Грани и осколки

АУ. Наше дело

Спускаюсь вниз, смотрю на часы – не, все вовремя. Сейчас поедем. Главное – молчать, а то еще брякну что-то такое невпопад… и вообще, с деловым костюмом мой язык не сочетается. Бизнесмен снаружи, матерный боец внутри. Диссонанс, понимаете ли.

Воспитание, правда, дает о себе знать – как бы ни выражался, стиль Семьи в слова все равно лезет. Улрин говорит «У тебя речь интеллигентно-уличная»; у него-то самого, конечно, таких проблем нет! Кардинал же. А я боец, и два года на Восточном побережье прожил, у Тепетов. Поднабрался много чего, ясное дело: когда с ними в бой ходишь, попробуй не наберись.

Тепеты – Воздушная семья, у них в крови ветер, лед и молнии. Очень быстрые, отмороженные и долбанутые, проще говоря. Но толковые, этого не отнимешь. Арада особенно; до сих пор не понимаю, как он может с равной крутостью воевать, пить и командовать. Материться, впрочем, тоже, причем на десятке языков. Я сам видел, как его за это русские хвалили.

Сам я за эти два года столько всяких словечек подцепил… не перечислить. Как вернулся, у меня загибы с языка по всякому поводу так и сыпались. Перестал, правда, когда выматерился случайно при маме. Она ничего не сказала. Просто посмотрела. Умеет она так взглянуть, что как-то резко задумываешься об ацтекских пирамидах и ритуальных пытках.

Теперь я даже в мыслях сдерживаюсь.

Смотрю в сторону лестницы: а, вот и сама мама спускается. Прядь с лица отбрасывает, вечно она у нее выбивается, когда мама решает обруч не надевать.

Вообще, вот встретишь на улице – и не поймешь, что глава Семьи. На вид ей от силы двадцать: стройная, невысокая, в черном костюме (вот как сейчас) выглядит вообще хрупкой школьницей. Еще волосы темно-рыжие и длинные, волна такая - они даже и больше хрупкость подчеркивают.

Психологи сказали бы, что это «виктимный образ». Но это психологи маму не видели; она без всякой магии держится так, что рядом с ней носорог виктимным покажется.

Она коротко кивает, проходя мимо; бросает взгляд, и я поправляю галстук, под которым скрыто нефритово-золотое ожерелье. Потом пристраиваюсь за ее плечом.

– С кем сегодня встреча? – спрашиваю я. В последнее время постоянно куда-то ездим и разговариваем. Время такое.

– Джон Волк, – отвечает она. – Вернее, его представители.

Я морщусь. Скверная банда.

– На кой они нам, мама?

Она слегка улыбается. То ли «правильный вопрос, сын», то ли «Драконы, ты идиот». Не поймешь.

Только я ее зову «мамой». Никто не звал, а вот мне в детстве наглости хватило; ей понравилось, она и разрешила. Другие-то обращаются или «глава Семьи», или «миледи»… или просто «госпожа Мнемон».

У самых дверей особняка нас ждет машина, и шофер услужливо распахивает дверь. Устроившись на сиденье, я интересуюсь:

– А где встреча?

– Завод Уорбика, – звучит ответ.

Ага, здание, которое давно заброшено. Но построено из хорошего камня – это радует, я камень люблю. У меня же Аспект Земли, я весь в маму.

– А может, послать их подальше? – предлагаю я, вновь задумавшись о Волке.

– Сын, – говорит мама, и я затыкаюсь.

Маму вообще надо уважать и слушаться. Маму, которая может расколоть гранитную стену взглядом и оторвать уши чемпиону мира по боксу – особенно.

Колеса шелестят по асфальту, мама молчит, глядя вперед. Я смотрю в окно на плывущие мимо здания, думаю о том, что сейчас город только кажется спокойным и по-летнему радостным.

Последние пять лет творится х… хризогона знает, что такое. Как Алая Бабушка непонятно куда подевалась, так все вразнос и пошло. Не, мы держимся, но друг на друга Семьи уже зубы точат. Союзы заключаются и распадаются. Кто себя на Алый Дом претендентом обозначил, кто сидит и ждет.

