Грустное начало попаданства

Глава 5

Идти им по зданию оказалось на удивление мало — сначала по ярко освещенному, но безлюдному коридору, потом спустится по затемненной лестнице, и наконец пройти по почти темному коридору. После ярко освещенного кабинета наркома НКВД Н.И. Ежова и первому коридору, тоже неплохо снабженному лампочками Ильича, коридор, почему-то освещенный лишь одной маломощной лампочкой, выглядел именно так. Хотя, кошки, например, с этим бы поспорили. Но ведь Сергей Александрович был еще человек!

Впрочем, после этого темного отрезка пути снова пошли по новому освещенному коридору. Пусть не так ярко, но все же было очевидно, что он предназначен для людей, а не для ночных животных с их острым взглядом.

Здесь его конвоира Вадима сменил классический тюремный надзиратель. Рассмотреть на все же тусклом свете мельчайшие подробности своего нового тюремщика Сергей не успел. Его камера с открытой дверью оказалась вдруг перед ним. Все, можно отдохнуть!

Нуте-с, внутренняя тюрьма ВЧК-ОГПУ-НКВД для особо важных для власти узников. Здравствуйте, милдрузья! Растем, однако, из простых арестованных в особо важные вырос. Хотя чего уж тут радоваться. Лишь бы не разложили по косточкам ненароком в ходе такой «успешной» карьеры. А то ведь у нас и так можно.

Впрочем, и надзиратель тут же показал, что и здесь все будет непросто, что тюрьма это никак не санаторий.

— Спать разрешается только ночью, с 22.00 до 6.00. Днем находиться на кровати категорически воспрещается! — сообщил спокойный металлический голос жесткий местный распорядок.

Тюрьма, где как бы нечаянно проводили следствие, били и допрашивали, а потом, в скорости, нередко ничего и не узнав, судили и приговаривали к расстрелу, в лучшем случае к максимальному сроку наказания (к этому времени — 10 лет), оказалась в прошлом.

На день (ночь) сегодняшний — знаменитый зловещий тюремный порядок Лубянки. Сергей Логинович, влетев «по-попадански» в СССР 1937 года, сначала познал порядки обычной линейной тюрьмы, куда сейчас гнали большой толпой арестантов и был соответственный уровень организации. Как всегда в нашей стране, в шуме и в гвалте, при минимуме налаженности.

Теперь попаданец должен был познакомиться с уже образцовым тюремным уровнем, когда узник встречался только с тюремщиком и еще следователем (следователями, если он был настолько важен). И уж, конечно, никак не мог пообщаться ненароком с «коллегами» заключенными. Орднунг!

По инерции влетев в свое помещение и подождав, когда дверь защелкнется на замок, Сергей с некоторым даже любопытством огляделся. Теперь это его новая «квартира» и как бы не последняя. Тут с этим делом легко, генеральный комиссар госбезопасности Н.И. Ежов сообщил об этом прямым текстом. Может даже в эти же сутки расстреляют, но, скорее всего, в последующую ночь. А пока обустраиваемся!

Одноместная камера была сравнительно небольшой — несколько шагов вдоль и вдвое меньше поперек. А и то, для занятия физкультурой помещение не было предназначено. Не фиг тут жировать! Зато в камере была настоящая койка. Пусть простенькое железное, обычное тюремное одноместное спальное место. Но ведь было. Радоваться такой койке был настоящий нищий, так ведь по объему имущества арестант им и был!

Только после нахождения суток с минимумом на полу, когда единственной вещью мобилировки был скромненький пиджак 1930-х годов, оставленный от реципиента, понимаешь, как это здорово. Койка же! И матрас, пусть и очень тощий и явно древний. И простынка на него тут явно отсутствовала, как вещь. Зато было шерстяное одеяло, хоть тоже тощее и, видимо, не раз штопанное, может еще подогнанное сюда от щедрот императорского казначейства.

На это, однако, педантичное сознание возразило, что эта тюрьма, как таковая, появилась только с Советской властью и поэтому царские интенданты здесь не при чем. Впрочем, постельные принадлежности могли переехать из царских органов снабжения и через посредников, те же красногвардейские казармы. Во всяком случае, было одеяло старое и потрепанное временем, но, тем не менее, еще существовавшее. И, видимо, относительное теплое.

И подушка! Скорее всего, ватная и снова тонкая, держащая голову на высоте подзаголовка лишь условно. Но и она существующая и не только в сознании.

Интересно, а который сейчас час? В кабинете у приснопамятного наркома было, кажется около трех часов, когда его выводили. Тогда, как это не странно было, спать не хотелось. Нервы, видимо.

