Хроники орка

Монстр под кроватью

“От работы орки дохнут.”

Народная мудрость.

С тех пор, как Верен и Элис поселились в башне, выдолбленной прямо внутри черной, похожей на палец, скалы, прошло восемь лет. Местные, как известно, называли её Чёртов Палец. Но бывший имперский комиссар и нынешний барон этих суеверий не поддерживал. Он вообще не понимал, кто такой этот чёрт? Что-то из местной горской мифологии? Мифологии тех, кто жил здесь до прихода отставных легионеров? По контексту чувствовалось, что чёрт этот — некое злое существо. Но, как известно, во всём мире пантеон разных неприятных сущностей был совсем другим. Ну назвали бы Морготов Палец, Палец Мары — злого демона старшего брата Милосердного Бога, или, на худой конец, Назгулов Палец, или Палец Балрога. А так не понятно, что.

Но это не важно. К этому моменту башню уже обжили и превратили во вполне уютный небольшой баронский замок. Появилась внешняя каменная ограда, отдельные постройки для скота и тех казаков, что решили остаться и осесть, превратившись в баронскую челядь. В самой башне отстроили и обновили несколько комнат. Где восстановили, а где заново построили печи. Теперь это был полноценный дом, а также укрытие на случай войны. Сам барон Верен к своим крестьянам был справедлив и больше положенного с них не требовал. Они к нему со временем привыкли.

А спал барон теперь в спальне только со своей женой. А не со слугами в одной комнате, чтобы было теплее. Как это было в первое время. И вот однажды ночью кто-то тихо поскрёб дверь в эту спальню с внешней стороны.

— Мама, мама, — позвали шёпотом.

Но Элис не испугалась, как можно было бы подумать. Она тихонько встала, зажгла свечу и осторожно выскользнула за дверь, не зная или не обратив внимания, на то что отвернувшийся в другую сторону Верен тоже не спал. Впрочем, лица, скрытого одеялом, и тут разглядеть было невозможно.

— Сэм, это ты? — спросила она, кутаясь в тёплое шерстяное одеяло.

Из темноты протянулась зелёная рука с небольшими когтями и коснулась края её покрывала.

— Это я, мама, — ответил детский голос.

— Что случилось? Тебе опять приснился страшный сон? — с неподдельным участием спросила Элис.

— Да, мама… мне страшно.

— Идём, я уложу тебя спать, — с этими словами женщина взяла юного орка, которого восемь лет назад ещё младенцем они нашли у порога своего дома, за руку и повела в его спальню.

— Я уложу тебя, как в детстве, — ласково шептала она приёмному сыну, — вот, ложись.

Сэм юркнул под откинутую овечью шкуру. Элис села рядом с его кроватью и поставила свечу на стол, что стоял рядом с кроватью. В комнате стало уютно от мягкого жёлтого света.

— Ну что, тебе уже не страшно? — спросила Элис.

— С тобой нет, мама, — ответил Сэм. — Но как только ты уйдёшь, я услышу его снова.

— Кого, сынок?

— Монстра, что живёт под кроватью, — прошептал орчонок.

Элис едва заметно улыбнулась.

— Мама, — продолжил Сэм, — ты можешь заглянуть под кровать? А то я боюсь. Посмотри, кто там. И если там кто-то есть, прогони его огнём. Он должно быть боится света.

— Даже если я загляну, — Элис опять едва заметно улыбнулась, — я никого там не увижу.

— Как так? — удивился Сэм. — Я точно знаю, там кто-то есть! Ты мне не веришь?

— Верю, — ответила Элис. — Уверена, что там кто-то есть. Но только для тебя. Видишь ли, вера — это очень сильная магия. Ты веришь, что там живёт монстр. А значит, он там действительно живёт. Но это только твой монстр. И он очень силён. Ведь самое страшное для нас то, чего мы не видим. Мы сами наделяем его разными качествами. А потом видим то, что ожидали увидеть. Ведь магия — это, как ребенок дает названия предметам. Стул может превратиться в коня. И так далее.

