Холодный пляж

Глава 9

Придя в чувство, майор доехал до патрульной машины, коротающей ночные часы у въезда в частный сектор, высказал сонным парням все, что о них думает. При этом догадался предъявить корочки – иначе бы они не просто сказали, что о нем думают, но и показали. «Какого хрена вы тут стоите? – стал разоряться Светлов. – В то время когда преступник безнаказанно разгуливает по городу!» Ну да, а космические корабли бороздят просторы Большого театра… Стражи порядка хлопали глазами, не понимая, в чем провинились. Он вызвал по рации дежурного по отделу, наорал и на него. Всем постам! Приметы преступника давно известны, транспортное средство – предположительно синий «Москвич-408», номера… да хрен их знает, забрызганы грязью, да и какая, вообще, разница?! Возможно, корпус машины прострелен! Завертелась ночная жизнь. Патрули ездили по городу, инспекторы ГАИ останавливали все встречные «Москвичи», независимо от раскраски – вдруг уже перекрасили? – тыкали в испуганных водителей стволами. «Чертов майор, откуда он взялся? – ворчали сотрудники милиции. – Ни покоя с ним, ни отдыха…»

Под утро заспанный подполковник Мелентьев прибыл на рабочее место, неприязненно разглядывал Светлова, повествующего об увлекательных ночных приключениях. «Да уж, парень, – посочувствовал Василий Федорович, – хорошо тебя сегодня жизнь помотала… Нет, Андрей Николаевич, я, конечно, далек от критики, но ты как минимум дважды за ночь близко контактировал с преступником и не смог его взять… Ладно, не бычься, признаю, что ты единственный сегодня работал, остальные отдыхали». Самое противное, что подполковник был прав – от этих «контактов близкого рода» было ни жарко ни холодно…

Поспать этой ночью так и не удалось. Злой, как барракуда, в девятом часу, когда уже взошло солнце, он вернулся в частный сектор. Никита нетерпеливо подпрыгивал у своих ворот. Похоже, парню от волнения тоже не удалось поспать – переживал за свою «ласточку». Увидев знакомые формы на горизонте, он возбудился, бросился навстречу, стал осматривать машину. Из калитки высунулась Анюта, девушка что-то жевала, с любопытством смотрела на происходящее.

– Цел твой «Мерседес», не волнуйся, – проворчал Андрей, выбираясь из машины. Никите действительно повезло – пули прошли мимо, подвеска не разлетелась, и с обрыва машина так и не сверзилась. – Хорошая у тебя машина, Никита, одобряю. Прошла, так сказать, полевые испытания.

– Фу ты, слава богу, – облегченно выдохнул парень. – Сам-то цел, сосед? Ты весь покоцанный, блин… Но вроде цел. Слушай, как к тебе обращаться-то надо, а? На «вы», шепотом? Вы же, товарищ милиционер, у нас при исполнении?

– Как хочешь, – улыбнулся Андрей. – Мы с тобой вроде не работаем, а я как бы на отдыхе… м-да…

– Вижу, на каком ты отдыхе, – засмеялся Никита. – Слушай, сосед. А что это, вообще, было ночью? Ты за кем гнался? Или это у вас, того… учения?

– Не обращай внимания, сосед. Тебе точно не стоит заморачиваться. Спасибо за помощь.

– Да ладно, что же мы, не люди? – Никита озадаченно почесал затылок. – А эта твоя… ну, к которой ты присматриваешься – она тоже из милиции? Она где вообще?

Вопрос был интересный.

– Да говорю же, не заморачивайся. Пока, Никита, хорошего дня.

– Скажи ему, – напомнила Анюта.

– Ах, да, – встрепенулся парень. – Ты когда уехал, мы переживать что-то начали, фонарик взяли – и к твоей тачке. Ты же сказал, что она не заводится. А машину ты открытой оставил, ключи на торпеде лежали… Слушай, тебе реально кто-то кабель перерезал – ну, тот, что к плюсовой клемме аккумулятора шел. Просто ножом отчекрыжили, чего уж проще? Немудрено, что тачка не заводилась… В общем, устранили мы твою неисправность: все зачистили, скрепили, заизолировали. Теперь заводится, как новенькая…

– А вот за это спасибо, ребята, – обрадовался Андрей. – Считайте, что с меня причитается.

