Холодная война в Венгрии. Международные отношения от окончания Второй мировой войны до распада Советского Союза

Проблема европейской безопасности

Результаты новых исследований истории холодной войны, развернувшихся после архивных революций в Восточно-Центральной Европе в период после 1989 года, все более ясно показывают, что ключевой задачей советской Westpolitik уже с середины 1960-х годов было создание европейской безопасности в соответствии с интересами советского блока. Это означало прежде всего урегулирование международной ситуации, сложившейся после Второй мировой войны, то есть закрепление европейского статус-кво, установленного в 1945 году, по окончании войны. В центре проблемы стоял германский вопрос, и среди задач, которые предстояло решить, были такие непреодолимые проблемы, как признание границы по Одеру и Нейсе и ГДР, статус Западного Берлина, отношения между двумя германскими государствами и установление дипломатических отношений с ФРГ со стороны государств советского блока.

Как уже говорилось в главе 3, советские лидеры предложили создать систему коллективной европейской безопасности еще в 1954 году. Хотя западные державы отвергли советскую инициативу, которую они сочли пропагандистской уловкой, Москва не отказалась от этой идеи в долгосрочной перспективе. Однако период после создания Варшавского договора в мае 1955 года был полон бурных событий в мировой политике, которые не способствовали подобным начинаниям. Тем не менее, в 1959 году по инициативе руководства ГДР был создан "Постоянный комитет по изучению вопросов европейской безопасности" с участием соответствующих академических институтов СССР, ГДР, Чехословакии и Польши. Комитет организовал конференции в Праге в 1961 году и в Восточном Берлине в 1964 и 1965 годах. Венгрия присоединилась к комитету в сентябре 1965 года.

Идея начать кампанию за проведение общеевропейской конференции по безопасности вновь возникла спустя всего десятилетие после неудачной инициативы Хрущева и Молотова в 1954 году. На этот раз она возникла как проект польского руководства, которое подняло этот вопрос в конце 1964 года. В своем выступлении на Генеральной Ассамблее ООН 14 декабря Адам Рапацкий, министр иностранных дел Польши, предложил созвать конференцию по европейской безопасности с участием США и Канады.

Затем это предложение было официально выдвинуто на сессии ПКК WP, состоявшейся в польской столице в январе 1965 года, но без какой-либо специальной подготовки или предварительных консультаций с государствами-членами. Хотя изначально этот вопрос даже не был включен в повестку дня заседания, участники поддержали импровизированное предложение единогласно. Так, в декларацию, опубликованную по итогам заседания, был включен специальный пункт о том, что страны-участницы Варшавского договора считают необходимым созвать "конференцию европейских государств для обсуждения мер по обеспечению коллективной безопасности в Европе".

Однако это послание - хотя его и можно считать отправной точкой процесса, который в итоге привел к подписанию Хельсинкского заключительного акта, - было представлено в документе довольно скупо. Это объясняется хаотичным характером сессии ПКК, состоявшейся всего через несколько месяцев после падения Хрущева и ставшей первой подобной встречей с 1956 года, на которой состоялись реальные дебаты между представителями стран-членов. На встрече пришлось обсуждать множество вопросов, более важных в то время, но исторически менее актуальных. Прежде всего, это реакция Восточного блока на западный план создания многосторонних ядерных сил (МЯС).Соответственно, в декларации, помимо заявления о том, что в случае реализации плана МЯС Варшавский договор "будет вынужден принять необходимые меры обороны", выдвигался ряд ранее выдвинутых предложений по укреплению доверия, таких как создание безъядерной зоны в Центральной Европе, заключение пакта о ненападении со странами НАТО и обязательство о безъядерном статусе двух Германий.

Во второй половине 1965 года советская дипломатия взяла на себя решение вопроса о возможной конференции по европейской безопасности. С этого времени данный вопрос - в тесной взаимосвязи с усилиями Москвы по урегулированию германского вопроса - стал центральной проблемой периода, продолжавшегося до середины 1970-х годов.

Поэтому следующая сессия ПКК ЗП, состоявшаяся в Бухаресте в июле 1966 года, была целиком посвящена вопросу о конференции по безопасности. В отличие от импровизационного характера нескольких предыдущих и многих последующих заседаний ПКК, этой сессии предшествовал очень длительный процесс интенсивной многосторонней координации, включая самую продолжительную в истории альянса сессию министров иностранных дел, длившуюся около двух недель. У Советов был амбициозный план для встречи КПК: с одной стороны, они хотели осуществить организационную трансформацию альянса, на которой уже давно настаивали некоторые страны-члены, такие как Польша и Венгрия, и в то же время выпустить мощную декларацию, теперь сосредоточенную исключительно на конференции по европейской безопасности. Приоритетом Москвы было последнее, и это ясно продемонстрировала заключенная в последнюю минуту специальная сделка с Румынией, которая решительно выступала против реформ. Из-за этой договоренности реформа политической и военной организации была снята с повестки дня прямо перед встречей. В свою очередь, Бухарестская декларация Варшавского договора была принята единогласно. Крайне объемный семистраничный документ призывал лидеров государств континента начать предварительные переговоры о проведении конференции по европейской безопасности.

В то же время, однако, были определены и предварительные условия Восточного блока: Запад должен был признать существование двух германских государств, а ФРГ - отказаться от претензий на единственное представительство немецкого народа и признать существующие восточные границы. Кроме того, документ под давлением Румынии требовал вывода иностранных войск с территории европейских государств и ликвидации иностранных военных баз, а также призывал к одновременному распаду двух военно-политических союзов: НАТО и Варшавского договора. Это обращение бухарестской сессии ПКК ЗП стало первой серьезной инициативой Восточного блока по институциональному урегулированию отношений между Востоком и Западом и одновременно первым важным шагом на пути к подписанию Хельсинкского заключительного акта в 1975 году.

Реакция на декларацию не была полностью неблагоприятной и на Западе, но предварительные условия, касающиеся созыва конференции, еще не могли быть приняты большинством заинтересованных государств. Тем не менее, в основном это были требования оборонительного характера, и на самом деле они были далеко не иррациональны. Это хорошо видно на примере того, что всего несколько лет спустя, во время общего урегулирования германского вопроса в 1970-1973 годах, ФРГ и Запад в целом приняли все предварительные условия, выдвинутые в Бухаресте. В то же время Бухарестская декларация имела очень жесткий антиамериканский и антифранцузский тон, в ее тексте совершенно открыто содержался призыв к западноевропейским странам избавиться от влияния США.⁹ Хотя эта идея могла совпадать с желаемым многими в обществе и даже в правительственных кругах ряда западноевропейских стран, такой тактический совет, исходящий, так сказать, с "другой стороны Луны", вряд ли мог способствовать успеху инициативы советского блока. В действительности же, как мы увидим, именно сотрудничество этих двух государств - США и ФРГ - стало ключевым фактором в конечном итоге успеха процесса, приведшего к подписанию Хельсинкского заключительного акта.

Таким образом, Бухарестская декларация стран Варшавского договора, призывавшая к созыву общеевропейской конференции по безопасности, выглядела преждевременной инициативой, которая не привела к реальному процессу подготовки к такому собранию - по крайней мере, с точки зрения общественной реакции. Бухарестская декларация сразу же дала толчок серьезному, но, конечно, конфиденциальному процессу многосторонней переоценки в НАТО, который привел к принятию в 1967 году доклада Хармеля. Это новое политическое руководство устанавливало двойную цель - безопасность силой, с одной стороны, и разрядка и сотрудничество, с другой, - в отношениях западного альянса с советским блоком. Общий кооперативный тон доклада, подготовленного при активном участии нескольких небольших стран НАТО, намекал на то, что и на Западе к настоящему моменту существует реальная готовность к признанию геополитических реалий Европы, сложившихся после Второй мировой войны. Таким образом, урегулирование между Востоком и Западом на основе исторического компромисса выглядело в 1967 году гораздо более вероятным, чем это представлялось в государственной политике западной стороны.

Учитывая положительную или, по крайней мере, нейтральную реакцию на Бухарестскую декларацию в ряде западных стран, а также тщательно проанализировав реакцию Запада на инициативу Восточного блока, Советы пришли к выводу о необходимости развернуть масштабную и всеобъемлющую политическую кампанию, чтобы убедить Западную Европу в своей позиции, как на правительственном уровне, так и на уровне общества.

В работе с населением они могли рассчитывать прежде всего на помощь коммунистических партий Западной Европы. В этот период эти партии уже гораздо менее охотно выполняли приказы Москвы, чем перед Второй мировой войной или в 1950-е годы. Процесс десталинизации при Хрущеве уже стал серьезным испытанием для большинства из них, а в 1960-е годы им пришлось столкнуться с различными вызовами и влияниями, такими как маоизм и другие новые левые идеологии, теория полицентризма, конвергенция и движение несоюзников, а также некоторые протоеврокоммунистические тенденции. Таким образом, для западноевропейских коммунистических партий единство в старом понимании уже уходило в прошлое, и у Советов были все основания беспокоиться о том, удастся ли им вновь выстроить эти партии на "поле боя", на этот раз с целью кодификации европейского статус-кво. В конце концов, все участники конференции европейских коммунистических и рабочих партий, состоявшейся в апреле 1967 года в Карловых Варах в Чехословакии, приняли советское предложение, а в принятой по ее итогам декларации единогласно одобрили созыв общеевропейской конференции по безопасности.

С тех пор и до марта 1969 года Бухарестское обращение Варшавского договора и Карловарская декларация совместно использовались странами Восточного блока в качестве главной основы для дальнейших шагов в отношении конференции по безопасности.

Чтобы убедить политические и правительственные круги Западной Европы, Советы вновь прибегли к инструментам политики децентрализации. После Бухарестского обращения РГ Москва стала очень настойчиво убеждать страны-члены альянса в необходимости двусторонних переговоров с западноевропейскими странами, чтобы убедить их в значимости этой инициативы для развития отношений между Востоком и Западом. Главной целью этой кампании было продвижение важнейшей стратегической цели Советов - созыва конференции по европейской безопасности для подтверждения европейского статус-кво, установившегося после Второй мировой войны. Однако в качестве побочного продукта этого процесса, который не стоит недооценивать, восточно-центральноевропейские государства получили шанс укрепить свои западные отношения "юридически". Выполняя поставленную Советским Союзом задачу, они в ходе интенсивных двусторонних переговоров приобрели обширные знания и опыт, благодаря чему смогли быстро эмансипироваться в структуре отношений Восток-Запад. Если до начала 1960-х годов в обиходе, а также во внутренних конфиденциальных политических документах на Западе они считались просто "советскими государствами-сателлитами", то к концу десятилетия - за исключением ГДР - они смогли представить себя в качестве легитимных партнеров в международной политике. Это было не просто дополнительным следствием разворачивающегося процесса разрядки, радикально изменившего отношения между Востоком и Западом, а качественно новым статусом, приобретенным этими странами самостоятельно, что стало возможным благодаря серии двусторонних переговоров с западными государствами, призванных подготовить почву для проведения конференции по европейской безопасности.

Разумеется, социалистические страны Восточно-Центральной Европы и раньше, особенно с начала 1960-х годов, вели переговоры с западными странами один на один, но это были прежде всего двусторонние переговоры в классическом понимании этого термина, ориентированные в основном на развитие экономических отношений. Однако до этого времени Советский Союз в основном имел привилегию представлять Восточный блок по наиболее важным вопросам мировой политики. Теперь же, начиная с этого времени, советское руководство стремилось предоставить своим союзникам больше пространства для маневра на арене мировой политики, и впоследствии у него не было иного выхода, кроме как рассматривать их в качестве партнеров, хотя и в ограниченном смысле.

Результатом этого развития стало активное участие некоторых стран Восточно-Центральной Европы на беспрецедентном уровне - особенно Польши, Венгрии и Румынии - в международной политике, что способствовало их ускоренной эмансипации как в рамках собственного союза, так и в отношениях между Востоком и Западом в целом.

Эти переговоры способствовали ослаблению международной напряженности, постепенному росту доверия между представителями двух сторон и развитию общеевропейского сознания в долгосрочной перспективе. Активное и интенсивное участие в разворачивающемся диалоге между Востоком и Западом, касавшемся до этого момента в основном общих вопросов, подготовило эти страны к той роли, которую они впоследствии сыграют в процессе, инициированном Будапештской декларацией ПКК ЗП, принятой в марте 1969 года. В результате европейские союзники Советского Союза участвовали в переговорах по подготовке к Хельсинкской конференции не просто как исполнители советской политики, а в ряде случаев и во многих областях - как самостоятельные субъекты, зачастую игравшие важную роль в формировании общего процесса.