— Расскажи мне ещё про магию, мама, — уже спокойным голосом попросил Сэм.

— Первой магией был огонь. Разве может быть что-то более противоестественное животной природе, чем управление такой опасной стихией? Тем более, её намеренное создание. И музыка. Музыка! Разве есть что-то похожее в природе? Да, птицы поют то, что мы называем песнями. Но они не отвечают тому ритму и гармонии, что есть в музыке, созданной человеком. Вообще, когда что-то хорошо делаешь, например, поёшь или просто лепишь из глины — это уже магия. Но настоящая магия — это иллюзия. Многие волшебники считают тех, кто занимается этим направлением, чуть ли не шарлатанами, которые только и могут, что развлекать толпу на ярмарках или на цирковых площадках. Но, на самом деле, маги делятся не на ордена и гильдии, а на уровни, — тихим ровным голосом заговорила Элис. — Есть волшебники, ничем не отличимые от учёных — они просто хорошо знают законы природы. Есть те, кто полностью использует все скрытые в нас ресурсы, о которых обычные люди, в лучшем случае, отдаленно догадываются: телепатию, магнетизм. Такие люди, а точнее их мозг — что-то вроде супер антенны. Они способны передавать и читать мысли, внушать, общаться с духами, которые, на самом деле, сродни магнитным полям. Есть те, кто использует руны и заклинания. Молитвы. Ведь мир — это код. Недаром говорится, что в начале было слово. Словами можно перепрограммировать реальность. Обратиться к космосу. Особенно если знать, как.

Магические символы — другая сторона медали. Говорят, что если я поднимаю палец, то изменяю всю вселенную, ведь всё, абсолютно всё, взаимосвязано. И каждый атом невидимыми, пусть и очень тонкими связями, соединён со всеми другими атомами в мире. И, начертив знак на песке или на дереве, я меняю всё в мире. Это сродни поднятию того же пальца. Но что если всё наоборот? Что если такой маг — это марионетка, которую вселенная дергает за нитки?

Говорят, что сам Бог Единый придумал руны. Это его язык, которым он зашифровал мир. Но мне кажется, руны наполнили смыслом сами маги. И, теоретически, магическим знаком может быть любой символ.

Но все эти маги, все эти виды магии — лишь легальная задняя дверь. Они могут направить хаос, случайность. Направить силы природы. Ударить в вас молнией. Но это может произойти и так. Вызвать дождь? Но дождь — это обычное дело.

А вот иллюзия — это путь настоящей магии.

Ведь ты знаешь, если внушить человеку, что сухая веточка — раскаленный железный прут, и прикоснуться к его коже, у человека появится ожог. Настоящая иллюзия становится реальностью. Иллюзорный голографический дракон, если в него поверят зрители, может реально сжечь их пламенем дотла. Только иллюзия в состоянии кардинально изменить реальность. Многие вообще считаю, что наш мир сам по себе иллюзия. А если это так, то не является ли её создание действительно самым сильным волшебством?

Сэм ничего не ответил. Он уже спокойно спал, укрывшись шкурой-одеялом. Элис осторожно встала, взяла со стола свечу и тихо вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

“Старый орк фаланги не испортит.”

Народная мудрость.

— Тург! Тург!

Юный орк проснулся, когда услышал своё имя. Этим, орочьим, звал его только приёмный отец. Едва он открыл глаза, то понял, что уже давно рассвело. Для деревенского жителя он проспал непозволительно долго.

— Тург!

Это действительно был голос барона. Сэм едва протёр глаза и тут же бросился к Верену. Ворон ждал его в своём кабинете. Сэм всегда с опаской заходил в комнату, где на стене висел огромный ятаган в чёрных ножнах и такой же чёрный и большой лук, будто сделанный из рога какого-то мистического животного. Лук, естественно, был без тетивы. Но всё равно Сэму казалось, что оба предмета каким-то образом видят и смотрят на него.

— Тург! — каркнул ворон.

Верен стоял тут же возле сидящей на спинке стула птицы.

— Тург, — обратился к нему человек, — собирайся, пойдём в деревню.

