ОН МЕРТВ?

Беседа 5

4 ноября 1974 года



После смерти одного из прихожан Мастер Дого, в сопровожде­нии своего ученика Зенгена, навестил семью покойного.

Не потрудившись высказать хоть слово соболезнования, Зенген подошел к гробу, постучал по нему и спросил Дого. «Он действи­тельно мертв?»

«Не скажу», - ответил Дого.

«Скажи», - настаивал Зенген.

«Не скажу, и все», - сказал Дого.

По дороге обратно в храм разъяренный Зенген повернулся к Дого и пригрозил: «Ради Бога, если ты не ответишь на мой вопрос, я по­бью тебя»

«Ладно, - сказал Дого. - Давай бей».

Будучи человеком слова, Зенген сильно ударил своего Мастера.

Через некоторое время Дого умер, и Зенген, которому все еще не терпелось получить ответ на свой вопрос, пошел к Мастеру Секисо и, рассказав, как все было, задал ему тот же вопрос. Секисо будто сговорившись с покойным Дого, отказался отвечать

«Боже! - воскликнул Зенген. - И ты тоже'»

«Не скажу, - ответил Секисо, - и все».

В то самое мгновение Зенген пробудился.


Жизнь можно познать. И смерть тоже. Но о них ничего нельзя рассказать. Ни один ответ не будет истинным; это следует из самой природы вещей. Жизнь и смерть - две величайшие тайны.

Лучше было бы сказать, что они не две тайны, а две стороны од­ной тайны, две дверцы к одному секрету. Но о них нельзя сказать ничего. Что бы вы ни сказали, вы упустите суть.

Жизнь можно прожить. И смерть тоже можно прожить. Каждое из них - это переживание, через которое нужно пройти, чтобы уз­нать. Никто не ответит вам на эти вопросы. Как можно ответить на вопрос о жизни? А о смерти? Если только вы сами не поживете, не умрете, кто вам расскажет об этом?

Несмотря на это, было дано множество ответов, и имейте в виду, все они ложные. Выбирать нечего. Дело не в том, что один из них верный, а все остальные - нет; все ответы неверны. Выбирать нече­го. Только опыт, а не слова, может быть ответом.

Это первое, о чем нужно помнить, когда вы приближаетесь к на­стоящей тайне, а не к загадке, придуманной человеком.

Если загадка придумана человеком, на нее можно найти ответ, потому что в этом случае это игра, игра ума: вы придумываете во­прос, вы же придумываете ответ. Но если перед вами нечто, создан­ное не вами, как вам найти на это ответ, как может человеческий ум найти ответ на такое? Для человеческого ума это непостижимо Часть не может постичь целое. Целое возможно постичь, лишь став целым. Можно прыгнуть в нею и раствориться - вот это и будет ответом.

Я расскажу вам любимую историю Рамакришны. Он часто рас­сказывал: «Однажды на берегу моря, на пляже, устроили большой фестиваль. Народу собралось несколько тысяч, и вдруг все они за­дались вопросом: можно ли измерить море; есть у него дно, или оно бездонно; можно ли достать до дна? По случайности, там оказался человек, состоящий из одной соли. Он сказал: «Вы ждите, обсуж­дайте, а я войду в океан и узнаю, потому что как иначе узнать, если не войти в него?»

Итак, человек из соли нырнул в океан. Прошло несколько часов, потом несколько дней, а затем и месяцев, люди начали расходиться по домам. Они прождали уже достаточно долго, а человек из соли все не возвращался.

Человек из соли, как только он оказался в воде, начал раство­ряться, и к тому времени, как он достиг дна, его уже не было. Он уз­нал ответ, но он уже не мог вернуться. А те, кто не узнали, обсужда­ли это еще долгое время. Они могли сделать определенные выводы, которые так любит ум.

Как только вывод сделан, ум испытывает облегчение - поэтому существует так много учений. Все учения существуют для удовле­творения одной потребности: ум спрашивает, и он не может долго оставаться с вопросом, он не находит себе места; состояние вопроса создает причину для беспокойства. Нужен ответ - подойдет даже ложный, лишь бы он был; тогда ум успокаивается.

Нырнуть в океан опасно. И помните, Рамакришна прав, все мы состоим из соли, если речь идет об океане - океане жизни и смерти. Мы люди из соли, мы растворимся в нем, потому что мы вышли из него. Мы сотворены им, сотворены из него. Мы растворимся!

Поэтому ум всегда боится нырять в океан: он сделан из соли, он непременно растает. Он боится, и поэтому сидит на берегу, обсуж­дая что-то, споря, придумывает теории: все они фальшивы! - пото­му что построены на страхе. Смелый человек совершит прыжок, и он не примет ни одного ответа, которого не познал сам.

Мы трусливы, и поэтому принимаем ответы других - Махавиры, Будды, Христа - мы принимаем их ответы.

Но их ответы не могут быть нашими. Ничье знание не может быть вашим знанием - возможно, они знали, но для вас их знание может быть только информацией. Познать должны вы. Знанием оно будет лишь в том случае, если будет вашим, иначе ему не дано вас окрылять; иначе оно будет висеть у вас на шее камнем, поработив вас. Вы не освободитесь, оно не сделает вас свободным.

Слова Иисуса: «Истина освобождает». Видели ли вы хотя бы од­ного человека, освобожденного теориями? Переживание освобож­дает, да, но как насчет теорий по поводу этого переживания? Нет, никогда! Но ум боится совершить прыжок, потому что ум сделан из той же материи, что и вся вселенная; если прыгнуть, можно поте­ряться. Вы познаете, но познаете лишь тогда, когда вас уже не бу­дет.

Тот человек из соли познал. Он прикоснулся к самой глубине. Он достиг самого центра, но не мог вернуться. И даже если бы смог, как бы он рассказал об этом?.. Даже если он вернется, он будет говорить на языке центра, на языке глубины; а вы говорите на языке берега, на языке периферии.

Взаимопонимание между ними невозможно. Он не сможет ска­зать ничего, что несло бы смысл, он может просто хранить много­значительное молчание. Даже сказав что-то, он испытает чувство вины, потому что поймет, что ничего из его знания не было переда­но словами; его переживание осталось между строк. До вас дошли только слова, мертвые, черствые, пустые. Можно передать слова, но не Истину. Ее можно лишь обозначить.

Человек из соли может сказать вам: «Идем со мной» Он может позвать вас. «Ныряй за мной следом».

Но вы ведь умны. Вы скажете ему: «Сначала ответь мне на во­прос. Иначе откуда мне знать, что ты прав? Позволь мне сначала по­размыслить, подумать, взвесить, только потом я пойду за тобой. Ко­гда мой ум будет убежден, я прыгну».

Но ум невозможно убедить. Ум - не что иное, как сомнение; он не бывает ни в чем уверен, он может бесконечно спорить, потому что на любые ваши слова у него найдется аргумент.

