Десять

Спустя чуть более семи часов Честь Макрагга снова переходит в реальное пространство, по крайней мере, так считают на Призраке Разрушения, и Гурон отдает приказ следовать за ними. Варп-двигатели корабля дают последний импульс мощности, и они выходят из бушующих потоков эмпиреев в другую зону перехода, где приливы варпа слабее и смешиваются с реальным пространством. Они все еще в Мальстриме — Гурон чувствует это всеми костями, — но там, где он не бывал раньше.

Это неудивительно. Даже Повелитель Мальстрима знает лишь малую часть той области, над которой он властвует, а сама природа извилистого пространства внутри него означает, что все может измениться без предупреждения.

— Тактическая оценка, — хрипит Гурон, делая глубокий вдох. В нем чувствуется глубокая усталость, которая совсем не похожа на огонь боли, постоянно сопровождающий его, или на резкую боль в мышцах, которая может поразить даже воина Астартес, если он подвергся огромным нагрузкам в течение длительного периода времени. Это психическая усталость, ведь Гурон потратил немало сил, чтобы в сложных обстоятельствах следить за Честью Макрагга. Его мысли становятся медленными и тягучими, и он с горечью понимает, что если Вернгар достаточно хорошо предсказал его действия, чтобы заманить Призрак Разрушения в засаду и попытаться устроить переворот, Гурону может не хватить остроты ума, необходимой для обеспечения победы.

— Других кораблей, кроме Чести Макрагга, нет, повелитель, — дрожащим голосом произносит магистр Ауспекса. Это был тяжелый переход для людей, хотя и частичный, и едкий запах рвоты добавляет новый слой к и без того едкому воздуху корабельного мостика. — Мы вышли из варпа недалеко от планеты.

Покажите мне, — приказывает Гурон. Шипение и гудение механизмов становится все более громким, поскольку приборы, столкнувшиеся с непонятным, ослепляющим имматериумом, теперь снова начинают правильно воспринимать окружающую обстановку.

Чести Макрагга вызывает нас, — раздается призыв, и Гурон ухмыляется, как глубоководный хищник.

— Давайте послушаем.


— Лорд Гурон. Какая неожиданная честь.

— Неожиданная, а? — Значит, Вернгар собирался притвориться, что не заметил, как Призрак Разрушения тенью пронесся за его кораблем через варп, и что он не пытался их потерять. Очень хорошо.

— Если то, что ты говоришь о силе этого артефакта, правда, я хотел бы присутствовать при его извлечении, — говорит Гурон. — Кроме того, мы оба знаем, насколько коварным может быть любой слуга Тзинча, не говоря уже о Кайросе Судьбоплёте. Мне бы не хотелось, чтобы мой столь компетентный командир пал, отбиваясь от подстроенной ему ловушки, когда присутствие другого корабля могло бы переломить ход событий.

— Если бы я знал, что вы идете следом, я бы позаботился о том, чтобы мы проинформировали вас о смене курса, — говорит Вернгар. — Мы могли бы скоординировать нашу стратегию.

В голосе Отступника звучит нотка упрека: не настолько, чтобы бросить вызов, но достаточно, чтобы дать понять всем, кто его слышит, что действия Гурона, возможно, были не самыми мудрыми. Да, Вернгар начинает проверять границы власти своего повелителя. Это легко сделать, сидя в феноменально мощном линкоре, который, хотя и не признает его своим капитаном, несомненно, считает Гурона и Призрак Разрушения врагом.

— Если бы кто-то на вашем корабле знал, что я слежу за вами, ловушка могла бы быть скорректирована или отменена, — спокойно отвечает Гурон. — Только если ты полностью не доверяешь всем своим подчиненным, Вернгар?

Нелепый вопрос. Ни один последователь Губительных Сил не может похвастаться подобным, и заявление Гурона само по себе — завуалированная колкость, призванная напомнить Вернгару, что его действия не остаются незамеченными. На мгновение Гурон ощущает тоску по тем дням, когда все, кто носил его цвета, восхищались и уважали его; когда он считался их законным лидером, а не тираном, чье присутствие следовало терпеть лишь до тех пор, пока не найдется достаточно сил, чтобы узурпировать его.