Орчонок спустился вниз. Умылся и прихватил с собой свёрнутый кожаный плащ. На всякий случай. Верен, как всегда в черном балахоне и чёрном капюшоне, ждал его у ворот их маленького замка. Лица своего отца Сэм никогда не видел, но мог поклясться, что в толпе отличит его даже по слегка сутуловатой спине. Им предстояло спустится в долину пешком. Домашние животные Верена, традиционно, боялись. Отец собирался идти рядом с Сэмом, хотя тот знал, что отец мог перемещаться мистическим образом. А где-то высоко в небе их сопровождала чёрная птица.

— Боишься? — неожиданно спросил Верен, когда они с сыном прыгали с камня на камень по тропе, спускающийся вниз по склону.

— Чего? — удивился тот.

— Людей там, внизу.

Сэм действительно побаивался предстоящей встречи. Он был знаком с другими обитателями замка, помимо своих приёмных родителей. Но почти всех их он знал с самого рождения, и уже привык. А как встретят его жители деревни под названием Чёрные Пастухи? Несмотря на её близость, орчонок там никогда не бывал и ни с кем из её жителей ещё не общался.

— Немного, — ответил он.

— Запомни, почему не надо бояться, — из-под капюшона донёсся низкий хрипловатый голос. — Смотри, большинство людей сами всего боятся. Из тех, кто не боится, половина только делает вид, что не боится. Стоит поднажать, и страх выйдет наружу. Особенно на тех, кто хорохорится и горланит. Чем человек агрессивнее, тем он более напуган. Из тех, кто действительно не боится, половина слабее тебя. Оставшаяся малая часть, не больше пяти на сотню, будут те, кого действительно стоит опасаться. Не бояться, но опасаться. Опасность — это статистика. Ты понял?

— Ага, — кивнул маленький орк.

Впереди уже маячила каменная ограда деревни.

Дом старосты стоял в самом центре, а перед ним было небольшое свободное пространство, служившее жителям поселка чем-то вроде главной площади, местом собраний и нехитрых развлечений.

Тут в это время из крестьян никого не было, но невдалеке играла небольшая группа местной ребятни. Кто-то из них был чуть старше Сэма, кто-то чуть младше. Эту ребятню и заинтересовал приезд гостей.

Когда барон скрылся в доме старосты, дети оторвались от своих игр и осторожно стали приближаться к орчонку. Они окружили его полукругом и остановились на некотором расстоянии. В их взглядах читалась любопытство, удивление и, почему-то, злость. Орк чувствовал это, но продолжал стоять, спокойно разглядывая выстроившихся напротив него ребят.

— Орочье отродье! — прервал молчаливую паузу чей-то выкрик. И с этими словами из задних рядов в Сэма полетел булыжник.

Тург молча увернулся и шагнул вперед…

Когда Верен, закончив свои дела, вышел из дома старосты, на улице его ожидала следующая картина: Сэм стоял, пригнувшись к земле и сжавшись, как пружина. По его губе, из которой ещё не торчали настоящие орочьи клыки, стекала струйка крови. В воздухе свистели камни, которые швыряли трое мальчишек, постарше орчонка. Они держались на безопасном расстоянии и маневрировали, выстроившись полукругом. Сэм изловчился и даже поймал один, брошенный в него булыжник. И тут же вернул его обратно. После чего один из парней, схватившись за колено, заголосил совсем не детскими словами. Но после этого камни полетели с удвоенной частотой.

— Что здесь происходит?! — гаркнул Верен, а где-то в небе хрипло каркнул чёрный ворон.

Мальчишки тут же остановились. Побросали камни и намерились драпать.

— Стоять! — остановил их властный низкий голос барона.

— Все ко мне, — скомандовал он. — Вы трое и ты, Сэм.

Противится этому голосу не было сил. Трое мальчишек встали перед Вороном, склонив головы и глядя исподлобья.

