Глава 20

— БЭЭЭЭЭНГ!

Вот ведь дерьмо Перуна, что там сотник прокричал?! Проклятая каменюка, из-за неё я ни черта не расслышал!

— С кем?! — ещё раз громко вопрошаю я, но вместо ответа получаю ещё одну отповедь с небес.

По ушам снова бьёт болезненный гул, а затем ещё и ещё…Неизвестный метатель пристрелялся и теперь закидывает нас камнями без продыху. Даже то, что я прорезинил крышу убежища — уже никак не спасает. Если так и дальше продолжится, то обстрел мы хоть и переживём, но разума и слуха точно лишимся. Надо срочно что-то делать, долго мы так не протянем.

Около трети своей меры я уже израсходовал, а значит, действовать следует с умом. В первую очередь надо перестать пороть горячку и отстраниться от ситуации. Чтобы на моём месте сделал тот старый Олег. Для начала взвесил риски…Сразу мимо, их и взвешивать не надо, вон они на голову сыплются и по мозгам бьют. Что там после рисков? Конкурентное преимущество? С этим уже можно работать. У меня имеется мощное орудие и крепкая броня — ну чем не танк. Жаль только двигателя для этого самого танка у меня и в помине нет, вместо него под толстенной бронёй лишь бесполезный экипаж…я идиот!

Разжигаю горн и тут же приступаю к ковке. И хоть слова заветные во время этого действа произношу, но сам их не слышу. Гул и не думает стихать, лишь усиливается.

Первым делом "отлепляю" треногу автопушки от земли и спаиваю её с передней стенкой ДОТа, прямо под бойницей для ведения огня. Теперь ствол гигантского Спиночёса торчит наружу и я в любой момент могу начать вести из него огонь.

После ещё раз дотрагиваюсь до бронированного купола и перековываю уже нижнюю его часть. Теперь ДОТ не касается утоптанной земли, а покоится на множестве небольших шарнирных колёс.

Вот теперь повоюем! Осталось только добавить поручней с внутренней стороны да мысль мою хитрую донести до остальных.

Жестом, криком и бранным словом мне удаётся добиться от ближайших дружинников понимания, а уж они-то делятся моей задумкой с соседями. И дальше по нарастающей, до той самой поры пока идея моя в умах всех служивых не приживётся.

Поначалу, наша теперь уже передвижная, крепость никак не желает сдвигаться — бойцам попросту не хватает слаженности. Они как лебедь рак и щука тянут каждый в свою сторону и лишь после вмешательства сотника дела постепенно идут на лад.

Не знаю уж, как он их заставил тянуть за поручни в унисон, но с задачей сотник справился на отлично, ДОТ сдвинулся. Поначалу совсем на чуть-чуть, но и этот скромный успех воодушевляет бойцов. Они с новой силой налегают на стальные стены. А дальше, дело идёт как по маслу, бронированная махина получает так необходимый импульс и начинает катиться вперёд. Пока что натужно и через силу, но это временно — вскоре она ускорится, и камнепад больше не будет нам докучать.

Когда мы выходим из-под обстрела, я чувствую ни с чем не сравнимое облегчение. Даже отзвуки непрекращающейся канонады уже не кажутся мне такими громкими. Да чего уж там, я практически их не слышу — похоже, слух ещё не восстановился. Где-то позади продолжают падать камни, но я более не обращаю на них внимания. Вместо этого, глядя в квадратную бойницу, высматриваю неприятеля в клубах зелёного дыма.

Где же ты тварь, покажись!? Если не суждено мне услышать про тебя от невольных соратников, то хотя бы увидеть-то я тебя должен. Увидеть, а затем продырявить из автопушки!

Вот только я не вижу ни его, ни бойцов Мёртвого отряда, вообще ни черта! Стягиваю противогаз с запотевшими линзами, но это не особо спасает. Почти все баллоны с газом полопались как дешёвые воздушные шарики и теперь всё обозримое пространство укрыто зеленоватым туманом войны из которого-то и дело доносится громкое рычание вперемешку с выстрелами…Кажется, слух возвращается!