Раиса Григорьевна угрюмо смотрела из-за ограды, как он подходит к калитке. Явно хотела высказать комментарий, но не решилась. Хозяйка была в курсе ночного переполоха – вся улица была в курсе. Достопочтенный Анатолий Иванович, видимо, еще спал. Кто из мудрых сказал, что тайное всегда становится явным? Андрей сменил направление, перешел дорогу. Хозяйка напряглась, взгляд не потеплел. Светлов раскрыл удостоверение, водрузил под ее зоркие очи:

– Московский уголовный розыск, дорогая Раиса Григорьевна. Майор Светлов – по особо важным поручениям, так сказать. Нахожусь при исполнении. Расслабьтесь, любезная, плату обратно не требую, но впредь никаких поползновений и постарайтесь без острой необходимости на участок не заходить. Мы договорились? В противном случае придется вспомнить про советское законодательство, к которому вы относитесь несколько легкомысленно. И только не говорите, что все так делают. До всех нам дела нет. И избавьтесь от пагубной привычки подглядывать. Мы поняли друг друга?

Хватило кивка. Андрей приветливо улыбнулся, пожелал хорошего дня и зашагал через дорогу. До калитки он, впрочем, не дошел. Прерывисто сигналя, подкатил «Москвич» грязно-бежевого цвета (хорошо, не синего), остановился посреди дороги. За рулем сидел зевающий Шура Хижняк. С пассажирского сиденья спрыгнула всклокоченная Людмила, подбежала и прыгнула на шею Андрею. Он оторопел. Ухмылялся за рулем оперативник – дескать, правду люди говорят…

– Я переживала… – всхлипывая, сказала свидетельница. – Я очень переживала… Ты поступил гадко, выбросил меня на мусорку… Было очень обидно, но я не обижаюсь, вы все одинаковые… Больше так не делай, хорошо?

Он осторожно оторвал ее руки от себя, поставил на землю. Что она вообразила? Людмила опять пыталась к нему прижаться, но Светлов решительно пресек ее попытку. Что за манера обниматься на людях?

– Господи, ты весь в порезах, – сетовала Людмила. – Что случилось? Ты упал лицом в розовый куст? Это надо немедленно обработать йодом и зеленкой…

– Так, стоп, Людмила Геннадьевна. – Он попятился. – Не надо ничего трогать, все уже прошло или скоро пройдет. Вы сегодня спали?

– Мало. – Людмила шмыгнула носом. – Я так рада, что с тобой все в порядке… – завела она старую шарманку. – Не понимаю, что со мной происходит…

Очевидно, возрастная влюбчивость… Светлов чувствовал себя чудовищно неловко под перекрестными взглядами. Усердно подмигивал Хижняк, выбираясь из «Москвича». Таращилась, невзирая на запрет, Раиса Григорьевна. Никита с Анютой у своей калитки проявляли признаки заинтересованности. Казалось, вся улица за ним наблюдает и хохочет!

– Слушай, Андрей Николаевич, мы не знали, куда девать эту гражданку, – объяснил Шура. – Хоть на работу не приходи. Села под дверью Мелентьева – и не оторвать. Как ты считаешь, опасность прошла? Может, сам о ней позаботишься? Ты, это самое… отдохни пару часов, а то набегался за ночь, а нам есть чем заняться…

Шура развернул машину и быстро ретировался, пока майор не передумал. Людмила смотрела уже без слез, с лукавинкой.

– Пошли в дом, – вздохнул Андрей. – Но только после меня, и никакой самодеятельности. Делаешь то, что скажу, при этом делаешь быстро и правильно. Для начала спать.

Опасность не миновала. Кравцов был жив и разгуливал на свободе. И что втемяшится ему в голову, никто не знал. С другой стороны, этот парень не производил впечатления сумасшедшего. Понимал, что за ним охотится вся городская милиция. От устранения Людмилы прока больше нет, от устранения Светлова тоже. Банально отомстить? Глупо, бежать Кравцову надо, залечь на дно. Андрей оставил Людмилу на веранде, обследовал дом, разрешил войти. Завтракали консервами и хлебом. Людмила давилась под его строгим взглядом, запивала еле теплым чаем. Переоделась в ночнушку, и когда он, проявляя максимум осторожности, вошел в спальню, уже спала, уткнувшись в стену. Хотела, видимо, дождаться, но отключилась, едва голова коснулась подушки. Такое положение дел вполне устраивало. Андрей пристроился в одежде на краю постели, сунул под ножку кровати пистолет, свесил к нему руку – да так и уснул…

Очнулся ровно через три часа – чувство долга выбросило из постели. В принципе, выспался, если бы не муть в голове. Уставился на девушку, свернувшуюся калачиком на «женской половине» кровати. И куда ее? В камеру хранения? Людмила проснулась, села на кровати, прогоняя остатки сна.

– Какой прогресс, – пробормотала она. – Мы уже спим на одной кровати…

Да это не прогресс, это регресс какой-то!

