Пурмалис торжественно протянул Зинаиде Ивановне самую маленькую серебряную монету.


– Скоро ты снова станешь Майгой – Нежной! Моя любимая! Смотри, это маленький нумизматический шедевр чистого серебра – один лат Республики Латвия! Понимаешь, независимой Республики Латвия! Валюта международного класса! 1924 год – первый выпуск. Читай, вот свежие, этого года латвийские газеты и журналы. Не на немецком, не на русском, – на латышском! Уверяю тебя, мы вернёмся не к разбитому корыту. Латвия будет страной высокоразвитой экономики. Латвия – это незамерзающие порты Балтийского моря, железнодорожные узлы Всеевропейского значения, автомобилестроительный гигант RAF, завод радиотелефонной техники SIMENS, культурное сельское хозяйство! Маленькая Швейцария. Свобода, частное предпринимательство, открытые границы! Разве здесь жизнь? Собери валюту, сохрани. Это, конечно, ещё не всё. Есть и в другом месте. Я жду документы и случай. Уйдём вместе! Выпьем?



Зинаида Проплешкова глубоко вздохнула:


– Выпила бы, да настроения нет… И на работу пора! Иди и ты. Умойся. Я соберу этот хлам, сохраню.



Остановить Пурмалиса просто так не удалось. Он, словно с цепи сорвался:


– Майга! Соглашайся. В этом году в Риге начал работу «Латвийяс Крайбанка» (Latvijas Kr;jbanka) – первый национальный универсальный коммерческий банк. Я его акционер, через доверенных лиц. По возвращению войду в Совет директоров. Мы наймём лучших адвокатов. Тебе вернут дом, принадлежащий твоей семье, твой дом, в котором ты родилась и выросла. Я навёл справки: русский храм не тронули, там должны сохраниться ваши фамильные документы. Мы заново отремонтируем дом, обставим мебелью по твоему вкусу или разыщем и выкупим вашу старую… Майга! Ты чувствуешь зов Родины?!



– Чувствую, – сказала Зинаида Ивановна. – Тебе пора сходить в баню. И ходить в баню ежедневно после работы…


А про себя подумала: «Не поможет. Запах пороха и крови водой и мылом не смывается!».



Покидая подъезд своей безответной возлюбленной, Пурмалис злобно плюнул на крыльцо. Пробормотал на латышском:


– Холера! Так и не дала!



После ухода комиссара Проплешкова долго убиралась, мыла полы, перестилала постель, занималась собой. Из зеркала на нёё смотрела молодая белокурая женщина с тугими косами, убранными сложными кольцами по обеим сторонам головы. Женщина великой красоты и для самой Европы, но в Туркестане – красоты редкой. На Майгу засматривались все, кто хоть на мгновение сталкивался с нею. Но мало кто из мужчин осмеливался заговорить с нею, сказать комплимент. Их останавливал взгляд этой женщины. Спокойный холодный взгляд синих глаз, за которым чувствовались не только ум и большой жизненный опыт, но и некая пустота. Космическая пустота. И работала она домоуправом Домоуправления номер 16. С бригадами строителей, сантехников, дворников и прочих управлялась легко. Без криков, без истерик, лекций и нотаций, без выговоров и лишения премиальных умела добиться порядка во всём своём хозяйстве. И ругалась только одним коротким словом: «холера!».



Вернулся кот, потёрся о ноги мокрой в молоке мордочкой.


– Гулёна!


Подвела глаза, поправила чёлку. Так, на сегодня хватит.


В прихожей взяла швабру, прошла в кухню и дважды легонько и коротко стукнула в потолок у печной трубы.


В ответ услышала одиночный удар.


Вышла из квартиры, заперла за собой дверь.


Второй подъезд того же дома – служба. Домоуправление. Кабинет домоуправа на втором этаже. Приём по записям два раза в неделю с 9-ти до 13-ти. Приёмные дни вторник и пятница.



*****


*****



В ночь с 7-го на 8-е июля.



Возвратившихся домой чету Кудашевых встретила соседка Арусь, вдова Тиграна Аванова.


– У нас всё тихо, детей уложила спать. Сами вы как? Слышала, какая-то суматоха была в городе. Не в парке?


Кудашев пожал плечами, развёл руками.


Леночка поцеловала женщину:


– Спасибо, мама Арусь, выручили нас. Давно из дома не выходили, забыли, что такое праздники…


Проводила соседку через дорогу до калитки дома Авановых. Распрощалась.



Кудашев постоял под душем, вернулся в дом.


Леночка успокоилась. Легла головой на Сашино плечо и уснула.



Но самому Кудашеву не спится. Нет, в эту ночь ему не уснуть.


Больно уж скоро события начали разворачиваться. Впрочем, почему скоро. Если вспомнить, как говорят японцы, старую истину – «На войне только бегом!», то многое тайное станет явным. В реальной жизни всё гораздо проще, чем может себе представить человек, далёкий от политики, интриг, тайных дел… Метод усложнения – один из способов шифрования. Обнажить истину, значит отсеять плевелы, но найти одно единственное зерно правды.


Как врач ставит диагноз? Прежде всего, исследует зоны боли. Потом – всё остальное. И что у нас болит?


Да, теперь «у нас». Кудашев с Васильевым всё более и более связывался одной верёвочкой, имя которой – Тайна Туркестанского золота. Стоило только попытаться сформулировать новую версию похищения, как последовал мощнейший предупредительный удар по обоим. На Кудашева и пули тратить не надо. Он и так – живой покойник. И два ромба в петлицах не стали для Васильева защитой от внесудебной расправы. Как в любимой детской книжке говаривал старый пират Сильвер? – «Мёртвые не кусаются!».


Час уходил за часом, но сон не шёл.




Кудашев осторожно освободился от рук супруги, вытянул своё плечо из-под её щеки. Встал, вышел в сад. Посмотрел на небо. Светает.


Неожиданно подумалось, сейчас что-то произойдёт. Должно произойти. Если атака начата, перерывы невозможны. Как говорил Дзебоев: «При штурме крепости мощь нападающих должна час от часу не ослабевать, а усиливаться, не давая защитникам крепости ни минуты для сна и отдыха!».


Вернулся в дом. Оделся. Вооружился. Восполнил пустое гнездо барабана патроном. Вышел, отворил калитку, выглянул.



К дому на первой скорости, почти бесшумно с выключенными фарами подъезжал «Туркестанский пролетарий».


Не останавливаясь, Васильев приотворил дверцу. Кудашев сел на ходу. Повернув с Андижанской на Чарджуйскую, Васильев включил третью скорость, выжал газ. Полетели по прямой, по Свободе.



Кудашев не задавал вопросов. Васильев спросил сам:


– Как Елена Сергеевна?



– Спит. В порядке.



– С Надеждой хуже. Стойкий невроз. Врача вызывал, вкололи снотворное, тоже спит. Почему я застал вас одетым? Что-то произошло или нервы шалят?



Кудашев ответил вопросом на вопрос:


– Мы не договорили. Не люблю дел не оконченных. У нас ещё есть время на разговор?



Васильев взглянул на свои большие наручные часы со светящимися стрелками:


– Есть. Час.



– Больше, чем достаточно. Тогда сверните куда-нибудь на тихую улочку. Постоим, поговорим.



– Козелковская устроит?



– Поворачивайте!



Свернули, остановились, погасили фары.



Начал Кудашев:


– У меня было время установить круг лиц, которые могли возглавить либо принять участие в расследовании дела по ограблению Ташкентского банка. Использовал «в тёмную» нашего политинформатора – политкомиссара ГПУ представителя обкома партии стрелка Шпиц Бориса Львовича. Он сам навязался «ликвидировать мою безграмотность» в вопросах советского, военного и партийного строительства. Конспектов я не писал, но слушал внимательно. Теперь из меня биографии и подвиги наших вождей только связкой динамита можно будет выбить. Из тех, кто имел власть и имел близость к власти в Туркестане. Исключаю сразу персоны, которые не могли быть допущены к этому расследованию. Разумеется, исследую более тщательно тех, кто в силу своего положения был обязан принять в нём участие. Так как это расследование было связано с отработкой маршрута движения отряда Осипова от Ташкента до Чимгана, устанавливаю временной отрезок от «экса» с 20 января по апрель 1919 года, когда сильно поредевшему отряду Осипова удалось соединиться с «армией» Мадамин-бека. Именно весной 1919 года ЧК начало активно проводить раскопки мест боёв в горах Пскемского и Чаткальского хребтов, опрашивать и обыскивать местное население. Полагаю, активные действия не заняли по времени более одного-двух месяцев. При том, что возобновились и военные действия. Горные районы всё ещё контролировали басмаческие банды. Теперь конкретно к интересующим нас персонам. Полагаю, расследование должен был бы возглавить лично только Яков Христофорович Петерс, член и один из отцов-основателей ВЧК с 1917-го года. О же с двадцатого по двадцать второй год член Туркестанского бюро ЦК РКП(б), полномочный представитель ВЧК в Туркестане и начальник Ташкентской ЧК. Без него расследование ограбления Ташкентского Банка не могло проводиться. Полагаю, Петерс прибыл в Ташкент по направлению ВЧК именно после гибели от рук Осипова прежнего Председателя Туркестанского ЧК Фоменко.



Васильев поднял руки и похлопал в ладоши. Сказал:


– Браво, Александр Георгиевич!



Кудашев продолжил:


– Есть ещё одна фигура в этом деле – Глеб Иванович Бокий. В 1919 Бокий был на Восточном фронте начальником Особого отдела фронта, затем начальником Особого отдела Туркфронта. В Туркестане (1919—20) был членом Турккомиссии ВЦИКа и ЦК РКП. В 1921 Бокий был назначен членом коллегии ВЧК, в настоящее время член ВЦИК СССР. Принять участие в расследовании – его прямая служебная обязанность: сам Осипов – военный комиссар. Восставший полк – провал работы Особого отдела, руководимого Бокием. Резюме: О результатах расследования Петерс и Бокий докладывали Коллегии ВЧК, лично Председателю Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Каким бы ни был результат расследования, удалось ли реально найти золото или не удалось, дело это на сегодняшний 1924-й год закрыто. Закончено, подписано, прошито и опечатано. Сдано с грифами «Совершенно секретно», «Хранить вечно», выдавать только по совместному решению ВЦИК, Генерального секретаря РСДРП (б) и Председателя ВЧК. Поднять его – означает замахнуться на авторитеты товарищей Петерса и Бокия!



– Замечательно! – сказал Васильев.



– Что же здесь замечательного? – спросил Кудашев.



– Замечательно, что вы, Александр Георгиевич, прошли тем же умозрительным путём аналитика, что и я. И сделали те же самые выводы.



– Пока я только определил круг интересовавших вас лиц. Позвольте вопрос: С кем, конкретно из них двоих был у вас разговор о Туркестанском золоте?



– С Бокия, с Глебом Ивановичем.



– Поздравляю. Теперь слушайте мой вывод: вот он, Глеб Иванович, и заказал тебя, Никита Александрович. Берегись! Спасибо, взял на себя мой выстрел. Сидеть бы мне снова эту ночь в тюрьме…



– Возможно. Но я подал идею отследить князя Искандера. Покушение не удалось. Не думаю, что его повторят. Предполагаю, нас ждёт предложение поучаствовать в новой операции, имя которой будет «Туркестанское золото»!



– Очень хотите?



– Очень хочу. Это будет моя, только моя Большая Игра!


– Природа не любит вакуума. Если вы выиграете, значит, кто-то заплатит за проигрыш. Вам это нужно?



– Я ещё вчера сомневался в правильности своих действий. Опасался. Сегодня – не боюсь. Ситуация изменилась. Мы оба в бою. Есть ещё козыри. Второго покушения не будет. Будут предложения. Жду!



– Не переоцениваете ситуацию?



– Мы имеем дело с очень умными людьми. Они ошиблись, во второй раз подобного хода не сделают. Мы живём, существуем, исполняем функции фигур в Большой Игре. Со стороны, возможно, всё понятно. Но никто, самый умный, самый проницательный, не в состоянии даже предположить, в каком сумашедшем ритме, в каком «prestissimo» всё это происходит! Не каждому дано. Кто не в состоянии – профнепригоден!



Кудашев вопросительно взглянул на Васильева. Тот продолжил:


– В двадцать три ноль-ноль, теперь уже дня прошедшего, синхронно минута в минуту с террактом во втором парке был организован вооружённый налёт на Туркменское отделение Государственного Банка СССР, что в старом здании Отделения Государственного Банка Российской Империи. Ну, с ним вы, вроде, были знакомы по службе. Там всё солидно. Налёт не удался. Двое из налётчиков задержаны. Предположительно, их прикрывали ещё двое. Офицеры. Старая гвардия, белая кость. Герои «германской». У каждого по Георгиевскому Кресту за бои на Северо-Западном фронте. Непонятный налёт.



– На чём произошёл сбой операции?



– На динамите. Упаковка шведская, нобилевская. Однако, бикфордов шнур догорел, капсюли бабахнули, а динамит не сдетонировал! Я второго такого случая не припомню.



– Нас это касается?



– Нас теперь всё касается! Слушай дальше, Саша! Через два часа на имя Петрова пришла по ВЧ шифровка от имени Петерса. Это, минуя Ташкент! В шифровке короткий приказ: срочно доложите оперативную обстановку по городу! Откуда это мне известно? Сам Тимофей Акимович и доложил мне лично. Просил помочь составить донесение. Донесение отправили. Казалось бы, можно хоть пару часов поспать до следующего рабочего дня? Нет. Через час мне лично повестка: «К шести ноль-ноль прибыть в Отдел. В аппаратную. Сеанс связи с Москвой». Я к тебе, Саша. Что скажешь?



Кудашев с ответом не задержался:


– Как я правильно понял, Никита Александрович, наши взаимоотношения несколько изменяются. Жизнь вносит свои коррективы. Я не против, чтобы называли меня Сашей, но не хотел бы, чтобы эта эскалация вскоре позволила вам называть меня «Кузьмичём» и похлопывать по спине!