Ну а сейчас уже где-то четыре — половина пятого. До побудки в шесть часов оставалось почти ничего, но надо хоть немного постараться поспать. Днем-то для пользования постель строго заказана, как сказал надзиратель.

Да и в тюремной литературе, читанной еще в XXI веке, подробно описывался строгий порядок Лубянки и его жестокие работники. Как говорится, это вам не то. Как и положено, днем надо бодрствовать, ночью спать. И если ночью по каким-либо причинам поспать не удалось, днем все равно спать нельзя.

Так что спим! Как есть в одежде, нырнул в кровать и… почти час ворочался, скрепя пружинами. Уснуть удалось только ближе к шести. Много он поспал — десять минут, двадцать? А потом наступил «день» и неумолимый надзиратель поднял его с кровати. Не положено, скаженно же!

А положено ему, оказывается, в это ранее время оправляться и умываться, готовясь к завтраку. Во как! Это вам не прежняя тюрьма, где кое-как помоешься питьевой водой, полученной для внутреннего употребления, и ждешь, пока рак на горе свистнет.

А тут Лубянка, где, между прочим, уже есть признаки цивилизации ХХ века — водопровод и канализация. Правда, сказав А, государство замерло, остановившись на это моменте. То ли посчитали, что много для арестантов фаянсовых умывальников и унитазов. А, может, просто чиновников самих арестовали, это же сталинская эпоха!

В общем, умывальник в камере наличествовал, но был, как и тут и положено в стройном ряду мебели, древним и ветхом. Причем, по форме и по особенностям металла, попаданцу Сергею как бы и показалось, что он был сделан еще в XIX веке. И все бы нечего, но ржавчина и почему-то прозелень (где здесь медь?) делало внешний вид очень неряшливым и очень неприличным. А еще дурной запах. Толи вырвало в умывальник какого-то узника в сто лет в обед, и эта рвота потихоньку высохла, а потом по частям отмокала, как умоется новый посетитель. Или просто мышь подохла и теперь разлагается.

И ведь, с другой стороны, чувствовалось — умывальник периодически моют и чистят. Все заметные части его блестели, даже сверкали, а терпкий дух какой-то рвоты частично перебивался карболкой. Но при этом в итоге создавался такой комбинированный тошнотворный запах, что даже Сергей Логинович, уж насколько он был терпелив и покоен к таким гадостям, едва не потерял остатки пищи в желудке, пока мыл лицо и руки.

К арестованным, между прочим, и в дальнейшем подходили с заботой. В встроенной мыльнице умывальника находился небольшой обмылок хозяйственного мыла, показывающий все теплоту тюремной администрации к невольным посетителям. То есть, если они могут быть расстрелянными, то пусть, на все божья воля и генерального прокурора. Но болеть и еще умереть от простуды и от заразы узники не имеют права!

Что же, он не против. Попаданец только теперь, после суток пребывания, познакомился со здешним парфюмом. Ну что сказать, так особо не матерясь? Хозяйственное мыло 1930-х лет — это была такое «чудо» советской промышленности, что не только бактерии, он сам, кажется, готов сдохнуть от резкого химического запаха.

Только не надо в скепсисе корчить свои моськи при этих словах. Сергей Логинович не был критиком советского прошлого, но мыло бы ему следовало выдать получше. А то помыл кожу лица и рук и такое чувство, что ободрал ее наждаком. Аж полностью проснулся! Это, разумеется, хорошо, но кожу во многим местам больно. Ладно хоть, как предчувствовал, глаза крепко закрыл во время процесса умывания. А то бы зрения лишился на фиг!

Помылся, а затем, ха-ха, решил сходить по малому. Ну приспичило не вовремя. Хотя нормальные люди делают все наоборот — сначала ходят в туалет, а потом моют грязные руки. Но это ведь Сергей Логинович, бестолковый попаданец!

Отверстие к канализации в камере было, а вот унитаза не оказалось. И поэтому обычный, в общем-то, процесс дисимилизации мужского организма превратился в акробатический номер. А ведь я еще ходил по малой нужде!

Умылся, опростался, а тут уже в строенное окно двери завтрак суют. На вот тебе, гражданин узник, пищу! Ты хоть и житель нехороший, даже, возможно, классовый враг, но голодом тебя морить не будем, не боись.

Взял тарелку с кружкой, обе жестяные. Ложа деревянная, без лака и краски, умеренно обгрызенная. Эстетики от такой посуды не было совсем. но кушать, нет, даже жрать хотелось и без того. Благо каша из ржаной сечки на воде была не изысков, но приготовлена хорошо и оказалась сытной. Эх было бы ее побольше! Хотя тут Сергей уже явно привередничал, каши было нормально по объему. Другое дело, попаданец за время пребывания в 1937 годе чувствительно оголодал и завтрака ему элементарно не хватило.