Однажды я путешествовал с Муллой Насреддином. На одной из станций в купе вошел новый пассажир. Возможно, он был знаком с Насреддином. Он сказал: «Привет». Они поздоровались, и человек спросил: «Как дела, Насреддин?»

Насреддин ответил: «Отлично, просто замечательно!»

Тогда человек спросил: «А как поживает жена?»

Насреддин сказал: «У нее тоже все прекрасно, спасибо».

«А как дети?»

Насреддин говорит: «И у них все хорошо, спасибо»

Я был удивлен. Когда этот человек вышел на другой станции, я спросил Насреддина: «Что происходит? Ведь я прекрасно знаю, что ты не женат. И детей у тебя нет».

Насреддин сказал: «Я тоже об этом знаю. Но к чему лишний раз спорить?»

Они сказали не так много, но даже то, что они сказали, вызвало достаточно споров. Так же и вы. Вы плетете теории, изобретаете учения и в конце концов оказываетесь настолько ими поглощены, что забываете о том, что океан совсем рядом. Вы вообще забываете о его существовании.

Философы окончательно забывают, что такое жизнь. Они все ду­мают и думают, забираются в дебри, потому что ум - это удаление от Истины. Чем вы больше в уме, тем вы дальше от Истины: чем меньше в уме, тем ближе. Если ума нет, пусть даже на короткое мгновение, вы совершаете прыжок - но тогда вы сливаетесь с океа­ном.

Итак, первое, что нужно запомнить: если вопрос создан вами и не относится к тайне существования вселенной, на него найдется ответ.

На самом деле, ответы существуют только в математических за­дачах. Математика - наука настолько точная именно потому, что целиком создана человеком. Во вселенной математики не существу­ет, и именно поэтому она - чистейшая наука, вы можете быть в ней уверены, эта игра полностью придумана вами.

Существуют деревья, но не одно дерево, два, три дерева, четыре дерева - чисел не существует. Вы придумываете числа, придумы­ваете основу, а потом спрашиваете. «Сколько? Если к двум приба­вить два, сколько получится, какой будет результат?» Вы можете ответить «Четыре», и это будет верный ответ, ведь это вы придума­ли игру и все ее правила: дважды два - четыре.

Но для существования это неверно, потому что существование неподвластно арифметике, арифметика создана человеком. Можно и дальше продолжать и придумать столько математик, столько ариф­метик, сколько душе угодно.

Когда-то люди знали, что существует только одна математика теперь они знают, что их может быть несколько, что их можно при­думать.

Когда-то людям была известна только одна геометрия - Евкли­дова; теперь мы знаем, что геометрий может быть бесконечно мно­го, потому что их создают люди. Поэтому теперь существует Евкли­дова и неевклидова геометрия.

Многие математики устраивали игры с числами. Лейбниц рабо­тал с тремя числами: один, два, три. В математике Лейбница два плюс два не равно четырем, потому что числа «четыре» не сущест­вует: один, два, три - есть только три знака, поэтому в математике Лейбница два плюс два дает десять, потому что после трех сразу следует десять. Цифры «четыре» нет.

Эйнштейн использовал две цифры - один и два, поэтому в мате­матике Эйнштейна два плюс два будет одиннадцать.

И каждый из них прав, потому что сама игра придумана челове­ком. Выбор за вами

Нет никакой внутренней необходимости верить в девять или де­сять цифр, но поскольку у человека десять пальцев, люди стали счи­тать по пальцам. Именно поэтому десять стало основной единицей по всему миру, другого основания нет.

Математика - продукт мысли: вы можете задать вопрос и полу­чить на него правильный ответ - но во всем остальном, кроме мате­матики, царит тайна. Если что-то касается жизни, никакого ответа быть не может. И все, что вы скажете, будет разрушительным, по­тому что Целое невозможно описать. Слова настолько ограничены, подобны туннелю; вы не можете загнать в них небо, это невозмож­но.

Второе, что нужно помнить: когда вы спрашиваете что-то у Мас­тера - Мастер не философ, не мыслитель, он знает, он видит, - когда вы спрашиваете что-то у Мастера, не ищите и не ждите его ответа.. потому что ответ - это он сам. Он не даст вам никаких ответов; его присутствие - вот ответ, но здесь-то мы и упускаем.

Вы приходите и задаете вопрос; весь ваш ум занят вопросом, и вы ждете ответа - но Мастер, все его существо, его присутствие и есть ответ. Если вы посмотрите на него, если понаблюдаете за ним, вы получите знак. Его молчание, то, как он смотрит на вас в этот момент, его походка, его поведение, то, как он говорит или молчит - Мастер и есть ответ, потому что ответ сокрыт в знаке. Мастер может показать вам истину, но не может сказать ее. А ваш ум поглощен вопросом: «Что же он скажет?»

Если вы придете к Мастеру, научитесь быть внимательны к его присутствию; не слишком увлекайтесь словами - и не настаивайте, потому что каждый ответ придет в свое время, и здесь ваша настой­чивость ничего не решает; вы получите свое только тогда, когда бу­дете готовы к этому, когда созреете. Поэтому, когда вы рядом с Мастером, вы можете задать вопрос - но потом ждите. Вы спроси­ли, и он об этом знает. Даже если вы не задаете вопросов, ему из­вестно, что тревожит вас внутри. Но он ничего не может вам дать прямо сейчас - вы можете быть не готовы к этому; и если дать вам что-то, пока вы еще не готовы, это не достигнет вас, потому что только в определенной готовности вы можете проникнутся этим.

Когда вы созреете, вы сможете понять. Когда вы готовы, вы от­крыты и восприимчивы. Ответ придет, но не в словах, у Мастера много способов открыть его. Он это умеет Он знает множество спо­собов подать вам знак, но вы должны быть готовы.

Сам факт того, что вы задали вопрос, не означает, что вы готовы. Вы можете спрашивать... дети иногда задают такие загадочные во­просы, что даже Будда не смог бы на них ответить. Но одно то, что вы задали вопрос, что вы смогли его сформулировать, не означает, что вы готовы, потому что у вопросов бывают разные источники. Иногда вам просто любопытно. Но Мастер здесь не для того, чтобы удовлетворять ваше детское любопытство. Иногда вы спрашиваем просто так. Одним тем, как вы задали свой вопрос, вы показали, что на самом деле в нем не заинтересованы - и ответ будет вам просто бесполезен.