Васильев смутился:


– Ради Бога! Александр Георгиевич, простите меня. Да, понимаю, субординация – инструмент обоюдоострый… Хотите – побратаемся? Не будет у нас времени на политес! Зовите меня Никитой, мне уже всё равно на людях или нет! Я виноват, ваш авторитет всю жизнь довлел надо мной. Я же с первой нашей встречи пример с вас брал! Теперь знаю точно, мне с вами, Александр Георгиевич, никогда не сравняться. Вы учитель, я ученик. Ученик, который наделал ошибок, которые и вашу жизнь снова поставили под удар!



Кудашев рассмеялся:


– Это точно! Если бы не ваши «ошибки», я уже семнадцать дней лежал бы под большим каракумским барханом!



Васильев сунул в руки Кудашева большой свёрток.


– Саша! Обижаться некогда и незачем. Я давно уже не глупый мальчик. Умею считать варианты, подстраховываться. Держи, это твоё, спрячь, распорядись сам. Здесь для тебя маленький спасательный круг на случай, если придётся перейти на нелегальное положение. Три паспорта: американский, турецкий и болгарский. Деньги. Виноват, только билетами: фунты. Небольшой, но легальный, не засвеченный счет в «Чейз Манхеттен Банке» по паролю. На всякий крайний случай: место встречи первый понедельник каждого чётного месяца в Асхабаде на Текинке либо в Истанбуле на площади у Аль София. Почтовый ящик – скамейка, испачканная губной помадой. Записку оставлять с левого края под сиденьем. Хлебом, что ли приклеивать?! Пока всё. Иди, спрячь посылку. В девять будь на рабочем месте. Если у меня всё будет хорошо, на твоём столе чернильный прибор будет сдвинут в сторону. Если нет, значит, мне зайти в «Бюро переводов» не удалось. В любом случае не делай резких движений. Пока. Пожелай мне удачи!



Кудашев обнял Васильева:


– Удачи, Никита! Мы с тобой одной крови. Не пропадём.


*****


*****



Утро 8 июля 1924 года.



В девять утра Кудашев был в своём кабинете. Чернильный литой прибор из почерневшей бронзы в стиле «ампир» стоял на своём месте. Надежды Ивановны в кабинете ещё не было. Переводчик с узбекского Садык Азимов приветствовал своего начальника искренней улыбкой и традиционным поклоном с правой рукой, прижатой к сердцу.


– Александр Георгиевич! Вам «предписание». Просят прибыть в следственный отдел к десяти утра. Говорят, работа есть. Свежие газеты на вашем столе. Наша «Средняя Азия» и «Правда».



Кудашев поблагодарил. Достал из ящика жестянку с чаем, протянул Азимову. Попросил на узбекском:


– Садык-джан! Составьте компанию, организуйте по пиале!


Сидел, перебирал бумаги, смотрел в газету, пил чай. Не читал, строк не видел. Надюша за полчаса так и не появилась. И у Васильева зайти в кабинет возможности не было. Ладно. Как бы то ни было, но сам Васильев просил на первых порах «не делать резких движений».


В девять тридцать покинул здание ГПУ. До тюрьмы на улицу Кладбищенскую дошёл пешком за двадцать минут.


Вошел через служебный КПП, предъявил удостоверение личности, сдал наган, получил жетон. Прошёл в служебный сектор здания.


В кабинете, где переводчику было отведено рабочее место, Кудашева ждал следователь военной прокуратуры. Военная форма, малиновый околыш фуражки, две шпалы в петлице.


Спросил:


– Кудашев? Александр Георгиевич?



Кудашев кивнул, показал жетончик на колечке:


– Вам придется пока поверить на слово. Документ в дежурной службе на КПП.



Следователь представился:


– Военная прокуратура, Круглов Игорь Иванович. Разрешите уточнить, как у вас с турецким языком? Задержанного иностранца допросить сможем? По документам коммерсант из Анкары. По-русски «ни бельмес»!



– Разговорный свободно, Игорь Иванович. Читаю. Правда, боюсь, грамотно без ошибок документ с русского на «тюрк дили» в письменном виде перевести не смогу.



– Допросить сможем? Анкетные данные, ряд вопросов… Ответы поймёте?



– Нет проблем, я готов.



– Тогда пройдёмте!



Прошли в кабинет для допросов. Место для переводчика было приготовлено. Лёгкая фарфоровая чернильница, ручка, несколько карандашей, промокашка. Никаких пресс-папье! Рядом такой же стол следователя. В двух метрах от стола табурет для подследственного, жестко на стальных скобах привинченный к полу.



Расположились.


Следователь нажал кнопку электрического звонка.


Кудашев напрягся. Он ожидал увидеть Васильева.


Конвоиры ввели арестанта.


Кудашев сидел, сцепив пальцы рук на уровне своего лица. Нет, не Васильев.


Конвоиры сняли с арестанта наручники, жестом показали ему на табурет.


Следователь подписал карточку конвоируемого. Начал допрос.



– Полное имя?



– Там ади? – перевёл вопрос Кудашев.



– Махмуд Аликпер-оглы, – ответил арестованный.



– Год рождения, гражданство, подданство?



– Догхум йили? – перевёл вопрос Кудашев.



– Бир мюн секиз йюз сексен икинджи йил. Ватандашлик Тюрк Хамами Османли, – ответил арестованный.



– Тысяча восемьсот восемьдесят второго года. Родина Турецкая Османская Империя, – перевёл ответ Кудашев.



Следователь вел протокол самостоятельно.


Кудашев также записывал вопросы и ответы на русском и на тюркском. Успокоился. Слава Богу, этот допрос ещё не очная ставка с Васильевым! Присмотрелся к подследственному. На турка, вроде, не похож. Загоревший, чернявый, голова бритая… Ну, турки всякие бывают. Они за чистотой крови не следили никогда, в жёны и в наложницы брали девушек со всей Европы! Тем не менее, где-то видел. В Персии? Да, на базарах и в каравансараях Исфахана и Тегерана таких типов тьма! Не вспомнил.



Турок, до поры до времени не сводивший глаз со следователя, нечаянно перехватил пристальный взгляд Кудашева.


На мгновение перевёл взгляд на следователя и снова посмотрел на Кудашева. Вдруг лицо турка исказила гримаса ужаса, словно он в лице переводчика узрел самого Азраила - ангела смерти...



Следователь продолжал:


– Господин Махмуд Аликпер-оглы! Вы предупреждаетесь о том, что обязаны давать чистосердечные правдивые показания. Они будут проверены. В срок 24-х часов о вашем задержании будет доложено турецкому консулу. В случае, если вы откажетесь сотрудничать со следствием, вы не сможете рассчитывать и на жесты доброй воли с нашей стороны!


Повернулся к Кудашеву, записывающему вопрос:


– Прошу, переведите дословно, чтобы арестованный понял вопрос без ссылок на двойной смысл выражения или отдельных слов!



Прежде, чем обратиться к Аликпер-оглы, Кудашев начал записывать перевод на бумаге.



Следователь пристально смотрел на турка. Ему показалось, что тот понял смысл заданного вопроса. Встал из-за стола, подошёл к турку.


Турок явно был чем-то смущён.



Следователь спросил:


– Курите?



– Да, – ответил Махмуд Аликпер-оглы.



Следователь протянул ему папиросы «Наша Марка» с агиткой «Сберегательная Книжка» на коробке Ленинградской «Третьей табачной фабрики имени Л. Троцкого». Спросил:


– Говорить будем?



– Да, – опустив голову, устало выдохнул «турок». – Ваша взяла…



– Начнем сначала, – следователь вернулся за свой стол. – Фамилия, имя, отчество, год и место рождения? Предупреждаю, здесь ложные показания очень и очень не приветствуются!



Арестант разок затянулся, выдохнул дым и аккуратно затушил папиросу. Убрал окурок в карман. Посмотрел на Кудашева. Перевёл взгляд на следователя. Ответил, как в холодную воду нырнул:


– Разрешите представиться: бывший прапорщик артиллерии Алфёров Андрей Андреевич! Из крестьян. Отец – хуторянин Херсонской губернии. На «германскую» пошёл добровольцем, окончил школу прапорщиков. Кавказский фронт. Девять месяцев на передовой. Награждён Знаком Георгиевского Креста. В январе 1915-го года под Сары-Камышем попал в плен. Корректировал огонь батареи, был контужен своим же родным снарядом. Был взят в плен турецкой фельд-жандармерией. Турки сразу добить хотели, немец из контрразведки спас. Допрашивал, конечно, но я мало что знал, а рассказал и того меньше. С какой-то немецкой оказией отправили в Баварию в крепость Ингольштадт. Там тоже допрашивали, склоняли…



Следователь не успевал записывать. Поднял вверх палец, останавливая речь арестанта.


Но тот понял палец следователя как знак недоверия. Заторопился:


– Я правду говорю… После войны и освобождения из плена снова в Турцию нелёгкая занесла, там и прижился. Хутор-то наш в России в гражданскую Махно спалил. Теперь коммерцией занимаюсь. Нынче ночью по холодку с товарищем собрался на извозчике в Мерв ехать. Ну, он попросил меня остановиться на улице по нужде на минутку. Я прождал его полчаса, а потом меня арестовали! Вот и всё. Я нормальный человек. Правда, не турок по рождению. Был грех. А документы подлинные…



Следователь оторвался от своего протокола, сурово оборвал подследственного:


– Не части! Реже! Я записывать не успеваю.



Арестованный в отчаянии рукой указал на Кудашева:


– Правду говорю! Вот и ваш товарищ переводчик подтвердить может.


Обратился непосредственно к Кудашеву:


– Максим! Подтверди, мы же в одной крепости в Ингольштадте в плену у австрияков были. Правда, в разных казематах. Я помню!


Перекрестился широким крестным знамением.


От волнения начал заикаться:


– Слава Богу, живой! Максим! Я же труп твой из крепости в крематорий при кирхе Святого Лазаря вместе с другими расстрелянными отвозил. Акт на списание с довольствия с именем Баранова читал. Еще удивился, что без смертельных ранений...



И, обращаясь уже к следователю:


– Русский, я, русский. Не шпион, нет. Торговый человек. А имя сменил по турецким законам. Ислам принял, женился, турчанку взял… Это не преступление. Вот и товарищ Баранов Максим Аверьянович подтвердит!



Следователь нажал кнопку вызова конвоя.


Арестованного Алфёрова Андрея Андреевича увели.


Следователь повернулся к Кудашеву:


– Как прикажете всё это понимать, Александр Георгиевич? Или Максим Аверьянович?



Кудашев уже успел внутренне подготовиться к этому вопросу. Пожал плечами:


– Это правда. С документами расстрелянного немцами полковника Первого Таманского казачьего полка я вернулся в декабре 1917 года в Асхабад. Без собственных документов. Вставал на воинский учёт и получал гражданский паспорт на основании подтверждающих свидетельских показаний. В плен попал в бессознательном состоянии, тиф… Собственных документов не имел. Алфёрова я припоминаю, был такой. Правда, близко с ним не общался. Жили в разных казематах крепости, хоть в дневное время и разрешалось свободное перемещение в пределах дозволенного периметра. В крепость Ингольштадт был заключён в августе 1917 года, бежал из крепости в конце сентября 1917 года.



– Очень интересно, – вежливо резюмировал Круглов.


Поднял трубку тюремного телефона.


– Алло, барышня, военная прокуратура беспокоит. Соедините меня с контрразведкой области.



Так Кудашев Александр Георгиевич снова был взят под стражу и водворён в тюремную камеру. Не сказать, что сам арест был нежданным, скорее, удар судьбы был нанесён с не ожидаемой стороны.



*****


*****



Оперуполномоченный уголовного розыска шестого Отделения милиции Советского района города Полторацка Тимур Арсланбеков это утро 8-го июля домой после ночного дежурства не попал. ЧП!


Весь личный состав отделения занимался по плану, определённому приказом по чрезвычайным ситуациям. Все четырнадцать сотрудников, получившие с утра размноженные фотокарточки задержанных при попытке ограбления банка преступников, действуя самостоятельно и через своих доверенных лиц, буквально прочёсывали территорию юрисдикции шестого отделения.


Были в общем пользовании в то время так называемые «мелкие» гребешки, что использовались для отлова вшей и блох в волосах. Вот, словно на такой гребешок, не избежав тотальной проверки, и попалась свидетельница – дворник Домоуправления номер 16 Советского района, что на улице Энгельса напротив городского зоопарка.



Повезло самому Арсланбекову. Дворничиха, увидев фотокарточки, сразу указала на первую:


– С этим встречалась.



– Где? Когда? Смотри внимательнее, не ошибись!



Дворничиха не обиделась, но и заискивать перед милицией не стала:


– Очки ещё не ношу! Вчера ближе к вечеру. У меня кладовка у забора во дворе, в закутке за первым подъездом. Инструмент там, метёлки, карболка. Без надобности там никто не бывает. И дети не играют, места нет. Выхожу, а он по пожарной лестнице спускается. На плече сумка чёрная кирзовая. С крыши. Я бдительность проявляю. К нему с вопросом, кто такой, что на крыше нужно? Он мне перед носом какой-то бумагой помахал, говорит, с телефонной станции, связь проверяет. Спокойно так, убедительно. Я и отпустила его!



Арсланбеков усмехнулся. Поблагодарил дворничиху, уточнил её имя-отчество, записал в блокнот. Обернулся к милиционеру, стоявшему рядом:


– Ты ещё здесь? Чего ждёшь?!



Милиционер через тридцать секунд был на крыше. Нырнул в чердачное окошко. Через минуту высунулся и показал начальнику кулак с поднятым большим пальцем. Арсланбеков полез по пожарной лестнице не без опасения. Он и его подчинённый состояли в весьма разных весовых категориях.



