Холодные дни

6

Сегодня мне снился странный сон — поразительно яркий, живой, наполненный красками и удивительной четкостью деталей, будто я и не спала вовсе, а чьей-то неведомой волей вдруг перенеслась совсем в другой мир. Правда, довольно неприветливым оказался этот новый мир. Каким-то грозным и даже зловещим, в котором не хотелось бы оставаться надолго. Мир, где совсем не место живым и где можно навечно затеряться. Чужой. Чуждый. И ощущение этой неправильности было так сильно, что мне поневоле захотелось оказаться в родном и уютном лесу, где не было таких тревог и смутного чувства надвигающейся угрозы.

Я стояла на узкой тропе, повисшей в пустоте между двумя отвесными стенами. Впереди клубился серый туман, не позволяющий увидеть пространство дальше нескольких шагов. Позади чернела непроглядная чернота, в которой жутковатыми глазками подмигивали неизвестные мне звезды. Слева огненной лавой застыл раскаленный безумным огнем камень, больше похожий на вишневый от неистового жара металл, вставший на дыбы и оградивший половину мира огненной заслонкой. А справа такой же неодолимой стеной встала завеса из чистого льда, закрывшая прозрачным хрусталем вторую половину мира и полностью лишавшая надежды на побег. Они протянулись в обе стороны без конца и без края, сверху достигая далеких небес, а снизу упираясь основаниями в неимоверно далекую твердь. Почти касаясь друг друга, почти сжигая с одной и холодя с другой стороны. И нет иного пути — или вперед, меж двух огней, грозя опалить веки и отморозить пальцы на руках, или назад, в пустующую и зловещую темноту, из которой тоже не было выхода.

А в оглушительной тишине, сдавившей будто тесным коконом, откуда-то издалека беспрестанно звучат странные, монотонные и какие-то мертвые голоса, в которых нет ни капли человеческих эмоций. Они роняют слова, будто молотом ударяют по наковальне — ровно, весомо, ритмично. С какой-то равнодушной тяжестью падают и повисают в воздухе, оставляя за собой почти видимый след. Как вколачивают раскаленный гвоздь в неподатливую стену, но при этом морозят не хуже ледяной вьюги.

— ТЫ — ВИНОВЕН.

Виновен… виновен… — загуляло меж стен долгое эхо, отчего у меня коже пробежали холодные мурашки. Это было похоже на какой-то суд, вот только я не видела ни судьи, ни обвиняемого, на народного заступника, долженствующего защищать сторону провинившегося.

— ТЫ ПРЕДАЛ.

Предал… предал… — снова злорадно подхватило эхо.

— НАРУШИЛ ЗАКЛЯТИЕ И НЕ СДЕРЖАЛ СЛОВО.

— Да… — едва слышно прошелестел в ответ смутно знакомый голос.

— ТЫ ПРИЗНАЕШЬ ВИНУ?

Я напрягла глаза, силясь рассмотреть хоть что-то в окутавшем мир сером мареве, но тщетно — проклятая пелена не желала поддаваться, а тяжелый голос все давил и давил, пригибая к земле, заставляя опускать голову, припадать на колени.

— ВИНОВЕН!

Виновен… — согласно вздохнуло эхо.

— ТВОЕ НАКАЗАНИЕ СПРАВЕДЛИВО.

— Нет, — неожиданно отвердел голос невидимого преступника. — Я не предавал клятвы. Это была ошибка, но не предательство.

— ЛОЖЬ. ТВОИ ДЕЙСТВИЯ ПРИВЕЛИ К АКТИВАЦИИ ЗАКЛЯТИЯ ОТТОРЖЕНИЯ И ВЫНУДИЛИ ВЕРНУТЬСЯ СЮДА ДО ТОГО, КАК ПРОИЗОШЛО ПОЛНОЕ НАРУШЕНИЕ.

— Нет! В этом не было моей вины!

— ЛОЖЬ.

Что-то оглушительно грохнуло далеко впереди, и я аж присела от неожиданности, зажимая руками уши. Потом почувствовала запах гари и поморщилась — пахло паленой шерстью и, почему-то, горящими перьями. А потом вдруг услышала болезненный стон и мысленно содрогнулась — кажется, упрямство дорого обошлось пленнику. Молнией в него, что ли, ударило?

— ТЫ НЕ СПРАВИЛСЯ, — холодно возвестил все тот же голос.

Короткое молчание, в течение которого я присматривалась к тесно сдвинувшимся стенам и гадала, смогу ли пройти между ними, не опалив себе шевелюру. Шансов немного — они стояли так близко, что мне грозило стать наполовину обгорелой, наполовину замороженной курицей, которую нерадивая хозяйка слишком долго держала над жарким костром, силясь поскорее согнать ледяную корку.

