Гридень и Ратная школа!

Глава 7

Где это я? Вокруг, насколько хватало глаз, плескалась темнота. Не кромешная, а такая в которой можно, пусть и с трудом, но различить собственные руки. Проблема была лишь в том, что, кроме этих самых рук, разглядеть ничего не удавалось. И только где-то вдали виднелись яркие сполохи — это в воздух, словно из ниоткуда, взлетали редкие искры. Они раз за разом освещали небольшой кусочек пространства и манили к себе на манер путеводной звезды.

Туда я и зашагал. Не знаю, зачем я так поступил. Может оттого, что услышал с той стороны перезвон металла, а возможно, меня привлекли слова, что витиевато переплетались с громким бряцаньем.

А закончив труд дневной,

По домам вернутся.

Дзинь-дзинь!

Потеплеет их тут взор,

Жёнам улыбнутся.

Дзинь-дзинь!

Ну а кто уж не женат-

То ж грустить не станет.

Дзинь-дзинь!

Медовухи выпьет рог,

Род людской прославит.

Дзинь-дзинь!

Подобравшись поближе к источнику шума, сквозь сполохи я различил силуэт. Высокий мужчина с голым торсом склонился над пустующей наковальней и занёс для удара молот.

— Дзинь-дзинь! — обрушил своё орудие кузнец.

Так всю жизнь они живут-

Людям помогают,

Дзинь-дзинь!

Душу вкладывают в труд,

Да песни распевают.

Дзинь-дзинь!

И вовеки слава им-

Кузнецам Сварога.

Кто в почёте у людей,

Под защитой бога?

— Чего куёшь? — отчего-то спросил я, когда подошёл поближе.

— Разве сам не видишь? — вопросом на вопрос ответил кузнец.

Заслышав мой голос, незнакомец разогнулся, и во время последнего сполоха я увидел его лицо. Если бы в тот момент я мог проблеваться, то обязательно бы так и поступил. А всё оттого, что у загадочного кузнеца не было носа и глаз, на их местах зияли глубокие провалы. Губы же у и вовсе отсутствовали как класс, поэтому я был вынужден созерцать ровный ряд зубов и, должен признать, зрелище это не из приятных. И как вишенка на торте — кожа: бледная, вся в трупных пятнах и язвах, будто у прокажённого.

— Так там же нет ничего, — указал я на пустую наковальню.

— Стало быть, если ты чего-то не видишь, то этого и нет вовсе?

— Ага.

— А как же боги? — вопрошающе приподнял кустистые брови кузнец.

— Так не верю я в них, — ляпнул я, не подумав, но было уже поздно.

Вот только, к немалому удивлению, ответ кузнеца застал меня врасплох. Я ожидал чего угодно: брани, понуканий, обвинений в ереси или на худой конец отеческой отповеди, но вместо этого услышал нечто иное.

— Это правильно, — внезапно поддержал меня кузнец. — Слишком часто мы видим лишь то, что хотим видеть. И верим в то, во что хотим верить. Мы так отчаянно лжём себе, что через какое-то время и сами начинаем верить в выдумку. Мы столь отчаянно отрицаем правду, что иногда не можем распознать кривду, даже когда она у нас под носом. Быть человеком трудно, всегда хочется на что-то опереться: на родичей, на верных соратников, на богов. Однажды и я Людота Коваль дал слабину, не распознал в друге — врага, а в боге — подделку. Не повторяй моих ошибок, малец, и помни не пожимай руки тому, кто, своих сыновей не имея, чужих на смерть посылает…

— …да очнись же ты, окаянный! — раздражённый голос волхва ввинтился в уши поганым сверлом.

Я с трудом разлепил веки. Картинка перед глазами плыла, но даже так я умудрился обозреть помещение и понять, что в капище мы с волхвов одни. Куда подевались остальные новобранцы оставалось лишь догадываться.

— А ну, отрок, говори, — старик ухватил меня за грудки. — Видел чего необычного, может место какое чУдное али людей странных?

— Место, людей? Ничегошеньки не помню, — промямлил я в ответ, баюкая гудящую, словно после попойки, голову.

— Правду, правду глаголь! — не отставал старик. — Не криви душой!

— Да разве стал бы я лгать? — деланно возмутился я. — Помню только как из чаши испил, а затем темнота.

— Клянись, перед ликом богов клянись! — потряс меня за шиворот Боян. — Именем матери тебя вскормившей клянись!

Многое бы я отдал в тот момент, чтобы хорошенько приголубить склочного деда кулаком по темечку. И желательно, чтобы наповал. Но конспирация, будь она неладна, требовала иного.

— Род мне свидетель, нет в моих словах кривды! Пусть обрушит свой гнев Перун на головы моих кровных родичей, если я словом или мыслью лукавлю!