Мы среди первых. Кто б сомневался, что Семья Мнемон от возможного главенства не откажется… да и из всех глав Семей только мама – дочь Алой Бабушки. Ну, еще В’ниф есть, но тетя молода, она даже Первую мировую не застала, ее никто особо в расчет не берет.

Но что поделать – нашу Семью многие не любят. Трудно набрать силу и не получить врагов; вот так и вышло. Хорошо ещё, все понимают: попытаешься снести Мнемонов - и сам пострадаешь, и Семьи все ослабишь. Да и услуг наших все лишатся.

У нас ведь как? Каждая Семья своим делом занята, так Алая Бабушка с самого начала решила. Пелепсы морской контрабандой занимаются, да и чего только не возят, от запрещенных товаров до солдат (еще Генриха Пятого во Францию возили). Тепеты оружием торгуют и наемников всем дают. В’нифы очень сильно в середине века поднялись, когда сухой закон был, до сих пор виноторговлю держат. Цинисы всю наркоту под себя подмяли…

Ну а мы, Мнемоны, информацией торгуем. Что бы где ни было – мама узнает, сложит в архивы и кому надо выдаст - если цена будет достойная. Это не говоря уже о том, что по чародейской силе поспорить с нами могут только Ледаали.

Раньше-то мы все вместе работали. Вот как то же оружие – Сесусы с их связями в войсках добудут, Тепеты с заграничными связями найдут покупателей, Нелленсы все сделают так, чтоб контракт честным был… Ясное дело, не обходилось без конкуренции, но куда ж без неё. А потом Алая Бабушка пропала, и теперь у всех не здоровая конкуренция, а больное воображение. Все себя в Алом Доме видят.

Пока что все еще нормально, и на смертных не влияет. Но все равно, дело пахнет неслабой войной. Все это чувствуют, и даже федералы нервничают, зачастили что-то в город. Не то чтобы они чего-то могли поделать, конечно; мы веками все решаем в своей среде, никакие смертные власти сюда не лезут. Ха, откуда пошла практика, что в конклаве как минимум один кардинал - из наших? Вот-вот. Или правительство нам обязано – те же японцы до-олго помнили, откуда «божественный ветер» так вовремя взялся. Англичане, кстати, тоже помнят.

Так что сейчас мы, Семьи, то есть, среди смертных ищем лишь союзников, вербуем тех, кто с нами еще не в союзе или точно не ушел к другим. Это трудно бывает, смертные бандиты против нас не тянут, и потому не любят.

Вот как эти. Джон Волк, морда черная, который целый район города держит. Ну, то есть думает, что держит, просто его банда банки семьи Рагара не грабит, так что его не трогают. Но вообще, мозги у него есть, наверное, потому мама к нему подходы и ищет.

Хотя я не люблю с неграми работать. Все они какие-то е… эбеноватые. На Эбенового Дракона похожи, в смысле.

Отвлекаюсь от раздумий, когда машина останавливается. Шофер открывает дверцу, мама ступает на асфальт, я выбираюсь с другой стороны.

Вот и завод – кирпичное здание в три этажа, обнесено высоким забором. Ворота открыты, сквозь них видны машины и фигуры людей.

Мама спокойно идет к воротам - мы остановились, не доехав до них где-то метров сто. Я иду рядом, оцениваю все, что вижу.

Тут, похоже, половина банды собралась. Во дворе человек тридцать, все в черных как морды куртках, у всех оружие торчит. Машины – сплошь блестящие, украшенные демон знает чем. Ну почему смертные считают, что чем больше краски и золота – тем круче? Да и украшений…

На маме вот никаких, кроме артефактов под костюмом. Или взять Тепета Араду, который, пока не начинает вызывать смерчи, иногда вообще на бомжа похож.

Вперед выступает молодой парень, смотрит на нас нервно. Открывает рот, но не успевает ничего сказать; мама с улыбкой интересуется:

– Ваше имя?

– Морис, м’м, – автоматически отвечает парень.

– Проводите нас внутрь.

– Н’… т’м басс! – с ужасом заявляет Морис. – Й’го пр’сто так не дйорг!

Мама изгибает бровь. Я тихо вздыхаю. После того, что этот парень сделал с английским языком, он должен на нем жениться.