*****


*****



Через два часа криминалист оперативно-технического отдела, из старых «спецов», один из немногих, кто и при советской власти не лишился ни полицейской должности, ни свободы, ни авторитета, докладывал лично Председателю Туркменского областного ГПУ НКВД товарищу Петрову:


– С предметов, предоставленных в отдел для исследования, а именно: двух пустых и одной полной на половину бутылок водки, одной московского разлива и двух местного винзавода, медного чайника и стекла керосиновой лампы, нам удалось снять читаемые отпечатки пальцев. Произведённым исследованием установлено: отпечатки принадлежат разным дактилоскопическим группам папилляров, что позволяет отнести их к трем разным индивидуальным носителям. По нашей картотеке первая группа отпечатков принадлежит сотруднику ГПУ комиссару Пурмалису, вторая группа отпечатков соответствует отпечаткам пальцев, принадлежащим одному из задержанных сегодня ночью при ограблении банка. Третья группа отпечатков принадлежит неустановленному лицу. Могу предположить, это лицо – женщина. Последнее сведение основываю на «сочности» отпечатков, что характерно именно для женщин, использующих кремы. Впрочем, могут быть и исключения.


Вторая экспертиза по предполагаемым взрывчатым патронам. Исследована провощенная бумажная обёртка со следами отпечатков пальцев задержанного при ограблении банка, найденная на чердаке домоуправления. Она идентична тем, в которую были упакованы динамитные патроны, использованные при ограблении. Упаковки носят типографскую маркировку на немецком языке, надписи: «Gefahrlichen Exploenstoff Dinamit». Изготовлено на военном заводе в Австро-Венгерском Цурндорфе в 1912-м году. Патроны были снаряжены капсюлями гремучей ртути, соединёнными между собой шнурами Бикфорда. Капсюли боевые, при сгорании шнура были подорваны. Однако, сами патроны не взорвались. Их состав был исследован. Эти патроны не содержали обыкновенных составляющих динамита: смеси нитроглицерина с инертными веществами, такими как кизельгур, ранданит или трепел. Не обнаружены следы ни пороха, ни бертолетовой соли. Патроны состояли из обыкновенного кустарного серого мыла. Эта начинка не могла взорваться. Её спокойно можно использовать в прачечной.


Криминалист наклонил и вскинул голову. Откланялся.


– У меня всё, Ваше превосходительство!



Петров на старорежимное обращение «по-советски» не отреагировал. Вышел из-за стола, пожал эксперту руку, поблагодарил.


– Спасибо, Владимир Семёнович! Разрешите вопрос не по существу? Как так могло получиться?



– Варианты могут быть разные, Тимофей Акимович. Первое, что приходит в голову, это недобросовестность продавца взрывчатки. Спекулянты, знаете ли… Приходилось читать в юности. Индейцам такой товар продавали. И безопасно, и прибыльно. Есть и иной вариант – подстава. Заказчик экса сознательно предоставил негодную взрывчатку. Но, простите, это не моя компетенция!



Петров проводил эксперта до двери.


Через минуту эксперт вернулся. Вошёл без стука.


– Простите, Тимофей Акимович! Ещё одна дактилоскопическая экспертиза. Помощник постарался. Третья группа отпечатков действительно принадлежит женщине. Это отпечатки пальцев некоей Зинаиды Ивановны Проплешковой. Прошу вас!


Положил на стол дактокарту и заключение. Достал из своей картонной папки ещё один лист бумаги.


– Вашему вниманию ещё одна экспертиза. Мыло, использованное для наполнения гильз «динамитных» патронов не могло быть произведено ни в Туркестане, ни в Турции, либо в Персии и уж ни в коем случае не в Индии. В его состав входят технологические жиры животного происхождения, в том числе рыбий жир. В странах, перечисленных мною, используются жиры низкого технологического качества растительного происхождения – отжим хлопкового семени, подсолнечника. Заключение: мыло изготовлено в северных приморских губерниях России – Архангельск, Гельсингфорс и прочая.




*****


*****



В общей камере Кудашев пробыл недолго. Через час надзиратель громыхнул форточкой «кормушки», выкликнул его имя.


На выход!


В коридоре поставили лицом к стене.


Руки назад! Ноги шире. Обыскали. Вперёд марш!


Вошли в уже знакомый кабинет для допроса. У стены три стула. Два из них заняты. На третий пригласили присесть Кудашева.


В кабинете кроме следователя военной прокуратуры присутствует сам начальник Кро ГПУ Туркменской области Васильев.


– Начнём? – спросил Васильева следователь. Васильев кивнул. Круглов нажал кнопку звонка.


Конвоир ввел в кабинет мужчину средних лет. По фигуре, выправке и холеным небольшим усикам в нём угадывается бывший строевой офицер. Остановился лицом к следователю.



– Фамилия, имя, отчество? – задал вопрос Круглов.



– Степнов Василий Степанович, подпоручик артиллерии в отставке, – ответил арестованный.



– Василий Степанович, – обратился к нему Васильев. – Сейчас вы станете участником процессуального действия «опознание». По команде вы повернётесь и внимательно, спокойно, не торопясь рассмотрите трёх мужчин. В случае, если вы определённо узнаете одного из них, укажите на него. Если вспомните – назовёте его имя, расскажете, где, когда, при каких обстоятельствах встречались с ним. Согласны?



– Согласен.



– Предупреждаю вас об уголовной ответственности за дачу ложных показаний и лжесвидетельство!



– Понимаю…



– Повернитесь!



Степнов повернулся к опознаваемым. Минуты две всматривался в лица мужчин. Кудашев смотрел на него сквозь полуприкрытые веки. Мужчина был ему абсолютно не знаком.


Степнов повернулся к следователю, покачал головой:


– Мне не знаком ни один из них!



Круглов сделал шаг вперёд, повысил голос:


– Смотрите внимательнее! Вы не могли с ним не встречаться семь лет тому назад!



Арестованный в растерянности переступил с ноги на ногу. Он уже не смотрел на опознаваемых. Смотрел в стену.


Подошёл Васильев. Сказал, как мог, мягче:


– Смотрите, Василий Степанович, вспоминайте: Германия, 1917-й год, крепость Ингольштадт. Лицо, которое вы должны узнать, за семь лет несколько изменилось, но не так, чтобы очень.



Степнов помотал головой:


– Ей Богу, никого не знаю. Меня в Ингольштадт посадили 5-го ноября 1917-го года. Распустили военнопленных в мае-июне восемнадцатого. За полгода контингент военнопленных почти не изменился. Мог бы лицо запомнить, даже если бы и не общался с ним лично. Нет. Видел бы – вспомнил бы.



– Хорошо, так, значит так, – сказал Круглов, – подойдите к столу, Степнов, подпишите протокол опознания.



– Но я никого не опознал, – начал, было, Степнов.



– Этот факт в протоколе уже отражён, – сказал Васильев. Обратился к конвоиру: – Степнова в камеру!



*****


*****



Зинаида Ивановна Проплешкова ареста избежала. На допросы вызывать её никто и не думал. День 8-го июля и последующие двое суток она провела в Фирюзе, на даче ГПУ Туркменской области, бывшей летней резиденции Начальника Закаспийской области и Командующего войсками. В компании майора Пономарёва, начальника службы вооружения ГПУ. Конечно, с разрешения самого Петрова Тимофея Акимовича.


Большой радости ей этот роскошный по тому времени и месту действия отпуск не доставил. После третьего бокала шампанского она долго смотрела в зеркало, шептала: «Родович, Степнов, Рогожин…». Потом громко заплакала и запустила в старое венецианского стекла зеркало большой заморской раковиной. Крикнула на весь дом:


– Будь проклята эта красота!



*****


*****



– Будь проклята эта красота! – стонал в углу общей камеры на голых нарах умирающий от побоев и насилия, нанесённых ему озверевшими арестантами, бывший комиссар Айвар Пурмалис.




*****


*****



Эти вопли забиваемого заживо человека и рёв арестантов, приглушённые толстыми каменными стенами мог слышать и Кудашев, узник роскошной одиночной камеры на северной стороне тюрьмы.


Мог, но не слышал. Ничего не слышал. Ничего не хотел слышать.


Но пришлось не только услышать, но говорить самому.


Дверь в камеру отворилась, и вошёл Васильев.


Поставил на стол небольшой железный эмалированный чайник и пакет. Пояснил:


– Холодная газировка с вишнёвым сиропом. Горячие пирожки с мясом. Домашние. Надюша пекла.



Кудашев молчал.



Васильев не смутился, продолжил, как ни в чём не бывало:


– Ну, Кудаш-бек, ты даёшь! Давно я так ничему не удивлялся. Круглов меня сегодня просто расстреливал каждым пунктом из протоколов опознания и допросов по твоему делу. Его снова возобновили в связи со вновь открывшимися обстоятельствами. Ты, действительно сидел в одной крепости с этим турком, тьфу, с Алфёровым, артиллеристом? Почему раньше молчал? Почему мне не доверился? Почему я не знал, что ты содержался в Ингольштадте? Сегодня известно, это был сверхсекретный объект германского абвера – военной разведки. Каждый его заключённый был предметом обработки опытными специалистами с целью использования его в качестве перспективного ценнейшего агента-нелегала, как в военное время, так и в мирное! Из Ингольштадта просто так не убегали.



– Ты не всё знаешь, Никита, а уже делаешь выводы. Недостаток информации – заведомо ложные умозаключения! Это уровень Круглова. Не уподобляйся. То, что ты сказал – не аксиома. Повторю то, что заявил сегодня на допросе. Полковник Баранов покинул Ингольштадт на повозке, запряжённой четырьмя першеронами, будучи расстрелянным вместе с другими заложниками. Я формально из крепости не бежал. Ушёл своими ногами из городского крематория в чём мать родила, очнувшись от жара печи… Работник этого заведения упал в обморок. Потом бежал за мной, как за святым Лазарем, привёл в свой дом, искупал, одел, накормил… И всё это без расспросов. Только повторял первые две строки из «Отче наш» на немецком. Я умею молчать, но я не умею лгать… Никогда не умел и не хотел.



– «Ложь» – в разведке называется легендой, – сказал Васильев, раскрыл пакет с пирожками, протянул Кудашеву.



Кудашев отрицательно качнул головой:


– Не только легенда. У Лжи может быть тысячи масок, но у Истины – одно лицо. Я не потерял своего лица. Я потерял маску. Меня, как моего отца, друзья называли Кудаш-беком. Ты, Никита, тоже назвал меня так. Но ты не знаешь, что меня так называли и враги.


Ложь – плохая броня. Ложь не живёт долго. Мне известна статистика потерь среди агентов-нелегалов. Редко кто из них физически существует более шести-семи месяцев.



– Потому и погибла твоя группа, – не удержался Васильев.



– Предполагаешь? Ладно. Нет, группа погибла в лоне своей легенды, выполнив возложенную на неё задачу. Нерасшифрованной. Просто заданная ГУГШ сила давления была непропорционально мала по сравнению с силой сопротивления Кенигсберга и Ми-6! Алчность российского царствующего дома и военной бюрократии – вот, что погубило группу! Это всё, что могу сказать. Моя душа давно больна, но совесть чиста. «Чума», – как сказал Шекспир устами своего Меркуцио, – «на оба ваших дома»!



– Что решил?



– Плыву по течению. Другого пути не вижу.



– Это путь обыкновенного бревна.



– У корабля есть киль, корпус, палуба, руль, паруса, компас, курс! Вот только при этих составляющих «бревно» может именоваться иным именем!



– У нас есть курс.



– Туркестанское золото? Мировая революция? Это не мой курс!



– Золото, это богатая независимая жизнь. За такую жизнь стоит бороться.



– Жизнь – не только золото! У нас разные понятия о жизни. Никакое золото не стоит жизни сытой, но позорной и преступной. Я устал. Я все сказал! Если мне суждено прожить до утра, я хочу остаться один. Спасибо вам, Никита Александрович, за всё! Не приезжайте больше на место казни, не пугайте расстрельную команду своим маузером… Помоги себе сам! «Help yourself!», как говорят в Англии.



– Ничего другого не остаётся, – сказал Васильев. – Уезжаю я. Надолго. Бог даст, встретимся, вспомним молодость. Не дали нам пообщаться, сдружиться семьями. Не судьба. Дела о покушении и о попытке ограбления банка практически завершены. Процесс не займёт много времени. Для тебя новость: арестован «расстрельных дел мастер» – комиссар Пурмалис. Обвиняется в мародёрстве. Богатый человек, оказывается. Золото, валюта в два больших саквояжа не поместятся!



– Мне эта новость уже ни к чему, Никита, – сказал Кудашев. – Помни и ты о судьбе этого маленького несчастного человека. Золото, валюта… Аналогию не чувствуешь?



На этом и расстались.


На целых одиннадцать лет. До 1935-го года.


ГЛАВА IX.



Басмак – вооружённый налёт. Одиночная камера.


Есть что вспомнить. Дорога в Симлу. Беседы с Мак’Лессоном. Кое-что о не вербальном общении и «маленьком народце».



– «Басмак! Басмак! Бог Велик! Смерть капырам!», – кому в Средней Азии в двадцатые-тридцатые годы был нужен перевод этих призывов-лозунгов с тюркского на русский?!


Басмак – набег, вооружённый налёт – стал основной тактической формой боевых операций отрядов басмачей на огромнейшей территории Туркестанского края, раскинувшегося от Каспийского моря до гор Ала-Тау.



Туркестанский край, или Туркестанское Генерал-губернаторство, в дореволюционном территориальном образовании включал в себя области Сыр-Дарьинскую, Семиреченскую, Самаркандскую, Ферганскую и Закаспийскую. Кроме того, в юрисдикцию влияния Туркестана включались и формально «суверенные», но реально вассальные Российской Империи государства – Бухарский Эмират и Хивинское Ханство. Территория сама по себе гигантская, не уступающая по своей площади, количеству народонаселения, природным ресурсам и политической значимости – всей Европе.



