Они описали большой круг, прогуливаясь мерным шагом среди гладких белых камней. Холодный ветер шелестел между колоннами. Ряды каменных скамеек были пусты. Никто не выступал с каменной пещеры сцены. Над ними висело безмолвное свинцовое небо.
– Все плохо, – рассказывал Джон Глассу. – На первый взгляд все правдиво, логично. Безопасно. Но истина прячется где-то глубоко подо всем этим.
– По-видимому, ты прав, – согласился Гласс.
– И ощущение такое, как будто весь мир вокруг меня то ли сошел с ума, то ли лжет.
– Да, весь мир против нас, – вздохнул Гласс.
Сквозь колонны были видны голые деревья, лужайки с бурым после зимы дерном и море белых каменных плит.
Мемориальный амфитеатр Арлингтонского кладбища расположился на холме, над могилами президентов и нищих. Пройдет всего несколько недель, и весна привлечет на эти акры могил, тянущиеся вдоль реки, множество людей из Вашингтона и окрестностей. Однако в этот мартовский день, кроме солдат почетного караула, одетых в парадную форму, с примкнутыми к винтовкам штыками, мерно шагающих и щелкающих каблуками, только Джон и Харлан Гласс прогуливались наедине с мертвыми.
– Сильно перепугался этот Мартин Синклер? – поинтересовался Гласс.
– Настолько, что всячески старался уйти от любых вопросов, – ответил Джон.
– Возможно, это пройдет.
– Может быть. Он просто трясся.
– До тех пор, пока мы не найдем способа заставить его страх работать на нас, не следует предпринимать никаких шагов, чтобы не сломать его.
– Я мог…
– Ты мог вызвать у него негативное отношение к нам. – Гласс покачал головой. – С этой минуты оставь его в покое. Мы пустим его в дело, когда придет время. Скоро, но не сейчас.
В своем нейлоновом дождевике Джон порядком продрог. Гласс заметил, что ему холодно:
– Договорились?
– Управление стало для меня ночным кошмаром. Фрэнк натолкнулся на что-то. Что-то, что заставило его… Он погиб, затеяв частное расследование.
– Но с какой целью?
– Цель – это то, ради чего он жил. Разведывательные данные. Правда.
– Если бы еще знать, насколько далеко ему удалось продвинуться?
– Когда его на первый взгляд самые безобидные запросы бесследно исчезли в Лэнгли, какое доверие он мог испытывать к системе, допустившей эти исчезновения? Какие были у вас основания претендовать на его доверие? Фрэнк не мог доверять даже мне, – продолжил Джон. – А ведь мы были партнерами. Одна из основных заповедей шпиона: твой самый большой враг и наиболее вероятный предатель – человек, который ближе всего к тебе. Он хотел обезопасить себя, свое расследование. Но, как видим, эта предосторожность не помогла. Среди прочего мне удалось выяснить, что он сделал фиктивный запрос от имени сенатора Баумана, чтобы открыть официальные двери.
– Глупец! Он мог погореть на этом – его могли привлечь за мошенничество, или подлог, или злоупотребление служебным положением.
– Фрэнк был отнюдь не дурак, – заметил Джон. – Он наверняка отлично понимал, чем рискует, и все рассчитал. Он сделал ставку, во-первых, на чехарду, царящую в делах Баумана из-за того, что он то и дело меняет своих помощников, а во-вторых, на всем известную репутацию чокнутого, заслуженную сенатором. Бауман был самым подходящим кандидатом. И Фрэнк решился действовать через его голову. Полагаю, он все же намеревался рискнуть и попросить меня о помощи, но… не успел.
– И все, что он нам оставил, это Мартин Синклер, «контролировавший» грузоперевозки в Кувейт через Египет. Да еще этот мертвый парень Клиф Джонсон. – Гласс нахмурился. – Невозможно проанализировать данные вне контекста. А теперь все папки с документами Фрэнка находятся у Корна.
– Думаю, Корну было что-то известно еще до смерти Фрэнка, – заметил Джон. – Корн – бывший сотрудник разведки. Фрэнк дернул за цепочку с таможней, и таможня, и разведка – обе являются частью министерства финансов. Кто-то из министерства финансов, возможно, стукнул Корну. Они вряд ли посвятили его во все, но могли прозрачно намекнуть, стараясь прикрыть свой промах. Достаточно, чтобы возбудить его подозрения относительно Фрэнка – и меня, как его напарника, достаточно, чтобы он решил, что мы занимаемся расследованием, не связанным с нашей работой на Капитолийском холме.
