Хроники орка

Охота на ведьму. Часть 1

“Вера в Господа нашего держится на четырёх столбах, — всегда говорила бабушка Мерси. — Милосердие, молитва, прощение и смирение.”

ММПС, как запомнил малыш Илл. Но о таком сокращении он бабушке, конечно, не говорил.

“Будь добр, — говорила бабушка, — старайся не делать зла кому-то, не обижать понапрасну. Ни человека, ни скотину. Даже если и то, и другое вместе. Не мучай никого ради забавы. Не убивай животных, даже диких, ради развлечения. Сопереживай и сочувствуй попавшим в беду людям. Помогай по мере возможности. Это и есть Милосердие.”

Илл кивал, и бабушка продолжала: “Молитва — это обращение к Богу Милосердному. Прямой с ним разговор. Лучше в храме и в установленном порядке. Но можно шёпотом, где угодно и в какой угодно форме. Не ожидай услышать в ответ голос с неба, но ответ придёт в знаках и событиях. Может быть не сразу, но Господь услышит и поможет. Проси о важном. Не о деньгах и украшениях, а о снисхождении и помощи в опасности. Пусть даже это детский страх темноты. Так он услышит и поможет. И тебе станет легче. Молясь, ты вроде как не один против тьмы, а с защитником.”

“Прощение, — говорила она. — Если на зло отвечать злом, зло в мире только радуется и увеличивается. Оно, как снежный ком, всё больше и больше. Это питает извечного противника Бога Милосердного — его старшего брата, превратившегося в демона Мару. Прощай. Это тяжело, но это возможно. Часто, на это нужно больше мужества, чем на месть. Месть, которая так сушит сердце и душу. И никогда не приносит ожидаемого облегчения и удовлетворения. Илл, прощай хотя бы родных и друзей.”

Илл соглашался. Это же друзья, отчего их не простить? А родных и подавно. Да и родные не делают ему ничего плохого. Максиму, не дадут варенья, а на его капризы ответят крепким словцом да несильной затрещиной.

— А что такое “смирение”? — спрашивал он бабушку. — Сидеть и ничего не делать?

— Нет, — отвечала Мерси. — “Смирение” — это не значит бездействие. Это не малодушная слепая покорность судьбе. Но и самое трудное из всего, что я перечисляла. Ведь, мы не можем быть в ответе за всё, что происходит вокруг нас. От нас не зависит засуха или проливной дождь. Война или чума. Смирение потому и тяжкий труд, ведь это умение отличить то, что мы можем изменить, от того, что нет. А что мы изменить не можем, надо принять. Как Божий промысел. Как часть плана, который мы не можем постичь. И если что-то видится нам злым, то, возможно, со временем, мы поймём, что так и должно было быть. Ведь клинку, который куют в огне ударами молота, а потом опускают в воду, всё это кажется пыткой. Но на выходе мы имеем закалённое лезвие, способное сокрушить врага и не сломаться. Принять, что дОлжно, и есть смирение.”

Илл верил всему, что говорила бабушка, но лишь до того момента, когда тело его старшего брата Элдара не доставили на повозке в их замок, а вместе с ним въехали и его убийцы с сыном герцога во главе.

Всё началось с обычной баронской свары.

Соседями баронов из рода Айронмэнов, к которым принадлежала семья Илла, всегда был клан баронов Даков. На границе их владений лежало маленькое гнилое озеро. Фактически, лужа. Ничего примечательного, кроме мелких карасей и залетающих сюда уток. Которых Даки считали едва ли не своей собственностью. Ведь зеленоголовый селезень был изображён на их фамильном гербе.

Хотя имперский закон о пользовании речными ресурсами гласил примерно следующее: любой лендлорд может пользоваться и по праву считать своим ту прибрежную акваторию, по которой может ходить не захлебнувшись. Иными словами, доставая ногами дна. Тут всё твоё. Хочешь, лови рыбу, собирай раков и так далее. Но перегораживать фарватер — ни-ни. Теоретически, глубина — имперская территория. Там ходят купеческие ладьи. А ловить рыбу и птицу может, по сути, каждый. Но что делать, если пруд настолько мелкий, что его может пересечь не отрываясь от дна взрослый человек среднего роста?

До поры до времени озерцом пользовались оба баронских дома. Благо, пользоваться, особо, нечем. Но тут, однажды, брат Илла подстрелил из лука утку, стоя на своём Айронмэнском берегу. Утка упала в воду у самого берега баронов Даков. Элдар прошёл по дну по шею в воде до другого берега и поднял добычу. Теоретически, он в своём праве. Это заметил какой-то пизант из соседских и доложил своему барону. Тот явился под ворота замка Айронменов требовать сатисфакции. Самой утки ему уже было мало. Ведь нанесено оскорбление. Слово за слово. Дошло до ссоры. Оба дома решили углубиться в выяснение отношений. Обратились к графу, который был непосредственным сюзереном и Даков и Айронмэнов. Никакого графа между ними не было. Оба барона были “герцогскими”. Так бывает.

С юридической точки зрения, решить вопрос не представлялось возможным. На праздник весеннего равноденствия, в традиционный для этого день, кроме иных развлечений, в герцогском замке был назначен судебный поединок между Элдаром, бароном Айронменом, и его противником бароном Даком. Но до места поединка Элдар не доехал. Утыканное арбалетными болтами тело барона и сопровождающих его дружинников нашли люди герцога на дороге, неподалеку своего замка. По их заверениям, от напавших и след простыл. Они кляли многочисленные казачьи курени, которых слишком много стало кочевать последнее время.

Эти люди, в сопровождении одного из сыновей герцога и барона Дака с дружинниками и привезли тело Эладара на телеге, которая проехала в ворота под гербом с “пляшущим” человеком в полном доспехе. “Пляшущим” рыцаря называли потому, что он действительно был в какой-то странной позе. Рыцарь как будто бежал: одна нога поднята и согнута в колене под прямым углом, вторая также согнута, но уже за спиной, рука перед грудью согнута в локте под тем же углом и опущена вниз, другая за спиной, и поднята вверх. Таким образом, получалось, что все конечности смотрят в одну сторону по воображаемому кругу. Чтобы бежать, так не бегают. А значит, выходит, что танцуют.

Илл прекрасно знал, какой доспех стал прообразом этого герба. Он стоял на почётном месте в главном зале замка. Но не был железным. Он вообще был из какого-то непонятного и ни с чем не сравнимого материала. Гладкий, тёмно-зелёного цвета, не холодный, как сталь, а будто отзывающийся теплом на прикосновение. При этом Илл знал, что он необычайно прочный. Даже удар боевого топора не оставлял на нём следа. А ещё у доспеха было необычайное забрало. Будто чёрное и полупрозрачное, но не из стекла, это точно. Оно было таким же прочным, как и всё остальное. И при всём при этом, доспех был абсолютно бесполезным.

Да, его можно было надеть. Вернее, влезть в него. Он открывался со спины, как прикрытый панцирем хвост варёного рака разламывается за трапезой на две части. А затем, замыкался. Покрыв таким образом своей скорлупой залезшего в себя человека. Доспех, не хвост рака, разумеется.

Но, что дальше? Дальше доспех оказывался значительно тяжелее, чем даже полный доспех рыцаря, покрывающий всё тело железными пластинами. Человек в нём едва двигался, с усилием переставляя руки и с трудом поднимая ноги. Или наоборот.

Да, по преданию, родоначальник баронского рода Айронменов знал, как им управлять. На стенах главного зала висели многочисленные гобелены, где с помощью не совсем понятного алфавита были написаны какие-то заклинания. Если верить картинкам, доспех не только обладал огромной силой сам по себе, но и позволял приводить в действие какое-то магическое оружие. Всех баронов Айронменов с детства учили этим волшебным словам. Но на доспехи они не производили никакого впечатления. Наверно, дело было в произношении.

Илл, конечно, помнил все эти заклинания наизусть. И сам готовился вот-вот примерить доспех на себя. Если бы, конечно, разрешил старший брат. Его усердие в учёбе было обусловлено не только семейной традицией. С детства слабый и больной, Илл мечтал, что доспех исправит его недостатки. Илл с трудом переставлял худые и слишком косолапые ноги, он то и дело совершал какие-то конвульсивные движения. А лицо передёргивала мешающая чётко говорить гримаса.

Всей этой непростой, но полной надежд жизни положила конец безвременная смерть Элдара.

Бабушка Илла Мерси встретила процессию с телом своего внука, как подобает баронессе. По её бледному и окаменевшему от горя лицу не скатилось ни одной слезинки. Она приняла небольшого толстенького человечка с гордо выпяченным вперёд животиком и надменно приподнятым плоским носом под вогнутой переносицей и суконным колпаком зелёного цвета, фамильной одежде баронов Даков, как гостя. Барона звали Мак. Полное имя — барон Мак Дак.

Она приняла маркиза, одетого в легкий доспех из черной кожи поверх дорогой туники красного шёлка, гордо восседающего на своём черном коне и смотрящего на всех из-под от природы опущенных век своим хитрым хищным взглядом. Всё дело в том, что герцоги Хорсы — потомки армии истерлингов, когда-то пришедшей на эти земли с мечом. Но осевшие, покорившиеся Империи и ставшие законными феодалами. Все они когда-то смотрели на мир сквозь узкие прорези раскосых глаз на слегка вытянутых лицах. За молодым маркизом несли красно-чёрное знамя с гербом в виде вставшего на дыбы вороного жеребца. Похожего на того, на котором восседал сам маркиз. Мерси приняла сына своего сеньора, как дорого гостя. Таков был писаный закон и неписаные правила приличий.