Уходил в леса воин молодой:

Призвала его весть о Звере том,

Зверь тот мучал род, люд простой терзал,

Удалых отцов Бог войны забрал.

Тоже мне, нашли время песни распевать! А может, оттого они так складно и начали тянуть да толкать, что песню совместную завели? А я ещё думал, чего это дружинники рты беззвучно разевают, как те рыбины приливом на берег выброшенные?

Верный сердцу меч, на тугом ремне,

Крепко сжат в руке острый "Кол в броне".

Знает славный вой, род пора спасать,

Будет нелегко Зверя заломать.

В зеленоватой хмари проглядывает размытый человечий силуэт, но вместо облегчения я испытываю страх. Левая ладонь ещё сильнее стискивает рукоять автопушки, а крюк на правой цепляет гашетку.

— РААААААА! — издаёт рёв существо, и ядовитый туман вокруг него рассеивается от мощного порыва ветра.

Дикий рык пронзает тишину -

Лютый зверь выходит на войну:

"Кто посмел в мои леса ходить?

Кто рискнул Медведя разбудить?"

Это не человек! Таких огромных людей попросту не бывает, он же ростом чуть ли не с дуб вековой! Да ещё и в броне с головы до пят!

"Выходи на бой!" — воин закричал.

Великан-медведь бешено рычал.

Человечья речь слышалась сквозь рёв,

Воин молодой к бою был готов.

— БУХ!…БУХ!…БУХ! — тот самый звук, что я слышал, когда тихарился под землёй — оказывается, это все лишь ЕГО неспешная поступь!

Скорее, надо прикончить страшного великана, а иначе он одним движение руки попросту сметёт моё убежище к такой-то матери!

Крюком дёргаю за гашетку. По ноздрям бьёт запах пороховых газов и спустя мгновение в сторону отлетает здоровенная стреляная гильза. Раздаётся жуткий грохот и более не спаянный с землёй купол чуть отъезжает назад.

Острое копьё бурого разит,

В теле молодом кровушка кипит:

"Помогай Сварог зверя одолеть!" —

Начал дикий зверь падать и хрипеть.

Попал!

Гигант хоть и валится на землю, но я быстро себя осаживаю — рано радоваться. Попасть-то я попал, но не в грудь, куда целил, а в бок. Да и то краем зацепил, вон и броня посеченная виднеется, а крови на ней ни капельки. А может, и нет у него этой самой крови, он ведь даже на человека непохож. Вот и от пули ушёл гад такой. Это ведь не я смазал, это великан успел чуть в сторону отступить.

Как близка победа, но медведь хитёр…

Да заткнитесь вы нахер! — дёргаю повторно за гашетку. Надо скорее добить подранка, а иначе песенка моя спета.

За выстрелом следует выстрел, я палю до тех пор, пока магазин автопушки не показывает дно. Пороховые газы застилают обзор, а непрерывный грохот заглушает чёртову песню. Славийцы — вот ведь проклятые фанатики, почему они с такой бравадой идут на верную гибель?! Они же знают, что нам не справиться! Знаю об этом и я, ведь сквозь рассеивающиеся пороховые газы прекрасно вижу, как ОН поднимается с земли! Израненный, но не сломленный.

И как мне дальше быть? Львиную долю меры я уже истратил, а значит, и вариантов осталось хрен да маленько. Либо снова окапываться да на слабость великана уповать: вдруг силёнок у него после ранений поубавилось и не сумеет он убежище моё с земли сковырнуть? Либо же силы последние израсходовать да автопушку перезарядить? А дальше, пускай боги решают со щитом мне вернуться али на щите.

Смешно, никогда в богов не верил, а тут на них уповаю. Верно говорят, на войне безбожников нет.

Эх, где же ты Войтех, когда ты так нужен? Или бежал ты с поля боя, хвост поджав, когда осознал, что газ твой хвалёный великану — словно слону дробина?

Может и мне дать дёру, пока возможность такая имеется? Хотя кого я обманываю, в прошлой жизни от проблем не бегал так с чего в этой начинать? Стар я уже, чтобы привычки менять…

— Ррррав! — рычит пёс и оттирает меня задом от автопушки, словно прикрыть собой пытается от опасности грозящей.