— Да, — наконец, устало повторил пленник, заставив меня вздрогнуть. — Я совершил ошибку. Но никого не предавал.

— ХОТЕЛ ПРЕДАТЬ, — равнодушно заметил Судья.

И вновь воцарилось многозначительное молчание.

— КАК ТВОЕ ИМЯ, НЕСОГЛАСНЫЙ?

— Ромуаррд Тер Ин Са Ширракх…

И вот тут я содрогнулась всем телом, неожиданно поняв, что это за сон и почему я мне так знаком этот измученный, слабый, но все еще упрямый голос. Никогда его не забуду! Ни с чем не перепутаю даже такой — искаженный, хриплый и словно насильно выдавливаемый из перехваченного удавкой горла. Господи, да это же…

— Рум!! — вскрикнула я и опрометью ринулась вперед, наплевав на стены, жар и холод, отсутствие твердой земли под ногами и даже на то, что никакой тропы там не было и в помине — одна сплошная пустота, в которой не видно дна.

Левую щеку немедленно опалило нещадным пламенем, болью отозвавшись в резко нагревшемся камушке Ширры. Правая мгновенно покрылась колючим инеем и заставила мою жемчужину сильно похолодеть. Тонкая цепочка на шее вдруг разом потяжелела, словно несла на себе не два крохотных амулета, а, по меньшей мере, стальную наковальню. Она разом обвисла, натянулась, неумолимо увлекая вниз двойной ношей, но мне было все равно — я мчалась быстрее ветра, оставляя за собой странно раздвоенный след. Один — угольно черный, дымный и противно воняющий горелой кожей с содранных в кровь ладоней, и второй — холодный, искрящийся настоящей изморозью, с легким привкусом зимнего утра. В лицо снова бил встречный ветер, вокруг тугими вихрями закручивались свирепые воронки, мои руки то и дело касались стен, стремительно покрываясь одинаково болезненными волдырями, но остановиться было нельзя. Потому что я узнала его. Нашла, наконец. Сумела отыскать в проклятом Мире Теней, куда, как известно, есть ход только мертвым и беспробудно спящим.

— Рум!!

Впереди произошло какое-то замешательство, а потом тот же равнодушный голос со странный оттенком произнес:

— НАРУШЕНИЕ!

— Рум!!! Где ты?!! — не обратила я на него внимания и, стремглав выскочив из дурацкой расщелины, закашлялась. Тяжело дыша, подняла голову, отошла от полыхающей алой стены на шажок, смутно боясь провалить в этом тумане, и снова позвала. — РУМ?!!

— Трис! — тихо ахнули откуда-то слева, и я мгновенно развернулась, решительно направившись на голос.

— ТЕБЕ ЗДЕСЬ НЕ МЕСТО, — пригнуло меня к земле почти удивленным замечанием.

Я только шмыгнула носом, отирая мокрое от тающих льдинок лицо и тщетно стараясь не думать о том, во что превратились мои руки.

— Это вам здесь не место! Рум, ответь!

— Трис!! — простонал мой несчастный дух, которого эти изверги зачем-то заточили в невидимую клетку. — Что ты тут делаешь?! Как сумела?!!

— За тобой пришла, ворчун ты старый, — с облегчением вздохнула я, пробираясь на ощупь. — Сижу там, как дура, одна. Жду тебя, жду, а ты, подлец, все не приходишь! Пришлось самой… гад ты призрачный. Вот найду, своими руками удавлю!

— НАРУШЕНИЕ! — возмутился Судья, когда я вдруг нащупала невидимую преграду и принялась, как слепая, ее настойчиво исследовать. Попыталась нажать — бесполезно: она чуть прогнулась под пальцами и отбросила мои пальцы обратно. Ткнула ее заострившимся ногтем, и меня пребольно оттолкнуло снова. Затем дунула перед собой, разгоняя клочья стремительно поредевшего тумана, помахала ладошкой, развеивая его в стороны. Затем снова толкнулась и, нутром чувствуя, что пропавший дух зачем-то сидит внутри, с раздражением воскликнула:

— Эй! Что за безобразие! Рум, ты там?! Отзовись, а то я ничего не вижу!

Но отзываться не понадобилось: серая пелена перед глазами, как по мановению волшебной палочки, вдруг разошлась в стороны, открыв впереди ровный круг два на два шага. По краю этого куцего пространства шла куполообразная завеса из какого-то прозрачного, но очень прочного материала. Снизу проступила каменистая земля, из которой выдвинулись намертво закрепленные короткими цепями скобы, а в них… я вздрогнула и замерла на середине движения, во все глаза рассматривая необычное существо, стоящее в центре огороженной клети и закованное в кандалы из лунного серебра.