Благородные господа выразили своё бесконечное сочувствие и надежду, что споры останутся в прошлом. Мерси пригласила их справить поминки в замке баронов Айронменов, хотя её худые пальцы до боли впивались в деревянные перила лестницы.

И благородные господа остались. Таков был обычай и правила приличия. Они справили поминки. Потом остались на следующий день. И на следующий. Гостили неделю. Потом месяц. И ещё месяц. Опустошили все запасы. Перепортили всех служанок. Барон и маркиз жили в замке баронов Айронменов, как у себя дома. Даже когда один из них, или даже оба, ненадолго отлучались на охоту или по какому другому делу, большинство их дружинников оставались в замке.

— Надо прощать своих врагов, — как бы сама себе твердила Мерси, укладывая Илла спать.

— Надо молиться, — говорила она. — И Бог Милосердный услышит твои молитвы. Он просто не может сделать всё мгновенно. Ведь у него так много просителей, и он одинаково любит и послушных детей своих, и злых и капризных. Ведь все мы его дети.

— Мы будем гостеприимными хозяевами столько, сколько нужно, — настаивала Мерси. — Таковы правила. И пусть никто не скажет, что Айронвуды не уважают своих соседей и не чтят своих сюзеренов.

После смерти брата в замке стало значительно многолюднее и шумнее. Но однажды Илл не вытерпел и улучил возможность остаться с бабушкой наедине так, что рядом не было даже служанок. Правда, для этого парню пришлось пробраться в комнату, где Мерси, сидя на деревянном ведре, справляла свою нужду.

— Бабушка, почему мы не можем просто выгнать этих гостей? — спросил он.

— Потому, что они только этого и ждут, — ответила она. — Неужели ты этого не понимаешь, дурачок? Если мы нарушим традиции гостеприимства, нас обвинят в неуважении герцога. И это будет поводом лишить нас права на феод. Нет, им не нужны наши луга и леса. Герцог и его сын наверняка хотят прибрать к рукам соляные копи. Это главная наша ценность. Что делает нас едва ли не богаче самого герцога. Мы сохраняли мир, задабривая его подарками и платой больше положенного. Но чем больше кормишь зверя, тем ему больше надо. Теперь я понимаю, что мы только усиливали нашего врага. А маркиз Вессель не старший сын герцога. На наследство он не рассчитывает. Вот и хочет стать новым бароном этих мест.

— Но это же несправедливо! Мы пойдем на суд!

— На чей? — перебила Мерси. — На суд герцога? Ведь и мы и бароны Даки его вассалы. Как думаешь, на чьей он будет стороне?

— А Император?! — не сдавался молодой барон.

— Император и его префекты далеко. Пока дойдёт наша очередь, с нами случится то же, что и с твоим братом, — возразила баронесса.

— Я понимаю, что наших собственных дворян слишком мало, чтобы выступить против герцога и даков. Но давай призовём наёмников из Железного Города.

— Нам некого отправить с посланием, да ещё и с задатком. Мы все под присмотром, — ответила Мерси. — Ты не понимаешь? Думаешь я не хочу вогнать пики в их проклятые сердца. Но сейчас нам остаётся только терпеливо ждать. Это наш единственный шанс.

— Если делать одно и то же, то вряд ли стоит ожидать изменений, — коверкая слова ответил Илл и выскользнул из комнаты.

Он спустился на первый этаж замка, туда, где в одной из комнат уже не стоял, а валялся их родовой доспех. Он лежал на полу, прислонившись боком с стене, и был похож на перепившего гуляку, обмякшего там, где застало его внезапное бессилие. Многие из гостей под ободряющие крики товарищей пытались надеть его на себя. Но с тем же успехом, что и Элдар.

Илл подошёл к доспеху со спины и заглянул в открытые внутренности. Тут пахло мочой. Вероятно, кто-то из соседских дружинников обмочился прямо в нём. А может и специально нагадил внутрь. Тем не менее, Илл протиснулся в панцирь. “Пауэрон!” — каждый Айронмен знал слово, которое, по преданиям и по инструкциям гобеленов, должно запустить волшебный механизм. Но, как мы знаем, ни у кого не получалось. Не много надежды было и у калеки-подростка.

— Пауэр он, — сказал он запнувшись.

То ли от волнения, то ли потому что всегда так коряво произносил слова из-за врождённой болезни.

И тут произошло чудо! Створки брони мягко захлопнулись на его спине. Что-то зажужжало и, вопреки ожиданиям, Иллу стало легче дышать. Потянуло свежим воздухом. Куда-то исчез запах мочи.

— Армор из реади! — услышал он приятный женский голос. — Но веапон. Лоу баттери.

Прямо перед его глазами, там, где было полупрозрачное забрало, зажглись непонятные оранжевые и зелёные руны. Но видно было прекрасно. Забрало стало прозрачнее, а надписи не мешали обзору.

Илл попробовал пошевелить рукой. Получилось. Он встал и прошёлся по комнате. Двигаться было на удивление легко. Доспех не только не был тяжёлым, но будто сам двигался, подчиняясь малейшему импульсу молодого барона. Куда-то исчезла его хромота и неуверенность движений.

В этот момент в другом конце комнаты появился незнакомый Иллу дружинник. Их замок за последнее время вообще превратился в проходной двор. Сюда мог прийти любой и, польстив Мак Даку или Весселю, воспользоваться гостеприимством его родного дома. Этот вошедший был довольно сильно пьян. Он не обратил никакого внимания на застывший в углу тёмно-зелёный доспех. Дружинник развернулся к стене и начал развязывать кушак на поясе с явной целью помочиться прямо здесь, не выходя в отхожее место во дворе.

Когда дружинник уже приступил к своему нечистому делу, Илл в своём доспехе быстро подошёл к нему, просунул руки ничего не успевшему сделать человеку под мышки, сложил ладони у него на затылке, а затем резко пригнул его голову к его же паху.

“На! — зло выдохнул юноша. — Прибери за собой сам!”

Позвоночник дружинника хрустнул. Струя успела обмочить его рот и лицо. Тело воина дёрнулось в конвульсиях и обмякло. Илл отбросил его к противоположной стене, как тряпичную куклу.

— Эй, что здесь происходит?! — услышал он голос у себя за спиной.

Ещё один дружинник, судя по ярко зелёным цветам туники, подчинённый барона Дака, появился в комнате, видимо, в поисках своего товарища. На этот раз на эффект неожиданности рассчитывать не приходилось. Дружинник уже тащил из ножен меч. Наступающий на Илла силуэт был подсвечен жёлтым цветом на внутренней стороне забрала.

“Пассибл денжер,” — сообщила в его ухо девушка всё ещё приятным, но уже немного строгим тоном.

Замах, и по косой траектории лезвие обрушилось на Илла. Тот подставил левую руку. Удар прешёлся по бронированному предплечью и не причинил ему никакого вреда. Меч просто отскочил. Предварительно немного скрутившись, Илл резко выпрямился и нанёс удар предплечьем другой руки прямо в левое ухо противника. Опять хрустнул позвоночник. Тело ещё одного дружинника отлетело к ещё одной стене и заняло там своё место с неестественно наклонённой вбок головой.

Вначале, Илл подумал было прихватить валяющийся тут же меч, который был уже не нужен своему хозяину. Или может взять что-то висящее на стене из своего родового арсенала? Но затем перевёл взгляд на расположенный за скрещенными алебардами гобелен с информацией о родовом доспехе.

— Блейдс! — скомандовал Илл.

И из предплечий на обеих его руках выскочили два лезвия почти в локоть длинной. Посмотрев на свои руки, Илл шагнул в сторону главного зала замка, туда, откуда были слышны хохот и человеческие голоса. Среди которых явственно выделялся крякающий смех Мак Дака, который ранее неоднократно смеялся над хилым калекой.

Когда бабушка Мерси, в конце концов, закончила своё нелёгкое дело на бочонке, то, предчувствуя неладное, двинулась вниз, туда, куда пошёл её внук. Она увидела, как Илл влез в доспех и сумел его включить. Мерси не стала ждать, что будет дальше. Она вышла во двор и кликнула служанок. Что-то было в её голосе такое, что распоясавшиеся за последнее время девушки мигом поняли: сейчас с хозяйкой шутки плохи.

— Заприте дверь из большого зала во двор! — скомандовала она. — Снаружи. Подкатите бочки. Живо! Ту дверь тоже! За работу!

Прислуга выполнила всё безоговорочно. А уже через минуту из здания раздались крики. Кто-то кричал от ужаса, кто-то от боли, кто-то от ярости. Был слышен звон оружия и гулкие удары. Тело одного из дружинников выбило ставни окна, расположенного высоко над землёй, и с глухим стуком ударилось о землю. Он не двигался. А земля под ним окрасилась в красный цвет.

В этот момент открылись ставни другого окна, и в его проёме показалось чьё-то пухленькое тело. Но оно не вылетело наружу. Наоборот. Человек свесился с подоконника и пытался спустится вниз по стене замка. Но соскользнул и тоже ударился о землю. Правда, он был жив. Начал стонать и двигаться, стараясь отползти в сторону.

