Через некоторое время, уже находясь во временном рабочем кабинете наедине только с Аленой, дополнительно «вставил ей пистон». Получалось, правда, не очень хорошо — как подъехали они к особняку, так он пилит ее и пилит, как старый ворчун. Но разговор этот был нужен, как ей, так ему.
Выговорив ей немного «фе», он разъяснил, что девушка явно выходит за рамки допустимого в нашей стране. И что на это рано или поздно обратят внимание, а крайней будет исключительно она, как младшая.
Алена насупилась, чисто обиженная девушка, ни дать, ни взять! Потом через некоторое время тяжело вздохнула, но согласилась. Сергей ее понимал, красивая молодая девушка привыкла к цветам и комплиментам, хотя бы к восхищенным словам, учитывая время и страну, а он ее постоянно ругает, пусть без мата.
А как еще говорить? Привыкла, понимаешь, к едким замечаниям к окружающим, за красоту все спишут, а за поцелуйчик еще попросят «на бис». Но он-то все время на людях, да еще при руководстве страны. Тут быстро попадешь под палку.
Кое-как примирились, вернее, Алена с ним пошла на мир, понимая, что полностью не права и нет ей никакого оправдания. Поинтересовалась, а как ей быть с ежедневными сообщениями в НКВД, читай, донесениями наркому Ежову. А через него — И.В. Сталину, как минимум. А то еще с десяток человек.
Ха, была бы его воля, он сразу и беспрекословно бы все это прекратил, а то выглядишь, как актер погорелова театра. При этом везде на людях, даже в туалете и в кровати в минуты интимной близости. Но он тут никто и слово его ничего не стоит. Но хоть и великий князь и председатель Всеславянского Комитета, но иногда (или почти всегда) для НКВД рядовой советский гражданин.
И даже больше, за рядовым гражданином СССР хоть так тщательно не шпионят. А так, если он наивно подумает, что Алена одна такая, причем раскрыта своим же начальством, то грош ему цена.
Обнял ее крепко, поцеловал хотя бы в щеку. У них как бы интим, красивая незамужняя секретарша имеет любовную связь со своим начальником. Классика любой страны, любого времени!
И ненароком прошептал ей на ушко:
— Я постоянно на прослушке, не спались. Не ты одна такая. А обо мне обязательно пиши все, в том числе самое негативное. Безусловно, ведь, не ты капнешь, так другие. Ежов обязательно узнает, а ты проколешься.
Отпустил ее, громко произнес:
— Что-то есть хочется. Сейчас пообедаем, а после обеда составим перечень праздничных мероприятий на ближайший год и в перспективе на несколько лет.
Улыбнулся лениво, как сытый кот рядом с плашкой со сметаной. Алена без приказа, намека было достаточно, сорвалась на кухню. Сама, наверное, голодна. Он хоть поужинал в тюрьме, а она? Завтрак они пропустили оба, теперь, главное, обед не пропустить. А то ведь и сам побежишь в камеру Лубянки. Там-то скромно, но достаточно и регулярно кормят.
М-да, а пока Алена бегает за едой, надо подумать будущую деятельность. Не бегать бестолково туда-сюда за плюшками, а создать солидный всеобъемлющий план на все случаи жизни. И тогда я окажусь полезен и родимой стране, и И.В. Сталину. А иначе зачем ты здесь, самый несчастный попаданец?
Вернулась Алена, с ходу весело сообщила, что обед его высочеству вот-вот принесут. Уже накладывают. Это ему не совсем понравилось.
— Ска-ажи, пожалуйста, товарищ, — явно иронизируя, обратился он к секретарю. Та насторожилась, опять в чем-то сумела проколоться? Сергей пояснил: — согласно распорядку в этом учреждении трудящиеся обедают. Я здесь, остальные, как мне кажется, в общей столовой. А ты где? Если вместе со всеми, то я буду недоволен. Ты мой секретарь и должна питаться в своем коллективе!
Ой, — на красивом личике в кои-то времена появилось виноватое выражение: — я не подумала!
— Иди, скажи на кухне, чтобы сюда принесли не один, а два обеда, — велел Сергей, — да чтобы они были одинаковые.
