Хозяин травы

ЛЕСОПАРК ^{(Рассказ)}

Она дубина, говорят они. Полная идиотка, говорят они. И если она наконец к пятнице не выучит первый закон термодинамики, то пусть пеняет на себя. Только не надо изображать, что ее это не волнует. В прошлом году кое-кто тоже делал вид, что ему это без разницы. Все думал, что они шутят. И это в то время, говорят они. Когда весь народ, говорят они... говорят они... говорят они... говорят они... черт, заело!.. рят они... рят они... К вершинам! Уф! Аппаратуру проверять надо, Марк Иванович! И не по понедельникам, а по средам, Марк Иванович! Он же знает, что по средам, Марк Иванович... Марк Иванович... Марк Иванович... К вершинам... весь народ... Марк Иванович... плюс электрификация всей страны... Марк Иванович... И ничего тут смешного нет! Абсолютно нет ничего смешного. Марк Иванович, между прочим, заслуженный учитель. А она... Если она к пятнице не выучит наконец первый закон термодинамики, то им придется собрать Педсовет. А там уж. Сама понимает. Они будут вынуждены. Они ведь ради ее же собственного блага. Они ведь ей добра желают. Только добра. Так что пусть пеняет на себя. Здесь нормальная школа, а не. В то время, когда весь наш народ. Если она не выучит, то они будут вынуждены, не отвлекайтесь, Марк Иванович, отправить ее, они не шутят, пусть не надеется, что это шутка, отправить ее — в Школу для особо одаренных детей! В Школу для особо одаренных детей! В Школу для особо одаренных детей! Пусть пеняет на себя... себя... одаренных детей... Марк Иванович... Марк Иванович... Марк Иванович... рят они... рят они... и не по понедельникам, а по средам... плюс электрификация... рят они... рят они... рят они...

Дети бежали к реке. Но поскольку это были дети из сборника диктантов для седьмых классов, то бежали они как-то странно. Рыболов, сидящий на берегу реки, не знал о том, что река ненастоящая, потому что в свое время, когда был еще школьником, он пропустил именно то занятие, на котором должен был писать именно этот диктант. И все же, увидев бегущих к реке детей, он подумал: «Странно, очень странно».

«Поцелуй меня», — прошептала Она и нежно зарделась. Но Он, как назло, именно сегодня забыл дома подзорную трубу и потому не мог целоваться. Сказать же Ей об этом Он постеснялся, и Она, не понимая, почему Он медлит, решила, что все эти годы Он обманывал Ее, когда клялся в любви и молил хоть когда-нибудь даровать Ему хоть единственный поцелуй. А такое простое объяснение, что человек всего-навсего забыл дома свою подзорную трубу, Ей даже не пришло в голову. Больше Они никогда не встречались.

...рят они, что надо сдавать макулатуру, потому что!

Володя был нехорошим человеком и знал об этом. Но он хотел стать хорошим и поэтому ходил в гости к писателю Ивану Петровичу-младшему. Иван Петрович-младший жил в кооперативном доме у реки, на берегу которой сидел Рыболов. Но в отличие от Рыболова Иван Петрович-младший никогда не пропускал занятий в школе и потому знал, что река ненастоящая. Иногда он объяснял это Володе, и тот чувствовал, как постепенно перестает быть нехорошим человеком.

— Так, значит, она считает, что конъюнктивит — это не страшно? Ну слава богу, она его успокоила. А то он так нервничал. Нет, он в общем-то понимал, что это не смертельно, но все же как-то неприятно. Между прочим, она могла бы его почаще навещать. Все-таки у них когда-то любовь была. А у нее конъюнктивит когда-нибудь бывает? Жаль! То есть он хотел сказать, что соскучился по ней. А может быть, у кого-нибудь из ее знакомых бывает конъюнктивит? Ага, значит, у других все-таки тоже бывает. А то когда думаешь, что ты один такой на свете, то как-то неуютно становится. Да, все проходит. Вот и молодость прошла. Может, и конъюнктивит пройдет? Все же она могла бы почаще его навещать. Он, конечно, понимает, что у них такая разница в возрасте. Но ведь любовь была. А она помнит, как он ее в ресторан водил? Четыре раза. Но он в общем-то доволен своей жизнью. Любовь была. Теперь вот — конъюнктивит. Но она ведь еще придет к нему? Правда придет? Удивительно все-таки: он стареет, а она нисколько. Потрясающе выглядит. А это у нее не та помада, которую он ей из Парижа привез? Ах, та уже кончилась. Ну да, конечно, за семь лет любая помада кончится. Значит, конъюнктивит — это не страшно. Только пусть она еще придет, а то как-то неуютно...

...что надо сдавать макулатуру, потому что наш народ... к вершинам...

Но однажды, гуляя по берегу реки, Она наткнулась на подзорную трубу, запутавшуюся в траве. И хотя Она ничего не знала о тайной связи, существующей между предметами и явлениями в этом мире, тем не менее сердце у Нее защемило как-то особенно сладостно и в ушах зазвучала дивная и печальная музыка: то ли Бах, то ли поп-группа «АБВ».