– Так, Людмила Геннадьевна, слушайте сюда, – сказал Андрей строгим генеральским голосом. – Сегодня ночью по вашу душу приходил убийца – надеюсь, вам уже рассказали. Усилиями правоохранительных органов угрозу временно сняли. Но она опять с нами. Преступники не пойманы. Оставлять вас здесь одну – то же самое что подписать вам приговор (возможно, он преувеличивал, но Остапа уже несло). А у меня совершенно нет времени с вами нянчиться. Поэтому сейчас мы едем в управление, я буду работать, а вас придется изолировать в отдельно взятом помещении. И никаких митингов, демонстраций, в противном случае отдельно взятое помещение сменится камерой. Я доступно излагаю мысль?

«А зачем она теперь нужна? – возникла еще одна интересная мысль. – Теперь и сами знаем, кого ловить. Понадобится – вызовем. Нужно отправить девушку под конвоем в Краснодар или к Светлане в Сторожевое – пусть мирятся».

– Да все понятно, я же не дура непроходимая, – вздохнула Людмила. – А вечером… мы сюда вернемся?

Он застонал и пошел умываться.

Когда он вошел в отдел, весь рабочий коллектив находился на месте и трудился не покладая рук. Поднял голову Сан Саныч Аристов, протер глаза, заморгал.

– Гип-гип… – неуверенно начал Голицын, но никто не подхватил.

– Падал лицом в терновый куст, братец Кролик? – капитан Пещерник всмотрелся. – Не пощадила тебя эта ночь, Андрей Николаевич. А подходящей медсестры под боком не оказалось? Сейчас что-нибудь придумаем. – Он поднялся, открыл шкаф, выдвинул коробку с аптечкой. – Йод с зеленкой не предлагаю, ты же откажешься, как настоящий мужчина? А вот спиртом твои саднящие раны мы обработаем…

– Спирт для внутреннего потребления, – напомнил Хижняк, – мы не можем его бездумно тратить.

Зазвонил телефон у Пещерника на столе.

– Нинок, откликнись, – проворчал капитан из шкафа.

Елисеева потянулась, сняла трубку и стала слушать. По мере прослушивания ее лицо становилось все менее одухотворенным, каким-то отсутствующим.

– Понятно, – произнесла она, положила трубку и обвела взглядом присутствующих. – У нас труп на песчаном карьере.

– Ну что ж, – вздохнул Пещерник. – Песчаный карьер – два человека. Хижняк и Голицын – на выезд.

– Подробности? – насторожился Светлов.

– Анонимный звонок, – расширила информацию Нина Витальевна. – Звонила женщина, судя по голосу испуганная. Звонок произведен из телефона-автомата, сообщили и бросили трубку. Потерпевший – мужчина, лежит за обочиной недалеко от тамошних отвалов, рядом синий «Москвич» без признаков владельца. Места безлюдные, заезжают лишь туристы, которым нечего делать. Очевидно, они и звонили, решили не связываться, чтобы не отравлять себе отдых…

– Дождались, – скрипнул зубами Андрей. – Это Кравцов. Убит сообщниками, поскольку стал опасен. Все поедем… кроме Сан Саныча. Вызывай криминалистов, Алексей Григорьевич.

Он ехал за милицейским «РАФом» – сам бы это место не нашел. Формально это была еще городская черта. Выехали на Приморский проезд, покинули жилую застройку, затем свернули на второстепенную дорогу, в зелень садов. Впрочем, сады быстро оборвались. Старые котлованы зарастали бурной флорой. Дорога петляла между рукотворными холмами, и возникло странное ощущение, что расстояние от дороги не меняется. До Приморского проезда здесь можно было добежать за десять минут – если знать прямую тропу. А там еще минут восемь – и частный сектор, где он снимает жилье. Синий «Москвич» обозначился сразу – он мирно стоял на обочине. В горле стало сухо. Андрей сдал к обочине, вышел из машины, стал осматриваться. Местечко было глухое, ничего похожего на южные достопримечательности. За кустами пустующее здание администрации. Карьеры, заборы, глиняные и песчаные холмы. Множество голых землистых участков, где даже трава не росла. Микроавтобус с операми объехал место происшествия и встал дальше. Выгружались оперуполномоченные с постными лицами. Подъехали криминалисты на желтом «Москвиче» – первым делом перекурили. Традиция еще с доисторических времен: кто не работает, тот курит. Даже маленькая работа начинается с большого перекура… Труп лежал в придорожной канаве, в пятнадцати метрах от синего «Москвича» – совершенно обыденный, еле различимый с дороги. Возможно, туристы остановились, чтобы спросить дорогу. «Москвич» был пуст, решили, что водитель где-то рядом. Кравцов лежал с вывернутым позвоночником. Похоже, столкнули с обочины, предварительно обработав ножом. Кровь на животе давно загустела, свернулась. Глаза покойника выкатывались из орбит, судорога искривила лицо – не ожидал Кравцов такого развития событий. Оружия преступления поблизости не было – убийца забрал с собой. Андрей отрешенно созерцал труп. Вот и увидел он этого гада во плоти, при свете дня. Кравцову было лет 37–38, основательный, кряжистый, из тех, на ком даже двухдневная щетина кажется недельной. Недавно он постригся, макушку прикрывал жесткий ежик.