Присмотревшись, Мерси узнала зелёный колпак соседского барона. Женщина молча протянула руку в сторону. И кто-то услужливо вложил в неё какую-то палку. Присмотревшись, Мерси поняла, что это обычный крестьянский цеп. Ну что ж, так даже лучше. И, широко размахнувшись, она ударила прикованным цепью к палке бойком по голове барона. Ещё и ещё.

— И что теперь? — раздался голос за спиной Илла.

Молодой человек обернулся. Он стоял посреди зала устланного обломками мебели и расчленёнными телами. В живых не осталось никого. Все, кто хотел бежать, не смогли открыть двери и были настигнуты молодым бароном. Сопротивление не принесло результата. Доспех был неуязвим для копий, мечей, топоров и арбалетных болтов. Темные пятна крови были плохо заметны на его не пострадавшей поверхности. Кроме того, никто не мог сравниться с его силой.

Итак, Илл обернулся. В одной руке он всё ещё держал за черные волнистые волосы голову маркиза Весселя. Черный платок, которым сын герцога покрывал свою голову завязывая его узлом на затылке, оставляя часть полотна, чтобы прикрыть шею, валялся где-то на полу. Теперь, на мёртвом лице, узкие глаза маркиза казались больше. Вроде как маркиз был глубоко удивлён собственной смертью.

Илл увидел человека в чёрном капюшоне, который скрывался всё это время в тени, за углом огромного камина. Возможно, он уже видел его среди гостей. Но точно не был в этом уверен. Этот персонаж не стремился выделяться. А их дом действительно стал проходным двором. Свою жажду крови Илл уже удовлетворил. Человек в капюшоне не пытался броситься на него с оружием. Поэтому молодой барон позволил себе вступить в диалог.

— Ты кто такой? — услышал человек в капюшоне странно искажённый голос из-под тёмного снаружи забрала.

— Барон, вы убили всех своих гостей, — не ответил на вопрос человек. — Я разделяю ваше праведное чувство гнева. Но что скажет герцог, ваш сюзерен? Без проблем не обойдётся. Или вы всё время будете ходить в своём, несомненно, великолепном доспехе?

Илл развёл украшенные металлическими лезвиями руками, как бы спрашивая: “И?”

— Я знаю, как устроить так, чтобы избежать возможных проблем, — донеслось из-под капюшона. — Думаю, мы сможем помочь друг другу…

Впервые я осознала себя, когда уже летела над морем. Нет, я, конечно, существовала давно. Но только отлетев достаточно далеко, я потеряла связь с Королевой и обрела индивидуальность. Человеку сложно понять это ощущение. Представьте, что вы родились уже взрослым. С определёнными навыками. Даже довольно большими, непонятно откуда полученными знаниями об окружающем мире. Или нет, не так. Представьте, что вы проснулись. А вся жизнь до этого момента была неясным сном.

Дело в том, что пока я жила в Рое, я не была отдельным существом. Хотя никакой внешней, биологической пуповины, которая связывала бы меня с остальными, не знаю как сказать… членами… у меня не было. Вернее, этой пуповиной был “голос” Королевы. Ментальный сигнал, которым она связывает Рой в единое целое. Каждый из нас — это как клеточка одного большого организма, состоящего из множества самых разных отдельных особей. Мы выполняем приказы — свои функции. А Королева думает за всех. Хотя, часть её сознания и памяти находится и в каждом из нас. Я же говорю — это сложно объяснить. Рой — это единое целое.

Мы жили в рукотворной… нет, не рукотворной, а жвалотворной… или клеще… в общем, в улье. Он огромный, как гора. И состоит из склеенных с помощью липкой слюны особей-строителей кусков горной породы. А также из многочисленных проходов и нор разного диаметра. Плюс, конечно, многочисленные подземные галереи.

Королева не только управляет, но и откладывает личинки, из которых вылупляются воины, строители, крылатые разведчики всех размеров и форм. Королева может, по-своему усмотрению, создать совершенно новый вид слуги, руководствуясь конкретной насущной необходимостью. Как из конструктора. Так, в нашем Рое были те, кто похож на известную людям стрекозу, муравья, пчелу или богомола. Причём, последний размером с лошадь, а условные муравьи достигают размера средней собаки. И, что интересно, все они — мужчины. Получить доступ к телу Королевы — великая честь. Этой привилегии достойны только лучшие. Голос Королевы, при обычных обстоятельствах “слышен” примерно на расстоянии дня человеческого пути. Может чуть меньше. И постепенно ослабевает. Если не ретранслируется с помощью других особей, а особенно её дочек: принцесс.

И вот тут самое интересное. Принцессы — тоже девочки. И рождаются они редко. Но только они могут “проснуться” и получить своё собственное сознание. Обычно для того, чтобы быть изгнанной из Роя, занять новое место и создать свой новый Рой. Именно поэтому меня и отправили за море.

Теперь я — личность. Это волнительно, одиноко и страшно. Подо мной бесконечное море, по волнистой поверхности которого скользит моя продолговатая тень. За спиной я слышу стрекот прозрачных крыльев. Несколько пар конечностей прижаты к брюшку. По человеческим меркам, я что-то вроде гигантского насекомого. Но это упрощение. А каждое упрощение — ложь. Я — нечто большее. Не только по размеру. Нечто более сложное. Дело не только в дыхательной системе, что гораздо ближе даже не к человеческой, а к птичьей. Без поступления кислорода в кровь я не смогла бы вырасти до своих размеров. Именно отсутствие нормальной дыхательной системы не позволяет обычным насекомым вырасти до размеров млекопитающих. А ещё, я могу менять свою внешность, мимикрируя под окружающие виды. Вот прилечу и на месте разберусь что к чему.

Берега я достигла на последнем дыхании. Честно говоря, ещё чуть-чуть, и я бы без сил рухнула в воду. Нужно было срочно подкрепиться. Осматриваться и осторожничать не было времени. Я нашла какое-то конусообразное строение на берегу моря, чем-то напоминающее мой старый дом, только со слишком прямыми стенами и прямоугольными проходами. Дикость какая-то! Хорошо, что эта башня была явно заброшена и полуразрушена. Это придавало ей более уютный, с моей точки зрения, вид.

На мой первый взгляд, самым многочисленным видом местной фауны, кроме, разумеется моих дальних родственников, были двуногие твари. Я поймала одну из них в железной скорлупе. Она, наверно, считала себя защищённой. Но какой же она была неуклюжей и слабой. По сравнению со мной. Я просто впрыснула свой пищеварительный сок между её защитных пластин. А потом подвесила с помощью паутины вниз головой в своём убежище. То, железное, что я вначале приняла за такой же экзоскелет, как и у меня, сыграло хорошую службу. Для меня. Оно сохранило тело, превратившееся в питательную кашицу, которую я с удовольствием высосала через несколько часов. Позже оказалось, что это не экзоскелет, а доспех. И что большинство безволосых обезьян, о существовании которых помнила моя королева-мать (а значит и я) ходят без них. Но и нападать на этот вид опасно. Это может привлечь нежелательное внимание. Поэтому, окуклившись на время, чтобы принять новую форму, я продолжила своё путешествие в поисках безопасного места для своего собственного Роя.

А какую новою форму я приняла? Правильно — очень похожую на того самого рыцаря. Это легче в реализации, чем воспроизвести полноценное человеческое лицо. Разве что руки и ноги у меня тоньше, голова-шлем как бы сплюснута по бокам. Крылья превратились во что-то похожее на плащ. Лишние, с точки зрения обезьяны, конечности незаметно сложились на животе и спине.

Всё это я обнаружила, когда вспорола оболочку полупрозрачного кокона режущей поверхностью своего предплечья. Кто-то, при желании, мог бы принять его за хрустальный гроб спящей красавицы.

Через несколько дней полёта я изменила первоначальное мнение о доминирующей фауне: двуногие действительно были многочисленны, но конкуренцию им составлял различный выпасаемый ими же четвероногий скот. Что касается одетых в броню обезьян, то это, скорее, редкость. То, что я встретила одного из них на обычной дороге — случайность. Наверно, он странствовал в поисках приключений. Ну что ж, мечты сбываются!

Я решила оставить двуногих в покое и переквалифицироваться на многочисленных коз, овец и коров. Не так опасно. Их смерти можно списать на естественных хищников. Другое дело, если начнут исчезать люди. Пока не стоит показывать местной верхушке пищевой цепи, что ситуация изменилась.

Моё новое жильё было не похоже на башню. Наоборот! На широком горном плато я обнаружила провал, ведущий в огромную пещеру внутри горы. Похоже, о её существовании знали только хищные звери. В то же время, ровную поверхность самого плато использовали в качестве пастбища. Очень удобно. Я развернула бурную деятельность, отлавливая медлительную скотину, подвешивая её на паутине в своём убежище и превращая в разбухшие мешки с питательной жидкостью. Спустя короткое время, я уже отложила первую кладку. Так у меня появились помощники. Например, кто-то вроде гигантских комаров, которые могли собирать кровь, даже не убивая бедных овечек. Ведь мне нужно готовиться к зимовке.

Но, к сожалению, эта идиллия продолжалась недолго. Обеспокоенные бесследным исчезновением домашнего скота люди организовали поисковые команды, принявшиеся прочёсывать окрестности. Один из поисковиков обнаружил вход в мою пещеру. Наверно, почувствовал запах переваривающейся в моей паутине пищи. Я старалась избежать жертв, насколько могла. Но что мне оставалось делать? Когда он полез в мой дом, я, притаившись на потолке пещеры, мигом отправила его к остальной добыче. У меня была маленькая надежда, что он один такой удачливый. Но я ошиблась.