— Ага, — кивнула Алена и исчезла в дверном проеме. А через минуту появилась с официанткой, несущей поднос обедом. ОДНИМ!
Недовольство так зримо виделось на лице великого князя, что официантка просто замерла, не понимая, чем она виновата, а Алена поспешила сообщить, что заказанный ее обед уже несут.
А так, конечно, обед так себе. Вечные пустые щи из квашеной капусты, второе, гм, гороховая каша! А он-то подумал, опять перловка или каша из сечки, чай, разумеется. И, парабабам-парабабам, в горохе оказалась котлета! «Неплохая», кстати, но одна, пришлось разделить ее с Аленой. Больно уж он ей симпатизировал (Алене, а не котлете). Про себя же подумал, ну и бедная у нас страна, две котлеты на учреждение не могут выделить (опять стебался).
Девушка, между прочим, попыталась отказаться, но так нерешительно и неловко, что Сергей немедленно ее отбрил. Вот еще.
Да, кстати, было еще три куска хлеба (два черных один белый) и салат из квашеной капусты. Ффу-у! Достоинством его было две ложки постного (подсолнечного) масла и мелко нарезанный репчатый лук и много — много вонючей капусты. Вам наверняка смешно, — мол, тоже мне, нашел количество! Хм, как уж аборигены этой реальности ее ели, а он вот элементарно мучился, когда глотал (питаться это не назовет самый смешливый шутник). А потом еще переваривал, уговаривая желудок не вываливать это никчемную пищу из органона через рот. А не через задницу, как нормальные люди.
Алена, как ни в чем не бывало, уже доедала щи с каким-то химическим реагентом (маслом его назвать было нельзя, не смотря на какой-то маслянистый оттенок), а Сергей еще отходил от этого пищевого оружия. И ведь ядом его было назвать никак не получится, во всяком случае, попаданец не умер и не заболел. Просто кое-как переварил и даже, видимо, использовал. А аборигены те вообще радостно пожрали и глазами искали добавки. Воистину, что русским во благо, то другим людям плохо.
А ведь надо было все это съесть, иной пищи больше не было, а телу надо было активно работать, пусть не физически, так хотя бы умственно. И он съел, уговаривая себя, что это только салат тяжел для ЖКТ, а все остальное он уже пробовал в тюрьме (врал, гороховую кашу не ел!) и все оставалось ОК!
В этом отношении Алена зря смущенно отказывалась. Она стала его спасением. А то ведь эта котлета так пахла «вкусно» и «чарующе», что желудок предупредительно сжался, давая наверх в рот пока немного желудочного сока. Горечь от него была, между прочем, страшная. Сергей прекрасно понимал, что котлета эта тоже из разряда Микояновских, не из мяса и из рыбы, а, скорее всего, из древесных опилок плюс чего-то там биологического вроде костей и крови. И что если он рискнет закинуть его в желудок, тот, не задумываясь, предложит ему нечто вроде второго акта Марлезонского балета с икотой и вонючей отрыжкой.
Проще было уговорить Алену съесть это чудное изделие местной химической промышленности. А когда будет упрямо отказываться, то приказать:
— Сержант гозбесопасности Кормилицына, вы должны это съесть. Ах, вы отказываетесь старшему по должности, а что там говорится по этому поводу в дисциплинарном уставе? А, я вас спрашиваю?!
Говорилось там, видимо, очень неприятно для нарушителя, поскольку Алена с кислой миной на моське котлету все же приняла. Впрочем съела она ее практически с удовольствием и Сергей откровенно ей позавидовал. Как там писал поэт Тихонов из этого же времени, но не из этой реальности: «Гвозди бы сделать из этих людей / не было б крепче в мире гвоздей!»
Сама жиденькая, но все-таки вкусная гороховая прошла легко, хотя потом ЖКТ явно через задницу выскажет хозяину все, что думает. Зато хлеб был хорош, а чай в меру сладок. В общем, съел он обед полностью и даже щи как-то сумели улечься в желудке.
И интересно все же, эта реальность оказалось такая грубая, или русские XXI века стали нежными и субтильными по сравнению с земляками из ХХ столетия? Интересно, правда. Кто там говорит о слабом развитии человека за последние века?