– Грешно так говорить, но собаке собачья смерть, – проворчал Пещерник. – Вот нисколько не расстроен.

– Даже тем, что оборвана последняя ниточка? – покосился на него Андрей. Пещерник не смутился, но предпочел закрыть тему. Ниточка найдется. А искать ее будет, разумеется, не он.

– Подвиньтесь, товарищ майор, – попросил молодой криминалист, изучающий следы. Андрей отошел к машине. Пожилой эксперт возился с трупом. Еще один осматривал «Москвич».

– Ба, товарищи, – сказал он, – да у нашего покойника две пули в бампере. Вот бы попробовать их вытащить. Видимо, прошли багажник и застряли в обивке сидений.

– Не утруждайся, – проворчал Светлов. – Это мои пули.

– О, содержательно проводили ночь, товарищ майор? – рассмеялся криминалист. – Размялись, так сказать. В машине, кстати, оружия нет. Там вообще ничего нет. В бардачке пустая упаковка от леденцов и мятая сигаретная пачка.

– У трупа тоже нет оружия, – известил из канавы его коллега. – Да и поблизости огнестрельного оружия не видно. Выходит, ограбили и убили… нашего убийцу-грабителя.

– Синий «Москвич» третий день числится в угоне в Бирюзовом, – сообщила всезнающая Елисеева. – Правда, номера по ориентировке проходят другие. Но что такое номера для настоящего мастера своего дела? – Она пристально разглядывала труп и не испытывала при этом никаких отрицательных эмоций.

– Итак, что я вам скажу, дорогие товарищи… – Эксперт кряхтя выбрался из канавы, ему подали руку. – Умертвили вашего супостата плюс-минус четыре-пять часов назад. То есть примерно в шесть, когда уже рассвело, но день еще не начался. Самое подходящее время для убийства, знаете ли. Убили ударом в живот, да еще и поковырялись лезвием. Манера, схожая с предыдущими эпизодами. Не со всеми – сразу уточню. Подобным образом был убит несчастный юноша… не помню его фамилии, и, если не ошибаюсь, супруга гражданина Качурина. Орудие убийства предположительно то же, но проверю.

– Немудрено, – крякнул Голицын. – Остальных убивал сам Кравцов.

– Утверждение с натяжкой, – сказал Светлов. – Преступников как минимум трое. И убивают все… Есть следы второй машины?

– Пока не видим, – пожал плечами молодой криминалист. – Грунт сухой, камень, щебень… Но следы все равно бы остались при условии, что вторая машина съехала с проезжей части на обочину. Чего нет, того нет. Есть вероятность, что убийца или убийцы прибыли пешком. По крайней мере, сюда, на карьер. Машина, скорее всего, была, но где?

– Прекрасный способ запутать следствие, – вздохнул Светлов. – Уточните, товарищи, я правильно понимаю – город рядом?

– Рядом, – согласился Шура Хижняк. – Ну, не то чтобы за поворотом, но добежать можно. Это грунтовки здесь петляют безбожно, а если знать прямую дорогу… В общем, что пешком, что на автомобиле – одинаково.

– Мы правильно понимаем, что здесь произошло? – спросил Пещерник.

– Хочу надеяться. Устранить свидетельницу Кравцов не смог и сам безнадежно засветился. На него объявила охоту вся милиция района. Ушел на дно, как-то связался с сообщниками, запросил встречу. Надеялся, что свои помогут. Найдут хорошее убежище, может, документы. Сообщники прибыли, произошла доверительная беседа; возможно, обещали помочь. В тот момент, когда внимание Кравцова притупилось, его ударили ножом – вполне профессионально, второго удара не потребовалось. Столкнули в канаву, забрали пистолет. Вот и все. Взаимовыручка в банде, без сомнения, на уровне. А мы опять остались у разбитого корыта. Жестокого убийцы больше нет, но остались другие, не менее жестокие, и что-то нам подсказывает, что они продолжат убивать.

– Может, на дно залягут? – с надеждой спросил Голицын.

– Может, и залягут, – допустил Светлов, – но опять же нам что-то подсказывает, что ненадолго, поскольку всех денег они еще не заработали.

