Город сестёр

На следующий день, прямо с утра, все уселись в пару бронемашин и отправились смотреть подарок.

Ну что сказать… Отличный дом. Такой же, как у Фукса. По планировке — копия, а по размерам несколько меньше. Недаром от него жена Алмаза отказалась. Походили по гулким комнатам, повосхищались и наказали Ромке и Маше составить список всего необходимого в новое жилище.

А ещё решили резиденцию бригады перенести в соседнее разрушенное огнём здание. Отремонтировать его, и сделать центр дислокации.

Отвезли молодых и, практически, всю бригаду, на продолжение празднования. Там уже народ собрался и, не дожидаясь виновников торжества, и уже готовил на нескольких мангалах барбекю из туши коровы, которую припёр Бекас.

А сами, втроём, Бабка, Короткий и Скорый, на пепелаце с прицепом, отправились в школу.

Трупы уже начали пованивать. Надо было срочно от них избавляться.

Бабка рассматривала карту и материлась сквозь зубы:

— Нихрена нет. Ни один из ближних кластеров не перегружается. Что делать будем?

На что Пашка ответил вполне резонно:

— А что такого? Наглеть, так уж наглеть. Отвезём их в четыреста тридцать первый. Пусть лежат.

— В который гильдию свалили?

— Ну, да. Врёмя идёт. Мы не имеем права терять время.

— А и то — правда. Грузим и поехали.

Свалили все трупы в кузов, прикрыли брезентом, чтобы не вывалились по дороге, и отпёрли их в кластер номер 431.

Потом вернулись, вскрыли секретную комнату в подвале, достали оттуда всё ценное, сгрузили в неваляшку, и увезли в общагу.

Оружейку банды уже кто–то вынес. Но качественное, коллекционное и наградное оружие в подвале осталось нетронутым. Шкаф в коридоре сдвинуть не догадались.

Сундук с золотом, килограммов так на сто — сто двадцать, тоже прихватили с собой. Пусть Надежда порадуется, раз уж она такая жадная до золота.

Ящик с жемчугом сунули в кладовку. Туда же отправили невскрытый сейф Гвоздя и патронный ящик с Бабкиными небольшими накоплениями. Кладовку закрыли на внутренний и на навесной замки.

Габри, когда открыла сундук… Ей плохо сделалось. Пашка поправил её самочувствие и Надежда спросила:

— Это, что? Это всё — мне?

— Да, тебе, золотце ты наше, — подтвердила Бабка, — раз уж ты любительница таких побрякушек.

Оставили Надюшку перебирать сокровища.

Бабка хмыкнула:

— Это ненадолго. Месяц, самое большое. Потом поймёт, что есть вещи намного ценнее, чем золотые бирюльки.

Остаток дня провели в праздности. После обеда, когда гости разошлись и остались только «свои», заняли два стола и всласть помечтали. Вернее сказать — попланировали. Нагородили до небес. Фантазёры.

Но, по крайней мере, многое встало на свои места. Стало понятно — кто, чем дышит и какие у кого планы на будущее.

В конце разговора, когда все уже выдохлись, когда все мечты были высказаны, а планы выстроены, Бабка спросила:

— Скорый, а ты чего молчишь?

— А что я должен сказать?

— У тебя есть мечты?

— Ну… Есть, конечно.

— Так — скажи!

Пашка вздохнул:

— Надо ферму взять… Надо стройку закончить… Отремонтировать дом Векселя… А там посмотрим.

Танечка, сидевшая рядом, прислонилась к его плечу:

— Он у меня хозяйственный.

Бабка хмыкнула. Пашка уже думал, что сейчас начнутся разборки. Напрягся. Но Мила… Вот, что значит взрослая, умудрённая опытом женщина… Она прислонилась к Скорому с другой стороны и сказала:

— И у меня.

Тремя словами разрулив щекотливую ситуацию.

И до самой темноты бригадные вяло сидели, перебрасывались фразами, иногда кто–то что–то забрасывал в рот, лениво жевал.

Уже в сумерках, разобрали столы, стаскали их в гараж и пошли спать.

Янка, кстати, осталась на правах члена команды. Она снова отправилась ночевать в Бабкину комнату с Надеждой.

А Бабка и Тьма, не сговариваясь, устроили соревнование — кто жарче приласкает мужика. Скорый не обидел никого. Удивительное дело — он даже в молодости не совершал таких интимных подвигов, как здесь в Улье.

Уснули только часам к двум.

* * *

Весь день бригада, с утра до вечера, занималась подготовкой к освобождению доноров на ферме.