Развал Российской Империи, отречение и последующая казнь Императора, паралич власти царской администрации на местах, стихийно созданное и разогнанное Владимиром Ильичём Лениным Туркестанское Учредительное Собрание, учредившее «Туркистон Мухторияти» – Туркестанскую Автономию, подняли в Туркестане гигантскую политическую волну агрессивных националистических выступлений под общим названием «басмачество».



В разные годы басмаческие отряды в своем количественном составе «пульсировали» от нескольких десятков тысяч, как у Джунаид-хана или Мадамин-бека, до сотни джигитов, как у Дурды-Мурта. Имена басмаческих вождей стали достоянием истории, писаной кровью на самых чёрных её страницах: Джунаид-хан, Мадамин-бек, Ибрагим-бек, Иргаш, Жаныбек-казы, Куршермат, Муэтдин-бек.



Басмачество и борьба с басмачеством, не были войной коренного населения с русским влиянием в Средней Азии. Во многих националистических военных подразделениях служили как русские военные, от рядовых стрелков до старших офицеров включительно, так и английские офицеры – не только военные советники и наблюдатели.



В своей сущности, ликвидация басмачества стала делом именно коренных народов Средней Азии. И победа была одержана не столько силой оружия, сколько новыми законами, уничтожением рабства и феодально-байских отношений, народным просвещением, ликвидацией безграмотности. Примером тому – многочисленные случаи добровольного прекращения сопротивления, сдачи оружия и переход на сторону Красной Армии басмаческих формирований. Самый яркий тому пример – история Джунаид-хана.


Эта страница истории отражена во многих книгах, изданных и издающихся. По сегодняшний день каждая такая книга отражает неугасающий политический интерес её автора.


Роман о ротмистре Кудашеве не станет ареной историко-политической дискуссии.


Но хочу напомнить:


Не силой оружия, не карательными рейдами было подавлено басмаческое движение в Средней Азии. Но помощью, оказанной Россией Туркестану в форме продовольствия, бесплатной медицины, образования, новых сельскохозяйственных технологий, программ ирригации…


Уже забыли, кто, в каком содружестве строил в Ташкенте, Ашхабаде, Алма-Ате, Душанбе и в тысяче иных городов и посёлков электростанции, текстильные и шелкомотальные фабрики, машиностроительные заводы, железные дороги, асфальтированные шоссе, домостроительные комбинаты, знаменитые Ферганский и Каракумский каналы. Один первый в Азии самолетостроительный завод чего стоит – «Ташкентское авиационное производственное объединение им. Чкалова». Забыли, на какие деньги, на чьё золото в Америке закупались семена хлопчатника и вирджинского табака для первых сельскохозяйственных кооперативов в Средней Азии. Кто ехал из Москвы, Ленинграда, из Киева и Одессы, из сотен других городов на ликвидацию природных очагов эпидемий, таких как чума и холера? Кто истребил одно из страшнейших азиатских заболеваний – трахому, ведущую к полной слепоте заражённого?! Кто первым предложил свою помощь в восстановлении разрушенных землетрясениями Ашхабаду и Ташкенту? Может, Великобритания?..



И начиналось, складывалось это истинное братство народов в годы, когда в самой России ещё свирепствовали голод, эпидемии, беспризорщина! Для перечисления всех бед и горя, через которые пришлось пройти нашей Родине, есть иные книги.


Добро и любовь – вот величины, которые были противопоставлены Россией влиянию Великобритании, поставляющей по самое начало Второй мировой войны басмаческим недобитым лидерам английские винтовки «Ли-Энфильда» и пулемёты «Льюиса».


К тридцать восьмому году с басмачеством в Средней Азии было покончено навсегда.



Истинно!



Вернёмся к Кудашеву.



*****


*****



В связи с вышеизложенными событиями, происходящими в Туркестане, Асхабадская, виноват, Полторацкая, тюрьма в году 1924-м, была переполнена. Не рядовыми стрелками бандформирований, а фигурами куда как более значимыми. В их числе профессиональные военные, английские разведчики, агенты влияния, наблюдатели-информаторы, связные, поставщики оружия, боеприпасов, опиума и гашиша. Последний товар был в цене, был на вооружении. Терьякешем управлять легче. Гашишееду и умирать за своего бека не страшно. Среди узников не только тюрки, но и англосаксы, и подданные Британской Короны индо-британского происхождения. В списках арестантов три русских офицера, смиренно, без гонора и истерик ждущих своего смертного часа: Алфёров, Степнов и Рогожин.



Был в тюрьме и свой собственный секретный арестант под псевдонимом Шаляпин с именем Фёдор сын Иванов. Шутка такая. Чёрная, тюремная.


Самому арестанту не до шуток.



Александра Георгиевича Кудашева можно было бы упрекнуть по самым строгим меркам много в чем, но только не в дурацком остроумии. Но и при всём желании пошутить ему было бы не с кем. Разве что с местной мышкой.



Как видно, у неё давно сложились добрые приятельские отношения с постояльцами этого помещения. Не боясь, не таясь, мышка выскользнула откуда-то из-под железного лежака, на котором расположился Кудашев, и, отбежав к противоположной стене, встала на задние лапки во весь рост. Растопорщила усы, блеснула чёрными глазами-бусинками и требовательно пискнула.



Кудашев привстал, сел, подобрав под себя ноги. Сказал вслух:


– Ну, ты даёшь! За данью пришла, мышиная королева? Погоди, не убегай. Сейчас я тебя царским ужином угощу, ты, небось, здесь такого ещё и не пробовала!


Сошёл с лежака. Привстал на цыпочки перед высоким окном, снял с подоконника бумажный пакет с пирожками, принесенными Васильевым. Вернулся на лежак. Достал один пирожок, разломил, накрошил на пол. Позвал мышку:


– Ваше королевское величество! Кушать подано!



Мышка, не церемонясь, принялась уничтожать крошки.


Кудашев тоже не отказал себе в ужине за компанию. Съев свою половинку пирожка, запил газированной водой из чайника.


Подумал:


– «Зря я так с Васильевым. Совсем одичал на этой работе. Никому не доверяю, от каждого жду предательского удара. Но и Васильев мне под стать. Тоже расстроился. Сорвал ему Кудашев в какой-то мере его планы. Не доверился, скрыл факты биографии. Этакая досада! Ну, спасибо, Никита, за Надюшины пирожки с мясом, за газировку с вишнёвым сиропом. Как видно, не скоро подобная передача повторится».



Поставил чайник на табурет. Огляделся. Мышка исчезла.


Александр Георгиевич, как волк, потянулся всем телом, встряхнулся. Встал в боевую стойку, отдал салют, сделал несколько выпадов в трёх направлениях, ушёл, не паририруя, от трёх воображаемых ударов.


Вернулся на лежак.



Да, одиночная камера – мечта многих заключённых. Чем замок Иф не угодил Эдмону Дантесу? В конечном итоге секретный арестант стал графом Монте-Кристо!



Опять, спасибо за заботу Васильеву. Без него – сунули бы в общую камеру, как комиссара Пурмалиса. А там свои законы. Неизвестно, чем такая отсидка обернуться может. В первый раз сидел как английский шпион, в камере авторитетом пользовался. В этот раз сидел бы как сотрудник ГПУ. Исход понятен без объяснений! В камерах, построенных ещё в царские времена и рассчитанных на восемь, двенадцать человек, содержатся тридцать, а то и сорок арестантов. Не только спят по очереди, сидят на полу по очереди. Сутками стоят, словно в переполненном трамвае, прижатые друг к другу, как кильки в банке, в тридцати пяти градусную жару!


Конечно, спасибо Васильеву. Понятно и тюремной мыши – просто так общую камеру в разряд «одиночки» не переводят. Должна быть очень веская причина.


Причина, конечно есть.



Кудашев догадывался: его ценность, как фигуры в Большой игре, осознана в Центре. Идёт сбор информации о нём. По всей видимости, в Разведывательном отделе Первого квартирмейстерства Главного Управления Генерального Штаба Российской Империи не все документы с приходом к власти большевиков уничтожены либо вывезены за границу. Что-то, относящееся к операции «Колчестер», осталось. Пусть, прошло двенадцать лет. Это не так много, особенно для стран Востока. Всё равно, информация истинная, ценная. Каждый раз начинать с пустого места – лишняя трата времени, ресурсов, кадров. Вывод? Вывод простой: потому Кудашеву на время и предоставлена персональная камера со всеми удобствами. Даже с прирученной мышкой. Грех жаловаться!



Правда, книг и газет не дают. Добрым словом, кроме как с мышкой, перекинуться не с кем. К третьему дню слепил из хлебного мякиша миниатюрные шахматные фигурки, половину из них вымарал в саже. Хорошо, что в первый день от спичек и махорки не отказался! Думал сам с собою в шахматы поиграть. Пока играешь, думаешь. Шахматные фигурки сами собой в фигуры Большой игры превращаются. Мозг не должен бездействовать. Увы, спрятанные в тумбочку фигурки из мякиша в первую же ночь были съедены мышью. В какую узкую щель пробраться сумела, уму непостижимо!


Что ж, умному человеку вынужденное одиночество тоже может пойти на пользу. Воспоминания – бесценный Божий дар. С дистанции прошедшего времени возможно и увидеть, и понять большее, чем двенадцать лет назад!



*****


*****



Документ № 55.



«Хроники»


Кудашева Александра Георгиевича.



Индия. По дороге из Кветты в Симлу.



15 декабря 1912 года.



Остался позади Форт Сандеман, что в Белуджистане, на урду – город Жоб. Шесть часов нашему поезду понадобилось, чтобы пройти 131-у милю. Далеко не крейсерская скорость, надо сказать. Слишком много причинных и беспричинных остановок. Эти бесконечные затычки на запасные пути кому угодно могут испортить настроение от поездки.



Внутренне в который раз позавидовал выдержке Гюль Падишаха. Стоит у него поучиться. Он сам себя не уговаривает, не насилует. К препятствиям относится, как у нас сказал бы умный человек, философски. Алану Мак’Лессону эта университетская дребедень ни к чему. Он просто живёт. Не пытается исправлять то, что не может исправить. И не портит из-за этого жизнь ни себе, ни другим. Заметив кислую мину на моём лице, сказал:


– Похоже, сэр Джозеф Стивенсон, вы куда-то очень спешите? Что поделаешь, узкоколейка. Сами видите, рядом строится настоящая дорога. Через год прокатимся на курьерском поезде с ветерком! Хотите, поедем на автомобилях? Не спеша, ближе познакомитесь с Индией. Вы её и в первый раз видели только из вагона поезда!



Гюль-Падишах назвал меня моим новым именем, внесённом в мои новые документы. Напомнил. Да, слова Мак’Лессона с делом не расходились.



В Дера-Исмаил-Хане не задержались. Со станции проехали на пристань.


Наши индусы-кшатрии, увидев священную реку, приветствовали её, встав на колени, благодарственной молитвой.


Инд! Великий Инд. Его именем весь мир называет страну Бхарат Индией!



На вечерний паром не успели. Разбили бивуак на берегу. Полюбовались закатом, рекой, чьи воды живописно оживляли бесчисленные парусные лодки и гребные галеры. От простых рыбацких с заплатанными ветрилами, до прекрасных судов, с бортами и бушпритами, украшенными позолоченной резьбой. Алан, как и я, тоже не сводил с реки глаз. Отдыхал.



Мало-помалу, у пристани собралось достаточно много народу: чиновники туземной администрации, торговцы, странники, паломники. Несколько офицеров правительственной связи с конями. Ближе к ночи к пристани подошла ещё одна компания с факелами в руках конной стражи под звуки флейт, труб и барабанов. На белом жеребце, которого вели под уздцы четверо конюхов – какой-то раджа, сверкающий бесчисленными драгоценными камнями, украшавшими его руки, шею, уши, тюрбан, кафтан, туфли-шлёпанцы и даже конную сбрую. Огни факелов, бесчисленных костров, запахи готовящейся еды, благовоний, коней, музыка, пение, молитвенные речитативы не дали заснуть до рассвета.



Я спросил Мак’Лессона, сможем ли мы погрузиться на паром в такой толпе желающих переправиться на левый берег?


Мак’Лессон ответил коротко, но очень уверенно:


– Конечно! Certainly!



Подошел один из всадников свиты. Что-то сказал на незнакомом наречии.


– Пристрели его! – приказал Мак’Лессон на английском и добавил:


– Лечить негде и некогда.



Вдруг, я понял, о чём и о ком идёт речь. Остановил всадника.


– Подождите! Не стреляйте! Я хочу увидеть его!



– Зачем так волноваться, – сказал Мак’Лессон, – речь не идёт о человеке, о лошади!



– Вы говорите о гнедом аргамаке с игреневой рыжинкой?



– Да. Вы, уважаемый сэр Джозеф Стивенсон, изволили ехать на нём недели три до Кветты!



– Позвольте мне увидеть коня!



– Пожалуйста!



Далеко идти не пришлось. Коня подвели ближе к огню.


– Ничего не ест, – пояснил грум. – От самой Кветты. Уже ослабел. Придётся пристрелить, пока другие кони не заразились.



Я подошёл к коню, взял его правой рукой за оголовье. Аргамак, с шумом втягивая ноздрями воздух, обнюхал меня, словно собака. Мягкими губами ткнулся в мою пустую ладонь.


– Принеси с дастархана пару пури! – приказал я груму.


Повернулся к Мак’Лессону:


– Алан! Конь здоров, просто он по мне соскучился. Затосковал!


Вернулся грум, принёс пару лепёшек-пури.


Гнедой вежливо одними губами взял их с моей раскрытой ладони.


– Торбу зерна! – приказал я.



Грум принёс.



Я сунул руку в торбу. То, что я оттуда вынул, меня удивило.


– Это что? Я сказал – зерно! Овёс, ячмень… Не понимаете? Это что такое, я спрашиваю?



Грум опешил:


– Это финики, сахиб. Хорошие финики!


Сунул один финик из торбы себе в рот.


