Следовательно, сегодня делаем, то, что положено чрезвычайным обстоятельством, а именно: дарим киштварянам от имени Агни-Ра нерукотворный огонь. С завтрашнего утра действуем по плану, разработанному ещё самим Гюль Падишахом!
Сел на пони. Дал знак своим сопровождающим. Поехали. Вернулись.
В собственных покоях собрал подчинённых.
Старший послушник поднял руку. Я кивнул:
– Говори.
– Люди Азариаса похитили Кидар, Учитель.
Не скажу, что я ожидал услышать эту новость. Мне понадобилась пауза, чтобы проглотить комок спазма, сковавшего моё горло. Спросил:
– Как это произошло?
– Нас предали, Учитель. В четвёртом коридоре первого подземного уровня на повороте у входа в Особую кладовую, где мы ждали вас, Учитель. Мы попали в засаду. Нападение было молниеносным. Двое были убиты на месте. Один ранен. Мне разбили голову, я потерял сознание, не сразу пришёл в себя.
– Почему они это сделали?
– Не знаю, Учитель…
Я сделал знак своему личному телохранителю, хранителю покоев:
– Иди, прими меры. Опусти все камни!
Телохранитель исчез, будто его и не было в покоях.
Такой прыти я не ожидал от Великого жреца. Не по моей вине между нами пролилась кровь. Пора придержать Азариаса. Он приготовился к ответному удару. Его оружие – народное волнение. Нельзя сейчас отвечать кровью на кровь. Он, конечно, не забыл, что моё второе имя – Бхарити Бхерия-Сингх. Такой же сикх, как и покойный Гюль Падишах – Рами Радж-Сингх. В моих руках цейхгауз, вооруженная охрана и пограничная стража. Мне легко получить в народе ещё одну приставку – «Кровавый». Нужно ли мне это?!
Стук в дверь. В покои заглянул послушник из охраны Азариаса.
– К вам Великий жрец, Учитель!
Вошёл Азариас. От его былой растерянности не осталось и следа. Спросил:
– Что удалось выяснить, Александрос?
Не сразу мне удалось подавить в себе приступ бешенства, начавший было набирать силу. После паузы ответил почти спокойно:
– Пчёлы. Пчелиный рой, Азариас.
– И что мы с пчелами будем делать?
Я ответил на вопрос первым, что пришло в голову:
– По осени будем с мёдом!
Азариас развёл руками. Я понял его без слов. Дескать, как всё просто, а мы, бедные, невесть, что думали.
Азариас продолжил:
– Александрос! Я слышал, у вас неприятности?
Я не ответил. Молча, в упор смотрел в глаза Азариаса. Он не выдержал взгляда, попытался улыбнуться:
– Слава Агни-Ра! У меня для тебя, Александрос, хорошая весть. Если ты ищешь похищенный Кидар, то можешь не беспокоиться. Похитители далеко не ушли. Мои люди с боем отбили священную реликвию.
Я думал на русском: «Мерзавец!». Ответил на киштвари:
– Что ты, Азариас! Какое беспокойство… Напротив, волею Агни-Ра, мои обязанности хранителя Кидара с сегодняшнего дня стали твоими. Мне меньше забот. Тебе – больше почёта! Мы оба не в накладе.
Азариас такой реакции от меня не ожидал. У него отвисла челюсть. Он задёргал головой, потом закашлялся, прикрыв лицо рукавом хламиды.
Я не стал предлагать ему ни молока, ни чая. Не из невежливости. Из безопасности.
Наконец жрец осмыслил произошедшее. Его глаза приобрели прежнюю остроту.
Я продолжил:
– Сейчас мои люди, Азариас, откроют тебе тайну каменных запоров Особой кладовой. Они будут петь гимн Агни-Ра и в нужных его стихах на нужных словах поочерёдно нажимать нужные камни. Если ошибутся – каменный вход не раскроется! А если ошибутся дважды, каменный вход более не раскроется никогда! Ты знаешь все гимны, Азариас, ты Великий жрец. Тебе будет не трудно запомнить этот ключ. Храни сокровища Александра Великого, и да хранит тебя Хелайос Агни-Ра!
Я знал, что говорил. У Азариса мозгов не хватит, чтобы запомнить подобное знание!
Точно. У Азариаса подкосились ноги. Его сопровождающие помогли ему присесть на каменную скамью, накрытую ковром. Он начал соображать:
– Нет, нет, Александрос! Я готов принять на себя только часть заботы: оставить в своих покоях Кидар, а все остальное пусть хранится в Особой кладовой под твоим присмотром! Я сегодня же издам соответствующий указ и обнародую его!
Я поклонился жрецу:
– Воистину, Азариас, это решение, достойное царя Соломона. Благодарю тебя за милости, оказываемые мне.
Азариас решил, что предмет этого разговора, как и проблема разделения привилегий, исчерпаны. Покинул мои покои.
Что ж, какое-то время я выиграл для своих дел. А времени мало. Пора заняться организацией вечерней мистерии.
Инструктаж был коротким. Мои люди своё дело знали.
На этот раз нерукотворный огонь Агни-Ра должен был снизойти не на хлопковый фитилёк лампады, а заставить вспыхнуть гигантский костёр. Что поделать. Психику подданных, подвергнутую испытанию неудавшимся обрядом, следовало взбодрить весьма внушительным действием!
Для хорошего костра, способного быстро разгореться, нужно хорошее топливо – дрова. Каменный уголь, используемый в металлургии, для этого ритуала не годился.
В Киштвари, как и по всем Гималаям, древесина – ценность. Для простого киштварянина срубить без разрешения старейшины дерево означает совершить преступление, приравненное по своей значимости к убийству человека. Старейшинами был организован силами сообщества экстренный сбор валежника по всей территории ущелья и даже за его пределами.
Из натасканного валежника мои люди уже к полудню сложили правильный куб высотой в человеческий рост. Кострище приготовили на гигантском грубо отесанном мегалите, которому точно – не одна тысяча лет. Когда-то на нём приносились человеческие жертвы. В центре камня, предназначенного для ритуала, еще сохранилось высеченное углубление, в котором угадывался абрис человека с раскинутыми руками. И сток для крови – узкая неглубокая канавка. Именно этот сток и был важнейшей составной частью для задуманного.
Осталось дождаться захода солнца.
Хорошо, когда ситуация под контролем. Можно и отдохнуть с пару часиков после тревожной бессонной ночи.
Покимарить не удалось. Снова пришел Азариас. Он был жёлт, сморщен. Глаза слезятся, лицо в испарине. Похоже, подцепил малярию. Mala aria? Не может быть, просто устал. В Гималаях о малярии не слышали.
– Спишь? – спросил Азариас.
– Почему бы нет, – отвечаю, – мои люди уже костер подготовили. Я охрану выставил на всякий случай.
– Я усилил её, – уведомил меня Азариас. – Надеюсь, на закате Агни-Ра пошлет своему верному народу нерукотворный огонь!
– Хотите гарантий, Азариас? – спросил я его. – Вы, и не только вы видели, как Агни-Ра заставил загореться погребальный костёр под телом нашего незабвенного повелителя Кризантоса два года назад.
Азариас долго молчал, смотрел на огонёк светильника. Я не мешал ему думать. Есть такая игра в Азии, типа русской детской игры «молчанки»: кто первый слово скажет, тому и убирать разбросанные игрушки.
Наконец Азариас не выдержал:
– В Киштвари может начаться смута, если костёр не загорится. Это будет означать, что Агни-Ра отвернулся от своего народа. В отместку народ уничтожит своих пастырей. Если мне, главному жрецу Азариасу, будет грозить смерть, вместе со мной умрут и другие, что собирали этот костёр. Вы, учитель, тоже принимали в нём участие, не так ли?
– Дорогой Азариас! – я старался улыбаться как можно естественнее, но, похоже, Азариас умел читать мысли.
– Дорогой Азариас! – повторил я. – Слово истинно, если за ним стоит истина. – Говорите яснее, что я должен для вас сделать? Я сделаю!
Голос Азариас, наконец, обрёл былую твёрдость:
– Я жду, что ты, Александрос или Бхарати Бхерия-Сингх, откроешь мне тайну самовозгорания погребального костра! Я знаю, ты был побратимом князя Панкратайоса Кризантоса, он делился с тобой тайнами, полученными от своей матери. Недаром, ты хранитель библиотеки ста тысяч тайн!
– Самая великая тайна, Азариас, это сила Агни-Ра! Или ты усомнился в его силе, утратил веру? Думаешь, пчелиный рой – это случайность? Это воля Агни-Ра. Захочет – костёр запылает. Нет – мы все можем умереть. До захода солнца еще есть время. Позволь мне отдохнуть перед новым таинством.
Глаза Азариаса сверкнули от еле сдерживаемого им гнева. Его лицо начало наливаться кровью.
– Пусть так, – сказал Азариас. – На всё воля Агни-Ра! Я дам команду перебрать костер перед мистерией, пусть все увидят, что среди валежника нет горшка с тлеющими углями!
– Мудрое решение, Азариас! – отозвался я. – Пусть все убедятся в силе Хелайоса Агни-Ра!
Азариас вышел из моих покоев твердой походкой человека, готового к борьбе.
Через несколько минут я проследовал за ним. Встал за каменной колонной храма. Мои помощники прикрыли меня. Мы видели, как люди Азариаса в его присутствии перебрали куб валежника. Некоторые ветви Азариас поднимал с ритуального камня лично. Осматривал, взвешивал в руке. Пару толстых сучьев приказал своим людям разрубить надвое. Ни он, ни его люди, ни доброхоты из киштварян ничего предосудительного не обнаружили. Из валежника был сооружен новый куб, по размерам соответствующий прежнему кострищу. Ритуальный камень был оцеплён людьми Азариаса. На сток в камне никто не обратил внимания.
Я со своими послушниками вернулся в покои. Был доволен. Мелок Азариас! Уж если заподозрил меня в мистификации, то должен был бы полностью сменить старый валежник на новый. Не сделал, значит, мистерия пройдёт по моему сценарию!
Попытался уснуть. Не получилось. Пытался разобраться в своих предчувствиях. Нет, это не страх предстоящего конфликта с Азариасом. Это что-то более тяжёлое, более глобальное. Было предчувствие надвигающейся на мой, именно мой мир, гигантской катастрофы! Возможно, беда с Леночкой, с мальчиками? Как они там, в Россие? Пардон, в Советском Туркменистане!
Как уснул, не заметил. Приснилась Леночка. Как всегда тихая, спокойная… Погладила меня рукой по лицу...
Проснулся. У ложа молодой жрец Адрастос – «Храбрый». Меченосец. Из моих. Начальник Агемы – стражи общей, внутренней и пограничной.
– Пора, Учитель! – сказал он. Помог мне одеться. Подал посох. Спросил:
– Как будем без Кидара?
Я отрицательно качнул головой:
– Кидар просто так не пропадёт. Он у Азариаса. В этот раз обойдёмся без Кидара. Костёр будет так полыхать, что народ забудет обо всём на свете!
Вышли. Встали на верхней самой широкой ступени храма.
Народ уже заполнил храмовую площадь. Многие сотни киштварян предпочли уберечься от опасной близости к большому огню и усеяли своими персонами большие валуны, каменные стены террас и крыши домов, амфитеатром поднимающихся по обеим сторонам ущелья Киштвари.
Азариас уже витийствовал, подняв к небу свой посох. Что-то грозное объявлял народу. Похоже, он начал готовить общественное мнение, склоняя его к насилию над лицами, чьё присутствие в Киштвари не желательно Агни-Ра! Ясно, в чью сторону камни вот-вот полетят. Пока только словесные. Как было не вспомнить Персидский Исфахан и толпу, опьянённую гашишем, штурмующую усадьбу Военно-санитарной службы Индо-Британского экспедиционного корпуса. Толпу, жаждавшей смерти протектора этой службы, якобы наславшего на Исфахан полчища скорпионов!
Что ж, Азариас свой ход сделал. Напрасный ход. Как видно, более чем до двух, жрец считать не умеет.
Я понял, ротмистр Кудашев снова в бою! Стрелка моего душевного барометра под названием «Настроение» стремительно поползла вверх к отметке «Кураж»!
Так, что там Главный жрец глаголет?
Азариас вещал в полный голос, так, что его слова эхом отражались от скальных стен ущелья:
– Две тысячи лет со дня основания нашего храма в День летнего солнцестояния Хелайос Агни-Ра посылал своему народу нерукотворный огонь! И лишь сегодня он отказал в своей милости. Самый светлый день стал днём чёрным для народа Киштвари! Подумайте, люди, почему мы лишились покровительства Агни-Ра? Не потому ли, что среди нас есть человек иной крови, иного духа, иной веры? Вы все знаете его. Мне нет нужды показывать на него пальцем. Сегодня он громко объявил во всеуслышание, что добудет своим колдовством нерукотворный огонь. Народ Киштвари доверчив, он собрал для костра валежник. Теперь мы ждём, что Агни-Ра превратит эту груду веток и сучьев в большое всеочищающее пламя!
Народ загудел, как рой шершней. Послышались злые голоса:
– Чужестранца к ответу! Костёр никогда не загорится! Горе нам, Агни-Ра отвернулся от своего народа!
Азариас повернулся ко мне:
– Твой выход, Педагогис! Ты обещал, ты и проси Агни-Ра поджечь эту кучу дров! Но берегись, если не получится. Ляжешь на дрова во всю свою длину, а огонь добудем другим способом!
Я не удостоил Азариаса ответом. Вышел к народу, оставив жреца за своей спиной. Поднял вверх руку:
– Народ Киштвари! С каких пор в ваших чистых сердцах и душах родились злоба, ненависть, жажда насилия и смерти? Неудивительно, что Агни-Ра отказал вам в своей милости. Но само солнце разве не светило сегодня и не светит ещё, озаряя весь мир и Киштвари? Скажите, кто из вас еще не знает, что оконце в стене скального храма Агни-Ра залеплено сотами диких пчёл? Кто не видел – идите и полюбуйтесь! Подумайте, мог ли я или кто-либо из иных людей, заставить рой диких пчел построить свои соты на этом месте, когда вокруг мириады мириадов свободных скал, как две капли похожих на скалы нашего храма? Мог ли кто-либо из бесчисленных божеств Индостана воспрепятствовать великому Агни-Ра сделать свой ежегодный подарок своим детям? Нет. Это мог сделать только сам Агни-Ра! Вместо того, чтобы стенать, возблагодарите Его и попросите прощения. Агни-Ра вернет вам свою милость и даст нерукотворный огонь!
