Гвардия Хаоса

Глава 17. Безумие матери и второе рождение инспектора Просперо Эспозито

15:25, 19 июля 1014 года, пятница. Союз свободных республик Судо.

В Эведеле, столице республики Криа, уже второй день подряд шел дождь. Нетипичная погода для этого времени года, да и вообще для здешнего засушливого климата, вдали от моря. Моросящий и холодный, он заставлял привыкших к жаре южан втягивать головы в плечи не только на улице, но и при одном взгляде за окно; вода, вездесущая, растворяла и смешивала в одну серую монотонную массу уличную пыль и самые глубокие тени; в этот цвет было окрашено буквально все. Включая настроение людей, которые теперь уже без всякого воодушевления готовились к предстоящим праздникам, посвященным очередной годовщине независимости страны.

На одном из верхних этажей городской мэрии собрались те, кто решил дать бой взбунтовавшейся погоде, избрав в качестве оружия крепленые напитки, танцы и основные атрибуты великосветских собраний. Этих представителей высшего столичного общества не волновало, что еще даже не вечер, что повод для мероприятия высосан из пальца (почти в прямом смысле этого слова – второму сыну мэра сняли гипс с мизинца и безымянного, которые он сломал во время игры в бильярд, отстаивая честь города в турнире), что деньги на него взяты из казны... Главным было то, что им предоставили возможность отвлечься и развеять скуку.

Министр внутренних дел Акклес Ван с искренним почтением поклонился преклонных лет даме, которая несмотря на свои семьдесят еще находила в себе силы приглашать молодых кавалеров на танец, и несколько фальшиво улыбнулся пяти ее дочерям и одиннадцати внучкам, которые следовали за матриархом, что называется, по пятам. Ему было хорошо известно, с каким нетерпением юные, молодые и относительно молодые леди из семьи Зиггери дожидаются момента, когда адвокат сможет распечатать конверт с завещанием вдовы одного из богатейших людей страны. То, что старушка будет пребывать на этом свете еще лет десять, бесило их страшно, но после двух неудачных покушений они смогли удержать дрожь в руках и больше не пытались посыпать ядом ее розовый парик или платить любовнику, чтобы он неудачно затянул бондаж. Акклес Ван весьма ценил эту старую добродушную леди.

Когда процессия благородных и связанных общим и еще живым предком дам наконец прошла мимо, министр пригласил на танец юную красавицу Ваниллу – дочь личного секретаря мэра столицы. Ее мать не смогла прийти, так как сегодня главу города сопровождала молодая супруга. Мэр женился на ней совсем недавно, в седьмой или в восьмой раз в жизни – Акклес сбился со счета. Зато он точно знал, сколько у него было и есть любовниц. Одна. И ее дочь ему весь вечер придется оберегать от излишнего внимания мужской половины здесь присутствующих. Сам мэр этим заняться не мог, так как его явная забота о девушке уже стала причиной двух разводов.

Когда танец с красавицей Ваниллой подходил к концу, хлопнула главная дверь зала, оповещая о прибытии очередного гостя. Акклес не видел, кто именно зашел на огонек, но поползший по толпе встревоженный шепот настроил его на не самый благодушный лад. У министра был нюх на неприятности.

– Кто она такая? – удивленный возглас одной из дам заставил Акклеса активнее работать локтями, чтобы пройти к месту развития событий.

– Что она себе позволяет? – заявил кто-то громче, возмущенным тоном.

– Она босая? Без обуви? Скажите, что глаза обманывают меня!

– Она вся в грязи... Только посмотрите на эти следы!

– Охрана! Охрана? Выведите эту ненормальную!

Когда Акклес наконец добрался до гостьи, толпа гудела, словно осиное гнездо.

– Позвольте мне проводить вас в комнату с зеркалом, госпожа, – министр согнулся в поклоне сразу, как только понял, кто именно снизошел до общества простых смертных, и жестом указал на одну из боковых дверей.

Ришари отобрала у какого-то растерявшегося молодого человека бокал с шампанским и залпом осушила.

– Не вижу необходимости.