— Трое на одного? — помолчав, констатировал Верен. — Камнями? Мне кажется, это не очень честно. Мы поступим иначе. Сейчас вы трое по очереди будете драться с моим сыном. Это тоже не совсем честно, ведь ему не придётся отдыхать. Но я согласен дать вам эту фору.

К этому моменту на площади начали откуда-то появляться другие жители. Из дверей своего дома, вслед за Вереном, появился высокий худой староста. Он попробовал было что-то возразить, но Ворон остановил его жестом руки в чёрной перчатке.

— Вставай! — скомандовал Верен Сэму, но тот уже стоял посреди площади, поводя широкими, не по человеческому возрасту, плечами.

— Покажи им то, чему я тебя учил, — приказал отец и орчонок, сплюнув кровью, криво улыбнулся.

Первым Верен вытолкнул против орчонка самого высокого из трёх забияк — здоровенного рыжего подростка, лет двенадцати с низким лбом и широким плоским носом. Он больше походил на тролля, нежели на человека. Был на голову выше и крупнее орка, но не таким твёрдым и поджарым. Парень этот, кажется, не испугался. Он спокойно пошёл на Сэма. Широко замахнулся правой рукой, чтобы ударить кулаком в левое ухо Турга. Тург не рассуждал. С его точки зрения, рыжий двигался медленно, будто корова на пастбище. Согнутой в локте левой рукой орк остановил летящую на него покрытую веснушками и тонкими волосками дубину. Не сбавляя темпа, поднырнул под эту руку. Продолживший движение детина, буквально сам навалился на его плечи. Орк лишь слегка дёрнул его за остановленную правую руку, присел и своей правой подхватил хуманса под ногу. В это же мгновение подросток оторвался от земли и оказался на его плечах. Тург, вроде как незаметно, повёл ими, и рыжий взбрыкнув ногами в воздухе, как бычок, рухнул на утоптанную землю, так и оставшись там лежать, потеряв дыхание. Да ещё что-то мерзко хрустнуло при его падении.

Второй парень, не такой крепкий, но достаточно высокий, побледнел, но поднял руки, приняв позу кулачного бойца. Первый удар передней левой Тург принял на лоб. Ему от этого ничего не было, но у противника, кажется, заболела кисть. Однако, осмелев и почувствовав, что ему дают работать, тот принялся наступать, выбрасывая левую руку вперёд и уже метя в подбородок. Сэм немного отклонился назад, потом неожиданно хлопнул в ладоши прямо перед лицом хуманса, и когда тот на долю секунды опешил, присел и, не сгибая спины, нырнул прямо ему в живот. Голова молодого орка ударила хумансу в солнечное сплетение, а длинные руки подхватили того под коленями. После чего противнику ничего не оставалось, как загреметь на спину, ещё и ударившись о всю ту же землю.

Зрители, а их собралось уже довольно много, хмуро молчали. Следующий, кого железная рука в кожаной перчатке вытолкнула на середину, был самый мелкий из троих, но при этом самый наглый и задиристый. Правда, не сейчас. Увидев, как орк расправился с его друзьями, подросток был напуган до слабости в коленях. Тряслись не только тонкие ножки, по лицу текли слёзы и сопли, а в глазах застыло запоздалое раскаяние и ужас. Сэм просто подошёл к нему, глядя своими жёлтыми глазами в его глаза, взял оказавшейся неожиданно широкой ладонью парня за лицо и просто швырнул на землю безвольное тело, оставив на лбу и щеках глубокие царапины от своих ещё только начинавших расти когтей. Затем брезгливо посмотрел на испачканную соплями ладонь, наклонился и вытер её об одежду своего противника.

“Орку закон не писан.”

Народная мудрость.

— Так ты боишься темноты? — спросил Верен, когда они с Сэмом возвращались домой из деревни.

Тропинка вела обратно вверх. После обеда, как это часто бывает в горах, погода испортилась. Откуда-то набежали низкие тучи, заслонившие солнце. Стало заметно прохладнее, и, кажется, собирался пойти дождь. Идти вроде как было тяжелее, но Сэм шёл веселее, окрылённый недавним успехом в настоящей не тренировочной драке.