Могу поклясться, что никогда не встречала его прежде — этого высокого мужчину с пепельно серой кожей и длинной гривой поседевших от времени волос. У него оказались невероятно широкие плечи, перевитые канатами мышц, длинные (даже чересчур длинные для человека!) руки, заканчивающиеся острыми когтями и жестоко скрученные в запястьях. Могучий торс с поразительно развитыми грудными пластинами, будто он полжизни только тем и занимался, что тренировал их для будущих полетов. Узкая талия, окутанная тончайшим черным шелком, который туго охватывал бедра и нескромно подчеркивал характерную выпуклость между ними. Широкие стопы с такими же кривыми когтями, что и на руках. Массивная шея. Плоский живот. И лицо… боже, какое странное у него было лицо!

Я невольно отступила на шаг, пораженная до глубины души, потому что это… существо… на самом деле не принадлежало человеческому роду. И вообще никакому не принадлежало, потому что я не знаю никого, с кем его можно было бы сравнить. Его лицо было жестким, волевым, с тяжелым и упрямым подбородком, форма которого наводила мысль о крайне трудном характере владельца. Высокие скулы, слегка приплюснутые к наружному краю, массивные надбровные дуги, лишенные всякой растительности, невероятно ровный лоб с безупречно ровной кожей и удивительные, раскосые, невероятно крупные, ни на что не похожие глаза, блистающие червонным золотом и ярко горящие подобно двум жарким солнцам. Его лицо казалось словно вылепленным из серого мрамора: странно красивое, гладкое, но и пугающе чуждое; непостижимым образом гармоничное и не лишенное внутреннего величия. Оно привлекало и, одновременно, вызывало какой-то подспудный страх, от него невозможно было оторваться, оно вызывало восхищение и искреннюю оторопь, а еще — было способно сломить даже самое жестокое сердце.

Я непонимающе моргнула.

— Ты… кто такой? А где мой…?

— Здравствуй, Трис, — шепнуло существо голосом моего духа-хранителя.

— Рум?! — нерешительно шагнула я обратно, коснувшись пальцами невидимой перегородки. — Неужели это ты?

— Да, — горько улыбнулся он. — Узнала?

— Нет. Только голос похож. Немного.

— Это я, Трис. Клянусь, это правда.

Я настороженно посмотрела сквозь прозрачную завесу, страстно надеясь, но все еще не веря до конца. Неужто он? Действительно мой маленький ворчливый дух с несносным характером? Тот самый, что столько лет был рядом? Защищал? Предостерегал? Спасал? Мой Рум?!

Вот только сейчас он совсем не маленький. Да и ворчать отчего-то не спешил. Скорее, был болен или очень-очень устал. А может, просто был таким на самом деле? С самого начала? Когда был еще живым? И теперь всего лишь вернул истинный облик? Гм… а разве такое бывает? Но тогда где же водятся (или водились?) столь необычные существа?

— Значит, ты все вспомнил? — нерешительно кашлянула я, позабыв про невидимого наблюдателя, и осторожно шагнула навстречу. Все еще смотрела и не могла найти в нем ничего от того крохотного светящегося комочка, каким он всегда показывался. Эти плечи, серая кожа, мощные руки… гигант. Настоящий гигант. Поразительно красивый, но какой-то… сломленный? Да, пожалуй, это правильное слово. И надломил его не строгий Судья, а что-то совсем-совсем иное. Какое-то сильное горе. Или беда? Не знаю. Не понимаю. Слышу его, но все еще не узнаю ничего, кроме тихого голоса. А сейчас и он замолк, столь же внимательно изучая меня в ответ.

— Э… Рум?

— Да, Трис, я вспомнил… к сожалению.

— Почему «к сожалению»?

— Потому что… — лицо Рума вдруг мучительно искривилось, словно его терзала немилосердная боль, побледнело и покрылось крохотными капельками пота. Он дернулся в кандалах, тонкие колечки легонько зазвенели, но не поддались даже его силе — удержали. А я, наконец, заметила полупрозрачные огненные языки, протянувшиеся внутрь перегородки и лижущие его тело со всех сторон. Кажется, его не просто так заточили внутри. Кажется, это была пытка — настоящая бесчеловечная пытка, причиняющая боли не меньше, а может, и больше, чем настоящий огонь, о который я недавно сильно обожглась сама. А еще увидела, что его ноги оказались по щиколотку погружены в совсем еще свежий пепел, из которого сиротливо выглядывало чудом не сгоревшее белоснежное перо.