Кусок черного хлеба тоже был хорошо пропечен и без мусора. И к нему попаданец имел одну претензию — мало!

А вот чай был плох, какой-то испитый, плохого качества. Хотя и то, что это не травяной суррогат из каких-то местных сорняков, а именно чай и с явной добавкой сахарного песка, нейтрализовало все недостатки.

Будем считать, что это чайный напиток! — торжественно провозгласил про себя попаданец, — знакомый привкус имеется, хотя бы немножко. Калорий тоже есть, хоть и маловато. Чего еще хочешь?

И он большими глотками проглотил жидкость, жалея лишь привычно, что ее маловато. Увы, в коридоре никто не спешил подливать даже такой чай и потому Сергей вынужден был объявить завтрак оконченным.

Посидел за столом (стол был прикреплен к полу) на стуле (и он тоже прикрепленный) для лучшего усвоения проглоченной пищи. Затем нехотя вымыл посуду за тошнотворным умывальником. Впрочем, тарелка с ложкой и кружка — вот и вся посуда, сполоснул, после нежирной пищи мыть нетрудно.

И замер за столом. Делать-то больше нечего! Пол, что ли, подмести? А где инвентарь — веник, например? И ноутбук отсутствует. Человек XXI века просто не может быть без этой полезной электроники. А здесь как же? Сергей даже заскучал. М ведь хотя бы лист бумаги и карандаш, морской бой бы поиграл сам собой.

Ха, тихо сам собою, тихо сам собою я веду беседу… Охо-хошеньки!

Грустное ничегонеделание, впрочем, вскоре явно получило черный пессимистический оттенок. Сергей как-то не придавал внимания на негромкие звуки в коридоре. Ан нет, это, оказывается, арестантов водят «на работу». Здесь тоже проводили оперативно-розыскную работу с физическими мерами воздействия. Проще говоря, и здесь были допросы с мордобитиями.

До колики знакомые крики с отчаянными нотками показали, что Лубянка тюремным санаторием не станет. Бьют, сволочи, ищут мифических троцкистов. Скука стремительно скрылась, понимая, что и без этого арестантам здесь тяжело. Сергей аккуратно положил посуду на стол, тяжело сел за него же.

Крики подсказали ему, что его затяжное пике без парашюта еще отнюдь не завершилось, и возможность оказаться у расстрельной стены не только уменьшилась…

Надо посмотреть, пока спокойная обстановка и надоедливые дяди не мешают ему. То, что его дернули на самый верх, подает какие-то надежды. Ведь не обычный троцкист какой, стойкий борец с Советской властью, то есть со сталинским государством, если уж прямо сказать.

Целый великий князь! Тоже, правда, враг, но уже не сильный, а потому не очень-то опасный. Даже какой-то экзотичный и дающий надежду. Как старый лев, который и сам скоро окочурится и опасности от него никакой. Наоборот, пойдите поскорее люди, посмотрите, пока не умер, бедный.

С другой стороны, визит и чаепитие у наркома ничего ведь не дало. Да он узнал его далеко идущие планы. Молодец! С такими планами его точно не убьют. Но ведь все это на настоящее время лишь слова. Да, планы прекрасные, отличные прямо, а его автор — очень высокопоставленный советский чиновник, в существующей иерархии в СССР входит, наверное, в тройку самых могущественных персон.

Да только диктатура так потому называется, что во главе ее находится диктатор, который руководит всеми делами, до каких дотянется. А проблема великого князя, хоть он и не хотел бы себя преувеличивать, но все-таки немалая.

Так что пока гениальный вождь и учитель не решит и не подпишет красно-синим карандашом соответствующие бумаги с положительной резолюцией, хотелось бы верить, что ничего еще не произошло. Но…

Страница его жизни еще отнюдь не перевернута, как бы ему не казалось, а он сам по-прежнему в тюремной камере, пусть более удобной и комфортабельной. И Николай Иванович Ежов, каким бы он милым и добрым не был хозяином, все равно не внушает доверия. И, кстати, он ведь сам ничего не обещал, более того, даже подчеркнул, что решает здесь не он, а И.В. Сталин. А вот как у того повернется, тут еще дорога… э-э-э… повернется в разные стороны.

Хотя по сравнению с первыми часами, когда его вдруг хорошенечко так избили и он узнал в переполненной тюремной камере, что его расстреляют, положение все-таки улучшилось. Так что веселись, мужик.