Стаскали палатки и матрасы в новый Машкин дом.

В ограду загнали четыре полевых кухни.

Вся группа осталась подчищать хвосты и утрясать мелочи. А Пашка отпросился у Бабки и с дедом поехал на луноходе к Гоги.

Честно говоря, при мысли о ядерной штуке, с которой придётся манипулировать, он начинал мандражировать. «А вдруг»!… Мда… Но то, что он задумал, провернуть было необходимо. Иначе, всё остальное было бесполезным. Вся жизнь оказывалась бесполезной, под постоянным давлением банд муров–людоловов. Эти банды можно было давить до бесконечности. Но пока будет спрос на живой товар, будет и предложение. Грохни спрос, и ловить имунных, и отдавать их на органы, станет бесполезным занятием. Останутся конечно рабы и рабовладельцы, никуда не денутся сутенёры и публичные дома, но с такими будет уже проще. Они, банально, не так технологичны. Пристрелил рабовладельца и его окружение, и рабы станут ненужным элементом. С домами терпимости сложнее. Но и там можно порядок навести.

Управляющие лавкой завтракали.

Да — управляющие. Гоги получил не только любящую женщину, но и равноправного партнёра. Так Бабка решила. И он сиял. Постоянно, беспричинно улыбался.

Пашка с дедом тоже присоединились. Чаю похлебали, да по конфетке съели.

— Ну что? Поехали? — предложил Пашка после чая.

Гоги вышел. Вернулся в броне, разгрузке и каске. С автоматом, который Пашка с Коротким забраковали.

На внимательный взгляд Скорого, Гоги пояснил.

— «Гроза». Семь, шестьдесят две. Редкая штука. Но очень удобная. Себе забрал.

— Не знаю. Мне моя сайга как–то ближе. Прыгай за руль.

А сам полез в пулемётное гнездо.

Они выскочили на железнодорожную насыпь, и прямо по полотну покатили на восток.

Без сенса Скорый внезапно почувствовал себя крайне неуютно. Как будто ослеп. Поэтому вертел головой на триста шестьдесят и постоянно был начеку.

Гоги остановился над трубой, пропустившей под «железкой» небольшую речку. Да какую там речку, так… ручеёк. Он вытащил из рюкзака болотные сапоги, переобулся и, по колено в воде, полез в водоток. Через минуту, кряхтя и сопя, вылез, удерживая перед собой мешок средних размеров.

Залез на насыпь, поставил ношу на гравий.

— Смотри.

Пашка открыл горловину. Круглая банка, сантиметров сорок в диаметре, высотой чуть больше, покрашенная в защитный цвет.

— Рассказывай.

Гоги засунул руку в мешочное нутро и вытащил связку ключей. Откинул защитную крышку.

— Вставляешь ключ.

Он вставил ключ в замочную скважину.

— Поворачиваешь. Включается питание таймера.

Повернул. На панели, под стеклом, загорелось табло из четырёх нулей.

— Кнопками устанавливаешь время до детонации.

Часто нажимая кнопки выставил — ноль, один, два, три.

— Одна минута, двадцать три секунды. И вплоть да девяносто девяти минут, девяносто девяти секунд… Потом ломаешь проволоку вот на этом кожухе, откидываешь его. Под ним кнопка. Нажал. Таймер запустился. И просишь — попа, попа, дай ноги…

— А если ключ вытащить?

— Питание отключится и таймер обнулится. Можно начинать всё сначала.

— Понятно. Всё не так уж и сложно.

— Да. Конечно… Вот ещё — держи.

И грузин протянул Пашке счетчик радиации.

— На всякий случай.

Загрузили рюкзак в багажник багги и поехали обратно.

У ворот Полиса Гоги вышел и подался в город пешком. А Пашка развернулся и покатил на юг, через Кукушки и Обухово, в Комаровку. После железной дороги принял сильно на восток, объезжая недавно перегрузившуюся Хрящёвку. И внезапно обнаружил неплохое шоссе, проходящее через незнакомое село. Шоссе шло вдоль куска одноколейной железной дороги.

На хорошей скорости проскочил жильё.

Пепелац, не нагруженный людьми и оружием, рвался вперёд по лёгкому нажатию педали. Выехав за знак поселения оглянулся. «с. Дамса». Пожал плечами — не знаю такого. Но дорога хорошая и безопасная. Такое впечатление, что кластер перезагрузился лет пять назад. Дома стояли без стёкол в окнах, кое–где затянутые хмелем до крыш.

Прокатившись километров с десяток Скорый обнаружил автостоянку, а, через дорогу, — заброшенную кафешку с провалившейся крышей.