Киштваряне умолкли.
Азариас решил перехватить инициативу:
– Народ Киштвари! Бхарати Бхерия-Сингх не киштвари, не индус, даже не мусульманин. Он просто колдун. Не слушайте его! Если даже этот костёр и загорится, это будет означать, что колдун сумел спрятать в его нутро горшок с углями!
Я поднял вверх руку:
– Народ Киштвари! Пусть наш спор разрешит сам Великий Хелайос Агни-Ра! Жрец Азариас может залить дрова водой и лить воду столько, сколько сможет и захочет. А мы все попросим Агни-Ра дать нам нерукотворный огонь. Когда загорятся мокрые от воды дрова, будьте готовы зажечь от огня, посланного Агни-Ра, свои светильники!
– Ты пропал, Учитель, – сказал мне Азариас. – Ты не убежишь, я принял меры.
По команде жреца десяток женщин принялись в больших глиняных кувшинах носить из реки воду и выливать её на ветви, приготовленные к сожжению.
Я поднял вверх руку:
– О, Великий Хелайос Агни-Ра! Дай нам свой огонь!
Моё обращение подхватили. Сначала робко, в два, в три голоса, потом громче, еще громче, а когда хор в несколько сот голосов наполнил этим громоподобным призывом всё ущелье, над чёрным мокрым валежником костра взвилось к небу высокое чистое пламя!
Взвизгнув от неожиданности, от костра успела отскочить одна из женщин, уронив и разбив свой опорожнёный кувшин.
Пламя струёй било в вечернее небо из середины костра. Мокрые поленья по краям куба трещали, от них валил пар, а через минуту они уже полыхали.
Народ Киштвари ликовал. Свершилось. Агни-Ра не оставил свой народ!
Киштваряне, как один, пели Агни-Ра свой благодарственный гимн. Женщины – хранительницы домашнего очага, уже не лили в костёр воду, они зажигали от его огня светильники и разносили пламя по своим домам.
Я повернулся к Азариасу, протянул ему руку, поздравил жреца:
– С праздником, Азариас! Мы снова с огнём!
Возможно, Азариас ответил бы мне, но наш диалог был прерван гонцом. Упав пред Азариасом на колени, гонец прохрипел:
– Прошу простить меня за плохую весть!
– Говори! – приказал Азариас.
– В Киштвари пришли чужие люди. Они осквернили священную гору Киштвари-Деви. Водрузили на её девственную вершину свой флаг.
Мы повернулись к востоку. Белая шапка Киштвари-Деви ещё была озарена солнечными лучами. Послушник из моей свиты подал мне подзорную трубу. Прежде, чем ночь окончательно поглотила Киштвари, в последнее мгновение я успел разглядеть полотнище флага: красное поле с белым кругом в центре, накрытым чёрной свастикой. Через мгновение в окуляре бинокля осталось только ночное небо.
– Немцы, – сказал я.
*****
*****
Эту ночь тоже не пришлось отдохнуть.
Всю ночь крутил ручки настройки последнего чуда техники – коротковолнового лампового радиоприёмника «Сименс», маркированный как «Deutcher Kleinempfanger 1938/ GW 110-240 Volt 50», работающий как от переменного, так и от постоянного тока. На лицевой эбонитовой панели под динамиком, затянутым серым полотном, рельефное изображение герба – орёл с дубовым венком и свастикой в лапах. Что есть, то есть. Наследство Гюль Падишаха. Знал толк и в радиотехнике. Что попало не покупал. Единственное радио на всё Киштвари. Как и электропитание для него. Прежний владыка не спешил приобщить свой народ к таким благам цивилизации как радио и электричество. Пока слушаю, два младших жреца «динамят» – попеременно бегают, как белки, в большом колесе. Подзаряжают аккумулятор. Впрочем, слышу пока только электрическое потрескивание да громовые разряды.
Стоп! Вроде поймал… Нет. Сорвалось!
Да… Слабоват приёмник для радиослушателя из Киштвари. И это несмотря на то, что моя принимающая антенна возвышается более, чем на две с половиной тысячи метров, любой европейской передающей, включая знаменитую Эйфелевскую башню. Одной только изолированной медной проволоки использовано почти полтора километра!
Впрочем, наша антенна – чистая кустарщина! И проволока местного изготовления, обыкновенное некалиброванное сырье, отлитое и протянутое вручную из руды, добытой в недрах той же самой горы, в которой вырезан храм Агни-Ра и Королевский дворец. Я уже в «Дневнике» как-то обмолвился, назвав народ киштвари гималайскими гномами. Так и есть. Не в обидном смысле. Киштвари труженики. Не награбленным золотом и драгоценными камнями забиты подземные кладовые Большой Сокровищница Гюль Падишаха! Все добыто здесь, в гигантских подземных копях Киштвари. Это не блеф. Любой геолог знает, Гималаи – крайняя точка гигантского сжатия земной коры, движущимся с юга на север полуостровом Индостан. Какие именно процессы в сложении физических и химических реакций происходят при таком сжатии, никто не знает. Но, похоже, в недрах территории, которую на большой карте Индии, можно прикрыть медным пенни, скопились все металлы таблицы Менделеева. И не только металлы. Энергоносители. Уголь, сера, сода, термальные воды. Есть ещё кое-что. Гюль Падишах лично показывал…
Стоп! Есть… В моих наушниках мужской голос:
– «Der Audiofonds des Studios Des Gro;en Germanischen Rundfunkes aus Berlin bietet Ihrer Aufmerksamkeit das Fragment aus der Oper «Die Walk;re», in die Aufzeichnung Des M;nchner sinfonischen Orchesters an. Vil'gel'm Rihard Wagner, der deutsche Komponist. «Ritt der Walk;ren»!
* Нем. – Аудиофонд студии Великого Германского Радио из Берлина предлагает вашему вниманию отрывок из оперы «Валькирия», в записи Мюнхенского симфонического оркестра. Вильгельм Рихард Вагнер, немецкий композитор. «Полет валькирий»!
Так, хорошо. Приём сегодня работает. Жаль, с Московскими передачами проблемы. Поймать трудно, а удержать ещё труднее. Мощности не те. Не сравнить с немецкими. Союзники, они союзниками, но в эту «дружбу» плохо верится. Кто из советских удосужился прочесть «Майн Кампф» на языке оригинала, тот знает: для истинного германца славянин – первый враг, подлежащий уничтожению, а уж семитские народы только на втором месте! Прямая речь самого фюрера – Адольфа Гитлера. Увы, в СССР за хранение либо чтение «Майн Кампф», да не дай Бог с друзьями, у ОГПУ НКВД одно наказание – десять лет без права переписки, а то и потяжелее!
Стоп! Знакомые позывные, потом мягкий женский голос, русская речь несколько с еврейским акцентом:
– «Вы слушаете Би-Би-Си из Лондона. Успех английских ВМС. Немецкие линейный корабль «Бисмарк» и тяжелый крейсер «Принц Эйген», выполняя задание командования германского флота уничтожать коммуникации английских ВМС в Атлантическом океане, были встречены в Датском проливе английским отрядом поддержки дозора в составе линейного корабля «Принс оф Уэлс», линейного крейсера «Худ», двух крейсеров и шести эскадренных миноносцев. В тяжелом бою, несмотря на отчаянную смелость и проявляемый героизм английских моряков «Бисмарку» удалось потопить английский линейный крейсер «Худ» и нанести повреждения линкору «Принц Уэльский». Однако, безнаказанно уйти от справедливого возмездия немецкому линейному кораблю не удалось. С воздуха по палубе «Бисмарка» произвели бомбометания и обстрел скорострельными пушками самолеты с авианосца. Эсминцы поддержали атаку свои огнём. «Бисмарк» потерял управление. Английские линейные корабли «Кинг Джордж V» и «Родней» подвергли «Бисмарк» артиллерийскому обстрелу из орудий главного калибра. Крейсер «Дорсетшир» совершил торпедную атаку тремя залпами. «Бисмарк» был потоплен»…
Так, воюют. Англия – владычица морей, кто этого не знает! Ну, а Россие эта английская маленькая победа и немецкое поражение каким боком?
Господи! Ну, вразуми же и меня, грешного, и всех остальных, власть имеющих. Неужели, как в годах тысяча девятьсот тринадцатом, четырнадцатом перед Великой войной, перед германской, Россия снова будет метаться между Берлином и Лондоном? Снова – положение неустойчивого равновесия? Неужели не останемся в стороне? Снова кровь, снова потери, снова горящие города. Чудится мне, кошмар германской войны в войну новую детским лепетом неразумному человечеству покажется!
Что ты, мой «Сименс» еще сможешь дать послушать мне?
Вот, поймал!
– «Говорит Москва. Московское время два часа. Сегодня воскресенье, двадцать второе июня. На этом мы сделаем музыкальную паузу до пяти часов утра. Слушайте русскую инструментальную музыку в исполнении оркестров Московской, Ленинградской и Киевской филармоний. Спокойной ночи.».
В дверь постучали. Я выключил приёмник. Один из послушников отворил дверь, второй прикрыл меня на всякий случай. Так заведено. Не лишняя предосторожность. Вошли мои люди из пограничной стражи. Поклонились.
Я сделал знак рукой – начинайте!
Первый доложил по-военному четко:
– Учитель! У подножия Киштвари-Дэви лагерь. В лагере двое европейцев. Не англичане. Два проводника. Один гурк из Непала, второй раджпутанец из Симлы. Мы скрытно наблюдали за ними, слушали. Они здесь уже четыре дня. Костра не разжигали. Готовят и греются, в палатке. Примусом. Разжигают его на воздухе. Дыма нет. Проводники имеют опыт восхождения. Группа, ушедшая на вершину, еще не вернулась. Там тоже два европейца, два раджпутанца. Немцы с пистолетами, гурк с винтовкой маузер. Немцы прошли со стороны Тибета. От Киштвари лагерь закрывает гора. Наша пограничная стража проявила беспечность. Простите нас! Мы исправим свои ошибки. Лагерь под пристальным скрытным наблюдением. Следов не оставляем. Вторая группа сменила нас, продолжает наблюдение.
Я кивнул ему головой, сказал то, что в таких случаях полагалось в Киштвари:
– Да вознаградит тебя Агни-Ра! Можешь идти отдыхать.
В другой какой год можно было бы всем нам успокоиться и жить в тишине, как у Агни-Ра за пазухой.
Именно, в некий другой год.
Но не в этот, не в одна тысяча девятьсот сорок первый.
Сорок первый… Что там сулят нам в этом году звёзды?
Раскрыл журнал астрономических наблюдений. Перечитал последние записи своих жрецов.
Так, живём, значит при «квадратуре Сатурн-Плутон»… Что это значит и чем чревато? Вот: грядёт самая суровая зима за последние двести лет! Что ещё доброго? «С 26 апреля по 14 мая в зодиаке Тельца встретились шесть планет: Солнце, Меркурий, Венера, Юпитер, Сатурн и Уран. Этот «Парад планет» грозит Земле великими природными катаклизмами: землетрясениями, тайфунами, цунами, наводнениями. Не исключены и потрясения политические: войны, народные волнения, смены династий… Экономические: неурожаи, голод…».
Да, порадовали астрологи. Они что, Солнце до сих пор в планетах держат?
Однако, выводы настораживают. И без звёзд ясно про войны, они уже идут! Всё остальное – производные от них, даже землетрясения!
Впрочем, у каждого события, как у монеты – две стороны: аверс и реверс. Кому война, а кому мать родна. Всегда найдутся государства и отдельные личности, которые на войне только возвышаются и обогащаются! Закон сохранения материи и энергии. Что о нём говорил Михайло Василььевич Ломонов? – «Все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому, так ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте.»!
Время покажет, у кого умножится. Но это время предстоит ещё прожить и пережить…
Вот и ночь прошла. На календаре двадцать второе июня одна тысяча девятьсот сорок первого года. Год семи тысяч четырёхсот пятидесяти девяти лет от Сотворения Мира в Звёздном храме по Даарийскому календарю, принятому и в Киштвари.
Снова пожаловал Азариас.
Однако, зачастил. Субординации не понимает. Значит, нужен ему ещё Александрос Бхарати Бхерия-Сингх!
Задал вопрос:
– Что будем делать с пчёлами, Александрос?
– Я уже отвечал на этот вопрос, Азариас. Не помнишь? По осени будем с мёдом!
– Снова шутишь?
– Не посмею шутить с подарком Агни-Ра киштварянам, Азариас. Мои люди сегодня ночью, когда пчёлы спали, взобрались на скальную стену, окурили рой дымом, аккуратно отломили от скалы соты, упрятали их в тростниковый короб и спустили его на землю. За это время другие успели приготовить добрую кипарисовую колоду с прочной крышкой и небольшим летком у основания. Это улей. Улей водрузили на высокий, вертикально торчащий на берегу реки гранитный монолит. Чтобы до него не добрался гималайский медведь! Пчелам Агни-Ра будет хорошо в новом жилище. Киштваряне могут благодарить Агни-Ра за подарок, подкармливая пчел сладкой водой. Через год в Киштвари может быть уже два, а то три или четыре таких улья, Азариас. Мы будем с мёдом!
– А как с оконцем, Александрос? Оно еще забито воском?
– Азариас! У тебя, что, жрецов не хватает? Дай команду, пусть очистят оконце, пробьют проход тупым концом копья. Порядок в храме – не моя компетенция!
Азариас не протестовал. Задал новый вопрос:
– Служба реализации цветных металлов задержала поставку в Нью-Дели восемнадцать фунтов металлического натрия. Нам грозят санкциями. Что за натрий такой, что мы его поставляем фунтами? На аффинажный завод в Нью-Дели золото уходит партиями в сотни фунтов!
– Это очень редкий металл, Азариас. Употребляется в химической промышленности. Трудно добывается и плохо сохраняется. Очень быстрый процесс окисления. Распорядитесь навести порядок на складах. Ничего страшного, в следующий месяц восполним задолженность перед партнёрами.
