Горячий контакт

Глава 21

Сознание медленно ко мне. Голова не просто болела – она буквально разрывалась на части от боли. Ткнул пальцем в диск кибердока. На крохотном экранчике вышла информация. Использовано две инъекции. Поэтому я и пришел в себя. Дал команду вколоть еще одну дозу обезболивающего. Потом вывел на экран диагноз моего медицинского помощника по состоянию организма. По сути, ничего страшного. Большая потеря крови, не сильные ушибы головы, возможно легкое сотрясение мозга, а вот это серьезнее – повреждение правого уха, срезана мочка, ушная раковина… Ребята, да у меня уха нет! То-то правая сторона головы так болит, прямо-таки разрывается.

Кое-как вытащил упаковку саморастягивающегося лечебного пластыря, прилепил его на пострадавшее ухо. Потревоженная рана ответила стреляющей болью, пронизывающей всю голову. Но затем пластырь, пропитанный в том числе и обезболивающей мазью, слегка ослабил боль, сведя ее к эффекту воющей дрели.

В глазах прояснилось. Наконец-то я понял, что нахожусь в спасательной капсуле, которая в свою очередь лежала в густой пожухлой осенней траве. По приятельски похлопал по борту. Последнее, что я помнил – летящий на меня шершень, врезывающийся в лоб сушки. Таран. Как выжил? Во всяком случае, садился я на автопилоте, капсулу вел ее комп.

Откинул сферическую крышку, вышел… выполз из кабины, свалился в траву. Несмотря на осень, запах травы и цветов был таким оглушающим, что я замер, наполовину уснув, наполовину упав в обморок. Я, кажется цел, хотя во время обучения на Новосибирских курсах офицеры приводили массу примеров, когда обе машины при столкновении разносило на куски. Причина одна – гравитационные поля двигателей взаимодействуя, приводили к взрыву. А я почему-то выжил…

Детские голоса вывели меня из забытья. Я с трудом сел. Трое мальчишек, перед этим беззаботно обсуждающих свои детские заботы, испугались меня. Зачем? Конечно, меня нельзя было увидеть в густой траве, а перепачканный в крови, я казался страшноватым. Но каждый землянин с детства имел импульсионный комп размером с горошину в мочке правого уха, который позволял автоматически определять его носителя. Так что мальчишкам их персонкомпы должны были подсказать, что рядом спрятался человек и даже примерно определить мои показатели. Вместо этого они словно увидели меня внезапно. Странно.

Я кое-как встал. Земля зашаталась под ногами, но я приказал кибердоку поставить еще одну дополнительную инъекцию и земля успокоилась. Пора было определится. Неподалеку высились здания, скорее всего, окраина подмосковного городка. Где здания, там люди. А люди – это поддержка. Я нуждаюсь в медицинской помощи и хотя бы в небольшом отдыхе.

Две сотни метров дались очень трудно. Если бы не инъекции кибердока, я бы рухнул, сдавшись на милость победителя. Но я дошел, пропитанный лекарствами, словно старый медицинский халат.

Люди в ближайшем здании действительно были. Но, как и мальчишки, взрослые повели себя странно. Они не стали мне помогать, наоборот, мужчины повели себя весьма странно и агрессивно. Вооружившись подсобным оружием от ножей до дубинок и палок, они окружили меня.

– Стой там, где стоишь! – потребовал седоватый мужчина, явно ставший здесь старшим.

– Ага, – согласился и, не в силах держаться на ногах, рухнул на пол, уйдя в долгожданный обморок от боли и слабости.

Острый запах заставил меня прийти в себя. На меня смотрело милое личико в белой шапочке и таком же халате.

– Очнулся, – констатировало личико и исчезло. Ему на смену пришло лицо в полицейской фуражке.

– Скажите, лейтенант, чем вы объясните, что ваш персональный компьютер не работает?

Вот оно что! Если бы я был в более хорошем состоянии, сам бы догадался, что со мной произошло. Мой компьютер срезало вместе с мочкой уха. Поэтому другие компьютеры не могут распознать, вводя своих владельцев в тупик. И меня посчитали замаскировавшимся саргом. Придется объясниться с туповатым полицейским.