Он осторожно объехал вокруг здания, сканируя своим пятидесятиметровым даром и само кафе, и округу. Никого. Снова выехал на дорогу, встал ногами на сиденье и высунулся в пулемётное гнездо. Долго осматривал окрестности в бинокль, но ничего подозрительного не обнаружил.

Тогда подогнал пепелац вплотную к крыльцу и оттащил внутрь смертельно опасную штучку, оставив её недалеко от входа. Завалил рюкзак стульями, а сверху бросил пару полуистлевших штор.

Залез в луноход, ещё раз осмотрел окрестности из пулемётного гнезда. И, убедившись, что вокруг нет ни души, поехал в Полис. Докатил до города без приключений и довольно быстро.

* * *

По предварительному подсчёту, до фермы колонна должна добраться за семь часов.

Поэтому выехали ровно в пять, чтобы к полуночи быть на месте.

Перед выездом Пашка ещё раз уточнил маршрут. Потом объяснил отряду, что ехать нужно один за одним, цепью, держа дистанцию в двадцать метров. Выезжать из колонны категорически запрещено. Менять место, отставать, обгонять, категорически запрещено. Идти строго в той последовательности, как выехали из полиса.

— Рации настроили?

— Да, со связью всё в порядке.

Шило снова заворчал обижено. Он, мол, тоже хочет быть освободителем. Но Пашка его оборвал:

— Шило! На твоей совести остаётся шесть женщин! Ты уж будь добр, не подведи нас! Мы что — вместо того, чтобы воевать, за их судьбу будем беспокоиться?

— Не надо беспокоиться. Вот тут, как раз, всё будет — тип–топ.

— Ну, слава Богу. Давай. Бывай.

Залез за руль пепелаца

— Все меня слышат? За мной.

И колонна в двадцать четыре машины покатила на выезд из города.

Пашка снял шлем и сказал Бабке.

— Мила, сканируй не только округу, но и воздух.

— Хорошо.

За час дошли до Комаровки.

Пашка, вместо того, чтобы повернуть на восток, в сторону Воскресенок, как было запланировано, пошёл дальше на юг.

Ванесса спросила в микрофон:

— Павел Дмитриевич, вы не заблудились?

— Так надо, Ванесса Витольдовна. Доверьтесь мне.

В наушниках заперекликались возмущённые голоса обозников. Но Пашка рявкнул:

— Отставить обсуждение. Все идут строго за мной.

Проскочив Дамсу и добравшись до кафе с тайником, Скорый загрузил в багажник опасный груз.

Бабка спросила:

— Паша, это — то, о чём я думаю?

— Да, Мила, да.

— А… А как оно тут?

Пашка приложил палец к губам. И съехав с насыпи прервавшегося вместе с кластером шоссе, пошёл по травяной, сухостойной степи.

Примерно ещё через час Бабка оповестила:

— Дрон.

— Где?

— Десять — пол–одиннадцатого, по курсу.

— Садись за руль.

Пашка полез за корд.

В паре километров приближался крылатый беспилотник. Значит — внешники.

Он приложился к оптике и выстрелил одиночными три раза. В небе распустилось чёрное облачко.

— Значит я прав. Значит — ждали.

Спросил в гарнитуру:

— Ванесса Витольдовна, в личном составе внезапные замены были?

Ванесса раздумывала пару секунд, потом ответила:

— Да, Павел Дмитриевич. Один водитель внезапно заболел, его заменили на запасного.

Вся колонна, естественно, слышала этот разговор.

— И кто это?

Ванесса не успела ответить. Из середины колонны, взревев мотором, вырвался Пазик и помчался на север. Все растерялись. Но Скорый скомандовал:

— Колонна! Слушай меня! Курс на восток! Не останавливаться! Бабка — за ним!

Бабка повернула машину и вдавила педаль газа.

Пазик, не удержавшись на склоне холма, опрокинулся на правый бок. Водитель явно паниковал и совершил ошибку. Пашка, взлетел на дуги пепелаца и перепрыгнул на бок автобуса. Открыл дверцу и повернул ключ зажигания. Двигатель заглох.

По полю чесал во все лопатки мужик. Бежал быстро. Но пуля, само собой, быстрее. Беглец упал в сухую траву с перебитой ногой.

Пашка, вскинув сайгу к плечу и, взяв на прицел отступника, пошел поговорить с человеком, держа того на прицеле. Попытку выстрелить в него из пистолета прервал сразу же, изувечив мужику ещё и руку. Подойдя на контрольные пятьдесят метров, он импульсом пригасил процессы в мозгу беглеца и, уже не опасаясь, подошел к лежащему. Следом подъехала и Бабка.