Азариас ушёл.
Надо же! Натрием заинтересовался. Знал бы, что за штука натрий, не удивлялся бы тому, что мокрые дрова в потоках льющейся воды загорелись. Химический элемент «Na» - «Natrium» при соединении с водой – H2O, вступает в реакцию, преобразует воду в щёлочь с выделением водорода – «Hydrogenium». H2 – лёгкий газ, самовоспламеняющийся в смеси с воздухом или кислородом. Реакция происходит с большим выделением теплоты!
Мои ребята – молодые жрецы, меченосцы из Агемы, теперь этот фокус хорошо знают. Прежде, чем сложить из валежника костёр, они забили мягким натрием сток в ритуальном камне. Азариас, перебиравший со своими людьми валежник, разумеется, натрия на камне не искал, и не увидел!
Провел час со своим командирским активом Агемы – жрецами и послушниками – охранниками скального дворцового комплекса и пограничными стражами. Обсудили вопрос погребения погибших в подземелье товарищей. Весьма серьёзно предостерёг от попыток отомстить убийцам самостоятельно. Обещал серьёзное расследование и справедливый суд. Обсудили наши возможные варианты взаимоотношений с немцами. Предостерёг от силовых приёмов решения возможных проблем. С немцами ещё придётся знакомиться самому. Ознакомил личный состав со сложившимся международным положением. Объяснил, как мог, где война, с кем война, чем она может быть опасна даже в таком гималайско-медвежьем углу, как Киштвари. В Красной Армии это называлось бы политзанятиями. Не страшно, было бы полезно. Ещё Его Светлость граф Рымникский генералиссимус Суворов Александр Васильевич завещал: «Каждый солдат должен знать свой манёвр!». Настроил ребят на бдительность. Каждый получил по револьверу «Веблей».
Распустил.
Обдумывал донесение от смены разведчиков, что вели наблюдение за немцами, воодрузившими флаг своего, теперь уже Третьего Тысячелетнего Дойче Рейха на земле Киштвари.
Окончательного решения не принял. Рано. Информации с гулькин нос. Вопрос конфронтации с немцами – вопрос непростой. Помню, чем с ними в Исфахане конфликт закончился. Нужно будет бить аккуратно, сильно, только один раз и чужими руками!
Легко сказать, «чужими руками». Где их взять в Киштвари?
Думай, Кудашев, думай!
Вернулся к радиоприёмнику. Так, разница в астрономическом времени между Дели и Берлином – два с половиной часа, между Дели и Москвой – полтора часа, между Дели и Лондоном – четыре с половиной часа.
Глянул на часы: по делийскому времени без трех минут восемь утра. Настроился на германскую волну. В наушниках бравый марш, надоевший мне ещё за Великую войну по восемнадцатый год, которым сопровождалась прогулка заключенных в баварской тюрьме Ингольштадт, в которой содержались военнопленные офицеры, как русские, так и французы с британцами, в том числе и военнослужащие индо-британского контингента. Так что, Кудашеву немцев любить не за что! Но послушать нужно.
Музыка закончилась. В наушниках торжественный женский голос:
– «Sie h;ren den Gro;en Germanischen Rundfunk aus Berlin. Es arbeiten alle Funkstationen Dritten Дойче des Reiches. In der Minute werden Sie die wichtige Mitteilung h;ren, der Reichsminister f;r Volksaufkl;rung und Propaganda und Leiter der Reichskulturkammer, Gauleiter Berlin-Brandenburg der Doktor Paul Joseph Goebbels verlesen wird!».
Снова музыка. Гимн Рейха. Всего несколько тактов. Снова голос. Он уже узнаваем. Это голос Геббельса:
– «Die Germanen! Der Vater der Nation unser F;hrer Rejhskantsler Deutschlands Rejhsshcadgalter Preussens F;hrer NSDAP Adolf Hitler hat mir beauftragen, ihn « den Umlauf am deutschen Volk in Zusammenhang mit dem Anfang des Krieges gegen Sowjet Union zu verlesen».
_____________________________________________
* Нем. – «Вы слушаете Великое Германское Радио из Берлина. Работают все радиостанции Третьего Дойче Рейха. Через минуту вы услышите важное сообщение, которое зачитает Рейхсминистр народного просвещения, информации и пропаганды гауляйтер Берлина-Бранденбург доктор Пауль Йозеф Геббельс!».
** Нем. – «Германцы! Отец нации наш Вождь Рейхсканцлер Германии Рейсштадгальтер Пруссии Фюрер НСДАП Адольф Гитлер поручил мне зачитать его «Обращение к немецкому народу в связи с началом войны против Советского Союза».
_____________________________________________
Кровь ударами молота стучала в моих висках.
Атмосферные помехи своей трескотнёй неоднократно прерывали передачу. Я упорно держал руку на ручке настройки. Слушал. Услышаное, с пробелами стенографировал карандашом в блокнот уже на русском:
– «…Сегодня на нашей границе стоят 160 русских дивизий. В последние недели имеют место непрерывные нарушения этой границы, не только нашей, но и на дальнем севере и в Румынии. Русские летчики забавляются тем, что беззаботно перелетают эту границу, словно хотят показать нам, что они уже чувствуют себя хозяевами этой территории»…
– «…настал час, когда необходимо выступить против этого заговора еврейско-англосаксонских поджигателей войны и тоже еврейских властителей большевистского центра в Москве.
Немецкий народ! В данный момент осуществляется величайшее по своей протяженности и объему выступление войск, какое только видел мир»…
– «…у Северного Ледовитого океана...
…Немецкие дивизии под командой…
…От Восточной Пруссии до Карпат развернуты соединения немецкого восточного фронта. На берегах Прута и в низовьях Дуная до побережья Черного моря…»…
Обращение Фюрера доктор Геббельс закончил фразами:
– «Немецкие солдаты! Вы вступаете теперь в жестокую борьбу, и на вас лежит тяжелая ответственность, ибо судьба Европы, будущее Германского Рейха, бытие нашего народа лежит отныне только в ваших руках. Да поможет вам в этой борьбе Господь Бог!».
Выключил радиоприёмник. Уронил на минуту голову на стол. Устал, словно с кайлом после смены из штольни вышел. Разговорной практики на немецком у меня практически не было. Слава Богу, немецкий не английский, его понять можно, произношение и аллитерация друг другу соответствуют. Слава Богу, контуженая головушка ещё не подводит. Соображает!
Кто-то тронул меня за локоть. Я вздрогнул, как от удара током. Увидел жреца своей свиты Адратоса. Он что-то говорил, но его слов я не слышал. Снял наушники.
Адратос повторил:
– Учитель, немцы спят в палатках. Немцы отдельно, азиаты отдельно. Не отлучаются. Беспечны. Без часового! Хоть и при оружии, но, полагаю, среди них нет профессионального военного. Люди Азариса пытались пройти к немецкому лагерю, были остановлены нашим пограничным нарядом, возвращены в Киштвари. Не спорили.
– Хорошо, продолжайте наблюдение! Меняйте разведчиков по двое каждые два часа. Сменившиеся докладывают результаты наблюдения немедленно!
Адратос вышел. Послушники-меченосцы Павлос и Офелос, мокрые от пота, как белки из колеса, отдыхали.
Зеленая лампа индикатора на «Сименсе» помигивала, из наушников раздавались звуки марша, сопровождаемые потрескиванием.
Так, на чем я остановился? Война? Война! Тогда Кудашев считает себя мобилизованным. Нет Российской Империи – Россия, как была, так и осталась! Русский человек, как в СССР, так и в Киштвари, все равно остаётся русским. Как немец, под кайзером он или под фюрером – все равно остаётся немцем! Если ствол его Маузера либо Фольмера направлен в лицо Россие, он враг. Враг должен быть уничтожен! Все. Нет более никаких сдерживающих факторов у Кудашева в отношении бошей!
В тринадцать тридцать по Делийскому времени в Москве Кремлёвские куранты пробили полдень. Я слушал по радио выступление Министра Иностранных Дел СССР Вячеслава Молотова. Увы, услышать смог всего несколько фраз. Но мне было достаточно и этого!
– «Граждане и гражданки Советского Союза!
Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление:
Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий.
Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора…»…
– «Весь наш народ теперь должен быть сплочен и един как никогда. Каждый из нас должен требовать от себя и от других дисциплины, организованности, самоотверженности, достойной настоящего советского патриота, чтобы обеспечить все нужды Красной Армии, флота и авиации, чтобы обеспечить победу над врагом.
Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина.
Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!».
Уже поздней ночью под утро в три тридцать по Делийскому времени удалось поймать Би-Би-Си. Я прикинул, в Лондоне двадцать три часа по Гринвичу.
Говорил премьер-министр Великобритании лорд Уинстон Черчилль, он же министр обороны Великобритании:
– «Noone has been a more consistent opponent of Communism than I have for the last twenty-five years. I will unsay no words that I've spoken about it. But all this fades away before the spectacle which is now unfolding.
The past, with its crimes, its follies and its tragedies, flashes away. I see the Russian soldiers standing on the threshold of their native land, guarding the fields which their fathers have tilled from time immemorial. I see them guarding their homes; their mothers and wives pray, ah yes, for there are times when all pray for the safety of their loved ones, for the return of the breadwinner, of the champion, of their protectors.
I see the 10,000 villages of Russia, where the means of existence was wrung so hardly from the soil, but where there are still primordial human joys, where maidens laugh and children play I see advancing upon all this, in hideous onslaught, the Nazi war machine, with its clanking, heel-clicking, dandified Prussian officers, its crafty expert agents, fresh from the cowing and tying down of a dozen countries. I see also the dull, drilled, docile brutish masses of the Hun soldiery, plodding on like a swarm of crawling locusts. I see the German bombers and fighters in the sky, still smarting from many a British whipping, so delighted to find what they believe is an easier and a safer prey. And behind all this glare, behind all this storm, I see that small group of villainous men who planned, organized and launched this cataract of horrors upon mankind…
Я снова стенографировал, то на русском, то на английском, стараясь не пропустить ни слова!
– «Никто не был более последо¬вательным противником коммунизма, чем я, за последние 25 лет. И я не отказываюсь ни от одного сказанного мною слова. Но все это бледнеет перед той гигантской картиной, которая разворачивается перед нами. Прошлое, с его преступлениями, его безумием и его трагедиями, отгорает далеко.
Я вижу русских солдат, стоящих на пороге родной земли, охраняющих поля, где их отцы работали с незапамятных времен. Я вижу их, защи¬щающих дома, где матери и жены молятся — да, да, бывают времена, когда молятся все,— за безопасность своих близких, за возвращение кормильца, своего защитника, своей опоры.
Я вижу 10 тысяч деревень России, где средства к существованию добываются на земле с таким трудом, но где все же существуют человеческие радости, где девы смеются, и играют дети. Я вижу надвигающуюся на все это ужасающую мощь нацистской военной машины, с ее трезвоном, щелканием каблуков, блестящими прусскими офицерами, лукавыми экспертами, только что запугавших и повязавших дюжину стран, своих сателлитов. Я вижу также унылые, послушные жестокие массы солдатни, гуннов, бредущих, как рой ползущей саранчи. Я вижу немецкие бомбардировщики, и убийц в небе, потрёпанных множественными британскими ударами, которые восхищаются найденной, как они уверовали – более легкой и более безопасной добычей. И позади всего этого яркого света, позади всего этого шторма, я вижу, небольшую группу мужчин, злодеев, которые спланировали, организовали и направили этот поток ужасов на человечество.
И затем, моя память возвращает меня в прошлые годы ко дням, когда российские армии были нашими Союзниками против того же самого смертельного противника, когда они сражались с такими многочисленными примерами проявленной доблести и верности (долгу союзников) и помогли одержать победу, в которой, увы, они принимали участие, но отрешенные от нее без нашей вины.
Я пережил все это, и Вы простите мне, если я выражу мои чувства и движение старых воспоминаний. Но теперь я должен объявить решение Правительства Его Величества, и я чувствую уверенность, что это - решение, с которым, должным образом, согласятся наши большие Доминионы. И это мы должны заявить незамедлительно, сразу, без дневной задержки. Я должен сделать декларацию, но Вы можете ли сомневаться в том, какова будет наша политика?
Отныне у нас одна цель, одна единственная — уничтожение нацистского режима. Мы никогда не будем вести перего¬воры с Гитлером. И пока мы не освободим народы, находящиеся под его ярмом, любой человек или правительство, которое сражается про¬тив нацизма, получит нашу помощь, любой человек или государство, которое сражается против Гитлера, будет нашим союзником. Такова наша политика... Из этого следует, что мы окажем любую возможную помощь России и русскому народу, и мы будем призывать наших друзей и союз¬ников во всех частях мира занять ту же позицию и следовать ей до конца»...
«…опасность, угрожающая России, — это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам, точно так же как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, — это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара».
Свою речь лорд Уинстон Черчилль закончил призывом:
– «Let us learn the lessons – lessons already taught by such cruel experience. Let us redouble our exertions and strike with united strength while life and power remain».
_____________________________________________
* Англ. – «Так давайте затвердим уроки, которые нам уже преподал жестокий опыт. Удвоим наши старания и ударим с объединённой силой, пока есть силы и возможности!».
_____________________________________________
На последних словах Черчилля радиоприёмник заглох. Зелёный огонёк индикаторной радиолампы, помигав, погас. Я развернул «Сименс», снял заднюю крышку. Всё, конец лампе. И вторую такую в военное время, пожалуй, не достать!
Перечитал свои записи. Хорошо, успевал. Надо же! Не ожидал такой речи от Черчилля! Во, политик! Непредсказуем. Что он там про немецких лётчиков сказал? А, нашёл: «…и убийц в небе, потрёпанных множественными британскими ударами». Понятно! Гитлер уже сейчас не в состоянии воевать на два фронта. Ему пришлось снять дивизии люфтваффе, бомбившие Лондон, Ковентри, порты и ВМС! Или снял частично. В любом случае натиск на Великобританию ослаблен.
Правильно китайцы изображают «янь-инь». И в самом чёрном круге зла и несчастья уже существует белая искра добра и надежды, которая будет расти и уничтожит тьму!