– А тебе лишь бы ничего не делать. – Пещерник прожег взглядом подчиненного.

Голицын смутился, но не очень.

– Может, умереть, Арсений? – встрепенулась Елисеева. – Прикинь, вообще ничего не надо делать.

Похихикали эксперты – ценители черного юмора. Голицын досадливо сплюнул, отвернулся.

– Кинологов надо вызвать, – сказал Хижняк. – Порядок такой.

– Раз надо, значит, вызывайте, – Светлов пожал плечами. – Пусть собачка с человечком прогуляются. Что-нибудь найдут – если наши преступники безоговорочные идиоты. Но им удавалось заметать следы – отсюда вывод: не идиоты. Но дерзайте, раз порядок такой…

Он угрюмо осматривал плетущуюся между холмов дорогу. Обернулся, пробежал глазами по живописному скалистому кряжу, убегающему к горам.

– Там что?

– Ворянка, горная речушка, в море впадает, – пояснил Пещерник. – Спускается с гор, на трассе мостик, может, видел? Петляет по скалам, в одном месте вообще под гору уходит, потом всплывает. В желобе течет. Мужики туда рыбачить ходят, форельку дергают. До июля запрет на вылов, а сейчас вроде можно – но с ограничением.

– Ладно, заканчивайте тут, – Андрей передернул плечами и зашагал к машине.

Настроение было отвратительным. Всю ночь не спал, работал, рисковал жизнью – и что в итоге? Преступник обезврежен, и хоть плачь. Противник был достойный, открыто насмехался. Кто это мог быть? По крайней мере, двое. Местные? Неизвестно. Безжалостные, решительные, хорошо информированные. Теперь их стало меньше. С одной стороны, скинули опасный балласт, с другой – работать им станет сложнее. Насколько сложнее? Андрей рисовал психологические портреты, но выходило только одно: физически развитые, мобильные, способные прирезать любого, при этом в обычной жизни, скорее всего, нормальные люди, на которых и не подумаешь. Или еще хлеще – милые советские обыватели, всегда готовые помочь ближнему, выполняющие план, посещающие все собрания, ведущие активную жизнь, поддерживающие дело великого Октября…

К обеду в деле возникли знакомые персонажи. А вот это было интересно. Хижняк и Голицын поговорили с рыбаками на Ворянке – многие из них удили с ночи, – выспрашивали, кто уходил, кто приходил. Совпадение некоторых имен навело на мысль. К тому же данных персонажей, возвращающихся с рыбалки в половине седьмого утра, видел милицейский патруль на пересечении улицы Толбухина с переулком Ватутина. Шли в штормовках, с рюкзаками, со сложенными удочками и спиннингами. В два часа дня Светлов нагрянул к фигурантам дела в сопровождении оперов и наряда милиции. Мужчина открыл дверь, растерянно заморгал:

– Снова вы?

– Снова мы. Никак не разлучает нас судьба, Игорь Денисович. Разрешите войти? Ваш сын дома?

– Да, дома… – Подумав, гражданин Бакланов принял благоразумное решение не сопротивляться закону и отступил за порог. Сотрудники милиции наводнили квартиру. Испуганно поглядывал из своей комнаты отпрыск Юрий. Насилие не применяли, но настойчиво предложили отложить дела и дать показания. Санкция от прокурора имелась – Мелентьев подсуетился. Но прошептал на ухо вместо напутствия: «Учти, Андрей Николаевич, если это не они, больше не обращайся». Никто и не был уверен, что это они. Рутинная милицейская работа – методом проб и ошибок, а также созданием неудобств окружающим.

– Вот ордер, вот постановление, граждане, – объявил Светлов. – Нам жаль, но квартиру придется обыскать.

– На каком основании? – Бакланов-старший сморщился, как урюк. Они с сыном сидели плечом к плечу на диване – оба съежились, втянули головы в плечи. Визуальный осмотр этой парочки к выводам не подтолкнул. Так могли себя вести и умные злоумышленники, и напуганные законопослушные граждане. Но соблазн причислить их к банде был велик. Как удобно! Проживают на одной площадке, давно знакомы, никаких проблем со связью и обсуждением задуманного. Отсутствуют нежелательные члены семьи, а также изнуряющая нужда бóльшую часть времени проводить на работе (во всяком случае, в определенное время года). У всех фигурантов есть машины, все мутные, скользкие, и с физической силой вроде все в порядке!

– На Ворянке сегодня рыбачили?

– Ну да, – признал очевидное Бакланов. – А что такого? Мы с Юркой часто удить ходим. Ложимся в эти дни пораньше, в три встаем…

«До трех вполне мог позвонить Кравцов, – отметилось в голове. – Назначили встречу недалеко от того места, куда и так собирались. Или не собирались? Местечко, в любом случае, ими истоптанное».