***

Богиня Юга появилась на публике впервые за последние полгода, и выбрала для этого не самый подобающий наряд. Авторитета Акклеса сейчас хватило, чтобы понизить градус негодования собравшегося здесь высшего общества, но если тайная властительница континента продолжит вести себя вызывающе, кто-нибудь обязательно сорвется. Увы, но среди присутствующих только министр знал, кто так называемая Джина Саргас на самом деле.

– Дорогуша, вы не могли подобрать для этого вечера наряд поприличнее? – высказалась первая дама с оскорбленным достоинством.

Ришари опустила взгляд на свою рубашку с пятнами красного вина (министр хотел верить, что это именно вино), заляпанные грязью брюки и босые ноги, сохранившие следы прогулки по улице под дождем.

– Дорогая, – в тон нахалке ответила ей самая могущественная женщина в мире, – этот, как ты выразилась, наряд, стоит больше, чем все это здание.

В этот момент министр понял, что Ришари пьяна. Все сходилось: развязное поведение, расфокусированный взгляд, а если присмотреться, то и походка пошатывающаяся. И потом, кто на трезвую голову станет таскать по городу меч? Длинный, изогнутый, в черных ножнах, она держала его в правой руке, и было просто удивительно, что Акклес заметил меч только сейчас. Все прочие вообще на него внимания не обращали.

– Это работа самого Бьяконо Делевьена? – с некоторым благоговением спросила Франсуаза Бьескон, спутница одного из крупнейших местных банкиров. Не первая, но все-таки красавица, министр и сам подумывал приударить за ней.

– А черт его знает, – пожала плечами Ришари.

– Тогда как вы можете быть уверены в ее цене?

Богиня Юга посмотрела на Франсуазу так, словно та обладала интеллектуальными способностями курицы.

– Потому что эти тряпки ношу я.

Смешки, посыпавшиеся со всех сторон, должны были выразить всеобщее мнение окружающих и указать женщине, что ее место определенно не здесь, но Ришари было все равно, она отправилась дальше. Министр обреченно посеменил за ней.

Гости расступались и активно комментировали происходящее, Акклес был готов сгореть от стыда.

Следующей, кто остановил Богиню Юга, была Ванилла, и вот здесь министр испугался по-настоящему.

– Вы же Джина Саргас! – воскликнула девушка, а потом сразу смутилась. – Ой, извините, этого ведь не может быть...

– Почему же? – искренне удивилась Ришари. – На людях я и есть Джина Саргас, бывшая актриса и звезда большого кино, – здесь женщина мрачно рассмеялась.

– Но это невозможно... Джине Саргас сейчас должно быть около девяноста...

– Это ее правнучка, Ванилла, – министр поспешил вмешаться. – В честь нее ее и назвали. И госпожа Джина раньше тоже снималась в кино.

Акклес выкрутился не то, чтобы изящно, но лишние вопросы – он так надеялся – это сняло. Фильмы с участием Ришари уже стали историей, на улицах ее узнавали все реже. Даже странно, что именно юная Ванилла узнала бывшую актрису, а не представители поколения постарше.

– Как интересно! А в каких фильмах вы играли? Вы так похожи на свою прабабушку! У вас только нос немного другой, и этот шрам... Святые Небеса, откуда у вас этот шрам?

Ванилла коснулась пальцами нитеобразной полоски шрама на левой щеке Ришари, а потом испуганно отдернула руку и прижала ладонью к своим губам.

– Это... – из фиолетовых глаз Ришари исчезли веселые искры, а вот линия губ, наоборот, стала подозрительно мягкой. – Подарок от брата.

– Ужасный человек! Как он мог?! – к разговору подключилась еще одна девушка, одна из подруг Ваниллы. Она подошла к ним немногим ранее и все слышала.

Ришари растерялась, и не сразу нашла, что ответить. А когда нашла, речь ее была сбивчивой и бессвязной:

– Он хотел убить меня... Не смог. Ужасный человек? Да, ужасный. Очень ужасный. Вам не понять, насколько... Поднял на меня руку. Из-за кого? Туда ей и дорога, повторю с удовольствием!

Акклес взял Ваниллу за руку и начал осторожно отводить в сторону.