Легко брать в свидетели богов, в которых не веришь, но ещё проще клясться родичами, что тебя бросили.

Моя пламенная речь остудила пыл волхва, и тот ослабил хватку. Воротник новенького мундира вновь оказался на свободе.

— Хорошо отрок иди, я тебя услышал, а боги засвидетельствовали клятву. Но если вдруг вспомнишь чего, то без промедлений сообщи об этом Твердиславу. Только сам ему ничего не рассказывай, а вели сотнику отвести тебя ко мне. Добро?

— Добро, — кивнул я, а затем с трудом поднялся с холодного пола. Голова всё ещё кружилась.

— Ну тогда ступай и да хранят тебя боги, — кивнул старик в сторону бетонной кишки — единственному зримому выходу из капища.

— А как же посвящение Сварогу? — с замиранием сердца спросил я. Уж очень мне не хотелось по собственной глупости лишиться шанса на лучшую жизнь.

— Так прошёл ты его, — успокоил меня Боян. — Когда водицу из чаши испил, тогда и прошёл. Осталось лишь чуть обождать, пока тело твоё благодатью Небесного кузнеца пропитается. Час, может два и почуешь ты в груди своей пламенную искру Небесного кузнеца.

— Слава Роду, — попрощался я.

— Роду слава, — на удивление вяло ответил волхв. Судя по задумчивому лицу старика он уже растерял былой интерес к моей скромной персоне и теперь витал где-то далеко в чертогах собственного разума.

Более я не стал ему досаждать.

К лестнице возвращался в смешанных чувствах. Я вроде как был и рад тому, что получил “благословение” Сварога, но при этом меня не покидали сомнения. Правильно ли я поступил, когда не раздумывая хлебнул той светящейся водицы? Ещё и это видение будь оно неладно! И ведь не спишешь его на происки моего больного воображения, иначе старый волхв не стал бы наводить суету.

Очевидно, не ведая того, я прикоснулся к чему-то опасному и запретному. А ещё та последняя фраза Людоты Коваля, я уже видел её ранее на дедовом послании…

Какие же тайны ты хранишь Ратная школа и кто тот человек, чьё рукопожатие смерти подобно? Столько вопросов и ни одного ответа, но для меня это не беда — я всё равно не планировал копаться в чужом нижнем белье. Дело моё маленькое: заместить утраченную конечность да занять хлебную должность, а там — хоть трава не расти. Тайны сильных мира сего волнуют меня в последнюю очередь. Так было раньше, так будет и впредь.

Обратный путь занял у меня куда больше времени. Да оно и понятно, взбираться — это не спускаться. Здесь и усилий приложить надо поболе и единственная рабочая рука то и дело затекает.

Когда я худо-бедно всё-таки поднялся обратно в тамбур, там меня поджидал очередной сюрприз. Кроме Твердислава, в помещении не были ни души. Куда подевались другие новобранцы, оставалось лишь догадываться. Я-то думал, всполошившийся волхв отправил их обратно наверх, но похоже ошибся.

— Господин сотник, а где остальные? — спросил я, после того как отдышался.

— Так внизу, посвящение проходят.

Ответ сотника лишь ещё больше меня запутал, но это до тех пор, пока я не припомнил каким образом перед нами предстал волхв. Боян явно не тихарился от нас за медвежьей шкурой, а это значит, что под шерстяными обоями таились не видимые глазу потайные ходы. Скорее всего, в одну из таких "нор" будущих сварожичей и увели, дабы те не грели уши, пока волхв ведёт допрос.

Должно быть, капище — это лишь верхушка айсберга и там под землёй как бы не целая сеть тоннелей, а может чего и похлеще.

— А ты шебутной я смотрю, — подал голос сотник. — Сначала драка, теперь вот лишку хватил на посвящение. Чую ждать от тебя беды.

И вот откуда он опять прознал, ведь здесь же сидел безвылазно. Чертовщина какая-то! Или это снова происки местной “магии”?

Словно прочитав мои мысли, сотник указал узловатым пальцем на стену и произнёс одно единственное слово:

— Вертушка.

Вертушкой местные величали дисковый телефон и собственно его я и углядел. Притаился аппарат в настенной выемке, да ещё в том месте, куда падала тень от ближайшего светильника — вот я его сразу и не приметил.

— Ты Стоум вроде парень сметливый, поэтому давай на берегу договоримся. Веди себя тише воды, ниже травы, иначе отправлю тебя к погонщикам, навоз за нечистью вычищать. Усёк?

— Усёк, — копаться в дерьме не особо хотелось, поэтому пришлось кивнуть.