У меня что-то оборвалось внутри: крылья!!! Они сожгли ему крылья!!! Это… это хуже, чем убить! Это уничтожить его душу! Заживо спалить горячее сердце! Вырвать его без жалости! Мучить и терзать, будто иного он не достоин! МОЕГО ДУХА-ХРАНИТЕЛЯ?!!!

Вскрикнув от гнева, я со всего маха ударила по призрачной мембране, собираясь вызволить своего духа из плена, но разбить ее не смогла, даже не поцарапала — моей силы тоже не хватало, а Рум между тем тихо застонал и опасно покачнулся.

— Нет, Трис. Не надо.

Я ударила сильнее, но только больно ушибла кулак.

— Почему?! За что вы его?!!

— ОН ДОЛЖЕН ПРИНЯТЬ НАКАЗАНИЕ, — сухо известил голос невидимого Судьи.

— Он ничего не совершал!!

— ЛОЖЬ. НЕВЕДЕНИЕ. ОШИБКА.

— Сами вы… ошибка!! — взвыла я во весь голос. — Освободите его!! Немедленно!! Ему же больно!!

— НЕВОЗМОЖНО. НАКАЗАНИЕ БУДЕТ ИСПОЛНЕНО.

— Когда?!! Сколько ему так мучиться?!

— КАК ОГОВОРЕНО: ВЕЧНОСТЬ.

Я тихо ахнула и резко развернулась на звук.

— ЧТО?!!! Вечность?!! Но за что? За какие прегрешения?! Что он вам сделал?!!

— ПРЕДАТЕЛЬСТВО. УБИЙСТВО. ПОБЕГ. НОВОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО.

— Нет! — хрипло простонал Рум, бессильно повисая в цепях. — Я не предавал. Я просто ошибся. Не справился. Не успел, не смог… но не предавал!

— ЛОЖЬ, — сухо констатировал голос. — В ТЕБЕ БЫЛО ЖЕЛАНИЕ. ЭТОГО ВПОЛНЕ ДОСТАТОЧНО.

— Это было давно!!! До того, как мы встретились!! До того, как я ее узнал!! ДО ТОГО!!!

Я прикусила губу.

— О чем ты, Рум?

Существо неожиданно затихло, прекратив метаться, и тяжело взглянуло на меня золотыми глазами падшего ангела. Он смотрел долго, с болью, с мукой и таким раскаянием, что у меня невольно дрогнуло сердце. Чужое лицо исказилось от осознания какого-то проступка, побледнело еще больше. Кожа в тех местах, где ее коснулся призрачный огонь, наоборот, потемнела и покрылась черноватой пленкой. На мощных руках, с трудом удерживавших вес цепей, проступили синеватые нитки вен, но глаза… они горели таким отчаянием, такой мольбой, что у меня ком встал в горле.

— Я сделал много плохого в своей жизни, Трис, — наконец, прошептал Рум. — Много такого, о чем трудно вспоминать и за что следует гореть в этом огне не одну, а тысячу вечностей. На моих руках много крови — своих братьев, сестер, людей и нелюдей… крови твоих родичей, Трис… это правда…

— Это было давно, — судорожно сглотнула я, во все глаза глядя, как тяжко ему дается признание.

— Ты не понимаешь… моя жизнь закончилась почти три тысячи лет назад. Подло. От удара в спину. От той, от кого я совсем не ждал. Но угасла не сразу, а лишь после того, как я, ослепленный жаждой мести, согласился на сделку…

— ПРЕДАТЕЛЬСТВО, — напомнил Судья.

— Да. Тогда это было предательство: моего народа, моих принципов, всей нашей жизни… я принял смерть от руки врага, но перед этим… не желая погибать… проклиная весь свет и этот мир… — Рум на мгновение закрыл потускневшие глаза. — Я позволил опутать себя заклятием Обращения. Я отказался уходить. Хотел новой жизни. Не полноценной, конечно, не настоящей… так, жалким подобием былой мощи… которая смогла бы сохранить мою волю и хотя бы часть сил в обмен…

— НА ЧУЖУЮ ЖИЗНЬ И ЧУЖУЮ ЗАЩИТУ.

— Да. Так было. Я позволил привязать себя к чужой душе — добровольно, чтобы стать ее защитником и охранником, но еще и затем, чтобы когда-нибудь, когда сила ее иссякнет, а сияние риалла угаснет, вернуть себе прежнюю мощь. Желая жить в большом мире, изучать смертных, летать по свету, слушать, смотреть и готовится к мести… но не доглядел последний виток ритуала, проведенного самым злейшим своим врагом, пропустил последний слог, просто не смог сопротивляться… и под действием заклятия на долгое время был погружен в магический сон. Я спал и видел, как меняется мир. Как исчезают с лица земли старые народы и возникают новые царства. Как приходят и уходят целые империи. Как разгораются и гаснут далекие звезды… Три тысячи лет я ждал возможности проснуться. А когда пришло время и подходящая для меня душа все-таки нашлась, оказался слишком слаб, чтобы сбросить эти оковы. Я просто забыл, для чего ждал столько времени. Ради чего согласился. Для кого замыслил страшную месть. Я многое утратил за это время и на целых два десятилетия оказался в плену собственных заблуждений… вместе с тобой, Трис. Вдвоем. Я все забыл, кроме того, что должен тебя уберечь.