Оказывается, у каждого человека был свой сектор поиска. И когда один из них исчез, людям стало понятно, на каком секторе сосредоточить внимание. Они пришли с оружием в руках. Расправиться с ними мне помогли мои воины-скорпионы.

Но и это ещё не конец. Через своих шпионов, а моему “голосу” подвластны и обычные насекомые (я могу не только управлять ими, но и видеть их глазами и слышать их волосками) я узнала, что люди готовят новый удар. Оказывается, эти земли принадлежали местному лендлорду из рода Мантикор. На его гербе красовался тигр с человеческой головой и хвостом скорпиона. Можно сказать, дальний родственник. В поход против меня отправился его сын. Он взял очень тонкий и, кажущийся хрупким, меч, лезвие которого покрывал неравномерный пятнисто-полосатый узор. Надел лёгкую броню из этого же, как я поняла, почти волшебного, одновременно гибкого и прочного металла. Сверху набросил тигровую шкуру.

Шкуру витязь сбросил перед входом в мою пещеру. А затем опрокинул в себя несколько маленьких бутылочек с непонятным наполнением. Что это за эликсиры, я догадалась только когда он вошёл внутрь. Он стал необычайно гибким, как для человека, что позволяло ему отлично двигаться среди камней и сталактитов, пролазить в любую щель. Он стал видеть в темноте не хуже меня, а в скорости движений даже превосходить.

Я ударила всеми имеющимися на тот момент силами. В ход пошли не только гигантские комары и скорпионы, но и рабочие муравьи, чьи челюсти вполне могли оттяпать человеку ногу. Но не тут-то было! Оказалось, что человек прекрасно владел своим странным лезвием. Скорпионы были поражены в сочленения хитиновой брони, их жала и клещи отсечены, пока человек уклонялся от их ударов. Комары проткнуты на лету. А муравьи пригвождены к земле. Те их удары или укусы, которые попали в цель, отразила узорчатая броня.

Я уже думала, что мне придётся выйти и биться самой, чтобы пасть или отомстить за свой молодой Рой. Но тут в голову пришла спасительная идея. Я бросила клич, и на мой зов явились пчёлы и осы. Да, да, самые обыкновенные пчёлы и осы. Но их было много. Действительно много. Они жалили витязя в мельчайшие щели между идеально подогнанными кольцами кольчуги. Проникали везде. Как хорошо он ни владел своей шпагой, скольких насекомых не сбил на лету, всех не перехватишь. Он умер в страшных муках от боли и жара. Но я поняла, что пора искать новое место. Где-то предвидя, что события обернуться таким образом, я заранее отложила личинки, которые собрались в визуальное приемлемое для человеческого глаза средство передвижения. Немного подождав, пока оно вылупилось, я отправилась в путь.

Все неприятности в любом путешествии начинаются со слов: “А давайте тут срежем!”. Это в полной мере мог бы подтвердить орк с человеческим именем Сэм и орочьим Тург. Высокая широкоплечая фигура, скрытая грубым бесформенным плащом, из-под которого торчали руки с бледно-зелёной кожей, пробиралась сквозь густую лесную чащу. За плечами орка виднелся колчан и огромный лук из рога какого-то неизвестного животного, а также рукоять ятагана. Его длинные чёрные волосы спадали на лицо и плечи. Из-за этой завесы поблескивали выпирающие из нижней челюсти клыки и жёлтые звериные глаза. А по бокам головы виднелись кончики острых ушей.

Но Сэм не легкомысленный путешественник, ищущий ненужных приключений. Срезать дорогу ему приходится не от хорошей жизни. Если двигаться по тракту в открытую, не оберёшься неприятностей. Вряд ли люди пожалуют орка. Он вынужден был скрываться. Ночью же двигаться по дороге небезопасно. Да и вопреки стереотипу, орку тоже нужно спать.

Но не только неприятности ожидают тебя на кратчайшем пути. Именно там, в стороне от дороги, скрыто всё самое интересное. Ведь всё живое избегает людей.

В кустах ты можешь наткнуться на гнездо птицы. Вот нора какого-то зверя. Вот следы оленя и кабана. С трудом бредущий сквозь подлесок орк даже увидел странное существо, похожее на человека, но с рогами и копытами барана. А также с длинным и гибким хвостом, оканчивающимся пушистой кисточкой. Существо это сидело на толстой ветке в кроне дерева и, вроде бы, готовилось сыграть что-то на тростниковой дудке, когда столкнулось взглядом с орком и удивилось не меньше последнего. Через секунду его и след простыл. А через минуту Сэм и сам не был уверен, что ему это не померещилось.

Под широкой кроной огромных дубов идти стало немного легче. Уже не нужно было ежесекундно смахивать с лица неуловимую паутину. Тург настолько расслабился, что сам не заметил, как чуть не столкнулся нос к носу с огромным зверем. Несмотря на свои размеры, тот двигался по лесу на удивление бесшумно. Как-то плавно раздвигая ветки и мягко ступая широкими плоскими лапами. Хотя, видимо за какое-то время до появления орка, животное это не вело себя так спокойно. Сэм увидел, что почва между деревьями будто вспахана. Видимо огромным же рогом, который украшал нос. В дополнение к картине: спина зверя была изогнута горой, а тело покрыто длинной бурой шерстью.

Увидеть орка для зверя тоже стало сюрпризом. Какую-то секунду Сэм видел, как в выпуклых миндалевидных глазах существа крутилось: “бей или беги”. Зверь выбрал первое. Наклонив голову и выставив вперёд острый, не только на кончике, но и по углам ромбовидного сечения, рог, он с утробным мычанием бросился на орка.

Сэм думал, что от зверя будет легко увернуться и спрятаться за толстым стволом какого-то дуба, опасаясь только прямого попадания острия. И, действительно, орк легко отскочил с его пути. Но тот мотнул головой, и рог, будто меч или сабля, срезал лоскут коры совсем недалеко от плеча Сэма. Пробежав чуть вперёд, зверь остановился, довольно ловко развернулся и уже неторопливо потрусил к дереву, за которым прятался орк. Это выглядело устрашающе.

Когда зелёнокожий бросился к другому дереву, тварь ускорилась, и орк опять едва успел укрыться за очередным стволом. Ему повезло, что дуб был старым, как и многие здесь, и чтобы его обхватить нужно было по меньшей мере две пары человеческих рук.

Сэм решил изменить тактику. Петляя, бросился между стволов в поисках достаточно толстой ветки, на которую он мог бы запрыгнуть. Скоро такая нашлась. Бегал орк не очень хорошо, но за счёт длинных мускулистых рук, ловко подтянулся и оказался на прочной перекладине. Здесь он думал переждать пока зверь не успокоится и не уйдёт по своим делам. Но мощный удар в ствол дал ему понять, что эта скотина может завалить даже такой дуб. Ну что ж, тварь сама напросилась.

Сэм не мог мгновенно натянуть убийственно сильный лук. Ведь тот транспортировался со спущенной тетивой. Орудовать вблизи с таким рогом-ятаганом что-то не хотелось. Цепляясь руками и помогая себе кривыми короткими ногами, орк взбирался всё выше и выше, пока рогатый разгонялся для очередного удара. “Бах!”. Сэм едва удержался, уцепившись за кору, в том числе своими звериными когтями. Потом он перепрыгнул на соседнее дерево, и там, пока животное на земле крутило головой и отходило для очередного разгона, у него было время, чтобы согнуть лук и натянуть на него тетиву.

Теперь быстро, но спокойно орк наложил стрелу, и, по-особому, с помощью большого пальца, слегка натянул тетиву, готовясь к выстрелу. “Ба-бах!”. Зверь остановился, упёршись в ствол очередной раз. В этот момент, с силой натянув тетиву, Сэм выпустил стрелу, метя животному в карий глаз. Орк был почти уверен в попадании, но что-то молнией сверкнуло в воздухе, и, о чудо, его стрела изменила направление и, расщеплённая упала в траву в стороне от цели. Кто-то был настолько меток, что сбил её своей стрелой прямо в полёте.

“Хальт!” — раздался окрик из чащи.

Рогатый зверь замер, как выдрессированная собака.

“Зу мир!” — ещё один крик.

Зверь бесшумно развернулся и, неожиданно грациозно для такой туши, неспешно потрусил в сторону подлеска, из которого вышла хрупкая девушка с длинными рыжими волосами. В руках она держала изящный изогнутый в нескольких местах лук, размером едва ли не с саму себя.

Зверь подошёл к ней и склонил голову на её грудь. Она погладила его по свисающей над глазами чёлке, будто такого себе пони. Почесала ему за свёрнутым в трубочку ухом. И он, успокоившись, как ни в чём не бывало, принялся пастись на своём месте. Тогда девушка наконец обратила внимание на орка. Она подняла голову вверх и, приложив руку к лицу козырьком, посмотрела на зависшего на ветке Сэма.

— Эй! — крикнула она. — Слезай, кто бы ты ни был. Ты в безопасности.

Тург, отчего-то поверил. Тем более, что девушка не выглядела опасной, а от зверя он уже один раз увернулся. Увернётся и ещё, если будет необходимость.

Орк слез с дерева и сделал несколько шагов в сторону девушки, по-прежнему сжимая лук в левой руке. Рыжеволосая сделал несколько шагов ему навстречу. Оказалось, что её волосы схвачены на лбу широкой полоской кожи. Кроме всего прочего, на ней была накидка из грубой ткани зелёного цвета.