Человек умер, а вы просто спрашиваете «Что такое смерть?» - и через минуту вы уже забудете об этом. Любопытство - это одно, и ни один Мастер не станет тратить время на то, чтобы его удовлетво­рить. Когда вы спрашиваете о чем-то, то интерес может быть и чис­то умственным, философским; вы проявляете интерес, но это инте­рес умственный - ответ вам нужен лишь для того, чтобы стать более сведущим; но ваша сущность останется незатронутой. И этот случай Мастеру не будет интересен, потому что ему интересно только ваше бытие. Но когда вы задаете вопрос так, будто от этого зависит ваша жизнь или смерть, тогда, если вы не получите ответ, вы упустите, и все ваше существо будет жаждать его. Вы жаждете, все ваше суще­ство готово принять ответ, и если вы его получите, то сможете и ус­воить - он станет вашей кровью и плотью, он проникнет в ваше сердце, только тогда Мастер будет готов дать вам ответ.

Вы задаете вопрос - после этого Мастер постарается помочь вам подготовиться к тому, чтобы принять ответ. Между вашим вопросом и ответом Мастера может пройти много времени вы спросили сего­дня, а он ответит вам через двенадцать лет, потому что вы должны быть готовы получить ответ; вы должны быть открыты и готовы к тому, чтобы впитать его до самой глубины своего существа.

Теперь постарайтесь понять эту притчу:


После смерти одного из прихожан Мастер Дого, в сопровожде­нии своего ученика Зенгена, навестил семью покойного.

Не потрудившись высказать хоть слово соболезнования, Зенген подошел к гробу, постучал по нему и спрос ил Дого «Он действи­тельно мертв?»


Во-первых: к присутствию смерти нужно относится очень уважи­тельно, потому что смерть - не обыденное явление, она - самое не­обычное явление в мире. Нет ничего более таинственного, чем смерть. Смерть достигает самого сердца существования, и, находясь рядом с умершим, вы ступаете по священной земле, это самое свя­щенное мгновение, какое только возможно. Праздное любопытство здесь недопустимо. Оно - проявление неуважения

На Востоке особенно, смерть почитается больше жизни - и Вос­ток прожил достаточно долгую жизнь, чтобы прийти к такому за­ключению. На Западе жизнь почитают больше смерти, отсюда столько напряжения, столько беспокойства, столько страдания и столько безумия.

Почему? Если вы больше цените жизнь, вы будете бояться смер­ти, и смерть будет казаться противником, врагом, и если смерть - ваш враг, то всю свою жизнь вы проведете в напряжении, потому что смерть может прийти в любой момент. Вы не принимаете ее, вы отвергаете ее - но вы не можете ее предотвратить.

Смерть невозможно предотвратить! Можно ее отвергать; можно отрицать; можно ее бояться, но она есть, она стоит за углом, всегда рядом, как тень. Вы будете дрожать от страха всю жизнь - вы уже дрожите, и в страхе, в любом страхе, в его истоках, вы найдете страх смерти.

Если вы боитесь, значит, что-то напомнило вам о смерти. Если ваш банк обанкротился и вас переполняет ужас и дрожь, страх - это тоже страх смерти, потому что ваш банковский счет был не чем иным, как страховкой против смерти. Теперь вы более открыты, бо­лее уязвимы. Теперь кто защитит вас, если смерть постучится в две­ри? Если вы заболеете, состаритесь, кто будет заботиться о вас? Прежде гарантия была в банке, но теперь он разорился.

Вы привязываетесь к престижу, власти, положению в обществе, потому что они делают вас значимыми и дают поддержку других людей. Если вы не у власти, вы настолько беспомощны, что никому до вас нет никакого дела. Когда вы у власти, вас окружает семья, друзья, последователи; когда вы не у власти, все вас покидают. Раньше была защищенность, кто-то заботился о вас; теперь никому нет дела. Каким бы ни был ваш страх, в глубине у его истоков вы непременно найдете тень смерти.

Вы держитесь за своего мужа, боитесь, что он может уйти; или вы привязаны к жене, боясь, что она может оставить вас. Что это за страх? Это страх развода или страх смерти? Это страх смерти, по­тому что развод оставляет вас в одиночестве. Другой человек дает вам чувство защищенности, чувство, что вы не один, что кто-то есть рядом. Когда вам кто-то нужен, он всегда будет рядом. Но жена уш­ла, или муж ушел, и вы остались в одиночестве. Кто защитит вас? Кто будет ухаживать за вами, если вы заболеете?

В молодости потребность в супруге не так велика, но к старости она становится острее. В молодости отношения строятся на сексу­альной связи. Чем старше вы становитесь, тем более жизненно важ­ными становятся эти отношения, потому что теперь уход близкого человека грозит приближением смерти. Когда вы испытываете страх, попробуйте его исследовать, и где-то в тени вы обнаружите смерть. Любой страх - страх смерти. Смерть - единственный источ­ник страха.

На Западе люди очень напуганы, беспокойны, взволнованны, по­тому что приходится постоянно бороться против смерти. Вы любите жизнь, вы почитаете жизнь - вот почему на Западе пожилые люди не в почете. В почете молодые, потому что пожилые люди ближе к смерти, чем вы, она уже стоит у них за спиной. На Западе ценят мо­лодость - а молодость преходяща. Она уже ускользает от вас.

На Востоке почитают пожилых людей, поскольку почитают смерть; и поскольку к смерти относятся с уважением, то отсутствует и страх смерти. Жизнь - это всего лишь период; смерть - кульмина­ция. Жизнь - это процесс; смерть - крещендо Жизнь - это движе­ние; смерть - достижение. И оба они - одно! Тогда к чему вы испы­тываете больше уважения - к пути или к цели? К процессу или к цветению?

Смерть - это цветок. Жизнь - лишь дерево. Не цветок для дерева, а дерево для цветка. Дерево должно радоваться, должно танцевать, когда распускается цветок.

Поэтому на Востоке смерть принимают; даже более того, она желанна. Она - Божественный гость. Когда она стучится в дверь, это означает, что вселенная готова принять вас обратно.

У нас на Востоке уважают смерть. А этот молодой человек, Зен­ген, придя в дом, даже не выразил соболезнований. Он пришел про­сто из любопытства. Более того, он проявил неуважение тем, что постучал по гробу и спросил Дого: «Он действительно мертв?» Это прекрасный вопрос, но момент неподходящий. Вопрос правильный, но время задать его выбрано неправильно. Проявлять любопытство перед смертью несерьезно, следует вести себя почтительно и тихо: это единственный путь контакта с этой ситуацией.

Когда кто-то умирает, происходит нечто очень глубокое. Если вы можете при этом просто сесть и медитировать, многое откроется вам. Задавать вопросы глупо. Когда приходит смерть, почему бы не медитировать? Вопросы могут быть просто уловкой, чтобы избе­жать серьезности ситуации, мерой предосторожности, чтобы не смотреть смерти в лицо.

Мне приходилось видеть людей, собравшихся для кремации умершего - они при этом слишком много говорят. На площадке для кремации они обсуждают философские темы. В детстве я любил всех провожать. Кто бы ни умер, я приходил на похороны. Мои ро­дители даже боялись; они говорили: «Зачем тебе идти? Мы даже не знаем этого человека. Не нужно туда ходить»

А я отвечал: «Дело не в этом. Дело не в человеке. Смерть - это так прекрасно и так таинственно. Такое нельзя пропускать». Поэто­му стоило мне услышать, что кто-то умер, я шел туда, смотрел, ждал, наблюдал, что происходит.