А в остальном, все еще может быть — и допрос с пристрастием, то есть мордобитием, и скорый расстрел и неизвестная могилка у Донского крематория. И даже водки никто не нальет перед этим, эх!

Лязгнув, открылась дверь. Сергей встрепенулся — на допрос? Что будут спрашивать, за что морду бить?

Однако надсмотрщик равнодушно сказал:

— На прогулку, время прохождения сорок минут. Руки за спину!

Ох ты, господи, тут совсем нервным станешь, скоро от малейшего шороха будешь дергаться. Пойду, куда я денусь?

В сталинском СССР он оказался несколько позже по сезону — из XXI века «вылетел» в конце лета, а в ХХ веке оказался в начале осени. То есть, казалось бы, еще не холодно, хотя и не тепло. Но у природа была своя логика и прогулка внезапно прошла при прохладной погоде, с дождливом фейерверке.

Хотя, это и к лучшему. Мрачноватый каменистый внутренний дворик тюрьмы, где узники, не торопясь, прохаживаются (разговаривать запрещается, кричать, дергаться тоже), наводил на философские размышления, а отсюда уже к логике и аналитике.

Нет, ты не неудачник, Сергей Логинович, скорее простофиля, может даже лопух, но это другой аспект. Хватит тебе «восторгаться» грядущим расстрелом, это явление объективное, от тебя не зависящее. Ты же взрослый человек и понимаешь, что любой человек, единожды родившись, когда-нибудь умрет. И что же, всю жизнь из-за этого печалиться? Будет расстрел, не будет расстрел, чего дергаться. Вон, люди от рака мучительно умирают, простите меня, вот это смерть, ни за что, ни просто, а тут чик! И тебя уже нет.

Сергей Александрович остановился у подпирающего стену камня, очень похожий на могильный обелиск, хотя все же реально нет, и окончательно упорядочил свои мысли. Ведь если бы сознание его оказалось у двадцатилетнего великого князя, это одно. Молодость категорически не приемлет смерть ни под каким видом. Но самому попаданцу было уже 36 лет с хвостиком, почти четыре десятка, то есть такой возраст, когда все больше оглядываешься назад, чем вперед и грядущая смерть все больше не пугает, а становится простым ориентиром. Так сказать, детство — зрелость — смерть — дальше?

А вот то, что судьба (Бог? Фатум? Природа?) так исхитрилась. Без паузы и интеллигентного мордоплюйства послала его на вторую жизнь, хотя он и первую-то не прожил еще. Это, наверное, круто и не фиг стенать и плакаться. Радуйся, дурак, ты живешь вторую жизнь! И мало ли, что жизнь была коротка. Дареному коню зубы не смотрят!

Лучше посмотри, как его зашвырнуло по жизни — ты не просто великий князь пусть и в немонархическом СССР, когда запросто являешься врагом уже по факту, от одного своего существования. Нет, кроме того, ты оказываешься одним из претендентов на императорский престол!

Разумеется, будем реалистами, в СССР тот же И.В. Сталин и его мощный аппарат не позволят стать императором. Но ведь и он сам понимает, что не за чем поворачивать ход истории и монарх будет никчменный. А вот в политико-династические игры он бы поиграл. Здорово же!

Итак, предположим, его приглашают (берут и швыряют) в Кремль к И.В. Сталину. Каков твой первый ход, милостивы государь, главе партии и государству тоже ведь надо предъявить доводы, просто так он не поверит даже природному Романову!

Поразмыслив и проанализировав имеющие у него факты не только о себе, но и о текущей обстановке, он уже был готов идти к лидеру страны. Классика же — попаданец, провалившись в советское прошлое, сразу попадает к И.В. Сталину. Правда, он еще не был готов делится с ним попаданскими тайнами о будущем страны, о Великой Отечественной войне, смерти самого Сталина и нехороших действиях Н.С. Хрущева. Да и не знал Сталин, что великокняжеский Романов на самом деле еще и попаданец!

Так, скорее всего, Хозяин хотел поговорить о прошлом российской монархии, и, особенно, о большой монархической борьбы вокруг уцелевших Романовых. Посмотреть на самого великого князя Сергея Александровича, какой он в целом и стоит ли на него делать ставки.

Стоит, конечно, и попаданец Сергей Логинович это докажет уже даже на Романовых. Уж анализировать и болтать, то есть вдумчиво разговаривать, он сумеет.

Но где же этот бестолковый и, видимо, медлительный Ежов? Или, все же, И.В. Сталин решил поставить логичную точку на этом сюжете и расстрелять Сергея Александровича?