— А ведь я из-за тебя, блохастый, в эту заварушку и влип, — хотел бы я потрепать в этот момент его по холке, да вот незадача, рука моя единственная уже ковкой вовсю занимается. Магазин автопушки до упора удлиняет да снарядами его под завязку начиняет.

Неужто и я дуростью славийский заразился? Или это оттого, что в глазах дружинников незнакомых вижу я веру непоколебимую, но не в богов…а в МЕНЯ! Странное чувство: доселе неведомое и пьянящее. Никогда ещё я не испытывал ничего подобного ни в этой жизни ни в прошлой.

— Ну что братцы, покажем Зверю, где раки зимуют?! — не узнаю свой голос, откуда этот странный задор и почему губы сами собой в усмешке растягиваются? Мне ведь страшно должно быть, так где же он мой страх? Потерялся, сгинул? А может, и не было его никогда и я его просто выдумал?

Дружинники отвечают, но не словами, а кровожадными улыбками. Наверное, точно такая же сейчас красуется и на моём лице. Я назову её весёлый оскал войны, если…НЕТ! Когда одержу ПОБЕДУ!

Крюк уже привычно дёргает за гашетку и автопушка послушно грохочет! Тяжеленные болванки снарядов высекают снопы искр из брони великана и срывают целые пласты стали с его необъятной туши. От каждого удачного попадания Зверь яростно рокочет, а вскоре и вовсе чуть отступает назад. Ох и не по нраву ему гостинцы мои приходятся! Ну ничего, я на него зла за это не держу, кому же понравится в собственное брюхо сталь холодную принимать? Ясное дело, нет таких дураков, но я, как хозяин радушный, и дальше продолжу его гостинцами острыми потчевать до тех самых пор, пока от передозировки сталью холодной он не помрёт!

А тем временем на груди необъятной, панцирем укрытой, всё больше прорех безобразных появляется. Множатся они как грибы по весне. И вот наконец я кровь замечаю. Из дыры в правом боку она сочится да тонкой струйкой по броне рванной стекает — Землю-мать орошает.

Завидев скорый конец врага, с удвоенным рвением дёргаю за гашетку. Великан израненный уже весь качается и от попаданий новых к земле пригибается. А я всё палю без устали да рану у него на боку выцеливаю. Авось если попаду туда ещё хотя бы разок, то кровь уже не ручейком прольётся, а полновесной рекой хлынет.

Вот только и Великан не дурак, понимает, где собака зарыта. Поэтому и крутится он на месте как юла, продырявленный бок от обстрела спасая. Ещё и клубы пыли топотом своим могучим поднимает и тем самым обзор мне ухудшает. Время себе, гад такой, выигрывает! И ведь удаётся ему задуманное: вскоре боезапас мой истощается, гильза последняя в сторону отлетает и автопушка нехотя замолкает.

Ещё раз для верности дёргаю за гашетку и к стене стальной приникаю. Голова идёт кругом то ли от газов пороховых, то ли от усталости. Ох и вымотала меня эта пальба, последние силы отняла. В ногах и вовсе прыти не осталось ни для бегства, ни для битвы яростной. А тем временем где-то впереди громко БУХает — быстро же ОН от ранений тяжких оправился! Смотри-ка, уже топает-приближается!

Снова горн разжигаю и брони ДОТа касаюсь, разве что перековать её не успеваю…Только собираюсь кулаком к стали холодной приложится, как рёв свирепый у самого уха раздаётся.

— РАААААА!!! — залетает в бойницу яростный ветер.

От могучего порыва оседаю на землю и в ту же секунду надёжные до этого стены дают слабину. Они отчего-то резко устремляются ввысь, исчезая из виду, а через пару секунд за моей спиной раздаётся ГРОХОТ! Вот только я даже ухом в ту сторону не веду и тем более на шум не оборачиваюсь. Ну какой мне прок глядеть на покорёженный ДОТ, когда прямо передо мной предстаёт ТОТ, кто и отправил стальной купол в полёт. Вот он в паре метрах стоит. Хрипит, чуть покачивается да небо собой заслоняет. А под ножищами стальными у него лужа кровавая растекается.

