Глава 5

Только в шестом часу вечера Светлов выбрался из этого дурдома. Сел в машину, выехал на улицу Ленина. За углом прижал автомобиль к тротуару и перевел дыхание. Лица людей мелькали перед глазами: орущие, бледные, заплаканные. После Латынина примчались родители Насти Мельниковой: мать билась в истерике, отец глотал таблетки. Были люди из краснодарского горкома, высокие милицейские чины, тихо плакала в коридоре пожилая седоволосая женщина – мама Ларисы Осадчей, погибшей вместе с Волынским. Тело матери пока не предъявляли. Его поднимали из пропасти специально обученные альпинисты, бились несколько часов, сами чуть не загремели в бездну. Труп извлекали на веревках, отказала лебедка, тело сорвалось и катилось до самой земли, отскакивая от клыков скал. То, что осталось от некогда легкомысленной дамы, ни в коем случае нельзя было кому-либо предъявлять. Патрули курсировали по всем дорогам, ведущим в Палангу и к местным достопримечательностям, включая приснопамятное Розовое озеро, где в уединенной бухте они купались с Инессой Петровной. Поэтесса при этом была нагишом, а майор так и не рискнул плавать голым. По велению заместителя начальника краевого УВД в Палангу выдвинулись дополнительные патрульные экипажи – с расчетом, что это смутит преступников. Оперативники работали, не решаясь пойти по домам. Удалился только Светлов – под предлогом повторного опроса свидетелей.

Город жил своей курортной жизнью. Рядовые граждане даже не подозревали, что рядом массово гибнут люди. «Граждане СССР имеют право на отдых!», «Толстеть – значит, стареть!», «Солнце, воздух и вода множат силы для труда!» – оповещала наглядная агитация со стен зданий и афишных тумб. Вдоль тротуаров цвели акация и азалия. Громкоговоритель на стволе тополя призывал граждан принять участие в шахматном турнире, который начнется уже через несколько минут в парке Победы. Строем прошли воспитанники то ли интерната, то ли детского дома, при этом чем ближе они подходили к морю, тем заметнее ломали строй и теряли дисциплину. Предвечерняя дымка окутала город. Праздный люд заполонил тротуары и зеленые зоны. За Приморским проездом было не протолкнуться. Над шапками деревьев высилось чертово колесо: оно медленно вращалось, различались фигурки людей в открытых кабинках. За городским парком Андрей свернул в проезд и через пару минут выехал в морю, поставил машину на косогоре. Отпуск кончился, он, в принципе, накупался, и все же море притягивало. Но только не сегодня. Он открыл все окна, откинулся с сигаретой на спинку сиденья. За косогором простирался галечный пляж. Народу было – тьма. Граждане роились, как комары на болоте. Краски дня уже померкли, но до заката оставалось около часа. Вода была как парное молоко. Прибрежные воды казались черными от голов купальщиков. Визжали и улюлюкали дети, носились стаями. Пляжный день завершался, но народ тянул до последнего, многие хотели увидеть закат. Бегал фотограф, предлагал свои услуги. Молодежь устраивала заплывы на скорость – до буйков и обратно. Отдыхающие жадно ловили последние лучики солнца. Эффектная дама, вышедшая, как Афродита, из моря, не могла найти свои тапочки, ругалась, делала попытку дойти босиком до своей тряпки. Попытка провалилась – ходить по гальке нежными пятками было невозможно. В итоге дама опустилась на четвереньки, да так и пошла – к пущей радости окружающих…

Андрей развернулся, выехал на Приморский проезд и повернул направо – на улицу Южную. Стояла неимоверная духота – у моря было лучше. Все окна в пятиэтажном доме были нараспашку. Дом гудел – работали вентиляторы, безбожно потребляя электроэнергию. Андрей поднялся на пятый этаж, позвонил в квартиру за дерматиновой дверью. Открыла женщина в халате – и сразу испугалась.

– Впускаете всех? Не спрашиваете? – поинтересовался Андрей.

– Думала, дочь, – объяснила квартиросъемщица. Ей было лет сорок, может, с небольшим. Недавно помылась – волосы еще не просохли. Гражданка была миловидной, но возрастные морщинки поблажки не давали. Светлов показал удостоверение.

– А я вас где-то видела, – заявила женщина, наморщив лоб. Лучше бы она этого не делала.

– Видели, – согласился Андрей, – но тогда я еще не работал над этим делом. Прибыл из Москвы представлять столичные органы. МУР, знаете ли…

– МУР… – пробормотала женщина, – как много в этом звуке… – И еще раз заглянула в удостоверение «представителя». – Да, я вас вспомнила. Проходите. – Она отступила от порога, машинально потянула завязки халата: – Ничего, что я в таком… полуразобранном виде?

– О, не страшно, – уверил Андрей.

И не таких приходилось видеть. Он вошел в прихожую, затем в комнату, где традиционно работал вентилятор. Квартирки в пятиэтажках были маленькие, но много ли надо советскому человеку?

– Уточним. Вы Куликова Екатерина Матвеевна, проживаете с дочерью Юлией…

– Временно проживаю с дочерью Юлией, – поправила гражданка. – Дочь Юлия учится в Майкопе и скоро уедет продолжать обучение.

– И давно она уже с вами?