Когда Володя стал уже почти хорошим человеком, он пошел на литературный вечер и там узнал, что существуют фаллические эманации духа. Спросить у докладчика, что это такое, он постеснялся и на следующий день обратился за разъяснениями к Ивану Петровичу-младшему. Иван Петрович высказал предположение, что докладчик, по всей видимости, имел в виду «фавнические эманации духа» — от слова «фавн». Но поскольку Володя упорствовал и настаивал на «фаллических», то Иван Петрович был вынужден объяснить ему, что такое фаллос. На вопрос, откуда у духа мог взяться фаллос, писатель ответить не смог. Это несколько пошатнуло его авторитет в глазах Володи.

Дети бежали к реке. Им ужасно надоело туда бежать. Но поскольку это была единственно возможная форма их существования, а других форм автор учебника для них не предусмотрел, то они не смели нарушить установленного порядка.

По небу летели крокодилы с глазами ланей. Рыболов, сидящий на берегу реки, знал, что они вылетают из Школы для особо одаренных детей. Но обычно у крокодилов были глаза сумчатых медведей, а таких, у которых глаза ланей, он видел впервые и решил разглядеть их получше. Но крокодилы летели слишком высоко. Тогда он начал озираться и случайно, чисто случайно, обнаружил запутавшуюся в траве подзорную трубу. Он поднес ее к глазам — и хотя он ничего не знал о тайной связи, существующей между предметами и явлениями в этом мире, ему тем не менее сразу же очень захотелось целоваться.

И это в то время, говорят они. Когда весь наш народ, говорят они... говорят они... говорят они... Аппаратуры на вас не напасешься, Марк Иванович, говорят они... рят они... Потому что!

И тогда Акакию Рабиндранатовичу стало так грустно, что у него пропал аппетит, а потом деньги. А потом воля к жизни.

В квартире с глухо зашторенными окнами, в таинственном полумраке, тревожно озираясь, Анна Минаевна ругалась матом. Потому что!

Володя решил переждать, пока авторитет Ивана Петровича не перестанет шататься и не встанет на свое место. От литературных вечеров он решил тоже какое-то время воздержаться. И он отправился на музыкальный вечер.

Крокодилы уже перестали летать по небу, а Рыболов все еще оставался нецелованным. Или, точнее будет сказать, не целующим. Ся.

Но после музыкального вечера у Володи вдруг окончательно пропало желание быть хорошим человеком.

...Ирина Самойловна бежала по ночному городу, заламывая тонкие руки. Свои, а не чужие. И тем не менее ночной патруль задержал ее, что было абсолютно противозаконно.

...Но жена продолжала громко рыдать и не отвечала на его расспросы. Она не отозвалась на «рыбоньку», а потом на «ласточку». «Цыпочка» и «лапочка» тоже не внесли успокоения в ее громко скорбящую душу. И только на «кисоньку» отозвалась она, но как-то странно. «Лесопарк!» — глухо выкрикнула она, и прекрасные глаза ее...

В однокомнатной квартире с совмещенным санузлом, в кругу своих друзей и почитателей, Иван Петрович-младший говорил о пантеизме. «Пантеизм, — говорил он, — это...» — «Да, да, да», — кивали друзья и почитатели. «А не-пантеизм, — говорил он, — это...» — «Да, да, да», — кивали друзья и почитатели. Друзей и почитателей было пятеро, и это резко отличало их от всего остального человечества, которого не было в этот час в квартире Ивана Петровича по той простой причине, что оно (человечество) отнюдь не было другом и почитателем этого замечательного писателя. Но вовсе не отсутствие в его квартире недружественного ему человечества заставляло сегодня Ивана Петровича нервничать и поглядывать на часы. Вовсе нет. Заставляло его нервничать и поглядывать на часы отсутствие Володи. Ибо, будучи писателем, то есть существом с очень тонкой психической организацией, чувствовал Иван Петрович, что человечество рано или поздно придет в его квартиру. Относительно же Володи такой уверенности у него не было. И печалился Иван Петрович, и даже пару раз оговорился, употребив вместо термина «пантеизм» термин «индивидуализм». Грустно было ему, ох как грустно!

Дети бежали к реке. Но это уже не казалось странным Рыболову, сидящему на берегу. Ему уже ничто не казалось странным в этом мире. Даже то, что по вечернему небу вместо крокодилов с глазами ланей теперь летели лани с глазами крокодилов. Он смирился. Ибо если слишком долго оставлять человека, вооруженного подзорной трубой, в состоянии полной нецелованности, то рано или поздно он смиряется.

...и прекрасные глаза ее подернулись ужасом. «Лесопарк! — глухо выкрикнула она. — Они ограничили посещение Лесопарка. С десяти до двенадцати. А в остальное время — только по талонам за сданную макулатуру». Он попытался ее утешить. Он сказал ей, что наверняка эта мера временная. И что двух часов в день, на его взгляд, вполне достаточно. Потому что если умножить часы на посетителей, то получится цифра, далеко превышающая количество часов, содержащихся в сутках. А ведь ни в одном уважающем себя государстве расход не должен чересчур уж превышать приход. Но у нее было гуманитарное образование, и она ничего не понимала в высшей математике. И потому прекрасные глаза ее...