Я смотрел, как люди обсуждают философские темы, например: Что такое смерть? - кто-нибудь обязательно говорил: «Никто не умирает. Душа бессмертна». Они обсуждали Упанишады, Гиту, ци­тировали духовных учителей. У меня возникало чувство. «Они избе­гают этого. Погружаясь в беседу, они уходят от того, что происхо­дит. Они даже не смотрят на покойника. А ведь он здесь! Смерть здесь, а вы ее обсуждаете! Глупцы!»

Молчите. Если вы можете молчать в присутствии смерти, вам от­кроются многие вещи, потому что смерть - это нечто большее, чем просто остановка дыхания. Происходит многое. Когда человек уми­рает, то его аура начинает ослабевать. Если вы будете сидеть тихо, то сможете это почувствовать - энергетическая сила, поле жизнен­ной энергии ослабевает, стягивается, возвращаясь в центр.

Когда рождается ребенок, происходит прямо противоположное. Когда ребенок рождается, аура начинает расширяться; она идет из пупка. Точно так же, когда вы бросаете камушек в спокойное озеро, по его глади расходятся круги, они расходятся и расходятся, - так и первый вздох новорожденного ребенка - как камушек, брошенный в озеро. Первый вздох - это удар по пупочному центру. В спокойное озеро брошен первый камень - и рябь по воде начинает распростра­няться.

Всю свою жизнь вы продолжаете распространяться. К возрасту тридцати пяти лет ваша аура перестает расти и достигает своего пи­ка. После этого она начинает уменьшаться. Когда человек умирает, аура возвращается в пупок. Сосредоточившись в пупке, она стано­вится концентрированной энергией, концентрированным светом. Если сидеть тихо, то можно это почувствовать, почувствовать тягу. Если сидеть рядом с умершим, то можно ощутить легкий холодок, веющий в его сторону, притягивающий вас. Умерший человек стя­гивает к себе всю свою жизнь, все поле, которым он был.

Вокруг мертвого человека происходит множество вещей. Если он сильно любил кого-то, то есть отдал этому человек часть своей жиз­ненной энергии, то, когда он умирает, эта энергия покидает того че­ловека и возвращается к умершему. Если в тот момент, когда вы ум­рете, ваш возлюбленный будет далеко, то он немедленно почувствует, как что-то его покидает - потому что вы посвятили ему часть своей жизни - и она возвратится к вам. Поэтому, когда умира­ет близкий человек, вы чувствуете утрату физически, как будто и в вас что-то тоже умерло.

Останется глубокая пропасть, глубокая рана.

Когда умирает любящий человек, что-то в его возлюбленном то­же умирает, потому что между ними существовала глубокая связь. А если человек любил многих и многих людей - например, когда уми­рает такой человек, как Дого, или умирает Будда - энергия возвра­щается в центр со всего мира. Это вселенское событие, потому что он был вовлечен в жизни стольких людей, миллионов людей, и ото­всюду его энергия будет возвращаться. Вибрации, которые он пере­дал многим людям, покинут их и вернутся к своему первоначально­му источнику, они снова станут сгустком энергии в месте пупка.

Если вы понаблюдаете, то сможете почувствовать волны, кото­рые возвращаются в обратную сторону, и когда они собираются в пупке, можно увидеть сильнейшее поле энергии, сильнейшее излу­чение. Потом это поле покидает тело.

Когда человек «умирает», это просто остановка дыхания, и вы думаете, что он мертв. Он не мертв: это происходит постепенно. Иногда, если человек был вовлечен в миллионы жизней, его смерть длится несколько дней: именно поэтому тела мудрецов, святых, особенно на Востоке, никогда не сжигают. Не сжигают только свя­тых, всех остальных сжигают, потому что их связи не настолько многочисленны; энергия концентрируется за несколько минут, и они перестают быть частью этого существования; но у святых это про­исходит долго. Иногда это не прекращается совсем - поэтому, если вы окажетесь в Ширди, на родине Саи Бабы, вы почувствуете, что здесь до сих пор что-то происходит, энергия все еще возвращается, у него было настолько много связей, что для многих он все еще жив. Могила Саи Бабы не мертва. Она до сих пор жива. Но около боль­шинства могил вы такого не почувствуете - они мертвы. Под словом «мертвы» я подразумеваю, что они вернули всю свою энергию. Они исчезли.

Когда я умру, не хороните мое тело, не сжигайте его, потому что я окажусь связан с вами, со многими из вас. И если вы способны это почувствовать, мудрец продолжает жить долгие годы, иногда тыся­челетия, потому что жизнь - это не только жизнь тела. Жизнь - это энергетический процесс. Все зависит от связей, от энергетических связей с жизнями других людей. А такой человек, как Будда, связан не только с людьми, он связан даже с деревьями, птицами, живот­ными; его вовлеченность настолько глубока, что если он умрет, его смерть будет длиться пятьсот лет.

Говорят, Будда сказал: «Моя религия будет живой силой только пятьсот лет». И в этом есть смысл, потому что он сам будет живой силой пятьсот лет. Ему понадобится пятьсот лет для того, чтобы полностью освободиться от связей.

Когда наступает смерть, молчите. Наблюдайте!

Во всем мире, отдавая дань уважения умершему, принято мол­чать, хранить молчание две минуты - даже не понимая причину. Эта традиция существует во всем мире. Почему следует молчать?

Эта традиция имеет смысл. Вы можете не знать причины, можете не осознавать, ваше молчание может быть наполнено внутренней болтовней, или вы можете просто выполнять ритуал - это ваше де­ло. Но суть остается.


После смерти одного из прихожан Мастер Дого, в сопровожде­нии своего ученика Зенгена, навестили семью покойного.

Не потрудившись высказать хоть слово соболезнования. Зенген подошел к гробу, постучал по нему и спросил Дого: «Он действи­тельно мертв?»


Вопрос правильный, но время выбрано неудачно. Он воспользо­вался не той возможностью. Тогда было не время говорить об этом, тогда было время быть с этим. И умерший человек, должно быть, был очень дорог Дого, иначе он не пришел бы почтить его память. Дого - просветленный. Умерший ученик, наверное, был кем-то осо­бенным.

И Дого пришел для того, чтобы сделать что-то еще для него. Мастер может помочь тебе, когда ты жив; когда ты мертв, Мастер может помочь тебе еще больше - потому что со смертью наступает глубокое непротивление.

При жизни вы постоянно сопротивляетесь, боретесь, даже со своим Мастером, не уступаете, либо уступаете наполовину - что не меняет сути. Но когда вы умираете, уступить проще, потому что умирать и сдаваться - по сути, одно и то же. Когда умирает тело, вам легче уступить. Бороться трудно, сопротивляться трудно. Ваше сопротивление прекращается, ваше тело отходит в мир иной - вот что такое смерть.