Тот держал в руках полицейский опознаватель и ему, разумеется, общая база данных силовых структур даже без персонкомпа со стопроцентной достоверностью подсказывала, кто перед ним находится. Оставалось только разобраться с которыми мелочами и доблестного защитника родины можно было отпускать на лечение.

Я решил идти по самому легкому пути:

– Здесь, кажется, есть врач?

Мне никак не удавалось сфокусировать внимание и увидеть отошедшую медицину. Может, она мне просто привиделась?

– Тута я, – развеял мои сомнения женский голос.

– Тогда снимите мне с уха лечебный пластырь и посмотрите, что с ухом.

К счастью для меня, медицина не стала ковыряться и капризничать, а просто капнула медицинский растворитель на пластырь. Тот, состоя из простейшего органического соединения, мгновенно растаял.

– О-о-е! – выразил общее мнение полицейский, – как же ты еще держишься?

– Срочно в скорую и на операционный стол, – потребовал голос медика.

Ничего не успев объяснить, я уже снова уплыл в прекрасное обморочное далеко и поэтому совсем не возражал, что меня кладут на носилки и куда-то несут. Все еще было впереди в моем медицинском будущем…

А на аэродроме даже без меня было очень весело. Когда подполковник Привалов, чертыхаясь, вылез из капсулы, на его лицо страшно было смотреть. Комэск был в черном настроении. Длинная очередь пушек врага перебила ручное управление и почти вывела из строя комп. Тот, постоянно выпадая в электронный обморок, на последних крохах мощности сумел опустить Су на приемлемую высоту для выбрасывания спаскапсулы. На которой он удачно сел.

Но на этом благополучное настоящее прекратилось. Привалов, блокированный в тарелке, не знал о разворачивающихся событиях и о реакции начальства. Иначе он бы попытался укрыться подальше от не менее злого командира полка и рассвирепевшего командира дивизии.

– Привалов! – рявкнул Ардашев, даже не пытаясь скрыть недовольство своим лучшим пилотом и командиром ключевой эскадрильи.

– Слушаю! – рявкнул подполковник, почувствовав, что с него будут снимать скальп с головы и, возможно, и с более интимных частей тела.

– Ты нарушил инструкцию по взаимодействию между пилотами в бою и по ведению огневого контакта в атмосфере. Это базовые документы, без знания которых к бою не допускаются новички, а ты, опытный воин, фактически совершил преступление.

– Я готов оплачивать стоимость сушки в кредит, – буркнул Привалов, чувствуя, что говорит глупость.

– При чем тут стоимость! – взорвался Ардашев, – Савельев не вернулся.

Привалов дернулся, но промолчал. Как тут не крути, а он виноват. И если бы все ограничивалось сбитой тарелкой, то можно было бы вывернуть так, что он еще и героем бы оказался. Но погибший ведомый менял ВСЕ.

– Ты сам-то понимаешь, почему тебя, совершенно беззащитного, сарги не стали добивать?

– Меня прикрывали?

– Да, – буркнул Ардашев, – ты можешь посмотреть запись. Пару майора Малинина связала боем пара шершней. А четверка решила добить бестолкового комэска. Савельев тебя и защитил. Он уничтожил ракетами ближайшего шершня, другого сбил очередью, третьего подбил, а потом, уже сам подбитый, пошел на таран.

Привалов помрачнел. Он не очень ласкового встретил этого выскочку, непонятно как ставшего представителем главкома и сующего повсюду свой нос. А теперь вот…

– Может все-таки…

Он не договорил. Все и так было всем понятно. После тарана в живых практически не остаются.

Подошел Ладыгин. Сунул обоим руку для рукопожатия.

– Персонкомп, регулирующий жизненные циклы, показывает по всем направлениям нули. Савельев мертв. Тело пока не нашли. Слушай, Привалов, ты практически подставил его своим дурацким маневром, а потом обрек на смерть, поскольку он командира не бросает. Организуй хотя бы цветы и портрет в комнате отдыха. На это ума хватит?

– Хватит, товарищ генерал.

– А ты, Ардашев, пойдешь о мной. Будем звонить главкому, получать по шее и по другим частям тела.

Неслышно подошла Любаревич, посмотрела на портрет в черной каемке. Постояла, тихо сказала:

– А он был совсем другим.

Глаза ее налились слезами и она ушла.