– В канаве у песчаного карьера сегодня утром был обнаружен ваш сосед Кравцов, – вкрадчиво сообщил Светлов. – К сожалению, мертвый. Ваш сосед – член банды, грабящей и убивающей людей. Спокойно, граждане, без пыли! – он поднял руку. – Свои возмущения выскажете позднее. Примерное время убийства – шесть утра. Вы находились в том районе. Примерно с половины четвертого до половины седьмого, так? Недолго же вы проводите время на рыбалке…

– Но у нас был хороший улов, больше не требовалось… – начал молодой человек и закашлялся.

– Мы не рыбнадзор, – усмехнулся Андрей. – Но не советую прикрываться своим браконьерством. Заметьте, Игорь Денисович, я вас пока ни в чем не обвиняю. Но вы находились примерно там, где был убит знакомый вам человек. Сколько там вприпрыжку – минут десять?

– Вы в своем уме? – прошептал Бакланов. – На речке находились не только мы. При чем тут вообще речка? Там много кто был.

– Но из его знакомых только вы. Подозрительно, согласитесь? Вы отлучались с реки?

– Нет…

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Не знаю… Наверное…

– Отработали, – ухмыльнулся Шура Хижняк. – Там берег сильно изрезан, бухточки, обрывы. Залез в эту бухту, и никто из соседей тебя не видит. А подняться и уйти можно верхом, незаметно. Так же и вернуться. Удочки торчат, и ладно. Значит, и рыбаки где-то рядом.

– Мы никуда не отлучались… – запротестовал отпрыск Бакланова, – Папа, что тут происходит? Чего хотят… эти?

– Не надо грубить, молодой человек, – нахмурился Светлов. – Никто в своем уме не обижает милицию. И не важно, виноваты вы или нет.

– Так делайте нормально свою ра… – взвизгнул Юрий и подавился, получив от отца под ребро.

– То есть вы не возражаете, если мы осмотрим квартиру? – с иезуитской улыбочкой поинтересовался Светлов.

Не нравились ему эти двое. Просто по-человечески не нравились. Папа скользкий, себе на уме, из сына вырастет то же самое. Незаконным уловом промышляют – чего бы сорвались в такую рань? Но все это не значило, что они причастны к массовым убийствам. Вопрос был риторический.

– Позовите понятых, – проворчал Пещерник. – Из соседей кого-нибудь.

– Кравцова, что ли? – пошутил Хижняк. – Так его того…

Штука была тупая, но улыбнулись. Привели соседей с верхнего этажа. Бакланов застонал, взялся за голову. «Старшая по подъезду, – сообразил Андрей, оценив прямую, как штангу, особу в годах. – Гробим жизнь человеку, – подумал он вдруг. – А милиция не для этого существует». Тем не менее Баклановы оставались основными и единственными подозреваемыми. Сотрудники методично осматривали квартиру – шкафы, серванты, антресоли, разворошили старый хлам на балконе. Ничего, что указывало бы на преступную деятельность. «Кабинка во дворе у них еще есть, – подсказала старшая по подъезду. – Сараи в ряд, и у каждого жильца своя каморка. Там же погреб. А еще гараж». «Спасибо, Зинаида Яковлевна», – пробормотал Бакланов и безропотно выдал ключи от всех предполагаемых «схронов». Но ничего криминального там не нашли – вернулись, пожали плечами. Все это ничего не значило. Вернее, значило, но не все. На кухне пронзительно пахло рыбой. Мусор недавно вынесли, иначе сдохли бы от вони. Голицын забрался в морозилку на кухне, присвистнул.

– А теперь давайте все заново. – Андрей выразительно кивнул Елисеевой. Запасливая сотрудница стала извлекать бланки. – Излагайте подробно, в котором часу вышли, когда вернулись, с кем контактировали во время рыбалки. Почему, кстати, пешком пошли?

– Да возиться только с этой тачкой… – объяснил Бакланов. – Вы же видели, какие там дороги. Пешком быстрее. Да и бензин надо было искать, заправляться… Послушайте, вы нас подозреваете в смерти нашего соседа? – Бакланов все больше нервничал. – Но это глупо, зачем? Мы о нем толком ничего не знаем, почти не общались, даже не знали, чем он занимается в свободное от работы время. Я буду жаловаться, это возмутительно…

– А вот это ваше полное право, – кивнул Андрей. – Конституция позволяет – жалуйтесь и ни в чем себе не отказывайте. А теперь давайте под протокол – и побольше подробностей.