Как уже говорилось в главе 6, к середине 1960-х годов советский блок разделился на экономически ориентированный (Венгрия, Румыния и Болгария) и заботящийся о безопасности (ГДР, Польша и Чехословакия) субблок в том, что касается германского вопроса. У стран первой группы не было серьезных неурегулированных вопросов с ФРГ, поэтому они были серьезно заинтересованы в экономическом сотрудничестве, расширении торговли и перенятии передовых технологий. Таким образом, именно они в первую очередь пострадали от отсутствия дипломатических отношений с Западной Германией. Теперь им было все труднее безоговорочно отождествлять себя с интересами озабоченного безопасностью субблока, рассматривающего ФРГ как угрозу безопасности, поскольку общественность их стран с трудом принимала тот факт, что их страна не может установить дипломатические отношения со своим важнейшим западным экономическим партнером.

Однако существование двух субблоков не было заметно общественности, они не были выделены в рамках советского блока, а их члены не вели многосторонних переговоров друг с другом для согласования своих интересов. Субблоки фактически функционировали как виртуальная коалиция: их признанные общие интересы представлялись по отдельности на заседаниях многосторонних форумов советского блока, в двусторонних отношениях с Москвой и другими странами советского блока, а также по отношению к западным государствам.

В случае с Венгрией к началу 1960-х годов около 30 % внешней торговли страны осуществлялось с западными странами, и четверть этого объема приходилось на ФРГ. В действительности ФРГ была важнейшим западным экономическим партнером Венгрии с середины 1950-х годов и сохраняла это положение до 1989 года. Таким образом, ФРГ сыграла решающую роль в восстановлении экономических связей Венгрии с западными странами. В современной пропаганде советского блока, однако, Западная Германия была представлена как опасная реваншистская держава, нацеленная на пересмотр европейского статус-кво 1945 года. Поэтому венгерскому руководству пришлось проводить двойственную политику: в отношении Бонна лояльно следовать генеральной линии советского блока, а в области экономических отношений пытаться использовать благоприятную ситуацию, сложившуюся, особенно с начала 1960-х годов.

Что касается вопроса европейской безопасности - центральным вопросом было урегулирование германского вопроса, - то позиции в советском блоке были примерно такими же, как и при предыдущем уравнении. Таким образом, Венгрия проводила в советском блоке особую прагматичную политику, которая определялась постоянными интересами страны. Соответственно, работа на разрядку стала важным приоритетом для венгерского руководства с середины 1960-х годов, а одной из главных внешнеполитических целей стала борьба за то, чтобы процесс разрядки стал необратимым.

Первый программный документ по международным отношениям Венгрии, отражающий эту решимость, был подготовлен всего через полгода после Бухарестской декларации ПК ЗП. В январе 1967 года министр иностранных дел Янош Петер представил ПК ЗСВП комплексную концепцию, предлагая Венгрии важную роль в интенсификации процесса разрядки и радикальном улучшении отношений между Востоком и Западом.¹⁶ Для активной работы по созыву конференции по европейской безопасности он предлагал установить интенсивные официальные и личные отношения прежде всего с Австрией, Великобританией и Францией, а также с другими небольшими западноевропейскими странами, такими как Бельгия, Дания, Нидерланды и Норвегия. Наиболее радикальным тезисом концепции стало предложение о создании основы для тесного сотрудничества между "странами долины Дуная и государствами Центральной Европы" (Венгрией, Чехословакией, Югославией и Австрией).

По всей вероятности, Янош Петер был единственным министром иностранных дел Венгрии за всю эпоху после 1945 года, который считал свой пост не просто политической функцией, а профессией, не зависящей от обстоятельств, и которого поэтому по праву можно назвать венгерским Рапацким. Его идея "Дунайской долины" была почти выразительно направлена на практическое восстановление регионального единства бывшей Австро-Венгерской монархии, которое когда-то во многих отношениях оказалось рациональной и эффективной моделью сотрудничества. Все это указывало на то, что уже в начале 1967 года он мог дать прогноз такой радикальной трансформации отношений между Востоком и Западом, которая сделала бы возможным тесное сотрудничество, охватывающее различные социальные системы. Янош Петер, который, вероятно, считал лоббирование этой идеи своим личным делом, вплоть до начала 1970-х годов предпринимал многочисленные попытки убедить советское руководство, в том числе с помощью утонченных рассуждений о том, что нейтральная Австрия может быть сближена с Восточным блоком. Хотя в последующие годы разрядка привела к невиданному доселе сближению двух лагерей, идея "Дунайской долины" не стала приемлемой ни тогда, ни позже для Москвы, поскольку советское руководство инстинктивно опасалось возможных негативных последствий любой конкретной региональной координации в Восточно-Центральной Европе. Неуступчивость Петера в отношении его любимого проекта вполне могла послужить причиной того, что в декабре 1973 года он был освобожден от должности министра иностранных дел.

Однако план января 1967 года недвусмысленно сигнализировал о стремлении венгерских внешнеполитических деятелей активно и весьма новаторски участвовать в процессе трансформации отношений между Востоком и Западом. Как следствие, после принятия в июле 1966 года в Бухаресте декларации ПКК ЗП венгерская дипломатия, также поощряемая советским руководством, развернула широкомасштабную кампанию по проведению двусторонних переговоров с западноевропейскими партнерами, продвигая идею конференции по европейской безопасности. В период с 1966 по 1969 год были проведены переговоры со многими государствами на уровне министров иностранных дел, заместителей министров иностранных дел и экспертов по внешней политике. Именно в этот период, в марте 1968 года, состоялся первый с 1946 года визит венгерского премьер-министра в Западную Европу: Енё Фок провел в Париже переговоры с президентом де Голлем и премьер-министром Жоржем Помпиду.

Таким образом, наметившийся в середине 1960-х годов советский курс на улучшение отношений между Востоком и Западом полностью совпал с интересами венгерского руководства. Явная цель кампании советского блока заключалась во всеохватывающем стремлении привести в движение одну из важнейших стратегических целей того периода - проведение конференции по европейской безопасности и, таким образом, утверждение европейского статус-кво после Второй мировой войны. Тем временем в ходе интенсивных двусторонних переговоров восточно-центральноевропейские государства, включая Венгрию, смогли "легально" расширить свои связи с Западом и приобрели переговорную компетенцию, которой раньше у них не было. С этого момента, по мере того как советское руководство пыталось повысить роль своих союзников в мировой политике, Москва сама стала рассматривать их как партнеров, хотя и в ограниченном смысле. Такое развитие событий привело к беспрецедентной международной активности некоторых стран Восточно-Центральной Европы - особенно Польши, Венгрии и Румынии, - что, в свою очередь, способствовало их эмансипации как внутри собственного союза, так и в отношениях между Востоком и Западом в целом.

Это событие также повысило роль Венгрии в Восточном блоке. Если в начале своего существования Венгрия находилась в невыгодном положении из-за событий 1956 года, то к середине 1960-х годов это отставание практически исчезло, и страна стала образцовым государством для Запада в условиях десталинизации и относительного внутреннего либерализма в коммунистической стране. Помимо Советского Союза, Польши и Румынии, венгерская дипломатия также стала играть важную роль в международной политике, и эта позиция еще больше укрепилась, когда Венгрия стала непостоянным членом Совета Безопасности ООН на два года, начиная с января 1968 года. Несмотря на участие Венгрии во вторжении в Чехословакию, Запад оценивал ее по результатам деятельности до августа 1968 года. Таким образом, Венгрия постепенно заняла важное место наряду с Румынией и Польшей в контексте развития отношений между Востоком и Западом и продвижения идеи европейской конференции по безопасности - и, кроме того, к этому времени с некоторым преимуществом: венгерская экономическая реформа, начатая в январе 1968 года, была воспринята на Западе как переход к рыночной экономике и поэтому оценивалась положительно. В то же время антисемитская кампания, развернувшаяся в Польше после войны 1967 года на Ближнем Востоке, несомненно, нанесла ущерб международному авторитету варшавского руководства, а проблемы безопасности страны по отношению к Западной Германии также серьезно ограничивали ее международное пространство для маневра.

Упущенная возможность: Проблема установления дипломатических отношений с ФРГ, 1966-1967 гг.

Когда вопрос о решении германского вопроса встал на заседаниях ПКК Варшавского договора в январе 1965 и июле 1966 года, венгерское руководство лояльно приняло советскую позицию, а также полностью поддержало начатую борьбу за международное признание ГДР. Однако совместная позиция ЗП, выработанная на Бухарестской конференции ПКК, была истолкована в Будапеште как стимул для борьбы против доктрины Халльштейна, что в конечном итоге укрепило бы позиции и ГДР, поэтому в то время она была поддержана восточными немцами.

Поэтому, когда в декабре 1966 года новое западногерманское правительство Большой коалиции, в которую теперь входили социал-демократы, начало тайные предварительные переговоры с Чехословакией, Венгрией, Румынией и Болгарией с целью установления дипломатических отношений с этими государствами, венгерское руководство с готовностью откликнулось на этот вызов. Этот шаг означал коренной перелом во внешней политике ФРГ, поскольку он явно означал добровольный отказ от доктрины Халльштайна, что было бы расценено как победа над советским блоком. В обмен на эту значительную уступку они попросили рассматривать "московскую модель" в качестве основы урегулирования отношений, что означало, что ни одна из сторон не могла выдвигать предварительных условий. Таким образом, восточно-центральноевропейские партнеры должны были молчаливо принять давно представленную позицию ФРГ по германскому вопросу. В связи с этим, казалось бы, настало время созвать консультативную встречу, как это предлагал Гомулка в октябре в Москве, но румынская оппозиция помешала этому. Таким образом, заинтересованные страны, согласовывая свои позиции с Москвой, принимали решения самостоятельно. Помимо Советов, Венгрия проинформировала о переговорах и все остальные страны-члены WP, но получила неоднозначные ответы, если таковые вообще были. Тем не менее, ни от одной из сторон не было получено отказа. Венгерское руководство расценило это как одобрение, и поэтому на сессии ПК ВСВП 10 января 1967 года была принята резолюция о начале официальных переговоров с ФРГ. На основании этого разрешения 23-26 января 1967 года Рольф Лар, ведущий сотрудник западногерманского МИДа, провел переговоры в Венгрии. В результате венгерское руководство было готово к установлению дипломатических отношений.

В то время советское руководство также считало желательным урегулировать отношения на основе московской модели. Однако восточногерманское и польское руководство истерически отреагировало на такую возможность и немедленно начало лоббировать с советскими руководителями, чтобы заблокировать этот план. В конце января 1967 года на встрече в восточной Польше Гомулка попытался шантажировать Брежнева, угрожая, что такой шаг приведет к распаду Варшавского договора. Более того, он призвал советского лидера созвать заседание ПКК Варшавского договора, если Москва не сможет предотвратить запланированные шаги союзников. В конце концов Брежнев уступил и пообещал, что в течение нескольких дней будет созвана встреча министров иностранных дел стран Варшавского договора.

В этот момент совершенно неожиданный шаг нарушил процесс урегулирования кризиса: 31 января 1967 года, без каких-либо консультаций со странами-членами ЗП, было неожиданно публично объявлено, что Румыния договорилась с ФРГ об установлении дипломатических отношений. Что еще хуже, румынское решение было открыто раскритиковано в прессе ГДР, что вызвало публичный спор между Восточным Берлином и Бухарестом - беспрецедентная акция в рамках Варшавского договора. Поэтому, чтобы справиться с назревающим серьезным внутриблоковым кризисом, в Варшаве была созвана чрезвычайная встреча министров иностранных дел.²⁶ Янош Петер, министр иностранных дел Венгрии, принял участие в конференции с мандатом, согласно которому по тактическим соображениям установление дипломатических отношений с ФРГ может быть временно отложено вследствие одностороннего шага Румынии, но в то же время члены WP должны достичь соглашения о том, как другие страны-члены могут вступить в дипломатические отношения позднее, возможно, через несколько месяцев. Вместо того чтобы принять это гибкое тактическое предложение, под жестким давлением ГДР и Польши (при советской поддержке) и без предварительной информации участникам был предъявлен ультиматум, вынуждающий их принять секретный протокол, который можно назвать "варшавским диктатом".