Загрузили на средний ряд сидений тело, и пошли в догон колонне.

Пашка быстренько провёл допрос. Выяснил, что их действительно ждала засада под Добровкой. Этот мужичок должен был уничтожить Скорого, как основную боевую единицу колонны.

Сетуя, что нельзя было взять с собой Шило, Пашка быстренько раздел мужика донага. Оружие и одежду свалил на задние сиденья, а спящего голого пленного сбросил на ходу в степные ковыли.

Автобус поднимать не стали. Время не терпит.

Пошли параллельным курсом, слева от цепи машин, прикрывая её со стороны вероятного появления противника. Павел скомандовал:

— Теперь ждём гостей. С минуты на минуту.

И действительно, через пятнадцать минут Бабка объявила.

— Внимание! На девять часов! Восемь машин! На расстоянии семи километров! Идут пересекающимся курсом.

Пашка повертел головой:

— Туда! На горку! Мила, выезжаешь и разворачиваешь к ним кормой!

Повысил голос:

— Колонна! Продолжаем движение!

Пепелац с проворотом колёс набрал скорость и понёсся навстречу наступающему противнику.

Заняли позицию на холмике. Пашка, как акробат скользнул через сиденья, развернул среднее кресло из последнего ряда и опустил КПВ.

Километрах в пяти, с севера, приближалась цепь броневиков. За каждой бронемашиной тянулся пыльный след. Четыре колымаги, как те, что они конфисковали у отряда Юлия. И четыре, похожих на БТР‑80, восьмиколёсников. У них расстояние для стрельбы было всё ещё большим, а для Пашки в самый раз.

Один из транспортёров полыхнул с башенки голубым светом и от него к пепелацу понеслась сияющая капля. Она прошла в метрах пятнадцати от лунохода.

Скорый приложился к оптике и тяжёлый пулемёт завыплёвывал шестидесяти граммовые бронебойные и зажигательные пули.

Через десяток секунд, вся техника внешников, встала в чистом поле, как макеты на полигоне. Расстреливай, не хочу. Пашка и расстреливал.

Только спросил:

— Мила, ты как?

— Нормально. Работай.

Ворочать тяжёлый КПВ, работа не из лёгких. Хоть Дугин и окреп, и помолодел, и подкачался, но всё равно вспотел от таких усилий.

Расстрелял башни, плюющие синими ослепительными каплями. Две машины, при попадании, вспыхнули электрическим светом, как лампы вспышки, и загорелись голубыми языками пламени с прозеленью. Из остальных транспортов четыре горели традиционно, но зато — капитально. Можно сказать — основательно. Недаром Пашка заряжал через один патрон — бронебойные и зажигательные.

Переметнувшись к корду, он начал охаживать пехоту, высыпающую из горящих машин. Ручной длинноствол противника, не доставал прицельно до багги, но несколько пуль щелкнули по защитному щиту тяжёлого пулемёта и по спинкам кресел.

Скорый снова поинтересовался:

— Мила, как ты?

— Нормально–нормально. Работай спокойно.

Весь бой занял секунд двадцать времени. Хорошо, у нападающих не было тяжёлой техники. Видимо единственный танк Пашка в своё время у них конфисковал.

Пехота, прикрываясь горящими машинами, пошла в отступление. Скорый зацепил ещё четырёх бойцов, но не смертельно. И расстояние большое, и ребята уходили грамотно, оставляя между собой и луноходом пылающую технику.

— Всё, Бабка. Концерт окончен. Посмотри внимательно вокруг.

— Ребята бегут. Очень быстро… Подожди. Вон в той колымаге, которая не горит, сидят несколько человек. Чего–то ждут.

— Ждут, когда мы отстреляемся и уйдём… Ну–ка я их пощекочу.

Скорый снова перелез к Владимировцу. Дун–дун, прокатилось по степи. Из одного бэтээра повалил чёрный дым.

— Да не этот, — подсказывала Бабка, — другой.

Снова — дун–дун–дун, и яркая вспышка озарила степные травы.

— Теперь всё, — констатировала Бабка. — Что у них, интересно, так ярко взрывается?

— Не знаю, солнышко. Надо будет потом поинтересоваться. Только сейчас — некогда. Поехали к колонне.

И багги быстро и бесшумно помчалась вслед за уходящим на восток караваном.

Только хозяйственная Бабка посетовала:

— Столько добра бросили! Прямо сердце кровью обливается!