Как сказал Вячеслав Михайлович: «Враг будет разбит, победа будет за нами!». Ясно, чьи слова –«Самого»! Не Молотов придумал.
Глава IV
Дед – внуку, или новые открытия Найдёнова.
Как расстреливали Кудашева. Взвейтесь кострами синие ночи. Что там, насчёт туркестанского золота?
… «Враг будет разбит, победа будет за нами!», – Александр Георгиевич Найдёнов несколько раз перечитал последнюю фразу, на которой обрывались записи тетради под одиннадцатым номером «Дневника» Александра Георгиевича Кудашева. Подумал: «Ну, дорогой дедушка, ты даёшь! Что там дальше, что с фашистами в Киштвари делать будешь?»…
Обвёл глазами стол, полки, заваленные рукописями и книгами. Где здесь искать тетрадь двенадцатую?! На свитки–манускрипты внимания не обращал. Ротмистр Кудашев – человек почти современный, многие тетради собственными руками изготовлял. Найдёнов начал наугад вынимать из бумажных залежей и снимать с полок рукописи, сшитые и обрезанные «in codex» – в прямоугольный формат листа. Нужная тетрадь, вообще, дневники Кудашева просто так в поле зрения не попадались…
Через час работы Найдёнов остановился. Присел. Понял, на «ура» не разобрать! Здесь манускриптов тысячи… Разработка этих сокровищ хищническим способом не годится. Нужна система. В библиотеке должен быть порядок.
Наугад вытянул с полки свиток тёмной бумаги, перевязанный шерстяной серой ниткой. Развязал узелок, раскатал на столе… Ха! Почерк Кудашева. Тоже страницы «Дневника». Сами по себе в руку легли. Как после всего случившегося не верить в Предопределение?! Начал читать. Читать быстро, жадно поглощая изложенную классическим почерком русского гимназиста историю, чтобы потом перечитывать её медленно, наслаждаясь каждой фразой, каждым образом, каждым действием! Это, действительно был разговор деда с внуком!
_____________________________________________
• Манускрипт – manuscriptum, от лат. manus — рука и scribo — пишу.
• Свиток – от лат. volumen.
_____________________________________________
*****
*****
Документ № 55.
Листы, не сшитые в тетрадь,
манускрипт в форме свитка.
«Хроники»
Александра Георгиевича Кудашева.
Полторацк (Асхабад до революции).
21 июня 1924 год.
По первому возвращению из Киштвари.
Как меня расстреливали.
Это число не забыть. Число 66. Почти, как число 666! Номер статьи «Шпионаж» Уголовного Кодекса РСФСР 1922 года. Приговор – высшая мера социальной защиты. Расстрел.
Почему-то думал, что умереть придётся, как Жюльену Сорелю из романа Стендаля. В одиночестве. Гордым, непокорённым, но просто и без пафоса. Нет. Не то время, не та географическая точка действия.
Таких, как я, набралось двенадцать человек. Тоже число известное. Не простое.
Разбудили чуть свет. На завтраке сэкономили, но в туалет вывели и умыться позволили.
Связали руки в положении за спиной простым шпагатом. Свели в тюремный двор. С высокого крыльца прямо в закрытый кузов полуторки. Один шаг.
По девять человек в кузове. По шестеро со связанными руками назад, по два конвоира с винтовками у заднего борта в каждой машине. У руин мечети с драконами на фронтоне, свернули на север, в пески Кара-Кумы, подальше от столбовой дороги на Мерв.
Вспомнил, как впервые «гуляли» на фаэтоне в этих местах с Леночкой. Была ночь. Светила луна. Сладко билось сердце. И впереди была вся жизнь. Прекрасная. Счастливая!
Однако, всё в этом мире имеет свой конец. Похоже, мы к этой черте с каждой секундой всё ближе.
Ехали по песку пока машины тянули. В версте от тракта остановились у большого бархана. В его подножие сапёр на наших глазах заложил мину, вытянул от неё бикфордов шнур метров в десять. Всё понятно. Не бойсь, взрывать не будут. Расстреляют. Это они уже умеют. Смотреть на раненых, да потом добивать их – небольшое удовольствие. Потом бархан подорвут – пески сдвинутся, обрушатся на нас и похоронят. Что расстраиваться. Стервятники не доберутся, уже хорошо…
Команда военная: «В одну шеренгу становись!».
Встали. Лицом к солнцу. Ярко, жарко… Против солнца расстрельную команду не видать. Стрелков всего четверо. Шофера вышли из машин, присели в тени кузовов, закурили, на нас не смотрят, о чём-то о своем разговор ведут. Осмотрелся вправо, влево. Из всех казнимых знакомый только один: поляк Котушинский Хенрык Юлиан, что проходил в 1911-м по делу о терракции в Асхабадском Русском театре. Во, где довелось встретиться! Все стоят, в землю смотрят. На небо невозможно, без глаз останешься. Тихи все, нет истерик. Подрасстрельные бедолаги ещё в камерах отстрадали. По-полной. Сейчас наши мучения закончатся. Это что, партию в три приёма убивать будут? Кому пуля первая, кому последняя…
Команда комиссара:
– Оружие… К бою!
Да, шутники. К какому ещё бою?!
Команда:
– Целься!
Всё, конец! Прощай, Леночка! Прости за всё. Папа, мама, встречайте!
Команда:
– Пли!
Залп. Вспышки. Звук. Справа и слева упали, сбитые с ног пулями, назад, лицами в небо. Стонов нет.
Команда:
– Заряжай. Целься!
Всё. Сейчас моя очередь. Всё-таки, сволочи, перекреститься перед смертью и то не дали! Как там, не забыл ещё: «… и остави нам грехи наши, яко оставляем мы должникам нашим. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!»…
Вдруг, звуки долгого квакающего клаксона от дороги, пистолетные выстрелы. Маузер!
Команда:
– Отставить!
Подъехал и развернулся у подножия бархана запаршививший облупленный «Роллс-Ройс» с красной звездой на дверце и надписью «Туркестанский пролетарий». Старый знакомый. Еще на ходу. Когда-то на нём гонял ротмистр Отдельного корпуса жандармов Иоганн Кюстер, исполняющий обязанности Начальника жандармского полицейского управления Закаспийского отделения Средне-Азиатской железной дороги. Ну, ну… Кто сейчас в нём ездит?
Из машины спрыгивает на раскалённый песок человек в красных гусарских старорежимных рейтузах, в распахнутой черной потёртой кожанке и такой же фуражке с красной эмалевой звёздочкой. Большой начальник. Ему кожанка вместо полковничьих эполет авторитета придаёт. На синих петлицах по два красных ромба. Спецзвание на военный чин перевести не сумел. Эти кубики-ромбики часто изменяют свое значение. Владелец красных рейтуз убирает маузер в деревянную кобуру. Представляется комиссару расстрельной команды, приставив к козырьку руку:
– Заместитель Председателя ГПУ НКВД Туркменской области и города Полторацка Туркестанской Советской Социалистической Республики Васильев. Начальник отдела контрразведки! Знать начальство нужно в лицо!
Комиссар, лениво козырнув, ответил:
– Айвар Пурмалис. Согласно Приговору Военного трибунала Асхабадского гарнизона. Исключительная мера социальной защиты. Все по одной статье – 66 – «Шпионаж» УК РСФСР 1922 года. Показать Постановление?
– Не нужно. Кто тут у вас Аки Айдаров?!
– Вон лежит. Уже «приведён в исполнение».
– Чёрт! Мне приказано без переводчика не возвращаться!
– Что за переводчик? Айдаров – парикмахер с Текинки! Английский шпион. На «Теке-базар» персов полно, все говорят по-русски, все переводчики, все – английские шпионы. Берите любого.
– Без советов, пожалуйста! Всё вам знать надо! Персов много… Неграмотных! Мне нужен переводчик умный, умеющий читать и писать. Всех извели.
– Почему извели? Сами разбежались. На то, они и умные. Вот один остался: русский, грамотный, в Персии десять лет прожил. Если у вас есть Протест Военной прокуратуры либо Постановление ЦИК о помиловании, можете забрать! Только подпишите карточку конвоирования. Согласны?
– Да, согласен. Вот моё удостоверение. Постановление ЦИК передам вам сегодня не позже окончания рабочего дня. Кто из них?
Комиссар повернулся к нам, крикнул:
– Кудашев! Ко мне бегом!
Не скрою, человек в кожанке под красной звёздочкой в этот момент показался мне ангелом небесным. Бежать я не мог физически, но имитация поспешности выглядела бы омерзительно. Повернулся к тем, расстрелянным и недострелянным. Поклонился им. «Простите, ребята!». Слышу:
– Поторопись, Кудашев! Могу передумать!
Подошел. Молчал, тяжело дышал. Не мог себя заставить раскрыть рот. Не мог поднять голову, взглянуть на своих палачей.
Человек в кожанке взял меня двумя руками за плечи, встряхнул меня. Он что-то говорил, но я не понимал его речи. Моё сознание, как пыльной бурей, застилалось красным туманом. Его голос казался мне знакомым, но память отказывалась подсказать старый зримый образ…
– Александр Георгиевич! Кудашев! Это я, Васильев. Прапорщик Васильев. Потом – подпоручик вашим ходатайством пограничной стражи Никита Александрович Васильев. Вспомните, Александр Георгиевич, Кизил-Арват, Мусорное ущелье… Сколько раз мне вас от расстрелов избавлять?!
Я вспомнил. Прошлые самые мрачные дни мои вспоминались теперь, как потерянный земной рай. Я не плакал, слёз не было, но, видно, страдание сжало мне гримасой не только лицо.
– Вам плохо?
Я с трудом разомкнул пересохший рот:
– Руки развяжи…
*****
*****
И это всё?! Найдёнов с разочарованием перечёл последние строки свитка. Вдруг, подумалось, что, если в этом литфонде более нет дневников Кудашева? Горько стало от этой мысли.
Не ушами услышал, почувствовал по запаху присутствие своих помощников – жрецов-хранителей библиотеки, которых ему рекомендовали называть просто Первым и Вторым.
– Чем можем быть вам полезны, уважаемый Искандер-бек? – спросил один из жрецов.
– У нас будет много работы, уважаемые хранители библиотеки, – сказал Найдёнов.
– Мы готовы, господин, – хором ответили помощники. – Ждём ваших приказаний!
– Насколько хорошо вы знакомы с библиотекой?
– Знаем каждую единицу хранения в лицо, господин,– так же хором ответили помощники.
Найдёнов смутился. Приказал:
– Отвечает на вопрос только Первый. Второй по необходимости дополняет его ответ. Знаете ли вы, что такое «хаос»?
– Да, господин, – ответил Первый. – В древнегреческой мифологии Хаос – первоначальное состояние мира, до вмешательства в него Высшим Силой и Разумом, который систематизировал наш мир.
– Замечательная формулировка, – поразился Найдёнов. – Лучше не скажешь. Я запомню её. Так вот, это хранилище манускриптов – ещё не библиотека. Это – первозданный хаос! Ваша задача аккуратно разобрать эту свалку и разложить манускрипты и инкунабулы в некотором определённом порядке, что позволит нам в будущем находить нужную книгу или документ без труда!
– Мы поняли! – снова хором ответили жрецы.
– «Эти жрецы, как сиамские близнецы!», – подумал Найдёнов. – «Видно, система культового образования и воспитания настолько нивелирует разных индивидуумов, что они не только думают в одном ключе, но и говорят синхронно!».
Вслух сказал:
– Я не знаком в подробностях с европейской постановкой библиотечного дела, но, полагаю, книги нужно разобрать, прежде всего, по географическому признаку. Европа – первый отдел библиотеки. Египет и Междуречье – второй. Персия и Средняя Азия – третий. Индия и Тибет – четвёртый. Китай и прочие – пятый. Потом каждый отдел разделить по принципу языковому: санскрит отдельно, хинди, бенгали, урду и прочие отдельно! И так далее? Поняли?
– Поняли, – ответили помощники.
– Тогда прошу продолжить мою мысль, – сказал Найдёнов.
– Далее: разложить книги по принципам формы и носителей информации. Разделить свитки от инкунабул, папирусы от пергаменов… Мы всё поняли! – жрецам, вроде, понравилась идея навести в хранилище порядок.
Такой понятливостью Найдёнов остался доволен. Продолжил:
– А главное, нужно составить полную опись всех книг, будем условно так называть все единицы хранения, иначе в этих свитках и инкунабулах утонем! Назовём этот список, как положено – каталогом!
– Мы поняли, будет исполнено,– ответили помощники. – Однако, у нас не хватит запасов писчей бумаги на такой каталог!
– Пока работаем с тем, что есть. Дальше видно будет. Здесь трудов на несколько месяцев. Но, прежде, разыщите мне все рукописи на языке руси.
Найдёнов указал на дневники Александра Георгиевича Кудашева, лежащие на столе:
– Предметом моего контракта с Кафири является перевод с руси на фарси именно этих документов!
– Мы знаем, – сказали помощники, – Это рукописи Искандер Кудаш-бека! Мы предоставим их вам все. На это не потребуется много времени.
Зазвонили колокольчики, потом ударил гонг…
В библиотеку один за другим вошли уже знакомые Найдёнову вооружённые телохранители. Вслед за ними вошёл сам главный жрец Кафири старейшина Лак-Перун.
– «Вот как, – успел подумать Найдёнов. – Вход в святилище, закрытый массивным скальным монолитом, открывается не только изнутри, но и снаружи. Главный жрец знает секрет. Не иначе, используется гидравлика…». Пошёл навстречу старейшине.
Здоровались рукопожатием обеих рук.
– «Неужели неделя миновала?», – подумал Найдёнов. – «Нужно будет вести собственный дневник. Отмечать дни. В этих гротах, отрезанных от солнечного света, можно совершенно потерять чувство времени!».
Вслед за Лак-Перуном агнираширы-юноши внесли несколько корзин. Поставили у стены, поклонились Найдёнову и бесшумно вышли.
– Здесь продукты, ваша новая одежда, бумага, письменные принадлежности, – сказал Лак-Перун.
Найдёнов поблагодарил.
– Как успехи? – спросил Лак-Перун. – Уже можете меня порадовать чем-то?