Всем стало неудобно. Ладыгин вздохнул. На Савельева у него был положен глаз. Захаров, правда, тоже говорил о необходимости создать персональный перспективный резерв при штабе главкома из молодых, чтобы, минуя промежуточные должности, сразу выдвигать их на полковые посты. Ну у него и в дивизии есть такие соблазнительные вещи… Впрочем, о чем это он.

У него была прямая связь с главнокомандующим военно-воздушных и космических сил. Адъютант сообщил, что у главкома совещание. Комдив подумал и попросил передать весть о смерти Савельева. Какой-то лейтенант, которых в ВВКС десятки тысяч, мог быть и неизвестен адъютанту в звании майора. Но на верхах нос по ветру держали все, даже мелочь, питающаяся информационными крохами. Адъютант озабочено переспросил, пообещал стразу же передать по твиттеру.

Ладыгин вежливо попрощался и печально вздохнул. Почему первыми гибнут умные и талантливые, а такие старые козлы, как он, продолжают жить?

Главком Евгений Васильевич Захаров чувствовал в этот день себя слегка больным. Какое-то недомогание из-за перемены погоды или из-за нехорошего предчувствия.

Он пил крепкий час с лимоном и не спеша вел заседание. Оно касалось запуска в серию новой техники и было очень важным, но заинтересованности у него не вызывало, хотя вопрос был жизненно существен для авиации и космического флота.

Звякнул служебный твиттер. Адъютант передавал очередную порцию служебной информации. Это было обычная практика сверхзанятых людей информативного века. Поэтому присутствующие не обратили внимания на действия главкома и были испуганы, или, как минимум, удивлены, когда генерал-полковник громко и с чувством выразился. Такие его действия были крайне редки и большинство из присутствующих вообще не слышали мат из уст Захарова.

Растеряно оглядев присутствующих, главком извинился и объявил о прекращении совещания. Подождав, пока все выйдут, он стал у окна и бездумно стал смотреть на окружающую природу. И ничего, что они находятся глубоко под землей. Все равно органы чувств не понимали этого.

Он нажал на кнопку и попросил еще чаю. Савельев был его пилотным шагом в разрабатываемом проекте. В условиях нехватки средств и техники, людей и боеприпасов он предложил этот проект на Высшем Совете Обороны Российской Федерации. Скептиков было довольно много, но в конечном итоге Совет принял решения поддержать. Благо что особых ресурсов не требовалось. Проект заключался лишь в том, чтобы для наиболее талантливых молодых людей снять служебные ограничения и позволить совершить карьеру в скорых темпах хотя бы на ранних этапах службы. Благо больше потери давали много возможностей для этого. Для начала было решено взять несколько человек во второстепенных военно-воздушных учебных заведениях и посмотреть есть хотя бы потенциальные гении летного дела.

Когда в других странах узнали об эксперименте, то очень заинтересовались. Проблема с кадрами была актуальна для всех. Вопрос был вынесен на Совет Безопасности ООН и одобрен к реализации.

Уже через сравнительно короткий срок появились первые плоды в виде выявленных талантливых курсантов, которых было решено проверить. В Новосибирское училище полетел Ладыгин, сильно сомневающийся в этом проекте. Для него любой пилот не из его дивизии был потенциально слаб. Он решился это показать. И на смех всех знающих об эксперименте, в учебном бою начинающий курсант даже не училища, а краткосрочных курсов разделал под орех командира элитной дивизии. Комдив сперва не поверил, решив, что это подстава, а потом долго ходил в раздумье и заметно смягчился к эксперименту.

Конечно, Ладыгин не мог допустить, чтобы Савельев служил в другой части. Он сам хотел только наградить «Единорогом» для дальнейшего стимулирования, но раз комдив просил (мягко сказано), то почему бы не распределить к беркутам. А затем мальчишка сбил две тарелки и прикрыл ЦСУ. За такое было не жалко дать Святого Георгия. К его некоторому удивлению, сотрудники ООН также высоко оценили действия парня. Теперь уже стало понятно, что проект удался. Пусть кандидатов в сверхгерои будет с десяток по России, но если им удастся совершить хотя бы половину сделанное Савельевым, они будут достойны внимания сверху. А вот парня жаль…