Выйдя из штаба, надел погоны и задумался. Надо побеспокоится о ночлеге. На гарнизонную гауптвахту путь мне, к счастью, заказан. Вариант только один – возвращаться в казарму. Хоть и не лейтенантское это дело – жить в одном помещении с курсантами. Но на несколько дней можно. Негромко засмеялся этой мысли и пошел к казарме. Осторожно приоткрыл дверь и вошел. Дневальный – рядовой, служащий по контракту, услышав скрип двери, сонно посмотрел на меня. Потом понял, что зашел курсант и быстро пришел в себя.
– Самоволка? – спросил, ласково улыбаясь. Улыбка была крокодиловой, я вполне реально представил масштабы укуса. Вместо оправданий пошевелил плечами. В комнатушке, отделенной наполовину фанерной перегородкой было светло от настенного светильника. Дневальный увидел новехонькие погоны, скользнул глазами по значкам на левой стороне груди, вдруг широко улыбнулся:
– Товарищ лейтенант Савельев? Очень приятно. Все-таки наградили, а не под трибунал отдали начальники. Мы сегодня языки смозолили, гадали о вариантах развития событий.
– И как решили?
– А никак. Пятьдесят на пятьдесят. Половина ожидала награждения, половина – трибунала. Слухи такие доходили, что то ли Георгием награждать, то ли расстреливать с конфискацией имущества.
– Почти, – сообщал я, – следователь угрожал.
– Да? – лицо дневального перекосилось хитрой ухмылкой. – Но закончилось то лейтенантом. – Он помолчал и предложил: – давай, лейтенант, ложись спать. Время уже час, а завтра вряд ли день будет легче.
Совет был стоящим. Чутье мне подсказывало, что завтра я буду вертеться, как белка в колесе. К тому рана еще побаливала и ощущалась слабость и повышенная температура. Следовало бы сходить в медпункт, но там, скорее всего, был только дежурный санитар, а здесь, в казарме, я чувствовал себя, как дома.
С этими мыслями я разделся, залез под одеяло и мгновенно заснул. Курсанты же так устали за день, что даже не слышали моего прихода.
Утром меня разбудили приглушенный шум множества ног и многочисленные шепотки. Я открыл глаза и чуть не заорал от испуга. Моя кровать была со всех сторон окружена толпой курсантов в одном нижнем белье. Они медленно передвигались, приглядываясь к моему комбинезону.
Я делано равнодушно зевнулся, сел. В ране остро дернуло, хотя и не так болезненно, как вчера. И будто только увидел толпящихся курсантов.
– Мужики, сколько времени?
– Полшестого, – хором ответило несколько человек.
– Еще полчаса спать, вы чего встали?
– А ну качать его!
От качания я сумел отбиться, делая упор на свое скверное состояние здоровья. Вместо этого быстро оделся и с гордостью представил свой измятый, в пятнах крови летный комбинезон, главным достоинством которого было наличие лейтенантских погон и двух значков – пилота второго класса и «За сбитое воздушное судно».
Народ зачарованно уставился на изменения в моем обмундировании. Большинство из нас никогда не добьется моих достижений, сгорев в скоротечных стратосферных боях над Землей в первые недели регулярной летной службы. Тем было интереснее пощупать лейтенантские погоны, до сих пор видимые только на плечах инструкторов, и рассмотреть знаки отличия. Больше всего парней интересовал значок пилота второго класса. Я вначале обиделся на невнимание к моим победам, а потом понял, что квалификацию пилота пусть не второго, а третьего класса они еще могут получить, а вот сбить вражескую тарелку и остаться целым имеется только несколько шансов из ста. Поэтому зачем смотреть на недосягаемое.
На шум появился дневальный, но ему не пришлось наводить порядок, поскольку в казарме нарисовался мичман Возгальцев – старина Коромысло. Курсанты вмиг разбежались по кроватям, поскольку подъема еще не было и они должны были находится в горизонтальном состоянии.
– Разтудыть тебя через коромысло! – удивился он, – что за нарушение распорядок суток? Мало ночных тревог? Увеличим!
– Товарищ мичман, тут Савельев появился, – доложил некто из глубины кроватного строя, изменив голос. Всем было интересно, как поведет себя мичман с бывшим курсантом, ставшим теперь если не старше его по званию, то по положению точно.
Коромысло не подвел, сразу найдя нужный тон. Он подошел ко мне, обошел вокруг, оглядывая, как рождественскую елку.
– Настоящий, – сделал он смелый вывод. – Сказали мне еще вчера. На представлении главкому меня, конечно, не было – чинами не вышел, туда ниже полковника не пускали.
– Майор был, – ввернул я.
– Так-то адъютант, – отмахнулся Коромысло. – Ядри его коромысло, такая грязь всюду есть. Так что информация скудная. Давай рассказывай, с кем воевал, как уцелел. Всем тоже интересно.