Он отгоняет эти мысли. Такая преданность была построена на лжи Империума и его обветшалых структур, и ему она ни к чему. Сейчас он сохраняет свое положение благодаря силе и изобретательности, а не бездумному повиновению других. Если он не может отбиться от претендентов на свой трон, какое право он имеет занимать его?

— Куда ты привел нас, Вернгар? — спрашивает он, когда Отступник не отвечает на его вопрос. Он переключает свое внимание на показания приборов, пытаясь собрать всю информацию, которая может быть получена без участия Вернгара.

— На мир, известный как Кирен, — отвечает Вернгар. — Изменяющий сильно воздействует на него.

Судя по тому, что видит Гурон, это правда. Гололитовые изображения, будучи полупрозрачными, не лучшим образом передают текстуру планеты, но глубокие пурпурные и красные цвета Кирена выглядят почти глянцевыми. Взгляд Гурона мелькает по показаниям приборов, оценивая информацию за микросекунды, а затем пересматривая выводы по мере появления новых данных.

«Высокие показатели силикатов, — размышляет он. — Очень высокие…

— Вернгар, похоже, планета состоит в основном из стекла.

— Так и есть, лорд Гурон.

Гурон фыркает и проверяет данные по атмосфере.

— Воздух кажется умеренно терпимым для смертных. Хотя… — Он обращает внимание на внезапный всплеск показателей содержания серы. — Изменчиво. Как и следовало ожидать.

— Это не должно вызывать у нас беспокойства, учитывая, что планета имеет значительное население. Однако само население может оказаться помехой для наших усилий.

Есть признаки жизни, и их много. Положение Кирена в этой области пространства, искривляющего реальность, не позволяет обычным приборам получить абсолютно точную картину, но сенсоры Призрака говорят Гурону, что здесь почти нет промышленности или других признаков того, что Империум считал бы цивилизацией. Вместо этого большинство жителей ведут примитивный образ жизни, чего и следовало ожидать от столь необычного мира.

На мгновение Гурон задумался о том, как такое количество смертных существ выжило здесь, учитывая враждебную природу планеты, но отбросил эту мысль. Подобные вопросы бессмысленны в мире, где властвует Тзинч, где естественные правила как минимум нарушены, а то и вовсе отменены.

— Полагаю, у тебя есть более конкретное представление о местонахождении Эбенового Когтя, чем просто „эта планета“?» — спросил он.

— Да, лорд. У восточного побережья крупнейшего северного континента одиноко возвышается большая гора, по форме напоминающая когтистую руку. Мои ритуалы показали, что реликвия должна находиться там.

Гурон управляет изображением перед собой, выводя на экран ту достопримечательность, которую описал Вернгар. Он хмурится и накладывает на гололит информацию о признаках жизни.

— Местность вокруг горы, похоже, одна из самых густонаселенных.

— Действительно, лорд Гурон. Я подозреваю, что артефакт является предметом особого почитания для обитающих здесь существ. Вполне вероятно, что они регулярно воюют за обладание этим местом.

Гурон хмыкнул.

— Позволь мне убедиться, что я правильно понял твою мысль. Ты предлагаешь высадиться на этой планете в разгар, возможно, нескончаемой священной войны и забрать у них артефакт, за который они так рьяно сражаются?

— Совершенно верно.

Гурон улыбается.

— Я знал, что не зря возвел тебя в ранг командира, Вернгар. Я свяжусь с тобой и твоими силами на поверхности. Он подает сигнал вокс-офицеру, и тот отключает связь.

— Мне связаться с телепортариумом, повелитель? — спрашивает Тагрон. В голосе хускарла звучит нетерпение; очевидно, резня тареллианцев только разожгла его аппетит к битве.

— Нет, старый друг, — отвечает Гурон. — У нас недостаточно информации о географии, вероятном сопротивлении и точном местонахождении этого артефакта. Если слова Отступника правдивы, то он, скорее всего, находится в каком-то святилище, но такое место почти невозможно обнаружить с орбиты. Мы разместим наши силы недалеко от цели и будем пробиваться по суше. Мы высадимся на Кровавом Ударе.

Он снова улыбается.

— Кто-нибудь, найдите мне Магоса Даллакс. Мне хочется посмотреть, на что способны ее знаменитые автоматоны в бою, и я не хотел бы, чтобы она пропустила такое событие.

Загрузка...