В этом протоколе говорилось, что в случае восточно-центральноевропейских стран, которые до сих пор не имеют дипломатических отношений с ФРГ, условия не подходят для установления таких отношений. Предпосылки для ФРГ сводились к шести пунктам:

1. Отказ от принципа единоличного представительства немецкой нации

2. Признание ГДР

3. Признание существующих границ - включая линию Одер-Нейсе

4. Признание особого статуса Западного Берлина и того, что он не принадлежит ФРГ

5. Отказ от обладания ядерным оружием

6. Признание недействительности Мюнхенского соглашения с самого начала²⁷

Согласно восточногерманской и польской точке зрения, при должном упорстве ФРГ можно было бы заставить в течение нескольких лет признать ГДР, отказаться от претензий на единственное представительство немецкого народа и принять европейские границы, установленные после Второй мировой войны.

Венгерское руководство было шокировано, когда осознало, что их планам помешали союзники. На заседании ПК ВСВП 13 февраля 1967 года развернулась бурная дискуссия по поводу варшавского диктата и возможной реакции на эту унизительную ситуацию.²⁹ Они привыкли к тому, что их заставляли следовать определенным шагам советского руководства, даже если они не были с ними согласны, но это был первый случай, когда столь серьезная жертва стала результатом давления не Кремля, а союзников, которые были подвластны Москве так же, как и Венгрия. Не будет преувеличением сказать, что для венгерского руководства это был самый серьезный кризис в отношении альянса с 1956 года.³¹ В ходе последовавших дебатов в Политбюро стало очевидно, что никто из его членов не считал шесть пунктов Варшавского диктата реалистичными. В конце концов ПК ВСРП решил, что для сохранения единства Варшавского договора соответствующие стороны должны быть проинформированы об особой венгерской позиции: они будут лояльно выполнять совместную резолюцию, принятую в Варшаве, но ВСРП не соглашался с основным тезисом протокола, поскольку консультации по вопросу установления дипломатических отношений с ФРГ должны были оставаться открытыми. В любом случае, все это существенно не меняло ситуацию, поэтому венгерский план нормализации отношений с Бонном был принесен в жертву общим интересам советского блока.

Однако, как это ни парадоксально с точки зрения исторической перспективы, можно сделать вывод, что в данном случае жесткая и упорная позиция ГДР и Польши в конечном итоге была оправдана ходом истории, поскольку результаты, на которые они рассчитывали, были достигнуты за относительно короткий срок. Если бы ФРГ открыла отношения с этими тремя странами по описанному сценарию, более чем вероятно, что такое развитие событий существенно повлияло бы на зарождающийся процесс общего урегулирования германского вопроса. Даже сам исход западногерманских выборов в сентябре 1969 года, то есть победа Социал-демократической партии, мог бы быть поставлен под сомнение; более того, можно было бы с полным правом утверждать, что если бы удалось одержать столь важную дипломатическую победу в области Ostpolitik, проводя гибкую политику, но не идя на принципиальные уступки, то это могло бы стать моделью для успешной стратегии ФРГ и в будущем. Это, в свою очередь, вполне могло бы повлиять на весь процесс разрядки.

Предпосылки, изложенные в Варшавском протоколе, были публично подкреплены в декларации конференции европейских коммунистических и рабочих партий в апреле 1967 года в Карловых Варах (Чехословакия); таким образом, казалось, что у венгерского руководства было мало надежд на изменение совместной позиции советского блока в краткосрочной перспективе. Тем не менее, в последующие несколько лет лидеры ВСП время от времени пытались ускорить процесс, выдвигая соответствующие предложения на многосторонних и двусторонних переговорах, но, в конце концов, они лояльно придерживались обязательного графика блока. В конце концов, 21 декабря 1973 года Венгрия стала последней страной-членом WP, установившей дипломатические отношения с ФРГ. Таким образом, была отклонена и важная, доселе неизвестная инициатива канцлера ФРГ Вилли Брандта: перед досрочными всеобщими выборами 1972 года Брандт доверительно обратился к венгерскому руководству и попросил о встрече с Яношем Кадаром, чтобы попросить его поддержать победу Социал-демократической партии скорейшим установлением дипломатических отношений. В то же время в эти годы обе стороны придерживались мнения, что двусторонние экономические отношения не могут быть лучше, даже в случае наличия дипломатических отношений.

Прорыв: Создание Будапештского призыва

В этот момент перед Венгрией открылась еще одна прекрасная возможность благодаря неожиданному ускорению процесса СБСЕ, в котором Будапешт сыграл важную роль. Как известно, Будапештское обращение Варшавского договора, принятое на сессии ПКК 17 марта 1969 года, стало важной вехой в истории отношений между Востоком и Западом, поскольку эта инициатива советского блока положила начало процессу, приведшему к подписанию Хельсинкского заключительного акта в 1975 году. Это было одновременно и новшеством, и успехом, поскольку, в отличие от Бухарестской декларации 1966 года, она призывала европейские страны провести конференцию по безопасности, не выдвигая никаких предварительных условий.

Декларация стран-членов Варшавского договора, которая, наконец, положила начало процессу подготовки к конференции по европейской безопасности, была опубликована в великолепном неоготическом здании венгерского парламента на Дунае, построенном по образцу Дома парламента в Лондоне. Официальная церемония подписания декларации 17 марта 1969 года была открыта для прессы, что стало беспрецедентным медийным событием в истории Варшавского договора. Таким образом, активная роль венгерской дипломатии в поддержке советского проекта была вознаграждена тем, что Будапешт мог стать местом проведения самого важного заседания ПКК ЗП с момента создания союза - по крайней мере, так это воспринималось в ретроспективе.

Теперь мы знаем, что Будапештский призыв на самом деле не был результатом хорошо продуманной и подготовленной синхронной акции, как это казалось общественности, основываясь на беспрецедентном освещении событий в СМИ в то время. На самом деле это был документ, опубликованный странами-членами WP в конце удивительно короткого процесса политической координации, включавшего множество импровизированных элементов в результате беспрецедентно ожесточенных дебатов между участниками.

Документы, касающиеся многосторонней подготовки к сессии, проливают новый свет на генезис этой исторически важной декларации. Во-первых, за исключением Берлина, Будапешт был единственной столицей, где до этого времени не проводилось ни одного заседания ПКК, поэтому, исходя из системы ротации, действовавшей с 1965 года, было вполне логично провести следующее заседание именно там. Во-вторых, в повестке дня сессии, которая первоначально должна была состояться в декабре 1968 года, до последнего момента значился только один вопрос: создание законной военной структуры ЗП на мирное время.В начале февраля 1969 года советский лидер Леонид Брежнев сказал Кадару в Москве, что будет большим достижением, если, помимо необходимых изменений в военной структуре, в Будапеште будет единогласно принята общая политическая декларация по основным вопросам международной политики (первое заседание ПКК, последовавшее за военной интервенцией ЗП в Чехословакию, публично осужденной в то время Румынией).

Основываясь на доступных в настоящее время источниках, мы по-прежнему мало знаем об обстоятельствах, при которых советское руководство приняло решение о призыве к проведению конференции по европейской безопасности на встрече в Будапеште. С начала 1969 года, и особенно до заседания ПКК, произошло несколько важных событий, каждое из которых могло внести свой вклад в принятие решения. Ричард Никсон, вновь избранный президент Соединенных Штатов, вступил в должность в январе 1969 года. Во время своей предвыборной кампании Никсон уже дал понять, что готов предпринять значительные шаги для улучшения советско-американских отношений, и в феврале по его инициативе между правительствами двух стран был установлен "черный канал" в результате секретных переговоров, которые вел советник президента по национальной безопасности Генри Киссинджер. Поскольку американцы были готовы включить в переговоры европейские вопросы, у Советов появилась надежда, что Соединенные Штаты также поддержат вопрос о проведении конференции по европейской безопасности, за которую Советский Союз выступал на протяжении многих лет в общих рамках улучшения отношений между Востоком и Западом.

2 марта 1969 года, чуть более чем за две недели до встречи в Будапеште, на реке Уссури на советско-китайской границе произошел вооруженный инцидент, который вызвал опасность открытого военного конфликта между двумя странами, разорвавшими отношения в начале 1960-х годов. Поскольку восточные границы Советского Союза теперь казались под серьезной угрозой, было вполне логично, что Советы должны предпринять новые усилия, чтобы закрепить окончательные границы империи на Западе, то есть закрепить статус-кво, установленный после Второй мировой войны. Главным противником этого начинания до сих пор было западногерманское правительство. Однако 5 марта 1969 года президентом ФРГ был избран социал-демократ Густав Хайнеман. Хотя его должность не могла сравниться с американским или французским президентом, тот факт, что он был избран за полгода до предстоящих в сентябре 1969 года всеобщих выборов, сулил социал-демократической партии и ее кандидату в канцлеры Вилли Брандту хорошие перспективы. Будучи министром иностранных дел в правительстве Большой коалиции, пришедшем к власти в 1966 году, Брандт уже предоставил достаточно доказательств того, что в случае прихода к власти он готов пойти даже на радикальные шаги по улучшению отношений с государствами Восточно-Центральной Европы. Как уже было замечено, советское руководство давно готовилось продвигать вопрос о проведении конференции по европейской безопасности, и в начале марта 1969 года оно столкнулось с немедленным давлением на Востоке и большими возможностями на Западе. Эти факторы, возможно, усилили осознание советскими руководителями того, что предстоящая конференция ПКК ЗП в Будапеште станет для них прекрасной возможностью убедиться в том, что условия для проведения конференции по европейской безопасности действительно улучшились в результате усилий, предпринятых после принятия Бухарестской декларации, и последних событий в международной политике. Для этого также требовалось одобрение их союзников, которых можно было убедить в том, что в этом "пасхальном пакете подарков" есть что-то для всех участвующих сторон. Доля румын заключалась в повторном объявлении Бухарестской декларации от июля 1966 года, призывающей к проведению конференции по безопасности - на этот раз без каких-либо условий, что приветствовалось и венгерскими хозяевами. Поляки и восточные немцы понимали, что столь важное для них решение германского вопроса может быть достигнуто только при наличии единого Варшавского договора, торгующегося с Западом, а это единство можно сохранить, лишь пойдя на уступки Румынии.

Идея принятия декларации о европейской безопасности на встрече в Будапеште была высказана в письме советского руководства от 7 марта 1969 года Яношу Кадару. Уже тогда, за десять дней до начала заседания, было ясно, что декларация должна была стать второстепенным вопросом повестки дня, поскольку Советы планировали выпустить общий документ с оценкой наиболее важных вопросов мировой политики.

После этого события набрали значительную скорость. 9 марта заместитель министра иностранных дел СССР Николай Фирюбин направил венгерскому руководству два документа. Один из них представлял собой проект общеполитического заявления с оценкой основных проблем на международной арене в соответствии со старой проверенной практикой. В нем была сформулирована позиция советского блока в отношении НАТО, ФРГ, ситуации на Ближнем Востоке, войны во Вьетнаме и нарушения китайцами советской границы. Другой документ представлял собой проект обращения о созыве общеевропейской конференции по безопасности; в тексте предлагалось создать оперативный подготовительный комитет. Помимо военных документов, которые должны были быть подписаны на заседании ПКК, это были два официальных проекта, которые были представлены в качестве венгерских предложений государствам-членам. Это было тем более интересно, что венгерское руководство имело принципиальные возражения против первого документа, который рассматривался как довольно конфронтационный проект.

13 марта Фирюбин прибыл в Будапешт для подготовительных переговоров с венгерскими лидерами о предстоящей встрече. Янош Кадар решительно высказался за одновременное принятие военных документов и декларации о европейской безопасности. Однако он предупредил Москву, что это возможно только в том случае, если румынам будут сделаны серьезные уступки по таким деликатным вопросам, как Китай, ФРГ и Израиль, поскольку в противном случае Бухарест не подпишет общий внешнеполитический документ. Венгерское предложение было принято Москвой, и таким образом была выработана виртуальная советско-венгерско-румынская совместная позиция. Однако для принятия единого решения в рамках альянса всего этого было недостаточно: теперь настала очередь польских и восточногерманских лидеров, которые вели ожесточенную борьбу за свои особые интересы. В ходе дискуссий заместителей министров иностранных дел и партийных лидеров, предшествовавших заседанию ПКК, поляки и восточные немцы настаивали на более сильной формулировке осуждения ФРГ, в то время как румыны стремились к более короткому и менее воинственному тексту.

