики. За день девчонки продавали иногда до трёхсот карт, по две «чёрненьких» за штуку. Перед воротами общаги, до обеда, всегда толпилась небольшая очередь.

Татьяна частенько пробовала свой дар щитовика. И однажды выхлестала окно на кухне. Тогда успокоилась.

А ещё она упорно осваивала оружие и каждый день, после обеда ходила в городской тир с Шилом и Бедой. Стреляли. Иногда к ним присоединялись Бабка и Ванесса.

Таня явно обхаживала Пашку и старалась почаще быть рядом с ним. А Дугин воспринимал её как ребёнка. У него сын почти такого же возраста как Тьма. Хоть, сказать честно, внимание молоденькой девочки льстило его самолюбию. Иногда он как–то сосредоточивался и пытался посмотреть на Таню, как на женщину. Она ему нравилась. Нет, с Лариской он сравнить её не мог. С его женой вообще никто не мог сравниться…

А ещё Таня сходила с Коротким и Ванессой в город и набрала школьных учебников. Купила практически даром, поскольку в Полисе никто ими не интересовался. Один час, после тира, Танечка занималась с Анютой и удивлялась скорости, с которой ребёнок прогрессирует и усваивает школьную программу.

Анюта интенсивно изучала окружающий мир.

Она, конечно же, получила в симбиоз грибницу, и, соответственно — дар. Как выяснилось — дар провидца.

Ванесса с Коротким тут же классифицировали его по своей системе. Разошлись в мелочах, но спорили яростно.

Мазур утверждала, что Улей, как глобальный ментат, знает о намерениях каждого существа, живущего в этом мире. А провидец, через грибницу, имеет доступ к этим знаниям.

Короткий же говорил об Улье, как о гигантской вычислительной машине, которая обладает информацией о каждом элементе отслеживаемой системы. И на основе этой информации строит прогноз событий. А провидец…

Бабка насмехалась над этими двумя.

— Вы ещё подеритесь. Учёные, блин.

Анечка частенько появлялась в общаге со своим Тобиком и, скромненько так, задавала взрослым вопросы, ставящие тех в тупик.

— Почему пистолет стреляет?

И Пашка разбирал АПС и закатывал целую лекцию об устройстве оружия. Причём, ребёнок сидел и сосредоточенно слушал.

— Почему все спят по одному, а Беда с Шилом вместе?

И Машка посвящала ребёнка в тонкости человеческих отношений, в допустимых пределах.

— А откуда берётся дождь?

И вся бригада расписывала Анюте законы природы и причины выпадения осадков.

Бабка занималась вопросами общего администрирования.

Она нашла проектировщика. Тот согласился выполнить работу за двадцать «чёрных», но потребовал для работы кульман и инженерный калькулятор. Калькулятор ему купили, а вот кульман — увы. Пришлось довольствоваться обычной чертёжной доской, линейками и транспортирами. И мужик, с утра до вечера ломал голову над тем, как уместить на заданной площади всё, что написали ему бойцы бригады, все, кому не лень. Каждый чего–то хотел от будущего хозяйства. Список получился длинный и содержательный. Работы инженеру хватило надолго.

Утром Бабка проводила, ставшую уже привычной, планёрку.

Вечером выслушивала отчёт о проделанной работе.

И вообще… Держала всю бригаду в ежовых рукавицах.

Как она объявила на одной из планёрок:

— Никаких кабаков, борделей и наркоты. Наша цель — выжить. И не просто выжить, а жить во время выживания — хорошо. И даже, отлично. Ясно? Поэтому — сдержанность, дисциплина и постоянная готовность к действиям.

Вот такой вот спич.

Все в команде относились к жизни в Улье, как к серьёзной и тяжёлой войсковой операции.

В отличии от остальных групп рейдеров, трейсеров и откровенных бандитов. Те жуировали по жизни по принципу — завтра возможно умрём, так давайте же оторвёмся сегодня по полной. И отрывались. И, действительно, умирали. Средняя продолжительность жизни боевой группы, регулярно выезжающей за стены городов — триста–четыреста дней. Ну, пятьсот, от силы.

Бабкина группа держалась уже полторы тысячи дней.

Многие хотели попасть под начало Милы Львовны. Многие пытались копировать стиль её руководства отрядом. Многие завидовали ей и распускали слухи о колдовстве и особом отношении к Бабке высших сил Улья. Многие, за спиной, обвиняли в связях с мурами и внешниками.

Но никогда, никто не засомневался в её словах, и никто никогда не рискнул укорить Бабку в непорядочности.

Так что, Бабка в Улье была на серьёзном счету. И у властей разных уровней, и у рядовых граждан, и даже у бандитов.

Однажды Бабка собрала троих новичков и потащила их в центр города.

Недалеко от администрации, в тихом тупичке, жила пара местных знахарей. Мужчина и женщина. Муж и жена.

Они осмотрели каждого «новика», и выдали анамнез, блин.

Мария — ментат и огневик–воспламенитель. То есть, может воспламенять предметы и даже воздух.