Морис прокашливается и уже внятно выдает:

– Там босс. Его так просто не дергают…

– Боюсь, что вы неправы, – замечает мама. – Мне придется его побеспокоить.

– Но там сам Гарри Резчик! – выдыхает Морис.

Мама смотрит на него как Эверест на гальку. Примерно с таким же недоумением и сожалением.

– Именно с ним, – мягко сообщает она, – я и намереваюсь беседовать. Проводите нас. Пожалуйста.

Морис резко разворачивается и чуть ли не марширует вперед. Мама это умеет – так попросить, что сперва выполнишь, и потом только сообразишь, что сделал.

Остальные расступаются. Смотрят насупленно, кто-то что-то бурчит… я не понимаю. Слышу, но не понимаю; чтобы сквозь такой акцент проникнуть, нужна очень крутая магия.

Первый этаж здания – сплошной пыльный кирпич. Ну никакого понятия о стиле у людей! Главы Семей если кого на переговоры зовут – так пригласят как минимум в ресторан, а то и в отель. И обедом обеспечат; может, и отравят, но вкусно будет без сомнения.

По лестнице поднимаемся на второй этаж, слышны голоса. Я незаметно напрягаюсь: ну не нравится мне такой прием. Совсем.

Входим на этаж; большой пустой зал, в противоположной стене – еще одна дверь. Ближе к середине – стол, за столом мерзкий тип, вокруг него еще полтора десятка таких же.

Гарри Резчика я заочно знаю. Правая рука Волка - личность наглая и опасная. Есть образование по верхам, чем любит шокировать. Морда соответствует – очки черные на пол-лица, увешан золотом, развалясь в кресле, поигрывает десантным ножом.

Вот есть же люди – смотришь на них, и сразу понимаешь, что зомби могут быть приятны в общении.

Мама меряет взглядом его, потом подручных, и мимоходом замечает:

– Морис, вы свободны.

– Морис, стоять, – мигом рычит Резчик.

У парня сразу на лице возникает выражение такое… сложноподчиненное. В смысле, он рад бы подчиниться, но не понимает – кому.

Повисает тишина, но потом Резчик все же делает небрежный жест и Морис с огромным облегчением выметается из комнаты. Я едва сдерживаюсь, чтобы глаза не закатить: нашел кого переигрывать «силой личности».

Но хоть слова произносит понятно. И на том спасибо.

Мама неспешно к нему подходит; картина – ну совсем «невинная школьница, что забрела в квартал страшных бандитов». Все они явно так и думают и ухмыляются; я же почему-то другую картину вижу – «дракон с интересом смотрит на наглых мышек».

– Добрый день, мистер Резчик, – произносит мама. – У вас обширная свита.

– А у вас – один только? – интересуется Гарри, даже не утруждаясь тем, чтобы встать.

– Я бы не возражала появиться в сопровождении такой же свиты, – дипломатично отвечает мама.

– Зависть – яд для сердца, – ухмыляется Резчик. Мама морщится.

Ой, дурак. Зря он Вольтера поминает, мама его терпеть не может, говорит, что он ей нахамил. Лучше б Шекспира цитировал, вот его мама любит. Упоминала как-то, что он кого-то с нее писал, то ли Беатриче, то ли леди Макбет.

– Итак, мистер Резчик, как я понимаю, вы уполномочены вести переговоры от имени мистера Волка?

Я давлю улыбку. Знаю я эту интонацию, с которой она «мистер» произносит. Так коп права зачитывает парню, когда мордой в капот сует.

– Еще бы! – бандит поднимается, обводит всех глазами. Я делаю то же самое, останавливаю взгляд на тощем парне, застывшем у окна справа. Увешан не золотом, а какими-то костяными штуковинами, на голове – цилиндр.

Шаман, однако. Кажется, у Волка есть несколько людей с просветленной Эссенцией, но обучены слабо. Да и чему там обучаться-то?

Возвращаю внимание к переговорам, когда мама замечает:

– Вопрос влияния на Хольридж все еще не решен.

– А что тут решать? – удивляется Резчик. – Джон туда пришел… всем другим не место. Никто с ним не спорит!

– Я вижу, что вы… несколько превратно понимаете отношения наших организаций, – говорит мама, и мне сразу хочется смыться. Я и этот ее тон знаю. Означает «я такая вежливая с теми, кому сейчас п…». Полное умиротворение, в смысле.