– В Индии коней кормят финиками, сахиб, это лучше, чем трава!



Да, в эту ночь меня удивили финики. Гюль Падишах тоже был удивлён, но не подал вида. Я это понял несколько дней спустя из темы разговора, начатого им. Очень интересной темы не вербального общения.



Встало солнце. К пристани причалила большая баржа под гигантским косым парусом цвета красной охры.


К моему удивлению на неё без толчеи и суматохи минут за сорок погрузились не менее двухсот человек и десятка три лошадей.


Я наивно предполагал, что будет паром. Нет. Ниже среднего течения Инд при глубине в пять-шесть ярдов достигает ширины в полторы мили! Никакого троса не хватит.


Первыми на борт поднялись английские офицеры связи со своими конями, за ними мы. Драгоценный раджа со своей свитой за нами. Потом – все остальные. Я так и не понял, кто устанавливал очередь и регулировал погрузку. Скорее всего, никто. Здесь народ понимает без слов, что такое иерархия. Однако, личность Рами Радж-Сингха пользуется уважением окружающих без лишних слов!



Переправа, включая погрузку и разгрузку судна, не заняла более двух часов. На левом берегу Инда нас поклонами встречали люди Мак’Лессона. И два грузовых автомобиля «Кроссли» – «Crossley» – грузоподъёмностью до четырёх с половиной тысяч фунтов каждый.



В дальнейший путь отправились немедленно. Я начал его в седле. Через час пути передал поводья груму и присоединился к Мак’Лессону.



*****


*****




Беседы с Мак’Лессоном.



О чём только нам с ним не приходилось беседовать за время странствия. Темы самые различные. Жизнь, путевые впечатления их подбрасывали сами. На серьёзную тему вышли от предмета самого незначительного. От фиников.


Задал ему вопрос, почему в Индии коней кормят финиками.



А в России? – вопросом на вопрос ответил Мак’Лессон, или, Рами Радж-Сингх.



– Рацион строевой лошади строго установлен военными положениями, согласно соответственному использованию. Понятно, нормы у тягловой артиллерийской лошади и у казачьей, что под седлом, разные. На марше либо в работе – одна, в стойле на отдыхе – другая. Питание для всех включает в себя корма зелёные – свежескошенную траву в летние месяцы, сено, солому или мякину в зимние. И ежедневно – зерновой корм: овёс, ячмень. Фиников по понятным причинам не положено. Но витамины и сахара в рацион включены тоже – корнеклубнеплоды. Морковь, свекла и картофель.


Взрослой лошади положено сто десять-сто тридцать фунтов хорошей пастбищной травы в сутки. В зимнее время взрослой рабочей лошади скармливают семнадцать-двадцать два фунта сена.


Но основным продуктом питания является овёс. Лучший концентрированный корм. От тринадцати до двадцати шести фунтов в сутки – в зависимости от тяжести выполненной работы. При отсутствии овса можно кормить и пшеницей, и ячменём, но с умом. Это зерно потребуется ещё и приготовить. Либо заварить, либо расплющить. Особенно ячмень! В противном случае у коня начнутся проблемы с пищеварением. На этот случай в каждом эскадроне два фельдшера предусмотрены. Не боевые потери лошадей расследуются. Виновные наказываются. А вы коней финиками кормите! Варвары, одним словом. Сами попробуйте проглотить финиковую косточку. Посмотрю, что потом запоёте!



Мак’Лессон слушал внимательно, не перебивал. Заключительная фраза моей тирады вызвала у него улыбку:


– Мне нравится, Александр, ваше отношение к животным! Держу пари, в детстве вы таскали домой и выкармливали всякую живность!



– Не стану отрицать. Я из рода профессиональных военных, но в наших семьях никто и никогда не воспитывал в сыновьях жестокость. К седлу и к уходу за конями приучали с самого раннего возраста, но за убитого из детского охотничьего азарта воробья наказывали. Да, у нас всегда жили и коты, и собаки. Долго жил хромой ёжик, попавший в беспризорный капкан на волка. Потом – беркут со сломанным крылом.



– Странно, что вы не стали ветеринаром, а пошли в юриспруденцию.



– Так решил отец. Думаю, правильно.



– Про финики, Александр, вы хорошо подметили. Знаете, Индия не славится своими собственными конями. На протяжении сотен лет кони завозятся из Персии, Аравии, Кавказа и Закаспия. Монгольские лошади не в чести. Здесь кони не живут долго. Возможно, дело в финиках. Зерно дорого. Народ голодает. Бывают неурожайные годы – вымирают целые посёлки. И это в стране, где собирают два урожая в год! Но дело, скорее всего в другом. В климате. Очень жарко, очень влажно. Здесь жарче, чем в Закаспийских Кара-Кумах, жарче, чем в Арабистане. Конь, при всей своей силе – животное нежное, он по природной выносливости во многом уступает человеку. Вы должны знать своего соотечественника – купца по имени Афанасий Никитин. По дороге из Санкт-Петербурга в Москву мой провожатый подарил мне книгу, написанную этим путешественником ещё в пятнадцатом веке. Я учился русскому языку по этой книге! Так вот этот купец прошёлся по Индии с одним единственным товаром – жеребцом серой масти!



Я рассмеялся.


– Да, Алан, развеселили вы меня. Конечно, я знаю эту книгу – отчёт Афанасия Никитина для Посольского приказа. Никитин писал свой дневник сразу на трёх языках. На фарси, на тюркском и на русском. На страницах, что на тюркском языке, у него есть очень забавные странички!



– О женщинах?



– Да. Чистый был человек. Называл вещи своими именами. Оттого его книга так достоверна. Кстати, я вспомнил только сейчас: как раз Никитин и пишет о том, что коней в Индии кормят финиками. Меня с юношества занимала одна загадка из его «Хождения за три моря». Есть у него несколько упоминаний о неких существах, которых Никитин называет «мамонами». Никогда, Алан, вы не слышали о них? Постараюсь процитировать на память: «Мамоны ходят ночью да хватают кур, а живут они на холмах или среди скал». И ещё в описаниях местности Шабат: «По лесу у них мамоны ходят да обезьяны, да по дорогам на людей нападают, так что из-за мамонов да обезьян у них ночью по дорогам ездить не смеют». Кроме как в «Хождениях за три моря», я нигде этого слова не встречал. Подростком мечтал: вырасту, поеду в Индию, посмотрю на слонов и мамонов!



К моему вопросу Мак’Лессон отнёсся очень серьёзно. Спросил меня сам:


– Что вы знаете о хоббитах, Александр?



Мне пришлось покачать головой:


– Тоже в первый раз слышу.



– Рассказать? В четыре фразы не уложусь.



– Конечно. Пейзаж однообразен. Особого внимания не требует.



– Хорошо. Слушайте. Слово «мамоны», признаться, я в Индии не слышал. Ну, это значения не имеет. Индия – только для иностранцев страна индусов! Здесь говорят на тридцати языках основных групп, как хинди и бенгали, так и на тысяче самых различных диалектах! Кто-то сказал вашему Никитину – «мамоны», он так и записал. Не суть. Мне понятно, речь идет о «малом народце»! Тема, скажу наиинтереснейшая! В каком, говорите, веке Афанасий Никитин вёл свои записи? В пятнадцатом от Рождества Христова? Так вот, пятьсот лет назад особо о мамонах и распространяться было нечего. Все их видели, все их знали, всем они мешали и на нервы действовали. Кур воровали, не брезговали и ночным разбоем на больших дорогах. Укрывались, как пишет Никитин в горах и в холмах. Важное свидетельство. Поверьте, этот маленький народец проживал не только в Индии – по всему свету. Только в самой Европе о них десятки письменных свидетельств очевидцев. И все они проживали в труднодоступных местах – под землёй, использовали естественные карстовые полости в горах и земляные норы в холмистых местностях. В старой доброй Англии и в моей родной Шотландии их называли хоббитам, эльфами, гномами, троллями и гоблинами. Как видите, между ними была некоторая этническая разница. В Норвегии это были альфары, в Дании и в Швеции эльвы, в Лапландии ульдры, в Германии альбы, в вашей России - чуди… Их рост не превышал двух с половиной, максимум трёх футов. Немногим выше нашего с вами пояса! Это установлено путем математическим по ширине и высоте каменных ступеней, ведущих в их капища, жилища и в погребальные ассуарии. Ранее их скелеты ошибочно принимались за детские.


И все они характеризовались как мудрецы, чародеи, величайшие мастера по обработке металлов, изготовители магических зелий, отваров, предметов…


Не только на территории Альбиона, по всей Ойкумене судьба малого народца печальна.


Пришельцы, люди современного типа хомо сапиенс потеснили аборигенов. Какое-то время они сосуществовали рядом друг с другом. Возможно, были некие культурные контакты. Но разница между нами была очень велика. Маленький народец повсеместно либо был полностью истреблён, либо частично перешёл на скрытный образ жизни. Вот такая печальная история.


Пятьсот-шестьсот лет достаточно большой срок, за который сменилось восемь-десять поколений.


Инквизиция успешно боролась с язычеством: выжигала священные рощи, под корень вырубала огромные дубы, в возрасте пяти-шести тысяч лет, сжигала заживо жрецов-друидов, валила наземь гигантские мегалиты.. Уничтожалось всё, что хоть в какой-то мере относилось к божествам языческим. Как письменность, как доисторические астрономические обсерватории, подобные Стоунхенджу, так и сами люди, физические носители древних знаний и культуры – маги… Встречи человека с представителями маленького народца стали редки, даже небезопасны. Однако, в дошедших до наших дней сказках и легендах подземные жители не всегда предстают злобными и коварными троллями, чаще - весёлыми и добродушными хоббитами. А гномы – всегда тружениками, собирателями подземных сокровищ…


Тем не менее, мне удалось приобрести несколько рукописей, написанных учёными монахами ещё в двенадцатом веке, в которых упоминаются представители этого народца. Эти рукописи подлинные. Имена монахов – Климента, в миру Анскомба, из Ноттингема и Мозеса Гарфилда из Эссекса – в научном мире известны. Их почерки уже идентифицированы. Пока я не предаю документы огласке. В них названы конкретные местности обитания гномов. Боюсь, по факту публикации найдётся много авантюристов, желающих отловить представителей маленького народца и поживиться их сокровищами. Пусть живут спокойно, Мак’Лессон не враг им! При желании, Александр, вы прочтёте эти рукописи. С каждым днём мы всё ближе и ближе к моей библиотеке.


Цивилизованный преуспевающий европейский мир, познавший теорию эволюции Дарвина, успел напрочь забыть духовное наследие своих предков.


После раскопок Шлиманом легендарного Илиона – Трои, подтвердились строки «Илиады» слепого Гомера, жившего на тысячу лет позже описанных им событий. Его открытия вызвали культурный шок. Мир заново начал учиться, если не безоговорочно доверять древним легендам и мифам, то относиться к ним с большим уважением.


В скальных труднодоступных теснинах Шотландии и Ирландии древнейшие капища маленьких народцев известны не только как места сборов и поклонений своим богам, но как обсерватории. Как в древнеегипетских либо в некоторых индуистских храмах в одной из стен капища есть отверстие для солнечного луча, на другой стене – мистические знаки-петроглифы, которые, вероятно, принимали солнечный луч в определённые дни года. Древнейший календарь. Вот только одна тайна: в настоящее время солнце никогда не проникнет в это оконце! Этот факт может означать только одно: эти капища древнее самых древних египетских святилищ. И построены они во времена, когда наша Мать-Земля вращалась совсем на иной орбите, под иным углом вращения! Какая всемирная катастрофа могла так сместить место нахождения земли во Вселенной, место её в Солнечной системе? Давно собираюсь посетить эти капища, провести исследование на предмет точного, до тысячной доли градуса положения сторон помещений в пространстве Земли, определёнными современными астрономическими, географическими и геомагнитными параметрами. Тогда можно будет исчислить положение планеты в тот век перед катастрофой. Тогда можно будет с точностью до астрономических суток исчислить конкретную дату этого мирового катаклизма, о котором до нас дошли только каменные мегалиты Стоунхенджа, капища маленького народца да легенды и мифы о всемирном потопе! Зная это уже не трудно вычислить дату следующей мировой катастрофы. В движении звёзд железная цикличность. Что было, то и будет, говорил царь Соломон. Вот тайна всех иных земных тайн! И первое тому подтверждение сам факт существования пусть небольшой горстки представителей этого древнейшего маленького народца, выжившего в катаклизме, по сей день живущего в глубинах тёмных пещер и в норах холмов!


Вот, что мне сегодня интереснее всего остального, что может непосредственно касаться нас в нашем большом мире. С высоты археаистории планеты Земля какими мизерными кажутся великие личности, короли и махараджи, президенты и премьер-министры, как жалки тщетные попытки вождей и учёных мужей поднять свои имена выше иных имён, уже вошедших в историю! Никто из них не придумал ничего нового, даже в собственной лжи. Жизнь каждого из них – кровавое поле войн по уничтожению собственного народа в первую очередь! А народ, забыв собственные посланные тиранам проклятья, через поколение-другое начинает воздвигать им бронзовые и каменные памятники, поэты и писатели – курить очередной фимиам. До следующей мировой катастрофы. Вот когда начинаешь понимать истинную мудрость царя Соломона – Экклесиаста: «Что было, то и будет, и нет ничего нового под Солнцем!».



Так говорил он. Так беседовали мы.



* Примечание: цитата.



Книга Экклесиаста или Проповедника.


Извлечение.


Глава 1.



Слова Экклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме.


2. Суэта сует, сказал Экклесиаст, суета сует, – все суета!


3. Что пользы человеку от всех его трудов, которыми трудится он под солнцем?


4. Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во-веки.


5. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, ге оно восходит.


6. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя;


7. Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь.


8. Все вещи в труде; не может человек пересказать всего; не насытится он зрением, не наполнится ухо слушанием.


9. Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, – и нет ничего нового под солнцем.


10. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас.


11. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.