– Господин Акклес?

– Ванилла, ты разве не видишь, госпожа Саргас не в себе? Лучше оставь ее в покое.

Девушка попыталась возразить, но министр был непреклонен.

– Ужасный, ужасный, ужасный... – Ришари спрятала лицо в ладонях, так, что ножны меча оказались прижаты к ее щеке. – Исчез на сотню лет, ушел, не сказал куда. А теперь вернулся, – Богиня Юга резко убрала руки и посмотрела на свою собеседницу уже совершенно безумным взглядом. – Знаешь, что это значит?

Подруга Ваниллы испуганно попятилась.

– Это значит, что вы все умрете. От полюса до полюса, от самой глубокой ямы на дне океана до самой дальней железки на орбите, все живое. Думаешь, я преувеличиваю? Ха-ха. Хотя есть немного... Да, я преувеличиваю. Немножко пьяна, ты уж прости. Но знаешь, ему, чтобы убить человека, достаточно сделать вот так, – и Ришари неожиданно щелкнула девушку безымянным пальцем по лбу.

Содержимое черепной коробки несчастной в то же мгновение оказалось на лицах и одежде тех гостей, кто стоял у нее за спиной. И прошло несколько секунд, насыщенных недоумением, непониманием, удивлением, даже неверием, прежде чем раздался первый потрясенный крик.

Вопль Ваниллы потерялся во всеобщем хоре паники и ужаса, когда она увидела тело практически обезглавленной девушки, и министр, уже не церемонясь, потащил ее к выходу. По пути он захватил старушку Зиггери и взглядом попрощался с мэром и его гостями, радуясь, что до сих пор не завел семью. А друзья... Разве он может кого-то из здесь присутствующих назвать друзьями? Нет, мэра ему действительно жаль, но тут уже ничего не поделать, он просто не успевает вывести его.

– Дьявол... – громкий растерянный возглас Ришари остановил его, когда отполированная тысячами прикосновений бронзовая круглая ручка двери уже была в прямой досягаемости. – Я же не собиралась...

Мимолетное искушение вернуться и посмотреть, что будет дальше, едва не подчинило Акклеса своей воле, но он пересилил себя и решительно выскочил из бального зала вместе с девушкой и старухой.

***

Ришари с изумлением и растерянностью смотрела на неподвижный труп совсем юной девушки со снесенной верхней частью черепа.

Это она.

Это сделала она.

Своими собственными руками.

«Своими собственными руками? Нет... Нет! Я не хотела! Почему эта дура оказалась такой хрупкой?! Я не собиралась убивать!»

Граница человеческой толпы отодвигалась от нее все дальше и дальше. К стенам, стискивая и сдавливая ничего не понимающих, до смерти напуганных нуворишей. Даже те, кто не видел всего своими собственными глазами, ощущали сейчас ее собственный бесконечный ужас, который исходил от Ришари мощной неудержимой волной. Ее ужас перед самой собой. Неважно, насколько велика чувствительно человека к эмоциям других людей. Даже если он – непроницаемый для чужих горя и радости валун, эмоциональный шквал Ришари, невысказанный, который она просто переживает внутри себя – сметает самоконтроль присутствующих, словно ураган – соломенную стену. Таковы сила и влияние на человеческое подсознание мощного сосредоточения мистической энергии в одной личности.

«Дженази... Что скажет Дженази?.. Я убила невинного человека. Снова. Он возненавидит меня!»

Ришари пошатнулась. Оторвала взгляд от тела – и перевела его на окружающих, безмолвных людей.

«Нет. Если они все умрут, он просто не узнает. Свидетели. Избавлюсь от свидетелей».

Сквозь плотную толпу согнанных ужасом овец в человеческом облике пробился один из охранников и дрожащей рукой навел на нее дуло револьвера.

– Б-бросьте ор-ружие!

«Храбрый мальчик...» – Ришари увидела, что он молод – лет двадцать. Красив и обаятелен. Сильный, высокий, храбрый. Очень храбрый, раз сумел преодолеть изливаемый ею в пространство ужас.

– Не смей угрожать мне, – прошептала она ему на ухо.