Резчик наклоняется вперед, сдвигает брови.

– Вы все такие крутые, потому что магией накачаны, – заявляет он. – Но и у нас свои козыри есть, еще не вся рука сыграна…

Мама чуть приподнимает брови.

– Не желаете пояснить, мистер Резчик?

Гарри резко нагибается и вырывает из-под стола… непонятно что. Фонарь – хрупкий, из латуни и зеленого стекла, с узором из нитей синего нефрита, похоже. Все вокруг мигом подбираются, суют руки под куртки.

Я ничего не понимаю – но Резчик поворачивает навершие фонаря. Тот ярко вспыхивает, озаряя нас мертвенно-зеленым светом. И я… ничего не чувствую. В смысле, вообще ничего особенного. Ничего нового.

– Теперь у тебя магии нет! – торжествует Резчик. – Что теперь скажешь, а?

О чем это он?

Смотрю на маму, она чуть приподнимает бровь, и на лице ее отображается… страх? Да, точно; Резчик ухмыляется совершенно по-волчьи.

А затем мама изящным быстрым движением вытряхивает в ладонь из рукава миниатюрный пистолет и всаживает две пули прямо в фонарь.

Наступает краткая тишина: все пялятся на осколки ох… охолонувшими глазами. Парень за спиной Резчика бледнеет и отступает ко второй двери.

Я решительно встаю между бандитами и мамой. Она пока молчит, смотрит с легкой усмешкой.

Первым офигение стряхивает шаман; он вздымает руки и орет что-то, чего я ну совершенно не понимаю. Какой-то гибрид латыни с суахили.

Но результат оказывается куда продуктивнее, чем у Резчика: стена со второй дверью вдруг проламывается, и в зал дружно вваливаются три громадные фигуры с глазами, налитыми кровью, косматой багровой шерстью и торчащими из тела рогами.

Эримантои, кровавые обезьяны; ясно - призвали раньше, приказали за стеной ждать. Значит, этот тип – демонолог… недорезанный. Пока что.

Завидев нас, эримантои резко тормозят; мама улыбается, и на мордах демонов отражается этакая неуверенность. Парень, что отступал к двери, исчезает в проеме, чуть ли не кувыркаясь по лестнице.

– Убить их! – орет шаман, тыкая в нашу сторону пальцем. Демоны переглядываются, глядят на нас, потом смотрят на хозяина, как на больного. Он снова машет рукой, и они нехотя кидаются к нам.

– Заканчиваем, – говорит мама, имея в виду и переговоры, и негров с демонами.

– Убить! – эхом за шаманом повторяет опомнившийся наконец Резчик.

Все негры мигом выхватывают оружие. Хорошо выхватывают, быстро; наверное, думают, что я за ними не успею. Ну да, Земля медлительна. Но это вы лавину обогнать не пробовали.

Им надо вскинуть пистолеты и нажать на спуск, мне – лишь топнуть.

И пол резко вздымается, каменная стенка возникает между нами и черными; пули глухо о нее бьются и лишь падают на пол. Мама чуть заметно кивает с одобрением. Ее кожа на глазах твердеет, обращаясь в несокрушимый гибкий мрамор.

– Займись смертными, – приказывает она, – демонов оставь мне.

Я киваю. Простое дело.

Слышу вопли демонолога, и понимаю приказы. У нас всего несколько секунд, до того, как демоны проломят стенку, но мы это время тратим с умом; мне надо лишь припасть к каменному полу, касаясь его лбом, словно в молитве. Потоки Эссенции закручиваются в теле, притягивают мощь камня, воздух вокруг меня дрожит от чистой и мощной силы. Кожа изменяется, тело пропитывает вибрирующая, неодолимая энергия.

Вы когда-нибудь выпивали залпом бутылку русской водки, стоя посреди землетрясения? Вот похожее ощущение.

Пробивший преграду эримантос перепрыгивает через меня, вломившиеся следом негры, увидев меня на коленях, ржут… и тут же перестают, когда я поднимаюсь. Зажегшийся было боевой азарт сменяется в их глазах страхом.