Дого пришел туда с определенной целью, а этот ученик задает вопросы. Сам вопрос правильный, неправильно выбрано время.


«Не скажу», - ответил Дого.

«Скажи», - настаивал Зенген.

«Я не скажу, и все», - сказал Дого.


Во-первых: что можно сказать о смерти? Как можно сказать во­обще что-либо о смерти? Ни одно слово не способно нести на себе значение смерти. Что значит слово «смерть»? Ничего не значит на самом деле. Что вы имеете в виду, когда произносите слово «смерть»? Это просто дверь, а что за ней - нам неизвестно. Мы ви­дим, как человек исчезает за дверью. Нам видна дверь, но за ней он просто исчезает. Слово «смерть», которое вы используете, может обозначить только дверь. Но что происходит на самом деле там, за дверью? - ведь дверь здесь ни при чем.

В дверь нужно войти. Тогда что происходит с теми, кто исчезает за дверью, дальше которой мы не видим? Что с ними случается? И что такое эта дверь? Всего лишь остановка дыхания? Разве дыхание и есть вся жизнь? Разве ничего, кроме дыхания, нет? Дыхание оста­навливается... тело умирает, если вы всего лишь тело и дыхание, тогда проблемы нет. Тогда смерть - ничто. Тогда она не дверь во что-то еще. Она просто остановка, а не исчезновение. Как остановка часов.

Часы тикают - они идут, а потом вдруг останавливаются; вы же не спрашиваете, куда делось тиканье - в этом нет смысла! Никуда оно не делось. Оно просто остановилось, просто что-то неисправно в механизме - можно его починить, и он снова будет тикать. Разве смерть похожа на остановку часов? И ничего больше?

Если это так, она никакая не тайна. Она вообще ничто. Но как может жизнь исчезнуть так легко? Жизнь не механична, жизнь осознанна. Часы ничего не осознают. Вы можете послушать тикание, часы никогда его не слушают. Вы можете послушать собственное сердцебиение. Кто этот слушатель? Если жизнь - это только сердце­биение, тогда кто этот слушатель? Если жизнь только в дыхании, тогда как можно осознавать собственное дыхание? Именно поэтому все восточные техники медитации используют осознанное дыхание в качестве тонкого приема - ведь если вы начинаете осознавать свое дыхание, тогда в ком эта осознанность? Это должен быть кто-то за пределами дыхания, потому что тот, кто смотрит, не может быть одновременно тем, на кого смотрят. Вы можете наблюдать его; мо­жете закрыть глаза и ощутить свой вдох и выдох. Кто этот наблюда­тель, этот свидетель? Это должна быть самостоятельная сила, не за­висящая от дыхания. Остановка дыхания подобна остановке часов, но куда исчезает этот свидетель? Куда он перемещается?

Смерть - это дверь, это не остановка. Осознанность переходит, но ваше тело остается у двери - так же, как вы снимаете туфли, ко­гда входите в дом. Тело остается за пределами храма, а осознан­ность входит в храм. Это тончайшее явление - жизнь ничто по срав­нению с этим. На самом деле, жизнь - это только подготовка к смерти, и мудры лишь те, кто за свою жизнь научится тому, как умереть. Если вы не знаете, как умирать, вы упустили весь смысл жизни: это подготовка, это тренировка, это дисциплина.

Жизнь - это не конец, это лишь дисциплина, позволяющая по­стичь искусство смерти. Но вы боитесь, вам страшно. От одного слова «смерть» вас бросает в дрожь. Это означает только то, что вы до сих пор не познали жизни, потому что жизнь никогда не умирает. Жизнь бессмертна.

Каким-то образом вы стали отождествлять себя со своим телом, то есть с механизмом. Механизм обречен умереть, механизм не мо­жет быть вечным, потому что он подвержен влиянию извне; он обу­словлен. Осознанность же безусловна: она ни от чего не зависит, она подобна облаку, плывущему по небу, у нее нет корней, нет при­чин, она не была рождена и поэтому никогда не умрет.

Когда кто-то умирает, рядом с этим человеком нужно быть меди­тативным, потому что храм близко, и вы ходите по священной земле.

Не будьте несерьезными. Не давайте выход своему любопытству, молчите и наблюдайте, чтобы вы смогли увидеть: происходит нечто очень важное - не упустите момент. Когда смерть рядом, к чему о ней спрашивать? Почему бы просто не смотреть на нее? Почему не понаблюдать ее? Почему не пройти немного рядом с ней?


«Не скажу» - ответил Дого.

«Скажи» - настаивал Зенген

«Не скажу, и все», - сказал Дого

По дороге обратно в храм разъяренный Зенген повернулся к Дого и пригрозил:

«Ради Бога, если ты не ответишь на мой вопрос, я по­бью тебя».


В дзен это возможно - чтобы ученик побил Мастера, потому что в дзен все искренне и по-настоящему. Мастер дзен не окружает себя ореолом «Я более свят, чем ты». Он не скажет: «Я выше тебя». Как может тот, кто достиг, сказать: «Я выше, а ты ниже»? Ученик может считать себя выше, но Мастер не может претендовать ни на какое превосходство, потому что на превосходство может претендовать только неполноценность. На превосходство претендует только эго, которое беспомощно и неполноценно. На силу претендует только слабость; когда вы неуверенны, вы изображаете уверенность, когда вы больны, вы притворяетесь здоровым; когда вы не знаете, вы пре­тендуете на знание. Ваши претензии нужны лишь для того, чтобы скрыть правду. Мастер ни на что не претендует. Он не может ска­зать: «Я выше». Это глупо. Разве может мудрый человек сказать «Я выше»?

Поэтому Мастер дзен позволяет даже такое - чтобы ученик его ударил, и он может даже получить от этого удовольствие. Такого не делает больше никто в мире, поэтому Мастера дзен такая редкость трудно найти более редкий цветок, чем они. Этот Дого на самом де­ле настолько превосходен, что позволяет себя ударить, его превос­ходству это не угрожает. Ему вообще ничего не может угрожать, и ничто не может расстроить его. Его здесь больше нет, он как пустой дом. И ему известно, что ученик может быть лишь глупым. Ничего другого нельзя и ожидать, потому что ученик невежествен.

Необходимо сопереживание. И в своей невежественности ученик обречен на повторение таких поступков, поступков неправильных, потому как неправильный человек неспособен на правильные по­ступки. И если заставлять неправильного человека вести себя долж­ным образом, это ограничение свободы покалечит его. А Мастер должен помочь человеку быть свободным - поэтому ударить его разрешается. На самом деле, это не проявление непочтительности на самом деле, ученик любит Мастера так сильно, так глубоко, что он способен подойти так близко. Даже ударить человека является близостью - вы не сможете ударить просто кого-нибудь.

Иногда бывает, что ребенок ударит отца или шлепнет мать. Здесь нет никакой враждебности, просто ребенок воспринимает мать на­столько глубоко и близко, что он не стесняется в своих действиях. И ребенок знает, что его простят, и поэтому не боится.

Прощение Мастера безгранично, безусловно.

Ученик разозлился потому, что он задал очень важный вопрос - по крайней мере, ему он казался важным. Он не мог понять, почему Дого так упорно отказывается отвечать: «Нет!» и не просто «нет», он сказал: «Это все. Больше я не скажу ни слова».

Когда вы задаете вопрос, вы задаете его ради своего эго, и если не получаете ответа, эго становится обидно. Ученику было обидно; его эго было задето, он не мог этому поверить - и, должно быть, это произошло на глазах у многих людей. Они не были одни, рядом бы­ли еще люди, непременно были - на похоронах всегда собирается много людей. И перед всеми этими людьми Дого сказал: «Нет, и хватит об этом! Я ничего не скажу». Все они, наверное, подумали «Какой глупый ученик, задает бессмысленные вопросы». Зенгена это, должно быть, разозлило. Он весь кипел. Когда по пути обратно в монастырь они с Мастером остались наедине, он сказал:


«Ради Бога, если ты не ответишь на мой вопрос, я побью тебя»

«Ладно, - сказал Дого. - Давай бей». Покончи с этим. Если ты зол, так покончи с этим.


Мастер всегда готов выпустить то, что внутри вас, наружу - даже ваш негативизм. Даже если вам вздумается ударить его, он позволит и это. Кто знает? Возможно, ударив Мастера, вы осознаете свой не­гативизм; возможно, вы осознаете свою болезнь, свое безумие. Уда­рить Мастера может стать мгновенным просветлением - кто знает? И Мастер здесь для того, чтобы помочь вам в этом.

Все Мастера состоят в тайном сговоре. Если они вообще Масте­ра, они всегда вместе - даже если они противоречат друг другу, они все в одном сговоре; даже если иногда один из них говорит, что дру­гой неправ, они все равно в сговоре.

Будда и Махавира жили в одно время и путешествовали по одной и той же провинции, Бихар - она стала известна как Бихар благода­ря ним. Бихар означает «земля, по которой они ходят». Они исходили этот край вдоль и поперек. Иногда они оказывались в одной дерев­не.

Однажды им случилось остановиться в одной придорожной гос­тинице. Половина гостиницы была занята Буддой, половина - Махавирой. Но они никогда не встречались - и постоянно опровергали друг друга. Ученики переходили от одного Мастера к другому. Это оставалось проблемой - почему? Будда, бывало, даже смеялся, под­шучивал над Махавирой. Он говорил: «Тот человек! Так он утвер­ждает, что он просветленный? Делает вид, что все знает? Но я слы­шал, он сам рассказывал, как однажды он постучался в двери дома, чтобы попросить еды, но дома никого не было. И он говорит, что он всезнающ? Не знал даже такой малости - что дом был пуст?»

Он шутил, говоря: «Шел как-то Махавира и наступил на хвост собаке. Только когда собака вскочила и залаяла, понял он, что она была там, потому что было раннее утро и еще темно. И этот человек называет себя всезнающим?» Так он и шутил. Он откалывал много шуточек про Махавиру. Они замечательные.

Они сговорились, Будда и Махавира, но ни джайны, ни буддисты этого не поняли - они упустили весь смысл. Считая, что их учителя были против друг друга, буддисты и джайны враждуют вот уже две тысячи лет.

Они не против друг друга! Они играют роли, они пытаются по­мочь людям. Это два разных типа. Кому-то может помочь Махави­ра, кому-то другому может помочь Будда. Человеку, которому мо­жет помочь Будда, не может помочь Махавира - этому человеку не нужно быть рядом с Махавирой. А человеку, которому может по­мочь Махавира, не может помочь Будда - и такому человеку не нужно быть рядом с Буддой. Вот почему они противоречат друг другу. Это сговор. Но помочь нужно каждому, и они просто два раз­ных человека, совершенно разных.

Как они могут быть против друг друга? Ни один человек, кото­рый когда-либо стал просветленным, не может быть против другого просветленного, это невозможно. Он может делать вид, будто это так, потому что он знает, что другой это поймет. Махавира ни разу не сказал ничего по поводу шуток Будды в его адрес. Он просто молчал на этот счет. Это был его способ. Он хранил полное молча­ние, даже не пытался опровергнуть, и этим как будто говорил «Предоставьте этого глупца самому себе!» - он просто молчал, не говорил ни слова. Каждый день ему сообщали: «Он сказал то-то и то-то», и Махавира даже не хотел это обсуждать. И это было ему к лицу, ведь он был очень стар - на тридцать лет старше Будды, не пристало ему опускаться до того, чтобы спорить с молодыми: моло­до-зелено! Но он вел себя так же, как Будда, по отношению к дру­гим учителям, которые были старше его. Он их обсуждал, возражал им, спорил с ними.

Они сговорились. Так и должно быть - иначе вы не сможете по­нять. Они должны разделить путь, потому что вы не можете понять, что жизнь проявляется в противоположностях. Они должны выбрать одну из противоположностей. Они должны придерживаться чего-то одного и говорить, для вас: «Помните, все остальные неправы». По­тому что, если они будут говорить, что правы все, вы еще больше запутаетесь. Вы и так уже достаточно запутались; если бы они гово­рили: «Да, я прав. Махавира тоже прав, и Будда тоже прав - все пра­вы», вы бы немедленно ушли от них, вы бы подумали: «От этого че­ловека никакой помощи - ведь мы уже запутались. Мы не знаем, что хорошо, а что плохо, и мы пришли к нему как раз за тем, чтобы уз­нать, что хорошо, а что плохо».

Итак, Мастера придерживаются чего-то одного и говорят: «Это правильно, а все остальное - нет», и все это время знают, что есть миллионы способов найти ПУТЬ; знают, что есть много путей, ве­дущих к конечной цели. Но если они скажут, что миллионы дорог приводят к цели, вы будете только сбиты с толку.

Этот ученик, Зенген, не знал, что ему делать, ведь его Мастер Дого умер. Он не ожидал, что это случится так скоро. Ученикам все­гда тяжело, когда Мастера умирают. Когда Мастер рядом, они ва­ляют дурака и теряют время. Когда Мастер умирает, они оказыва­ются в тупике и думают: что теперь делать? Вопрос Зенгена по-прежнему не был решен, загадка оставалась загадкой. Ученик так и не узнал, что такое смерть, а Дого уже не стало.

Он пошел к другому Мастеру, Секисо, и, рассказав ему всю исто­рию, задал тот же самый вопрос.