Татьяна — эмоционатор и щитовик. Как сказали знахари, эмоционатор определяет и формирует эмоциональный фон в ближайшем окружении. Радиус воздействия зависит от уровня дара. Что значит «формирует» объяснять даже не собирались.

А вот Скорый ошарашил чету целителей. Его первый дар сочетал в себе дар знахаря и дар ментата. Заумная, такая, смесь. В странном сочетании.

А второй дар у него так и не распознали. Как сказал мужик:

— Есть, кое–какие намёки на, конденсатора. То есть, на иммунного, умеющего конденсировать жидкость из воздуха, вплоть до больших масс. Вплоть до формирования дождевых облаков. Но это не точно.

Потом успокоил:

— Со временем всё выявится.

Знахари забрали плату и выпроводили посетителей.

Пашка пытался ещё расспросить о том, как распознаются дары, что за методика. Но ответа не добился, только общие слова.

На восьмой день произошло нечто… Точнее, началось всё на седьмой день.

Анечка пришла в общежитие рано утречком и завтракала вместе со всеми, сидя у Ванессы на коленях. Она молча слушала утренние планы членов бригады, и после того, как Ванесса высказалась, ребёнок взял слово.

— Бабуль, тебя завтра хотят убить.

Это Улей. И к словам девочки отнеслись абсолютно серьёзно.

— Как, внученька, меня собираются убить?

— Застрелить. Со стены.

— С какой стены, солнышко?

— Пошли, покажу.

И Аня повела бригаду на крыльцо. Ткнула пальчиком в сторону церковного шпиля.

— Вон оттуда. Там, на большой стене, за крестом, будет дядька с ружьём.

— А когда это будет, золотая моя?

— Я же сказала — завтра.

Ванесса подсказала.

— Утром? В обед? Вечером?

Анюта подумала–подумала и выдала:

— Примерно к ужину.

Завтрак прошёл в молчании. Анечка понимала, что сообщила нечто архиважное и не теребила всех как обычно.

На следующий день все ходили в напряжении.

Шеф бригады, время от времени, сканировала Полис и, особенно, место предполагаемой засидки снайпера.

Прогноз, прогнозом, но чёрт его знает, что там на уме у киллера.

Вечером, часов в шесть, на стене действительно угнездился боец с винтовкой.

Сидя в гараже, Бабка и Скорый решали — что делать.

Уничтожить сидящего на стене — не проблема. Но надо было сделать это как–то… Показательно.

— Может взять его и пытать? — подал идею Скорый.

— И что?

— Узнаем, — кто заказал.

— Я и так знаю, кто заказал. Вексель, сука, никак не успокоится.

— Но, могут быть варианты.

— Скорый, нет никаких вариантов. Надо мочить и снайпера и Векселя.

— Шеф, давай так, приведём его сюда, и заставим пристрелить Векселя. Как тебе? Пусть он, гадюка, знает, что всё обернётся против него.

— А на кой его тащить сюда. Давай обнимемся. Ты его обработаешь. Он — вон, у меня как на ладони. Расстояние небольшое.

Так и сделали. Разделись, Бабка прижалась спиной к Пашке и приступили.

Дотянулись на пару до киллера, и Пашка обработал его сознание. Заставить совершить конкретные действия Скорый конечно не мог. Но вот внушить лютую, непреодолимую ненависть к конкретному человеку сумел. Бабка указала на образ Векселя, а Пашка принудил бойца люто ненавидеть этого человека. Ненавидеть беспричинно, жестоко, на инстинктивном уровне.

Через пару минут обработки, снайпер встал с расстеленного коврика, разобрал винтовку, и отправился куда–то по своим делам.

Пашка предположил:

— А если у Векселя тоже есть сенс, ментат или знахарь?

— Конечно, есть. Ментат у него есть, и знахарь тоже. Сенса он, правда, лишился. Идиот. Из–за него, нам пришлось ценному мужику мозги свернуть.

— Ну, знаешь ли! Сенс мог и не согласиться на такую работу. Мог бы и уйти от Векселя.

— Ситуации бывают разные, Скорый. Можно знаешь как человека окрутить…

А среди ночи в Полисе поднялась стрельба.

Бабка вышла в темноте в гостиную. Там уже стояли вооружённые Короткий и Шило.

Начальница сказала задумчиво:

— Наша закладочка вроде сработала. Завтра узнаем, что к чему. Пошли спать.

По дороге Пашка спросил.

— Слушай, шеф, а чего это мы Векселя так же не обработаем? А?

Бабка зашла в комнату следом за Скорым, присела на кровать.

— Потому, что у него, у Векселя–то, рядом всегда ментальный–щитовик. Этот мужичок может держать Векселя закрытым от сенсоров, ментатов, знахарей и вообще от всех, — постоянно. Ну и сам, естественно, прикрывается. Так что… Не достать нам его.

— Вот же гад, — обиделся Пашка, — но попробовать–то всё равно стоит.

— Ладно. Попробуем. Но сразу предупреждаю — это бесполезно.

— Шеф, у меня тут ещё вопрос.