Курсанты такое деловое предложение одобрили. Я взглядом старого, все повидавшего пилота – истребителя поглядел, потом засмеялся, махнул рукой.
– В общем, вы, товарищ мичман, оказались правы – инструкции надо соблюдать и на один вылет проживешь дольше. Я сослался на инструкцию и сижу сейчас здесь.
– А Рымаров?
– А Рымаров на инструкцию плюнул и попер к двум подозрительным сушкам. Его и сняли первым же залпом.
– Так это подожди, ты с двумя бой вел? – удивился Генка Камаринов, учившийся в университете вместе со мной.
– Ничего себе! – удивилось сразу несколько человек. – Да ты монстр настоящий!
– Мгм, – навел порядок мичман, – у нас в субботу воспитательный час. Вот там и поделишься с товарищами опытом. А вы, оглоеды, чтобы внимательно слушали, а то, коромысло тебе…
Он не говорил, но все его поняли. Молодые пилоты – древесная стружка в горниле войны. Сколько их сгорит, пока оставшиеся начнут разбираться в сложной паутине боев.
– Ну ладно, – прервал затянувшуюся неловкую паузу мичман. – Савельев от физической нагрузки освобожден. Да и числится он на курсах теперь условно, по приказу главнокомандующего ВВКС генерал-полковника авиации Захарова. Остальным же никто поблажек не устанавливал, подъем, на физподготовку бегом марш!
Курсанты покинули постели, одели брюки, обулись и выскочили из казармы, обнаженные по пояс, несмотря на прохладное осеннее утро. Мичман строго посмотрел на меня. Внезапно взгляд его смягчился:
– Везучий ты, Савельев. Если станешь крупным начальником, припомни старика, найди работу полегче.
– Так точно, – пообещал я ему.
Пока ребята бегали, меня тоже не оставили в покое. В казарме появился вчерашний медик, приказал идти на процедуры. Попытка отделаться от них путем банального бегства была жестко пресечена двумя здоровенными санитарами, предусмотрительно взятых с собой. Просто Шварцнеггеры какие-то. Вопли о нарушении субординации и о дисциплинарном наказании были нагло проигнорированы. Все мы прекрасно понимали, что командование будет на стороне ангелов в потрепанных медицинских халатах.
В медпункте старлей, выступивший с инициативой ведения здорового образа жизни, осмотрев мои повреждения, был оптимистичен:
– На груди так заживет, на голове рану еще раз помажем клеем и хватит. Походишь героем несколько дней, покажешь всем героическую отметину.
– Можно идти? – не веря своему счастью, поинтересовался я.
– А как же, – с готовностью согласился медик, – вот вколем тебе пару укольчиков в руку, еще пару в мышцу пониже спины и можешь идти.
Отделаться малой кровью не удалось. Пришлось вынести вышеуказанные процедуры и только после этого с отеческими пожеланиями пореже попадаться в объятия медико-санитарной службы покинуть медпункт.
В столовой я привычно направился к столу своей роты, предвкушая принятие пищи и легкий треп сложившейся вокруг нашего стола кампании. Однако сразу у входа меня перехватил Оладьин и повел меня к офицерскому сектору столовой.
Робкое замечание о наличии своего места за конкретным курсантским столом было встречено с холодным интересом. Полковник подвел меня к генеральскому столу и я смирился. Конечно, Свекольников мог бы питаться в отдельном кабинете, в тишине и покое, оставив поддерживать порядок в курсантской столовой контрактникам и нескольким инструкторам. Но генерал не только сам питался с курсантами, но и заставлял остальных офицеров регулярно посещать столовую. Конечно, питание у офицеров было более разнообразным и качественным, согласно существующему пайку, но я бы не сказал, что разница была существенная. Мне даже казалось, что курсантская пища чем-то получше. И еще старшим офицерам подавали официантки. Все отличия.
Говорили, что иногда генерал приглашает к своему столу отличившихся офицеров и курсантов. Но за время учебы нашего набора таких случаев не наблюдалось. Я оказался первым. Мелочь, а приятно.
– Садитесь, Савельев, – Свекольников широким жестом указал на свободный стул. Выбор блюд за завтраком у генерала был скудным: на выбор винегрет с куском соленой селедки или картофельно-овощной салат, картофельное пюре с печенью или с котлетой, блинчики с вареньем, из жидкостей – чай, кофе, несколько видов соков. Для моего еще растущего и со вчерашнего дня восстанавливающего организма маловато.
Постарался есть как можно чинно и культурно. Получалось не совсем – питаться рядом с генералами мне еще не приходилось, да и после вчерашнего ужина прошло слишком много времени.
Свекольников на мои потуги не обращал никакого внимания. Он по стариковски не торопясь ел, расспрашивал меня о полете. Налегая больше на психологическое состояние, чем на тонкости полетного искусства (какое там искусство), генерал вел со мной вежливый разговор. Не знаю, получил ли он особую информацию, но для меня двадцатиминутное собеседование по расходу энергии оказалось равносильно самому полету, из-за которого меня пригласили.