Никто не заметил, как и когда она успела оказаться так близко к нему. Вплотную, полуобняв и с непреодолимой силой опустив к полу сжимающие револьвер руки.

Он услышал в ее шепоте непроницаемую тьму неотвратимой смерти, бесконечный ужас грядущего небытия – и человеческое в нем забилось в глухую и темную нору подсознательного. В самый дальний уголок.

Услышав журчание стекающей жидкости у него под ногами, и резкий запах аммиака, Ришари брезгливо отшатнулась и отступила. Бледного как полотно парня затрясло мелкой дрожью, он всхлипнул жалобно, а потом просто упал, ударившись затылком о дубовый паркет.

– Эй, я не хотела...

Тело охранника забилось в судорожных конвульсиях, а потом он просто потерял сознание и, наконец, затих.

«Я не хотела. Я ничего этого не хотела!»

Волна паники и животного ужаса прокатилась по толпе, и все они как один устремились к выходу, расталкивая и топча друг друга. Понадобилось несколько минут, чтобы сотня человек смогла пробиться сквозь ставший внезапно очень узким дверной проем, и когда последний, обезумевший от страха мужчина в изумрудном фраке исчез в коридоре, перед глазами Ришари осталось больше десятка неподвижных или судорожно дергающихся тел. Пятеро были мертвы.

«Идиоты. Безмозглый скот».

Ришари молниеносным движением обнажила клинок, некогда принадлежавший Дженази, и посмотрела в свое отражение.

Ее глаза горели безумным лиловым огнем, в котором рассудок сгорал с воплями ужаса и треском обугленной логики. С каждой секундой оттенок все сильнее смещался в сторону красного, поглощая черное зеркало зрачка и молочно-белую склеру, превращая глазные яблоки в два пылающих алым солнца. С бесконечно глубокой и холодной тьмой в центре.

И эта тьма начала затягивать в себя алое пламя.

Всепожирающее алое пламя ярости превращалось в чистую незамутненную ненависть. Бледная кожа, волосы цвета первого снега стали еще белее , наполняясь мертвенно-бледным светом, сквозь который проступили темные силуэты костей черепа. Еще миг, еще один шаг к границе рассудка – и плоть истает. Останется только голый каркас из самых темных намерений, страха и отчаяния. Одиночества.

«Нет...»

Тьма обступила Ришари. Обхватила своими ледяными конечностями ее руки, ноги, сдавила горло.

«Нет...»

Космический ужас разжал ее челюсти, чтобы проскользнуть внутрь. Вонзил свои стальные щупальца в нос, уши, глаза.

«Нет».

Цунами обреченности и тоски ударило по последнему оплоту ее воли, в котором тусклой искрой мерцали остатки ее «Я».

Стены дрогнули. Затрещали.

«Я не одна».

И тьма одиночества отступила. Резко, внезапно. Отхлынула так далеко, что Ришари в одно мгновение вернулась в прежний облик, и из отражения на зеркальной грани клинка на нее вновь смотрели чистые аметистовые глаза.

– Я не одна.

Она обернулась – и увидела свою тень. Ту, которой только что была. Ту, которой едва не стала.

Один короткий небрежный рассекающий удар заточенной братом сталью – и призрак ее собственного одиночества распался на две части, чтобы быть унесенным дуновением мистических ветров Тейзои.

Ослабевший пальцы правой руки разжались, и клинок со звоном ударился о гладкий паркет. А следом за ним упала и обессиленная Ришари.

Она не может проиграть. Даже если ее враг – она сама.

Она всегда побеждает.

***

08:30, 20 июля 1014 года, суббота. Федерация Вердиро, республика Талли, Фламби, резиденция Великого Дома Лэйт.

Когда Просперо проснулся, то первым, что он увидел, был богато вышитый балдахин из желтого шелка. Вторым – дядю Юрики, который сидел рядом с огромной кроватью, на которую его уложил кто-то из людей, определенно обладающих немалых размеров состоянием и тем еще весом в обществе – такой вывод он сделал, беглым взглядом оценив обстановку в комнате.

– Где я? – спросил он первым делом и не узнал свой голос.