– Хитро, – сказал Гласс.
– До сих пор дураков не было.
Под ногами Джона был твердый и холодный мрамор.
– Фрэнк не представлял себе, что дело, в которое он влез, окажется столь серьезным, – сказал Гласс. – Не предполагал, что они зайдут так далеко, что не остановятся даже перед убийством, чтобы замести следы.
С другой стороны амфитеатра, от могилы Неизвестного солдата, раздался звук горна.
– Вы верите мне теперь? – спросил Джон. – Верите, что Фрэнк был убит?
– Одной только веры недостаточно, – ответил Гласс.
Некоторое время они шли молча.
– Фрэнк, должно быть, раздобыл что-то действительно существенное, что заставило их убить его, – сказал Джон.
– Вряд ли, но, должно быть, он подошел близко. Поэтому они убили его. Сможешь разыскать все следы, которые он оставил?
– Вы можете мне помочь? – спросил Джон. – Проверить документы, компьютер…
– Нет. Даже если бы не существовало сотен глаз, наблюдающих за каждым моим движением, даже если бы мы могли доверять нашему собственному управлению… есть смысл продолжать действовать так же, Как действовал Фрэнк. С одним существенным отличием: ты будешь действовать не в одиночку.
– Везде, куда бы я ни пошел, – сказал Джон, – я иду вслед за кем-то или кто-то идет вслед за мной.
– Отдел безопасности Корна? – спросил Гласс. – Или…
– Или. Хотя, возможно, это Корн, возможно, он тоже не ангел.
Гласс нахмурился, продолжая размеренно вышагивать.
– Этот детектив, Гринэ, формально может потребовать допросить тебя в связи со смертью Фрэнка.
– Я думал…
– Что мы заставим его прекратить дело? Служба главного адвоката пытается сделать это, однако… причиной для этого может стать лишь какой-нибудь грубый промах, допущенный полицией. Не хотелось бы, чтобы это дело попало в прессу, которая примется клеймить нас и позволит убийце Фрэнка замести следы и исчезнуть. Избегай этого… детектива Гринэ.
– Поверьте, я стараюсь.
– Теперь плохие новости: Корн затребовал все материалы на тебя из отдела кадров, из оперативного отдела и из управления главного инспектора. Как необработанные данные, так и готовые доклады. Расследование в Гонконге.
Они прошли десяток шагов молча. Джон смотрел на могилы.
– В этих документах нет ничего такого, чего я мог бы стыдиться.
– Определенно ничего порочащего. – Гласс добавил: – В этих документах.
Ветер продувал дождевик Джона насквозь.
– Он получит их?
– Жизнь – это вопрос расчета времени. – Гласс улыбнулся. – Единственная копия документов, связанных с Гонконгом, находится в оперативном отделе. Наши прежние руководители в свое время издали секретные инструкции, запрещающие их вынос. Корн получил разрешение снять копию, но копировальная машина в хранилище, где должна оставаться папка с документами… сломалась. Сегодня пятница. Ты знаешь, какие проблемы с техническими службами, с оплатой сверхурочных. Корн не сможет получить твое дело, скажем, до вторника. Вечера вторника.
– Ему известно, что вы…
– Об этом знаешь только ты.
Гласс пожал плечами.
– Ты должен действовать осторожно, – сказал он Джону.
– В армейской разведке меня научили такому приему: вызвать огонь на себя, дабы противник мог быть обнаружен, – отвечал шпион, которому пришлось в свое время служить в армии.
– Если они достаточно сообразительны, то позволят тебе действовать только до тех пор, пока будут уверены, что они в состоянии контролировать твои действия и то, насколько далеко ты можешь зайти, – сказал Гласс.
Ветер несся над морем надгробных плит.
– Вы будете соблюдать осторожность? – спросил Джон.
– Фактически до тех пор, пока ты не допустишь ошибки, я буду в безопасности. А пока я в безопасности, у тебя есть шанс и мы сможем довести это дело до конца.
Джон склонился над каменными перилами между двумя колоннами. Вдали, за деревьями, текла река, за ней был город.
Ворона разрезала черной линией серое облачное небо.
– Никто не любит тебя, когда ты в нокауте. – Джон криво усмехнулся. – Мой наставник даже уехал из города.