Я сильно вздрогнула.

— Ты была права, девочка, — глухо уронил мой бывший хранитель. — Я не помнил себя и почти не понимал, что происходит. Злился, что не способен осознать себя, сетовал, что ты так мала и неразумна. Бесился, когда ты упрямилась и не хотела помочь мне вспомнить. И все время искал… искал кончик проклятого заклятия, чтобы обрести свободу. Но не мог. Потому что не помнил почти ничего из себя, прежнего — моя память надолго уснула под действием древнего заклятия. Спала ровно до того момента, пока ты не обрела то, что принадлежит тебе по праву, и не освободила часть моей прежней сути. А когда пришел тот, второй… прости, но все случилось так быстро, что я просто не успел тебе помочь. Я ошибся, подвел нас обоих и не смог тебя защитить.

— Оберон… — мертвым голосом повторила я.

Рум горестно кивнул.

— Когда-то я думал, что после активации заклятия, у меня осталась только месть. Ни жизни, ни смерти, ни забвения… только ненависть и желание поквитаться. Это было давно. Ровно до тех пор, пока рядом со мной не появилась ты и не показала, что я до сих пор… не умер. Что я могу видеть, чувствовать, радоваться даже от того, что ты постоянно споришь и перебиваешь. Сердиться на твои маленькие глупости. Грустить от твоих нелепых ошибок, радоваться успехам… оказывается, это так много!! А когда мы наткнулись на это чудовище, когда он меня ударил, нарушил поводок заклятия и вернул все на свои места… — серокожий гигант грустно улыбнулся. — Я вспомнил. И впервые за многие века испугался, Трис. За тебя испугался и чуть не погиб по-настоящему, потому что он едва не оборвал нашу с тобой связь. Тот старый амулет стал слишком ослаб, чтобы меня удерживать в этом мире, а ОН оказался чересчур силен, поэтому… так все и случилось. Меня просто вышвырнуло в Мир Теней и надолго погрузило в растерянность. Мне потребовалось много времени, чтобы заново осознать себя и понять, что произошло. Но тогда же ты осталась одна, без защиты и помощи… именно в этом была моя ошибка, которая чуть не стоила жизни нам обоим. В этом я проиграл и нарушил свою клятву: не уберег. Прости, что я тебя подвел. Прости, девочка…

— Но ты же пытался до меня добраться, — неуверенно произнесла я, не отрывая от него взгляда.

— Пытался. Но твой новый риалл оказался гораздо мощнее прежнего: он прекрасно скрывает не только ауру, но и превосходно защищает от любой магии. В том числе и от глупых духов, потерявших с тобой всякую связь. Прости, я слишком долго не мог к тебе подобраться. Не мог защитить, как когда-то поклялся. Нарушил посмертие, которым был к тебе привязан. А когда все-таки нашел… ты, наверное, помнишь тот день, когда оказалась на грани жизни и смерти? Тогда, когда Мир Теней подступил к тебе слишком близко, а я не сумел это остановить?

Я замерла, мгновенно вспомнив клетку Ширры и то, как больно мне тогда было, странное чувство, что я умираю, и голос… печальный, полный глухой тоски голос Рума: «вот и все, Трис. Я больше тебе не нужен»… выходит, мне не показалось? Он действительно был там, рядом со мной? Следил из-за плеча, порывался помочь, но не мог, потому что моя жемчужина, мой голубой и очень холодный риалл, оказался слишком силен для ослабленного духа?

— Ты все время звала меня, — горько прошептал Рум. — Искала, оставляла следы. Но я не мог последовать за тобой, пока риалл оставался активным. Мне не одолеть его силу одному. Не перебороть. Я все еще слишком слаб для таких подвигов, хотя однажды… очень и очень давно… мне это все-таки удалось. А потому оставалось только метаться в этой клетке в надежде, что когда-нибудь ты его снимешь или найдешь какой-то другой способ… но теперь я вижу, что этого больше не требуется: ты и так сумела найти дорогу.

Я непонимающе коснулась цепочки, где мирно покоились два амулета, и машинально нащупала потеплевший агат.