Ну да, человек с кожей из живого камня и глазами как черный мрамор таких чувств заслуживает. Особенно когда вокруг него низвергаются, грохочут, разбиваются и снова восстают призрачные камни. Анима! Еще немного – и у меня там вообще взрыв Кракатау будет.

– Упс… – выдыхает один из них.

– Ты прав! – соглашаюсь я и разбиваю ему голову.

Это я и без Эссенции могу, но сейчас результат даже лучше – череп разлетается на куски, мозги забрызгивают всех его приятелей, кровь струится по моему кулаку и отлетает прочь алыми каплями. Стиль Дракона Земли, чего вы хотите? Я сейчас могу хоть бегемотами жонглировать.

Опомнившиеся бандиты открывают огонь, и пули стучат по коже; щекотно, чтоб вас!

Я шагаю вперед, вжимаю ступню в пол и резко ее поворачиваю. Камень под ногами пятерки негров мгновенно расступается, те с воплями валятся вниз – на первый этаж. Слышен хруст костей, кто-то орет от боли, но это недолго. Мне всего-то и надо, что топнуть пару раз – куски перекрытия рушатся точно на выживших.

Остальные, сбившись в кучу, безостановочно палят. Я срываюсь с места – камень мне скорости отнюдь не убавляет. Один из негров успевает вскинуть здоровенный револьвер, пуля свистит совсем рядом с виском.

Это не дело: получу пулю в глаз, и потом будет зудеть!

Выбрасываю кулак вперед, и сгусток стихийной энергии проламывает стрелку грудь, бросая на стену. Один прыжок – и я уже среди них. Упустили вы свой шанс, бежать надо было. Теперь все просто.

Поворот – локоть врубается в тело парня в кожаной куртке, крушит ребра и разрывает внутренности; у бандита изо рта выплескивается кровь, глаза выпучиваются. Я мигом распрямляю руку; его товарищ пытается блокировать мой удар… это он зря. Рука - слабая преграда; кулак дробит кости предплечья, разрывает плоть и уже без проблем летит дальше, превращая голову в кусок фарша с крошкой.

На таком расстоянии им уже нечем со мной бороться. Не то чтобы и раньше были шансы, конечно… тем более, что многие уже и не могут драться. Стихийная анима же – она сейчас на добрый метр вокруг бушует, полупрозрачные камни крушат тела не хуже кулаков.

Я бью точно и быстро, без каких-либо изысков. Скорость Возвышенного, да еще сила Земли… если со смертными дерешься, никакой хитрости не нужно. Просто бьешь, даже не глядя на кровавое месиво, которое остается после удара.

Краем глаза замечаю, как ко мне, размахивая каким-то слабо светящимся крюком, кидается шаман. Не знаю, что это такое, но рисковать не буду – вдруг еще сработает?

Шагаю в сторону, коротко взмахиваю правой рукой. Шаман не успевает затормозить и налетает точно на мой выпад: пальцы врубаются ему в бедро, идут вверх и наискосок, распарывая тело и внутренности, ломая кости. Когда пальцы достигают ключицы, я стряхиваю с руки труп, и он с размаху шмякается о стену.

Оглядываюсь, коротко пинаю бандита, попытавшегося подняться (по касательной я его задел, что ли?). Он подлетает вверх, врезается в стену, сползает по ней, оставляя кровавый след. Кажется, все.

Внезапно у меня дергается голова – кто-то с размаху двинул мне по черепу. Поворачиваю голову – стоит ошалелый Резчик с огромным пистолетом в руках. О, точно! А я про него и забыл почти.

Неспешно иду к нему, получаю еще несколько пуль в грудь. Драконы, когда до него дойдет – не работает! Мне что, табличку на грудь повесить: «Пуленепробиваемый дракорожденный; экономьте патроны»?

Резчик отшвыривает пистолет и хватает стул. Ну молодец. Вот это точно поможет.

Он и сам все понимает, швыряет стул в меня и кидается к двери. Но он бежит, а я просто прыгаю, покрываю шесть метров за один раз и замахиваюсь еще в полете.

Кулак попадает Резчику в спину; с хрустом ломается позвоночник, второй удар разрывает шею, отделяя голову от тела. Э… ну, это было уже не нужно, я просто по привычке.