— Ого! — с показным удивлением воскликнула она подойдя ближе. — Целый зелёный орк в этом лесу! Никогда такого не было, и вот опять. Шутка. Что ты тут делаешь?

— Путешествую, — пожал плечами Сэм.

— А если серьёзно?

Сэм промолчал.

— Понимаю, — согласилась девушка, — нечего рассказывать о себе первому встречному. А если так?

С этими словами девушка подняла правой рукой рыжую прядь, и Сэм увидел такое же острое, как у себя, ухо.

— Ты… эльф? — с удивлением спросил он.

То, что девушка не орк, было понятно по рыжим веснушкам и изящным чертам лица.

— Ага, — согласилась она. — Эльфийка. Или эльфа. Как хочешь. Главное, как видишь, я не человек. Теперь ты знаешь мою “тайну”. Так что можешь быть со мной откровенен. Я тебе не враг. А среди людей, которые угрожают нам обоим, вряд ли сойду за своего.

— Но разве эльфы не враги орков?

— Зависит от обстоятельств, — засмеялась она. — Сейчас не до этого.

— Кстати, меня зовут Джинджер, — представилась она. — А тебя?

— Сэм, — орк назвал своё человеческое имя.

— А ха-ха! — засмеялась эльфийка. — Серьёзно? Тебя так мама с папой назвали?

— Да. Только приёмные. Они были людьми. И ещё дали орочье имя. Тург.

— Понятно. Извини, — слегка смутилась она. — Я читала об одном Сэме. Он был богом, волшебником, святым, шарлатаном и мессией. Но это было совсем в другом мире. Что случилось с твоими родителями?

— Они погибли.

— Ясно, — сказала она. — Так что ты делаешь в моём лесу?

— А это что за зверь? Твой? — Сэм тоже решил задать вопросы.

— Ага, — она немного обернулась и посмотрела зелёными глазами на рогатую тварь. — Это единорог.

— Единорог?! — удивился орк. — Такой…

Он не смог подобрать слова.

— Грубый? Мощный? Огромный? — помогла Джинджер. — А ты думал, единороги — это лошадки, которые какают радугой? Нет. Это вот такие брутальные ребята. К сожалению, он тоже в опасности. Его приходится прятать, сам знаешь от кого. Так что ты делаешь тут в лесу?

— Я тоже прячусь, — ответил Сэм. — Не хочу попадаться людям на глаза. А вообще я путешествую в поисках своих. Ты не видела орков вроде меня?

— Давненько не встречала, — Джинджер склонила голову на бок. — Понимаю. Людям на глаза лучше не попадаться. Но шастать по непроходимой чаще, где можно встретить неприятности, едва ли не хуже, не лучший выход.

— А что делать? — пожал широкими плечами орк.

— Думаю, я смогу тебе кое-чем помочь, — придав голосу загадочности, сказала Джинджер.

Небольшая тележка, запряжённая спокойным работящим мулом неспешно двигалась по окружённой лесом дороге. Но не в сторону города под названием Фарос, как многие другие. А в противоположную сторону. Человек, который правил телегой, был одет в длинный чёрный балахон, почти до пят и покрывающий руки до самых кистей. Голову его скрывал чёрный капюшон. А кисти, держащие поводья, были скрыты чёрными перчатками. Телега спокойно катилась, пока не свернула с мощёной камнем дороги на одну из многочисленных грунтовых троп, которые, как ручьи в реку, вливались в основной путь. Единственное отличие этой тропы от других было в том, что поворот на неё был скрыт чуть более толстым, чем остальные, дубом.

Здесь возница натянул поводья, телега остановилась, и человек оглянулся на основную дорогу, чтобы удостовериться в том, что случайные путешественники не увидят его тут. Видимо, оставшись довольным, он повернулся к чаще и три раза громко свистнул. Спустя несколько мгновений ветки раздвинулись, и на тропу вышел орк Сэм.

— Меня прислала Джинджер, — отрекомендовался человек на повозке, — я — Зак.

Сэм кивнул.

— Джинджер сказала, что ты поможешь мне спрятаться, — перешёл орк к делу.

— Не спрятаться, а мимикрировать, если хочешь, — парировал Зак.

— Нет, спасибо, я не голоден, — покачал головой Сэм.

— Я имею в виду: замаскироваться, — с улыбкой поправился горбоносый и смуглый Зак. — Ведь ты хочешь путешествовать, чтобы найти своих, как сказала Джинджер.

Сэм никак не ответил, показывая, что не намерен обсуждать свои планы с первым встречным.

Зак соскочил с облучка на землю и принялся отвязывать холщовую ткань, скрывающую груз.

— Если хочешь знать моё мнение, — приговаривал он, — искать своих совершенно бессмысленно. Нет в мире никаких своих. Это наивно думать, что будешь чувствовать себя среди орков лучше, чем среди людей. Все одинаковые. Надо приспосабливаться там, где ты есть.

— Хорошо говорить, когда ты человек, — отмахнулся орк.

— Я?! Человек?! — Зак засмеялся. — Вот видишь, раз ты поверил, значит работает!

Сэм с удивлением посмотрел на Зака.

— Я не человек, — продолжил тот. — Я — гоблин.

Сэм поднял брови и, даже, приоткрыл украшенную торчащими над верхней губой клыками пасть.

— Я — мимикрирую, маскируюсь, приспосабливаюсь, — сказал Зак.

Он сбросил капюшон с головы, и Сэм увидел острые, как у самого себя и у Джинджер, уши.

— Крючковатый нос и тёмная кожа, — продолжил Зак, — ну что ж, такое бывает и у людей. Глаза с вертикальным зрачком. Надо поглубже надвинуть капюшон. Также скрываю и уши.

— Понимаю, — кивнул Сэм. — Перчатки скрывают когти на пальцах. А что если кто-то снимет перчатку?

Зак молча стянул перчатку с правой руки, оставшись в одной левой. Сэм увидел, что крайние фаланги всех пяти пальцев отсутствуют.

— А клыки?

— А клыки я вырвал, — гоблин улыбнулся, демонстрируя крупные прорехи между передними зубами.

— Ага, — скривился орк. — Молодец. Хорошо приспособился. И что, никто не знает, что ты гоблин, а не человек?

— Все в городе знают, — ответил Зак. — Просто нужно не выделяться. Делаешь, как все. Выглядишь, примерно, как все. Значит ты свой. Ну, почти.

— Ну, ну, — пробурчал орк. — а что Джинждер? Как это гоблин работает на эльфа?

— Мы оба здесь чужие, — ответил гоблин. — Должны помогать друг другу.

— Так что ты привёз для меня? — прекратил этот бессмысленный, на его взгляд, диалог Сэм.

— Смотри, — жестом купца, демонстрирующего прилавок, гоблин откинул защитную ткань, — есть такие же чёрные перчатки, как у меня. И чёрный плащ с глубоким капюшоном.

— Не-е-е, спасибо, — покачал головой Сэм, — плащ у меня есть и свой. А пальцы обрезать я не хочу.

— Можно не обрезать, есть специальные напёрстки. Так сказать, не такое глубокое погружение, — ответил Зак. — Но, как хочешь. Есть балахон больного лепрой. Никто не подойдёт проверять. Но есть небольшие неудобства. В нём мало куда пускают, сам понимаешь. Но оно тебе и не надо. Есть монашеское одеяние. Скажешь, что такая епитимья — не можешь казать лик свой солнцу, пока не искупишь грех содеянный.

— А это что? — Сэм взял вытащил из телеги железный шлем с забралом в виде человеческого лица.

Как известно, каждый день недели имеет своё название. Подразумевается, что в прошлом или в некоем идеальном мире, в каждый определённый день человеку положено заниматься соответствующими делами. Первый день — день пахаря. Второй — день пастуха. Третий — охотника. Четвёртый — рыбака. Пятый — грибника или собирателя ягод. Шестой назывался просто: ярмарка. Седьмой — день войны. В этот день мужчины собирались на особом поле и вместе занимались каким-то боевым ремеслом. Стреляли из лука, учились сражаться в строю или просто отводили душу в какой-то командной игре. Восьмой день — день Бога. В этот день люди собираются, чтобы вместе помолиться или провести какой-то ритуал, издревле часто совмещённый с отдыхом песнями и танцами.

В этот день рыбака в придорожной таверне “Три медяка” собралось на удивление много народу. А ведь ещё не ярмарка. Почему “Три медяка”? Да потому, что за три медные монеты в таверне можно было получить весь комплекс услуг, необходимых для путешественника: сносный ужин из овсяной каши, лука и кружки разбавленного пива; сносный ночлег в сравнительно сухом бараке на мешке с сеном; общую баню, которую топили вечером. И всё, повторюсь, всего за три медяка.

Три медяка, если разобраться, не так уж и мало. Были гостиницы, которые предоставляли услуги за два и, даже, за один. Но, например, за баню нужно было доплачивать. Или за ночлег не на лавке в том же помещении, где принимали пищу. А “Три медяка” предоставляли оптовый комплекс услуг. Под ключ. И всего за три медяка. А если надо, за дополнительную плату могли поухаживать за лошадью или предоставить ночлег в отдельной комнате на втором этаже. Всё для клиента!

