Все гости в сборе, веселье в полном разгаре, и Кэндис даже не пришлось забираться на стол и показывать сиськи. Вечеринка официально удалась. А все потому, что наш Бог с нами.
Он сидит в кресле, потягивает коктейль и откровенно скучает, рассматривая суетящихся вокруг него дам. Я кидаю на него разочарованный взгляд и иду на кухню. Надо бы сменить белье. Между ног мокро, сердце скачет в груди, а проклятое воображение рисует мне его обнаженным. Это плохо. Наверное, я нимфоманка, раз рассматриваю его исключительно, как сексуальный объект. Но это, по крайней мере, честно. Ведь он смотрел на меня так же. А раз ушел, значит, ничего так и не разглядел.
На кухне Милли вручает мне поднос с двумя чайными кружками и говорит:
— Космо для Кэнди, виски для Бога. Я бы сама отнесла, но у меня от него все тело дрожит.
И она закатывает глаза и машет на себя рукой.
— Он горяч, — пищит Рина из угла и тут же прижимает руки к лицу, стыдясь своей откровенности.
— Хочешь сама отнести? — спрашиваю я. Но Рина от одного предложения едва не падает в обморок.
Я пожимаю плечами и выхожу обратно в зал. Дрейк тут же обращает на меня взгляд и манит пальцем. Хочет пить, наверное. Сладкий коктейль ему надоел, и он решил попробовать что-нибудь покрепче. Стараясь не предавать этому значения, я расправляю плечи и делаю максимально равнодушное лицо, но внутри с каждым шагом становится все горячее. Вот засранец! Одним видом умудряется выбивать из колеи всех дам вокруг. А мы и рады. Пускаем на него слюни и друг друга подстегиваем.
— Ваш Джек, сир, — говорю я, чуть кланяясь.
Он берет с подноса стакан и подносит к губам. Не отпивает, просто смачивает губы. Это значит, что он хочет остаться трезвым. Кому-то ночью перепадет. От этой мысли внутри поднимается буря. Я хватаю с подноса космополитен и пихаю в руки Кэндис. Выдаю вежливую улыбку. Она ошарашенно моргает, а Бог говорит:
— Мне больше нравилось, когда ты звала меня господином.
Глаза Кэнди еще больше расширяются. Она раскрывает рот и переводит взгляд с меня на него. А я приседаю, как маленькая девочка после выступления на табуретке под Рождество, и говорю:
— Да, мой господин. Еще что-нибудь желаете?
Он приманивает меня пальцем. Я нагибаюсь к нему ближе и слышу громкое недовольное сопение Кэндис. Я кидаю на нее взгляд и замираю.
— Давай еще, — командует Дрейк.
Секунду я думаю, кто из них в моей жизни главнее. От Кэнди зависит, останусь ли я в Омега Сигма Тау, а от Харви Дрейка вообще ничего не зависит. Но логика — это не для женщин, и я нагибаюсь к самому его лицу. Надо бы ухо подставить, ведь он наверняка хочет что-то сказать мне по секрету, но я не могу от него отвернуться, нависаю над его лицом и таращусь в его светящиеся голубые глаза, приоткрыв рот, как птенец перед кормлением.
— Я хочу твои трусики, — говорит он, не удосужившись понизить голос до шепота.
— Хорошо, — киваю я. — Я сейчас спущусь в комнату и что-нибудь для тебя подберу.
И вдруг Кэндис начинает истерично ржать, невольно похрюкивая.
— Да он шутит, — говорит она и шлепает его рукой по плечу, — верно, Харви?
Он не обращает на нее внимания.
— Нет, я хочу те, что на тебе сейчас.
Внутри вспыхивает пожар. Я невольно облизываю губы и судорожно выдыхаю:
— Боюсь, они насквозь промокли, — говорю, и внутри все вспыхивает от стыда. Да как вообще у меня язык повернулся? Но слово — не воробей. От такого уже не отвертишься. Придется принять на себя удар последствий.
— Поэтому я их и хочу, — выдает Дрейк, и Кэнди окончательно сходит с ума, хватает меня за волосы и волоком тащит на кухню. Я даже сообразить не успеваю, как оказываюсь прижатой к холодильнику, а мне в нос тычет ее длинный алый коготь:
— Слушай сюда, сучка! — взвизгивает она. — Даже не думай о нем, поняла? Он — мой мужик, и ни тебе, — она обводит когтем собравшихся на кухне кандидаток, — ни кому-то из вас я его не отдам. Усекли? Если попытаетесь залезть к нему в трусы, я вас отсюда вышвырну до того, как успеете сказать Омега Сигма Тау. Усекли?
Повторяется. Совсем ума лишилась. Я кидаю взгляд на Харви через приоткрытую дверь кухни. Он склонил голову на бок и наблюдает за нами с неподдельным интересом. Будто смотрит передачу про дикий животный мир.
«А сейчас вы наблюдаете, как две самки дерутся за самца в разгар брачного периода», — звучит в моей голове монотонный голос диктора. Я едва сдерживаю смех.
— Да, мэм, — говорю я, глядя на ее раскрасневшееся лицо. Выглядит она как ведьма. Миниатюрная закомплексованная ведьма с огромной жирной жопой. Она так переживает, что мне невольно становится ее жалко, и я решаю ее немного подбодрить и добавляю:
— Кстати, Дрейку нравятся большие жопы.
В тот же миг мне прилетает звонкая пощечина. Вот дрянь! Я же хотела, как лучше. Чтобы она не комплексовала и выкинула из головы свои дурацкие диеты. А она в драку полезла! Сучка!
Внутри разгорается дикая ярость. Я опускаю взгляд в пол, прикидываясь послушной и говорю:
— Прости.
Она фыркает на меня и уходит. Как только дверь на кухню закрывается, я задираю юбку и стягиваю с себя трусы.
— Ты что творишь? — спрашивает Милли.
— Заказ господина, — в ярости бросаю я.
— Совсем ума лишилась? — крутит пальцем у виска Хлои.
Нет, ума я не лишилась. Я лишилась потенциальных подруг и места в Омега Сигма Тау, но мой ум при мне. Я беру поднос со снеками и выхожу обратно в зал. Без белья я чувствую себя одновременно неуверенно и дико сексуально. Колени слегка подрагивают, когда я подхожу обратно к Дрейку и его временной подружке Кэндис. Я пихаю им под нос снеки и говорю:
— Закуска?
— Сбрызни, — рычит Кэндис.
— Я не это заказывал, — говорит Харви Дрейк.
— Прости, господин, я не могу дать тебе то, что ты заказывал, — киваю в сторону Кэнди, и незаметно под подносом протягиваю ему белье. Трусики падают к нему на колени, он быстро хватает их и убирает в карман джинсов.
— Тогда мне ничего больше не хочется, — говорит он, едва сдерживая улыбку.
Его глаза пылают холодным синим огнем. Скуку как рукой сняло. И напряжение между нами достигает невероятных высот. Но сегодня он принадлежит Кэндис. И она довольна моим отказом. Довольна настолько, что не видит реальной картины происходящего.