– Пока знакомлюсь. Мне нужно время на адаптацию. Время разобрать эти завалы, найти нужные документы. Сам перевод не займёт много времени. Вот только с каламом проблемы. Я не могу быстро писать на фарси.
Лак-Перун понимающе кивнул Найдёнову. Что-то быстро сказал на агни-ра Первому хранителю. Тот присел за кудашевский письменный стол, положил перед собой чистый лист бумаги, откинул с хрустальной чернильницы медную крышку, взял в руки стилос – тростниковый калам. Приготовился писать.
– Прошу, попробуйте! – Лак-Перун сделал рукой повелительный жест к действию.
Найдёнов понял, что требуется от него. Взял в руки дневник Кудашева. Начал сразу читать на фарси:
– ;; ;;;;;; ;; ;; ;;; ;;;; ;; ;;;
;;;;;; ;;; ;;;; ;; ;;; ;;;; ;;;;;
_____________________________________________
* Фарси. – Право выбора по жизни каждому дано.
По какой идти дороге нам не всё равно...
_____________________________________________
Калам в руке Первого хранителя библиотеки порхал, как бабочка, от чернильницы с тушью на лист бумаги. Остановился самое большее секунд на десять позже, чем Найдёнов закончил бейт, написанный самим Александром Георгиевичем.
Найдёнов был поражен. Захлопал в ладоши.
Лак-Перун был более сдержан. Но ему понравилась реакция Найдёнова. Сказал ему:
– Видите, как просто, уважаемый Искандер-сардар! Нам ни к чему «Ундервуды». Не беспокойтесь, мы не собираемся делать из вас раба этой библиотеки. Полагаю, на исполнение ваших обязательств по договору не понадобится много времени.
Найдёнов улыбнулся, утвердительно кивнул.
Старейшина главный жрец Агни-Ра лукаво продолжил:
– Если, конечно, вы сами, уважаемый Искандер-сардар, не примете иное решение!
Повернулся к стеллажам:
– Позвольте мне, Искандер-сардар, стать хоть на малое время вашим проводником в этой сокровищнице знаний и памяти цивилизаций планеты Земля!
Найдёнов ответил с предельной вежливостью:
– Только буду счастлив!
Лак-Перун продолжил. Найдёнов слушал его, затаив дыхание. Не перебивал ни вопросами, ни вежливыми вздохами, ни комментариями.
– Прошу прощения, моя скромная, но предметная лекция с демонстрацией бесценных манускриптов и первопечатных книг будет несколько бессистемной, но вы, конечно, наведёте в этой библиотеке европейский порядок.
Итак, начнём!
Вашему вниманию предоставляю. Вот исторические документы, за которые самые известнейшие музеи Европы и Америки заплатили бы баснословные суммы, а правительства этих стран осыпали бы высшими наградами монархий и республик. Академии наук поприсваивали бы свои звания. Не говоря уж о том, что туземные монархи Филиппин, Индонезии и королевств Индо-Китая стали бы Европе в этом вопросе могущественными конкурентами! Смотрите, трогайте, читайте, если сможете. Вот они – скрижали из чистого золота, листы из слоновой кости, полосы из шёлка, пропитанные смолами и растительными ядами от грызунов и насекомых пальмовые листы – носители информации, изложенной на неизвестных древнейших языках удивительными письменами, которым не одна тысяча лет!
Лак-Перун перешёл к следующему стеллажу, продолжил:
– Рекомендую: Это удовольствие для лицезрения избранным. Армянские иллюминированные рукописи не столь древние, но, как и античные, замечательные и ценные. Средневековое армянское искусство миниатюры, ещё сохранившее в себе черты как индийских, так и византийских традиций. Пятый век христианского летоисчисления.
– Манускрипты арабской культуры на красной сафьяновой коже из Марокко. Двенадцатый век.
– Одиннадцать свитков из папируса, разного времени происхождения, клеймённых одинаковыми картушами с изображениями креста и двух всадников на одном коне – наследие ордена тамплиеров. Текст на арамейском языке. Двадцать четыре иллюстрации. Трактаты по механике с чертежами механизмов, использующих силу рычагов и блоков. Планы крепостей. Расчёты по каменной выкладке арок и куполов. Модели фортификаций. Схемы военных построений пехоты, кавалерийских атак. Семь схем-карт городов юго-восточного Средиземноморья, включая Иерусалим.
– Сорок семь прямоугольных листов папируса времён Птолемея Второго из Александрии. Пособие по геометрии. Математические таблицы. Планы конкретных земельных участков.
– Здесь более шести тысяч не связанных между собой изображений различных размеров. Здесь атласы анатомии человека, как его строение видели врачи и учёные Индии, Китая, средневековой Европы, даже шиитской Персии! В том числе рисунки лекарственных трав, медицинских хирургических инструментов. Таких атласов географии Земли, в узнаваемых, но не мыслимых на сегодняшний день контурах, вы не видели никогда! Здесь – цветущие долины, полные реки и процветающие города, ныне поглощённые раскалёнными песками Сахары и Гоби! Отсюда – знание о том, что Древний Египет, построивший свои, немыслимые по трудовым и экономическим затратам на строительство, пирамиды, во времена фараонов не был ограничен узкой полоской обрабатываемой земли по обе стороны Нила. Египет простилался от Красного моря до Атлантического океана! Возможно, в этих папирусах есть сведения о той чудовищной космической катастрофе, что огнём выжгла земли, на которых паслись многотысячные стада антилоп, жирафов, а полноводные реки были полны и рыбой, и бегемотами!
– Вот рукопись, авторский автограф самого Абурайхана Бирунии: «Письменное сообщение есть один из видов сообщения и, пожалуй, более предпочтительный, чем какой-либо другой, ибо, откуда мы знали бы предания народов, если бы не вечные памятники пера».
– Вот пергаментные манускрипты Абунасра Фарохи с трактаты по суфизму, религии, персидской литературе. Поэта 15-го века Мавлана Нуриддина Абдуррахмана Джами. Ряд книг по суфизму: иранского суфия Мир Саида Али Хамадани, собрание писем Шейха Ахмада ибн шейха Абдулахада Фаруки Накшбанди "Дурр ал-ма’рифа", письма Шаха Ахмада Накшбанди…
– Здесь – Индия. Уникальная рукопись поэмы "Весанта-виласа". Пятнадцатый век. Девяносто семь миниатюр. Всего понемногу. Правда, это «понемногу» часто выражается трёх, а то и четырёхзначными цифрами. Древнейшие индийские миниатюры – это сад наслаждений в пустыне земных забот. Вот иллюстрации к джаинским священным текстам одиннадцатого века. «Кальпасутра», «Калкачарья-катха» – школа джайнской миниатюры. Источники – Гуджарат и Раджастхан.
– Особая гордость собрания: буддийские каноны – «Ганджур» и «Данджур». В общей сложности не менее двух тысяч томов. Тибетские книги на старомонгольском языке достаточно большая коллекция. Кроме религиозных и ритуально-мистических трактатов, есть книги по грамматике, стихосложению, медицине. Астрологические и астрономические сочинения, календари, исторические хроники.
– Бесценные сокровища книги по медицине: тибетской «Чжуд-ши» и арабской Абу Али-ибн-Сина – «Канон врачебной науки».
Найдёнов, не прерывая Лак-Перуна, подошёл ближе, взял из его рук последний свиток шёлка, весом не менее, чем в десять-двенадцать килограммов, намотанный на деревянную скалку. Присмотрелся. Текст на фарси. Уже хорошо. На арабском не понять. Много рисунков. Прочёл наугад вслух:
– «Одно из средств, доставляющих наслаждение обоим, это слюна, если во рту у мужчины асафетида или кубеба, а также миробалановый мёд или мёд, замешанный со смолой скаммония, или имбирь, или перец с мёдом…»!
Прокомментировал:
– Однако. Кто бы ещё просветил, что есть «асафетида», «кубеба» и «миробалановый» мёд!
Жрец Лак-Перун внимательно посмотрел на Найдёнова. Некая мысль пришла ему в голову. Спросил:
– Вы были женаты, уважаемый Искандер-сардар, там, у себя в России?! Если свободны, можем и здесь красивую девушку присмотреть…
*****
*****
Полторацк. 21 июня 1924 года.
В тот же день, возвратившись в Полторацк после приведения приговора в исполнение, Айвар Пурмалис не спешил покинуть свой кабинет в административном комплексе под названием «Тюрьма» на улице Кладбищенской.
Пора бы домой, где его ждала не только супруга, но и приличный обед.
На плите доходил в эмалированной кастрюльке огненный борщ из свежей капусты с помидорами, с перцами турецким и болгарским, зелёным лучком и укропом на бараньих рёбрышках.
Кот Тимофей сладко спал на кровати своего хозяина, спрятавшись за горку подушек. Канарейка в клетке под потолком выдавала свои каденции в семь колен. Фикус в кадке был на своём месте.
Бутылка водки, охлаждалась под тоненькой струйкой холодной воды из-под крана… Водочка не асхабадского винзавода, настоящая «Смирновская». Бутылочка запечатана красным сургучём – из запасов старого хозяина квартиры господина Попова, инженера путей сообщения депо «Асхабад».
Впрочем, комиссар Полномочного представителя ГПУ по особым поручениям товарищ Айвар Пурмалис вступил в наследство имуществом инженера Попова на полном законном основании. Зарегистрировал брак с его вдовой. Вдова уверена, что Попов был расстрелян интервентами за отказ проведения на железной дороге саботажных акций. Это была полуправда, то есть наимерзейшая ложь. Большевик Пурмалис знал правду, но старался не вспоминать её даже про себя.
Комиссар задержался на рабочем месте не просто так. Долго и мучительно, в несколько приёмов писал, марая пальцы фиолетовыми чернилами, докладную на имя вождя:
«Трибуну мировой революции, пламенному борцу с царизмом, первому Главнокомандующему Красной Армии…».
*****
*****
Документ № 83.
Частное письмо.
1 лист без конверта.
Москва, Кремль,
Революционный военный совет СССР.
Председателю Льву Давидовичу Троцкому лично.
21 июня 1924 года.
«Трибуну мировой революции, пламенному борцу с царизмом, первому Главнокомандующему Красной Армии, организатору побед над врагами революции белогвардейцами, националистами и интервентами, основателю Третьего Интернационала, члену Политбюро ЦК ВКП (б), Наркомвоенмору, Предвоенсовета, борцу за мир во всём мире товарищу Льву Давидовичу Троцкому.
Ваш призыв: «За рабоче-крестьянское дело стоять до последней капли крови!» горит и в моём сердце комиссара УГПУ по особым поручениям в жарком городе Полторацке (бывшем Асхабаде).
Сегодня, мне скромному труженику ГПУ, ежедневно исполняющему свой партийный долг, совершающему не совсем приятную работу по очистке нашего нового революционного общества от омерзительных его отбросов – бывших офицеров царской жандармерии, полицейских, служащих административного аппарата, агентов империалистических разведок, изнутри разрушающих государство рабочих и крестьян, довелось стать свидетелем попрания революционных законов нашего общества.
Бью тревогу! Враги проникают и в ряды рабоче-крестьянского коммунистического (большевиков) ГПУ.
Так, сегодня, в мои действия исполнения приговоров врагам Советской власти, вынесенным Военно-революционным трибуналом по статье 66 УК РСФСР, грубо вмешался лично заместитель Председателя ГПУ Туркменской области Начальник отдела контрразведки товарищ Никита Александрович Васильев. К месту акции революционного возмездия он прибыл на автомобиле, стреляя из своего маузера в воздух. Остановил акцию. Без предъявления письменных полномочий, только силою авторитета занимаемой им должности освободил от исполнения справедливого приговора английского шпиона некоего Кудашева Александра Георгиевича. Имеется его расписка в приёме названного субъекта. При этом заявил во всеуслышание, цитата дословно: «Без Советов, пожалуйста!». В разговоре с Кудашевым, состоявшемся при свидетелях, Васильев припоминал, что ранее он, Васильев, был офицером-прапорщиком, а потом, по какому-то ходатайству самого Кудашева, получил чин подпоручика пограничной стражи!
Имею подозрение, что в управленческой верхушке нашего ГПУ формируется некое образование из старых царских офицеров. Уверен, цели этого сообщества не совпадают с целями трудового народа, со светлым путём мировой революции!
В целом, в ГПУ сложилась порочная практика местничества, основанная на своекорыстных интересах. Используя служебное положение, отдельные личности, наделённые высокими властными полномочиями, занимаются форменным вымогательством, кладоискательствами. Для чего арестовывают более-менее состоятельных людей, или лиц, которые до революции были обеспеченными членами общества, содержат их в тюрьме, и прекращают надуманное дело по получению выкупа. Лиц, пытающихся вскрыть эти факты, попросту ликвидируют, списывая убийства на мнимых агентов иностранных разведок или на членов белого подполья.
Я, соблюдая субординацию, дважды обращался по служебной инстанции с информацией по отдельным фактам превышения полномочий в целях личного обогащения отдельных должностных лиц. Дважды получал ответ, что действия этих лиц производятся в оперативных целях в очень тонких разработках высокопоставленных иностранных агентов. В последний раз я был поставлен на своё место в очень грубой форме с угрозой физической расправы.
Своей службой, образованием (окончил шесть классов русской прогимназии в Риге), владением немецким и шведским языками, я мог бы принести большую пользу Стране Советов.
Да здравствует товарищ Троцкий!
Да здравствует мировая революция!
В чём собственноручно подписываюсь, комиссар Полномочного Представителя ГПУ по особым поручениям Айвар Пурмалис, бывший рядовой Сводной роты Латышских стрелков, член ВКП (б) с марта 1918-го года.
Визы:
• Москва. Реввоенсовет. Экспедиция спецсвязи. Переадресация: ОГПУ НКВД при СНК СССР Председателю Ф.Э.Дзержинскому.
• Москва. ОГПУ. Секретариат. Передано: Заместителю Председателя Генриху Ягоде.
• Москва. ОГПУ. КРО ОГПУ. Переадресация: Туркестанская Автономная Социалистическая Советская Республика. Ташкент. Полномочному представителю ОГПУ Александру Эйнгорну. «Разобраться. Доложить». Подпись неразборчива.