После обеда секретарша сама, не дожидаясь работницу кухни, отволокла использованную посуду (подносы официантка унесла сама сразу). Ну а Сергей, как и положено любому высокому начальнику, грузно и не спеша погрузился за стол, который он считал своим. Хотя по виду он был таковым условно. Все еще было временно, и даже французская мебель махала им ручкой из прекрасного далека.
Однако, забудем обо всем бытовом, — приказал уже себе Сергей, — работай над планом, нет хорошего плана, нет эффективной работы Комитета. А значит, скорее всего, не будет и самого Комитета. Или он будет слабым и никчемным бюрократическим звеном в СССР. Мало ли их было в прошлой реальности?
Сержант госбезопасности Кормилицына между тем вернулась обратно, села на свой секретарский стол в полной готовности. Даже карандаш показала и пачку нелинованной бумаги для печатания печатной машинки. Дескать, готова работать над черновиком.
— Что же…. Пишите, Алена, в правом верхнем углу — совершенно секретно. С новой строки — только в одном экземпляре. Еще в одной новой строке — товарищу Сталину.
С новой строки, в центре — Докладная. Ниже там же — План работы Всеславянского Комитета на 1938 год и в перспективе на ближайшие годы.
Ниже опять в центре заголовок. Цифра 1. Праздники, в которых предполагается участие сотрудников Комитета.
Сергей остановился, подождав, пока Алена допишет. Потом приказал: цифры пока писать не будем, поскольку наберем мероприятия, еще посмотрим на порядок. Так?
Так, — подтвердила секретарь.
— Ага! — усомнился начальник в компетентности своей подчиненной. Спросил на всякий случай: — Какой самый важный и крупный большевистский праздник, который должен всегда быть в сердце каждого советского человека?
Алена в сомнении смотрела на своего начальника. Вопрос был очень простой, но с большой подковыркой. Что еще скажет советский человек в положении великого князя. Нехотя ответила, повинуясь требовательному взгляду:
— Наверное, годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции 7 ноября. Да?
— Кхм. Да… Ладно, сначала посмотрим на такой казус — революция Октябрьская, то есть было в октябре 1917 года, а у вас она в ноябре. Как так? — Сергей указал взглядом ее место в дурдоме.
Алена, с раннего детства привыкнув к этим понятиям, что Октябрьская революция была в ноябре 1917 года, и никогда не думала критически про эти учебные предложения, и оказалась просто в ступоре.
— Как же так, — растерянно всматриваясь в самой же написанные карандашные строки, пыталась их понять Алена. В конце концов, смело сказала, — а ведь точно не сходится! И что надо говорить, Сергей Александрович?
— Это я у вас спросил, товарищ сержант гозбесопасности. Как же вы работаете в НКВД, а так идеологически неподкованные?
Обвинение для того времени было опасное и обидное. Алена с жаром его опровергла:
— Неправда, я каждый день читаю нашу советскую прессу — «Правду» ЦК ВКП (б) и нашу ведомственную «Вестник НКВД». И хожу в политкружок на работе. Просто, — она засмущалась, — у нас так не спрашивают. Так ведь и можно попасть прямо во враги Советской власти.
«М-да, что-то ты наглупил, умник, — отругал себя попаданец, — тут тебе не XXI век. Следи за собой, а то снова попадешь в Лубянку и тогда уже не вылезешь!»
— М-да, вопрос оказался неудачным, — признался он и тут же указал: — хотя работники НКВД должны это знать. Но все-таки нет, главный праздник, от которого ликует и радуется сердце каждого советского человека — день рождения нашего Вождя и Гениального Учителя Мудрого Наставника Иосифа Виссарионовича Сталина!
— О-о! — воскликнула Кормилицына, хотела что-то еще сказать, но запнулась, увидев предостерегающий знак председателя Комитета. Вместо этого стала быстро кропать карандашом по бумаге.
— Затем и остальные светлые светские праздники, — сказал Сергей, — с десяток самых важных хватит. Дальше, обязательно надо вписать патриотические праздники на основе церковных и дореволюционных памятных дат. Одно мы уже взяли — празднество Кирилла и Мефодия, затем можно праздник благоверного святого великого князя Александра Невского, знаменитого своими полководческими деяниями. В XVIII–XIX вв. можно еще найти больше, тут и знаменитые войны и видные полководцы.