— Немного, — стесняясь признался орчонок. — Всё время кто-то скребётся в темноте. Кажется, кто-то большой. Под кроватью.

— А. В темноте…, — задумчиво протянул барон. — Я расскажу тебе кое-что про темноту. В темноте скрыта великая сила. Всё, что на свету — явно. Даже самую большую армию, если она на свету, можно пересчитать. А то, что можно посчитать, не следует бояться. Другое дело то, что сокрыто. Оно может вырасти до невиданных размеров. Размеры эти ограничивает только твоя фантазия. Но я не об этом. Я расскажу тебе, что такое “Тёмное зрение”.

Маленький орк превратился в слух, не забывая при этом переставлять ноги.

— Ты уже наверно слышал, что многие мудрецы считают наш мир лишь иллюзией. В определённом смысле это так. Но если то, что мы видим — это лишь морок, как начать видеть истинную сущность вещей? Прежде всего надо закрыть глаза, чтобы не видеть того, что пытается нас отвлечь. Зачем смотреть на то, что является обманом? Закрыв глаза, мы погружаемся во тьму. И это ворота в ту изначальную тьму, из которой и явился видимый мир. Видимый мир — это кулисы. А что за кулисами? Правильно — тьма. Откинув иллюзию, мы постигнем истинную природу вещей. Воин, сделавший это, сможет предугадывать своего противника. Предвидеть на шаг вперёд. А может и дальше. Прозревать будущее. И чем лучше закрыты его глаза, чем глубже он погружён во тьму, тем дальше это предвидение. Вот что такое “Тёмное зрение”.

— И что же сделать для этого? — спросил Сэм. — Учиться драться с закрытыми глазами?

— Отчасти да, но это слишком поверхностная интерпретация, — пояснил Верен. — Постигнуть “Тёмное зрение” — это погрузиться во тьму. Ослепнуть. Отработка приёмов тут не суть.

— И как мне погрузиться? — не сдавался орк.

— Адепты этого учения, например, назгулы, даже выкалывают себе глаза, — ответил Верен. — Один орден убийц всматривается во тьму, ожидая затмения сознания. И демоны вселяются в их души.

Сэм инстинктивно вжал голову в плечи.

— Но мы так радикально подходить не будем, — успокоил его приёмный отец. — Для начала нужно просто надёжно завязать глаза.

“Все мужики — козлы. Все орки — волки.”

Народная мудрость.

В этот раз Элис пришла к Сэму сама, когда он только лег в кровать и укрылся одеялом из овечьей шкуры.

— Мама? — удивился и обрадовался он.

— Да, это я, — ответила женщина, на чьих плечах лежала накидка с воротником из лисьего хвоста.

В замке сегодня было прохладно.

— Я пришла рассказать тебе сказку на ночь. Надеюсь, ты не против?

— Нет, конечно!

Сэм заёрзал, отодвигаясь от края кровати, чтобы Элис могла присесть.

— Мама, эта сказка тоже будет про магию?

— Да, почти, — ответила Элис, садясь на кровать и ставя свечу на стол. — И даже больше. Позволь, я расскажу тебе, как устроен мир. Это очень просто, и в этом кроется разгадка всех религий, философских и эзотерических теорий. Мир, космос, Бог — называй как хочешь — это океан. А всё сущее: я, ты, этот замок, стол, все леса и деревья, все горы и люди — это волны, которые создает этот океан. Все индивидуальны и, в то же время, часть единого. Бога, если хочешь. Недаром он сказал: “Я есть сущее”. Волна появляется и исчезает. Потом появляется снова, но одновременно новая и другая. Умирая, мы возвращаемся к Абсолюту и возникаем опять — вот тебе смерть, дхарма и нирвана. Всё! Является ли волна чем-то обособленным? И да, и нет. Ей кажется, что да. Но мы-то видим, что она — неотъемлемая часть чего-то большего. Её индивидуальность — только иллюзия.

И создаёт всё это тот самый Абсолют — глубина. Но как к нему обратиться? Как изменить реальность? Да можно теми же рунами, заклинаниями и молитвами? Я говорила — это лишь умение пользоваться интерфейсом, нажимать нужные кнопки.

Но если отказаться от своего я, например, с помощью медитации, то можно спуститься туда на глубину. На время перестать быть волной и слиться с Абсолютом. И если суметь захватить на подсознательном уровне свое желание, то Абсолют прочтет его, сочтет своим (в тот момент так и будет) и выполнит. Есть, правда, опасность не вернуться, или не захотеть его выполнять, ведь у всемогущего существа почти нет желаний и страстей. Зачем он создал этот мир? Может быть просто для того, чтобы развлечься или выучить другого Бога? Или поговорить с самим собой? Познать себя таким образом? Не знаю.

— Папа уже говорил, — сонным голосом пробормотал Сэм. — Завязать глаза… Но я не хочу их себе выкалывать. Есть другой способ?

— Есть и другой способ, — вздохнула Элис. — Огромная страсть! Именно она разгоняет ветер, который создает волны.

Сэм уже заснул, когда его приёмная мать тихонько встала и ушла, прикрыв за собой дверь. После чего комната погрузилась в кромешную темноту. Проснулся орчонок от скрежета под своей кроватью. Будто кто-то водил когтями по деревянному полу, да ещё что-то и приговаривал. Слов Сэм разобрать не мог, но слышал неясное бормотание. Его жёлтые глаза широко раскрылись и невидяще уставились в чернильную пустоту. Чувства обострились и, кажется, он даже стал различать неясные контуры предметов в комнате. Сэм набрал в грудь воздуха. Выдохнул и поднялся с кровати, чтобы опуститься и посмотреть, что под ней.

Когда Тург поднялся, то сумел различить, что на кровати кто-то есть. С одной стороны, с облегчением понял, что существо это антропоморфное. У него есть руки, ноги, голова. С другой стороны, это, почему-то, пугало ещё больше. Существо это потянуло к нему руки, и орк понял: надо бить первым. Он вскочил противнику на грудь и плотно сжал его торс коленями и пятками.

Когда противник вскочил Сэму на грудь, орчонок первым делом прижал его к себе и сам прижался к нему, чтобы не дать размахнуться рукам и бить себя прямо по голове. Затем, прижал один из локтей оппонента и резким ударом колена в таз сбросил его себя. Оба, не расцепившись, рухнули с кровати, но теперь уже Тург был сверху.

Тург лежал на полу на спине. Колени и весь корпус противника давили на его грудь. А ноги беспомощно извивались в воздухе. Сэм, однако, изловчился, чуть повернулся на бок, прижал к себе ноги и локти и начал отталкиваться от земли и от коленей противника. Уперев локоть в мышцу над его, противника, коленной чашечкой, Сэм сумел отодвинуть ногу оппонента настолько, чтобы протиснуть в эту щель свою ногу. Должен был получиться полугард, но в этот момент противник выбросил эту свою ногу вперёд, пронёс её над головой Сэма и, одновременно, выдернул вверх его руку, ухватив её у основания локтя. Тург понял, что это проход на болевой локтя, попытался вывернуться из замка, но получилось только хуже. Его голова и вытянутая вверх рука оказались в плотном захвате между скрещенных ног противника. Пошевелиться или высвободиться невозможно. Вернее, ногами-то перебирать можно сколько угодно. Изгибаться, елозить. Но смысл? А тут ещё враг начал помогать себе руками, прижимая голову Сэма и заламывая её куда-то вбок. В глазах у Турга потемнело. Если это вообще применимо к и без того тёмной комнате. Он даже постарался царапаться и щипаться, кусаться уже не получалось (челюсти были сжаты мышцами противника) но это не принесло никакого результата. Да, может он причинил какую-то боль. Но раны эти были не смертельны.

Когда противник окончательно перестал дёргаться и надолго затих, Сэм, наконец, сумел себе позволить расслабиться и разжать захват. Тяжело дыша Тург встал и без сил упал на кровать, чтобы тут же уснуть.