Мнение об этих людях по-прежнему не составлялось. Испуганные, возмущенные – все это могло быть напускное. Известие о гибели соседа Бакланова не расстроило. Напугало, смутило – но не расстроило. И, кстати, не удивило – почему? Или хреновый из него физиономист? Велико было искушение уже сегодня закрыть дело – и никто бы из местных сотрудников не возражал. Но что имелось против этой родственной парочки? Техническая возможность убить Кравцова – больше ничего. Да и то рискованно – сидящие по соседству любители рыбной ловли могли заметить, что соседи отлучаются. А еще удобное расположение квартир – вместе работаем, рядом живем… Все это было хорошо, но мало! Никакой суд не примет к рассмотрению без внятных доказательств. Нина Витальевна вкрадчиво допытывалась: с кем общался убиенный? Часто ли уходил из дома? Кто к нему приходил, о чем говорили? Отпрыск Юрий тоже принимал участие в беседе, вспомнил, как неделю назад Кравцов в спешке выбежал из дома, сел в машину и уехал. Вроде рюкзачок за спиной болтался. Но рыболовом-грибником-ягодником (а уж тем более охотником) Кравцов точно не был. Выпивал в меру, никто к нему не приходил. Как-то, лежа на диване, Юрий слышал через стену, как Кравцов разговаривал по телефону. Стены – штука ненадежная, если ухо приложить, можно многое услышать. Но «ген» любопытства у Юрия был вырезан, он даже не прислушивался. Кравцов сорвался на крик, проорал, что «так быстро он подготовиться не сможет, нужно время, хотя бы день», после чего опомнился, убавил громкость, и больше Юрий ничего не слышал.

Закрывать семейку Баклановых было не за что. В доме не обнаружили ни одной улики. В гараже, в сарае тоже. Умные люди, разумеется, все попрячут. Заполнив протокол, сотрудники милиции удалились.

– Не нравятся они мне, – брюзжал Пещерник. – Очень не нравятся… Бакланов точно себе на уме, и пацан что-то знает, да помалкивает. В гараже, кстати, нашли набор охотничих ножей – устрашающие такие вещички. Вроде чистые, но на всякий случай изъяли, оформив как положено: может, кровь обнаружится. Также пару ножей из дома взяли, но это так, от бессилия…

– Мне они тоже не нравятся, – поддержал Пещерника Светлов. – Но нам с ними детей и не крестить. Мне половина населения страны не нравится. Так что же теперь, всех под суд? С Баклановых наблюдение не снимать, но проводить его скрытно, это понятно? То есть абсолютно скрытно, чтобы люди расслабились и показали, какие они на самом деле. Что так смотришь, Алексей Григорьевич? Жутко занят другими делами и не знаешь, за что хвататься? Учитесь работать скрытно: в жизни пригодится. После обеда отчеты экспертов – ко мне на стол, а также соображения по делу Кравцова. Распыляться не будем, в данный момент в приоритете именно Кравцов. Выясним, кто его завалил, – автоматически решатся остальные вопросы.

Гиблый туман окутывал это дело. Расследование не продвинулось ни на шаг. Скисал подполковник Мелентьев – вера в «гениального сыщика» из Москвы превращалась в пустышку. Отчеты экспертов ничего нового не дали. Кравцова умертвили ножом с хорошо проникающим лезвием – длинным, идеально заточенным, не широким. Все, что нашли у Баклановых в гараже, – даже близко не то. И крови экспертиза не выявила. Лезвия широкие, с зазубренным обушком, и заточка, мягко говоря, никакая. То же самое с кухонными ножами. Все это как-то неправильно, расследование уходило в сторону…

– Отслеживаем связи Кравцова, – принял единственно верное решение Светлов. – Как бы он ни шифровался, а следы должны быть. Он где‐то встречался со своими сообщниками, делили барыш, готовили новые акции, обменивались информацией. Они же не в параллельном мире это делали? Понятно, что осторожничали, но даже умные люди прокалываются. Вперед, товарищи! Не едиными Баклановыми, как говорится. Ходите по квартирам, спрашивайте, пытайте бабушек во дворе. Мы недооцениваем значение этих бабушек для отечественной криминалистики. Что по барыгам? Что по «секретным сотрудникам» из числа мелкого уголовного элемента? Только не рассказывайте мне сказки, что у вас их нет. У каждого опера есть свой тайный человечек – в противном случае это не опер. Заметьте, я не прошу раскрывать их имена. Играйте сами в свои игрушки, дайте лишь результат. Что по телефонным звонкам Кравцова? Топайте к прокурору, а затем на телефонную станцию. Возможно, остались следы. Кому чаще других звонил Кравцов? Кто чаще других звонил ему?