...рят они...

— Ну слава богу, наконец-то она пришла. А то его все забросили. Конечно, он сейчас не у дел, мало чем может быть полезен. И все же люди какие-то странные: то крутятся вокруг тебя, сами в гости набиваются, а то вдруг все куда-то исчезли. Правда, некоторые уже умерли, но ведь остальные еще вполне живы! Она вот прекрасно выглядит. Столько лет не виделись, а она все не стареет. Все такая же, как тогда, когда он ее в ресторан водил. Или когда помаду из Парижа привез? Кстати, она ею еще пользуется? Ах, кончилась... Ну да, конечно. Грустно это все-таки. Даже помада и та кончилась. А у него вот сахар в моче обнаружили. Что? Она лучше без сахара чай попьет? Ну зачем же она сердится, они ведь друг другу не чужие. Она могла бы к нему и почаще заходить. А то неуютно как-то...

В квартире с глухо зашторенными окнами, в таинственном полумраке, Анна Минаевна закончила ругаться матом, нарисовала на своем лице глаза лани и отправилась в Лесопарк.

К Акакию Рабиндранатовичу постепенно возвращался аппетит, чего никак нельзя было сказать про деньги и волю к жизни.

...и это в то время, когда весь наш народ...

Не считая Ирины Самойловны, незаконно задержанной патрулем.

Лесопарк сверкал, сиял, шелестел, источал и вызывал. Он пьянил, манил, навевал и временами становился совершенно похожим на представление Ивана Петровича-младшего о пантеизме. Но люди, собравшиеся в этот час перед Лесопарком — вместо того, чтобы наслаждаться сверканием, сиянием, шелестением и истечением, — пребывали в возбуждении. Потому что обнаружили, что их Лесопарк заперт в клетку. Большую клетку с железными прутьями и табличкой: «Вход для посетителей с 10 до 12 ч. Не кормить и не дразнить». Женщины роптали, мужчины угрюмо молчали, дети плакали.

...рят они, что не надо волноваться. Потому что!

Женщины роптали.

...потому что временные трудности...

Женщины роптали.

... трудности... временные... потому что!

Дети плакали.

...рят они, что нашли выход... срочно запретить рисовать крокодилов с глазами ланей. А еще лучше любых крокодилов. С глазами и без. Потому что!

Дети плакали.

— Ну хорошо, — ...рят они. Они согласны. Потому что. Ну они же согласны. Они же признают! Они даже готовы выпустить Ирину Самойловну.

Мужчины оживились. Женщины сникли.

...Ирина Самойловна бежала по ночному городу, заламывая тонкие руки. Свои, а не чужие. И тем не менее ее никто не арестовывал.

К Акакию Рабиндранатовичу вернулась воля к жизни.

Дети бежали к реке. Но это были совсем другие дети, потому что детей из старого учебника сдали в макулатуру — на восстановление Лесопарка — и заменили их новыми. Рыболов, сидящий на берегу реки, давно уже вышел из школьного возраста и потому не знал, что реку тоже заменили. И все же, увидев бегущих к реке детей, он на миг опустил свою подзорную трубу и подумал: «Странно, очень странно».

Иван Петрович-младший нервничал и поглядывал на часы. Потому что человечеству давно уже пора было прийти в его квартиру. Наконец дверь распахнулась, свежий ветер ворвался в прихожую — и неслышными стопами в комнату вступил Володя. Володя был пьян.

В квартире с глухо зашторенными окнами, в таинственном полумраке, тревожно озираясь, Анна Минаевна ватным тампоном стерла со своего лица глаза лани и начала ругаться матом. Потому что!

Володя был пьян и недобро улыбался. Иван Петрович в спешном порядке обрадовался. Но Володя улыбнулся еще более недобро и спросил, откуда все-таки у духа мог взяться фаллос? А потом сел мимо табуретки, услужливо пододвинутой к нему Иваном Петровичем, и горько-горько заплакал.

Дети бежали к реке.

Она дубина, говорят они. Полная идиотка, говорят они. И если к следующей пятнице она опять не подготовит доклад «Критика первого закона термодинамики с точки зрения оккультизма», то пусть пеняет на себя. Только не надо изображать, что ее это не волнует. И пусть не надеется, что они шутят. И это в то время, говорят они. Когда весь народ, говорят они... говорят они... говорят они... говорят они... говорят они... Испытывает такие трудности! Уф! Аппаратуру проверять надо, Марк Иванович! И не по средам, а по понедельникам, Марк Иванович! Марк Иванович... Марк Иванович... Марк Иванович... такие трудности... весь народ... Марк Иванович... Вот что получается, когда аппаратуру проверяют по средам, а не. И ничего тут смешного нет. Абсолютно нет ничего смешного.