• Ташкент. ГПУ Туркестанского Края. Отдел кадров. Переадресация: г. Полторацк, Туркменский обл. ГПУ, Председателю т. Петрову Т.А. «Разобраться. Доложить».
_____________________________________________
* Примечание: Асхабад Закаспийской области в 1919 г. переименован в Полторацк в память о председателе Совета народного хозяйства Туркестанской Республики П.Г.Полторацком (1888 -1918). В 1924 году Ашхабад был провозглашен столицей Туркменской ССР. Туркестанская Автономная Социалистическая Советская Республика со столицей в Ташкенте преобразована в Узбекскую ССР.
_____________________________________________
*****
*****
Документ № 55.
Листы, не сшитые в тетрадь,
манускрипт в форме свитка.
Продолжение.
«Хроники»
Александра Георгиевича Кудашева.
Полторацк. 21 июня 1924 года.
В этот же вечер ближе к ночи, я вернулся в наш дом на улице Андижанской в новом своём качестве: переводчиком с языков фарси и английского «туда и обратно». Штатным сотрудником, «спецом» ГПУ НКВД Туркменской области – бывшей Закаспийской. Вольнонаёмным, не аттестованным. Получил аванс. Расписался за тридцать шесть рублей. Даже не знаю, что на эти деньги здесь купить можно. От Васильева получил, как я понял, из «рептильного фонда», ещё пятьдесят рублей и отрез тёмно-синего бостона на костюм. Начальство, как в старые времена, заботу на первых порах проявляет. Ладно, я давно уже не вольноопределяющийся. Цену такой заботе знаю. За неё придётся платить кровью или контузиями. Долго ли мне ещё так? Пусть так. Не привыкать. Пусть контузия, но только последняя. Лишь бы не предательство!
Радоваться особенно нечему. Дни радости давно позади. Впереди мрак. И не только для служащих ГПУ.
Да, выдался денёк. Кроме несостоявшегося собственного расстрела пришлось пережить ещё два собеседования и один допрос, написать в сотый раз длиннющую подробную объяснительную, заполнить пять-шесть анкет и дать подписку о неразглашении государственных и служебных тайн. Получил со склада собственную одежду. В отделе кадров справку об освобождении и временное удостоверение на простой бумаге, но с фотографией на двух медных клёпках с фиолетовой печатью. Конечно, ни о какой реабилитации и речи быть не могло: государственную границу, как-никак, пересёк нелегальным образом. Состав преступления налицо. Я на хорошем крючке. Стоит неловко повернуться, и крепкая остро заточенная сталь напомнит о себе.
Уже на подходе к Андижанской, меня обогнала полуторка. В открытом переполненном кузове десятка полтора мальчишек и девчонок. Счастливые. Весёлые, как весенние щеглы! Звонкими голосами выдают на всю Андижанскую:
«Взвейтесь кострами
Синие ночи.
Мы пионеры –
Дети рабочих!»!
Полуторка остановилась у дома Барановых. У моего, у нашего дома. Из кузова выпорхнул, как воробей, мальчишка. Приземлился на мостовую, помахал отъезжающим друзьям и подругам, и, продолжая петь, заколотил в калитку:
«Близится эра
Светлых годов.
Клич пионера
Всегда будь готов!».
Узнал. Сын! Первенец. Георгий, в честь деда. Сколько ему? 25-го октября двенадцать лет исполнится.
Подождал. Калитка приоткрылась. Жорка ужом проскользнул в щель. Быстрый какой! Я так и не увидел, кто ему отворил. Наверное, мама. Леночка!
Господи! Боюсь домой идти. Как бродяга, какой бездомный. Стоял, думал. Вот, сердце пошло ровнее. Можно двигаться. Подошёл к полураскрытому освещённому окну зала, забранному от мошкары тюлевой занавеской. Два раза стукнул в стекло. Подражая гнусавому дервишескому призыву, выдал: «Алла, бисмилла, рахман рахим!»… В зале что-то со звоном упало на пол. Звук бегущих по крашеному дереву пола босых ног. Скрип калитки. Ещё мгновение, и Леночка, обвив мою шею руками, повисла на моей груди!
И сразу мрак ночи рассеялся. В душе снова засияло солнце!
Хайре, Хелайос!
_____________________________________________
* Греч. – Здравствуй, Гелиос!
_____________________________________________
Я на руках понёс свою драгоценную ношу в дом. Кто-то запер за нами калитку. На ступенях крыльца я оглянулся. Георгий стоял спиной к воротам. Молчал. С самым серьёзным видом настороженно смотрел на нас. Леночка высвободилась из моих рук. Позвала сына шёпотом:
– Георгий! Иди в дом, папа приехал!
Вошли в зал.
– Здравствуй, Саша!
– Здравствуй, Леночка!
– Ты живой?!
– Как видишь…
– Не может быть. Мне сказали, что тебя расстреляли, как английского шпиона! – Леночка закрыла лицо руками.
Голос сына:
– Мама, не плачь. Он в бегах. В бегах, как всегда. Скажи ему, пусть он уйдёт! Его всё равно поймают.
Я повернулся к Георгию лицом. Поманил его к себе. Он без страха подошёл. Я понимал, сделаю попытку обнять сына, и мне это не удастся. Мальчик стоит на нервах, как на эшафоте. Значит, нужен диалог. Разговор, как с мужчиной. Короткий разговор. Без экскурсов в историю общую, в историю родословной… Но, всё-таки, что в этой маленькой гордой головке против меня?
Спрашиваю:
– Знаешь, кто я?
Отвечает:
– Знаю: белогвардеец, царский жандарм, душитель свободы!
Продолжаю:
– Пока, пусть так. Теперь о тебе. Я вижу, ты пионер?
– Да, пионер!
– Знаешь, что означает это слово?
– Пионер, значит – первый!
– Истинно. И слово это в русский язык пришло из языка английского. Пионерами называли первооткрывателей новых стран, новых земель. Пионеры первыми исследовали новые территории, осваивали их. Вслед за пионерами ехали переселенцы. Они знали от пионеров о тех трудностях и опасностях, которые им предстоит избежать или преодолеть. Пионеры были разведчиками! Ты ведь тоже, наверное, мечтаешь стать разведчиком?
– Да. Только советским разведчиком, а не английским шпионом, как ты.
– Не торопись. Разведчик не должен торопиться. Всегда есть опасность провалиться в волчью яму или попасть в иную ловушку. Ответь на последний вопрос: должен ли советский разведчик уметь хранить военную тайну?
– Да, конечно.
– А лично ты?
– Да. Только советские тайны, а не английские!
– Хорошо. Ты сказал, я слышал. Могу я быть уверен, что ты, пионер, узнав какую-либо советскую военную тайну, будешь хранить её, как собственные глаза, и даже ещё крепче? Даже от своих самых близких друзей? Тайна, это когда её знают только тот, кто доверяет, и тот, кому доверяют. Третьего не дано! Ты знаешь название советской организации, в которой служат настоящие советские разведчики?
– У нас все ребята знают. Плакаты в школе висят. И разведчики, и контрразведчики служат в ГПУ НКВД! Мы только что вернулись из поездки на пограничную заставу. В Фирюзе были.
Чувствую, Георгий насторожился, но внутренне где-то и успокоился.
Достаю бумажник. Вынимаю сложенное вчетверо удостоверение личности. Протягиваю сыну.
– Посмотри, только аккуратно с документом!
Георгий аккуратно развернул свёрнутый листок. Увидел фиолетовую печать с гербом СССР в центре и надписью по окружности «Народный Комиссариат Внутренних Дел».
Господи, какой он ещё ребёнок! Как засияли его глаза, как раздулись ноздри маленького носика. Сердечко, небось, стучит вовсю!
Сзади Георгия встала Леночка. Наклонилась над ним. Обняв сына за плечи, читала запись в удостоверении. Потом сказала ему на ухо:
– Не будь букой! Иди к папе, ты же так ждал его!
Я обнял Георгия. Сказал ему на ухо:
– Подарки завтра!
Спросил Леночку:
– Саша где?
– Поздно уже. Спит в детской.
Пошёл в детскую. Постоял на коленя у кроватки. Гладил младшего по голове. Тоже уже большой, в октябре шесть будет.
Потом ужинали. Вот, когда Леночка чуть не расплакалась! Прости, Саша, ужин у нас сиротский… Каспийский судак, зажаренный кусочками в кляре, хлеб, салат из помидоров и огурцов с собственной грядки. Выпили по рюмке за встречу. Царский ужин!
Знала бы Лена, чем последние двенадцать месяцев я питался. Нет, лучше пусть не знает.
По второй помянули всех наших – как собственных родителей, так и незабвенных Барановых – Татьяну Андреевну, Максима Аверьяновича, не забыли и Дзебоева Владимира Георгиевича. Вечная им память.
Разговаривали. У каждого было что рассказать. Каждого я был рад услышать. Георгий сомлел через час. Уже сонного отнёс его в спальню. С Леночкой проговорили до трёх ночи.
В семь утра нас разбудил стук в калитку. Леночка вышла. Вернулась не одна. Сзади шёл Никита Александрович Васильев. В дом не вошёл. Прошёл в сад, сел на скамейку под виноградной беседкой. Леночка накрыла стол белым полотенцем, поставила чайные приборы. Наполнила чайник водой из-под крана. Ушла на кухню.
Я не спешил с разговором. Васильев начал сам:
– Мои извинения, Александр Георгиевич, за ранний визит. Подстраховался я. Не хотел на наружное наблюдение нарваться. У нас есть час на откровенный разговор. Потом, на работе, я начальник, вы – служащий. Слушаете меня?
– Да, Никита Александрович.
– Во-первых, хочу заверить вас, что ни в коей мере никогда не причиню вам никаких неудобств. Я вашему семейству обязан собственным здоровьем и самой жизнью. С историей переливания крови вас ещё не ознакомили?
Я отрицательно покачал головой.
Васильев продолжил:
– Так я и думал. В вашей семье не принято хвастать добрыми делами. Знайте же, меня, умирающего от заражения крови, полученного от ранения в Аму-Дарьинских тугаях на афганской границе, спасли ваши женщины. Татьяна Андреевна отдала свои собственные четыреста грамм крови, а Елена Сергеевна ассистировала при операции переливания. Первая операция переливания крови во всём Закаспии! Так что, я теперь по крови ваш родственник.
Я кивнул. Позволил себе реплику:
– Я тоже не забыл, как метко стрелял прапорщик Васильев, реально спасший жизнь ротмистру Кудашеву в Кизил-Арвате. Не будем считаться, кто кому должен. Вчера вы меня второй раз из-под расстрела вытащили. Буквально, как и в первый, с самого порога «того света».
Васильев улыбнулся:
– Еще раз, виноват! Еле-еле успел.
– Я слышал. Все десять патронов из маузера в небо разрядили, пока казнь не была приостановлена. Мои сожаления. Ваш человек попал под первый залп… Не повезло.
– Мой человек? Я по вашу душу спешил, Александр Георгиевич!
– Как так? Вы и имя, вроде, называли переводчика – я запомнил: Аки Айдаров.
– Аки Айдаров, просто прикрытие. Остался бы жив Айдаров, забрал бы и его тоже. Не хотел, чтобы ваша персона выглядела, как какая-то ключевая фигура.
– С Айдаровым понятно. Непонятно с вами, Никита Александрович. Вы – начальник КРО, так? За два месяца под следствием с обвинением в шпионаже в пользу английской разведки, я не только лично с вами ни разу не встречался, но даже не слышал вашего имени! Не странно ли?
– Не странно. В Москве я был на чекистских шестимесячных курсах. Окончил с отличием и получил назначение на эту должность. За два дня до вашей казни!
– Исчерпывающе. Благодарю за помощь. Вы мне вчера ангелом-спасителем, хоть и в чёрной кожанке, показались! Наше время беседы еще не вышло? Заезжайте вечерком, продолжим… Вопросов ко мне, вероятно, будет много.
– Читал я ваше дело. Информация для идиотов. Но у нас и не за такое под шестьдесят шестую подводят. Забудьте о нём. Считайте, проехали!
– Лады.
Васильев встал, вынул из картонной коробки папиросу, предложил мне. Я отрицательно качнул головой. Протянул Васильеву зажигалку. Он нагнулся над огоньком, но прикуривать не стал.
Сказал мне в самое ухо в полголоса:
– Александр Георгиевич! Хочу, чтобы вы вспомнили всё, что вам известно о туркестанском золоте!
ГЛАВА V.
Выбор, право и обязанность выбора. Переводчик фарси «туда и обратно». Асхабад-Полторацк 1924 года. Экскурс в историю. Кто такой прапорщик Константин Осипов. Ташкентский вооружённый мятеж января 1919 года. Тайна Туркестанского золота. Доппаёк.
*****
Документ № 55.
Листы, не сшитые в тетрадь,
манускрипт в форме свитка.
Продолжение.
«Хроники»
Александра Георгиевича Кудашева.
Ещё в поезде по дороге из Кветты в Симлу в 1912-м году почувствовал: Мак’Лессон готовится к серьёзному разговору со мной. Готовится сделать мне предложение на сотрудничество. Алан уверен, мне деваться некуда. Мне – куда ни кинь – всюду клин.
Может, и так. Но для меня сложившаяся тяжёлая ситуация не основание для измены.
Правда, для таких азартных участников Большой игры, как Гюль Падишах или Евгений Фёдорович Джунковский, понятия «измена» не существует. Есть просто очередная многоходовая комбинация по принципу «цель оправдывает средства». Пешки, такие, как ротмистр Кудашев или несчастный поручик Синицын, либо спокойно подставляются под удар, либо уничтожаются фигурами со своего же «шахматного» поля.
Что знаю о Гюль Падишахе? Как бы ни был Мак’Лессон по-азиатски хитёр и по-европейски умён, он в беседах и в полемиках использует условное пространство, его тоже можно назвать «полем», которое видит, понимает и чувствует только в так называемой «горизонтальной» плоскости. Возможная широта этой плоскости его не смущает. Взяв в психологическую обработку собеседника, в личном контакте с ним держит в своей памяти гигантский объём информации, всё, что о нём известно – его уровень интеллекта, скорость мышления, настойчивость в достижении поставленной цели, решения задачи, свойства характера, привычки, достоинства, пороки, сильные и слабые стороны, точки опоры, его дружеские и родственные связи. Умозрительно я так себе и представлял эти связи, как натянутые струны, связывающие не только Мак’Лессона и его визави, но весь круг факторов, которые могли влиять на их взаимоотношения. И все эти струны натянуты только горизонтально.