– Полтора месяца, как закончилась сессия. А к чему, позвольте спросить… товарищ Светлов, эти вопросы? Да, мы с дочерью обнаружили машину, в которой было… ну, вы сами знаете. Вызвали милицию, дождались ее приезда и…

– Тем самым проявив гражданскую сознательность, Екатерина Матвеевна. Вы поступили именно так, как должны поступать порядочные люди.

– Вы не представляете, как мы испугались. – Екатерина Матвеевна передернула плечами: – Подождите… – Ох уж эти досадные морщинки. – А что вы хотите? Мы обо всем рассказали, ваши люди заполнили протокол, вопросов к нам не возникло.

– Повторение – мать учения, – отшутился Светлов. – Дело переводится в разряд особо важных, и к нему теперь приковано повышенное внимание. – Он пристально следил за реакцией собеседницы. – Повторите, пожалуйста, ваши показания, может, вспомните еще что-то. Записывать не буду, чтобы не тратить ваше время, у меня хорошая память… А вашей дочери нет дома?

– Вышла погулять. Непоседа, не сидится на месте, все какие-то приключения ищет… Вам так принципиально, чтобы мы вместе давали показания? Знаете, товарищ Светлов, я против, она ведь еще ребенок… хотя и считается по паспорту совершеннолетней.

Выбора все равно не было. Не бегать же по курортному городку за «ребенком». Андрей выслушивал знакомую историю – теперь уже от первоисточника. В школе каникулы, никаких ремонтов, учебно-методических дней – вторую половину июля и весь август учителя свободны. Поездка к Юлиной бабушке в Сторожевое (не часто ли стало мелькать название этого населенного пункта?), вынужденная остановка напротив «Волги» на обочине… Дальше по тексту. Выходило все логично. Сложно, но логично. Увидев мертвеца в салоне автомобиля, женщина чуть не лишилась чувств…

– Вы сразу через стекло поняли, что это мертвец? – не удержался Андрей от провокационного вопроса. – Мог быть пьяный или без сознания.

– Вот и я так подумала, – не растерялась Екатерина Матвеевна. – Он вроде сидел на своем сиденье, но завалился на соседнее кресло. Сначала решила, что человеку помощь требуется, потом всмотрелась… а он весь в крови, и лицо такое… просто жуть. Я детективы смотрю по телевизору, ничего трогать не стала, даже ручки дверной не касалась… Потом Юленька это увидела, крик подняла. Она у меня такая впечатлительная, эмоционально неустойчивая… Может, чаю хотите? – спохватилась Куликова.

– Горячего? – усмехнулся майор. – Нет, спасибо, ничего не нужно.

Как-то ненароком сползла с ноги пола халата, оголилась коленка. Екатерина Матвеевна вернула ее на место и смутилась – вряд ли это был далеко идущий план. Хлопнула входная дверь, кто-то яростно швырнул ключи в металлическую вазочку. Женщина вздрогнула:

– Ой, кажется, Юлечка пришла… Я сейчас. – Она подобрала свой халат и выбежала из комнаты. Видимо, дочурка была не в духе, огрызалась на мать, шипела, начала кричать. Но замолчала – очевидно, мать дала понять, что в доме посторонние. Перепалка продолжалась на пониженных тонах. Дочурка была явно не подарком. Потом хлопнула дверь в «детскую», а спустя минуту возникла расстроенная Екатерина Матвеевна.

– С мальчиком поссорилась, – объяснила свидетельница. – Такая любовь, и вдруг поссорилась. Хулиган какой-то местный – и что находят в этих уголовниках порядочные девушки? Никакого сладу с этой баламуткой. – Екатерина Матвеевна улыбнулась. – Баба-Яга в тылу врага, называется. Десять серий – и все военные.

– Бывает, – согласился Светлов. – Большие детки – большие бедки. Спасибо, Екатерина Матвеевна, думаю, мы с вами на этом закончим. Видите, как все прекрасно, избавил вас от необходимости лишний раз приходить в отдел.

– Да, просто праздник, – кивнула Куликова. – Вы же не собираетесь допрашивать мою дочь? Сейчас она, мягко говоря, не в расположении…

– А есть необходимость, Екатерина Матвеевна? Ваши показания будут разниться?

– Да боже упаси, – испугалась Куликова. – Что было, то было, это чистая правда. Но у моей Юленьки такая неконтролируемая фантазия…

Светлов не настаивал. Пусть будут зарубки на будущее. В прихожей он учтиво раскланялся. Из комнаты вышла рассерженная девушка, буркнула «здрасьте», побрела на кухню. В ушах покачивались крупные сережки-колечки – явно не те, что одобряются в комсомольских кругах. Она определенно была не в духе. Но пока стояла у холодильника, прикидывая, что бы из него выкрасть, несколько раз искоса глянула на пришельца. Порывалась что-то сказать, но не стала. Нервничала Екатерина Матвеевна, с трудом сохраняла доброжелательность. Едва дождалась, пока майор переступит порог – натянула улыбку и захлопнула дверь.

Во дворе под деревом резалась в «сто одно» местная шпана. Прыщавый отрок в кепке, злорадно скалясь, сбрасывал карты, а потом ставил дружкам «пиявки» – да такие, что треск стоял на весь квартал, а несчастные хватались за багровеющие лбы. Незнакомца засекли, но, посоветовавшись, решили не донимать. Андрей доехал до крайней улицы, встал у развилки, задумался. Легкие сумерки улеглись на землю. Местную особенность он уже освоил: вроде все хорошо, слегка сереет пространство – и вдруг обрушивается темнота! Одна дорога уводила на «материк», другая сворачивала к прибрежному частному сектору. Дома, расположившиеся на склоне, казалось, сползали к морю. Одноэтажные строения жались друг к дружке. Небольшие участки, летние кухни, сараи, импровизированные душевые за дощатыми загородками. Здесь сдавалось внаем фактически все, что имело стены. То есть граждане имели незаконную наживу. Но милиция не лютовала – понимала, что бесполезно. Юг есть юг, и даже здесь курортный сезон такой короткий. Поселок жил своей вечерней жизнью: играла музыка, смеялись отдыхающие. Пронзительно визжала кошка – бедняге отдавили хвост. Случались моменты, когда уверенный в себе майор терялся. Он остановил машину на краю частного сектора, сунулся на несколько участков. Хоть табличку на лоб вешай: «Сниму жилье, недорого». Понятие «недорого» здесь было относительно. Хозяйки решительно мотали головами: рады бы, но все занято. Еще одна грубо пошутила: свободен только сортир, но вам же это не понравится? Он немного проехал по относительно широкой улочке Пархоменко, но к морю спускаться не стал.

К вечеру усилился ветер, явственно различался шум прибоя. Пронзительно кричали чайки, йодистый запах дразнил ноздри. Андрей отворил со скрипом ближайшую калитку, вошел на участок. Крепко сложенная женщина средних лет выжимала белье, которое доставала из алюминиевой ванны, после чего развешивала на бельевой веревке.

– Добрый вечер, хозяюшка. Мир вашему дому, как говорится. Жильем не богаты? Я один, если что.

Хозяйка распрямила спину, устремила испытующий взгляд на незнакомца. Ей было за сорок, хорошо развита, имела крепкие и даже мускулистые руки (натренировалась на простынях). Лицо строгое, правильной формы, какое-то заостренное. Волосы были убраны под косынку.

– Держи, – протянула она незнакомцу конец скрученного пододеяльника. – Помоги.

Очевидно, это было посвящение в квартиранты. Майор выстоял, яростными крутящими движениями отжали пододеяльник, давили, пока не стекли последние капли.

– Отпускай, – сказала женщина и стала пристраивать предмет спального комплекта на веревку.

Андрей помог, вытянул свой конец, перехватив снисходительный взгляд. Распахнулось окно за спиной хозяйки, возник мужчина лет пятидесяти, с седыми волосами – такой же крепкий и суровый, как жена.

– Держи, – протянул он Светлову «рогатую» телеантенну.

Майор повиновался. От антенны тянулся в комнату длинный провод.

– Вот так и стой, – сказал мужик. Он появился через минуту, притащил сбитую из плашек приставную лестницу. Водрузил ее на углу дома.

– Полезай. Да антенну не урони.

Андрей справился и с этой задачей. Залез, дрожащей рукой поднял антенну, прижал к стене.

– Выше, – прищурившись, сказал мужик. – Еще выше… Вот так нормально. Там и бей, дырки найдешь. Держи молоток и два гвоздя.

Даже с этой непростой задачей майор справился. Оступился, чуть не упал вместе с лестницей и антенной, за что и получил строгий выговор. Прибил коробушку, полностью вытянул и развел телескопические рога. Мужик ушел в дом, включил телевизор. Озвучил изнутри вердикт:

– Пойдет!

Спрыгивая с лестницы, Андрей заметил капот машины в распахнутых дверях гаража. Кажется, УАЗ-452. И участок был немаленький и ухоженный. Неплохо жили советские граждане – спасибо партии родной.

– Ладно, иди за мной, – сказала хозяйка, вытерла руки о фартук и вальяжной походкой двинулась к калитке. Перешли дорогу, звякнул крючок. Хозяйка вошла на участок, не говоря ни слова, двинулась по дорожке. На участке произрастали цветущие кустарники, возвышалась беседка. Кусок брезента стыдливо прикрывал гнилые доски у забора. Домик был скромный, хотя и не разваливался, а также имел пристроенную веранду – просторную и застекленную. На веранде стояли стол и старая, крытая покрывалом софа. Хозяйка приподняла перевернутое ведро, извлекла ключ и открыла дверь.

– Живи, гражданин, повезло. Прежние жильцы съехали три часа назад. Спешили очень, отпуск не догуляли – умер у них кто-то в Тамбове.

– Вот спасибо, – обрадовался Светлов.

– Спасибо – это хорошо, – кивнула хозяйка. – Но нужно кое-что еще, кроме спасибо. Дом сдается не меньше чем на неделю. Об отъезде сообщаешь за двое суток. Оплата – пятерка в сутки. Уж извиняй, дешевле не найдешь. Это целый дом. Придется оплатить сразу за неделю. Внутри две комнаты, но одна кровать. Электричество есть, вода в колонке на обратной стороне. Там же туалет. Посторонних не водить. Холодильник есть, но… в общем, разберешься. По всем вопросам обращаешься к нам – через дорогу. Меня зовут Раиса Григорьевна, муж – Анатолий Иванович. Есть вопросы? Паспорт покажи… Ага, из Москвы… Ну-ну.

Пираты испанских морей были куда милосерднее этих южных рвачей! Искать дальше? Снять сарай с дырой в стене – но за четыре? Андрей с обреченным видом отсчитал наличность. Хозяйка подобрела, пожелала приятного отдыха и испарилась.

Практически стемнело. На улице загорались фонари. Первым делом он перегнал машину, поставил у калитки. Обследовал снятое жилище – две маленькие комнаты, подобие кухни, плита в жиру. Имелся черный ход с видом на туалет-скворечник и крошечный задний двор. Участок со всех сторон окружал непроницаемый забор. Калитка и задняя дверь запирались на крючки. За кухней отыскалось маленькое помещение с баком, насосом и душевой лейкой – но воду, судя по всему, полагалось греть «вручную». В принципе, ничто не напрягало, даже пустой холодильник, издающий при открывании протестующую трель. Стоило подержать открытой дверцу – в камере гас свет, а агрегат хищно вздрагивал. Андрей включил плитку – одна из трех конфорок работала. Принес ведро воды, взгромоздил на плиту. Час‐другой – и должно согреться. Это немного. Он перенес из машины вещи, разложил по полкам шкафа. Снова вышел из калитки, направился к машине. Открыл до упора окно, завел двигатель. Уличный фонарь освещал фрагмент дороги и частично заборы.

– Эй, жилец, далеко собрался? – донесся знакомый голос. Он высунулся в окно.:– Продукты хочу купить, Раиса Григорьевна. Голодно, знаете ли. Не подскажете, где ближайшая продуктовая точка?

Донесся скрипучий смех:

– Ты смешной, гражданин. Что собрался покупать в этих магазинах? На рынок тебе надо, но это только завтра. Ладно, заходи, раз такой голодный, выделим тебе картошки, тушенки, хлеба, консервов кое-каких. Еще пятерку готовь. Только уговор – сам готовишь, нянек нет.

Это был форменный грабеж среди белого дня! Но он действительно проголодался. Забежать в чебуречную не хватило сообразительности. Ворча под нос, он выбрался из машины и побрел к хозяйской калитке. Предъявлять удостоверение абсолютно не хотелось. Кому он этим сделает хуже? Только себе. Хозяйка посмеется – и выставит за порог. Система отлажена – и органы правопорядка обязательно в курсе. Это называлось «предпринимательской деятельностью» – чистой воды спекуляция, за которую по советским законам полагались долгие сроки…

– Пошли в амбар, – сказала Раиса Григорьевна, запирая за ним калитку.

«Складское помещение» примыкало к гаражу. Анатолий Иванович, кряхтя, извлек из подпола сетку с картошкой, хозяйка сунула в такую же авоську несколько банок, сверху сунула «кирпич» хлеба. Произошел обмен товара на деньги. Андрей поблагодарил за проявленное милосердие, пожелал всем присутствующим спокойной ночи и зашагал к себе с двумя тяжелыми авоськами. В принципе, все справедливо, ресторанная наценка – процентов двести. Он запер машину, для чего пришлось опустить авоськи на землю, открыл калитку, проделав ту же операцию. Дверь на веранду запирающих устройств не имела, но плотно сидела в створе. Он снова опустил авоськи, открыл дверь, втащил их внутрь. А когда натягивал обратно дверь, возникло странное чувство, что рядом кто-то есть…

Андрей резко повернулся, потянулся к кобуре… Да не было у него никакой кобуры! В Москве осталась. Он отпускник, а в Паланге оружия пока не выдали! На веранде было темно, как в склепе. Помалу проявлялись очертания стола, софы, на которой кто-то сидел…

– Не бойтесь, Андрей Николаевич, это я… – прошелестело в воздухе.

Не бояться? Еще чего! Нет, он будет бояться… Отодвинув ногой мешающие проходу авоськи, он сделал шаг, потянулся к выключателю. Тусклый свет от 40-ваттной лампочки озарил веранду. На софе, сжавшись в комочек, сидела свидетельница Ключевская и смотрела так, словно он уже вышвыривал ее к чертовой матери! Андрей перевел дыхание. По крайней мере, опасности для жизни явление не представляло. Но вопросы накопились. Он вкрадчиво подошел, всмотрелся. Девушка переоделась, выглядела более-менее. Расчесанная, даже в меру подкрашенная – видимо, не все запасы косметики выгребли убийцы. Но она боялась, глаза испуганно поблескивали.

– Неожиданно, – признался Андрей. – Умеете же удивлять, Людмила Геннадьевна. Какими судьбами в наших краях?

– Из милиции сбежала, не хочу там быть, я же не преступница… – Девушка опустила голову – слишком уж пронзительным был взгляд мужчины. – Собрала кое-какие вещи и выбралась в окно…

– Замечательно, – похвалил Светлов. – Вы отличаетесь умом и сообразительностью, уже знаю. Побег – это ваше. Понимаю, вы поехали отдыхать, а приходится сидеть взаперти. И невдомек, что это для вашей же безопасности. Как вы меня нашли?

– У меня папа был полковником милиции…

– Еще лучше, – восхитился Андрей. – То есть папа передал вам гены сыщика. Кстати, что за папа? Вы ничего о нем не говорили.

– Он умер…

– Сочувствую. Но это не отменяет неприемлемости вашего поступка, Людмила.

– Я видела в окно, как вы уезжали на своей машине… – Что-то хитрое блеснуло в ее глазах, но быстро погасло. – Запомнила номер. И цвет у вашей машины уж больно оригинальный. Когда сбежала, подумала, что вам нужно где-то жить, но вряд ли вы заселитесь в гостиницу. Во-первых, все гостиницы забиты, во‐вторых, там клопы, а вы не похожи на человека, согласного жить с клопами. Значит, арендуете жилье и должны успеть до темноты. Я подумала, что вы не будете жить в городской квартире. Это глупо, когда рядом море. Поэтому отправилась сразу сюда, в прибрежный район. Прошу прощения, Андрей Николаевич, но вы тот тип человека, который даже неприятную ситуацию пытается обернуть в свою пользу… А какая польза от этого несчастного городка? Полагаю, только море…

– Да вы не только сыщица, вы еще и психолог, Людмила? Раскрыли мои подсознательные стремления, неведомые даже мне.

– Конечно, смейтесь над бедной девушкой… Я не была уверена, что вы поехали именно сюда. Как я могла быть уверена? Просто существовала вероятность. Местные мальчишки видели вашу машину…

– О, здесь такие бескорыстные и отзывчивые дети? Всё замечают и бесплатно делятся информацией с незнакомыми женщинами?

– Ну, отчего же бесплатно… – Людмила еще ниже опустила голову. – Я заплатила им рубль…

– Проматываете деньги сестры? Рад, что вы не выбросили их в мусорную корзину.

– Не решилась, деньги все же… Они видели вашу машину, еще посмеялись: муха вон полетела… Я всего лишь немного прошлась. Уже почти стемнело. Увидела вашу машину. Вы вышли, хотели куда-то ехать, вас окликнула соседка. Пока вы отсутствовали, я прошла на веранду. Дверь в дом, к сожалению, оказалась запертой. Вот, сижу…

– В противном случае вы устроили бы мне засаду в доме, – констатировал Андрей. В желудке как-то подозрительно булькнуло. – И что с вами делать, Людмила? Взять за руку и отвести обратно в милицию?

– Пожалуйста, не надо в милицию, – взмолилась девушка. – Только не в милицию… Там холодно, страшно, люди смотрят так нехорошо… Нет, вы, конечно, можете взять меня за руку… – допустила Людмила и не стала продолжать.

«Что происходит?» – подумал Светлов.

– Разрешите остаться с вами? – умоляла «беженка». – Я тихая, много места не занимаю. А днем вы можете отвести меня в милицию или куда там еще…

– А вы не подумали, Людмила, нужны ли вы мне тут?

– Я знаю, что не нужна. Но будьте же человеком… Вы хороший, я поняла это еще днем, с вами спокойно, чувствую себя защищенной…

«Обманчивое мнение», – подумал Андрей. В животе уже не просто булькало, все взрывалось. Но он сохранял серьезный тон.

– Хорошо, Людмила, сегодня можете переночевать здесь, в доме есть кровать. Я лягу на веранде, ночи, слава богу, теплые. Продукты купить не догадались?

– Догадалась… Но не купила. Заглянула в гастроном, прежде чем войти в частный сектор. Но там совершенно нечего взять. Даже то, что было, в течение дня расхватали отдыхающие, остались только соки, солянка и кабачковая икра…

– Ладно, не продолжайте. Берите вот эти две сетки и несите на кухню. Скоро согреется вода в ведре – хватит на готовку и мытье. Умеете кашеварить?

– Да, я дома постоянно готовлю, а то моя мама вечно все пересаливает… Спасибо огромное, Андрей Николаевич… – Людмила с радостью вскочила, стала поднимать тяжелые авоськи.

Ох, уж это женское бессилие… Он отобрал у нее продукты, сам отнес на кухню, после чего вернулся на веранду. Сел на софу, закурил, задумался. Нянька из него никудышная, и что теперь делать с этой приблудной? Из дома доносились разные звуки. Людмила готовила ужин, попутно бегала по комнатам, раскладывала свои вещи. Становилось тревожно – вроде не кот, а территорию метит. Он закурил, сделал попытку абстрагироваться. Частный сектор погружался в безмолвие. К ночи усилился ветер, колыхались ветки за окнами веранды. Фонарь на дороге разбрызгивал дрожащий свет. Старая блатная песня включилась в голове: «Ночь надвигается, фонарь качается…» У Раисы Григорьевны и Анатолия Ивановича за окнами поблескивал мутный свет. Люди на юге ложатся рано, но это правило относится не ко всем…

Он вернулся в дом, заперся. Проверил заднюю дверь – крючок в скобе. Людмила переоделась в халат, бегала по дому, что-то напевала. Уже помылась, и чистые волосы торчали дыбом. На плите тушилась картошка с говядиной, от сковородки исходили неплохие ароматы. Становилось по-домашнему уютно, что вызывало большие вопросы.

– Садитесь за стол, Андрей Николаевич, – объявила Людмила. – Кушать подано, как говорится, садитесь…

– Жрать, – проворчал Андрей, прошел к окнам и задернул занавески. – На будущее, Людмила, – сохраняйте по возможности режим тишины. В противном случае нас обоих вышвырнут на улицу. Одно из условий моего вселения в этот дом – никого не приводить.

– Так вы никого и не приводили, – удивилась Людмила. – Я сама пришла.

«За что мне все это?» – мысленно взмолился майор.

Людмила навалила полную тарелку, себе – вдвое меньше. Он ел с жадностью, запивал горячим чаем, старался помалкивать. Людмила тоже ела, искоса поглядывала на него.

– Вы женаты, Андрей Николаевич? – спросила девушка, застенчиво потупив взор.

– Да.

– Неправда, – возмутилась она. – У вас нет кольца и взгляд не такой затравленный, как у женатых мужчин.

Андрей поперхнулся. Людмила вскочила, похлопала его по спине, потом вернулась на место.

– А вы специалистка…

– Нет, но я немного наблюдательная…

– Почему тогда не можете описать лицо преступника – раз наблюдательная?

– Ну, знаете, это разные вещи! Ой, простите, – она понизила голос. – Я вижу его лицо перед собой так же, как вижу вас, но не могу его описать. Это просто проклятье какое-то… Я вкусно приготовила, Андрей Николаевич?

– Нормально. – Он доел, сгреб хлебной коркой с тарелки остатки еды, отправил в рот.

– Еще положить? – девушка со щенячьей преданностью смотрела ему в рот. Все это было забавно и смешно, но нравилось все меньше.

– Немного, – он протянул тарелку. Девушка с готовностью положила добавку. Готовила она неплохо, но блюдо, собственно, и нехитрое, он и сам бы такое приготовил.

– Держите, Андрей Николаевич. Ешьте на здоровье. А что вам завтра приготовить?

Словно чувствовала, что он опять поперхнется, быстро пришла на помощь.

– Так, Людмила, вы же отдаете себе отчет, что находитесь в этом доме без всяких на то оснований? Сегодня ночью вы просто пользуетесь моей добротой. Завтра утром доброта кончается, и мы едем в милицию… а потом посмотрим, что с вами делать. Но в этот дом вы уже не вернетесь. Это противоречит всем правилам. Вы свидетель в деле об убийстве, а не студентка на отдыхе.

Людмила насупилась, открыла рот, чтобы возразить. Но передумала, закрыла. Стала усердно делать вид, будто он ничего не говорил. Дескать, мели, Емеля, а завтра мы что-нибудь придумаем.

– Вы наелись? Вот и славно. Давайте я посуду помою. – Она сгребла тарелки, сложила их в раковину, подтащила ведро с остатками воды. Послушайте, Андрей Николаевич, – решилась она поднять щекотливую тему, – мне так неудобно, что приходится вас стеснять… В доме только одна кровать… Вы уверены, что собираетесь спать на веранде?

– Давайте меняться, – пожал он плечами. – Вы идете на веранду, а я…

Людмила сделала круглые глаза и больше эту тему не поднимала.

– Все, – сказал Андрей, вставая из-за стола. – Спасибо за ужин. Домывайте посуду и ложитесь спать. И чтобы до утра я о вас не вспоминал. Подъем в семь, выезжаем в восемь. Не забывайте о вашем статусе, вы единственная свидетельница.

Он курил на веранде, используя в качестве пепельницы пустую банку от тушенки. Эмоции улеглись, майор наслаждался теплым вечером. Где-то под верандой стрекотали кузнечики. Или уже цикады? Жизнь в частном секторе замерла до утра. За десять минут по дороге не проехала ни одна машина. В доме гремела посуда, потом возникла пауза, видно, Людмила размышляла – что бы еще отчудить. Но решила, что на сегодня хватит. На кухне погас свет. Протяжно и как-то тоскливо заскрипела кровать. Майор ждал. Все, угомонилась… Облегченно вздохнул, затушил окурок в пепельнице, стал расправлять найденный в доме плед. Лег в трико и майке, чтобы быть во всеоружии, завернулся в плед, посмотрел на часы, прежде чем закрыть глаза: всего лишь одиннадцать вечера. Не беда, есть прекрасная возможность выспаться перед грядущими потрясениями…

Он уснул без всяких проволочек. День выдался бестолковый и непонятный. Веранда проветривалась благодаря щелям в досках. А очнулся минут через сорок от душераздирающего визга в доме! Подлетел на софе, ошарашенно завертел головой. Не приснилось же? Визг повторился, при этом он сопровождался яростным скрипом. Людмила! Он всунул ноги в тапки и очертя голову бросился в дом. Пролетел сени, маленькую горницу, совмещенную с кухней, ворвался в спальню, сжимая кулак. В спальне было темно. Он щелкнул выключателем.

Людмила стояла на кровати в длинной, по горло, ночной сорочке, сжимала край свисающего пододеяльника. В глазах метался непроходимый ужас.

– Ну что? – простонал Андрей. Он ведь только уснул – и ничто не предвещало.

– Мышь… – прошептала девушка посиневшими от страха губами.

Твою-то дивизию! Он испустил мучительный стон, рухнул на табуретку.

– Правда мышь, Андрей Николаевич, – забормотала Людмила. – Я спала, а она по мне пробежала, представляете? Маленькая такая, черная. Я просыпаюсь, а она рядом, потом туда побежала… – она указала подбородком в неопределенном направлении. – Я очень боюсь мышей…

Ага, Америку открыла. Любая баба завизжит, увидев мышь. Так уж мир устроен. Кошки как огня боятся пылесосов, женщины – мышей. Он сполз с табуретки, обследовал плинтус – больше для вида. Щелей действительно хватало. Для проформы взял с подоконника какую-то скомканную тряпку, порвал, заткнул пару дырок.

– Считаете, что этого достаточно? – Людмила стучала зубами. Поза не менялась, она прижимала к себе одеяло, и если бы существовала возможность взлететь, то непременно бы ею воспользовалась.

– Этого достаточно, – проворчал он. – Открою вам секрет, Людмила Геннадьевна: мыши не кусаются.

– Вы уже уходите? – запаниковала девушка – Подождите, не уходите, побудьте со мной…

– Слушайте, хватит уже, – рассердился Андрей. – Никто к вам больше не придет. Если у меня от вашего крика не случился разрыв сердца, то у мышки он точно случился. Укройтесь одеялом и спите. Отличная, кстати, ночнушка.

Он покинул спальню, не внемля возражениям, плотно притворил дверь, затем другую – из дома. Подумал – не запереть ли ее на ключ (и пусть там сходит с ума), но решил этого не делать. Рухнул на софу, завернулся в плед…

Только уснул, как в дверь с улицы забарабанили! Он снова подлетел как ошпаренный. Да сколько можно! Ждать не стали, дверь на веранду распахнулась, и в проеме на фоне ярких ночных звезд выросла фигура. Андрей подлетел, ударил по выключателю. Немая сцена. На пороге стояла со злым лицом хозяйка Раиса Григорьевна. Волосы распущены, в глазах адский пламень, легкая куртка наброшена поверх сорочки. Не хватало свечи в руках для полного комплекта ужасов. Андрей застыл. И она застыла, пожирала его глазами. Потом посмотрела на софу, на скомканный плед, убедилась, что никто не спрятался под столом. Похоже, была удивлена, что он спит один.

– Что случилось, Раиса Григорьевна? – простонал Светлов.

– В этом доме кричала женщина, – отчеканила хозяйка, не спуская с арендатора придирчивого взгляда.

– Разве? – удивился Андрей.

– Почему вы спите на веранде, гражданин… как вас там… Андрей Николаевич? Вы из меня дуру делаете?

В саду кто-то стоял. Видимо, достопочтенный Анатолий Иванович с берданкой.

– Раиса Григорьевна, давайте, в конце концов, спать, – взмолился Светлов. – Завтра тяжелый день.

– С чего это он тяжелый? – насторожилась хозяйка. – Устали отдыхать? А ну-ка, посторонитесь, мужчина! – Она перешагнула порог и ворвалась в спальню, включила свет. – Ну вот, я же говорила! – торжествующе вскричала бдительная хозяйка. – Что это такое?

Людмила съежилась под одеялом, испуганно моргала.

– Было условие – никого не приводить, – отчеканила хозяйка. – Вы согласились. Здесь, между прочим, приличный дом, а в округе проживают приличные люди.

– Нисколько не покушаюсь на целомудрие вашего района, Раиса Григорьевна. Если вы не заметили, мы спим порознь.

– Тогда кто это? – хозяйка выстрелила пальцем в трепещущую Людмилу.

– Родственница.

– Вы сказали, что один.

– Так я и был один… Раиса Григорьевна, послушайте, произошел форс-мажор…

– Форс-чего? – скривилась женщина. – Послушай, любезный, не морочь мне голову и не заговаривай зубы. Ты нарушил правила проживания – самым грубым и беспардонным образом. Появился новый жилец – ты должен был поставить в известность.

– Так я бы и поставил… утром… – В нем просыпалась смешинка, щекотала стенки желудка.

– Знаем мы ваши сказки, поставил бы он – ага, видали таких, – хозяйка презрительно задрала нос. – Ладно, если вы тут не занимаетесь развратом… придется доплатить. Пока ты оплатил только за себя.

– Сколько? – простонал Андрей. Меньше всего хотелось доставать удостоверение. Данная мера – крайняя.

– Немного. Еще по троечке – за сутки.

– Я заплачу, у меня есть, – жалобно прошептала из кровати Людмила.

– Хорошо, Раиса Григорьевна, мы заплатим, честное слово, – пообещал Андрей. – Но давайте не сейчас, поимейте милосердие. Мы никуда не сбежим.

– Ладно, – снисходительно разрешила хозяйка. – Заплатите завтра. И не вздумай обмануть, мы за вами пристально следим. Чего орала-то? – кивнула хозяйка на «нарушительницу режима».

– Мышь, – лаконично объяснил Андрей. – О наличии которых вы деликатно умолчали.

– Так не сторож я им, – ухмыльнулась Раиса Григорьевна. – Не было никаких мышей. Пришли, значит. Ладно, всем отбой. – Женщина помялась и, к всеобщему облегчению, растворилась во мраке.

– Снова испугалась? – спросил Андрей.

Людмила молча закивала.

– Бывает, не обращай внимания. Сама пришла. Спала бы себе спокойно в милиции.

– Подожди, опять уходишь? – забеспокоилась девушка. Как-то ненавязчиво перешли на «ты» – видимо, обстановка располагала.

– А что, сидеть рядом всю ночь и читать тебе сказки?

– Да, это было бы странно, – согласилась девушка. – Ну, иди, бросай меня, как-нибудь выживу… – Она укуталась в одеяло и отвернулась.

Вздрагивая от смеха, Андрей вернулся на веранду и сделал очередную попытку уснуть. Проснулся от собственного храпа – бывает же такое! Подтянул к глазам запястье со светящимися стрелками, определил примерное время. Еще пятьдесят минут прошло. Заколдованная какая-то ночь. Закрыл глаза, стал считать до ста. Не помогло, открыл, стал вслушиваться в звенящую тишину. Не всегда тишина тихая, иногда ее наполняют всевозможные звуки. Легкие вибрации, перезвоны, шепоты, шорохи… Скрипнуло что-то, легкий металлический звук, словно качнулся, задев скобу, висящий крючок. Вряд ли уходящая Раиса Григорьевна его замкнула… Еще один звук – такой возникает, когда подошва наступает на гравий… Андрей насторожился, приподнял голову. Онемела кожа на спине, забегали мурашки. Хрустящий звук не повторился. Словно человек, идущий по дорожке, сместился в сторону, чтобы не шуметь. Но продолжал движение, теперь уже по мягкой почве. В какой-то момент дошло, что это не воображение. За пределами веранды кто-то был, и он подходил со стороны калитки. Соседи бы не стали красться, как шпионы. И уж точно не мышь, перепугавшая Людмилу… Чуть скрипнула решетка для чистки подошв – она лежала под ступенькой, неплохой сигнализатор для тех, у кого идеальный слух… Андрей оторвался от подушки, сел. Заскрипела тахта – ей уж точно не прикажешь… Пропели половицы, когда он стал искать ногами туфли. За дверью установилась тишина – незнакомец тоже не жаловался на слух. Сообразил, что его раскрыли. Что это было, интересно? Мелкий ночной воришка решил пошарить на незапертой веранде? Соседский домовой заблудился? Или то, что кажется, не является тем, что есть? Разыгралось воображение, вот и мерещится не пойми что. Скрипнула ступень за дверью. Стеснительный какой-то воришка. Майор начал подниматься, медленно перенося центр тяжести. Встал, сделал шаг. И предательская половица отзывчиво скрипнула, да так, что у соседей слышно! Андрей застыл, по его спине заструился пот. А сам почему таким стеснительным стал? Он уже не слышал, что происходило снаружи, двинулся к двери, распахнул ее ногой. Со стороны, наверное, забавно смотрелось… Никто не атаковал, за дверью никого не было. Далекий звук – словно скрипнула калитка… Ну что ж, любимое занятие – махать кулаками после драки. Он отыскал туфли, спустился с крыльца, стал всматриваться, фиксировать звуки. Ночь была темна – на юге ночи всегда такие, просто раздолье для разного рода жулья. Шапкой возвышались цветущие кустарники, очерчивалась куполообразная крыша беседки. В зоне досягаемости никого не было: он бы почувствовал.

Андрей плотно прикрыл за собой дверь, двинулся по дорожке. Хрустели камешки под ногами. Оружие в рукопашном бою не требовалось, мог справиться руками (при разумном числе противников). Он дошел до калитки, постоял. Крючок болтался. Это вообще не преграда при таком количестве щелей! Вышел наружу, сжимая кулаки. На помощь зрению и слуху пришло обоняние – витало что-то в воздухе. Не запах пота, не табака, чего-то другого. Нет, уже не витал, развеялся…

Улица была пуста, заборы, крыши, столбы. Собственная машина… Он обошел «Жигули» – вроде все в порядке, стекла и колеса на месте. Вернулся к калитке, еще немного постоял, прислушиваясь. Запер калитку с внутренней стороны, на цыпочках двинулся к веранде. Видимо, остались следы, но ничего, утром осмотрит, следы не убегут. У крыльца опять сделал остановку, осмотрел пространство, вытянув шею. И что это было? Почудилось – отличная версия, но, к сожалению, не рабочая. На участок кто-то заходил, хотел проникнуть на веранду и, видимо, дальше, используя, например, отмычку. Вор? Вряд ли, знал, поди, что в доме люди. Грабитель? А зачем тогда удрал? Грабители – люди решительные, не гнушаются и убийствами. Приходили лично за ним, надеясь застать врасплох? Тоже глупости, он ничего еще не сделал, к расследованию толком не приступил. Не будет его – будет другой. Оставалась единственная версия – ценная свидетельница, спящая в доме. Она видела убийцу, и убийца с сообщниками об этом знают. Сам и приходил? Значит, в курсе, что Людмила здесь – кто-то сказал или отслеживал вечером ее перемещения. Не знал, что на веранде посторонний, оттого и впал в замешательство, предпочел удалиться. Значит, повторит попытку в другом месте и в другое время?

Запирающего устройства на веранде не было. Он опустился на тахту, закурил. Перебираться в дом, свернуться на коврике? Спать чутко, слыша все шорохи, только книжные герои умеют. Он порылся в углу веранды, отыскал ржавое ведро, веревку, колченогий стул. Перетащил все это к выходу. Стул пристроил сбоку от порога, на него ведро, к ручке которого привязал веревку, а второй конец – к дверной ручке, и не забыл натянуть. Хоть так. Зайдет посторонний, будет громко. Он выкурил еще одну сигарету, ожидая неизвестно чего. Задняя дверь закрыта, он точно помнил, оконные рамы заперты на шпингалеты. Свернулся на софе, в четвертый раз за ночь попытался уснуть, считал баранов, овец, усатых пастухов в каракулевых шапках. Смутно помнилось, как сильный дождь застучал по крыше веранды – долго, старательно смывая все следы, которые он собирался найти утром…

Загрузка...