Секисо, будто сговорился с покойным Дого, отказался отвечать.

«Боже! - воскликнул Зенген. - И ты тоже?»

«Не скажу, - ответил Секисо, - и все».


Они делают это не просто так. Они создают ситуацию. Они гово­рят: «Будь молчалив перед лицом смерти. Не задавай вопросов, по­тому что, спрашивая, ты поднимаешься на поверхность, становишь­ся поверхностным. Эти вопросы нужно не задавать! Ими нужно проникнуться, прожить их, помедитировать на них. Нужно углу­биться в них. Если ты хочешь узнать смерть - умри! Это единствен­ный способ узнать. Если ты хочешь узнать жизнь - живи!» Вы живы, но не живете. И вы умрете, но вы не умрете. Потому что в вас все наполовину.

Живете ли вы? - не совсем; вы просто плететесь. Кое-как вы влачите свое существование.

Живите настолько интенсивно, насколько возможно! Жгите све­чу своей жизни с обоих концов! Пусть она горит так сильно... и если сгорит за одну секунду, это хорошо. По крайней мере, вы узнали, что это такое, потому что только интенсивность действенна. И если вы можете жить интенсивной жизнью, то и смерть ваша будет дру­гого качества, вы и умрете интенсивно. Какова жизнь, такой будет и смерть. Если вы плететесь по жизни, то и умирать вы будете так же. Вы упустите жизнь, и смерть упустите тоже. Проживайте свою жизнь как можно более интенсивно. Ставьте на карту все. К чему беспокойство? Зачем беспокоиться о будущем? У вас есть это мгновение. Так вложите в него все свое существование! Живите ин­тенсивно, тотально, целостно, и этот момент станет откровением. И если вы знаете жизнь, вы познаете смерть.

В этом секретный ключ: если вы знаете жизнь, вы познаете смерть. Если вы спрашиваете о том, что такое смерть, это означает, что вы не жили - потому что по своей сути они - одно целое. В чем секрет жизни? Секрет жизни - это смерть. Если вы любите, в чем секрет любви? В смерти. Если вы медитируете, в чем секрет меди­тации? В смерти.

Все, что происходит прекрасного и интенсивного, происходит через смерть. Вы умираете. Вы настолько полно отдаетесь этому, что умираете для всего остального. Вы настолько интенсивны, что вас больше нет, потому что, если вы есть, интенсивность не может быть полной; тогда будет раздвоение. Если вы любите и возлюблен­ный присутствует, то любовь не может быть интенсивной. Любите так глубоко, так всепоглощающе, чтобы возлюбленный исчез. Тогда вы станете потоком энергии. Тогда вы узнаете любовь, узнаете жизнь, узнаете смерть.

Эти три слова очень значимы: любовь, жизнь и смерть. У них один и тот же секрет, и если вы поймете их, не будет необходимости медитировать. Именно из-за того, что вы их не понимаете, и необ­ходима медитация. Медитация - это просто запасное колесо. Если вы действительно любите, это становится медитацией. Если вы не любите, тогда вам приходится медитировать. Если вы действитель­но живете, это становится медитацией. Если вы не живете, тогда вам придется медитировать; тогда нужно дополнять это чем-то еще.

Но вот в чем проблема: если вы не можете глубоко любить, как вы сможете глубоко медитировать? Если вы не можете жить интен­сивно, как вы сможете интенсивно медитировать? Потому что про­блема не в любви, не в медитации, не в смерти. Проблема в том - КАК ДВИГАТЬСЯ ВГЛУБЬ? Все дело в глубине.

Если вы погрузитесь глубоко во что бы то ни было, жизнь оста­нется на периферии, а в центре будет смерть. Даже если вы полно­стью погрузитесь в созерцание цветка и забудете обо всем на свете, то в своем созерцании вы умрете. Вы испытаете слияние, единение. Вы вдруг почувствуете, что вас нет, что только цветок есть.

Живите каждое мгновение так, будто оно последнее. И кто знает - возможно, оно и есть последнее

Оба Мастера пытаются передать Зенгену осознание. После того как Секисо услышал весь рассказ ученика, он тоже сказал. «Нет, я ничего не скажу, и все». Он повторил точь-в-точь слова Дого.

В первый раз ученик упустил, но не во второй.


В то самое мгновение Зенген пробудился.


Случилось сатори... внезапная вспышка... он осознал. В первый раз он упустил. Так бывает почти всегда. В первый раз вы упускае­те, потому что не понимаете, что происходит. В первый раз старые привычки ума не позволяют вам увидеть; поэтому второй Мастер, Секисо, просто повторил слова Дого - просто повторил. Он не из­менил ни слова. Он просто повторил: «Я не скажу. И все» Он снова создал такую же ситуацию.

Легко было спорить с Дого, но нелегко спорить с Секисо. Он не Мастер Зенгена. Легко было ударить Дого; ударить Секисо - ис­ключено. Достаточно, чтобы он ответил. В этом его сопереживание он не должен отвечать. Между Дого и этим учеником существовала определенная близость, и, бывает, именно из-за этой близости вы упускаете - потому что принимаете все как должное. Иногда необ­ходима дистанция. Но это зависит от человека.

Некоторым для того, чтобы научиться, необходима дистанция с учителем, некоторым она мешает, - люди делятся на эти два типа. Те, кто учится на расстоянии, могут упустить Мастера, они упустят своего собственного Мастера, но он подготовит их. Среди вас здесь много таких, кто работал в других жизнях, с другими Мастерами. Вы упустили их, но они приготовили вас к встрече со мной. Многие из вас упустят меня, но я подготовлю вас к встрече с кем-то еще. По­этому ничего не пройдет напрасно. Ни одно усилие не будет потра­чено впустую.

Дого создал ситуацию, Секисо реализовал ее.


В то самое мгновение Зенген пробудился.


Что произошло? Услышал опять те же самые слова? Здесь какой-то заговор? Почему опять те же слова? Внезапно он осознал: «Мой вопрос абсурден. Я спрашиваю то, на что нет ответа. Дело не в том, что Мастер отказывает в ответе, а в самом моем вопросе, в его су­ти».

Молчание необходимо перед лицом смерти, перед лицом жизни, перед лицом любви. Если вы любите человека, вы просто молча си­дите с ним рядом. Вам не хочется болтать, вам хочется просто дер­жать его за руку, и жить, и быть молчаливым в этот момент. Если вы болтаете - это значит, что вы избегаете человека, и никакой любви нет. Если вы любите жизнь, вы отбросите болтовню, потому что ка­ждое мгновение настолько наполнено жизнью, что для болтовни нет места. Каждое мгновение поток наполняет вас жизнью - когда тут болтать и сплетничать? Каждое мгновение, прожитое во всей его полноте, заставляет ум умолкнуть. Ешьте, и станьте настолько этим поглощены - через еду вы насыщаетесь жизнью - чтобы ум умолк. Пейте, и станьте поглощены этим: вода наполняет вас жизнью: она утолит вашу жажду, - следуйте за ней, чувствуйте, как она прикаса­ется к вашей жажде, как жажда исчезает. Будьте молчаливы и смот­рите. Разве вы можете болтать, когда пьете чай? В вас разливается теплая жизнь. Наполнитесь ей! Будьте ей благодарны!

Именно поэтому в Японии существуют чайные церемонии, и в каждом уважающем себя доме есть чайная комната, которая напо­минает храм. Такая обычная вещь, как чай - и они возвели ее в свя­щенный статус. Они входят в чайную комнату в полной тишине, как если бы входили в храм. Они тихо садятся. Потом чайник начинает петь, и все молча слушают, точно так, как вы слушаете меня: в такой же тишине. Чайник поет миллионы песен, звуков, он поет Омкар - саму мантру жизни - а они молча слушают. Потом наливают чай. Они прикасаются к своим чашкам и блюдцам. Они благодарны за то, что им снова дано пережить это мгновение. Кто знает, наступит ли оно еще раз? Они вдыхают запах чая, аромат и наполняются бла­годарностью. Потом они начинают потягивать чай. И вкус... и теп­ло и поток... и слияние их собственной энергии с энергией чая это становится медитацией.

Медитацией может стать все что угодно, если вы переживаете это интенсивно и тотально. Тогда ваша жизнь становится целостной. Слушая те же самые слова, Зенген внезапно осознал - «Мой Мас­тер был прав, а я ошибался. Я ошибался, потому что думал - "Он не отвечает; он не обращает внимания на мой вопрос; ему безразличен я и то, что меня интересует". Мое эго было задето, но я был неправ. Он не целился в мое эго. Я был совершенно вне вопроса. Просто та­кова сама природа смерти...» Внезапно он был пробужден.

Это называют сатори. Это особое просветление. У слова сатори нет соответствия ни в одном языке. Оно принадлежит исключитель­но дзен. Это не самадхи; и это самадхи. Это не самадхи, потому что это может произойти в самый обычный момент: вы пьете чай, про­гуливаетесь, смотрите на цветок, слушаете лягушку на пруду. Это может произойти в самое обычное мгновение - поэтому это не одно и то же, что самадхи, о котором говорит Патанджали.

Патанджали был бы сильно удивлен тому, чтобы кто-нибудь, ус­лышав, как лягушка ныряет в пруд, просветлел. Патанджали не смог бы поверить в такое: чтобы сухой листок оторвался от дерева, сде­лал несколько витков в воздухе, и покружившись по ветру, упал на землю и уснул - и кто-нибудь, сидящий под этим деревом, просвет­лел. Нет, Патанджали не поверил бы в это; это невозможно, скажет он, потому что самадхи - это нечто исключительное; самадхи при­ходит после множества усилий, после миллионов жизней. И даже тогда оно приходит лишь в особом положении тела – Сиддхасане. Оно случается в особом состоянии тела и ума.

Сатори - это самадхи и одновременно не самадхи. Это проблеск, проблеск исключительного посреди повседневного; самадхи случа­ется посреди обычного. К тому же оно молниеносно - оно не проис­ходит постепенно; вы не можете измерить его степень. Это подобно тому, как вода достигает точки кипения, температуры ста градусов - и потом скачок, и вода превращается в пар, испаряется в воздух, и след ее простыл. Вплоть до девяноста девяти градусов она кипит, но не испаряется. С девяноста девяти градусов она еще может остыть, она всего лишь была горячей. Но если она переходит предел ста, то­гда происходит внезапный скачок.

В этой истории ситуация та же самая. С Дого Зенген нагрелся, но не смог испариться. Этого было недостаточно, ему нужна была еще одна ситуация, или, возможно, еще много ситуаций. Потом с Секисо - та же самая ситуация, и вдруг что-то срабатывает. Неожиданно меняется фокус, меняется поведение. До этого самого времени он думал только о том, что Дого оставил без ответа его вопрос. Он был эгоцентричен. Он думал: «Мой Мастер пренебрег мной. Ему не бы­ло дела до меня и моих расспросов. Он уделял недостаточно внима­ния мне и моим вопросам».

Внезапно он понимает - «Это не мной пренебрегли, и дело не в том, что Мастер был безразличен, и не в том, что он уделял мало внимания. Нет, дело было не во мне - а в самом вопросе. На него невозможно ответить. Перед тайнами жизни и смерти должно быть молчаливым». Поведение изменилось. Он видит целую картину. Следовательно, он достигает проблеска.

Когда изменяется поведение, вы достигаете проблеска. Этот про­блеск - сатори. Он не навсегда. Вы неизбежно его утратите. Сатори не сделает вас Буддой, поэтому я говорю, что сатори - это самадхи, и все же не самадхи. Это океан в стакане. Да, это океан, но не весь океан - это самадхи в капсуле. Это дает вам проблеск, приоткрывает тайну, как будто вы идете темной ночью по лесу вы заблудились. Вы не знаете ни куда идете, ни где дорожка, ни то в правильном вы идете направлении или нет - и тут вдруг сверкает молния. На одно мгновение вы видите все! Потом свет исчезает. При свете молнии нельзя читать, потому что она длится всего мгновение. Вы не може­те сесть под небом и при свете молнии начать читать. Нет, это не постоянный поток.

Самадхи таково, что при его свете можно читать. Сатори - как молния: вы можете увидеть проблеск Единого, всего, что только существует, и потом оно исчезает. Но вы уже больше не будете та­кими, как прежде. Это не окончательное просветление, но большой шаг к нему. Теперь вы знаете. Вы видели проблеск, теперь вы знае­те, как выглядит то, что вы ищете. Вы попробовали это, теперь Буд­ды будут для вас более понятны.

Теперь, если Зенген снова встретит Дого, он не ударит его, он упадет ему в ноги и будет просить прощения. Он прольет море слез, он будет говорить: «Каким же сопереживанием обладал Дого, что позволил мне себя ударить, что сказал мне: "Ну что ж, давай, бей!» Если Зенген снова встретит Дого, он уже не будет прежним. Он вкусил нечто, что изменило его. Он не достиг высшего - это еще впере­ди; но он узнал, что это такое.

Сатори - это проба самадхи, о котором говорит Патанджали. И это прекрасно, что попробовать это возможно, потому что как мож­но стремиться к чему-либо, прежде не попробовав его? Как можете вы быть влекомы к чему-либо, если вы даже ни разу не ощутили его запаха? Этот проблеск станет притягивающей силой. Вы уже боль­ше никогда не будете прежними. Вы будете знать, что существует нечто, а уже найдете вы это или нет - зависит от вас. Но появится вера. Сатори дает веру и побуждает к движению, жизненно важному движению внутри вас, движению к окончательному просветлению, которое и есть самадхи.




Загрузка...