Гром

Глава 12

Джон ухватился за рубашки в шкафу. Прижался спиной к стене.

Равновесие, сохраняй равновесие.

Руки взлетели вверх, пистолет…

Пистолет Фрэнка… был внизу.

– Что ты здесь делаешь? – опять закричала женщина.

Темные, яростно сверкающие глаза. Черные как смоль волосы, подчеркивающие нежную линию подбородка. Кожа цвета кофе с молоком. Пухлые губы не накрашены. На ней был черный блейзер, плотная рубашка, джинсы.

Ничего, в ее руках не было ничего. Она заняла позицию у двери. Движения легкие и быстрые.

– Кто вы? – воскликнул он.

– Убирайся отсюда, пока я не позвала полицию!

Глупая, рискованная угроза.

Она тоже понимает это.

– Фрэнк и я – мы работали вместе, – сказал Джон. – А кто вы?

– Он мой отец.

Поверь ей.

Будучи шпионами, они вынуждены были то и дело что-то скрывать, и со временем скрытность прочно вошла в их жизнь. Фрэнк и Джон сидели рядом в одном офисе, подвозили друг друга на работу. Оба любили фильмы, книги. Уважительно относились к личной жизни друг друга. Фрэнк иногда вспоминал в разговорах с Джоном свою жену, времена, когда она работала в управлении. Она умерла уже достаточно давно, чтобы можно было безопасно говорить об этом. Один раз Фрэнк упомянул про ребенка, но постарался сразу уйти от этой темы – то ли из профессиональной осторожности, то ли под влиянием личных чувств. Джон не спрашивал: любой нажим в таком вопросе мог показаться грубым и бестактным. Они были друзьями, коллегами, но прежде всего они были шпионами. В одно мгновение Джон проанализировал все это, припомнил безупречную честность Фрэнка. В следующее мгновение Джон поверил ей.

– Прошу прощения, – сказал он.

– Что ты здесь делаешь? – в третий раз повторила она свой вопрос.

Придумай для нее ложь получше.

– Я пришел отобрать для него одежду.

– Когда адвокат звонил мне, он сказал… что в этом нет необходимости. Папа оставил письмо с распоряжениями… Об этом уже позаботились.

– Мне никто ничего не сказал, – вывернулся Джон.

Она должна поверить мне.

– Вот, смотри. – Он протянул ей свою сенатскую идентификационную карточку и доверенность, которую получил от Гласса.

– Это тот юрист, который звонил мне, – сказала она, посмотрев на доверенность, потом прочитала на сенатской карточке: – Джон Лэнг.

– Это я.

Ее голос дрогнул:

– Вы тот самый, кто был с ним?

– Да.

Что еще тебе известно?

Она выбежала из комнаты.

Джон нашел ее в коридоре. Ее невидящий взор был устремлен на пустую розовую спальню. Она прошептала:

– Он страдал?

– Нет. Даже не успел понять.

Ее лицо не имело ничего общего с лицом Фрэнка; но в ней чувствовалась его сила. Что могло связывать эти мягкие черты и лицо женщины с фотографии на стене? Только «сосед» или генетическое чудо. Но в черных миндалевидных глазах дочери светился изысканный интеллект ее матери.

– Меня зовут Фонг. Фонг Мэтьюс.

В лапе Джона ее рука была, как воробышек.

– Вы связаны с ЦРУ, правильно?

– Да.

– Как папа. – Легко ступая, она начала спускаться вниз по лестнице. – Где вы взяли ключи?

Джон последовал за ней:

– Получил с доверенностью.

– Они должны были рассказать тебе все, – сказала она, когда они достигли гостиной. – Хотя они ведь никогда не говорят все?

– По крайней мере, не часто.

Его портфель, с пистолетом во чреве, покоился на кушетке.

Небольшой черный кожаный чемодан стоял рядом с входной дверью, его ремни валялись на деревянном полу, как уставшая змея.

– Не могу поверить, что я здесь, – сказала Фонг.

Черный плащ с капюшоном лежал на кушетке. На кофейном столике – авиабилеты.

– Откуда вы прилетели?

– Из Чикаго.

Она хмуро оглядела стены, письменный стол, видео…

Полки с видеокассетами.

Не смотри. Не выдавай ей своего вероломства. Не указывай ей путь к темным закоулкам души ее отца.

– Здесь что-то не так, – сказала она.

Она осмотрела всю гостиную.

– Что?

– Фотографии, – воскликнула она. – Где фотографии?

Она взбежала вверх по лестнице.

Шаги в хозяйской спальне, спальне для гостей, ванной комнате. Двери шкафов наверху открываются, захлопываются.

На стенах гостиной, у книжных полок и стойки с аппаратурой Джон обнаружил прямоугольники более яркого цвета, чем остальная, несколько выцветшая на солнце обивка. Единственным предметом, висевшим на стене в гостиной, была репродукция картины Эдварда Хоппера «1939. Кинотеатр Нью-Йорка»: затемненный зрительный зал, задумчивая белобрысая билетерша в синей униформе, прислонившаяся к стене, зрители, в полумраке наблюдающие за неясными очертаниями черно-белого вымысла.

Фонг сбежала вниз по ступенькам.

– Где фотографии?

– Какие фотографии? – спросил он.

– Мои, – Она махнула рукой в сторону пустых стен. – Ни здесь, ни в папиной спальне, ни в моей. Почему их нет? Ты взял их? – спросила она, отступая назад.

– Нет.

Поверь мне.

Ее взгляд привлекли журналы на кофейном столике. Она перерыла всю кучу, вытащила журнал в плохонькой обложке.

– Это единственная вещь в доме с моей фотографией.

Тени заползли в комнату. За окнами смеркалось.

Он осторожно взял журнал у нее из рук, сказал:

– У меня есть идея.