— Пойдём тогда ко мне, а то Тьму разбудим.

Тьма буркнула:

— Да я уже не сплю. Бубните тут над ухом…

Подождала маленько, потом добавила:

— Ну что замолчали? Мне ведь тоже интересно.

Скорый продолжил:

— Вот смотри — мы всё время что–то выдумываем, изобретаем, совершенствуем. Вон, новый пепелац. Это же, можно сказать — шедевр. Машина смерти. И мы сами… То ещё подразделение. Если вылетим… Например — на караван. Да?… То любому каравану — хана. Сто процентов — хана.

— Э! Э! Э! Ты что, в разбой решил удариться?

— Та нет же! У меня вопрос. А почему остальные так не делают? Они же гоняют на каких–то лохматинах, стреляют из всякого говна, тактики у них — ноль, стратегии — ещё меньше. Почему так? Я не понимаю.

— Объясняю, — объявила Бабка. — Не все в Улье так заточены на выживание. Понял?… Мда… Вижу, что не понял. Тогда смотри… У меня есть Анька, и это мой стимул. Из–за неё я и цепляюсь за жизнь зубами… У тебя есть Беда, она тебе заменила твоих детей, и ты готов ради неё на всё. И это стимул. И из–за этого ты не убиваешь себя. И постоянно что–то там изобретаешь, чтобы больше было шансов выжить… Беда. О-о! Эта девка влюбилась. Я вижу. Втрескалась по самые ухи. И это — стимул… Шило с ума сходит по Беде. Он наверно впервые полюбил по–настоящему. И, главное, — взаимно. И у него стимул… Короткий вообразил себе, что он мне сильно должен. И тянется. Отдаёт долг. И это стимул… А, ещё Ванесса и Короткий сойдутся. Пройдёт немного времени, от силы дней десять, и мы их обнаружим в одной постели. Как пить дать. И это стимул… А у Ванессы своя задача. На ней целая ферма народу висит. Она поставила себе какую–то сумасшедшую цель. И она её добьётся, голову на отсечение. Я её очень давно знаю. И это тоже стимул. Да и ещё и Анька… Ванеска её любит, и Анька её тоже. Как тебе такой стимул? А?

Таня спросила:

— А у меня? У меня какая цель?

— Да Бог тебя знает… Но ты к Скорому клеишься. Это точно. Может у вас что и получится. И будет тебе твоя цель.

Бабка покивала задумчиво.

— У всех у нас есть цель. Мы не просто выживаем. Каждый отвечает за кого–то… А те банды, которые мы громим… У них нет цели, им не за кого беспокоиться и они ни за кого не отвечают. Поэтому, вместо того, чтобы расти… Ну, ты понял… Они сидят на «спеке». Вместо того, чтобы купить хорошее оружие, они покупают янтарь. Вместо того, чтобы глотать «красные» и пить «горох», они колятся «спеком»… Да ещё и то, что «спек», понижает силу дара. Все, кто долго сидит на янтаре, практически — бездарны. Понял теперь?

Пашка немного опешил от такой лекции.

— Нихрена себе расклад. Это выходит — тот же самый суицид, только медленный.

— Да, Скорый, вижу — ты всё правильно понял. Давай спи.

— Подожди шеф. А вот ты, к примеру, в курсе — какой дар у Векселя.

— Конечно в курсе. Он, прежде всего — нимф.

Пашка охренел.

— Он что, женщин охмуряет, также как ты мужиков?

— Да в том то и дело, что нет. Он мужиков охмуряет. Представляешь?

Татьяна захихикала в темноте.

— А почему тогда он не пытался подействовать на меня? Или на Короткого?

— Потому, что его дар действует только на некоторых мужиков. На педерастов, короче.

Татьяна спросила:

— Так он что — голубой?

— Нет. Он, как раз, не голубой. У него, в его резиденции, баб — целый гарем. И дети уже есть. А вот дар у него специфический. Я же говорила, — тут как повезёт. Кому–то достанется дар — просто конфетка, а кому–то — полная бодяга. У него — вот так получилось… А второй его дар — «ксерокс». То есть, он может дублировать предметы. Но дар совсем слабенький, он даже патрон на девять миллиметров скопировать не может. Так что… Ладно, я пошла.

И Бабка ушла к себе досыпать.

А Танечка спросила.

— Паша, а Бабка мне сказала, что если бы они меня бросили… Ну, там, у Алтухово… То ты бы со мной остался.

— Ну?

— Что, правда бы остался?

— Конечно бы остался. Танечка, я тогда сам, дней десять назад, то же самое дерьмо пережил. Я просто не смог бы тебя бросить.

— А если бы и тебя, того… Съели.

Пашка хохотнул.

— Меня?! Ну, ты барышня даёшь. Я сам тут любого могу съесть.

И он рассказал ей, как чуть не позавтракал элитником, не зная, что это — человек.

Татьяна смеялась как ребёнок. Потом молча перебралась в Пашкину кровать, прижалась к нему, спросила:

— Не выгонишь?

— Да спи, чего уж.