– В особняке Лэйт.

– Что со мной произошло?

Дженази не стал отвечать, но это уже и не требовалось, потому что болезненные воспоминания хлынули в сознание одним непрерывным потоком. Охваченный жутким предчувствием, он попробовал пошевелить правой рукой, и нельзя было описать его облегчение, когда она ответила на мысленный приказ.

– Мне показалось, что я остался без руки, – сообщил дрогнувшим голосом.

– Так и было. Я восстановил ее.

Чтобы переварить эту информацию, инспектору понадобилась почти минута.

– Как?

– Механизм процесса долго объяснять. Впрочем, вы знаете, что с помощью мистической энергии можно обходить законы природы.

– Скажите проще: «Магия», усмехнулся Просперо. – Спасибо, благодаря вам я не стал инвалидом.

– Мистические способности и магия – не одно и то же, – сдержанно ответил Дженази.

– Объясните это простому обывателю... Я себя им считаю, к слову. А можно спросить, зачем вы это сделали?

Дженази улыбнулся.

– Юрика очень расстроилась, когда увидела вас в том состоянии.

– Значит, ей я благодарен в не меньшей мере. И вы оказались правы, синьор Дженази, я стал жнецом результатов своего любопытства.

Внезапно Просперо понял, что не помнит, когда именно Дженази говорил ему это.

– Я предсказывал, что вы потеряете голову. Из меня не очень хороший пророк, как видите.

– Я мог бы посмеяться в ответ на ваши слова, но настроение не очень располагающее. Видите ли, я себя странно чувствую. Словно...

– Сбросили разом двадцать лет?

– Э-э... Да, – подумав, ответил Просперо, внимательно прислушавшись к ощущениям в теле.

– Та дверь ведет в ванную, там есть зеркало.

Просперо очень неуверенно встал с кровати и прошел в указанном направлении. И уже по пути стал догадываться о природе своей метаморфозы, когда понял, что его тело стало легче, а руки свои он вообще не узнал – исчезли все шрамы и мозоли, кожа на пальцах стала чистой и эластичной.

– Вы вернули не только руку, синьор Дженази, – сказал Просперо, узрев себя в зеркале. – Молодость тоже.

Из отражения на него смотрел он двадцатилетний – таким он был вот уже больше пятнадцати лет на старых фотографиях, на которых был запечатлен еще студентом. Ни следа морщин, хотя взгляд и общее выражение лица остались прежними. Рубашка и брюки, в которых его положили на кровать, висели мешками, служа немым укором не совсем правильного образа жизни, который он вел последние десять лет.

– Я перед вами в неоплатном долгу? – инспектор и утверждал, и спрашивал одновременно, продолжая рассматривать себя в зеркало.

– Нет, – ответил Дженази. – Для меня это было не сложно.

– Вы страшный человек, синьор, – произнес Просперо значительно тише.

– Спасибо.

Эспозито вышел из ванной и с недоумением посмотрел на дядю Юрики.

– Простите?

Дженази отвел взгляд в сторону.

– За то, что продолжаете считать меня человеком.

– А вы что, сами считаете иначе?

– Разве что в широком смысле этого слова. Вот вы, думаю, без разного рода предубеждений считаете людьми яо, цвенгов и гемини – представителей желтой, черной и белой рас этого мира. А что насчет арга?

– Зверолюдей? Ну, у них просто есть клыки и когти. Что с того?

– Вот, для вас разницы нет, а многие на Судо и Вердиро с этим не согласны. А если я спрошу вас о ярмирах?

– А это еще кто? – спросил Просперо.

Дженази удивила его реакция, и инспектор как никогда отчетливо ощутил, что его объем знаний о родном мире несколько ограничен. Это если выражаться предельно корректно и аккуратно, не оскорбляя чувств.

– Существа из камня, огня, воздуха... Да из чего угодно, обладающие человеческим разумом. Белгорро, например.

– Так вот почему он так странно выглядит... Я думал, он просто мулат такой необычный, – узнать, что влиятельнейший человек на Вердиро с определенной – не его, Эспозито – точки зрения не является человеком, было для инспектора весьма неожиданно. – Но вы сами сказали, что он обладает человеческим разумом. Следовательно, он тоже человек.

– А что насчет разумных существ, ближайшими родственниками которых являются не обезьяны – с точки зрения биологии и психологии, а, например, рептилии, птицы, земноводные, насекомые? Моллюски? Или зачем смотреть на другие классы, среди млекопитающих также полно видов, крайне отличающихся друг от друга. Хищники, травоядные, морские млекопитающие... Разумное существо, похожее на кролика, слона, медведя, или мышь. Или на всех сразу?

– Ну, если допустить их существование, то мне достаточно того, что они просто разумны. Даже если их логика не похожа на мою, то это не значит, что я буду относиться к ним не так, как другому разумному моего вида. Я человек закона, синьор Дженази, а в них не сказано, что мне не надо защищать чьи-то права только потому, что этот некто покрыт чешуей или слизью. Мне достаточно того, что он способен мыслить.

– Они существуют, – со всей серьезностью заявил Дженази. – И мне приходилось встречать таких разумных, которых вы и в страшном сне не увидите. И вряд ли пожелаете защищать их права.

– И где же вы с ними встречались? – спросил инспектор. Ему было тяжело поверить в услышанное.

– В других мирах.

Просперо только покачал головой в ответ.

– Ну хорошо, – сказал он. – Каким боком это все относится к вам, синьор Дженази? У вас две руки, две ноги, два глаза, два уха, нос... Цвет глаз и волос не совсем обычный, но не более того. Что вынуждает вас сомневаться в вашей принадлежности человеческому роду? Ваш образ мыслей и ваши невероятные способности? Осмелюсь заявить, что любой человек, получив в свое распоряжение возможность возвращать людям молодость, коренным образом изменит свое отношение к нашей действительности. Но я ведь тоже не совсем рядовой гражданин, смотрите, – Просперо поднял руку с растопыренными пальцами и пропустил по ним электрический ток. – Разница только в характере и силе наших способностей. Вы в мистических способностях сильны, а я так, погулять вышел.

Дженази задумался.

– Похоже, – сказал он наконец, – что я снова не учел то, что вы знаете слишком мало. Я – г'ата. К тому же, г'ата-отступник, изгой. Но это проще показать, чем объяснить словами.

Черты лица Дженази, его тело, да и сама реальность вокруг него исказились, представляя перед глазами Просперо совершенно фантастическую, иррациональную картину. И в комнате сразу стало очень тесно, дяди Юрики внезапно стало... много.

– Как я уже говорил, – чуть помедлив, не изменившимся голосом произнес Просперо, задрав голову к потолку, чтобы смотреть собеседнику в глаза, – для меня человеком является любой, кто обладает разумом.

Дженази снова принял прежнюю форму и теперь смотрел на инспектора с нескрываемым восхищением.

– Вы поразительный человек, синьор Просперо Эспозито. Могу я поинтересоваться, вы намерены вернуться к своей работе после всего случившегося? У меня есть для вас небольшое предложение.

– Зависит от того, в чем оно заключается.

– Стать моим учеником.

– Даже не знаю, что сказать, – искренне заявил Просперо. Предложение выбило его из колеи.

– У вас время до полудня. Потом я и Юрика покинем этот дом.

– Не слишком ли мало времени вы мне оставили, синьор Дженази?

Дядя Юрики только улыбнулся в ответ и направился к двери.

– Могу я задать еще один вопрос?

Дженази остановился.

– Какой?

– Юрика знает... о вашей скрытой сущности?

– Нет. И прошу, не говорите ей.

– Я никому не буду об этом говорить, синьор Дженази. Ах да, и еще одно! Джин и Джина Саргас... То есть Ичиро и ваша сестра Ришари – они тоже... такие же?

– Нет, – ответил Дженази. – То, что вы увидели – это облик г'ата-изгоя. Кровь Великого Белого Волка Гата берет над такими, как я, верх, и мы преображаемся физически и духовно. Очень сложно... не стать зверем.

Просперо задумался.

– Я скажу, согласен или нет на ваше предложение, через полчаса.