— Да, — подтвердил мой дух. — Черный риалл уравновешивает сияние Белого. Две противоположности. Два полюса. Два мира. Тебе удалось его подчинить, и только поэтому у тебя вышло попасть в Мир Теней. Где ты стоишь сегодня прямо, живая, тогда как этого не должно было случиться. Это не сон, девочка, и все, что ты видишь, происходит на самом деле. Но теперь это неважно. Я совершил ошибку, Трис, и должен остаться. Я подпустил к тебе чудовище, от которого должен был защищать любой ценой. Я не справился. Подвел тебя. Не сумел его остановить, и в том, что ты все-таки выжила, нет моей заслуги. К сожалению. Так что в чем-то Судья прав — моя клятва нарушена, и наказание за это должно последовать немедленно. А ты… тебе пора уходить: твой сон стал слишком глубок и поэтому опасен. Спасибо, что нашла меня и не забыла, а теперь, пожалуйста, проснись. Возвращайся в свой мир. Прощай.

Он слабо улыбнулся, стараясь не выдать своей боли, а я неожиданно заглянула в янтарные глаза и судорожно сжала серебряную цепь. Потому что там, за этими неповторимыми радужками, таящими в себе не только красоту, но и смертельную угрозу, я вдруг увидела его — моего верного, преданного, ворчливого и полного сомнений духа. Маленького, вредного, вечно недовольного старину Рума, который всегда смотрел на меня именно так — немного иронично, насмешливо, чуточку снисходительно, но, вместе с тем, и с неподдельной заботой. С беспокойством и искренней тревогой. Как сейчас… да, это были ЕГО глаза! Те же самые, как бы он не выглядел! Мир Теней изменил его сильно, но все же не полностью! У него оказалась необычная душа, странная, большая, чуждая, но все это уже неважно. По крайней мере, для меня. Потому что это был ЕГО голос, его боль, его отчаяние! Каким бы он ни был раньше, что бы не натворил в прошлом, каких бы гадостей не насовершал, как бы не изменился внешне… это все тот же Рум. Прежний, немного усталый, вспыльчивый и ужасно гордый. Почти такой же гордый, как Ширра. Такой же несломленный, непокоренный, упрямо сжавший белесые губы и воинственно выдвинувший подбородок. Весь напряженный, как опасно натянутая тетива. Невыносимо красивый, непобежденный и… величественный, что ли? Не знаю, не могу сказать точнее.

Да, он сильно преобразился. Да, оказался совсем не таким, каким я всегда считала. Да, на нем боль многих отнятых жизней. Но все-таки… все-таки он был моим другом, не раз выручавшим меня из серьезных неприятностей. Моим ангелом-хранителем, у которого кто-то жестоко спалил белоснежные крылья. Верным спутником, мудрым советчиком и надежным попутчиком, от которого я даже в такой ситуации просто не могла отвернуться. А потому поджала губы и тихо ответила:

— Нет.

— Трис, не глупи. Пожалуйста, вернись. Это не твой мир.

— Зато это — мой дух. И я намерена заполучить его обратно. Эй, кто там есть? Наверху? Вы слышите? Это — МОЙ дух!

— НЕТ.

— Да!! И вы не можете заявить, что я нагло вру! Он был привязан ко мне посмертием! Добровольно! И будет жить столько, сколько отмерено мне!!

Недолгое молчание в тумане.

— ОН — МОЙ!

— ДА, ЭТО ПРАВДА, — поколебавшись, все-таки признал Судья.

— Так освободите его!! Он мне нужен!!

— НЕВОЗМОЖНО.

— Почему?!!

— ПРЕДАТЕЛЬСТВО. ПОБЕГ. НАКАЗАНИЕ…

— Тьфу на вас!! — сердито сплюнув, я решительно отвернулась и, мгновенно отрастив себе внушительного размера когти, со всего маха ударила по дурацкой перегородке, отделявшей меня от беспокойно заерзавшего друга. — Не хотите по-хорошему, заберу по-плохому.

— Нет!! Трис!!..

— НЕЛЬЗЯ! НАРУШЕНИЕ! — почти одновременно вскрикнули оба моих собеседника, но я уже не слышала — от удара руку пронзила такая боль, что дыхание разом перехватило, а на глаза сами собой навернулись слезы. — ТЕБЕ НЕЛЬЗЯ ВМЕШИВАТЬСЯ!! ЭТО ПРОТИВ ЗАКОНА!!

— Да пошел ты со своим законом! — зло прошептала я и снова ударила.

Новая вспышка, еще один болезненный стон, мощнейшая судорога по задымившейся ладони, тонкий звон поврежденной перегородки, и — горестный вопль неистово заметавшегося Рума:

— Не надо!! Остановись!!! ТРИС, Я ТЕБЯ УМОЛЯЮ!! ЭТО СЛИШКОМ ОПАСНО!!!