Таким образом, венгерское тактическое предложение в итоге стало основой компромисса, который позволил решить две задачи: одновременное подписание военных документов и призыв к проведению конференции по европейской безопасности. Этого удалось достичь, окончательно отказавшись от общего внешнеполитического заявления по текущим политическим вопросам. Этот результат был достигнут в ходе очень интенсивного переговорного процесса, который можно охарактеризовать скорее как драматический, чем рутинный.

15 марта заместители министров иностранных дел стран-участниц ЗП начали подготовительные переговоры, в ходе которых обсудили содержание планируемого документа о мировой политике. Польская сторона представила предложение, которое было даже более резким по тону, чем первоначальный советский проект, но вскоре отозвала его. В ходе длительных переговоров, продолжавшихся до раннего утра 17 марта, поляки и восточные немцы энергично настаивали на том, чтобы сделать текст длиннее и использовать гораздо более жесткие формулировки - особенно в отношении ФРГ, - но румыны выступали за более примирительный тон и более короткий вариант. Утром 16 марта, после прибытия делегаций, венгерские переговорщики - Янош Кадар, Енё Фок, Бела Бишку и Золтан Комучин - сели за стол переговоров с советскими руководителями. Мнения двух сторон полностью совпали. Особенно потому, что Брежнев к тому времени полностью принял позицию Венгрии при посредничестве Фирюбина и заявил, что в интересах единства необходимо сосредоточиться на подписании военных документов. Что же касается политического заявления и призыва к европейской безопасности, то в случае необходимости следует пойти на уступки. Ознакомившись с делегациями перед встречей, Брежнев также предсказал, что главной проблемой будет убедить лидеров Восточной Германии и Польши. Кадар предложил в худшем случае - если не удастся достичь компромисса - просто отказаться от идеи совместного политического заявления в интересах единства и вместо этого выпустить краткое общее коммюнике. Брежнев одобрил это предложение и заявил: "Вполне возможно, что краткое коммюнике и обращение в конце концов будут приняты". Как мы увидим, именно так и произошло.

Худшее для советской делегации было еще впереди. 16 марта Брежнев провел весь вечер и большую часть ночи, посещая различные делегации в их номерах в Гранд-отеле на острове Маргарет в попытке достичь компромисса, но его усилия не увенчались успехом.⁴⁷ Во время этих встреч он дважды встретился с румынами и болгарами и по одному разу с чехословацкими, польскими и восточногерманскими лидерами. Между двумя и половиной третьего ночи советские руководители поделились с Кадаром и Комучиным информацией, собранной ими во время ночного патрулирования. Они сообщили, что, как и ожидалось, поляки и восточные немцы настаивали на ужесточении тона политической декларации и осуждении ФРГ, Израиля и нарушений китайской границы, в то время как румыны заняли гораздо более гибкую позицию по этим вопросам. Среднюю позицию советско-венгерского дуэта лояльно поддержали только Чехословакия и Болгария. Учитывая неординарную ситуацию, Кадар и Брежнев в конце концов согласились перенести время предстоящей встречи с десяти утра на три часа дня, чтобы у Советов была еще одна возможность побеседовать с руководителями делегаций. Утром 17 марта Советский Союз вновь сел за стол переговоров с чехословацкой, болгарской и польской делегациями. Поскольку переговоры с поляками затянулись, существовала опасность, что ПКК не сможет собраться в назначенное время во второй половине дня, что вполне оправданно вызывало опасения принимающей делегации за успех встречи. "Было уже ближе к половине двенадцатого, а мы все еще ждали результатов. Тогда мы решили действовать", - вспоминал Янош Кадар о драматических событиях, происходивших на заседании Политбюро ВСП 24 марта. "Советские товарищи все еще вели переговоры с польской делегацией, и мы сказали, что товарищ Кароли Эрдели должен пробраться в комнату переговоров и сказать им, что мы предлагаем, чтобы первые секретари и премьер-министры собрались в два часа, чтобы обсудить, как мы можем начать переговоры в три. Предложение было принято." В конце концов, кризис удалось разрешить, только разрубив гордиев узел: на внеочередном заседании лидеры партии и премьер-министры приняли решение, что запланированный внешнеполитический документ не будет издан вообще. Это была серьезная уступка с советской стороны, поскольку Брежнев находился под сильным внутренним давлением, требуя резкого осуждения недавних китайских шагов на встрече в Будапеште, а теперь сессия ПКК ЗП ничего не скажет по этому вопросу.

После всего этого участники двухчасового заседания ПКК уже не испытывали никакого волнения. Заседание проходило под председательством Александра Дубчека, и к речи маршала Якубовского было сделано всего два замечания: одно - Кадаром и одно - Брежневым. Затем были подписаны пять военных документов. Краткое коммюнике и текст обращения к конференции по европейской безопасности были единогласно приняты всеми сторонами без каких-либо замечаний, как и было оговорено ранее. Сговорчивый и цивилизованный тон обращения был достигнут в первую очередь благодаря усилиям румынских лидеров, которые неоднократно выступали с предложениями о внесении соответствующих поправок. Кроме того, именно румынские лидеры убедили поляков на утренней встрече Гомулки и Чаушеску принять более примирительную оценку ФРГ.

Таким образом, видимый и довольно эффектный результат встречи - проведение первой реформы в военной структуре Варшавского договора и обнадеживающий призыв к созыву конференции по европейской безопасности - был основан на виртуальной коалиции Советского Союза, Венгрии и Румынии.

Главным достижением встречи стало то, что советское и венгерское предложение, предусматривающее отсутствие каких-либо предварительных условий для созыва конференции по европейской безопасности, в итоге было принято всеми сторонами, хотя первоначально польские и восточногерманские лидеры категорически возражали против этого варианта. Учет этой позиции в обращении стран Варшавского договора впоследствии станет решающим фактором в успешном инициировании процесса СБСЕ.

Венгерские лидеры, сыгравшие важнейшую посредническую роль в достижении этого исторического компромисса, тем не менее первоначально не осознали реального значения Будапештской декларации в формировании мировой политики, даже оценив ее успех. Они осознали заложенный в инициативе потенциал лишь спустя некоторое время после сессии, особенно когда в конце марта Советы начали новую кампанию, связанную с конференцией по безопасности. В этот момент венгры осознали, что декларация - при благоприятной обстановке - может стать основой для запуска процесса, который приведет к проведению общеевропейской конференции по безопасности.

Поэтому в июле 1969 года Политбюро ВСП приняло резолюцию об отношениях Венгрии с ФРГ, признав, что путь к нормализации отношений с Западной Германией лежит через общее урегулирование германского вопроса. В то же время, воодушевленная успехом Будапештского призыва, венгерская внешняя политика стала уделять особое внимание продвижению вопроса о проведении общеевропейской конференции по безопасности. Было очевидно, что между проектом СБСЕ и германским вопросом существует серьезная взаимосвязь, поэтому они надеялись, что прогресс на конференции по безопасности повысит шансы Венгрии на нормализацию отношений с ФРГ.

Хотя подписание итогового документа состоялось только в 1975 году, на основании имеющихся источников можно утверждать, что основы процесса были заложены в полуторагодовой период между двумя будапештскими сессиями: ПКК и совещанием министров иностранных дел стран-членов ЗЕС в июне 1970 года.

Вопрос о конференции по безопасности занял исключительное положение в результате длительной подготовительной работы на конференции, проведенной через несколько месяцев в Москве в июне 1969 года коммунистической и рабочей партиями, а также в итоговом документе конференции. Однако именно позитивные изменения на другой стороне (на Западе) сделали возможной реализацию плана. После вступления в должность президента в январе 1969 года Ричард Никсон, как уже говорилось, установил обратный канал связи с Москвой через Генри Киссинджера, а чуть позже на апрельской сессии Совета НАТО он положительно отозвался о новой возможности сближения Востока и Запада.⁵⁵ Не менее важное событие произошло, когда Социал-демократическая партия вместе с либеральной Свободной демократической партией сформировали правительство после выборов в сентябре 1969 года в ФРГ и вскоре после этого объявили о новой Ostpolitik. Таким образом, два ключевых игрока, определявших поведение Запада, а именно США и Западная Германия, значительно сместились по сравнению со своей прежней позицией, что повысило шансы на реализацию инициатив Восточного блока.

В кампании советского блока по интенсивному продвижению идеи общеевропейской конференции по безопасности, развернувшейся после Будапештского призыва, венгры стали одними из ближайших соратников советской дипломатии, поскольку их интересы в основном совпадали с советскими в деле радикального сближения в отношениях между Востоком и Западом. Венгерские лидеры, в отличие от Польши, Чехословакии и ГДР, не выдвигали никаких предварительных условий в отношении европейского урегулирования и поэтому могли только выиграть от успеха этого процесса. К этому моменту они наладили контакты с западной частью Европы и приобрели определенный престиж как сторонники разрядки. Венгры были новаторами и готовы взять на себя инициативу, но они также были гораздо более лояльными, надежными, гибкими и послушными партнерами в деле максимального удовлетворения постоянных советских тактических требований, чем гораздо менее управляемые восточные немцы и поляки, которые часто жестко придерживались своих собственных идей относительно потенциальной повестки дня конференции по безопасности, не говоря уже о румынах.

Повестка дня СБСЕ для советского блока: Координация внешней политики и борьба лобби

В конце сентября 1969 года Советы сообщили своим союзникам, что в октябре они проведут конференцию министров иностранных дел стран ЗП, главной задачей которой должно было стать формирование согласованной позиции в отношении Конференции по европейской безопасности. С 1964 по 1972 год советский блок планировал назвать конференцию именно так, что явно указывало на приоритет европейской безопасности, то есть легализации европейского статус-кво. Слово "сотрудничество", за которое выступали западные государства, было добавлено только в январе 1972 года на заседании ПКК ЗП в Праге.

Для предварительной проверки мнений отдельных государств несколько заместителей министров иностранных дел СССР одновременно посетили страны-участницы, а 26 сентября в Будапеште состоялись переговоры Леонида Ильичева с министром иностранных дел Венгрии Яношем Петером. Согласно советскому предложению, двумя основными пунктами повестки дня должны были стать отказ от применения силы и декларация, призывающая к развитию экономического, торгового и научно-технического сотрудничества между европейскими государствами. После этого на сессии ПК ВСРП 7 октября Министерству иностранных дел было поручено разработать венгерскую позицию. Меморандум, который был готов к середине октября, содержал значительное количество самостоятельных предложений, которые, по мнению министерства, служили цели "представить... идеи европейских социалистических стран в более привлекательном и содержательном виде" и облегчить убеждение неопределившихся государств. В документе предлагалось в качестве дополнения к первому пункту повестки дня провести дебаты по системе европейской безопасности и ее институтам, рассмотрев следующие темы:

- подписание двусторонних и региональных соглашений (например, между странами Дунайской долины)

- подготовка соглашения о европейской безопасности, предложенного поляками

- организация серии конференций по европейской безопасности

- создание Европейского совета безопасности, отвечающего за вопросы европейской безопасности и объединяющего Европейский экономический совет с Европейским советом безопасности

Что касается второго пункта повестки дня, то в качестве дополнения к документу было предложено следующее:

- разработка системы европейского экономического сотрудничества (которая будет включать в себя объединение европейских систем электро-, газо- и нефтеснабжения, почтовой связи и телекоммуникаций, согласованное совершенствование европейских транспортных сетей, развитие промышленного сотрудничества, гармонизацию стандартов, отмену торговых барьеров и поощрение туризма)

- создание Комитета по европейскому экономическому сотрудничеству или обеспечение функционирования Европейского экономического комитета ООН в соответствии с руководящими принципами конференции по европейской безопасности

- созыв конференции мэров европейских столиц в Будапеште для обсуждения вопросов улучшения сотрудничества между столицами и общих муниципальных проблем

Наконец, для укрепления координации внешней политики план предлагал после пражской сессии министров иностранных дел стран-членов ЗП организовать встречу секретарей компетентных центральных комитетов государств-членов по поводу конференции по европейской безопасности.

В венгерских предложениях были сформулированы довольно амбициозные и далеко идущие идеи относительно европейского сотрудничества. Многочисленные пункты были направлены на такие пути сотрудничества, которые должны были быть реализованы только после смены политической системы в 1989-90 годах или даже после вступления Венгрии в Европейский Союз в 2004 году. Как мы видели, венгерский проект действительно представлял собой средне- и долгосрочный "пакет", а не ограниченную программу, удовлетворяющую тактическим требованиям начального этапа.