Чтобы хоть как-то скрасить дальнейшее ожидание, решил пораспрашивать Твердислава о даре Сварога. Да, это был риск и не малый, но я был к нему готов. Те знания, что я мог подчерпнуть из разговора с сотником, стоили и грубой отповеди и сурового наказания и даже обидной затрещины.

— Господин сотник, а какая она эта сила Небесного кузнеца? — начал я издалека.

— Горячая, будто калёный металл. Это трудно передать словами, благо скоро ты и сам почуешь её у себя в груди.

— И тогда смогу из землицы сотворить, чего душе угодно?

— Почему же только из землицы? Всё неживое и не бывшее когда-то живым подвластно искре Небесного кузнеца. Будь то металл какой, горная порода или вовсе рукодельная резина — всё это лишь заготовка, из которой мы "куём". Но сварожичи — не боги, всё что угодно сваять не выйдет. Хочешь сотворить металл какой, будь добр, породнись с ним, узнай какой он на ощупь, чем пахнет, попробуй на зуб. А ежели патрон создать захочешь, так окромя изучения материалов, из которых его изготовили ещё и конструкцию снаряда знать надобно: размеры там всякие, сколько пороху внутри и прочие важные вещи. И главное, всё это в голове у себя держать, представлять будто наяву. А такое, скажу я тебе, не каждому под силу.

Вот тебе и волшебство, коромысло мне в дышло! Помнится, я как-то про себя обмолвился, что сварожичи — те ещё тридэпринтеры. Выходит, не так уж и далёк я был от истины. Однако, мне ли унывать? Я назубок знаю строение десятков, как бы не сотен протезов и самых разных кибернетических манипуляторов. А если уж говорить о редких, ещё не изобретённых здесь композитных материалах, то на них я и вовсе собаку съел. Уж сколько я их перещупал, перетрогал да поизучал вдоль и поперёк, и в разрезе, и под микроскопом. Так что прорвёмся!

В целом какой-никакой задел у меня имелся. Осталось лишь выяснить, будет ли от былых знаний толк?

— Господин сотник, а…

Задать ещё один вопрос мне было не суждено — из приоткрытого люка показалась обритая наголо девичья головка.

И ведь только разговор заладился, как же они не вовремя.

Вслед за Колышком из отверстия в полу стали выбираться остальные новобранцы и в отличие от сравнительно спокойной девушки они просто пылали молодцеватым задором. Глаза подростков судорожно блестели, а с уст не сходили придурковатые улыбки.

Что ж, могу их понять. Если бы мне с детства промывали голову религиозной повесткой, то я бы и сам сейчас лучился от довольства. К счастью, это не так. Для меня произошедшее — всего лишь фарс, неумелый спектакль. Для них — смысл жизни.

С момента посвящения прошли считаные часы и вот мы снова в полном составе в строю. Разве что на этот раз под казёнными сапогами не добротная брусчатка плаца, а полигонный чернозём. Да и перед глазами не привычный уже угрюмый сотник, а какой-то молодцеватый хлыщ в новенькой, отутюженной форме.

— Имя моё Неждан, — горделиво расправил плечи мОлодец. — Прибыл к вам по поручению сотника нашего, дабы преподать вам неучам Сварогову науку.

Паренёк явно кичился доверенной ему честью и совсем этого не скрывал. Тем не менее, делал он это по праву, потому как на рукаве его полевого мундира красовалась нашивка. Да, щит там был изображён пустой, без единого молота, но у нас девятерых и такого не имелось. Все мы “щеголяли” девственно чистыми рукавами и в отличие от нашего нового знакомца ещё должны были заслужить звание гридня. А уж после глядишь на пустом щите и первый молот появится, а вместе с ним и величать нас будут уже княжьими дружинниками. Пока же мы так — сбоку припёка или по-простому новики. Вроде и служилые люди, но без особого статуса, будто солдаты с моей первой родины до принятия присяги.

— Ежели есть средь вас такие, кто ещё не почуял в груди своей неодолимый жар, то пусть сделает шаг вперёд!

Строй не шелохнулся. Ну оно и понятно, с момента посвящения прошло вдосталь времени и все из нас уже успели почуять странное тепло в груди. Оно будто ласковое солнышко согревало изнутри. Но это лишь до поры до времени. Стоило только обратить на него свой внутренний взор, как маленькое светило превращалось в пышущую жаром домну, в которой впору выплавлять чугун.

Странные ощущения непривычные, а главное, тепло лишь изнутри чувствуется, а поверхность кожи как была холодная так и осталась. В общем, нереальное оно какое-то это тепло, чуять-то ты его чуешь, а по факту и нет его вовсе.

— Перво-наперво научу я вас разжигать свои горны, — с этими словами Неждан продемонстрировал нам открытые ладони. — Ну или горн, — добавил он специально для меня.