– Ты знаешь, куда отправился Вудруфт? – спросил Гласс.
– Нет.
– Я тоже не знаю.
– Но на вашем уровне вы обязаны! Может… кто-нибудь в оперативном или Корн… вы и я…
– На самом деле это в порядке вещей, что они чего-то не знают про нас, – сказал Гласс. – Просто нынешняя дирекция старается держать центр в неведении настолько, насколько у них хватает смелости. Придерживаясь такой тактики, они могут, опираясь на свою силу, пытаться отхватить от бюджетных ассигнований кусок пожирнее.
– Мне не нравится этот постоянный контроль. Делай так. Думай то. Говори это.
– А кто сказал, что жизнь должна нравиться?
Джон посмотрел на ловкого и цепкого, как бульдог, человека:
– Как далеко они могут держать вас от проводимых операций?
– Они все еще продолжают надеяться на меня, – сказал Гласс. – Думают, что я положусь на свой здравый смысл и вернусь к пастве – как будто я стал в некотором смысле еретиком, согласившись возглавить ЦБТ и стараясь сделать его… Представь себе, у меня есть… там друзья. Возможности, о которых никто не догадывается.
– Почему директор Аллен был столь… уклончив, когда говорил об Ахмеде Нарале?
– Источники информации и методы работы, – сказал Гласс. – Считается, что мы должны охранять их от…
– Но почему такое отношение к Наралу? Так, будто бы его не существует и не существовало. Теперь Аллен утверждает, что Нарал мертв. По их предположению.
– Следовательно, теперь он мертв, – сказал Гласс. – Окончательно.
– Все как-то не так, прямо как в Бейруте в плохие старые дни, – заметил Джон.
– Почему ты сказал это?
– Вы живая легенда.
– Легенды врут.
– Вудруфт рассказывал мне про вас и Джерри Барбера.
Гласс, ничего не ответив, отвел взгляд в сторону.
– Бейрут был базой Нарала. Вудруфт был там. Так же, как и Аллен. Занимались ли они, занимался ли Аллен разработкой Нарала?
– Интересно, ты знаешь, куда идешь? Или просто стреляешь наобум?
– Я стреляю, куда только могу.
– Возможно, это неплохая идея.
Налетел пронизывающий порыв ветра.
– В те времена в Бейруте каждый из нас действовал сам по себе. Как это обычно бывает – делали одно, докладывали совсем другое. Я думаю, тебе это должно быть известно по собственному опыту. Я не сотрудничал с ними. Были только я и… Я и Джерри.
– Сенатор Хандельман вытащил этого Нарала, – сказал Джон. – Аллен начал плясать вокруг да около, сначала на слушаниях, потом с этим списком, который я добывал для Баумана…
– Да, я знаю про твой визит в спецподразделение.
– Хотел бы знать, что скрывается за убийством Нарала.
– Хотел бы знать, почему сенатора Хандельмана это так заботит, – ответил Гласс, и Джон отвел взгляд. – Полагаю, что это затея его помощника. Не того парня, которого ему назначил комитет, а этой дамочки Норс…
– Возможно, – сказал Джон.
– Надо бы это выяснить.
– Как мне это надоело. Наша работа никогда не была легкой. Существует два набора правил для шпионов дядюшки Сэма: за границей – одни, на территории Штатов – другие. Правила внутри этих правил. Границы между двумя мирами, в которых мы вынуждены существовать. Но переходить границы в этом городе, в этом деле…
– Границы стираются ради выгоды и силы.
– Моя работа…
– Твоя работа состоит в том, чтобы выяснить то, что необходимо, оставшись живым и сохранив существующую систему в безопасности.
– Мне не нравится выполнять разведывательные операции на Капитолийском холме, в сенате Соединенных Штатов.
– Полагаю, каждый из нас должен делать то, что мы должны делать. Ради всеобщего блага. Ради Фрэнка. Ради самих себя.
Реактивный лайнер прогрохотал над их головами.
– Я сделаю все, что в моих силах, – пробормотал Джон.
– Какие у тебя планы? – спросил Гласс.
– Одно дело… одно маленькое дельце не дает мне покоя.
– Какое?
Джон покачал головой.
– Ничего существенного, – сказал он. – Это личное.
– Ты уверен, что сейчас время заниматься этим? – спросил Гласс.