Голова катится в сторону, тело брякается на пол, обильно заливая его кровью. Ну вот и все… хм, «зависть», да? Вот почему Семьям и не нужно особо много бойцов. Каждый из нас полусотни смертных стоит. Как минимум.

Я оборачиваюсь, нахожу взглядом маму; она стоит у стены и обмахивается лапой эримантоса. Весь остальной эримантос – на стене, потолке и полу, равномерно так. Еще один лежит с вырванным горлом у дверей, третьего нигде не видно, но в стене рядом какая-то подозрительно крупная дыра.

– Может, его допросить надо было? – запоздало спохватываюсь я. – В смысле, что это за х…

Мама изгибает бровь.

– Хитрость с фонарем была.

– Не нужно, – качает она головой, – я все уже поняла. И что переговоры были ловушкой... И её истинную суть. Пойдем, сын.

Мы едва успеваем сделать шаг к дверям, как наступившая было тишина взрывается стрельбой снаружи. О, да, тут же их много… видно, сбежавший успел что сказать, и теперь они дружно палят по фасаду.

Мама кивает на окно; я выглядываю на мгновение, и тут же скрываюсь. Угу, все собрались и из чего только не стреляют! Револьверы, автоматы, какой-то дебил даже из дробовика палит… стоп, а вот тот тащит от машины базуку. Драконы, откуда они еще и это достали? Надо сказать Тепетам, что смертные совсем уже оборзели.

– Много, – сообщаю я. – И у них базуки.

– Прекратим эту… бессмысленную дискуссию, – говорит мама со вздохом и опускает руку в карман.

Когда творишь заклинание, стоять надо смирно – секунд пять-шесть точно. За это время пулями нашпиговать можно, а уж из базуки точно успеешь пальнуть.

Потому-то умные люди вроде мамы, и носят с собой чародейские шнуры, с заранее заготовленными заклинаниями.

Полоса огня, срываясь с её рук, ввинчивается в окно; долей мгновения позже распахиваются пламенные крылья и чародейская птица с воплем пикирует вниз. Грохот отдается в ушах, вспышка озаряет весь двор, через пару секунд раздается еще пара взрывов – огонь добрался до машин.

Становится тихо. Я смотрю в окно и убеждаюсь – да, продолжать бой уже просто некому.

Мама спокойно идет к лестнице, я развеиваю пропитывающую тело магию, с сожалением чувствуя, как уходит сила. Иду следом, по пути лишний раз себя оглядываю – одежда и кожа чистые. Спасибо ожерелью – артефакт надежно не допускает грязь к телу.

Во дворе покореженные машины и трупы, причем в каком-то истинно военном количестве. Или, может, просто кажется? Они ведь все не целые – двор словно покрыли багровой краской, оторванные конечности блестят осколками костей. По забору равномерно размазаны внутренности и вообще ошметки плоти.

Хоть фотографию на тему «ужасы войны» делай.

Мама смотрит на валяющуюся под ногами голову, и философски замечает:

– Бедный Морис. Лучше б покорился пращам и стрелам яростной судьбы.

Мама любит после боя цитировать Шекспира. Говорит, что он хорошо передает чувства.

Обойдя трупы, мы идем к воротам, за которыми видна наша машина и спокойно курящий шофер. Умеет мама подбирать людей; наш водитель глазом не моргнет, если из здания полезут феи и единороги.

Я думал, мы тут и уедем. Но не тут-то было.

Раздается вой сирен, и во двор въезжают полицейские машины – шесть штук. Из них вываливаются, естественно, копы: смертные (двадцать штук) и дракорожденные (четыре штуки). И смотрят.

А потом подъезжает седьмая, и из нее неспешно так выбирается комиссар полиции Катак Кайнан по прозвищу Шеф. Одна штука. Но эта одна всех остальных вместе взятых стоит.

Шеф оглядывается по сторонам с интересом, считает трупы, и идет к нам.

– Достопочтенная глава Семьи, – чуть кивает он.

– Достопочтенный глава Семьи, – отзывается мама.

Тон у обоих… не поймешь, то ли «здравствуйте, солнце мое», то ли «сдохни поскорее, скотина». Все главы Семей это умеют.

Да, Кайнан – тоже глава своей Семьи. И комиссар полиции притом. Вот такой у нас город.