Окончив нелегкий завтрак, я собрался вместе с ротой на занятие по теории воздушного боя, которую достаточно бестолково вел подполковник Сидоров. Понимая это, он не особо и зверствовал, спрашивая нас на зачетных занятиях. Электронные учебники с компьютерными модуляторами воздушных боев были на порядок лучше любого рассказчика теории.
Приказ выстроится на плацу оказался для всех неожиданным. Даже Сидоров удивленно поднял брови, но ничего не сказал, собрал разложенные конспекты и повел роту. Что-то мы часто здесь оказываемся в полном составе.
На плацу стоял Свекольников и улыбался. Неприятное ожидание новых проблем исчезло. Генерал – не пьющий и не сумасшедший, чтобы, получив по связи очередную гадость, после этого напиться и встречать всех с пьяным счастьем.
Роты выстроились буквой П, взяв генерала в полуокружение. Генерал критически обозрел курсантов. Строй подобрался.
– Наши курсы готовят начинающих пилотов, – заговорил генерал, надев гарнитуру громкой связи и разрешив стоять вольно. – Большинство из вас, сдав выпускные экзамены, пополнят запасные авиационные полки и бригады, начнут воевать на второстепенных участках боевых действий, и надеюсь, не уронят чести учебных курсов. Однако периодически отдельные курсанты, так или иначе отличившись во время учебы или в начале своей летной карьеры, входят в золотой фонд наших летных кадров. Иногда появляются курсанты, которые умудряются выделится и здесь. – Генерал замолчал, сердито насупившись и вдруг рявкнул в микрофон:
– Лейтенант Савельев, выйти из строя!
Продираясь сквозь ряды курсантов, я вышел вперед, немного пугаясь тона генерала. Как бы я в чем-то виноват. Опять виноват? И сколько мне раз так гулять перед строем?
Генерал думал о том же:
– Говорят, – поделился он своим откровением, – существует театр одного актера. Но, видимо, существует еще летный набор одного курсанта, товарища Савельева.
Понимая, что генерал шутит, курсанты засмеялись.
Свекольников, посмотрел на подошедшего меня, хмыкнул, показал место, где я должен стоять – рядом с генералом, негромко сказал Оладьину:
– Зачитайте приказ, полковник.
Оладьин, стоявший позади генерала, сделал шаг вперед, оказавшись рядом со мной, вынул из папки тонкий лист планшетника и торжественно огласил:
– Приказ главнокомандующего военно-воздушных и космических сил Российской Федерации. Всему командному, летному, техническому и вспомогательному составу ВВКС. 17 августа сего года состоялось нападение на Новосибирский центральный сектор управления. Сарги использовали захваченные ими два Су-47АП для поражения комплекса, намереваясь освободить воздушное пространство для бомбардировки стратегически важных объектов Российской Федерации и союзных ей держав ТАКРами и тяжелыми бомбардировщиками. Из-за преступной невнимательности охранные системы ЦСУ не были активированы. Только деятельность патруля в составе: командир – лейтенант Рымаров, ведомый – лейтенант Савельев позволила не допустить трагического развития событий. Особенно следует выделить действия лейтенанта Савельева. Оставшись в одиночестве, он сумел уничтожить два вражеских корабля и не допустить их прорыва к управляющему сектору, чем предотвратил огромные людские и материальные потери.
Успешные действия летчика связаны со следующими фактами:
– Последовательное исполнение служебных инструкций;
– Высокий уровень профессиональных качеств;
– Внимательность и осознанность действий.
Практика показывает, что для проведения успешных боев от летчика не требуется качеств сверхчеловека, воющего на новейшей и высокоэффективной технике. Пример лейтенанта Савельева показывает, что гарантией высоких результатов летных сражений является тщательное исполнение своих обязанностей.
Приказываю:
1. Пилотам тщательно изучить и использовать полученный опыт;
2. Командиру соединения представить пилота лейтенанта Савельева к высокой правительственной награде;
3. Ввести в учебный процесс проведенный пилотом бой с саргами.
Командующий военно-воздушными и космическими силами генерал-полковник авиации С.Г. Захаров.
Оладьин оторвался от пластика планшетника:
– Все, товарищ генерал!
Свекольников слега стукнул меня по плечу:
– Вот, товарищи курсанты, каким в идеале должен быть выпускник наших курсов. Берите пример с лейтенанта Савельева. Если он будет делать карьеру такими темпами, то через десять лет мы выбьем саргов из Солнечной системы, а он станет нашим главкомом, если не министром обороны.
Да я, если сказать честно, не возражал ни по первому пункту, ни по второму, а потому задорно улыбнулся окружающим. Поживем – увидим.