В оперативной комбинации Мак’Лессон исходит из принципа «поставить себя любимого» в положение противника. Проигрывает ситуацию в моём положении. В безвыходном положении. Торжествует свою победу заранее.
Напрасно.
Есть и иное видение «поля боя»!
Есть и иные связи, кроме «горизонтальных»!
После смерти отца, ротмистра Отдельного корпуса жандармов, начальника Красноводского уездного охранного отделения полиции Георгия Александровича Кудашева, наши «горизонтальные» связи как-то незаметно переросли в связи вертикальные. Очень просто. Отца мёртвым не видел. Вспоминал и вспоминаю его только живым. Разговариваю с ним. В трудный момент вспоминаю его. Как бы он поступил? Может так? Нет, никогда. Значит, и я поступлю наоборот. Так, как поступил бы отец!
Прошло время, я вырос, возмужал, моё положение в окружающем мире усложнилось. Пришлось решать задачи, с которыми отец, ограниченный образованием, жизненным опытом, собственным положением в обществе, изменениями общества, уровнем усложнившихся мировых проблем, не сталкивался.
Вот когда, в одной из, казалось бы, безвыходных ситуаций, обратился к иной, высшей «вертикальной связи». К тому, чьё Имя, даже про себя, называть не решался.
Очень хотел Помощи. Не чуда, не явления. Вразумления! Верил: «Стучите – и отворится, просите – и дастся вам!».
И связь заработала. Ситуация, сложившаяся между мною и Мак’Лессоном, на тот день разрешилась. Не скажу – благополучно, но разрешилась. Выбор был сделан единственно правильно. По принципу: «Да будет Воля Твоя!».
Знаю, в трудную минуту поступлю так же. Без внутреннего сопротивления. Без нарушения Его Заповедей.
Союз с Мак’Лессоном был заключён гораздо позже нашего уже описанного путешествия, так и не завершившегося прибытием в Симлу. Первый раз я побывал в Киштвари не по приглашению Мак’Лессона, но по приказу генерал-майора Евгения Фёдоровича Джунковского во исполнение возложенной на меня сверхсекретной особой миссии, во имя которой и сам я был произвёден в подполковники. И было это в 1918-м году. К тому времени мне было суждено пережить немало приключений в Индии, Месопотамии, Германии. В том числе досыта насладиться экзотическими достопримечательностями Индостана, побродить в образе садху по дорогам от Гуджарата до Варанаси, побывать в Тибете, покормить клопов в каменном колодце подземной тюрьмы махараджи Джамму и Кашмира, пройти фронт Великой, или «германской», войны, бежать из баварской крепости Ингольштадт… Добраться до Асхабада, интернированного индо-британскими войсками. И возглавить секретную экспедицию в Киштвари.
«Кругом, кругом, да снова в угол!», – как сказала бы Татьяна Андреевна.
Господи! Сколько всего было. Жизни моей не хватит, чтобы всё описать в подробностях.
Из Киштвари я возвращался уже не в Российскую Республику, не в Асхабад, а в Полторацк Союза Советских Социалистических Республик. Дело было в 1924-м году по весне, когда Копет-Даг раскрыл свой перевал Гаудан. И уж не подполковником, а репатриантом, учителем реальных училищ географии и английского языка Иваном Андреевичем Безрыбиным из Верного. Где и был задержан пограничниками. Паспорт Российский был настоящим. Алан Мак’Лессон, провожая меня, уверял, что проблем с документом не будет. Безрыбин уже с год как сгинул в неведомых краях. Увы. Одного взгляда советского офицера новой краснозвёздочной пограничной стражи в мой документ было достаточно, чтобы отдать своим подчинённым короткую команду «задержать».
По возвращению в родной Закаспийский Асхабад-Полторацк, мне, прошедшему следствие, обвинённому в шпионаже и чуть было не расстрелянному, пришлось сделать в очередной раз свой выбор.
Кто сам безгрешен – пусть первым бросит в меня камень.
*****
*****
22-го июня 1924 года в девять утра Кудашев переступил порог собственного кабинета, на двери которого уже красовалась аккуратная табличка с надписью бронзой по чёрному полю – «Переводчик». На следующей двери по коридору – «Секретариат», а коридорный тупик заканчивался большой двустворчатой дверью с табличкой «Председатель Туркменского областного ГПУ. Петров Т.А.».
Понятно, не только Асхабада, но и Закаспийской области более не существует. И с Тимофеем Акимычем ещё не познакомились. Иные двери табличек не имели, только номера. Но Кудашев знал, отдел кадров на первом этаже под номером 3, а кабинет Васильева на втором под номером 18.
Через час, обложившись словарями русско-персидского языка и «фарси-инглиш дикшенри», Кудашев с головой погрузился в гору бумаг. Все до единой – рукописи. От официальной административной персидской переписки до писем частных, в большинстве – торговых.
С Кудашева не требовали оценки информации, содержавшейся в корреспонденции. Только добросовестный перевод. И всегда – срочный. Через день в его кабинете появился ещё один стол, на который был водружен «Ундервуд». Так, в один день Кудашев сделал карьеру от «переводчика» до начальника «бюро переводов». За «Ундервудом» начала работать профессиональная барышня-машинистка со значком «КИМ» на белоснежной блузке. Ему оставалось только диктовать ей переводы «a vista» – «с листа», перечитывать и подписывать машинописные тексты.
Каждый лист с пометкой совершенно секретно. Доверяй, но проверяй! С Кудашева никто не требовал, и никто не обучал его правилам секретного делопроизводства. Ему самому пришлось составить соответствующий приказ, согласно которому вся корреспонденция принималась отделом согласно записям в журнале с пронумерованными и прошитыми листами, получала входящие и исходящие номера, подписывалась лицом, обращающимся в отдел, лично Кудашевым и лицом, получающим готовую продукцию.
Знал Кудашев цену сверхумным кукловодам.
Не успеешь оглянуться, как попадёшь под новое дело и под старую статью номер 66!
Кудашеву выдали несколько талонов, которые можно было отоварить в буфете. Мясо, молоко, манная крупа, сахар.
Приняли в профсоюз вольнонаёмных сотрудников. Заплатил взнос – двадцать копеек. Зарплата его, как уведомил Кудашева секретарь, попросив расписаться в приказе, была увеличена вдвое. И рабочий день, без приказа, тоже.
На третий день в отдел переводов вошёл сам Васильев. Огляделся, одобрительно хмыкнул. Приказал:
– Собирайтесь, Александр Георгиевич! Поедем, покажу вам ещё одно новое место работы.
Сели в «Роллс-ройс» под названием «Туркестанский пролетарий». Специально для Кудашева Васильев сделал большой круг по городу – улица Свободы, бывшая Куропаткина, Первомайская, бывшая Таманская. На Таманской Кудашев невольно вытянул шею. Отдельно стоявшей в его время усадьбы виноторговца Ованесяна, ставшей резиденцией Закаспийского РО (разведывательного отдела), не увидел. Только купу деревьев.
– Не ищите, не найдёте, – сказал Васильев. – Сгорел ваш разведотдел. Можете спать спокойно, в архивах УГПУ нет ни одного документа, в этом направлении компроментирующего вас. Все сгорело. Учтите эта информация сверхсекретная. Всплывёт – под расстрел нас не поведут – понесут! Предупреждаю не потому, что не доверяю вам. Просто, для порядка. Кто предупреждён, тот вооружён. Как там на латыни? Никак не запомню. Пригодится в общении с начальством.
Кудашев ответил:
– Praemonitus praemunitus.
Потом спросил:
– Как такое могло случиться?
Васильев ответил:
– Помните жандармского полковника Дзебоева, адъютанта Командующего?
– По вызову из Владивостока я был у него на посылках до терракции в Русском театре. А что?
– Полковник Дзебоев в начале 1914-го года, ещё до войны, покинул Асхабад. Где был и что делал, выяснить не удалось. В дни Февральской революции, появился снова. Без мундира. Не поверите: в монашеской рясе! Принял схиму, стал иеродиаконом. Служил в храме Святого Георгия Победоносца. Вы знаете, в восемнадцатом году 28 июля в день вступления в Асхабад интервентов Закаспийская область была превращена в генерал-губернаторство Объединённого Королевства Великобритании во главе с генерал-губернатором Маллесоном. В этот же день квартирьеры Йоркширского английского полка увидели столб дыма из окон этой усадьбы. Подняли тревогу, начали выламывать окна, забранные решётками, динамитным патроном взломали стальную входную дверь. Каково же было их удивление, когда в пламени они увидели старика с длинной седой бородой в монашеской одежде, плеснувшего на груду папок и бумаг ведро керосина! Поджигатель был застрелен на месте. Пожар потушить не удалось. Дзебоев был опознан настоятелем храма по большому наперсному кресту. Англичане причины пожара расследовать не стали. У них других проблем выше крыши было. А вот ЧК заинтересовалось. Естественно, после изгнания англичан. Нашли на пожарище лишь прогоревшее железо телеграфных аппаратов, пишущих машинок, сейфов. Подвал, менее пострадавший, был пуст… Предположили, что сотрудники «секретной канцелярии», бросив документацию, бежали.
– А с чего предположили, что канцелярия была секретной? – спросил Кудашев.
– Александр Георгиевич! – укоризненно протянул Васильев. – Стареете. А труп Дзебоева? Неспроста иеродиакон сумел проникнуть в помещение РО, неспроста ценой собственной жизни уничтожил секретный архив!
– Вечная память! – сказал Кудашев. Перекрестился. Спросил:
– А сами вы, Никита Александрович, откуда знаете, что в усадьбе РО располагалось? Если агентурная информация, можете не отвечать.
– Отвечу, Александр Георгиевич. Вам, как не ответить. Кто ещё понять сможет? Методом исключения!
Кудашев вздохнул, откинулся на спинку сиденья, устроился удобнее.
– Расшифровать? – спросил Васильев.
– Чего там, – ответил Кудашев. – Когда были известны все уцелевшие объекты, но не известен один уничтоженный, значит, он и есть тот самый!
– С вами было бы легко работать, – сказал Васильев.
– Уже работаем, – сказал Кудашев.
– Да, да, – согласился Васильев.
Так, за разговором подъехали к месту назначения. Остановились. Васильев заглушил мотор. Вышли.
У Кудашева воленс-неволенс защемило сердце. Они стояли у ворот асхабадской тюрьмы на улице Кладбищенской.
*****
*****
Предъявили удостоверения личности. Вошли. Сдали дежурному документы. Васильев сдал оружие. Получили взамен жестяные на колечках жетоны с пробитыми номерами и буквами.
Система «ниппель»: отстойник. Первую входную дверь заперли. Вторую, внутреннюю раскрыли. И никак иначе. На «рывок» никто на свободу не проскочит. Сдашь жетончик, получишь свой документ после того, как твою личность сверят с фото, могут хоть в сотый раз фамилией поинтересоваться. Всё продумано.
В помещения следственного отдела прошли другим коридором. Следователи при виде Васильева вставали, отдавали честь. Васильев с каждым здоровался за руку. Представил Кудашева в его новом качестве. Кудашева здесь знали, лишних вопросов не задавали.
– Прошу использовать нашего начальника отдела переводов экономно, обращаться с ним бережно. Его рабочее место здесь минута в минуту с 18-ти до 21-го часа. Не более! Задерживать долее запрещаю категорически. Он должен утром быть в ГПУ свежим и отдохнувшим. Я знаю, многие из вас свободно говорят на фарси, свои переводчики имеются. Рекомендую товарища Кудашева как переводчика в ранге «эксперта». Письменные документы, иранские диалекты, иносказания связанные с известными изречениями, фольклором – на его экспертизу, на предмет изыскания тайного смысла. Всем понятно? Вопросы есть?
Вопросов не было. Васильев отдал честь присутствующим. Уже на выходе из кабинета повернулся:
– Чуть не забыл: ужин моему эксперту за вашим заведением, не хуже, чем вам самим!
Васильев ушёл. Кудашев остался. Ему принялись было готовить рабочее место в углу у выходной двери. Кудашев попросил вежливо, но настойчиво:
– Я хотел бы иметь рабочее место у окна и настольную лампу на столе.
Следователи переглянулись. Просьба Кудашева была исполнена.
*****
*****
Домой Кудашев возвращался пешком. От тюрьмы до Андижанской путь не ближний. Не торопясь, не менее часа. Жара спала. Дворники убирали город. Из арыков, выложенных кирпичом, черпали воду большими лейками, поливали тротуары, выметали пыль и мусор, грузили его на подводы. Степенные туркмены-аксакалы, как один с национальными лёгкими лопатами-кетменями, следили за водой, по-хозяйски распределяя полив каждый на своей территории. Беда, если в боскете одной аллеи заведутся лягушки, а в другой от зноя и засухи высохнут тутовники и акации, посаженные еще при Куропаткине!
В принципе, Кудашев узнавал свой город. Всё, вроде, на месте. Вот, только постарел. Крыши домов проржавели, стены давно не белены. Автомобилей на дорогах прибавилось, велосипедов. Нет-нет, попадаются фаэтоны. Коляски поношены, лошади понурые. Народ одет скромно. Нет ни щёголей в вечерних фраках, ни женщин в дорогих шляпах. Улицы переименованы. Для себя отмечал совершенно незнакомые имена. Нужно навёрстывать упущенное. Например, что за «КИМ» такой на значке барышни-машинистки? Не знакомы имена не только комиссара Подвойского, прочитанное на домовой табличке, но и самого Полторацкого, чьё имя теперь носит город.
Тихий город. Лишь поравнявшись с садом, когда-то окружавшим православный Воскресенский Собор, понял, за всё время, проведённое в этом году в городе, ни разу не слышал колокольного звона. Нет собора! Ровное место. В футбол можно играть.