Сергей Александрович задумчиво почесал подбородок и посмотрел на скромно сидящего секретаря.
— Не знаю, — буквально пролепетала та, — я те факты, которые не входят в «Краткую историю ВКП(б)», совсем не знаю.
— Да уж, наверное, не знаешь, — хохотнул Сергей и прямо признался: — я когда смотрю на тебя, то только смотрю на твои красивые формы, не больше. Никакие сведения я не прошу. Сам понимаю, знания не те, да, девушка?
Алена что-то неразборчиво пробормотала, по-видимому, обругала великого князя, но продолжать этот сюжет не стала, все-таки он начальник.
А Сергей, вдумчиво посмотрев на Алену, стал перечислять важные праздники, которые он обнаружил в памяти попаданца.
Вдвоем они написали/насчитали важные праздничные даты на три листа. Алена остановилась и с любопытством посмотрела на председателя Комитета. Что он еще может представить?
— Ну что уставилась, не красивый я, — проворчал Сергей и уточнил: — и знаков отличия у меня нет, не заработал еще.
На это Алена только хмыкнула. Вот ведь красивые бабы, везде найдут, что сказать, хотя бы междометиями!
Помолчал немножко, не обращая внимания на ужимки девушки, продолжил диктовать, глазами показав на карандаш: «Бери, работай!»
— На следующий листе по центру заголовок — 2. Праздничные поездки председателя Всеславянского Комитета, подчеркни — на праздники семьи Романовых и, снова подчеркни, общероссийские дореволюционные праздники.
— Това-арищ председатель Комитета, — протянула Алена, прописав это крамольное предложение, — но…
И не продолжила, понимая, что их подслушивают. А Сергей только удивился ей. Ну и пластичная у нее нервная система. Другой бы сотрудник НКВД уже за пистолет взялся, или что у них есть — наганы. А эта только посмотрела осуждающе. Дескать, сколько волка не корми, он все равно в дикий лес смотрит. На всякий случай сказал:
— Предлагаемый план пойдет секретарю ЦК ВКП (б) товарищу И.В. Сталину. В случае его неодобрения, разумеется, он не станет разрабатываться. Понятно, товарищ Кормилицына?
И он снова ткнул в роскошную люстру, где, по его мнению, был подслушивающий микрофон.
Попаданец, кстати, не так уж был не прав, хотя по уровню техники текущую реальность он все-таки преувеличивал. Два человека — сотрудника НКВД — находилась в специальной подслушивающей комнате и слушали разговор председателя Комитета и его секретаря. Для этого им всего лишь надо было снять деревянную пластину, закрывающую слуховое окошко и прикрытое рядом книг. Один из них к тому же стенографировал. Так что наркому товарищу Ежову передавалось все и не только от сержанта гозбесопасности Кормилицыной А.М!
Впрочем, попаданец это подозревал и если прокалывался, то случайно, от длинного языка, дошедшего от XXI века.
— 3. Секретные поездки председателя Всеславянского Комитета, связанными с делами белой эмиграции и иностранными разведками.
Так, дописали, товарищ Кормилицина?
— Дописала, — кивнула Алена.
— Дайте посмотреть, — Сергей бегло посмотрел, не нашел к чему придраться, дал обратно: — перебелите аккуратно чернилами, положите мне на стол. Пока я не вернусь, караулите! Печатать пока не будем, печатной машинки все равно нет.
Сам он ушел недалеко — до временной телефонной комнаты, почти будки. Комната это располагалась прямо над подслащивающим помещением, но Сергей этого не знал и даже не догадывался, загруженный важными делами.
Неизвестно, для чего эти маленькие комнаты предполагались до революции, но после Октября 1917 гола их сразу направили на прослушку. И когда Всеславянский Комитет здесь оказался с председателем великим князем во главе, тем более.
Потом, после недолгого размышления, верхнюю комнату все же рассекретили и и сделали ее временно телефонной.
Там было три телефона — внутридомовой, городской и прямой до Кремлевский. До него-то Сергей и добирался. Соединившись при помощи А.Н. Поскребышева до вождя он, прежде всего, поздоровался:
— Добрый день, товарищ Сталин!