Внезапно меня хватают за шкирку и силком утягивают назад. Прямо перед носом плотно смыкается солдатский строй. Я больше не вижу страшного великана — только широкие спины в серых шинелях мелькают перед глазами. Не успеваю я понять что к чему, как неожиданно для самого себя оказываюсь глубоко в тылу, далеко за плечами у однополчан.

Чего это они творят, швыряют меня как щенка неразумного и это притом, что враг прямо под носом?! Совсем от страха из ума выжили, тоже мне вояки!

— Славная битва, малец, — склоняется надо мной Полуша. Его глаза "горят". — Здесь верить страхам своим не надо, ведь жизнь — как подвиг, а смерть — награда. Ну что же, Стоум, до встречи в Прави, — дружинник прикладывает кулак к сердцу. — Героев Славии мы там увидим, с друзьями чарку там опрокинем. И вспомним с ними мы эту битву и вспомним, как ты в ней бился лихо…

Полуша зачем-то валится на меня сверху, придавливая собственным весом к пыльной земле, а через секунду совсем рядом грохочет раскатистая череда взрывов…

* * *

В себя прихожу рывком. Голова гудит, в мозгах какая-то мешанина из образов. Да ещё и нечто тяжёлое давит на грудь, мешая как следует продохнуть. Пытаюсь перевалиться набок и скинуть груз, но тщетно. Слишком тяжело. Изо рта исторгается хриплый, каркающий кашель. И именно в этот момент воспоминания чуть проясняются. Вот гадство!

Осознание произошедшего придаёт сил. С трудом спихиваю с себя дружинника и тут же прощупываю его пульс — мёртв! Да и разве могло быть иначе, когда спина его вся изодрана в мясо?

Славийцы — вот ведь безумцы, они что подорвали себя вместе с великаном при помощи тех самых гранат?!

С трудом поднимаюсь на ноги, и сквозь взвесь от взрыва оглядываю поле битвы.

В десятке метров от меня мешанина из тел в серых шинелях. Нет, они не просто бездумно себя подорвали. Перед тем как пустить в ход гранаты, дружинники успели облепить великана своими телами. И теперь на месте взрыва настоящая братская могила — гигант с измочаленными ногами лежит в окружении исполнивших свой долг славийцев…ну или того, что от них осталось. Там же покоится и Заяц, он до последнего оставался верен своим боевым товарищам.

Только я собираюсь отвернуться от этого печального зрелища, как до ушей доносится противный скрип. И раздаётся он от левой руки великана. Закованная в броню кисть слегка подёргивается.

Да быть того не может! Даже с такого расстояния я отчётливо вижу рваные дыры в его броне, а сквозь них и измочаленную в кашу плоть. Обстрел из автопушки не прошёл для великана даром, а теперь ещё и чередой взрывов ему покорёжило обе ноги. Правой особо досталось, с неё сорвало большую часть брони вместе с кожей и мясом — жуткое зрелище, даже кость кое-где виднеется.

А тем временем скрип усиливается, и вот уже другая рука великана начинает скрести по земле. Ещё немного и ОН наверняка придёт в себя! А вот этого я ему позволить уже не могу, не для того здесь столько народу полегло, чтобы этот хмырь и дальше небо синее коптил.

Сил у меня немного осталось, но на ещё одну задумку их должно хватить. А там будь что будет…

Хриплым дыханием распаляю горн. Ладонь едва-едва светится, а жар в груди и вовсе потихоньку затухает. Похоже, эти силы последние.

Ладонью касаюсь холодного металла на правой руке и обдаю протез остатками сварогова жара. А после, ещё и припечатываю сверху кулаком. И, главное, проворачиваю всё это без слов — уж слишком я сегодня устал, чтобы языком попусту трепать.

Вместе со сполохом от ковки исчезает и последний жар из груди. После себя они оставляют все тот же с виду протез, разве что почерневший до одури да сменивший крюк на клинок.

Не теряя времени даром направляюсь к голове гиганта. И пока шагаю, тончайшее чёрное лезвие метровой длины бороздит утоптанную землю. Вот только сопротивления я при этом совсем не ощущаю, нанометровый клинок из графена — это, конечно, не атомарный резак, но раскроить камень, толстую броню или череп великана он способен играючи. За этим-то он мне и нужен. Раз уж через тело эту тварь не пронять, то будем бить в голову. Из автопушки мне его черепушку выцелить не удалось, так хоть клинком добрым её достану.