12. Я, Экклесиаст, был царем над Израилем в Иерусалиме;


13. и предал я сердце тому, чтоб наследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: Это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем.


14. Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот – всё суета и томление духа!


15. Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать.


16. Говорил я с сердцем моим так: вот я возвеличился и приобрел мудрости больше всех, которые были прежде меня над Иерусалимом, и сердце мое видело много мудрости и знания.


17. И предал я сердце моё тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость; узнать, что и это – томление духа;


18. потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания – умножает скорбь.



Библия или Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета.


____________________________________________



Хороший разговор. Душевная беседа. Начали с малого, с финика, закончили мировой катастрофой и страницей из Ветхого Завета.



Эти события были пережиты мною в году 1912-м, отточены воспоминаниями в тюремной камере в году 1924-м и записаны сегодня, в последний день тяжкого года одна тысяча девятьсот сорок первого от Рождества Христова.



*****


*****




Кое-что о связях духовных


и не вербальном общении.



Задал раз мне вопрос Мак’Лессон:


– Как связуются между собой мышление и речь? Возможно ли, отделить их друг от друга?



Ну и вопрос. Можно с коня на ходу упасть. Ответил честно:


– Никогда об этом не думал! Не знаю, что и сказать…




У Мак’Лессона было хорошее настроение. Он весело продолжил:


– Не прибедняйтесь, Александр! Правда, я и не жду от вас немедленного многословного и совершенно непонятного ответа в стиле какого-нибудь профессора кафедры философии Нюрнбергского университета. Там все всё знают. А я люблю посомневаться. Давайте вместе подумаем и поговорим?!



Я начал понимать, о чём речь. Открыл, было, рот, да так и застыл.



Мак’Лессон засмеялся:


– Предлагаю штабную игру. Сначала я – «за», вы, Александр, «против». Потом поменяемся. Я хочу решить эту задачу в принципе. Правда, в успехе не уверен. Но нам всё равно сейчас делать нечего. Начнём?



Я молча кивнул головой.



Мак’Лессон снова засмеялся:


– У меня – мощный оппонент! Говорить – не петроглифы на камне выбивать. Сначала разъясняю дислокацию. Потом задаю вопросы либо утверждаю что придёт в голову. Вы возражаете, сами задаёте вопросы. В общем, на час нам удастся убить дорожную скуку. Начали! В жизни мы почти всегда мыслим и говорим почти синхронно. Лишь иногда задумываемся, подбирая более точное слово или выражение, вспоминаем что-либо, потом воспроизводим воспоминание речью. Обмен информацией между людьми называется общением – communication, intercourse, interpersonal relationship. При вербальном общении – собеседники использует в качестве системы передачи информации человеческую речь. Конечно, если они говорят на одном понятном им языке. Так в учебниках. Реально мы с вами можем говорить и понимать друг друга на разных языках, но понятных нам обоим. Вы на английском, я на русском. Не суть важно. Главное, мозг формирует информацию в звуковую фразу, проговаривая её мысленно, органы речи воспроизводят фразу говорящего корреспондента. Слушающий респондент органами слуха воспринимает фразу, состоящую из слов своим мозгом, опять проговаривая фразу.


Таким образом, речь выполняет две основные функции – сигнификативную и коммуникативную. Сигнификативная функция «переводит» звуковую форму речи в образную, зримую форму, понятную мозгу. Коммуникативная форма даёт представление об оценочном отношении субъекта к выдаваемой или получаемой информации – доброжелательное, недоброжелательное, ироничное и т.д. Понимаете меня?



Я ответил:


– Йес, сэр!


Спросил:


– А общение не с помощью речи? Телеграфисты с успехом могут общаться с помощью азбуки Морзе, глухонемые – языком жестов.



– Можно общаться и простой перепиской! Всё это, в том числе и с помощью костров, сигнальных машин и прочего, всего-навсего лишь «виды речи». Внутренняя речь – это обязательное проговаривание про себя. Внешняя речь – всё остальное.



– Обязательное проговаривание? Это серьёзно?



– Так пишут десятки профессоров!



– Алан! По-моему, это просто ахинея. Напоминает мне анекдот о сороконожке, которую спросили, в какой очерёдности при ходьбе она поднимает и ставит свои ножки. Сороконожка задумалась – и не смогла сделать ни шага! Полагаю, эти учёные люди просто лингвистические патологоанатомы. Человеческое тело режут и препарируют в религиозных и в научных целях уже тысячи лет, но, что-то так и не научились из трупа или трупов создавать или воссоздавать живых людей. Расскажите этот анекдот в Парламенте. Депутаты поднимут вас на смех. Там собираются умы острые и сверхбыстрые. Если каждый начнёт про себя сначала проговаривать фразу, ему и рта не дадут раскрыть те, кому это не нужно. Мой ответ: способности человеческого мозга невозможно оценивать и пытаться понять с помощью такой примитивной системы познания. Три-четыре псевдонаучных ярлыка ничего не объясняют!



Мак'Лессон, не выпуская повод и рук, похлопал в ладоши:


– Браво, Александр! Читали Эммануила Канта?



– Проходил в университете. Каюсь, знания очень поверхностны. Кое-что помню. Вы заставили меня задуматься над очень важными вещами, Алан. Так, вспомнил. У Канта в вопросах о мышлении выделено основное: его уровни – интуиция, рассудок, разум, а также типы и виды мышления – формально-логическое (рассудочное) и диалектическое (разумное), конкретное и абстрактное, практическое и теоретическое… Алан, о каких вещах вы затеяли разговор верхом на конях в прекрасное солнечное утро! Этой теме больше подошли бы другие условия – мрак и мороз за окном, пылающий камин и два кресла у огонька…



– Обещаю, мы продолжим обсуждение этой темы именно в той обстановке, что описали вы!



– Я продолжаю, Алан. Меня возмутил так называемый научный тезис об обязательном проговаривании в мыслях фразы, которая должна быть произнесена. Этот тезис не вписывается в многообразие видов мышления! Пример: мать и ребёнок. Они понимают друг друга без слов. Средства литературы и искусства – поэзия, живопись, музыка. Бесполезно описывать и проговаривать словами стихотворный текст, музыкальное произведение, живописную картину. Чем, кстати, и зарабатывают свой кусок хлеба многочисленные критики. Большинство из них просто патологоанатомы, способные убить и расчленить саму Музу поэзии. Это тонкий мир! Пример: как-то на стоянке каравана из Киргизстана у костра я ещё подростком услышал древнюю легенду… Рассказать?



– Конечно, я заинтригован!



– В давние времена правил большим киргизским родом богатый и могущественный хан. Однажды погиб на охоте от клыков вепря его единственный сын. Наследник. Товарищи погибшего, приближённые хана были в смятении, они боялись докладывать хану о трагедии, опасаясь, что по обычаю, горло гонца чёрной вести будет залито расплавленным свинцом. Донести до хана весть о гибели его сына вызвался простой странствующий музыкант. Хан согласился послушать музыку. Акын настроил свой комуз и, не говоря ни слова, начал играть. В музыке хан услышал ржание и стук копыт многих коней, весёлые возгласы молодых охотников. Потом – тревожные ноты появления опасности. Снова стук копыт. Началась охота за большим сильным и хитрым зверем. Вдруг – удар, визг зверя, крик смертельно раненого человека! Хан встал со своего трона, закричал: «Мой сын погиб?! От клыков вепря! Как смел ты, ничтожный акын, принести в мой дом чёрную весть!». По обычаю в котелке расплавили свинец, которым должны были залить горло гонца. Но визирь сказал хану на ухо: «Великий повелитель должен быть справедливым. Его поступок станет известен в каждой кибитке по всей Великой степи! Акын не раскрыл рта. Он не произнёс ни слова!». Хан внял мудрому слову. Он приказал плеснуть расплавленным свинцом на комуз музыканта.



Мак’Лессон одобрительно покачал головой:


– Фантастика! Ответ принят. Я думаю так же. Хотел знать ваше мнение, чтобы продолжить разговор на иной, не всем доступной ступени. Сейчас поймёте, о чём я. Продолжим?



– Спасибо, Алан. Конечно, продолжим. Мне тоже интересно!



– Я начал рассказ с рукописей монахов, живших в двенадцатом веке. Средневековье. Генрих II и Ричард Львиное Сердце Плантагенеты. Войны в Нормандии, Крестовые походы, завоевание Ирландии. Мрак, жестокость, невежество, суеверия… И вот в этой обстановке два монаха-летописца, один независимо от другого, ведут свои дневниковые записи. И каждый подробнейшим образом описывает свои состоявшиеся контакты с представителями маленького народца! Общение на не вербальном уровне! Без слов, без звуков, без жестов. Они просто понимали друг друга. Один из них пришел за помощью. Второй с жалобой на крестьян, отравивших какой-то гадостью местный ручей, спаливших тысячелетний дуб… К сожалению, записи и в том и в другом случае очень лаконичны, но нет основания не доверять им. В те времена на том уровне не лгали в письменном виде. Чтили девятую Заповедь Господню! Что скажете, Александр?



– Полагаю, это могло быть. Могло быть фактом объективной действительности!



– Можем сделать хоть какие-нибудь выводы?



– Думаю, доисторическим людям не было нужды общаться с помощью речи. Они общались между собой, как общаются животные. Прямо, честно, открыто всем своим поведением. А главное – просто потоками сознания, которые могли воспринимать свободно. В современном мире такой способностью обладают маленькие дети, ещё не умеющие говорить или только начинающие говорить. С развитием разговорной речи у ребёнка утрачивается способность к невербальному общению!



– Это главное, Александр! Я, много лет размышляю над этой проблемой. Знаю лично провидцев, способных разговаривать без знаков, без мимики, без напряжений речевого аппарата. Они меня понимают. Я их – не всегда. Кто поможет нам раскрыть эту, утраченную в эволюционном развитии человека, способность?!



– Не обижайтесь, Алан! Ларчик открывается просто: человек, именно человек утратил свою связь не вербального общения не только с подобными себе, но и со всей матушкой природой, когда вообразил, что является её царём, когда научился лгать!



– Лгать?



– Именно: лгать! Человек выделился из лона иных живых существ с развитием в нём сначала желанию выжить любой ценой, а потом появившемуся самому страшному свойству человеческой натуры – алчности. Думаю, свободно получать открытую информацию можно лишь также открывшись и собеседнику. Клапан, регулирующий поток информации только в одну сторону – не работает. Вот тогда появилась речь. И первая речь была ложью. Язык говорит одно, мозг думает другое. До сих пор в Персии существует поговорка: «Язык во рту – страж при разуме!».



– Я понял, Александр!



Мак’Лессон, на ходу склонился с коня и поднял с земли небольшой камень. Показал его мне:



– Смотрите, Александр! Что это?



– Как что? Камень!



– Именно. Камень. Stone! Таш! Языки разные, предмет один. Ответ и правилен, и лжив одновременно. Без звуковой произносимой нами информации наш мозг визуально получает информацию гораздо полную: размер камня, его цвет, конфигурацию. Я, держащий камень в руке, получаю информацию большую, нежели вы, Александр. Вес камня, его поверхностную структуру. Мои глаза лучше видят его малейшие трещинки, сколы, округлости, вкрапления иного цвета. Чтобы правильно и достоверно описать этот камень с информацией о его внутренней кристаллической структуре, химическому составу, температуре, и прочее – понадобится много времени и на речь, и на письменное изложение.



Мак’Лессон помолчал. Я тоже. Какое-то время ехали молча.



Мак’Лессон отбросил поднятый камень, обратился ко мне:


– Должен извиниться, Александр. Я, рассердился на вас, как ваш хан на своего странствующего музыканта. Виноват. Это просто досада. Поверьте, у меня есть основания считать себя несколько выше очень большого числа людей. Сегодня я понял, что у нас с вами никогда не сложатся отношения по вертикали: сюзерен – вассал.



Я ответил:


– Не моя вина, Алан. Я никогда не скрывал этого. Я благодарен вам за спасение моей жизни. Без лести скажу, вы мне интересны, как личность, я уже многому у вас научился. Вы старше меня, опытнее, образованнее, лучше знаете мир, его теневые стороны, конкретных владык этого мира, их тайны… Однако, говорю правду, мне интересно, но чисто умозрительно. Я не хочу такой жизни. Мне не нужны королевские милости, почести. Я не мечтаю о каменных пещерах, полных алмазов, о жемчугах Персидского залива, мне не нужен гарем из трёхсот юных прекрасных жён… Я просто хочу домой. В дом, где меня ждёт моя жена и ребёнок, которого я ещё не видел. В дом на узкой пыльной улочке с маленьким садом, виноградником и цветущими розами!



– Не совсем понимаю, но уважаю не только ваш интеллект, но и ваши чувства, Александр. Вот теперь я определился окончательно: мне нужна ваша помощь. Для вас есть работа, которую никто не сможет делать, кроме вас! Повторяю своё предложение: мне не нужен раб, не нужен слуга. Мне нужен партнёр. Ну, оцените меня. Я говорю без всяких заслонок, без клапанов в моём мышлении, я открыт вам!



Мак’Лессон остановил своего коня. Я подъехал ближе. Мак’Лессон протянул мне руку. Мы задержали руки в крепком пожатии. Смотрели друг другу в глаза.


И вдруг я понял. Понял даже не на уровне зрительных образов. На уровне чувства, которому не смог бы подобрать названия.


Спросил Мак’Лессона:


– Алан, у вас проблемы с маленьким народцем в вашем гималайском княжестве?..



Он кивнул. Мы поехали дальше. Нам было хорошо. Мы это знали оба. Нам больше никогда не было нужно много слов для общения!



Однако, судьба приготовила нам обоим целый сонм тяжелейших испытаний, которые суждено было пережить, преодолеть, прежде, чем мы встретились снова!


ГЛАВА X.



О технологиях манипулирования личностями. Кое-что из тюремного опыта. Крутые тропы Киштвари Прадеш.