Но Шеф справляется. У него все положенное есть: сердце горячее, голова холодная, морда вежливая, сила е… эпическая.

– Вы не уточните, что конкретно произошло? – спрашивает Кайнан.

– Массовое самоубийство, – безмятежно отвечает мама.

– Массовое? – учтиво уточняет Шеф. – Редкость в наших краях.

Мама пожимает плечами.

– Возможно, это отзвук традиций их предков?

Я ловлю себя на том, что потихоньку сдвигаюсь в сторону. Если они сцепятся… я даже не знаю, чего будет. Когда главы Семей решают переведаться по-настоящему, младшим даже лезть не стоит; уверен, что и копы мигом по машинам кинутся.

– Я полагаю, – задумчиво сообщает Кайнан, – что Джон Волк не одобрит этот отзвук?

– Он может в любой момент пожаловаться, – улыбается мама.

Что-то в лице Кайнана меняется, и я беззвучно вздыхаю с облегчением. Он беспредела в городе не допускает, но терпеть не может, когда смертные наезжают на Семьи. Тем более на главу Семьи.

– Что ж, думаю, мы запомним этот интересный обычай, – замечает Шеф. – Надеюсь, что он не будет практиковаться широко.

– О, я думаю, что в будущем многие предпочтут учтивость обычаям, – отвечает мама, и Кайнан чуть наклоняет голову в ответ.

Они вежливо прощаются по всем правилам этикета, и копы рассаживаются по машинам; одну из дракорожденных я узнаю и коротко ей киваю. Получаю такой же кивок. Ну да, с Катак Кереной мы неплохо знакомы, красивая девушка и отличный боец. Только в личной жизни себя ведет как доменный носорог, от чего и страдает… может, помочь? Мне как-то больше везет.

Машины покидают двор, мама неспешно идет к воротам, и я следую за ней. В машине мы снова устраиваемся поудобнее, мотор урчит, унося нас прочь от завода Уорбика.

– Ну что же… – с улыбкой неспешно произносит мама. – Отлично. Будем ждать новых вестей от сестры.

Я смотрю на нее и ничего не понимаю. Мама чуть заметно вздыхает и поясняет:

– Этот артефакт сделан в манере мастеров В’ниф; она знает, какое оружие я ношу при себе. Я узнала сбежавшего – Волк его посылал к В’ниф несколько раз, когда договаривался о поставках. Сестра очень хорошо показала, что готова помочь мне с врагами.

Я так и чувствую, как в голове щелкает. Я Мнемон все-таки, умею думать, когда хочу.

Значит, тетя подкинула этим придуркам артефакт, который на маме точно не сработает, мама это просекла и сделала вид, что все сработало, но они немагического оружия не учли, теперь тетя для них станет союзницей, а их лидеры – дебилами, к тете потянутся противники мамы, которых она может и сдать, когда надо…

Вау. Круто. Я так сказать «Сестричка, давай дружить» не умею.

Машина снова шелестит по тротуару и мы, как и час назад, молчим. Мама смотрит в окно, явно уже задумавшись о чем-то поважнее. Я прикидываю, что теперь будет. Так, две дочери Алой Бабушки объединяются, Кайнан пока будет по-прежнему хранить закон… С Тепетами задачка. Есть там Эджава, с которой я неплохо знаком; она себя великой видит, желает стать как минимум новым Дрейком. Он-то хоть и скрывал, но из наших был… да что там скрывать, с такой-то фамилией!

Качаю головой: тайные союзы Семей… хм, война за Алый Дом уже на новый этап переходит. Да-а… не за горами открытое выяснение всех вопросов. Ну как открытое… смертные об этом наверняка и не узнают, для них война Семей пройдет в лучшем случае газетными заголовками о пожарах, торнадо и землетрясениях. Может, еще о паре цунами или массовых отравлениях.

Ну а ту же полицию Кайнан будет держать подальше от войны. А если федералы полезут – то у Нелленсов и Рагар хватит сенаторов, чтобы те вовремя подняли шум и заставили отвалить.

Ну просто… смертным в то, что вокруг Алого Дома творится, и лезть не следует.

Это наше дело.

28.10.2012 – 31.01.2013