Огибаю бронированную тушу по краю и захожу со стороны затылка. Голова твари укрыта толстенной угловатой бронёй, но для лезвия из графена это не помеха.

Чёрный клинок взмывает ввысь — обманчиво хрупкий и безобидный. Если поглядеть на него со стороны граней, то можно и вовсе потерять его из виду, настолько он тонок. И всё это благодаря графену — самому прочному двумерному материалу из известных.

— Тому бог не нужен, кто с наукой дружен, — произношу я свою излюбленную фразу и опускаю чёрный клинок вниз.

Призрачное лезвие вгрызается в броню, и огромная голова вздрагивает. ПОБЕДА!

Именно в этот момент из-за моей спины и раздаётся упреждающий оклик Войтеха.

— ГОЛОВУ НЕ ТРОЖЬ!

Но уже поздно, я и сам замечаю неладно.

УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ, огромная просьба не спойлерить в комментариях. Спасибо!

Чуть ниже можно прочесть ещё один вариант битвы, на этот раз в стихотворной форме(по содержанию этот отрывок ничем не отличается от уже вами прочитанного, разница лишь в подаче)

— Ну что братцы, покажем Зверю, где раки зимуют?! — не узнаю свой голос, откуда этот странный задор и почему губы сами собой в усмешке растягиваются? Мне ведь страшно должно быть, так где же он мой страх? Потерялся, сгинул? А может, и не было его никогда и я его просто выдумал?

Дружинники отвечают, но не словами, а кровожадными улыбками. Наверное, точно такая же сейчас красуется и на моём лице. Я назову её весёлый оскал войны, если…НЕТ! Когда одержу ПОБЕДУ!

Крюк уже привычно дёргает за гашетку. Автопушка послушно грохочет, демон войны хохочет! Зверь же в ответ рокочет, от пуль убежать он хочет. Но как ни старается, ничего у него не получается — рвут броню в клочья пули из стали прочной.

ОН и по поляне мечется и к земле пригибается да только доспех его толстый с каждой секундой всё истончается. Тут и там прорехи безобразные появляются.

Вот и первую кровь я вижу, из дыры в боку она сочится. Тонкой струйкой по броне рванной стекает да Землю-Мать орошает.

Великан израненный весь качается, но и боезапас мой уже истощается. Гильза последняя в сторону отлетает и автопушка нехотя замолкает.

Ещё раз для верности дёргаю за гашетку, и в сторону отступаю, плечом стену стальную подпираю. Голова идёт кругом от усталости и в ногах не осталось сил ни для бегства, ни для битвы яростной. А тем временем где-то там впереди громко БУХает — это великан к убежищу моему приближается.

Я же снова горн разжигаю и брони ДОТа касаюсь, разве что перековать её уже не успеваю… Только собираюсь кулаком к стали холодной приложится, как рёв свирепый у самого уха резвится.

— РАААААА!!! — залетает в бойницу яростный ветер. Он-то и валит меня на колени.

И только встать я обратно пытаюсь, как купол стальной от земли отрывается да в небеса устремляется. И вот великан ужасный уже надо мной возвышается. Дышит он с громкими хрипами да чуть покачивается, а у ног его лужа кровавая растекается. Ростом он так велик, что заслоняет собой небо синее и тень ЕГО нависает над нами будто плита могильная.

Внезапно кто-то хватает меня за шкирку и утягивает назад. Широкие спины в серых шинелях застилают взгляд и вот я уже в тылу у однополчан.

— Славная битва, малец, — склоняется надо мной Полуша. Его глаза "горят". — Здесь верить страхам своим не надо, ведь жизнь — как подвиг, а смерть — награда. Ну что же, Стоум, до встречи в Прави, — дружинник прикладывает кулак к сердцу. — Героев Славии мы там увидим, с друзьями чарку там опрокинем. И вспомним с ними мы эту битву и вспомним, как ты в ней бился лихо…



Загрузка...