Приём у вице-губернатора Пенджаба. Масонская ложа 798. Три условия сотрудничества.



*****


Документ № 55.



«Хроники»


Кудашева Александра Георгиевича.



Да, есть что вспомнить… Двенадцать лет прошло с того памятного путешествия в компании с Гюль Падишахом – Аланом Мак’Лессоном или Рами Радж-Сингхом по дорогам Персии и Индии. Увы, время не властно над сердечной болью. Стоит только вспомнить леди Кунигунду Баррат, незабвенную, что уж кривить душой перед самим собой! – любимую Уну, – «смесь лягушонка с белой козочкой!», как говорил её отец полковник Баррат.



Сегодня в тюремной камере ГПУ НКВД Туркменской области не чувствую ни голода, ни жажды, ни горечи обид, ни раскаяния в делах прошлой жизни. Чувство самосохранения давно утеряно. Надежда на освобождение отсутствует, напрочь. Как говорил Мак’Лессон словами Экклесиаста: «Что было, то и будет!».



Вспоминаю Леночку. Как нёс её на руках из парка до самой калитки дома на Андижанской. Она плакала и вытирала свои мокрые глаза о моё лицо. После стольких лет разлуки, такое недолгое счастье совместной семейной жизни… Господи, при живом отце мальчики растут полусиротами, не зная, как я, счастья мужского родительского воспитания. Не научит их отец почитанию матери, трудолюбию и честности, мужеству в бою, состраданию к побеждённому противнику, верности Долгу и любви к Родине. Вот истинное горе!



Продолжаю размышлять, перебирая в своих воспоминаниях эпизоды жизни, оставшиеся в прошлом. Так, пожилые люди перебирают сохранившиеся предметы, старые фотографии времён собственной молодости. Хорошо, когда есть что вспомнить доброго. У меня всё перемешано – дни счастливые со днями тревожными, а то и вовсе чёрными, когда, казалось, что утро уже не наступит.


Не мучился вопросами, правильно ли поступал в своём прошлом, всегда ли делал правильный выбор, который мог бы изменить его будущее. Возможно, будь выбор иным, не пришлось бы сегодня сидеть в тюрьме.


Навязчивые мысли. О людях, страдающих подобным недугом, обычно в народе говорят: «задним умом крепок». Пустые мысли. Кто ошибался в прошлом, осуждён ошибаться и в будущем.



О каком выборе мог идти разговор? Не было выбора. Никогда. Поступал так, как единственно мог поступить «в сложившейся сложной оперативной обстановке». И всегда в соответствии с собственной совестью, с принципами, впитанными с детства. И эталоном в принятых решениях всегда был мой собственный отец – Кудашев Георгий Александрович, оренбургский казак, ротмистр Отдельного корпуса жандармов, начальник полицейского охранного отделения Красноводского уезда. Человек дела, человек чести. Георгиевский кавалер.



Тем не менее, новые обстоятельства, возникшие уже здесь, в родном Асхабаде, заставляют вновь и вновь продумывать варианты развития событий, которые могут повлиять на мою судьбу. И начинать нужно не со встречи с Васильевым, а многим ранее. Со встречи с Гюль Падишахом. Пусть не с самой первой, что состоялась в Копет-Дагской Шайтан-Щели. Но хотя бы с той, когда он сделал предложение о сотрудничестве. Не простые сложились у нас с ним отношения. За время совместного путешествия я начал понимать своего врага в прошлом, своего спасителя в настоящем. Я уже оценивал Мак’Лессона не по его словам, не по его поступкам, а по тем невесомым флюидам, которые временами вырывались из него, которые я был в состоянии уловить и понять. Это была информация. Информация об очень одиноком человеке. О космическом вакууме, окружавшем этого сильного, умного, талантливого человека. Нашей истинной дружбе и взаимопониманию ещё не пришло время. Для этого и мне необходимо было раскрыться. Пока это было невозможно.



Мак’Лессон заставил меня задуматься над вопросом не вербального общения.



Анализируя сложившиеся обстоятельства, я пользовался приёмом, который сам для себя называл «обратным синема». В уме откручивал воспоминания в обратном порядке до события, с которого следовало начать анализ. В данном случае таким событием стал случай с моим новым конём – гнедым арабским аргамаком с игреневой рыжинкой. Алан уловил именно невербальную связь, сложившуюся между мною и аргамаком. Ну и что? Душевное состояние лошади не менее важно, чем физическое. Случай далеко не исключительный.



Однако! В том то и дело, что подобные духовные связи невозможно создавать искусственно! Факт не научный. Наука, она свои принципы имеет. Один только принцип «воспроизводимости» чего стоит. Любой профессор, любой учёный знает и скажет: «Если научный факт невоспроизводим, если он уникален и его невозможно подвести под закономерность, значит, он не вписывается в причинную структуру окружающей действительности и противоречит самой логике научного описания».



Любовь, дружба, взаимопонимание, почитание родителей, привязанность, сострадание, сопереживание, горечь от потери, радость за близкого человека, гордость за чужой успех, – все эти человеческие чувства, невозможны без существования духовной связи между людьми.



Связи нематериальной. Связи, которые невозможно не только взвесить и измерить, но невозможно постичь органами чувств человека: зрением, слухом, обонянием и осязанием. Значит ли это, что эти связи совершенно недоступны лицам третьим? Нет. Но эти связи проявляются в эмоциях и поступках людей. Они бывают настолько сильны, что подвигают людей на подвиги, на самопожертвование во имя любви и дружбы.



Значит ли это, что подобные связи присущи только человеку? Конечно, нет. Кто не знает, что чувства привязанности, любви, сострадания присущи и самым близким спутникам человека – животным. Таким, как кошка, собака, лошадь, слон. Даже птицам, таким как вороны, и легкомысленным, на первый взгляд, попугаям.



Простая домашняя кошка-мурка, всем поведением как бы подчёркивающая свою независимость по отношению к хозяину, не всегда придёт по первому зову на кормёжку, но стоит ей почувствовать его физическое недомогание или душевную боль, всегда попытается своими лаской и мурлыканьем, помочь своему господину или госпоже, подзарядить их собственной природной энергией!


Яснее ясного. Для тех, кто понимает.



Однако! Вот словечко привязалось. Без него мои записки не обходятся. Здесь уже проявляется черта истинного генштабиста – проигрывать ситуацию, как за самого себя, так и за противника. Ну, по-умному, еще и за третье лицо!



Однако, нет в природе вещей не целесообразных! Это аксиома. У гуся не может быть лисьего хвоста, осетру ни к чему оленьи рога. Сами изменяющиеся природные условия изменили человека В противном случае, он не выжил бы. Да, увы, научился лгать! Научился скрывать свои мысли. Но, взамен, потерял природную способность эти мысли читать.



Подтверждением тому могут служить многочисленные примеры из жизнеописаний святых людей. Как правило, они были либо отшельниками, вернувшимися в мир природы и заново слившись всем своим существом, всем сознанием с ним, либо это были люди, избранные Всевышним во исполнение Его воли на земле. И тогда они шли в царские чертоги и обличали тиранов в совершенных ими преступлениях, в неправедном образе жизни, в грехах. Им не было нужды подкреплять обвинения доказательствами. Избранные знали грехи владык из первоисточников – собственных царских мыслей. Избранные, как были открыты сами для всех, так и для них не было тайн и «заслонок» в мышлении иных людей, в том числе и царственных особ. Для тиранов не было людей, опаснее провидцев. Их убивали самыми страшными казнями.



Эти, пришедшие ко мне мысли, стали для меня самого озарением. Стоило посидеть в одиночной камере тюрьмы, чтобы понять это!



Вслед за этим сами собой появились ответы на другие вопросы.



К примеру, нет политика, не мечтающего без затрат физической и интеллектуальной энергии на обработку масс, управлять этими массами. Без штыков, без пастырей, без тюрем! «На штыках можно придти к власти, но на них нельзя сидеть!», как говорил Наполеон, перефразируя испанскую поговорку: «Штыки годятся для всего, только сидеть на них нельзя».


Нужна ещё и любовь народных масс к своему правителю.


Ну, технологии воспитания народных масс существуют и развиваются с незапамятных времён. Они существовали и существуют ещё у народов каменного века. В их числе сегодня весьма развитые институты обработки человеческого сознания. Степень влияния в разных странах различна, потому и стоят эти институты в разных приоритетах. Кому они не известны, тому их и перечислять не стоит. Но эти технологии дороги, а деспоты и тираны всегда скупы!



Я о другом: о технологии абсолютной власти без посредников. Власти тайной, могущественной, немеркнущей со временем, не угасающей в дни скорби и годов неурожаев и «тощих коров», власти, способной послать на поле боя миллионы подданных, которые будут умирать с именем своего земного владыки на устах! Способной манипулировать сознанием и мышлением своих подданных, даже если они называются гордым именем, родившемся в пороховом дыму французской революции – «граждане».



Гюль Падишах – Мак’Лессон владел технологиями гипноза и самогипноза, о чём я знал не по слухам, но на собственном опыте. Опыте, негативном для Мак’Лессона. Есть собственная маленькая гордость: я, Кудашев, оказался ему не по зубам. Отсюда – интерес Мак’Лессона к Кудашеву. Шире – интерес к проблеме внушения без риска раскрыться самому, остаться неуязвимым для внушаемого. В перспективе настолько усилить свои способности, чтобы внушать собственные идеи неограниченным массам людей, повелевать, манипулировать массами. Технология неограниченной власти! Вот когда владыка смертный сможет по свершившемуся факту всенародной любви именоваться с приставкой «божественный», строить себе любимому храмы по всей планете!



Правда, рядом всегда будет идти ещё одна проблема. И имя этой проблеме ещё при жизни для владыки любого ранга и цвета кожи будет Страх.


Страх потерять в один прекрасный день сверх способность повелевать массами и Страх Смерти.



*****


*****



Осколком фарфоровой чашки, найденным под лежаком, я ставил на стене малоприметную седьмую чёрточку, отмечая неделю со дня своего пребывания в этой камере, когда форточка «кормушки» на двери отворилась и надзирательский бас оповестил: «Заключённый Шаляпин! Приготовиться!».


Я встал посреди камеры, сцепив руки за спиной. Дверь отворилась. В камеру вошёл надзиратель. Быстрым шагом обошёл её, успев простучать большим ключом железную оконную решётку. Перевернул тюфяк на лежаке. Грозным своим перстом указал на мой «календарик», погрозил мне кулаком. Вслед за надзирателем вошёл сам тюремный начальник. Одним движением кисти левой руки приказал подчинённому покинуть помещение. Правой кисти руки у него не было, одна чёрная перчатка. Я знал, руку он потерял в сабельном бою при штурме Хорезма. Подошёл ко мне. Я не стал представляться. Не мой уровень.


Ему далеко за пятьдесят. Выгоревшая почти белая опрятная гимнастёрка. На синих петлицах по одной красной шпале. Под мышкой правой искалеченной руки какая-то книга. Поздоровался первым:


– Здравствуйте, Александр Георгиевич!



Мне стало стыдно. Ответил, как положено:


– Здравия желаю, гражданин Заведующий Домом предварительного заключения!


Потом, сбавив тон, добавил:


– Здравствуйте, Никифор Иванович!



Зав ДОПРом товарищ Харитонов не обиделся. Не в первый раз меня видит. Возможно, предчувствует, что мне у него на попечении недолго находиться. Либо снова под расстрел, либо на повышение. Спросил тихо, почти ласково, не нужно ли чего, нет ли жалоб.



Я ответил, жалоб нет.



Не вынимая книги из-под мышки, Харитонов вытянул вложенный между страниц треугольный конвертик, протянул мне.


– Вам письмо от супруги, Александр Георгиевич! Читайте, я пока в этом крыле обход сделаю. У вас есть десять минут. Вот карандаш. На чистой стороне напишите ответ. Попрошу без двойного смысла. Письмо в нашем ведомстве не зарегистрировано. Это жест моей доброй воли. Понятно?


Я кивнул.



Харитонов ушёл.


За десять отведённых мне минут я прочитал семь слов письма, наверное, раз семьдесят. Ответил на обороте теми же самыми словами.


Виноват, в этих хрониках повторять не стану.



Вернулся Харитонов, забрал письмо заверил, письмо сегодня же будет передано Елене Сергеевне! Протянул мне книгу:


– Не откажите в любезности, Александр Георгиевич! Гляньте. Говорят, книга редкая. О разведке английской, в Индии дело происходит. Жаль, на английском языке, мне для понимания не доступна. А хотелось бы прочесть. Я, знаете ли, Высшее Реальное училище закончил. Языкам не обучали. Потом в нём же преподавал «слесарное дело и обработку металлов» до революции. В Кизил-Арвате…



Я вздрогнул. Сладко защемило сердце. Земляки, оказывается! Взял в руки книгу. На титульном листе значилось:



Joseph Rudyard Kipling


«KIM»


London.


MacMillan & Co. Ltd


in October 1901.


____________________________________________


* Джозеф Редьярд Киплинг. «Ким». Лондон. Издательство Мак’Миллана и Компании Лимитед. Октябрь 1901 год.


____________________________________________



На обороте титульного листа аккуратная печать киноварной мастикой:


Изящная гравюра тигра, изготовившегося к прыжку. Надписи: Ex libris. Library by Sir Wilfred Malleson.


____________________________________________


* Экс либрис (Из книг). Библиотека сэра Уилфреда Маллесона.


____________________________________________



Подумал: «Однако! Наследство английской интервенции».



– Что-нибудь, не так? – спросил Харитонов.



Я ответил:


– Хорошая книга. Для англичан. Русские там полудурками описаны. Ну, это понятно. Правда, на наш счёт совсем немного. Для англичан народонаселение всего мира – просто иностранцы! В книге не столько о разведке, сколько – об Индии, о любви к родине, о поиске смысла жизни. Занятно, я эту книгу ещё студентом читал, в очереди стоял! Вам, что, Никифор Иванович, перевод требуется?