Еще один момент, заслуживающий внимания, заключается в том, что если польские, румынские и восточногерманские предложения были направлены на укрепление европейской безопасности, то венгерские - почти исключительно на развитие европейского сотрудничества; иными словами, венгерская дипломатия, лишь формально совпадая с советскими намерениями, по сути, следовала западной стратегии, делая акцент на сотрудничестве.

В предложениях это (естественно) не оговаривалось, но легко понять, что, возможно, самым важным "отношением", в котором эти амбициозные планы были бы реализованы, были венгеро-французские отношения, основанные на статусе ФРГ номер один среди западных экономических партнеров Венгрии в то время.

Однако тем временем в результате предварительных двусторонних консультаций Советам стало очевидно, что добиться единой позиции на предстоящей встрече министров иностранных дел стран ЗП будет не так просто, и это касалось не только ожидаемой позиции Румынии на этот раз. Поэтому 17 октября заместитель министра иностранных дел СССР Семенов обратился к венгерской стороне с просьбой срочно провести личные консультации, а на следующий день заместитель министра Карой Эрдели провел переговоры со своим партнером в Москве.⁵⁹ Советы серьезно опасались, что из-за предложений Польши, Румынии и Восточной Германии, которые были квалифицированы как чрезмерные, они не смогут достичь консенсуса, в результате чего Варшавский договор, несмотря на благоприятные международные обстоятельства, не сможет контролировать инициативу в отношении конференции по безопасности. Поэтому в рамках складывающихся в это время "особых отношений" Советы попросили венгерское руководство выступить в роли модераторов в нейтрализации чрезмерных польских, восточногерманских и румынских предложений на предстоящей встрече министров иностранных дел стран ЗП в Праге 30-31 октября 1969 года, которая была созвана для пересмотра политики Варшавского договора в свете победы социал-демократической партии в Западной Германии в сентябре.Польские предложения были направлены на признание территориального статус-кво и существующих европейских границ, а также на признание ГДР де-юре. Румыны хотели включить в совместные документы призыв к роспуску военных блоков, выводу иностранных войск из Европы, ликвидации иностранных военных баз и отказу от демонстрации силы. Восточногерманские предложения были направлены на признание ГДР на конференции по безопасности.

Кроме того, для облегчения переговоров венграм было рекомендовано не представлять свои собственные предложения, хотя им и предлагалось повторно представить их на более позднем этапе подготовительного процесса. По мнению московского руководства, ключ к успеху лежал в постепенности, и, следовательно, переговоры должны были сосредоточиться на двух ранее упомянутых пунктах, поскольку эти вопросы были благосклонно восприняты Западом.

В результате советской просьбы о венгерском посредничестве 21 октября ПК ВСП одновременно обсуждал окончательно сформированное предложение министра иностранных дел и результаты недавних консультаций заместителя министра иностранных дел Кароли Эрдели в Москве. Янош Кадар был весьма возмущен этой процедурой и настаивал на том, чтобы вместо выработки окончательной позиции на встрече министров иностранных дел предложения, высказанные на ней, были представлены соответствующим партийным руководствам для обсуждения и одобрения. В конце концов, после некоторых дебатов ПК ВСРП, как это часто бывало раньше, смирился с ситуацией и уполномочил министра иностранных дел занять "конструктивную" позицию на встрече министров иностранных дел, чтобы удовлетворить советские запросы. В итоге к "дружеской просьбе" прислушались, и венгерская делегация сыграла важную посредническую роль на заседании министров иностранных дел в Праге 30-31 октября 1969 года.

На встрече вновь разгорелась бурная дискуссия. На предшествовавшей встрече заместителей министров иностранных дел, где обсуждались различные варианты конференции по безопасности, польские, румынские и восточногерманские делегаты упорно отстаивали свои особые интересы.В конце концов, однако, подготовленный советско-венгерский гамбит восторжествовал, и в конце заседания был достигнут консенсус в соответствии с советско-венгерской позицией.⁶⁶ На заседании были одобрены два документа: (1) открытая декларация и (2) меморандум, которые были переданы соответствующим западным правительствам. Последний также содержал проект полуторастраничного заключительного документа планируемой конференции по безопасности, который отражал значительный оптимизм; однако сегодня мы можем утверждать, что это была лишь ошибочная наивность. Лидеры Восточного блока были столь же оптимистичны в отношении возможных сроков проведения конференции: впоследствии практически на каждой встрече они настаивали, что конференция может быть созвана в течение шести месяцев или максимум через один год.

Однако в обмен на сотрудничество в Праге венгерской дипломатии удалось представить на этом раннем этапе несколько важных предложений, которые впоследствии станут важнейшими элементами совместной политики WP в отношении процесса СБСЕ. Так, министры иностранных дел в Праге приняли идею о необходимости проведения серии конференций по безопасности и создания постоянного органа для координации подготовительной работы. Также было решено создать в рамках WP группу экспертов по вопросам европейского экономического сотрудничества, работу которой должно координировать венгерское министерство иностранных дел. Это свидетельствовало не только о явной заинтересованности венгерского руководства в том, чтобы быть движущей силой развития экономических отношений между Востоком и Западом, но и о растущем международном статусе страны.

Главным результатом встречи министров иностранных дел стало заявление о том, что государства WP предлагают обсудить на конференции по безопасности две основные темы:

1. вопросы европейской безопасности и отказ от насилия в отношениях между государствами

2. расширение торговых, экономических и технологических отношений, основанных на равенстве, служащих политическому сотрудничеству между европейскими государствами

Важнейшим достижением Пражской конференции министров иностранных дел стран ЗП в октябре 1969 года стало последующее начало серии интенсивных двусторонних диалогов Восток-Запад при активном участии стран Восточно-Центральной Европы. До июня 1970 года Венгрия проводила консультации на уровне министров иностранных дел с Бельгией, Швецией, Нидерландами, Норвегией и Италией, а также на уровне заместителей министров иностранных дел и глав департаментов с министерствами иностранных дел Великобритании, Франции, Западной Германии, Австрии и Турции по вопросам конференции по безопасности.

В это время процесс СБСЕ вступил в свою интенсивную фазу, которая стала важной вехой не только с точки зрения конкретных событий в западных политических отношениях Венгрии, но и с точки зрения влияния на венгеро-советские отношения. В частности, к 1969 году сложился особый механизм советско-венгерского партнерства, и, как уже говорилось, венгерское руководство оказалось идеальным партнером для Советов в этом чрезвычайно сложном процессе, поскольку убедить союзников зачастую было якобы сложнее, чем убедить другую сторону.

Впоследствии произошел качественный сдвиг в трансформации венгерской внешней политики. Старая модель формально осталась неизменной - в частности, каждый важный вопрос на уровне принятия решений оставался в руках ПК ВСВП. Однако в сфере принятия предварительных решений, реализации, инициирования, предложений и вспомогательной дипломатической работы произошли серьезные качественные изменения: значительно возросла роль аппарата МИД, интенсивность многогранных и разнонаправленных переговоров просто вырвалась из-под контроля Политического комитета, а по некоторым аспектам приобрела самостоятельную роль. Для повышения профессионального уровня дипломатической деятельности в 1971 году был создан Институт иностранных дел, ставший первым венгерским аналитическим центром, а в 1974 году начал выходить академический журнал "Внешняя политика" (Külpolitika). По идее, это стало отправной точкой процесса эмансипации в сфере венгерской внешнеполитической деятельности. Хотя в период с 1963 по 1969 год в ней происходило повествование, реальное качественное изменение венгерской дипломатии проявилось в той активной и интенсивной роли, которую она взяла на себя в процессе СБСЕ.

С этого момента судьба конференции по европейской безопасности стала животрепещущим вопросом для венгерского руководства, которое с середины 1960-х годов интенсивно стремилось к экономическим возможностям по отношению к Западу. Ведь помимо Румынии и, возможно, Польши, Венгрия больше всего могла рассчитывать на успешный исход процесса из-за его положительного влияния на эволюцию отношений между Востоком и Западом. Венгерское руководство правильно предположило, что эти цели должны быть достигнуты в рамках довольно разделенного Варшавского договора. Отсюда они сделали вывод, что для достижения успеха в большей степени, чем прежде, необходима более эффективная и более систематическая координация внешней политики в рамках советского блока. В этом отношении создание Совета министров иностранных дел, которое венгерское руководство неоднократно предлагало с 1958 года⁷², могло послужить подходящей платформой. Понятно, что Румыния выступала против создания этого органа; тем не менее, они надеялись, что в этом вопросе возобладает "ленинская постепенность", то есть один из двух предложенных вариантов будет "легким" - не официальный орган, а именно Совет министров иностранных дел, но обычная платформа министров иностранных дел. Во время визита в Москву в декабре 1969 года министр иностранных дел Янош Петер выдвинул это предложение Андрею Громыко, которое было быстро принято Советами, разрешившими венграм начать подготовку к необходимым двусторонним консультативным переговорам. В январе 1970 года заместитель министра иностранных дел Фридьеш Пуя посетил Бухарест, чтобы обсудить этот план, но миссия не удалась. Румыны согласились на создание Совета министров иностранных дел только в 1974 году и на разных условиях, а окончательно этот орган был учрежден в 1976 году.

К концу 1969 года стало ясно, что формирование правительства Брандта в Бонне привело к настоящему прорыву в вопросе европейской безопасности. Радикальное изменение западногерманской позиции привело к качественному сдвигу по сравнению с прежней ситуацией и предвещало возможность крайне важного (с точки зрения европейской безопасности) урегулирования германского вопроса. Советско-французские переговоры начались 8 декабря и привели к соглашению о проведении в ближайшее время консультаций между ФРГ и Польшей по вопросу о признании границы по Одеру и Нейсе.

По инициативе довольно растерянного руководства ГДР 3-4 декабря в Москве состоялась встреча на высшем уровне с участием партийных лидеров стран-членов ЗП для координации политики Варшавского договора в отношении ФРГ. Лидеры ГДР хотели сорвать подписание соглашения с ФРГ за своей спиной, более того, они также решительно выступали против запланированных польско-западногерманских переговоров. Однако в ходе встречи возникла виртуальная польско-венгерско-румынская коалиция для изучения ситуации, которую по существу поддержали и Советы; таким образом, по мнению большинства, существенные изменения в политике ФРГ давали хорошую надежду на урегулирование германского вопроса в соответствии с интересами советского блока. В результате саммита был выработан компромисс: не допускались радикальные изменения в отношениях стран-членов ЗП с Западной Германией, но они могли начать переговоры о двусторонних отношениях с Бонном. Однако дипломатические отношения не могли быть установлены до тех пор, пока ФРГ не признает ГДР с точки зрения международного права.

Таким образом, путь к прямым переговорам с ФРГ был вновь открыт после саммита советского блока в Москве в декабре 1969 года. В определенном смысле это был отход от все еще действующего Варшавского протокола от февраля 1967 года, в котором говорилось, что необходимые условия для вступления в дипломатические отношения с ФРГ не созрели для тех стран Восточно-Центральной Европы, которые еще не имели таких отношений с Западной Германией.

В начале 1970 года новые благоприятные события в международной политике свидетельствовали о том, что шансы на проведение конференции по безопасности значительно возросли. В своей речи перед Конгрессом США 18 февраля президент Никсон заявил, что Соединенные Штаты признают законные интересы Советского Союза в области безопасности в Восточно-Центральной Европе, и подчеркнул готовность американского правительства вести переговоры в интересах снижения международной напряженности и содействия сближению. Хотя резолюция, принятая НАТО на встрече 26-27 мая 1970 года в Риме, также содержала множество новых и позитивных элементов, в декларации, в частности, конкретно упоминалась конференция по безопасности и рассматривалась возможность проведения многосторонних переговоров при определенных условиях. Это также было многообещающим знаком того, что вопрос о сокращении войск в Европе не был связан с вопросом о СБСЕ.

Вслед за этими событиями настоящий переломный момент в отношении планов проведения конференции по европейской безопасности произошел на встрече министров иностранных дел стран ЗП в Будапеште в июне 1970 года, созванной по инициативе Венгрии. Это событие ознаменовало конец предварительных переговоров и начало периода прямого диалога между Востоком и Западом по вопросу проведения конференции по европейской безопасности. На встрече, как и на предшествовавшей ей сессии заместителей министров иностранных дел, развернулась динамичная дискуссия, а венгерские хозяева сыграли по меньшей мере столь же интенсивную посредническую роль, как и во время формулирования Будапештского призыва.

Конференция стала вторым крупным поворотным пунктом в процессе СБСЕ в рамках WP (первым было Будапештское обращение), прежде всего потому, что страны советского блока приняли два условия, выдвинутые западной стороной, без которых минимальный консенсус, необходимый для начала подготовительных переговоров, не был бы достигнут: (1) конференция признала право США и Канады на участие в конференции в качестве полноправных членов; (2) кроме двух пунктов повестки дня, предложенных WP, был включен третий: вопрос о культурных отношениях и исследовании окружающей человека среды. Хотя ранее Советский Союз и страны-члены WP прекрасно понимали, что проведение конференции невозможно без США и Канады, из тактических соображений они откладывали эту возможность до тех пор, пока им не удалось добиться участия ГДР в обмен. Тема культурных отношений была принята по инициативе Венгрии, что означало не что иное, как негласное включение этой "третьей корзины", как она была названа на более позднем этапе диалога Восток-Запад, в структуру многосторонних переговоров. Как известно, вопрос о "третьей корзине" сыграл ключевую роль на более позднем этапе, поскольку эта корзина содержала те компоненты, которые отражали основные интересы Запада в период великого европейского урегулирования. Этот фактор послужил основой для эволюции правозащитной кампании постхельсинкского периода, которая сыграет ограниченную роль в распаде восточно-центральноевропейских коммунистических систем в конце 1980-х годов.

На встрече министров иностранных дел в Будапеште было также принято решение о создании постоянного органа, который взял бы на себя ответственность за вопросы европейской безопасности и сотрудничества, а его главной задачей стала бы оценка различных вариантов сокращения вооруженных сил. Советский Союз согласился провести переговоры о сокращении европейских вооруженных сил параллельно с переговорами по европейской безопасности, что было явно шагом по укреплению доверия, хотя в первую очередь имело целью принизить значение сформулированного в то время предложения НАТО аналогичного содержания. Кроме того, министры иностранных дел направили западным правительствам проект документа об экономическом, научно-техническом и культурном сотрудничестве. Местом проведения конференции был выбран Хельсинки, после чего процедура, позволяющая аккредитованным послам проводить подготовительную работу в финской столице, стала официальным предложением.

Наконец, что не менее важно, на встрече в Будапеште министры иностранных дел стран-членов ЗП вновь заявили, что созыв конференции по европейской безопасности не имеет предварительных условий. Это было очень важно, поскольку польская, восточногерманская и чехословацкая стороны, как мы уже видели, в период после Будапештского призыва неуклонно настаивали на том, чтобы советский блок подчеркнул, что урегулирование германского вопроса должно быть конкретным предварительным условием. Другими словами, теоретически, под воздействием внутреннего давления ЗП могла пойти на тактический откат, что серьезно затруднило бы и затянуло процесс. Однако конкретное тесное сотрудничество советской и венгерской дипломатии в сочетании с фактической поддержкой румынской стороны позволило обойти эту возможность.

После конференции ПКК WP в Праге в январе 1972 года подготовительная работа в Варшавском договоре к Совещанию по безопасности и сотрудничеству в Европе набрала значительные обороты. С самого начала венгерские лидеры отводили особую роль вопросу европейского экономического сотрудничества, поскольку в этой области Венгрия могла ожидать наибольшего успеха от конференции. Поэтому уже в апреле 1970 года экономические эксперты провели в Будапеште конференцию экспертов, а в октябре 1971 года на основе предыдущих консультаций было подготовлено подробное резюме, которое было разослано всем странам-членам WP. А в феврале 1972 года было подготовлено двадцатишестистраничное руководство под названием "Потенциал экономического сотрудничества на общеевропейском уровне". Помимо нескольких примечательных предложений, одно из самых важных заключалось в том, чтобы сделать Европейский экономический комитет органом, ответственным за европейское экономическое сотрудничество после его надлежащей трансформации.⁷⁹ Особенностью этого предложения было то, что авторы документа полностью осознавали, что Советы были против предоставления этому органу ключевой роли после конференции.

В период с 27 ноября по 1 декабря 1972 года советская государственно-партийная делегация провела переговоры в Венгрии. На переговорах с Брежневым Кадар вновь поднял вопрос о дипломатических отношениях с ФРГ, проявив при этом значительную "гибкость", заявив, что считает правильным решение Польши установить дипломатические отношения с Бонном. Имея в виду переговоры между Чехословакией и ФРГ, он вновь попытался донести мысль о том, что Венгрия не должна ждать окончания этого процесса: "Не стоит слишком затягивать установление венгерско-западногерманских дипломатических отношений, потому что такой шаг может привести к обратному эффекту".

Брежнев не ответил на это предложение, но застал хозяев врасплох, когда дал общий анализ международной обстановки, решительно заявив, что, несмотря на достигнутые результаты разрядки, "большое внимание должно быть уделено повышению обороноспособности Варшавского Договора. Обороноспособность национальных вооруженных сил европейских социалистических стран должна быть повышена и обеспечена современной военной техникой, так как в этом отношении имеется явный недостаток. Защита Родины является вопросом номер один в Советском Союзе, и, соответственно, она имеет приоритет перед всем остальным при решении вопроса о распределении финансовых ресурсов".⁸² Хотя переговоры о сокращении войск в Центральной Европе, которые должны были начаться в Вене месяц спустя, упоминались на встрече лишь в общем контексте, после этих комментариев у Кадара не осталось никаких сомнений в том, что советская сторона не предпримет никаких реальных шагов по сокращению вооружений. Брежнев также пообещал, что в ближайшее время будет созван ПКК ЗП для обсуждения международной ситуации, на чем Кадар настаивал с начала года, но заседание состоялось только в апреле 1974 года.

Во время подготовительных переговоров в Хельсинки Венгрия - используя ключевой принцип венгерской внешней политики, конструктивную лояльность - активно участвовала в работе, постоянно ведя переговоры с Советами и другими странами-членами WP. Проводя политику, прямо противоположную румынской, венгры ни в коем случае не стремились к эффектным действиям, а пытались выступать посредниками между двумя лагерями, в основном тихо, но гибко и эффективно. Они прилагали усилия для популяризации позиции ЗП на переговорах с западными странами, а внутри Восточного блока старались изо всех сил "продать" любое рациональное западное предложение, которое казалось приемлемым.

Из всех речей, произнесенных на встрече в верхах 30 июля - 1 августа 1975 года по поводу подписания Хельсинкского заключительного акта, речь Яноша Кадара была, безусловно, одним из самых примечательных вкладов. Среди социалистических стран Кадар подробно остановился на вопросах третьей корзины, а также на теме европейского сотрудничества, что было высоко оценено и процитировано современной западной прессой. Примерно треть своей речи он посвятил культурному сотрудничеству и обмену информацией, причем сделал это в весьма позитивном смысле. Он продемонстрировал заинтересованность Венгрии в содействии зарубежным поездкам и связям между людьми, приведя данные, которые звучали весьма убедительно в данном контексте: по его словам, ежегодно в Венгрию приезжает восемь миллионов туристов, а более трех миллионов венгров выезжают за границу, и это при десятимиллионном населении страны. Упоминание этих действительно впечатляющих данных явно преследовало двойную цель: с одной стороны, Кадар выполнил задание, представив лучшие из имеющихся цифр по всем странам советского блока, тем самым создав обманчивый образ довольно "открытого" Варшавского договора, тогда как в действительности, за исключением Польши, все остальные члены WP были гораздо менее гибкими в продвижении туризма даже внутри блока, не говоря уже о поездках на Запад. С другой стороны, Кадар дал понять своим коллегам, что поддержание масштабных контактов между людьми внутри советского блока и даже с Западом вполне совместимо с управлением коммунистическим режимом.

В своей речи Кадар подчеркнул привязанность венгерской нации к Европе, и беспрецедентным было то, что лидер венгерских коммунистов открыто говорил о Трианонском синдроме, объясняя, что Венгрия потеряла две трети своей территории после Первой мировой войны.⁸⁴ Значение этого заявления состояло в том, что все знали, что большинство отторгнутых от Венгрии территорий достались четырем соседним (ныне социалистическим) странам, и три из них были членами Варшавского договора.

В Хельсинки Кадар довольствовался представлением широкой общественности простых исторических фактов, которые и так были довольно впечатляющими. Тремя годами ранее, в феврале 1972 года, он подробно объяснил Брежневу, что экономическая ситуация в Венгрии, открытость ее экономики и крайняя зависимость от внешней торговли были тесно связаны с серьезными земельными потерями, понесенными Венгрией в Трианоне. Таким образом, поддержка советской политики, направленной на легализацию европейского статус-кво и окончательное закрепление существующих границ, означала для венгерского руководства большую жертву и отказ от любых исторических прав на территориальный пересмотр навсегда. Взамен Кадар ожидал от советского руководства большей щедрости в удовлетворении экономических потребностей Венгрии.

Венгерское руководство не осталось безучастным и после подписания хельсинкского Заключительного акта. ПК ВСВП на своем заседании 15 августа 1975 года принял подробную резолюцию о скорейшем выполнении обязательств, вытекающих из подписания Заключительного акта. Резолюция исходила из того, что Венгрия находится в хорошем положении с точки зрения применения положений Заключительного акта, поэтому венгерское правительство может "активно и напористо" действовать в области двусторонних отношений. В соответствии с резолюцией, государственным органам должно было быть поручено разработать предложения по развитию экономических и культурных связей с западными государствами, а также необходимо было незамедлительно начать подготовку к серии переговоров, которые должны были состояться в Белграде в июне 1977 года. Вскоре после этого партия опубликовала 100 000 экземпляров полного текста Хельсинкского заключительного акта вместе с речью Кадара.

Глава 9. Разрядка в режиме ожидания

Венгрия как организатор отношений между Востоком и Западом

Влияние Хельсинкского процесса на отношения между Востоком и Западом

Германский вопрос был окончательно решен в соответствии с пожеланиями советского блока к концу 1973 года, что, несомненно, было расценено как большая победа на Востоке. Аналогичным образом, Хельсинкский заключительный акт рассматривался как долгожданная юридическая гарантия легализации европейского статус-кво. Ценой компромисса стало принятие третьей корзины с обещанием, что более свободное перемещение людей, информации и идей станет возможным и внутри советского блока. Следует, однако, помнить, что в Ялте в феврале 1945 года Сталин подписал Декларацию об освобожденной Европе, в которой прямо обещал провести свободные выборы в оккупированной советскими войсками Восточно-Центральной Европе. Результат этого обещания хорошо известен. Действительно, лидеры советского блока, осознавая проблему, были уверены, что их авторитарные режимы и закрытые общества эффективно блокируют попытки Запада и внутренней оппозиции использовать "третью корзину" для подрыва их режимов. Принцип невмешательства во внутренние дела других государств, также включенный в Декалог Хельсинкского заключительного акта, давал им удобную правовую основу для отказа от любого нежелательного вмешательства. Хотя широко распространено мнение, что "третья корзина" и кампания по защите прав человека, начатая президентом США Джимми Картером во второй половине 1970-х годов, внесли решающий вклад в окончательный крах коммунистических режимов в Восточно-Центральной Европе, в действительности эта роль была незначительной. С другой стороны, роль второй корзины обычно недооценивается, хотя постоянно расширяющееся экономическое сотрудничество между восточной и западной частями Европы в конечном итоге привело к серьезной экономической и финансовой зависимости от Запада и задолженности перед ним большинства государств советского блока. Можно утверждать, что экономическое сотрудничество, изначально рассматривавшееся на Востоке как средство консолидации экономики советского блока, особенно путем передачи развитых технологий, стало катализатором процесса дестабилизации коммунистических систем к концу 1980-х годов. Однако сам крах не был обусловлен ни экономическим, ни правозащитным фактором, а скорее стал следствием распада самого Советского Союза, который начался с середины 1988 года. Безусловно, экономический фактор был более важным из двух. Это также означает, что в то время как на Западе обычно ставят в заслугу политику США в завершении холодной войны, роль ФРГ обычно недооценивается. Будучи первым западным экономическим партнером большинства стран советского блока, ФРГ сыграла гораздо большую роль в дестабилизации обстановки в странах Восточно-Центральной Европы, чем считалось ранее. Ирония истории, однако, заключается в том, что все это не было преднамеренным; напротив, Бонн был заинтересован в реформировании и стабилизации коммунистических режимов еще летом 1989 года.

Для Советов Хельсинкский процесс был явно европейским проектом. Это важно подчеркнуть, поскольку участие Соединенных Штатов в СБСЕ привело к тому, что на Западе сложилось неверное представление о том, что стабилизация статус-кво между сверхдержавами - это сделка, эффективная во всем мире, а не только в Европе. Однако для Советов разрядка была абсолютно совместима с их проникновением в третий мир, тем более что в большинстве случаев их военная и экономическая поддержка оказывалась местным революционным движениям. В действительности Москва не ожидала жесткого сопротивления и критики со стороны Соединенных Штатов, поскольку соответствующие страны были одними из самых бедных в мире (например, Афганистан и Эфиопия), а их геополитическое положение было в основном периферийным в ядерный век. Можно добавить, что в ретроспективе американские лидеры должны были с удовлетворением наблюдать за тем, как Кремль растрачивает свои ограниченные ресурсы без какого-либо разумного вознаграждения. Действительно, советские лидеры сами загнали себя в стратегическую ловушку, не сумев устоять перед соблазном расширить свое влияние в глобальном масштабе, когда им следовало сосредоточить все усилия на спасении своей терпящей крах "внутренней империи", включая Восточно-Центральную Европу. Такие решения были приняты отчасти из-за абсурдной секретности в отношении реального состояния падающей советской экономики. От Горбачева - не из его мемуаров, а из документа, подготовленного в 1989 году, - мы знаем, что даже в начале 1980-х годов при Андропове государственный бюджет Советского Союза с реальными цифрами был недоступен даже для таких ключевых членов Политбюро, как Рыжков и Горбачев. "Некоторое время назад, когда я уже был членом Политбюро, я, по сути, не знал нашего бюджета", - сказал Горбачев Эгону Кренцу, только что назначенному руководителю партии Восточной Германии, 1 ноября 1989 года. "Однажды мы работали с Николаем Рыжковым по какому-то поручению Андропова, связанному с бюджетными вопросами, и мы, естественно, решили, что надо их изучить. Но Ю.В. Андропов сказал: "Не ходите туда, это не ваше дело". Теперь мы знаем, почему он так сказал. Это был не бюджет, а черт знает что"⁶ (Всего через несколько лет, в 1985 году, Горбачев занял пост генерального секретаря КПСС, а Рыжков стал премьер-министром).

Эта поистине сенсационная информация лучше, чем что-либо другое, демонстрирует крайнюю абсурдность советской системы, а также напоминает нам, что главный вопрос заключается не в том, почему Советский Союз распался, а в том, как он мог продержаться так долго. Таким образом, в конечном итоге Москве пришлось заплатить высокую цену за невыгодное расширение советской империи с 1970-х годов (включая войну в Афганистане), которое стало важным фактором последующего распада Советского Союза - наряду с огромными расходами на гонку вооружений, израсходовавшую резервы государства, и расходами на субсидирование союзников Москвы в Восточно-Центральной Европе.

Заключение Хельсинкского заключительного акта в 1975 году еще больше укрепило международный престиж Венгрии, прежде всего потому, что выполнение обязательств по правам человека, взятых на себя восточными странами без особого энтузиазма, доставило венгерскому руководству меньше всего хлопот. После Хельсинки становилось все более очевидным, что Венгрия извлекла наибольшую пользу из Хельсинкской конференции в советском блоке, а также из периода сближения, который развивался в это время. Успех процесса СБСЕ предоставил стране прекрасную возможность для непрерывного развития отношений с Западом, что стало одним из самых актуальных вопросов с точки зрения экономического выживания страны. Напротив, кампания по защите прав человека, начатая администрацией Картера после Хельсинки, затронула Венгрию меньше всего среди стран Варшавского договора, и, более того, постоянная оценка со стороны Запада привела к улучшению условий в Венгрии. Ожидания Запада, особенно вначале, были довольно ограниченными: освобождение политических заключенных, либеральная политика воссоединения семей и еврейская эмиграция. Тем не менее, эти требования создали серьезные проблемы для Советов и большинства коммунистических лидеров Восточной и Центральной Европы. Однако венгерскому правительству было относительно легко их выполнить.

Венгерская дипломатия быстро воспользовалась ситуацией. В 1976 году Венгрия - одна из стран советского блока - направила девятнадцати западным странам, включая США, пакет предложений, в котором предлагалось интенсивно развивать двустороннее, политическое, экономическое и культурное сотрудничество в рамках данных отношений. Вследствие этого отношения страны с Западом развивались динамично.

Со второй половины 1970-х годов состоялась серия визитов на высшем уровне: Янош Кадар посетил Бонн и Рим в 1977 году и Париж в 1978 году, премьер-министр Франции Раймон Барре нанес визит в Венгрию в 1977 году, а канцлер Западной Германии Гельмут Шмидт посетил Венгрию в 1979 году. Кроме того, было осуществлено множество визитов на уровне премьер-министров и министров.

К концу 1970-х годов существенно улучшились и венгеро-американские отношения. В 1972 году Венгрию посетил государственный секретарь США Уильям П. Роджерс, а в следующем году был подписан финансовый договор, окончательно урегулировавший давние споры между двумя государствами. Настоящий прорыв произошел в 1978 году, когда президент Картер, оценив достойный уровень соблюдения прав человека в стране по сравнению с другими государствами советского блока, принял решение вернуть "венгерской нации" Священную корону. В том же году Венгрии был предоставлен долгожданный статус наибольшего благоприятствования.

Кульминация Хельсинкского процесса означала не что иное, как возможность виртуального объединения Европы, в котором на основе долгосрочного признания европейского статус-кво ставилась задача создания цивилизованных отношений между восточной и западной частями Европы. С тех пор это признание стало лейтмотивом венгерской внешней политики, которая в корне определяла международные отношения страны вплоть до политических преобразований 1989 года. После Хельсинки начался постепенно развивающийся процесс, свидетельствующий о формировании общеевропейского сознания, и во все более интенсивном диалоге между Востоком и Западом Венгрия играла важную роль.

С конца 1970-х годов венгерская внешняя политика имела некий особый, относительно независимый статус. Одним из важных аспектов этого особого статуса было то, что благодаря новой волне открытости Западу, основанной на принятии в 1977 году новой внешнеэкономической стратегии, он позволил Венгрии развивать интенсивные экономические и политические отношения с западными государствами именно в те годы, когда, отчасти из-за постепенного отчуждения в конце 1970-х годов и советского вторжения в Афганистан, отношения сверхдержав находились на небывалом со времен кубинского ракетного кризиса низком уровне. Венгерское руководство, однако, добилось этого статуса не вопреки желаниям Москвы, а скорее с ее ведома и согласия. Кадару неоднократно удавалось убедить Брежнева и его преемников - и это было нелегко - что в условиях ухудшающейся экономической ситуации политическая стабильность Венгрии может быть сохранена только такими средствами. Все более широкое использование Венгрией западных кредитов временно показалось выгодным и Советскому Союзу, поскольку косвенно снимало нагрузку с советской экономики, а сам Кадар гарантировал Москве неоспоримую политическую лояльность.

Кризис на Востоке после советского вторжения в Афганистан

Взаимозависимость и вынужденное сотрудничество, о которых говорилось в главе 3, действовали не только на уровне сверхдержав, но и влияли на отношения между двумя союзами. Страны Варшавского договора не были вовлечены во вторжение в Афганистан, в отличие от случая с Чехословакией в 1968 году. Однако последовавший за этим кризис между Востоком и Западом своеобразно отразился на союзниках Москвы в Центрально-Восточной Европе. Яркий пример тому - история и итоги кризиса, последовавшего за советским вторжением в Афганистан в декабре 1979 года. В конце января 1980 года, вскоре после объявления о возможном бойкоте предстоящих Олимпийских игр в Москве, советское руководство обиделось и приказало странам Варшавского договора немедленно заморозить контакты с Западом. В ходе этой кампании Венгрии, Чехословакии и ГДР было приказано отменить предстоящие переговоры на высоком уровне с западными политиками. Этот неожиданный шаг вызвал серьезное столкновение интересов Советского Союза и восточноевропейских коммунистических государств, поскольку к тому времени все они были в той или иной степени и по-разному заинтересованы в развитии отношений с Западной Европой. Все это привело к внутреннему мятежу в советском блоке, который как нельзя лучше продемонстрировал действие стратегии конструктивной лояльности.

Поскольку Венгрия была твердым членом группы "тесно сотрудничающих социалистических стран" (члены ЗП за вычетом Румынии), ей ничего не оставалось делать, как принять советское объяснение и следовать общей линии блока в области пропаганды. Поначалу это не вызывало особых проблем, поскольку главной заботой Венгрии было сохранение хороших политических и, прежде всего, экономических отношений с Западом, особенно с Западной Европой, которые динамично развивались с середины 1970-х годов. На этот раз, в отличие от случая интервенции Варшавского договора в Чехословакию в августе 1968 года, Венгрия не была напрямую вовлечена в международный кризис вокруг Афганистана в качестве агрессора. Согласно официальной венгерской позиции, выработанной в первые недели после интервенции, советская поддержка афганских революционных сил была не внутренним делом Варшавского договора, а исключительно делом Советского Союза и Афганистана.

Хотя американская реакция на вторжение заставила многих беспокоиться за будущее отношений между Востоком и Западом, венгерских лидеров обнадеживало то, что и советские лидеры - после речи Брежнева 16 января - и большинство ключевых политиков в Западной Европе, включая канцлера Западной Германии Гельмута Шмидта, ясно дали понять, что они совместно заинтересованы в сохранении результатов разрядки. Эта венгерская надежда была доведена до сведения Госдепартамента США в ходе специальной миссии Дьюлы Хорна, заместителя руководителя Международного отдела ЦК ХСВП в начале января.¹⁴ Хорн посетил США и Канаду 7-20 января 1980 года официально в качестве "дипломатического курьера" венгерских посольств в Вашингтоне и Оттаве, чтобы посетить партийные организации в рамках подготовки к предстоящему съезду ХСВП. Однако дипломатические службы также были проинформированы о присутствии венгерского чиновника, поэтому Хорн был приглашен на переговоры с заместителями министров иностранных дел обеих стран.¹⁵ В Нью-Йорке его партнеры предупредили, что Советский Союз должен "готовиться к чрезвычайно тяжелой борьбе", и указали, что интервенция в Афганистане означает устранение последних барьеров на пути, который приведет к росту оборонительной мощи США и их союзников.¹⁶ Что касается двусторонних отношений, руководители Госдепартамента подчеркнули, что Соединенные Штаты по-прежнему используют дифференцированный подход в своей политике в отношении стран Восточно-Центральной Европы. Они подчеркнули, что в предстоящий тяжелый период, когда ожидается длительное ухудшение советско-американских отношений, эти государства приобретут важную роль и смогут обеспечить преемственность в проведении политики разрядки. Они обратили внимание на то, что американо-венгерские экономические отношения и, в частности, статус наибольшего благоприятствования, достигнутый всего двумя годами ранее, в 1978 году, в результате упорной многолетней работы, теперь будут зависеть от поведения Венгрии в отношении США.¹⁷ Они просили венгерскую сторону не делать шагов назад в области двусторонних отношений и в этой связи придали большое значение предстоящему визиту в США парламентской делегации во главе со спикером парламента и членом ПК ХСВП Анталом Апро.

Миссия Хорна также подтвердила убежденность венгерского руководства в том, что отдаление сверхдержав не обязательно приведет к сужению связей страны с Западом. Напротив, казалось, что в сложившихся обстоятельствах, помимо Польши, Венгрия имела наибольшие шансы использовать ситуацию в своих интересах. Поэтому было настоящим шоком, когда в конце января 1980 года Москва "потребовала" от Венгрии немедленно заморозить контакты с Западом на высоком уровне.

