Женщина в снежно-белом плаще, с большим капюшоном, отделанным изящным кружевом, держа младенца на руках, вошла в двери храма, вырубленного в скале. Храм, был небольшим и очень светлым внутри. Неровные стены пещеры были молочно-бежевыми, а сквозь множество маленьких кривых окон в потолке, проникали солнечные лучи, заливая теплым светом, пол, выстланный розовым ониксом и скромное убранство храма. Посредине стоял алтарь — небольшая возвышенность из того же розового оникса, что и пол, выстланная живыми благоухающими цветами и уставленная чашами разных форм и размеров. Навстречу женщине вышли три служительницы храма.
— Здравствуй, Анна! — Радостно сказала первая, мать улыбнулась и протянула ей ребенка, та взяла младенца на руки.
— Сын! — Радостно сказала Анна, женщины одобрительно улыбнулись.
— Бог выберет ему самое лучшее имя! — Заверила вторая из служительниц.
— А мать вымолит великую судьбу! — Добавила третья.
— Счастливую судьбу… — Робко добавила мать.
Женщины, шелестя юбками, направились в глубину зала, они положили младенца в деревянную колыбель, стоящую у алтаря. Зажгли свечи в аромолампах, и воздух постепенно начал наполняться, легким цитрусовым ароматом. Мать удобно уселась подле колыбели, не сводя любящих глаз со своего малыша, который крепко спал.
— Ты подготовила оберег? — Спросила первая из служительниц, Анна сняла с шеи цепочку, на которой висел маленький рубиновый кулон. Его форма напоминала каплю, а цвет был точно таким же, как у глаз матери. Анна протянула оберег женщине, та положила его в колыбель. Все три служительницы разом опустились на пол, усевшись в полукруг, возле матери с колыбелью, взялись за руки и начали тихо шептать.
— Дай, ему имя! Имя ему… Nomen illis… * Дай, ему имя! Имя ему… Nomen illis… Дай, ему имя! Имя ему… Nomen illis…
— Cinis! * — Покричала одна из жриц, подняв лицо вверх и раскрыв глаза, вторая громко заявила. — Имя ему Ашэ!
— Пепел! — Едва слышно сорвалось с дрожащих губ матери, в ее рубиновых глазах застыл ужас, ребенок заплакал. Мать начала качать колыбель, а по ее щекам текли безмолвные слезы. Третья из служительниц поднялась, и, взяв одну из чаш с пола, опустилась над колыбелью, обмакнула указательный палец в вязкую жидкость и провела по лбу ребенка, оставляя красную полосу.
— Бог нарек тебя Ашэ! — Улыбнувшись, сказала она, ребенок перестал плакать. — Не бойся, Анна! — Обратилась она к матери, с той же ласковой улыбкой, и, проведя по ее щеке рукой, подняла ее лицо за подбородок вверх и заглянула ей в глаза. — Ашэ — хорошее имя! Ведь все не только обращается в пепел, но и рождается из него. А теперь попроси у Бога великой судьбы своему сыну! — Мягко сказала она, и служительницы быстро удалились, оставив мать и младенца одних. Анна взяла ребенка на руки, начала качать его и тихо запела:
«Ашэ, мой маленький Ашэ!
Пусть Бог внимет моей мольбе!
Ашэ, мой маленький Ашэ!
Пусть судьба будет добра к тебе!
Господь, даруй ему благость и справедливость, ум, верность и честь!
Щедрость, отзывчивость и силу,
Бережливость и бескорыстие,
Усердие и миролюбие!
Пусть сердце его будет справедливое, доброе, а рука твердая
И даруй ему жизнь словно мед!
Даруй ему жизнь словно мед!
Даруй ему жизнь словно мед!
Даруй ему жизнь словно мед!»
Словно заклинание снова и снова повторяла мать свою молитву, еще долго сидя у алтаря, качая свое дитя и крепко сжимая в руке оберег.