Ну вот, а говорите: предал… не знаю, как вас, но меня он точно не предавал. А теперь еще и боится, что я тут тоже осыплюсь серым пеплом, как его сожженные крылья. А значит, я не могу отступить. Значит, должна это вытерпеть, должна справиться, иначе что же я за хозяйка?

И опять — удар. Новый хрустальный перезвон. Тихое шипение, полное искренней злости на свою слабость, а потом еще и еще один удар… и вот они уже сливаются друг с другом, не успевая сменять неистово звенящие отзвуки моего святотатства. Уши мгновенно закладывает от звона, глаза слезятся, пальцы уже почти ничего не чувствуют, к запаху горелых перьев примешивается отвратительный привкус паленой кожи. А я не замечаю ничего — с бешеной яростью обрушиваю на неподатливую преграду удар за ударом и со злым удовлетворением слежу за тем, как она шатается и дрожит. Как она поддается!!

— Три-и-с!!! — горестно взвыл распятый гигант, с болью следя за моими мучениями. — Перестань! Ты не поможешь!!!

— По…мо…гу…

— НЕТ!!! Уходи! Пожалуйста, уходи!! Ты можешь погибнуть!!

— Щас… размечтался… только после тебя…

— ОСТАНОВИСЬ. ТЫ ПОТЕРЯЕШЬ КРЫЛЬЯ, — забеспокоился вдруг невидимый Судья. — ЭТО НЕ ТВОЯ ЗАДАЧА. ТОЛЬКО ИСТИННЫЕ ЖРИЦЫ МОГУТ ВМЕШИВАТЬСЯ.

— Плевать мне на всяких жриц, — упрямо прошептала я, обрушивая заметно укоротившиеся когти и с радостью видя тонкую сеточку разбежавшихся трещин на прогнувшейся перегородке. — И на все остальное тоже. Я, чтоб вы знали, просто жадная. Этот дух — моя личная собственность, недвижимая на данный момент, а мы, воры, никогда не упускаем добычу так просто. Так что фиг с ними, с крыльями — своими пока не обзавелась, до ангела мне еще ой, как далеко, а в демона я и без ваших дурацких стенок могу перекинуться… чай, что-то во мне все-таки есть от оборотня. Прав был Лех… Рум, держись! Сейчас тряхнет!

Занеся в очередной раз руку, я от всей души шарахнула обуглившимися когтями, вырывая громадный кусок из полупрозрачной стены и с яростью отбрасывая его в сторону. Перевела дух, с гордостью видя результаты своих трудов. Потом расширила проем, упрямо втиснулась, не обращая внимания на бушующий там лютый жар, мигом опаливший ресницы. Нагло проигнорировала вскрикнувший в тумане голос, не совсем разобрав, чего в нем было больше — изумления или испуга. Упрямо сжала свой амулет, приятно захолодивший кожу и отогнавший лютующее пламя прочь. Гордо выпрямилась, щурясь от слишком яркого света впереди. Наконец, каким-то чудом, на одной силе воли, добралась (вернее, доковыляла) до ставшего совсем несчастным духа и, заглянув в его расширенные глаза, неуверенно улыбнулась.

— Знаешь, ты столько раз спасал мне жизнь, что я просто не могу это забыть. И потом, если помнишь, я — жуткая скряга. По головам пройду, но свое, кровное, обязательно верну. А ты — мой. Правда? Таково ведь было заклятие? Ты отдал свою свободу в обмен на вторую жизнь? Заменил ее возможностью существовать хотя бы призраком? Отказался от возрождения, чтобы навсегда быть привязанным ко мне?

Рум только сглотнул, распятый на серебряных цепях, словно закоренелый грешник.

— Значит, так и было, — кивнула я, нагибаясь и одним движением смахивая оковы. — Вот так. Ты больше не раб этого дурацкого заклятия. Я ведь обещала, что найду способ? Вот и исполнилось. Лети.

— Боже… Трис, что ты творишь?!

— Спасаю своего лучшего друга. Разве не видно? — криво усмехнулась я, заканчивая с цепями. — Но за это ты мне потом все выложишь, о чем успел вспомнить. И, клянусь, вытрясу с тебя всю правду, до последнего словечка! Жаль, что нескоро, так как я пока еще живая. Но это не страшно: будь уверен — когда помру, мы с тобой вдосталь побеседуем по душам, потому что, видит Двуединый, увиливать у тебя больше не получится. Так что жди, друг мой, я скоро к тебе приду по-настоящему. А до этих пор наслаждайся свободой. Я тебя отпускаю.

Он только застонал.