Благодаря вышесказанному, в этой гостинице и таверне останавливались люди с определённым достатком. Не богачи, но и не нищеброды. Последние вполне могли найти себе место в гостиницах классом ниже. А главное — “Три медяка” располагались непосредственно перед воротами города Фарос, ставшего в последние десятилетия важным торговым и портовым центром на южном берегу Империи людей. Здесь торговцы и путешественники, добирающиеся в город сухопутным путём, могли отдохнуть и привести себя в порядок перед предстоящими делами.

Но сегодняшние посетители были меньше всего похожи на мирных подданных Его Императорского Величества. Скорее, они напоминали разношёрстных искателей приключений, которые собрались перед очередным походом за золотом дракона или чем-то в этом роде. Зал таверны был полон шума: лязганья шпор, бряцания оружия и скрипа доспехов. Шлемы большинства с аппетитом кушающих и пьющих пиво героев были сняты: лежали на столах или на коленях. Исключение составляли трое. Да и доспехи этих троих были весьма необычны.

Один из них в латах странной формы и необычного тёмно-зелёного цвета сидел в дальнем углу вместе с парой оруженосцев, одетых, как самые обычные сквайры, из тех, что составляют лёгкую баронскую конницу. Другой, обёрнутый в чёрный плащ и в таком же чёрном доспехе, сидел за соседним столом. Перед ним стояла миска с кашей и кружка того самого разбавленного пива, но рыцарь не снявший шлема и не поднявший забрала даже не дотронулся до еды. Ещё один, высокий и широкоплечий, сидел за барной стойкой. Закованный в броню от кончиков пальцев. скрытых латными перчатками, до пят, он себе ни в чём не отказывал: пил пиво и ел кашу с чесноком. Но пищу засовывал прямо в щель забрала, представляющего собой железную маску, в виде человеческого лица. У которой была прорезь там, где располагался рот.

Кажется, единственным, кроме обслуги таверны, невооружённым посетителем был странствующий сказитель. Обернутый во что-то вроде большого одеяла из плотной шерсти, поверх серой туники, он сидел за столом в центре зала. Свой посох он из рук не выпустил. Так и сидел вместе с ним. И было ясно, почему. Оба глаза путешественника были подёрнуты белой пеленой катаракты. Скорее всего он был слепым или почти слепым. А посох, ведь поводыря нигде видно не было, был ему не только дорог, но и крайне необходим. На столе перед сказителем стояла наполовину пустая тарелка с кашей и глиняная пивная кружка. Обычно, хозяева подобных заведений бесплатно кормили подобных странников в обмен на их рассказы, которые были призваны развлечь посетителей. Да и самих хозяев.

— Однажды один великий военачальник посетил гробницу древнего умершего божества, — сказитель продолжал свой рассказ. — В пирамиде он потерял сознание и в забытьи вспомнил, что никакой он не воин, а Бог наш Милосердный в человеческом обличье. И что столкнулся он со своим извечным врагом демоном Марой. Но не сразу узнал своего старшего брата. Ибо известно, что Мара — старший, но взбунтовавшийся сын Эру Создателя. Демон отвёл Милосердного в место без времени. Отсюда человек мог выбрать любой путь и любую судьбу. Демон показал ему все варианты развития событий. Он мог вернуться и снова стать военачальником и, даже, императором. А может и лжепророком, не сумевшим стать художником, но возжелавшем для себя власти не только над телами, но и над умами. Да кем угодно. “Кто ты?”, — спросил демон. Милосердный назвал своё имя. “Разве ты — это твоё имя? — спросил демон. — А что если бы тебя звали иначе? Это уже был бы не ты? Имя — это только слово.” “Я странник и философ, — ответил Спаситель.” “ А что, если ты завтра будешь подметать улицу или ловить рыбу, это уже будешь не ты? — опять спросил демон. — Разве ты — это твоя работа?” “Я — это моя память, мои мысли! — возразил Милосердный.” “А если в результате болезни или выпив лишнего ты потеряешь память, то это уже будешь не ты? — не сдавался Мара. — А что до твоих мыслей: подумай, настолько ли они твои, как тебе кажется? Ты слышал, что тебе говорил человек-отец, в чьего сына ты воплотился, и его слова с детства воспринимаешь, как свои собственные мысли. Это же касается среды, в которой ты рос. Ты впитал разговоры и убеждения членов семьи и сверстников. Их шаблоны, заблуждения и стереотипы. Ты читал книги, и твои мысли пошли уже проторенными дорогами. Ведь это так удобно. Но это не ты сам дошёл. Кто-то сделал вывод за тебя или аккуратно подтолкнул к нему.” “В конце концов, я — человек и мужчина, — возразил Милосердный.” “Разве ты — это твоё тело? Разве ты контролируешь, как растут твои волосы или когда выпадут твои зубы? Твоё тело досталось тебе в наследство от отца, матери и тысяч других предков. Ты даже не можешь контролировать, когда пукнешь, — рассмеялся демон. — Что если стереть гендерные различия и наложенные ими ограничения и преимущества? Что если стереть все прилипшие к тебе чужие мысли? Стереть память, которая часто подводит людей и, что ещё хуже, рисует то, чего на самом деле не было? Что если разобрать тебя, как луковицу? Что останется? Я скажу, что. Пустота!”

— Короче…! — кто-то из посетителей грубо прервал речь сказителя. — Мы не на проповеди!

— Ага! — поддержали грубияна из другого конца зала. — Расскажи лучше про ведьму! Расскажи про Чёрную вдову!

Сказитель замолчал. Поднял со стола кружку и сделал несколько длинных глотков. Глубоко вздохнул и заговорил:

— Ну что ж, я расскажу историю Джинджер — Чёрной вдовы. Той самой, на которой вы все хотите жениться. Ведь вы все прибыли сюда на турнир, объявленный для поиска нового жениха. Я прав?

— А-ай! — ответил нестройный хор голосов со всех углов таверны. — Расскажи нам, сказитель! Давай, старик, жги!

— Ну тогда слушайте историю Джинджер, баронессы Фарос! — несколько высокопарно начал свой рассказ седой сказитель, который, впрочем, несмотря на белые волосы стариком вовсе не был.

И голос его приобрёл такую глубокую и вибрирующую на низких частотах интонацию, что гомон в таверне стих и все начали внимательно слушать каждое его слово.

— Джинджер — эльфийка, — начал свою историю сказитель. — Говорят, что эльфийская принцесса. Но доказательств этому нет. Давным-давно барон Фарос пленил её в одном из походов на восток. Тогда ещё существовали эльфийские королевства. Пленил и превратил в свою наложницу. Барон состарился и умер, и Джинджер, а это имя дали ей люди за рыжие волосы, её настоящее, эльфийское имя никому не известно, перешла в наследство его сыну. Ведь эльфы не стареют. Они вечно молоды и прекрасны. А вы представляете, как это смертному человеку… обладать прекрасной эльфийкой с острыми ушками хоть каждую ночь?

— А-ай! — опять хор голосов.

— А потом его сыну и его…, — продолжил сказитель. — Но вот в какой-то момент один из баронов Фарос взял, да и женился на Джинджер. Никто не знает, почему это произошло. И зачем это было самому барону? Возможно, он действительно влюбился в свою наложницу. А может, она охмурила его с помощью колдовства. Что, в общем, одно и то же. Когда этот барон умер, Джинджер стала единственной законной наследницей. Вдовой. Ведь детей у эльфа и человека быть не может. Таким образом то, что в глазах барона для наложницы преимущество (не надо заботиться о бастардах), для жены стало катастрофическим недостатком. Родственники из младших ветвей пробовали протестовать. Они могли бы получить замок в наследство, если бы эльфийка умерла. Но она не собиралась. И потом, им заткнули рот. Говорят, самыми суровыми методами. Но свято место пусто не бывает. И граф, чьим вассалом был барон Фарос, посватался к Джинджер. Вы скажете: ну что за глупец? Неужели он хотел последовать за бароном и извести свой род? Но всё не так просто. Дело в том, что эльфийка превратила захудалое баронство в процветающий торговый город. Хоть феод и расположен на берегу моря, бухты, пригодной для кораблей с глубокой осадкой, тут не было. Да, на гербе баронов был изображен маяк. Но ходили слухи, что их далёкие предки таким способом привлекали заблудившиеся корабли. Те садились на мель. А уже затем будущие бароны нападали на незадачливых мореплавателей. Джинджер организовала строительство дренажной системы на побережье. Она не только осушила болота, но с помощью системы дамб и насосов, приводимых в действие ветряными мельницами, отвоевала у моря значительную территорию. Тем самым не только увеличила свою землю, но и создала новую глубоководную гавань. На новых почвах она начала выращивать… Чтобы вы думали? Цветы. Со временем торговля тюльпанами и маковой соломкой буквально озолотила Джинджер, а старая крепость превратилась в процветающий торговый город. Вот на это и хотел наложить свою лапу граф Гларос. Его собственное побережье состояло из заболоченных солончаков. Максимум что могло отчалить — лодки с низкой осадкой. Такие, как использовали пираты древности, из числа которых собственно и происходили графы Гларос, на чьём гербе была изображена белая чайка. По совпадению или нет, но “чайками” называли те самые легкие пиратские суда. И вот граф женился на вдове своего вассала. Наверно, он всё понимал и думал избавиться от Джинджер после свадьбы. Но что-то пошло не так. И граф умер первым. Скоропостижно. После этого эльфийку и стали называть ведьмой и Чёрной вдовой. Тем более, что она до сих пор носит чёрное платье, которое так идёт её рыжим волосам. Правда, в замок графа она не переехала. Но сделала графской резиденцией свою крепость Фарос, ставшей уже полноценным городом под её управлением. Но вечно вдовой быть нельзя. И под давлением, и по требованию своего нового сюзерена, герцога Тауруса, или же по собственному желанию присоединить новые земли уже испытанным способом, графиня вынуждена искать нового супруга. Который, или наложит руку на её богатства, или погибнет на турнире, а может и от руки своей супруги. Рискованное мероприятие. Да, уважаемые? Но и приз велик. Стоит рискнуть?

— А-ай! — ответил уже не такой уверенный хор голосов.

Установившееся вслед за тем неловкое молчание нарушил звук открывающейся входной двери. Все обернулись и увидели на пороге таверны несколько рослых воинов, чьи шлемы были украшены позолоченными рогами, а на груди красовался вышитый на накинутой поверх доспеха тунике такой же золотой на красном фоне бык, между огромных изогнутых рогов которого вставало солнце. Все эти высокие парни окружали коренастого широкоплечего человека с непокрытой головой, на которой над низким широким лбом росли короткие чёрные волосы. Лоб же в свою очередь буквально нависал над глубоко утопленными большими круглыми глазами.

— Господа, шапки долой, — скомандовал кто-то из его охраны, — перед вами ваш сеньор!

— А вот и сам милорд Таурус пожаловал, — проскрипел кто-то из посетителей.

— Не, это его младший брат. Третий из трёх, — пробормотали в ответ за другим столом. — Видно, тоже жениться хочет.

И, действительно, многие из участников будущего состязания за возможность стать супругом эльфийки были вассалами местного герцога. Воины стянули подшлемники, платки и шарфы с голов. Проигнорировали требование только трое: рыцарь в странном зелёном доспехе, чёрный рыцарь в плаще и великан за стойкой.

Не снимая рогатых шлемов, дружинники вместе со своим сюзереном, как стадо быков, двинулось внутрь таверны. Остальные рыцари невольно уступали им дорогу, даже пересаживались, чтобы освободить место за длинным столом.

— Эй, рыцарь, — обратился один из них к закованному в броню воину за стойкой, — не вижу твоего герба…

— Это потому, что у меня его нет, — помедлив, прогудел из-за забрала великан.

— Сними свой шлем, ты не на ристалище, — продолжил рогатый. — Окажи уважение господину этих мест.

— Насколько я помню, — ответил великан, — господин этих мест госпожа.

— Графиня вассал герцога Тауруса, — возразил дружинник.

— Ясно, — ещё спустя три мгновения также не меняя позы и не поворачивая головы ответила маска. — Но я не могу снять шлем. Я дал обет своему духовнику, что во искупление совершённого греха, тело моё три года не увидит света. Прошёл только год.

Примерно такой же диалог происходил в другом конце зала.

— Судя по гербам на ваших дружинниках, вы — барон Айронмэн, — уже другой подручный герцога обратился к человеку в странном доспехе и его сопровождающим. — Оголите голову перед герцогом Таурусом!

— Увы, я не могу, — каким-то странным металлическим голосом ответил рыцарь. — Конструкция моей брони не подразумевает такой возможности.

— Что?! — удивился бык.

— Это необычный доспех, — продолжил рыцарь. — Он волшебный. Достался мне от моих далёких предков. Его ни ковал никто из тех, кто делал оружие для кого-то из присутствующих. Могу только открыть забрало. Вот…

С этими его словами сплошной чёрный колпак, закрывающий лицо, поднялся на макушку черепа. Все на секунду увидели лицо молодого человека, а, затем, забрало вернулось на место.

— Ну а вы? — рогатый повернулся к сидящему неподалёку рыцарю в плаще, который старался не отсвечивать.

— Я чужестранец, — прошелестел он. — Я не вассал вашего герцога, при всём уважении. В моей стране нет такой традиции.

В этот момент к сидевшему за стойкой войну со спины подошёл ещё один бугай и, положив руку на плечо сидевшего, пробубнил:

— Я на время освобождаю тебя от епитимьи, воин, можешь снять шлем…

… Больше всего на свете Гамп любил лошадей. Даже больше, чем собак. Люди в этом списке были на последнем месте. Поэтому, когда в таверне “Три медяка” произошёл такой наплыв посетителей, Гамп только обрадовался: так много разных лошадей, так много работы в конюшне. Один только постоялец, не снимающий черного забрала на такого же цвета доспехе, попросил не кормить своего коня. Мол, покормит сам. Но главное, Гамп мог поклясться, что конь этот вовсе не конь. Мало того, что другие животные пугались этого черного зверя, внешне, действительно, похожего на коня, так и вёл он себя странно. Застыл в стойле, как изваяние, без мельчайшего движения. Пришлось разместить его в самом конце конюшни, чтобы не пугать других лошадей. И вот, размышляя обо всём этом, конюх вёл за узды кобылу очередного постояльца мимо порога таверны, когда звуки внутри неожиданно стихли. Затем Гамп услышал глухой удар. Потом чей-то вопль. Громкий лязг, как удар железа о железо, крики и ругательства. Потом что-то тяжёлое ударилось о стену таверны изнутри. В окно, которое, слава Милосердному, не было застеклено (только распахнутые ставни), вылетел странный однорогий шлем. Вслед за ним вылетел человек в доспехе и кубарем прокатился по двору. Потом в дверях появился коренастый богато одетый господин в окружении нескольких воинов в рогатых шлемах. Он бросил что-то вроде: “Я видел достаточно”. И быстро удалился в сторону оставленных у коновязи лошадей. Спустя несколько мгновений и глухих ударов в центре таверны, на порог не спеша и еле переставляя ноги, будто очень уставший, появился ещё один человек в такой же тунике, как у тех рогатых воинов. С той лишь разницей, что рогатый шлем был у него не на голове, а торчал чуть пониже спины, воткнутый одним рогом в то самое место, под кожаными штанами. Воин этот прошёл несколько шагов и тоже рухнул в пыль.

А уже потом на пороге появился закованный в броню широкоплечий воин. Он повёл плечами, будто расправляя их после тяжёлого труда. И поставил немного съехавшую железную маску в виде человеческого лица на место. Но Гамп успел заметить… вернее ему показалось, что лицо воина странного зелёного цвета, а в улыбающемся рту два огромных клыка. Но всё скрыла маска. Воин встретился с Гампом глазами, подмигнул и приложил палец к губам, как бы говоря: “Ч-ш-ш-ш, пусть это будет нашей тайной!” Но Гамп бы и так никому не сказал.

Всё это случилось днём. А ближе к вечеру, когда волнения давно улеглись, великан в железной маске вышел из таверны и отправился в сарай, где ему был отведён отгороженный от света угол. Из уважения к его обету. Там он собирался снять опостылевший доспех, который не давал толком почесаться, и, укрывшись толстым одеялом, провести ночь во тьме на толстой подстилке из соломы. Он прошёл к своему месту, не зажигая никакого светильника, и, повернувшись спиной к большей части сарая, сдвинул железную маску, развязал шнурки и стянул с головы шлем. В этот момент несколько железных наконечников копий упёрлись в его спину.

— У меня есть к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — услышал он голос сегодняшнего герцога Тауруса, — орк.

Хорошо, что началась вся эта заваруха с амбалом за стойкой. Ещё бы чуть-чуть, и кто-то из людей с рогами доконал бы и меня. Ведь свою голову я снять не могу. А тогда плакали мои свадебные планы. Под шум драки, я выскользнула из таверны и прошла к конюшне.

Я прошла мимо шарахающихся от меня млекопитающих и, прихватив мешочек с овсом, подошла к своим соплеменникам так напоминающим чёрную, как ночь, лошадь. Мне не нужны жесты и слова, чтобы успокоить и показать нашу связь. Я её, эту связь, не теряла ни на миг, пока сидела там, в таверне, и делала вид, что ем. Хотя, если бы я начала есть так, как привыкла, на глазах у людей, они бы тут же меня раскусили. То же самое касалось моего маленького Роя. Я оглянулась: нет ли поблизости конюха? Его не было. И я развернула мешок с овсом и протянула его своей лошади. Та раскрыла пасть, но не такую, как у тех, на кого она была похожа. Её жвалы раскрылись в стороны. Оттуда вылилась слюна, капнула в мешок. Там зашипело. И только спустя некоторое время лошадиная голова опустилась, чтобы втянуть в себя переваренную кашицу.

В этот момент я услышала голос.

— Зачем тебе это надо? — спросили меня.

Но не так, как разговаривают люди, а мысленно. Так, как общаемся мы.

Я оглянулась. Из темноты, ранее незаметная даже для меня, выступила женская фигура в чёрном платье вдовы. Она откинула чёрную вуаль, и я увидела рыжие веснушки возле курносого носа и зелёные эльфийские глаза с вертикальным зрачком.

— Ведь ты даже не человек, — продолжила она тем же способом. — Кто или что ты вообще такое?

— Нет, — ответила я, — я не человек. Но и ты тоже.

— А ты вообще… хоть мужчина?

— Нет, не мужчина.

— Тогда повторю свой вопрос: зачем тебе всё это? — опять спросила она.

— Да, я не мужчина, — ответила я. — Но и кроме этого у нас много общего.

— Например?