На бывшей соборной площади играет духовой оркестр. Кудашев заинтересовался. Это новое знание. Музыканты – мальчишки школьники. Все в белых теннисках и чёрных трусиках до колен. На загорелых шеях красные галстуки. Обуты в белые брезентовые туфли. Этнический состав? Только русские? Нет – полный интернационал. Все узнаваемы: русские, туркмены, армяне, азербайджанцы… Дирижёр – молодой человек с кларнетом. Коротко подстриженные на висках его чёрные кудрявые волосы покачиваются высокой шапкой. На щеках первый еще не знавший бритвы пух. Пенсне. Что-то знакомое. Нет, никогда не встречал. Обернулся на автомобильный клаксон. Мельком увидел на стене дома портрет Троцкого. Всё ясно. Похож молодой человек на молодого журналиста-международника «Киевской Мысли» Льва Троцкого, представителя газеты во Франции в 1914-м году. Толковые были статьи, как репортажного характера, так и аналитического плана. Откуда что бралось. В таланте не отказать. Он – не у каждого…
Народ танцует что-то быстрое и весёлое.
Танец заканчивается всеобщим радостным кличем: «Ча, ча, ча!».
После «Чачача» – вальс.
Первые же аккорды чуть не заставили Кудашева проглотить солёный клубок слёз. Тоненькая босая девушка в цветном платье, перетянутым в талии широким чёрным поясом лакированной кожи, с белой розой в волосах запела. Собравшиеся любители музыки подхватили:
«Страшно вокруг,
И ветер на сопках рыдает.
Порой из-за туч выплывает луна,
Могилы солдат освещает.
Белеют кресты
Далёких героев прекрасных.
И прошлого тени кружатся вокруг,
Твердят нам о жертвах напрасных…».
_____________________________________________
* – «Мокшанский полк на сопках Маньчжурии». Первый текст Степана Гавриловича Петрова.
_____________________________________________
Кудашев не дослушал хорошо знакомый ему вальс. Повернулся. Пошел быстро, чуть ли не побежал. Господи! Когда это было?! Сколько лет прошло, восемнадцать? Во имя чего погибли мальчишки-добровольцы, уходившие на «японскую»? Ради кого? Для чего он, Кудашев, остался жить? И будет ли в жизни этой когда-нибудь покой и счастье для простого человека?!
С булыжной мостовой донёсся цокот копыт, голос возницы-фаэтонщика:
– Товарищ хороший! Далеко Вам? Прокачу с ветерком!
– Я не нэпман! Меня собственные ноги кормят, – ответил Кудашев.
Возница не отставал:
– Александр Георгиевич! Присаживайтесь. С вами поговорить хотят.
Кудашев вышел на мостовую.
– Кто?
– Ваш родственник. По крови.
Кудашев, молча, поднялся в коляску. Поехали. Возница больше не проронил ни слова.
Кудашев в Асхабаде не чужой. Видел, как возница сделал пару петель по городу. Как беспрестанно поглядывал в дамское зеркальце, резинкой пристёгнутое к запястью левой руки.
– «Боится хвоста», – подумал Кудашев.
В аул Кеши въехали со стороны железной дороги. Проехали аул насквозь, остановились у знакомого Кудашеву храма Святого Благоверного Александра Невского. В этом храме, полковой церкви Первого Таманского казачьего полка, Александр Георгиевич и Елена Сергеевна были обвенчаны в законном браке.
– Приехали, – сказал возница. – Вас ждут. За проезд заплачено.
Кудашев соскочил с фаэтона, пошёл к церкви. Однако, не похоже, чтобы здесь отправляли службы. Между плит дорожки к храму проросла верблюжья колючка. Хорошо, хоть стоит. Не тронули атеисты.
Поднимаясь по ступеням высокого крыльца, услышал мягкое стальное движение щеколды, тонкий короткий скрип приотворяемой двери.
На последней ступени Кудашев снял свою цивильную белую полотняную фуражку. Перекрестился. Вошел в храм.
Перед ним Васильев. Спросил Кудашева:
– Благополучно доехали, Александр Георгиевич?
Кудашев кивнул. Осмотрелся. Да, был храм. Теперь цейхгауз. Окна в паутине. Иконы сняты, иконостас разобран. Церковное имущество сложено в алтаре. Всё свободное пространство храма забито патронными и снарядными ящиками. На стенах – аккуратные чёрные фанерки с белыми черепами и красными надписями «Не курить!».
Васильев подвёл Кудашева к пожилому красноармейцу с тремя кубиками в петлицах.
– Знакомьтесь, Александр Васильевич. Хозяин заведения Андрей Андреевич Мокроусов. Инженер. Его заслуга – храм сохранил. Наш человек.
Молча, поздоровались.
Мокроусов переглянулся с Васильевым, пошёл к выходу.
Васильев пригласил Кудашева за маленький столик.
– Поговорим, Александр Георгиевич?
Кудашев пожал плечами.
– Понимаете, о чём я?
– Вы поутру тему назвали.
– И?..
– Как приказывали. Пытаюсь. Вспоминаю.
– Я вам помогу, Александр Георгиевич. Начну сам. Постараюсь, как лоцман, провести ваш корабль из бухты на внешний рейд, а дальше уж сами!
Кудашев молчал. Слушал.
Васильев продолжил:
– Скажите, Александр Георгиевич, что вам известно об Осиповском мятеже?
Кудашев отрицательно покачал головой. Откуда?!
Васильев начал что-то говорить.
Кудашев спокойно смотрел на Васильева. Думал.
Он всё понял.
Это хорошо.
Правильно говорят, первое впечатление о человеке – самое верное. Два человека, впервые встретившие друг друга, еще какое-то время сохраняют в общении собственную сущность. Узнавая друг друга, приспосабливаются друг к другу. Начинают лгать, скрывая собственные черты, которые могли бы быть неприятны для партнёра или собеседника, предлагая взаимному вниманию то, что может быть оценено положительно. Не в этой ли простой истине скрывается большинство тайн предательств, измен, несчастливых браков?..
Способность ребёнка правильно воспринимать и оценивать людей на предмет опасности – самой природой вложена в каждое живое существо при рождении. Ни ребёнок, ни собака, ни кошка не пойдут на руки к недоброму человеку. У животных эта способность остаётся на всю жизнь. Человек, как правило, эту способность с возрастом теряет. Почему? Потому, что ребёнка с младенчества учат лгать. Не возьмёт у тёти конфетку – накажут. Не прочтёт стихотворение обществу – накажут. Хоть и сами знают: тётя – змея! Но нужная. Общество – последние подонки. Но без них никак. И бедный ребёнок, умирая от отвращения, ест злосчастную конфетку, либо, глотая слёзы, читает с выражением «Горит восток зарёю новой!». И всё. Богом данная от рождения способность распознавать зло утрачена!
Вспомнил разговор с полковником Дзебоевым, состоявшийся вскоре, после операции «Лабиринт», проведённой в Кизил-Арвате:
Тогда Дзебоев спросил Кудашева:
– «Ординарца не подобрал себе?
Кудашев ответил:
– Меня Брянцев устраивает.
Дзебоев возразил:
– Брянцев без образования. Кандидатура прапорщика Васильева тебя не заинтересовала? Жизнь тебе спас…
– За освобождение еще отблагодарю, как – пока не придумал. А вот работать рука об руку – душа не лежит. Васильев – интересный человек. Стреляет классно. Инициативен. Решителен. Бесстрашен. Возможно, бездушен»..
Стоп! Почему так решил? Потому что Васильев, застрелив наёмного убийцу, «за компанию» расстрелял и его помощника, не представлявшего опасности, перебив ему ногу. Дальше!
«…Своим положением Васильев не доволен. Я рекомендовал бы его в пограничную стражу. Через год можно было бы вернуться к этому разговору.
Дзебоев согласился:
– Я общался с ним. Оценил примерно так же. Имеем возможность по согласованию досрочно присвоить ему чин подпоручика. Будет его желание – перевести в пограничную стражу. Там настреляется досыта. Согласны? Значит, быть по сему!».
Так, правильно. Наивно думать, что прапорщик Васильев не ожидал более весомой награды за спасение Кудашева.
Что ж, свою карьеру он сделал. Революции способствуют необыкновенному взлёту своих самых активных сынов… Погоны кадрового царского офицера не стали препятствием для вступления в ВКП (б). И непролетарское происхождение не помешало. Он, вроде, из семьи священнослужителя…
– Вы меня слушаете? – неожиданно спросил Васильев.
– Очень внимательно, Никита Александрович, – ответил Кудашев. – В начале 1918 года Ташкентский Совет рабочих и солдатских депутатов взял на себя функции Ташкентской городской думы, которая сформировала Ташкентский Исполнительный Комитет. В мае 18-го Пятый Съезд Советов учредил Туркестанскую Республику. В октябре Шестой Съезд Советов избрал Туркестанский Центральный Исполнительный Комитет во главе с Председателем Всеволодом Дмитриевичем Вотинцевым, бывшим Председателем Военного трибунала. Из казаков, кстати. И дед, и отец его были наказными атаманами Семиреченского казачьего войска. Председателем Совета Народных Комиссаров был избран Владислав Фигельский, комиссар народного просвещения Самаркандского уезда. Поляк. Верный ленинец. Ходил на его лекции в Париже ещё студентом Сорбонны…
– Поразительно, Александр Георгиевич! Вы фонографу не уступите.
– Фонограф, он что, тоже из ГПУ?
– Слава Богу, Александр Георгиевич, оттаивать начали. Я рад. Поверьте, очень рад. Мы будем работать. Нас ждут истинно великие дела! Однако, время идёт. Продолжим?
Кудашев кивнул:
– Очень интересно. Я давно газет не читал. А историю революции и гражданской войны ещё не скоро писать начнут. Рассказывайте, я весь во внимании!
– Извините, что так подробно рассказываю. Иначе нельзя. Продолжаю. Следующие действующие лица:
Председатель Ташкентского совета Николай Васильевич Шумилов.
Заместитель Председателя Ташкентского совета Вульф Наумович Финкельштейн.
Председатель Туркестанского ЧК Донат Перфильевич Фоменко.
Комиссар внутренних дел Туркестана большевик-ленинец В. Агапов.
Все вышеперечисленные фигуры в новой операции, которую я назвал бы «Туркестанское золото», с одной стороны: высшие должностные лица Туркестанской Советской Республики. К сожалению, все покойники.
С другой стороны – подпольная организация «бывших» под названием Туркестанская военная организация, сокращённо «ТВО». Её программой минимум было поднять восстание против советской власти в Туркестане. Максимум? Эта задача, в понимании иных её членов, разношёрстной «братии», сбившихся в ТВО, понималась по-разному. Монархисты мечтали о восстановлении монархии, эс-эры – по своему, англичане – о создании нового генерал-губернаторства Объединённого Королевства Великобритании. Все по-разному. Этот идеологический разнобой и погубил ТВО. Рыхлость рядов, недостаточная организованность. Чекистам Туркестанской Советской Республики не составило большого труда насытить ТВО своими агентами.
И, наконец, между этими противоборствующими силами – ключевая фигура: прапорщик Константин Павлович Осипов. Член РСДРП (б) с 1913 года. Учился в Красноярске на землемера. С 14-го служил в запасном полку. На германском фронте не был. В 16-м году окончил школу прапорщиков, был оставлен в ней преподавателем. В 17-м проходил службу адъютантом у генерала Полонского в Скобелеве, сегодня – город Фергана. Сумел отличиться уже младшим командиром-красноармейцем. В 18-м году в Коканде и под Самаркандом отличился в операциях истребления белоказаков полковника Зайцева. В девятнадцатом году Осипов добился мандата Военного комиссара Туркестанской Советской Республики. В 22 года от дня собственного рождения. Бонапарт отдыхает.
Развязка противостояния была неожиданной для обеих сторон.
ТВО планировала начать восстание по весне 1919 года.
Полуграмотный Председатель Туркестанского ЧК Донат Перфильевич Фоменко упредил своих противников с дипломами Академии Генерального Штаба Российской Империи и Интеллижен Сервис Великобритании. В конце осени 1918 года начал массированное наступление в форме арестов одного за другим членов штаба ТВО.
Восстание в Ташкенте началось досрочно 18-го января 1919 года.
Руководство Туркестанской Советской Республики не нашло ничего лучшего, как обратиться за помощью и разъяснением обстановки к военному комиссару Туркестанской республики Константину Павловичу Осипову. Как видно, доверия к информации, поступающей от Начальника ЧК, они не испытывали. Трудно сказать, почему Председатель ЦИК Туркестанской Республики не вызвал к себе военного комиссара. Но случилось так, что он сам, Войтинцев Всеволод Дмитриевич, поехал к Осипову выяснить обстановку. Председателя ЦИК сопровождали Председатель Ташкентского совета Шумилов, его заместитель Финкельштейн и Председатель Туркестанского ЧК Фоменко.
Разговор с Осиповым был коротким. Бывший прапорщик вызвал конвой и отдал приказ о расстреле комиссаров. Приговор был приведён в исполнение тут же – за полковыми казармами.
Не буду утомлять вас, Александр Георгиевич рассказом о городских боях. Поражение мятежников было закономерным и неотвратимым. На третий день восстания Осипов принял решение бежать из города. Его отход боями прикрывали оставшиеся в живых офицеры ТВО и горстка военнослужащих мятежного 2-го стрелкового полка.
Известно, разгромленный красными боевой корпус ТВО, отступивший с боем из города после восстания, был преобразован в Ташкентский офицерский партизанский отряд численностью в сто один человек. Так, рота… Сражались под Ферганой, потом пошли на службу эмиру Бухары. Несерьёзно.
Покидая Ташкент, Осипов вывез из Ташкентского банка золотой запас Республики в золоте, ювелирных изделиях, бумажных деньгах российской царской и иностранной валюты.
Вот мы и подошли к теме нашего разговора.
Осипов со своими бандитами подъехал к банку на броневике. Уже под выстрелами верных правительству красноармейцев, он силой оружия забрал золото и бежал из Ташкента. Его преследовали. Осипов вел беспрестанные бои. Ему удалость оторваться от преследователей и уйти в сорокаградусный мороз через заснеженные отроги Пскемского хребта у кишлака Карабулак.
Преследовавшие отряд Осипова красноармейцы и чекисты обрабатывали население, имевшее контакты с мятежниками, самым тщательным образом. Часто находили бумажные «николаевские» деньги, ещё имевшие авторитет у местных жителей, но золото – никогда.