— Трис…

— НАРУШЕНИЕ! — вдруг истошно заверещал опомнившийся от моей наглости голос. — ТЫ НЕ ИМЕЕШЬ ПРАВА! ТВОЙ СТАТУС НЕ ПОЗВОЛЯЕТ…

— УМОЛКНИ!! — рявкнула я, невольно сорвавшись на тонкий крик. Точно такой же, как вчера, когда убегала от эльфов — на нежный, почти хрустальный, переливающийся в воздухе, словно легкий перезвон серебряных колокольчиков, крик, больно ударивший по истончившемуся пространству.

И Судья отчего-то резко заткнулся.

Я ощутила на себе странный, пронизывающий взгляд, который, казалось, увидел мою душу насквозь. Откровенно поежилась, чувствуя, как пристально меня изучают и оценивают, но потом упрямо вскинула голову, закрывая собой пошатывающего духа, который на данный момент выглядел очень даже материальным. Наконец, решительно подхватила его под руку, намертво вцепилась, притянула к себе, крепко обняла, чувствуя под руками настоящее, теплое и удивительно твердое тело. Вызывающе обернулась к Судье и вздернула нос.

— Он мой!! Разве не видно?

На мое плечо осторожно легла когтистая рука, готовая защитить от любой опасности. Сзади придвинулось мощное, будто выкованное из стали тело, надежно заслонило собой, даже раздалось вширь, будто вдруг обрело новые крылья. Обдало волной теплого воздуха, словно пылало собственным, каким-то внутренним огнем. А затем над ухом раздался грозный, предупреждающий рык, где смешалось злое восхищение, одобрение, благодарность и… внятное предупреждение.

— Она неприкосновенна! — глухо заурчал Рум, на мгновение уподобившись Ширре. Он низко пригнул голову, упрямо выдвинул нижнюю челюсть и непримиримо уставился в пустоту. — Даже для тебя! Она — моя хозяйка!

— Твой друг, — поправила неудавшаяся «хозяйка», нерешительно пожимая когтистую ладонь. Дух странно дрогнул и, скосив свои удивительные глаза из солнечного янтаря, слабо улыбнулся.

— Друг…

Я только прижалась крепче.

— ДА, — как-то странно притих Голос. — ЭТО ПРАВДА. ОН ПРИНАДЛЕЖИТ ТЕБЕ… ПО СВОЕЙ ВОЛЕ.

— Вот именно, — слегка озадачилась я столь резкой переменой отношения. — И мы о том же.

— ЗНАЧИТ, ТЫ ПОЗВОЛЯЕШЬ ЕМУ ЖИТЬ? — нерешительно уточнил Судья. — СНИМАЕШЬ ОБВИНЕНИЕ?

— Да.

— ЖЕЛАЕШЬ, ЧТОБЫ ОН ВЕРНУЛСЯ?

— Да.

— ДАЕШЬ ЕМУ ВОЗМОЖНОСТЬ ИСКУПИТЬ?

— Да, — в третий раз повторила я и упрямо тряхнула головой, чувствуя молчаливую поддержку Рума. — Если он виновен, значит, будет наказан. Если заслужил — значит, получит по заслугам. Но не здесь, не сейчас и не так, как вы тут собирались. Я сама решу, насколько он виноват, и сама накажу, если в том возникнет необходимость. Он связан со мной, а я с ним. И наше право — выбирать, какими будут наши дальнейшие отношения. Я возвращаю ему свободу!

— ДА БУДЕТ ТАК, — удивительно кротко прошелестел Судья и мгновенно исчез. Только что был, и нет его. Как отрезало: ощущение чужого могучего присутствия незаметно пропало. Языки жаркого огня тоже пропали, разорванная перегородка с тихим шипением втянулась куда-то вниз, предоставив пленнику полную свободу действий. А мы остались с ним вдвоем на холодной земле — усталые, измученные, наполовину обгорелые, держащиеся друг за друга и все еще не способные поверить. Но со странным чувством одержанной, хотя и очень не легкой победы.

Прошла одна томительная секунда в наступившей звенящей тишине, потом две, три… десять. Никто больше не появился, пытаясь законопатить нас внутрь прозрачной тюрьмы. Не заорал дурным голосом, не выскочил из-под земли и даже не погрозил пальцем, кляня за вопиющее нарушение правил. И все бы ничего, но я вдруг тихо всхлипнула и, неожиданно лишившись всех сил, плавно осела вниз. Правда, так и не упала — сильные руки подхватили и крепко прижали к груди, не давая рухнуть на голые камни, зато в голове нещадно зазвенело, уши снова заложило, в глазах заплясали разноцветные огоньки, а стремительно отдаляющийся голос с непередаваемым укором шепнул:

— Глупая, дерзкая, упрямая девчонка… что же ты натворила?