— Мы оба чужаки. Кто-то больше, кто-то меньше. Но это не так важно. Два плюс два равно пять и равно восемь — это два неправильных ответа. Неважно, насколько каждый из них ближе к истине. Мы никогда не станем здесь своими. Но мы можем помочь друг другу. Если я стану твоим формальным мужем, ты сохранишь всё, чем владеешь. И даже больше. Я не буду претендовать на твоё тело. Живи как хочешь. Но я смогу дать тебе защиту. Мы сможем дать тебе защиту.

— Третий раз спрашиваю: а тебе что с этого?

— А мне нужен дом. Убежище, где я спокойно смогу растить свой Рой.

— Понятно, — кивнула эльфийка.

— Так что? — спросила я. — Договорились?

Она промолчала. Протянула тонкую, обёрнутую в чёрную ткань руку к моей лошади, но остановила её на половине пути.

— Можно? — с опаской спросила Джинджер.

— Можно, — кивнула я.

Она протянула руку дальше и провела пальцами по гладкой поверхности лошадиной головы.

— Участвуй в состязании, — сказала она, убирая руку. — А там будет видно.

Только вечером, когда Илл очутился один в своей комнате на втором этаже “Трёх медяков”, он смог расслабиться и снять доспех. Нет, броня не стесняла движений. А в какой-то момент становилась и вовсе незаметной, настолько тело свыкалось с её наличием. Впрочем, не без особенностей. Внутреннее покрытие было создано таким, чтобы сделать прикосновение к телу максимально комфортным. Но всё же иногда хотелось почесаться то тут, то там. Вы не поверите, но в обычной жизни мы не замечаем того, как часто прикасаемся к своему телу. А тут рука натыкалась на гладкую поверхность волшебной брони. Плюс, в доспехе, при необходимости, можно было даже справить большую и малую нужду. Но делать это лишний раз почему-то не хотелось.

Итак, Илл отпустил свою прислугу из числа своей дворни, запер дверь в узкой тесной комнате, в которой из мебели была только кровать с соломенным тюфяком и шерстяным одеялом и кувшин с водой. Отдал приказ, после чего доспех раскрылся, и молодой барон смог вылезти из своего панциря.

Он тут же опустился на кровать от внезапно навалившейся тяжести. Не то, чтобы внутри ему совсем не приходилось работать мышцами, но доспех существенно упрощал движения и, как бы, снимал тяжесть с плеч. И вот, когда весь этот мир опять навалился на плечи не совсем здорового юноши, тому сразу захотелось занять горизонтальное положение. А только его голова коснулась набитого травой валика, глаза барона мгновенно закрылись, и он провалился в глубокий сон без сновидений.

Проснулся он также неожиданно как заснул. Что разбудило? Непонятно. Сходить до ветру не хотелось. Может какой-то шорох? А может бледный свет Ночной богини, чей неровный рубленый лик светил в ночном небе в окружении бледных полос, что, как развевающиеся на ветру волосы, были скошены в одну сторону.

В этот момент Илл понял, что в комнате он не один. Тёмный силуэт сидел на краю его кровати. Инстинктивно он сделал движение в сторону своего доспеха, стоящего в углу комнаты, но силуэт тоже двинулся и выбросил вперёд руку в останавливающем жесте.

— Ничего не бойся, рыцарь, — прошептал женский голос, — разве хрупкая девушка может навредить такому герою?

Илл замер, приподнявшись на кровати. В этот момент фигура подвинулась ближе к окну, и серебристый свет упал на чёрное платье, рыжие волосы, схваченные в хвост на затылке, так, что были видны острые эльфийские уши. Илл всмотрелся в бледное лицо с рыжими веснушками под глазами.

— Госпожа Джинджер, ты? Вы? — почему-то так же шепотом выдохнул он.

— Ч-ш-ш-ш, — она приложила палец к губам.

Илл попытался встать, но эльфийка сделала рукой останавливающий жест. Молодой барон остался сидеть на кровати, не спуская на пол ног.

— Но что вы здесь делаете? — тихо спросил он.

— Я просто пришла познакомиться, — Джинджер улыбнулась самой наивной детской улыбкой. — Имею я право познакомиться с человеком, который претендует на роль моего будущего жениха? Так сказать, в неформальной обстановке.

— Конечно, но…, — не нашёлся что возразить Илл.

— Или ты меня боишься? — подразнила его эльфийка, которая казалась девушкой не старше самого барона.

— Нет, но…

— Понимаю, — кивнула она, — представляю, что про меня говорят. Ведьма, колдунья, Чёрная вдова. В одной зале внизу наплели, поди, всяких небылиц. Ведь наплели, так?

— Ну…, — опять замялся Илл.

Он никак не мог отождествить свою гостью с героиней давешнего рассказа.

— А ты хочешь услышать мой вариант истории? — неожиданно спросила Джинджер.

Илл кивнул.

— Ну, слушай, — начала она. — Во-первых никакая я не Джинджер. Так меня назвал мой первый хозяин. Видишь ли, имя Русса показалось ему труднопроизносимым или неприятным, что ли… Я ведь не всегда была графиней или баронессой. Я несколько столетий была наложницей. Знаешь, как это быть наложницей?

Илл покачал головой.

— А очень просто, — продолжила Русса, — тебя пользуют каждый день. Когда хотят. Это очень удобно. Ты всегда юна и красива. Ты же эльфийка. И бастардов быть не может. Исключено. Можно всегда держать такую собственность в башне. И, даже передавать по наследству. А? Как же так вышло, спрашиваешь ты?

Илл молчал.

— Тоже очень просто. Меня захватили в плен. Ты думаешь эльфы всемогущие волшебники и неуязвимы в своих лесах? Это не совсем так. На нас охотились, как на зверей. Да, мы отлично стреляем из лука и у обладаем некоторым пониманием магии. Но нас мало. Что мы может противопоставить методичному напору организованного общества людей. О, вы, люди, себя недооцениваете! Вы подвержены страстям и порокам. Каждый по отдельности слаб. Но все вместе очень легко организовываетесь в эффективные сообщества. Особенно с целью наживы. Так захватили и меня.

— Что было дальше? А примерно то, что рассказали тебе в таверне. Так получилось, что один из баронов Фарос в меня влюбился. Действительно влюбился. Оказался честным человеком и не побоялся взять в жёны. Да, со временем углы стираются. И те, кто каких-то пару сотен лет назад были обыкновенными атаманами банд, перерождаются во вполне благородных аристократов. Это то, что касается людей. Мы же помним всё. Любила ли я его? И да и нет. Наверное, тут было больше благодарности. Могла ли я вообще кого-то любить к тому времени? Тем более потомка тех, кто уже владел мной? Вам, людям, везёт со смертью. Это хороший способ очиститься и отмыться. Только вы этого не понимаете. Мы же, как я уже сказала, помним всё. И это большой груз. Детей, как ты понимаешь, у нас не было. И я превратилась в полноценную хозяйку замка. Остальных родственников мужа я просто пережила. Потом появился этот граф. Этот меня не любил. Он всё прекрасно понимал. Хотел заполучить богатый город. Я ведь превратила Фарос в богатый город. Мы построили дамбу, мельницы, чтобы откачивать воду, осушили территории, начали выращивать тюльпаны и мак. Я стала богаче герцога. Лакомый кусочек, не правда ли? Он думал наложить на всё это свою лапу. А меня, скорее всего, убить. От греха подальше. Или опять заточить в башню. Но не тут то было. Ты винишь меня? Но что мне нужно было делать? Дать убить себя? Опять стать наложницей? А не выйди я замуж, на нас бы напали и разорили. С благословения герцога, который был бы в доле. Я не хотела быть жертвой. А выбор у нас очень простой — ты или жертва, или охотник. Я выбрала последнее. И граф стал моим рабом. Ты хочешь знать, как я этого добилась?

Она наклонилась к Иллу и он увидел зелёные глаза так близко от своего лица.

— Я расскажу тебе, — прошептала Русса не сводя с него своего завораживающего взгляда. — Хочешь?

И не дожидаясь ответа она вплотную приблизила свои губы к его губам и тихонько коснулась уголка его рта. Потом другого. Илл не смел и пошевелиться. Наконец, эльфийка очень нежно поцеловала его, проникая всё глубже и глубже. Она, как будто, раскрывала его рот, заставляя юношу подчиняться себе. Что, впрочем, ему очень нравилось. И вот они уже целовались так… Он даже не знал, что так бывает. Что её язык может быть в его рту. Такой гибкий и нежный. Всё глубже и глубже. Ещё глубже. Неужели он настолько длиннее человеческого?! Ай! Ой!

Наконец Джинджер оторвался от молодого человека. Оба тяжело дыша, смотрели друг на друга.

— Ты знаешь, что эльфы связаны со всеми деревьями в своём лесу? Слышал наверно о таком? Мы можем чувствовать то же, что и они, видеть, что видят они. Если, конечно, на них вырезаны лица. Слышал?

— Слышал, — выдохнул Илл.

— Знаешь, как мы этого добиваемся?

— Нет.

— Грибница. Грибница — это не просто гриб, который ты видишь на поверхности, — начала терпеливо объяснять она. — Грибница — это целая сеть, которой связаны грибы и, даже растения. Деревья, цветы, трава. Всё. Мы, эльфы, тоже живём с грибницей внутри себя. Она в нас не умирает и позволяет держать связь со всем лесом. Но в людях не живёт. Температура не та. Но я раскрою тебе ещё один секрет. Я научилась делать так, чтобы грибница жила и в человеке. А подчинялась мне. Я вижу, что видит, человек, слышу, что он слышит. Знаю его мысли и могу руководить им, как деревом. Ну, как им… тобой.