Объявленные в начале 1980 года американские контрмеры (включая ограничения на продажу Советскому Союзу фуражного зерна, замораживание культурных и экономических связей, запрет на передачу передовых технологий) пока не слишком травмировали советское руководство. Аналогичным образом, тот факт, что 5 января 1980 года Совет Безопасности ООН включил афганский вопрос в повестку дня, а на специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН советский шаг был осужден, не вызвал никаких изменений во внешней политике Москвы. Хотя возможность постоянного сохранения ООН "афганского вопроса" в повестке дня могла впоследствии способствовать усилению конфронтационной тенденции в советском руководстве, в речи Брежнева 16 января по-прежнему недвусмысленно подчеркивалась необходимость сохранения сотрудничества между Востоком и Западом. Однако в то же время президент США Джимми Картер призвал весь мир бойкотировать Олимпийские игры, которые должны были состояться в Москве летом того же года, если советские войска не будут выведены в течение месяца. Поскольку Олимпийские игры впервые проводились в социалистической стране, это событие рассматривалось как важный фактор завоевания международного авторитета для восточного лагеря.

Таким образом, в конце января 1980 года Москва обиделась и решила принять контрмеры. В ходе этой кампании Венгрии, Чехословакии и ГДР было приказано отменить предстоящие переговоры на высоком уровне с западными политиками. В результате были отменены два визита западногерманских политиков: Министр иностранных дел Ганс Дитрих Геншер должен был посетить Прагу, а канцлер Гельмут Шмидт - провести переговоры с Эрихом Хонеккером в Берлине. Хотя у болгар не было запланированных встреч с западными политиками, их тоже предостерегли от планирования подобных шагов.

Это вызвало серьезное столкновение интересов между Советским Союзом и восточноевропейскими коммунистическими государствами, все более заинтересованными в развитии отношений с Западной Европой. Дальнейшие исследования покажут, как именно этот конфликт повлиял на отношения отдельных стран с Москвой. Так, для Венгрии этот советский шаг стал одним из самых серьезных кризисов с 1956 года, как в венгерском руководстве, так и в сфере венгеро-советских отношений. Советы "попросили" отменить визит министра иностранных дел Венгрии Фридьеша Пуя в Бонн, который должен был состояться менее чем через неделю, а также отложить визит делегации парламента в США. На заседании ПК ВСРП 29 января, одном из самых драматичных в истории этого органа, венгерское руководство вплотную подошло к принятию политического решения об открытом неповиновении советской воле. В ходе жарких дебатов несколько членов Политбюро, в том числе такие сторонники жесткой линии, как Антал Апро, Дезшо Немеш и Карой Немет, предложили, учитывая крайне сжатые сроки и экономические интересы страны, проигнорировать советское требование, и, похоже, за эту позицию высказалось явное большинство.

Именно тогда, возможно, впервые с 1956 года, первый секретарь ХСВП Янош Кадар попал в ситуацию, связанную с отношениями с Советским Союзом, которые с самого начала считались определяющими, и его позиция полностью противоречила позиции главного руководящего органа партии. Более того, на этот раз в конкретных обстоятельствах, сложившихся в ходе дебатов, Кадар, который всегда стремился играть центристскую роль, был вынужден защищать политику, которую считал единственно возможной, как, по сути, "левый" девиант. Рутина внимательного выслушивания членов органа, а затем в конце заседания подведения итогов в собственной речи и провозглашения резолюции, которая хорошо работала на протяжении десятилетий, теперь принесла свое наказание. В своей довольно сбивчивой речи, изобилующей проклятиями, которые свидетельствовали о его сильном волнении, Кадар утверждал, что "мы снова оказались в ситуации, когда приходится выбирать из двух зол".

В качестве ожидаемого вывода он сразу же объявил, что визиты на высшем уровне в Бонн и Вашингтон должны быть отменены. Он считал, что Венгрия ничего не теряет, подчиняясь Москве; в худшем случае его, Кадара, на Западе будут называть "советским сателлитом". "На какие-то предполагаемые преимущества можно только надеяться, [но] Негативный эффект будет незамедлительным", - предупредил опытный партийный лидер членов ПК, имея в виду, что, утратив доверие кремлевских лидеров, страна может потерять очень многое.

Чтобы просветить тех, кто еще мог питать иллюзии относительно характера советской просьбы, он добавил: "Как вы думаете, как долго они будут вежливы с нами? Почему с нами, ... простите за выражение, с нашей маленькой паршивой жизнью и страной...., как долго они будут вести себя вежливо по отношению к нам?" Это отчаянное заявление лидера венгерской партии-ветерана стало, пожалуй, самым прямым и резким проявлением истинного характера отношений Венгрии с Советским Союзом за всю эпоху Кадара.

После драматической речи Кадара ПК принял резолюцию об отмене обоих визитов. В то же время в качестве меры укрепления доверия к Западу они попросили Советы отложить совместные советско-венгерские военные учения, которые должны были состояться в западной части страны 11-16 февраля.

В каком-то смысле это заседание Политического комитета означало начало процесса, приведшего к политическому падению Кадара. Хотя на тот момент лидеру партии-ветерану еще удавалось навязывать свою волю товарищам, можно с уверенностью сказать, что он выиграл битву, но проиграл войну. Несколько лет спустя, в связи со все более сложной экономической ситуацией в стране, этот конфликт во многом способствовал развитию ситуации, когда даже ближайшие соратники не хотели, чтобы он больше возглавлял партию.

Оба визита были отменены, но, как ни парадоксально, унижение, которое пришлось пережить Кадару в этом случае, в итоге способствовало развитию позитивных для его страны процессов. Это произошло благодаря ряду дипломатических маневров, направленных, с одной стороны, на оказание давления на Советы с целью заставить их изменить свою позицию, а с другой - на объяснение сложного положения Венгрии западным партнерам. На том же заседании Политбюро было принято решение обратиться к Москве с просьбой срочно провести многостороннюю консультативную встречу по вопросу о последствиях ситуации в Афганистане для отношений между Востоком и Западом. В Москву немедленно был направлен специальный посланник Андраш Гиенес, секретарь ЦК по иностранным делам, для личных консультаций, а сам Кадар направил письмо Брежневу. В письме он изложил твердую венгерскую позицию: в сложившейся ситуации необходимо регулярно консультироваться с союзниками о совместной политике советского блока в международной политике и сохранять результаты разрядки. Это было возможно только путем поддержания и укрепления отношений восточноевропейских стран с Западной Европой. Только так, заключил Кадар, можно предотвратить преобладание американского влияния в этих странах.

Брежнев в это время постоянно болел, поэтому обострилась внутренняя борьба между лобби в советском руководстве. Именно в таких условиях в Москву поступил венгерский запрос о необходимости срочных консультаций. Министр иностранных дел Громыко ответил на это предложение нервно, так как не понимал, о чем венгры хотят вести переговоры. Венгерское предложение о консультациях, однако, вскоре было принято, и встреча секретарей ЦК по иностранным делам "тесно сотрудничающих социалистических стран" была назначена в Москве на 26 февраля 1980 года.

На встрече секретарь ЦК КПСС по международным делам Борис Пономарев не только принял довольно проницательную венгерскую позицию, но и выдвинул тезисы Кадара в качестве актуальной линии КПСС, подчеркнув, что "социалистические страны должны максимально использовать возможности существующих отношений с западноевропейскими странами для противовеса внешнеполитической линии США".

Это была большая победа венгерской дипломатии. Мало того, что они получили зеленый свет для дальнейшего развития своих западных отношений, которые к тому времени были крайне важны для экономики страны, но замораживание этих отношений в 1980 году помешало бы Венгрии получить важнейший западный кредит в размере 1,7 миллиарда долларов в том году, а это, как мы теперь знаем, привело бы к неплатежеспособности страны.

В исторической перспективе еще более важно, что твердое личное вмешательство Кадара и эффективные венгерские дипломатические инициативы в конечном итоге помогли "либеральным" силам в советском руководстве - в основном ключевым членам аппарата ЦК, заинтересованным в сохранении разрядки, - одолеть своих противников во главе с Громыко, которые представляли более воинственное отношение к Западу. Как рассказал 16 июля 1980 года Гюле Хорну первый заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС Вадим Загладин, "в течение нескольких месяцев в Политбюро КПСС шли жаркие споры о конкретных внешнеполитических шагах Советского Союза, об общей оценке международной обстановки и положении коммунистического движения."Он подчеркнул, что в этих дебатах "важную роль сыграло послание товарища Яноша Кадара советскому руководству". Доктрина Кадара сработала.

Параллельно с письмом Брежневу Кадар направил объяснительные послания председателю Социал-демократической партии Вилли Брандту и канцлеру Западной Германии Гельмуту Шмидту. В них он извинялся за отмену визита министра иностранных дел Венгрии в столь сжатые сроки и тонко объяснял сложное положение венгерского руководства. При этом он подчеркнул, что его страна твердо привержена сохранению результатов разрядки и развитию сотрудничества между Востоком и Западом. В ответном слове Гельмут Шмидт, который за год до этого был первым канцлером Германии, посетившим Венгрию, сформулировал исторический вызов, стоящий перед европейскими государствами, следующим образом: теперь от этих государств зависит, "позволят ли они втянуть себя в холодную войну, разжигаемую двумя сверхдержавами, или нет! Ни ФРГ, ни какая-либо другая западно- или восточноевропейская страна не сможет удержаться от этой [холодной войны] в одиночку. Это возможно только при сотрудничестве всех заинтересованных государств".

Несомненно, к началу 1980-х годов Венгрия, оставаясь все это время лояльным членом Варшавского договора, была вынуждена в силу своих экономических интересов все больше сближаться с этим виртуальным европейским сообществом. Поэтому разрешение этого внутреннего кризиса можно рассматривать как важный урок, касающийся пределов дипломатии малых государств в Варшавском договоре - или, в более общем смысле, шансов небольшого государства, входящего в группу "тесно сотрудничающих", оказать давление на Москву для достижения определенных политических целей. Хотя Венгрия оказалась не в состоянии открыто бросить вызов советской воле, последующие дипломатические маневры и личное вмешательство Кадара могли сыграть важную роль во внутренней борьбе в Кремле и тем самым повлиять на исход событий в соответствии с важнейшими интересами страны, а фактически всего международного сообщества.

Разрядка в режиме ожидания, 1979-1985 гг.

Новая интерпретация разрядки (изложенная в главе 3), подчеркивающая роль вынужденного сотрудничества и взаимозависимости, также объясняет, как стало возможным, что всего через несколько лет после предполагаемой смерти/падения/неудачи/исчезновения разрядки в конце 1970-х годов, с приходом Горбачева в 1985 году произошло беспрецедентное сближение между сверхдержавами. Вопреки мнению многих, между 1979 и 1985 годами не было (и не могло быть) "второй холодной войны", поскольку этот термин подразумевает, что первая холодная война закончилась несколько раньше.²⁸ Такие широко принятые, но ошибочные интерпретации предполагают, что с "победой" разрядки в 1969-1975 годах холодная война исчезла, а затем, в конце десятилетия, она снова возникла, пока полностью не растаяла при Горбачеве. Подобные объяснения можно отнести - как уже говорилось в главе 3 - к широко распространенной линейной и эксклюзивной интерпретации отношений между холодной войной и разрядкой. Эти интерпретации в основном используют модель, согласно которой - с некоторым упрощением - в определенное время существовала либо холодная война, либо разрядка. То есть, когда отношения между сверхдержавами были плохими, этот период можно назвать холодной войной, а когда хорошими - разрядкой. На самом деле эти отношения вовсе не были линейными, и эти две категории, конечно, не были взаимоисключающими. Они не могли и не заменяли друг друга; скорее, они просто сосуществовали. Поэтому трудно в общепринятом смысле оценивать период 1979-85 годов, поскольку ему одновременно предшествовала и за ним следовала разрядка. Его часто описывают как период, когда элемент конфронтации снова стал доминирующим, и "логично" называют "второй холодной войной", "малой холодной войной" или "мини-холодной войной", используя старые рефлексы, поскольку эта логика связывает холодную войну с периодом, когда отношения между сверхдержавами были напряженными. Однако в действительности все было не так. Во-первых, раньше в периоды противостояния конфронтационные намерения (по крайней мере, на пропагандистском уровне) были взаимными, то есть преобладали с обеих сторон. Однако теперь они появились только у американской стороны, в то время как советское руководство решительно настаивало на сохранении плодов разрядки. Во-вторых, впервые на этапе конфронтации европейские союзники США не пошли единым фронтом за Вашингтоном, а стремились сохранить диалог и сотрудничество между Востоком и Западом.³⁰ Более того, система альянса отреагировала подобным образом и на восточном направлении: страны восточного блока - Венгрия, прежде всего, руководствуясь своими особыми интересами, которые к тому времени становились все более независимыми от намерений Москвы, стремились сделать все возможное, чтобы сохранить достижения разрядки.