По последнему случаю требовалось время. Результат же оказался плачевным. Местная телефонная станция не являлась чудом технического прогресса. Отследить звонки было практически невозможно. Мы же не в будущем живем? Номер проверили. Удалось лишь выяснить, что в последние дни жизни Кравцов никому не звонил. Возможно, в плане безопасности пользовался таксофонами. Ему звонили раза три, но абонента отследить не удалось. Видимо, и ему звонили из автомата.

К вечеру он отвез Людмилу на улицу Пархоменко. «Опекунство» над уже не нужной свидетельницей становилось в тягость. Людмила это чувствовала, почти не разговаривала, сидела, сжавшись в комочек, и смотрела в окно. В доме кинулась что‐то готовить, разогрела воду, чтобы майор помылся, орудовала веником, поднимая пыль. Ему было жалко эту девчонку – безнадежно влюбленную, никому не нужную, даже собственной матери. Майор ел, удивился, когда Людмила извлекла из холодильника бутылку «Жигулевского», сама открыла, налила в стакан, придвинула ему под нос. Это было приятно. Но странно.

– Это что? – не понял он.

– А ты не догадываешься? – она печально смотрела ему в глаза. – Ну, просто решила сделать тебе приятное. Все мужчины, даже малопьющие, любят пропустить перед сном бутылочку пива. Не говори, что ты не такой. Днем сбежала от конвоира, шаталась по вашему зданию, забрела в столовую. У вас такого не продают, но достать-то можно? Ваши поварихи еще и не такое достают, и куда потом пропадает это добро? В общем, я подружилась с одной из них, посетовала, как ты устаешь, и упомянула, что я, в принципе, знаю схему, по которой сбывается произведенное в Геленджике пиво…

– Ты знаешь эту схему? – насторожился Андрей.

– Да откуда же, – вздохнула Людмила. – Где они и где я. Мои знания несколько специфичны. Например, я знаю, что давление, производимое на жидкость или газ, передается в любую точку без изменений во всех направлениях. Это называется закон Паскаля. А вот закон распространения пива мне неизвестен…

– Да и слава богу, – засмеялся Светлов, с удовольствием отпивая из стакана. – Лишние знания никого до добра не доводили.

– Знаю, ты хочешь со мной поговорить, – вздохнула девушка. – И рад бы это сделать помягче. Первые дни я была нужна как свидетель. Теперь не нужна… мы оба знаем почему. Держать меня в отделе тоже никому не нужно. Я тебе в тягость? – она смотрела на него печальным взглядом.

– Нет, почему же, – Светлов смутился. – Слушай, я все понимаю. Домой ты не хочешь, больше поехать некуда, учиться рано. Но… – Он замялся. Почему-то совершенно расхотелось ее расстраивать.

– Ох уж это постоянно убивающее «но», – Людмила сокрушенно вздохнула. – Из всех союзов в русском языке больше всего ненавижу этот. Да, знаю, у нас с тобой ничего не может быть, я только путаюсь под ногами, мешаю работать, да еще и подвергаюсь опасности. Это вынуждает тебя отвлекаться. В общем, корове седло – так понятнее. Кстати, опасности больше нет, Кравцов мертв, я могу жить в этом доме, готовить, наводить порядок. Когда закончится срок твоей… командировки, я просто поеду домой. Жить с мамой и ее возлюбленным не хочу, проработаю вопрос с общежитием, но это уже не твои проблемы. Договорились?

– Эй, минуточку, – запротестовал Андрей. – Ты останешься в этом доме, а я буду нервничать, как ты тут? И что это за работа?

– Все-таки будешь нервничать, – Людмила засмеялась. – Уже легче. А ты приезжай – на обед, например, или в любое другое время… ну, если я не отправлюсь, например, по магазинам или на пляж…

Бороться с этим стихийным бедствием было невозможно. Разве что пустить дело на самотек, а потом посмотреть, что получится. Впрочем, насчет безопасности арендованного жилища она, скорее всего, была права.

– Ладно, – пробормотал он, ненавидя себя. – Посмотрим. Пока поживешь здесь…

– Правда? – Людмила подпрыгнула. – Можно тебя поцеловать?

– Нет. – Он хмурился из последних сил. – Не забывай, что советская девушка – образец целомудрия и высокой нравственности. Ложишься в постель, отворачиваешься к стене и до утра ни гу-гу. Постараюсь днем заехать, но не обещаю. Завтра из дома ни ногой. Не забывай, что советские девушки также образец послушания. А призывы к раскрепощенности и эмансипации – от лукавого. Я попрошу Раису Григорьевну за тобой приглядеть. Видимо, за отдельную плату…