Все мы, не сговариваясь, поглядели на собственные ладони, а я ещё и припомнил, как Твердислав впервые на моей памяти продемонстрировал дар Небесного кузнеца. Помнится, тогда сотник тоже обмолвился о горнах, да и когда ладони друг к дружке прижимал, также их упоминал.

— Горн к горну, — проговорил Неждан и в точности повторил уже виденный мной жест.

Я невольно затаил дыхание в предвкушении чуда и вскоре мои надежды оправдались. Спустя всего секунду гридень разомкнул ладони и мы увидели, что те слегка светятся.

— Тут главное — почуять тепло, сосредоточиться на нём, а дальше искра Сварога сама всё сделает. Разжечь горны много ума не надо, тут и дурак справится, — и вновь взгляд в мою сторону.

Как пить дать не нравлюсь я этому зазнайке. Эх, знать бы ещё почему? Дорогу ему не переходил, в суп не плевал, с подружкой его на сеновале не кувыркался. Вроде неоткуда неприязни взяться, а она есть. Ладно не буду голову забивать, не до того. Тем более чужая душа — потёмки и чего там у Неждана в голове творится одному ему известно, гадать бесполезно.

— Для начала просто хлопните в ладоши, — продолжил урок Неждан.

Дважды гридню повторять не пришлось, в ту же секунду раздались многочисленные хлопки. И только я стоял как дурак и не знал, как быть, то ли по бедру себя хлопнуть, то ли по лбу?

— Ощутили тепло в ладонях? Это ваше тепло, не заёмное. И чтобы к этому самому теплу прибавился ещё и жар Сварога надобно чуть постараться. Готовы?

Конечно, готовы. Новики едва ли не приплясывали от нетерпения. Да и я, чего греха таить, не находил себе места. Одна девочка-витязь сохраняла лицо и ни жестом, ни взглядом не выдавала своего волнения. Ну оно и понятно, Колышек с детства к воинским порядкам приучена. Для неё дисциплина — не пустой звук.

— Вижу, что да, — удовлетворился увиденным Неждан. — Тогда покрепче сомкните ладони и обратите свой взор внутрь, на тепло в груди. Чуете, как искра Небесного кузнеца распаляется под вашим мысленным взором?

Чуять-то я чуял, причём даже без соприкосновения рук, а толку? В груди уже вовсю бушевал пожар — ладонь же как была холодной так и осталась.

Неждану же, судя по всему, было плевать на мою беду, поэтому он как ни в чём не бывало продолжил поучать молодёжь.:

— А теперь дружно повторяйте за мной: горн к горну!

— ГОРН К ГОРНУ! — вразнобой выкрикнули юнцы и затаили дыхание.

— Горн к горну, — чуть тише повторил я и принялся ждать чуда.

Вот только чуда не произошло и пока мои боевые товарищи восторженно пялились на собственные светящиеся ладони, я думал, как быть дальше.

В то, что сила Сварога не покорится мне из-за увечья, я не верил. В противном случае Твердислав бы сразу меня завернул и отправил обратно к деду в деревню. Стало быть, не всё ещё потеряно и есть выход, надо только его найти.

Я принялся остервенело тереть ладонь об штанину. Ну а чего, тепло оно и есть тепло. Велика ли разница от трения оно получено или от соприкосновения с другой частью тела.

— Горн к горну, — прошептал я…

И опять ничего, жар продолжал бушевать в груди и никак не хотел перетекать в ладонь. Видать, таким макаром искру Сварога не обмануть.

"А если так?" — я с силой сжал кулак, да так, что косточки заболели.

— Горн к горну, — и опять ничего.

Ещё пару минут я прикладывал ладонь к разным частям тела. Для этого мне даже пришлось пошуровать рукой под формой, но всё оказалось зазря. Вразумительного результата я так и не получил, зато вызвал самодовольную улыбку Неждана. Гридень даже приостановил урок, дабы сполна насладиться моей беспомощностью.

Вот шлёпок майонезный! Нет, я и сам не святой, чего стоит только моя последняя афера с протезами, но этот Неждан прям редкостная скотина. Даже не ожидал, что среди славийцев такие водятся.

Нестерпимо захотелось подправить гридню улыбку, но я сдержался. Рано.

Воздух с шумом вышел из лёгких сквозь стиснутые зубы…

И тут меня осенило. Я поднёс не до конца сжатый кулак к лицу и с силой дыхнул в него, будто отогревая на лютом морозе. В тот же миг жар в груди полыхнул с новой силой, а губы на автомате выпалили:

— Горн к горну!

И пока я с недоверием глазел на собственную руку, гридень Неждан ловил распахнутым в удивлении ртом воздух.

Ладонь светилась! Она, Сварог бы её побрал, наконец-то светилась!