Харитонов застеснялся:


– Это был бы царский подарок!



– Работы больно много. Литературные переводы в один месяц не делаются! Что слышно, есть у нас с вами это время?



– Так много не обещаю. Но маленький секрет открою: у меня на столе запрос лежит из Москвы, из Управления кадров, на предмет разработки вашей персоны, Александр Георгиевич. Вашей психической уравновешенностью интересуются. Срок определён в месяц. Будьте готовы, психанёте разок – пойдёте в расход. Проявите выдержку, иная судьба, мне неизвестная.



– Я предполагал. Готов к сотрудничеству. Торг уместен?



– В пределах периметра – всё, что угодно!



– Вот мои условия: свидание с женой, личное, хоть один раз, хоть на час! Это первое. Второе – прогулка ранним утром во дворике, она мне по закону положена. Третье – допуск в тюремную библиотеку. Оттуда тоже не убежишь, так ведь?! Четвёртое – смените мне псевдоним. Дойдёт до Фёдора Ивановича, обидится. Позор на всю Европу!



Харитонов попытался чёрной перчаткой почесать свой затылок. Сконфузился.


– Трудно… Очень трудно, Александр Георгиевич!



– Есть на меня официальный запрет на свидания с женой?



– Нет…



– Тогда всё по закону! Как я понимаю, сегодня на меня следствие так и не открыто. А старое дело прекращено в связи с вынесением приговора!



– Да, но…



– На сегодняшний день я кадровый аттестованный сотрудник ГПУ, давший военную присягу. Управлением кадров ОГПУ НКВД СССР утверждённый. А у вас в ДОПРе – просто задержанный! Слово даю, не убегу. В мыслях нет. Некуда. Я не «урка» какой-нибудь. И семья здесь. Подумайте о будущем, сделайте ставку. Сами сказали, мною кадры интересуются. Заберут меня в Москву, смогу и вам помочь при случае!



Так и договорились.


Харитонов принятые на себя обязательства исполнил в точности. Дважды в неделю я получал от Леночки письма и отвечал на них. Утренняя прогулка помогла не потерять физическую форму.


Получил доступ в тюремную библиотеку.


Две камеры на нулевом этаже от пола до потолка забиты книгами. Заведующий – пожилой арестант инвалид из обслуги. Профессиональный переплётчик. Из всего богатства лишь двадцать-тридцать «дежурных» книг в читательском обороте. В основном политического содержания, но и Дюма с Жюль Верном не запрещены. Книга для арестанта – вид поощрения за хорошее поведение.


Мне понравилось. С удовольствием разбирал книги. Понял сразу: этот фонд составили реквизированные книги из частных библиотек. На форзацах многих книг экслибрисы либо печати с именами известными в Асхабаде, в Закаспии: Комаров, Куропаткин, Гродеков, Агапьев, Рерберг…



Книги не только на русском. Много французских романов, таких как «Le rouge et le noir» – «Красное и черное» господина Стендаля. Много прекрасных томов энциклопедий «Академии Франция», гордости любого книжного собрания. На немецком – только Гёте и Шиллер, всё остальное – литература политическая, в своё время запрещённая и реквизируемая охранными отделениями.



Работа в тюремной библиотеке помогла восполнить некоторые пробелы в образовании, которые я уже начал ощущать в беседах с Мак’Лессоном. Во всяком случае, Канта и Декарта успел проштудировать весьма основательно. На Гегеле остановился. Чтение его опусов могло закончиться приступом тошноты. Русофобия неприкрытая. Моего внимания не миновали ни Троцкий, ни Ленин. Недостатка в этих книгах не было. Понял сразу, начинать изучение философии пролетарского типа надо начинать не с этих имён. Начал от «печки», с Маркса. Читал его статьи по славянскому вопросу на немецком. Пришлось задуматься, есть ли у славян враг, более ненавидящий славянские народы, нежели основатель марксизма-ленинизма. Как же в Советской России ни одно учреждение, ни один праздник без его портретов не обходятся? Наряду с Ильичём и Давидовичем! Тем не менее, ещё только начинающий тогда теоретик вместе со своим другом Энгельсом –издатели "Новой Рейнской газеты" – не обошёл вниманием, с изрядной долей злорадства, все разногласия депутатов Славянского Конгресса 1848 года в Праге. «Историк» Энгельс в статье «Демократический панславизм» прямым заявлением утверждает, что славяне – «… народы, которые никогда не имели собственной истории, которые с момента достижения ими первой, самой низшей ступени цивилизации уже подпали под чужеземную власть, не жизнеспособны и никогда не смогут обрести какую-либо самостоятельность»! Круто. Эти теоретики сегодня у нас в большом почёте.



Вот они – политические технологии. Великие катаклизмы часто начинаются с десятка статей в газетах и журналах – подготовка общественного мнения, создание детонатора, способного взорвать хрупкий мир. Следствие – локальные братоубийственные войны. За ними – конфликты более значимые. А уж Первая и Вторая Балканские войны братьев-славян аукнулись Войной Великой, «германской»! Молодой Лев Давидович весьма подробно и пристрастно давал репортажи с театра военных действий. Тоже не без прицела на будущее. Был бы провидцем незабвенный Михаил Дмитриевич Скобелев, не положил бы жизнь свою во имя панславянского единения наций. Может, и не зря. В Болгарии его помнят, а в Москве даже памятник уничтожили. Опасен «Белый генерал», видите ли!


Нет единства – будут бить славян по очереди, страну за страной. «Капитал» Маркса только пролистал выборочно за недостатком времени: месяц моего заключения подходил к концу.



Нашёл ещё одну книгу Редьярда Киплинга – «Пак с Холмов Пука, или Робин Гудфеллоу – Его друзья» («Puck of Pook's Hill or Robin Goodfellow — His Friends», 1906). Был рад находке. В чтении и переводе несколько отдохнул от опусов «гениев политической философии». Не знаю, читал ли Мак’Лессон эти сказки старой Англии в изложении Киплинга, но говорил он об эльфах и гномах почти его словами. Понятно, о маленьком народце в Англии знает каждый. Память предков не утеряна, не выжжена калёным железом средневековой инквизиции.



Киплинга я перевёл без особого напряжения за десять дней. На литературное изложение не претендовал. Но Харитонов и от этого перевода был в восторге.


От моей былой апатии не осталось и следа. Мой дух снова был при мне. Я был готов к новой жизни, к новой борьбе.


С одной оговоркой: оставаясь самим собой!



*****


*****



Киштвари Прадеш! Дорого дал бы, чтобы уйти от туркменского зноя и душной тюремной камеры под сень твоих гималайских кипарисов! Как не вспомнить вкус воды из твоих родников!



Ну, раз вспомнил, нужно писать. Потом захочешь, но забудешь. Лучше сразу, хоть и получается с пятого на десятое! Хорошее сравнение. В иных языках такого нет, чисто русское. Но правильное. Полагаю, нет в природе такого чудика, что в мыслях своих вспоминает прожитые годы чисто в хронологическом порядке. Правда, читателям неудобно. Ничего не поделаешь. Допишу до конца, потом само собой всё встанет на свои места. Пробовал писать в строгом хронологическом порядке – получалось сухо, безлико, как в протоколе судебного заседания. Потом вспомнишь яркий важный эпизод, а в текст на место уже не вставишь. Смирился. Пишу как пишется!



Вернёмся в Гималаи!



Сама природа защищает Киштвари Прадеш от непрошенных гостей. В княжество не ведут дороги. Оно в стороне от сложившихся за тысячелетия торговых караванных путей. Откуда не подступись – Киштвари не близок. Но, и достигши границы княжества, на него можно лишь полюбоваться издали.




Киштвари – кальдера доисторического потухшего вулкана. Его окружность, обычная для подобных образований сжата давлением полуострова Индостан, что подняло к небу сами горы Гималии. Сжата до правильной овальной конфигурации по периметру скального гребня высотой в западной низменной части в 2600 метров с пиком в 3400 метров на восточной стороне под названием Киштвари-Деви. Внутренние стены кальдеры почти отвесны. Местами монолитные скалы уходят вверх под отрицательным углом. Скалы черного базальта словно переплетаются с камнем красного гранита – результат древнейших извержений разной мощности и температуры лавы. Внешние стены более пологи, с углом подъёма от 27 до 46 градусов, просто пешим порядком не подняться. Подножие кальдеры чисто, не усеяно скальными обломками и щебнем. Редкая картина дикой природы, но её не назовёшь безжизненной. Мощь каменных монолитов, уходящих в заоблачные выси из венка гималайского кедрового леса, окружающего кальдеру, поражает воображение. Летом из величественного природного каменного проёма, словно вырубленного в граните южной стены кальдеры, с рёвом вырывается река Киштвари, берущая своё начало в одноимённом озере. В озере – природном резервуаре талой воды, занимающем в разные времена года, от четверти до половины территории кальдеры. Впрочем, кальдеру кальдерой здесь никто никогда не называл и не называет. Просто, ущелье. Озеро в Киштвари, как и река – тоже Киштвари. Разность понятий – при произношении. Звуки те же, но интонации разные. На вербальном уровне привыкаешь быстро. Но письмом разницу не передать! Зимой озеро не замерзает, хоть вода и остывает от 26-ти до 9-12-ти градусов по Цельсию на поверхности. Подпитка горячими ключами. Река не замерзает соответственно, хоть её сила и уровень несколько слабее и ниже. Эффект – постоянное облако пара над кальдерой. К этому туману тоже привыкаешь. Но начинаешь скучать по солнцу. Можно выбрать денёк и прогуляться по снежку вершины с наветренной стороны. «Погреться» на солнышке в тридцатиградусный мороз с часик. Потом назад в родную пещеру. Сходить к сернистым источникам, пропарить косточки в газированной водичке с постоянной температурой в 32-а градуса! Термальные воды – богатство, народонаселением планеты ещё не освоенное. Не будь их в Киштвари – выжить целому, хоть и малочисленному, народу было бы невозможно. Кипарисовое вечнозелёное ожерелье княжества было бы вырублено в две-три зимы!



Две тропы ведут по крутому вулканическому конусу в Киштвари. Одна, западная, со стороны Афганистана. Вторая из Индии через Кашмир.


Говоря «пути», в Гималаях не подразумеваются «дороги». Это просто тропы, на которых порой трудно разминуться даже двум встретившимся путникам.


Бывает, одному из них приходится пожертвовать уже пройденным отрезком пути и вернуться назад, к месту, на котором можно было бы разойтись.


Что уж говорить о вьючных животных. Ни тибетского пони, ни яка не заставить на горной тропе дать «задний ход». Бывали случаи, когда трудности расхождения решалась обменом животными. Вьюки просто перегружались с одних спин на другие. Ну, это не часто. Не всегда такой обмен может быть равноценным.


Проблема решалась и просто, и сложно одновременно. Пути эти были подконтрольны Киштвари. И каждый караван сопровождал нанимаемый проводник из народа киштвари. На каждом пути имелось по два «отстойника» на случай беды либо непредвиденной встречи. Впрочем, непредвиденных встреч быть не могло. Пути были под наблюдением, проводники всегда условными сигналами получали необходимую информацию, принимали меры.



Соответственно, одновременно решались вопросы легитимности перехода границы и таможенных сборов. Суверенное княжество в центре Азии – не фунт изюму. Чтобы выстоять под далеко не дружественным давлением соседей ближних и дальних, мало называться «княжеством»! Практически, подобной древнейшей системой караванных переходов в горах Афганистана и Индостана с успехом пользовалась служба сопровождения морских судов в Суэцком канале. Нет ничего нового под солнцем!



Пути в Киштвари, ни западный, ни восточный, нельзя пройти даже в благоприятную погоду с половины апреля по начало октября в одни либо в двое суток. Если повезёт, и путников не накроют ни гроза с ливнем, переходящая в неожиданный снегопад, с соответствующими последствиями в виде потоков воды, способных сбить с ног и людей и вьючных животных. Гололёд в июле гость не частый, но возможный. Летом снежной лавины с края кальдеры можно не опасаться. Страшнее всего – неожиданный шквал. Совершенно непредсказуемый удар воздушной массы, спрессованной, Бог весть каким манером, в твердокаменную субстанцию.



Непредсказуемого удара шквала во все века более пожара боялись моряки парусного флота. Шквала, рвущего в клочья паруса из двойной парусины, прошитой просмоленными пеньковыми «концами», обрывающего кованые стальные цепи якорей двухпалубных сто двадцати пушечных фрегатов! Не случайно, на кораблях всегда негласно держали или содержали своего собственного «предсказателя шквала». Это мог быть как член экипажа, так и отслуживший свой положенный срок матрос, исполняющий некие обязанности, не требующие большой физической нагрузки. Часты случаи, когда такими «предсказателями» бывали животные – обезьянки, собаки, коты, даже попугаи и канарейки!



Тем не менее, и при современном развитии науки и техники непредсказуемый шквал продолжает множить число своих жертв в горах и на море.



Такой удар воздушной стихии в высоких горах не редкость. Повезёт, путника прикроет каменный выступ, ложбинка, пещера. Нет – лететь ему в бездонную пропасть.



Для проводника-киштвари способность предсказать шквал была обязательной. Как и иные способности: не вызывая ни малейшего подозрения, прикидываясь простачком, на всём пути вести самое пристальное наблюдение за сопровождаемыми путниками. В особых случаях прямой опасности исчезать мгновенно и оповещать пограничную стражу.



Враг, тем более враг вооружённый, не должен был вступить на землю Киштвари никогда!



С середины октября по середину апреля оба пути намертво перекрыты снежными заносами. Киштвари на шесть месяцев, а то и более, в году попадал в абсолютную изоляцию от большого мира.



Простите, оговорился. «Абсолютная» – не то слово. Изоляция для всех: для народа Киштвари, для всего остального мира, но не Мак’Лессону. Грош цена самому неприступному замку, если в нём не предусмотрен тайный, сверх тайный – подземный ход!

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги