…Со многими неизвестными

Глава IX
В ГНЕЗДЕ «ЧЕРНОЙ МОЛИ»

Лена позвонила Зотову еще из театра, сказала, что должна обязательно его повидать, и он назначил ей встречу прямо на улице. Когда Лена подбежала к нему, Иван Васильевич спокойно взял ее под руку и провел за угол, где стояла его машина. Водителя там не было.

- Вот здесь и поговорим, - сказал Зотов, открывая дверцу. - Никто нам не помешает. Садитесь.

Лена поспешно вскочила в машину, Иван Васильевич сел рядом и захлопнул дверцу.

- Ну-с, так что случилось?

- Иван Васильевич, я так больше не могу жить! - чуть не плача, сказала Лена, доложив руки на рукав его пальто. - И мне… и я… Ну, чего же вы молчите?!

- Да ведь я же еще ничего не знаю, - улыбнулся Зотов. - Что случилось, вы мне скажите?

- Нет, это вы мне скажите, что с Сережей! Он все молчит, он мне ничего не рассказывает, - в отчаянии продолжала Лена. - Но я же вижу, я сердцем чувствую, что-то произошло. И вы должны знать.

- У Сергея были большие неприятности, - помолчав, ответил Зотов. - Очень большие. Но сейчас они кончились. Вот все, что я могу сказать.

- Это наверное, из-за той девушки, да?

- Из-за какой девушки?

- С которой он был в ресторане.

Зотов пристально посмотрел на Лену, и она, невольно смутившись, опустила глаза.

- Откуда вы об этом знаете?

Лена неуверенно пожала плечами.

- Отвечайте, - настаивал Зотов. - Это очень важно. Это даже важнее, чем вы думаете.

- Мне сказали… их видели там…

- Кто сказал? Кто, Лена?

- Один знакомый актер, Петя Словцов.

- Ах, вот оно что! Ну, а когда он их видел? И где?

- В ресторане «Сибирь». Это было, наверно, месяца два назад, в конце декабря.

- Так, так. Именно. И вы поверили?

- Петя даже приглашал меня поехать и посмотреть, - чуть слышно ответила Лена.

- Да, они там были…

Зотов сказал это таким тоном, что Лене вдруг стало мучительно стыдно, и она не нашлась, что ответить.

- Вы помните, Лена, наш последний разговор? - продолжал Зотов. - Я вам тогда сказал, что факты надо проверять характером человека, факты бывают разные. И потом, человеку, которого любишь, надо верить. Особенно если твой муж, скажем, вот на такой чертовой работе, как наша. Ведь он ничего не может вам сказать, ничем поделиться. Это порой очень тяжело. По себе знаю. Тут именно сердцем и надо чувствовать. А за Сергея я спокоен: это человек прямой и надежный. Которые иные, те, кстати говоря, у нас не задерживаются. Вот так.

- А почему Сережа мне не верит? - с неожиданным вызовом спросила Лена и резким движением откинула назад волосы.

- Ну и глупые же вы оба! - усмехнулся Зотов. - И, конечно, молодые еще. Что же, прикажете взять вас обоих за руки и мирить? Нет уж, увольте. Хоть молодые, а взрослые. Сами женились, сами и разбирайтесь. Третий тут, как говорится, лишний. Вот так.

Лена невольно улыбнулась.

- Ох, и хитрый вы, Иван Васильевич! Я даже не знала.

- И вовсе нет. Просто разболтался по-стариковски тут с вами.

- Иван Васильевич, дорогой, ну раз уж разболтались, то скажите, какие неприятности были у Сережи? Ведь это же меня тоже касается.

Зотов внимательно посмотрел на Лену и с расстановкой сказал:

- Да, касается. Даже очень.

- Почему «даже очень»? - с тревогой спросила Лена.

- Потому что и ваша вина тут есть. - Зотов помедлил и добавил: - Вы не очень-то разборчивы в людях. Забываете, кто ваш муж и где он работает. Ну, а другие это помнят. Вот так. Больше я вам пока ничего сказать не могу.

Зотов открыл дверцу и, высунувшись, махнул рукой. К машине подбежал водитель.

- Поехали, Вася. Отвезем домой эту гражданочку. - Зотов назвал адрес Лены.

Когда машина, урча, тронулась с места, Иван Васильевич наклонился и тихо сказал Лене:

- Сергей завтра не придет ночевать. У него очень трудное задание. И мне надо, чтобы на душе у него было совсем, совсем спокойно. Поняли?

Лена молча кивнула головой.

Дома она едва успела сбросить шубку, как в парадном раздался длинный, тревожный звонок. Лена побежала открывать дверь. На пороге стоял запыхавшийся и взволнованный Залесский.

- Володя?…

- Да, да, это я! К вам можно?

- Зачем вы пришли?

- Ах, Леночка, клянусь, я вам не буду надоедать своими признаниями! Дело гораздо серьезнее. И вас это тоже касается.

Лена никогда еще не видела Залесского таким растерянным и испуганным. Что-то неприятно резануло ее в его словах.

- Входите, - сухо ответила она.

Залесский торопливо сбросил пальто и вбежал в комнату.

- Это ужасно, ужасно! - простонал он, в отчаянии ломая руки. - Леночка, я погибаю!… Вы же знаете, меня представили на заслуженного… я действительно большой актер… Ах, не думайте, мне сейчас не до хвастовства!… И вот это ничтожество, этот жалкий неудачник… Леночка, у вас тоже блестящее будущее! И все, все может погибнуть!

Залесский неожиданно упал на диван и разрыдался, уткнувшись лицом в подушку.

Лена смотрела на его узкую, вздрагивающую спину, на разметавшиеся по подушке волосы, и таким вдруг чужим и далеким показался ей этот человек, так странно и неприятно было видеть его в этой комнате, на этом диване, на котором по вечерам любит сидеть Сережа и, нахмурившись, читать свои кодексы и учебники, а рядом всегда ставит вон ту пепельницу с окна.

В этот момент Залесский вскочил с дивана и, повернув к Лене залитое слезами лицо, закричал:

- Я это не переживу! Я покончу счеты с жизнью, предупреждаю вас!…

- Но что в конце концов случилось? - как можно спокойнее спросила Лена. - Из-за чего вся эта истерика?

- Истерика?! Вам легко говорить! А меня запутали в грязную, мерзкую историю! Мне подсунули эту шубу для вас, эту шапку!… А я - то обрадовался! И вы, кстати, тоже! Но я ничего не знал! Леночка, надо что-то придумать! Умоляю вас! - Залесский упал на колени. - Поговорите с мужем, пусть он сделает что-нибудь! Он не имеет права отказываться! Я честный человек!…

- Вы жалкий человек, - прошептала Лена.

У выхода на Комсомольскую площадь он встретился с Ниной. Девушка торопливо, но крепко пожала ему руку.

- Все, Ниночка, в порядке?

- Все, все. Пошли…

Сергей одобрительно посмотрел на сумочку, которую Нина держала в руках. Это была очень маленькая замшевая сумочка, из тех, с какими женщины ходят в театр.

Они подошли к пригородным кассам, и Сергей купил два билета до Сходни. Тут же, рядом с кассами, Сергей выбросил в урну свои сигареты.

- Чтобы иметь повод зайти в буфет на станции, - пояснил он.

- Ну, и хитрый ты, Сережа! - чуть нервно засмеялась Нина.

Сергей взял девушку под руку, и они быстро направились к перрону, где стоял готовый к отходу электропоезд. Молодые люди едва успели вскочить в последний вагон, когда раздался свисток кондуктора. Поезд тронулся. Сергей и Нина прошли по вагонам и сели в первом, почти совсем пустом.

За замерзшим окном промелькнули станционные огни. Нина монеткой соскребла лед со стекла и приникла глазами к прозрачному кружку.

Всю дорогу они разговаривали о пустяках. Нина заметно нервничала. Оба невольно отсчитывали про себя остановки. Казалось, еще так далеко до Сходни, а не успели они оглянуться, как осталось всего две остановки, потом одна…

Наконец они вышли на площадку вагона, где уже толпились люди, собиравшиеся выходить на Сходне. Сергей снова взял девушку под руку и на миг строго и ободряюще заглянул ей в глаза. Нина улыбнулась и инстинктивно прижала к себе сумочку.

Поезд начал медленно тормозить. Приближалась Сходня. Один из пассажиров приоткрыл тяжелую, всю в инее дверь вагона, и на площадку ворвалась тугая, холодная струя воздуха. В темноте замелькали огни дачного поселка, потом медленно наплыла широкая, освещенная фонарями платформа. Поезд остановился, люди стали торопливо выходить из вагона.

Сергей и Нина последними спрыгнули на перрон. И тут же к ним подошел улыбающийся Доброхотов. Воротник его пальто был поднят, лицо раскраснелось от ветра. Было видно, что он давно уже на станции и пропустил не один поезд. «Наверно, высматривал, не приедет ли кто-нибудь раньше нас, - подумал Сергей. - Только бы не засекли Костю или Сашу! Может, весь день следит».

- Вот это точность! - весело сказал Доброхотов, протягивая холодную как лед, окоченевшую руку. - Ждать на таком ветрище не заставили.

- Как договорились, - ответил Сергей.

«Эге, первый промах! - отметил он про себя. - Грубо соврал!»

Смешавшись с толпой пассажиров, они дошли до конца платформы. Вдруг Сергей похлопал себя по карманам и с досадой сказал:

- Ах, черт возьми, папиросы забыл купить! Тут есть буфет-то?

Доброхотов настороженно посмотрел на него и, подумав, ответил:

- Ясное дело, есть. Вон там, - он махнул рукой в сторону станционного здания. - Пошли, покажу. Только давай быстрее, заждались нас уже там. Голодные все.

Они втроем отделились от остальных пассажиров и направились назад по платформе.

В буфете Сергей купил пачку папирос, тщательно пересчитал сдачу, рассовал деньги по карманам, застегнулся, потом закурил и угостил Доброхотова. Когда они вышли, на платформе уже никого не было.

Доброхотов, Сергей и Нина подошли к лестнице, спустились на железнодорожное полотно и, миновав пристанционные палатки, двинулись по широкой, плохо освещенной улице.

- Недалеко, совсем недалеко, - объяснял Доброхотов, - только путано, вот в чем беда.

Сергей незаметно огляделся.

На улице было пусто, по сторонам за сугробами снега чернели заборы, кое-где сквозь строй заснеженных деревьев пробивались огоньки дач. Изредка тявкали собаки. Тихо, безлюдно, жутковато, только поскрипывал снег под ногами да свистел ветер, раскачивая редкие фонари на столбах.

Впереди появились два человека и, чуть пошатываясь, двинулись в сторону станции. По белому кашне на одном из них Сергей узнал Сашу Лобанова.

И тут Сергей в который уже раз пожалел, что ему не разрешили проникнуть на дачу к Доброхотову, выяснить до конца его планы. Но приказ есть приказ, и никто не вправе его ослушаться. Сергей вздохнул. Что поделаешь!

Тем временем Лобанов с Воронцовым все приближались. Сергей держал в кармане пистолет. Он почувствовал, как вдруг заколотилось сердце и на лбу выступила легкая испарина. «Ну, начинается!» - с невольным волнением подумал он.

Сергей не удержался и искоса взглянул на Доброхотова, и тот вдруг случайно поймал на себе его взгляд. Сергей закусил губу и тут же отвернулся. Но было уже поздно. Доброхотов весь напрягся, подозрительно и настороженно поглядел на приближающихся людей и, сунув руку в карман, сделал два шага в сторону. Лобанов и Воронцов двигались уже навстречу одному Сергею. План, заключавшийся в том, чтобы Доброхотов оказался между ними и Коршуновым, был сломан. Теперь всех троих отделяла от Доброхотова Нина, и Лобанову уже было поздно менять направление, он только выдал бы себя.

Один неосторожный взгляд - и вся обстановка изменилась в пользу Доброхотова. Сергей слишком поздно понял свою ошибку. Но ее поняла и Нина. В тот момент, когда Лобанов и его товарищи были уже совсем близко, она неожиданно и резко нагнулась, поправляя ботинок, и Доброхотов вместе с Сергеем невольно прошли вперед, очутившись таким образом рядом. Сергей мгновенно воспользовался этим обстоятельством. Выхватив пистолет, он резко повернулся к Доброхотову и повелительно крикнул:

- Руки вверх! Не шевелиться!

Но ему не удалось застать Доброхотова врасплох. Тот левой рукой ударил по пистолету, грохнул выстрел, в ту же минуту в правой руке Доброхотова мелькнул какой-то металлический предмет, и он со всего размаха ударил им Сергея по лицу. Удар был настолько неожиданный и сильный, что Сергей упал и, захлебываясь в крови, потерял сознание.

Доброхотов прыгнул в сторону, но на него тут же налетел Лобанов и заученным приемом вывернул назад руку. Застонав от боли, Доброхотов лицом вниз рухнул в снег.

За кустами мелькнула какая-то тень. Воронцов бросился в ту сторону и, выхватив пистолет, крикнул:

- Стой! Стрелять буду!…

Нагнувшись, человек продолжал бежать, но когда Воронцов выстрелил в воздух, он неожиданно упал.

Воронцов подбежал к лежавшему на снегу парню и приказал встать. Тот медленно поднялся. Не опуская пистолета, Воронцов насмешливо спросил:

- Как это понимать прикажешь? Чего это ты вдруг улегся?

Испуганно косясь на пистолет, парень с дрожью в голосе ответил:

- МУР промаха не дает. Наслышан…

В это время Доброхотов уже лежал связанный. Лобанов подобрал выпавший у него из рук самодельный кастет. В кармане у Доброхотова был обнаружен пистолет.

Около Сергея хлопотала Нина. Ей с трудом удалось остановить кровь, хлеставшую из глубокой раны на его лице. Сергей все еще не приходил в сознание.

В это время со стороны станции к месту происшествия подъехали две машины. В одну из них осторожно внесли Сергея. Нина села рядом, положив его голову к себе на колени. Машина двинулась в город.

В другую машину втолкнули Доброхотова и второго парня. Лобанов вскочил туда последним и торопливо приказал водителю:

- Давай к даче!

…За изгородью из набитых железных полос, перевитых колючей проволокой, сплошной стеной тянулся густой, высокий кустарник. В глубине участка светились окна небольшой дачи, оттуда неслись веселые, пьяные возгласы и звуки патефона. К даче вела протоптанная в глубоком снегу дорожка.

В большой комнате возле длинного стола, уставленного бутылками и закусками, сидели несколько человек. У самой середины стола по-хозяйски развалился в кресле пожилой, толстый мужчина в очках с коротко подстриженными седыми усами.

В стороне, около патефона, в самых вольных позах расположились три раскрашенные девицы и двое парней. Один из них, коренастый, всклокоченный, был одет в мятый пиджак, из-под которого виднелась полосатая тельняшка. Второй парень был худой и длинный, в аккуратном сером костюме. Наклонившись, он тихо сказал парню в тельняшке:

- Что-то Директор задерживается. Может, шухер какой, а?

- Сказано: не долдонь, - мрачно ответил тот. - Лучше девкам загни чего-нибудь повеселее.

В этот момент снаружи раздался стук в дверь. В комнате мгновенно воцарилась тишина. Все настороженно прислушивались. Стук повторился, настойчивый, требовательный. Тогда пожилой мужчина в очках тяжело поднялся с кресла, вышел в переднюю и, подойдя к двери, отрывисто спросил:

- Кто там?

- Петр Кузьмич! - донеслось из-за двери. - Это я, Ефимов. Открой, дело есть.

- Соседа нелегкая принесла, - тихо сказал пожилой мужчина подошедшему парню в тельняшке. - Открывать, что ли?

- Валяй.

Дверь распахнулась, на пороге неожиданно выросла массивная фигура Кости Гаранина с пистолетом в руке.

- Спокойно! Руки вверх!

Пожилой мужчина, хозяин дома Петр Кузьмич, завороженно глядя на направленный на него пистолет, поднял дрожащие руки. Но парень в тельняшке стремительно бросился обратно в комнату.

- Полундра! Уголовка!…

Он схватил со стола бутылку и швырнул ее в лампу. Раздался громкий треск, комната погрузилась в темноту. Дом огласился криками, визгом и руганью.

В тот же момент лопнули стекла во всех трех окнах, сквозь них метнулись какие-то тени, и одновременно в разных концах комнаты вспыхнули ручные фонарики. В их тусклом свете сбившиеся в кучу гости увидели направленные на них со всех сторон пистолеты.

Со двора доносились чьи-то голоса и злобный собачий лай.

- Всем оставаться на своих местах и не шевелиться, - прозвучал угрожающий голос Гаранина. - Стреляем без предупреждения. Спектакль окончен.

Взгляд Кости упал на парня в тельняшке.

- А, Федька-Дубина! - насмешливо проговорил он. - Вот это уж неожиданный подарок!

- Друзья встречаются вновь, - криво усмехнулся тот.

- Ну-ка, выходи первый, - уже сурово приказал Костя.

Вторым двинулся было хозяин дома, но Гаранин остановил его.

- Вы пока останетесь, гражданин.

Во дворе урчали моторы въезжавших с улицы машин.

В комнате над столом уже горела новая лампочка.

Вскоре все было кончено. В доме остались только четверо сотрудников из оперативной группы во главе с Гараниным, сам хозяин дома Петр Кузьмич и доставленный туда же Доброхотов; руки ему развязали, и он, как видно, придя в себя, с напускным равнодушием наблюдал за происходящим. Только левая щека его время от времени нервно подергивалась.

Петр Кузьмич сидел, поджав ноги, на табуретке и, раскачиваясь из стороны в сторону, слезливо причитал:

- Что ж теперь будет?… Господи, спаси и помилуй!… Что же теперь со мной будет?… И ведь с кем спутался на старости лет!…

- Попроси кого-нибудь еще от Ефимовых, - приказал одному из сотрудников Гаранин. - Понятыми будут. Сейчас начнем обыск.

- Не надо обыска! - поспешно вскочил с табуретки Петр Кузьмич. - Не надо! Сам все отдам! У-у, мерзавец! - Он с ненавистью посмотрел на Доброхотова. - «Элегант» проклятый!

- Не тревожьте светлую память моего предприятия, - насмешливо сказал Доброхотов. - Ателье «Элегант» закончило свое земное существование.

- Как и его владелец, надеюсь, - прибавил Воронцов, внимательно рассматривая большие ручные часы на металлическом браслете, которые он только что обнаружил в ящике стенных часов, под маятником.

Щека Доброхотова опять нервно задергалась.

- Вы что хотите сказать? - с вызовом спросил он.

- Слишком много крови пролили, Доброхотов. Начиная с убийства Климашина. Это, между прочим, его часы.

У Доброхотова еще сильнее задергалась щека, и он, зажав ее рукой, отвернулся.

- Вы собирались что-то выдать нам добровольно? - обратился Гаранин к хозяину дома.

- Да, да, - торопливо закивал головой Петр Кузьмич. - Шкурки. Там, в погребе. Все он, он добывал…

Вскоре на столе, очищенном от посуды, появились два больших, перепачканных в земле чемодана, доверху набитых шкурками. Костя взял одну из них, взглянул на фабричное клеймо.

- Все, - прошептал Доброхотов, - сгорел как свеча…

В это время Гаранину передали небольшой охотничий нож, на рукоятке которого было выгравировано: «Вадиму Д., буйной голове, с пожеланием сохранить ее на плечах». Костя прочел надпись, усмехнулся и тихо приказал одному из сотрудников:

- Звони в Москву. Доложи обстановку. Ярцев может приступать. И… узнай там, как Сергей.

Костя взглянул на часы: было два часа ночи.

В эту ночь в коридоре пятого этажа высокого здания на Петровке было людно: готовилась большая операция. Сотрудники, оживленно переговариваясь между собой, разгуливали по коридору, слышались шутки, смех. Настроение у всех было приподнятое, боевое: предстояла ликвидация опасной группы преступников итог многих месяцев напряженной работы всего отдела. Некоторые из сотрудников играли в шахматы, распахнув двери своих комнат, чтобы услышать приказ о выезде.

В кабинете Зверева находились Ярцев, следователи прокуратуры и старшие оперативных групп. Поминутно звонил телефон, и Зверев, выслушав очередной короткий доклад, каждый раз невозмутимым тоном говорил одно и то же:

- Продолжайте наблюдение. Можем приехать в любую минуту. Ждем сигнала из Сходни.

Геннадий посмотрел на часы. Было начало второго. Пора бы уже.

Снова зазвонил телефон. «Внутренний», - мгновенно определил Геннадий. Зверев снял трубку.

- Слушаю.

- Майор Зверев?

- Да. Кто говорит?

- Докладывает дежурный по МУРу Скворцов. Только что звонили из госпиталя. Туда прибыла машина «Скорой помощи» из Сходни. Доставлен раненый капитан Коршунов… - Голос дежурного неожиданно дрогнул.

- Но что… - Зверев перевел дыхание и глухо спросил, - что там произошло?

- Ничего пока неизвестно. Коршунов без сознания. Ждите звонка от Гаранина.

Зверев медленно опустил трубку и обвел взглядом толпившихся в дверях сотрудников.

- Ну? - нетерпеливо спросил. Геннадий. - Что случилось?

- При выполнении задания на Сходне тяжело ранен капитан Коршунов.

Тихо расходились по своим комнатам сотрудники. Не слышно уже было шуток и смеха. Люди переговаривались вполголоса, с еле сдерживаемой ненавистью. Предстоящая операция, продолжение той, на Сходне, теперь казалась всем особенно ответственной и особенно необходимой: враг был здесь общий, злобный, опасный, и у каждого из сотрудников невольно сжимались кулаки при мысли о встрече с ним сегодня ночью: «Ну, погоди же, гад!…».

Час спустя раздался наконец долгожданный звонок со Сходни, и немедленно все комнаты пятого этажа облетел приказ: «Пора!».

Две машины одна за другой промчались по пустынной, ярко освещенной улице и затормозили у дома, где жил Плышевский. Из подъезда вышел человек и, приоткрыв дверцу первой машины, тихо сказал сидевшему рядом с водителем Звереву:

- Дома. Спит. Там еще дочка. Больше никого.

- Ясно. Понятые есть?

- Так точно.

По знаку Зверева все вышли из машины и стали молча подниматься по лестнице.

На первый и второй звонок никто не ответил, только после третьего за дверью послышались торопливые шаги и испуганный девичий голос спросил:

- Кто там?

- Откройте, пожалуйста. Милиция.

- Милиция?!.

Девушка завозилась с замком, но, как видно, от волнения никак не могла с ним справиться.

В этот момент за дверью раздался спокойный мужской голос:

- Иди к себе, Галя. Я сам открою. Это - недоразумение.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Плышевский в домашнем халате и меховых туфлях.

- В чем дело, товарищи? - раздраженно спросил он.

- Я сотрудник милиции, вот мое удостоверение, - невозмутимо ответил Зверев. - А вот санкция прокурора на ваш арест, гражданин Плышевский, и на обыск в квартире.

Глаза Плышевского сузились, и он резко отчеканил:

- Не желаю смотреть ваши филькины грамоты. Я протестую. Ночью врываться в квартиры, хватать людей. Это произвол…

- Вы отказываетесь впустить нас в квартиру? - спокойно спросил Зверев. - Отказываетесь подчиниться постановлению прокурора?

- Да, отказываюсь! И повторяю: это произвол!

- Ну тогда мы вынуждены обойтись без вашего согласия, - хладнокровно заключил Зверев.

Он сделал шаг вперед, и Плышевский невольно отступил в сторону.

Войдя в переднюю, Зверев огляделся и, указав на одну из дверей, спросил:

- Это чья комната?

- Это комната дочери, - хмуро процедил Плышевский.

- А та?

- Та - мой кабинет.

- Квартира вся принадлежит вам?

- Повторяю: это комната моей дочери, ее собственная комната.

В этот момент в переднюю вышла Галя, торопливо застегивая на ходу платье. Она с вызовом посмотрела на отца и сказала:

- Нет, пусть обыскивают и мою комнату.

Обыск начался.

В кабинете за письменным столом расположился следователь прокуратуры, он вел протокол обыска, тщательно записывая все изъятые ценности, которые аккуратно складывались сотрудниками на низкий круглый столик у дивана: хрусталь, серебро, картины, антикварные изделия.

Плышевский сидел в кресле у окна и, закинув ногу на ногу, с презрительной усмешкой наблюдал, время от времени бросая едкие замечания:

- Советую переписать все книги. Они ценнее, чем эти безделушки. Только без грамматических ошибок.

Ему никто не ответил.

- Конечно, милиционерам это недоступно.

Сотрудники молча продолжали работу. Но Галя не выдержала. Она вскочила с дивана и со слезами на глазах гневно крикнула:

- Замолчи! Постыдился бы!…

- Спокойней, девушка, - остановил ее Зверев. - У гражданина просто шалят нервы. Это понятно.

- А я не могу спокойнее! - запальчиво ответила Галя. - Как он смеет!…

Обыск продолжался. Всем было ясно, что изъятыми ценностями дело не ограничится.

Уже в пятом часу утра один из сотрудников подал Звереву записку.

- В передней, за плинтусом, - доложил он.

Зверев развернул записку. Вся она была заполнена двумя столбиками непонятных цифр и обрывков слов:

«уг. мат. дв. 4 (1,7+1,8+3,5+4,25),

3. ст. (3,1+2,4),

дв. пр. 4 (1,9+3,8+2,7+4,1),

кук. 4 (4,0+3,2+3,2+2,5),

под. 7 (3,8+3,1+4,4+1,8+3,6+1,3+1,6),

я. ст. пр. 2 (3,7+4,31)» и т.д.

Внимательно рассмотрев записку, Зверев показал ее Плышевскому.

- Что это означает?

- Понятия не имею, - пожал плечами тот. - Откуда вы ее взяли?

- Не имеете? - Правый глаз Зверева насмешливо прищурился. - Ладно. Разберемся сами.

- Пожалуйста, - презрительно скривил губы Плышевский. - Нат Пинкертоны с трехклассным образованием…

Зверев, ничего не ответив, вышел из комнаты и подозвал одного из сотрудников. Вдвоем они закрылись на кухне.

- Понимаешь, в чем дело? - спросил Зверев. - Это же явная шифровка!

Обыск между тем продолжался.

В комнате Гали скатали разложенный на полу большой ковер, и лейтенант Арбузов с трудом вытащил его в коридор. Сквозь открытую дверь кабинета он поймал на себе пристальный взгляд Плышевского.

Арбузов снова возвратился в комнату.

Через минуту Плышевский как бы нехотя поднялся со своего места и с безразличным видом прошелся несколько раз по кабинету, потом вышел в переднюю и, мельком заглянув в комнату дочери, той же ленивой походкой возвратился в кабинет. Никто, казалось, не обратил на него внимания.

Но лейтенант Арбузов, дождавшись, когда Плышевский ушел, весело подмигнул товарищу и чуть слышно прошептал:

- Видал? Занервничал, сукин сын! Давай-ка разберемся с этим паркетом.

Одна за другой были тщательно обследованы планки паркета. Все они оказались наглухо вделанными в пол, все… кроме трех, которые под сильным нажимом ноги еле заметно «дышали». В ход были пущены инструменты.

Когда планки были вырваны, под ними оказалось глубокое оцинкованное пространство, доверху набитое стопками сберегательных книжек и толстыми пачками денег. Среди них оказались и доллары.

К нижней стороне одной из планок была прикреплена пружина, соединенная с шестеренкой, с которой сцеплялась другая шестеренка - коническая, и от нее уже уходил под пол стальной тросик. Его путь был скоро обнаружен. Тросик проходил под полом, затем под наличником двери и кончался в передней, у вешалки. Один из болтов, на которых она висела, оказался фальшивым, в его гнезде обнаружили отверстие для ключа. Механизм тайника был теперь ясен.

На стол перед следователем были вывалены сберкнижки и деньги.

Галя, забившись в угол дивана, с ужасом наблюдала за всем происходящим. «Боже мой, боже мой, откуда это все?… - словно в бреду беззвучно шептала она. - Откуда?… Прятал, все прятал!… Вор!… Вор он!… Мамочка, бедная, ты даже не знала, с кем ты жила… и я не знала… Нет, нет, я здесь не останусь… я уйду… я буду сама работать… я ни к чему здесь не притронусь…» Галя со стоном закрыла глаза. В этот момент она невольно подумала о Михаиле. Где он сейчас?

Выложив на стол последнюю пачку денег, Арбузов взглянул на посеревшее лицо Плышевского и с необычной для него суровостью сказал:

- Ваша первая карта бита, гражданин Плышевский.

Плышевский криво усмехнулся.

- Что-то уж очень вы стараетесь. Сразу видно, что вас я не поил коньяком, - и он насмешливо взглянул на Галю.

Щеки девушки залил багровый румянец, и она поспешно опустила глаза.

Арбузов ответил спокойно, почти весело:

- Ах, вы намекаете на Михаила Козина? Но он уже уволен из органов милиции. А перед этим, между прочим, сам пришел и все рассказал. Так что даже из него вам не удалось сделать предателя. Понятно? Может быть, теперь вы откроете остальные свои карты добровольно?

Плышевский поджал тонкие губы и ядовито ответил:

- Вы слишком самоуверенны, молодой человек. Надеюсь, кто-нибудь мне задаст более умные вопросы.

Но при всем своем самообладании он не удержался и украдкой взглянул на часы. Если Козин все рассказал, то что же теперь творится на Сходне?

За окном начинало рассветать. Сквозь серую мглу проступили очертания соседних зданий, пустынная, занесенная снегом улица и желтоватые бусинки фонарей. Было уже около семи часов утра.

Из кухни наконец показался Зверев. С невозмутимым видом он зашел в кабинет, держа в руках таинственную записку, и сказал:

- Давайте-ка, товарищи, проверим. Даже интересно. Будем искать камушки, - он взглянул на записку. - Итак, первая строчка, первый адрес - угол матраца дивана, четыре камушка, вес каждого указан здесь, вероятно, в каратах.

Галя как ошпаренная вскочила с дивана.

Через несколько минут в уголке деревянной рамы матраца было обнаружено выдолбленное гнездо и в нем четыре блестящих камушка - бриллианты.

- Пойдем дальше, - все так же спокойно сказал Зверев, но в самой глубине его глаз засветилась радость. - Вторая строчка - замок стола, два камушка… Дальше - диван, правая сторона, четыре камушка. - Он посмотрел на Плышевского. - Может быть, чтобы не ломать вещь, вы укажете точно?

- Мне какое дело? Ломайте, - с усмешкой ответил тот. - Государство, надеюсь, не обеднеет?

Когда были извлечены еще четыре бриллианта, Зверев указал следующий «адрес»:

- «Кук» - это какая-то кукла. Давайте ее сюда.

Все стали оглядываться по сторонам. Никакой куклы в кабинете не было.

- Подождите! - взволнованно сказала вдруг Галя. - Это, наверно, кукла-грелка для чайника. Другой у нас… у него нет. Она в кухне.

Плышевский бросил на дочь злобный взгляд, но промолчал.

На столе перед следователем росла сверкающая огоньками горка драгоценных камней.

- Теперь подоконник. Там семь штук, - продолжал Зверев, водя пальцем по бумажке. - Он, наверно, выдвижной.

…Обыск закончился только в десятом часу утра. Усталые, возбужденные сотрудники начали упаковывать в чемоданы изъятые ценности. Зверев предложил Плышевскому подписать протокол обыска.

- Не желаю! - резко ответил тот.

- Как угодно, - невозмутимо произнес Зверев и сухо добавил: - Одевайтесь, гражданин Плышевский.

В один из совсем весенних мартовских вечеров Сенька Долинин, сгорая от нетерпения, расхаживал вокруг скамейки около ворот, поджидая Клима. Он выкурил уже пять или шесть папирос и начинал не на шутку злиться. Ведь, кажется, условились точно. У Сеньки же билеты в кармане! Конечно, Клим теперь начальством стал, всякие там совещания, собрания, доклады, просто Академия наук, а не бригадмил! А может, за Лидой пошел? Вот так у них теперь и повелось: то он за ней ходит, то она за ним. Уж женились бы, что ли! Все легче было бы. И билетов теперь приходится брать три, иначе Климку не уговоришь. Им, конечно, хорошо, у них любовь. А вот ему, Сеньке, Даже как-то неудобно, вроде сбоку припека, Несолидно. В конце концов надо и ему тоже с девушкой ходить.

Тут Сеньке почему-то стало вдруг грустно. Он вздохнул и собрался было уже закуривать новую папиросу, когда наконец подошел Клим. С ним была и Лидочка. Вид у Клима был серьезный.

- Так, - сердито сказал Сенька. - Конечно, начальство не опаздывает, а задерживается…

- У нас, понимаешь, собрание было.

- Ну, все ясно, ясно…

- Ничего тебе не ясно. Открытое партийное собрание. Вся фабрика привалила. Тарас Петрович насчет этой шайки докладывал.

- Да ну? - Глаза Сеньки блеснули любопытством.

- Ага. И знаешь, кто еще приехал?

- Я что, по-твоему, ясновидящий?

- Коршунов и Ярцев. Тоже выступали, рассказывали, как все было. У Коршунова, между прочим, во какой шрам, через всю щеку. Только недавно из госпиталя выписался.

- Ну, откуда шрам-то?

- Бандита одного арестовывал из той же шайки…

- Фью! - присвистнул Сенька.- Работка!

- Потому, помогаем еще мало,- строго ответил Клим.- Об этом тоже на собрании говорили.

- Эх, братцы! - Сенька от досады даже смял в пальцах папиросу.- Ну, как же такое собрание без меня обошлось? Ясности тут не вижу! Все ж таки вместе кое-что сделали.

Климу стало совестно перед другом.

- Верно. Промашку я дал. Но только уж больно неожиданно собрали.

- Ладно, учтем чистосердечное признание и поставим на вид,- махнул рукой Сенька. - Ты лучше скажи, чего Коршунов рассказывал.

- Вот, например, про Климашина. Ему, оказывается, шкурку-то подсунули. Сознался, черт старый!

- Судить-то их когда будут?

- Скоро. И вот Лида тоже там будет… - Он внимательно посмотрел на девушку.

- Ты, Лид, не дрейфь,- солидно посоветовал Сенька.- Руби все, как было. И полный порядок. Мы тебя всегда поддержим. Можешь положиться. Ну, а этот-то как, Рыбья Кость? - Сенька хитро взглянул на Лидочку.

Но ответил Клим.

- Судить будут. Строго… А мы все должны знаешь какой урок из этого дела извлечь? На всю жизнь!