Глава девятая

В предисловии ко второму тому «Капитала» Энгельс, кратко формулируя открытия Маркса в области политической экономии, сравнивает депо Маркса с делом Лавуазье. Энгельс пишет: «Пристли, как и Шиле, открыли кислород, но они но знали, что оказалось у них в руках. Они оставались «в плену» флогистических «категорий», которые они нашли у своих предшественников. Элемент, которому суждено было опровергнуть все флогистические воззрения и революционизировать химию, пропадал в их руках совершенно бесплодно. Но Пристли немедленно сообщил о своем открытии в Париж Лавуазье, а Лавуазье, руководясь этим новым фактом, пересмотрел всю флогистическую химию и впервые открыл, что новый вид воздуха был новым химическим элементом, что при горении не выделяется из горящего тела таинственный флогистон, а этот новый элемент соединяется с телом, и таким образом впервые поставил на ноги всю химию, которая в своей флогистической форме стояла на голове»[9-1]. Относительно теории прибавочной стоимости Энгельс находит, что Маркс является в сравнении со своими предшественниками том же, чем был Лавуазье в отношении Пристли и Шиле.

Существование факта прибавочной стоимости было известно задолго до Маркса. Точно так же было установлено с большей Или меньшей степенью ясности, что прибавочная стоимость превращается в продукты неоплаченного труда. Но дальше установления этих категорий экономисты не шли. Одни из них, исходя из этих оснований, занимались вычислением количественных соотношений, в которых распределяются продукты, а другие (социалисты) подвергали прибавочную стоимость критике с точки зрения утопической, находя, что прибавочная стоимость как неоплаченный труд противоречит вечным нормам справедливости. И в первом и во втором случае прибавочная стоимость принималась как определенная, по существу сама по себе взятая неизменная категория. Исследователи первого порядка, признав ее существование, спокойно занимались без дальнейшего количественными определениями. Социалисты, т. е. исследователи второй категории, указывая на противоречия между неоплаченным трудом и нормами справедливости, строили планы, как с этической точки зрения устраивать иной общественный порядок. А что изменения общественного порядка заключаются в самом экономическом процессе или в самой структуре капиталистического устройства, им и в го лову не приходило, точно так же как не было известно Пристли, что новый вид воздуха был химическим элементом, который при горении дает химическое соединение $ телом, и что, следовательно, существует без флогистона. Исходя из этой аналогии можно спросить, какал же мысль была критически противопоставлена Марксом экономистам-классикам? Сущность всех выводов классической экономии сводилась в тому, что открытые ими категории стоимости и прибавочной стоимости являются вечными, неизменными категориями, Маркс же, в противоположность этому воззрению, пришел к заключению, что вообще не существует вечных категорий общественно-исторических формаций, а в частности, что капитализм должен быть сменен социалистическим устройством. Главным орудием исследования для достижения этого результата Маркс считал диалектический метод. В одном письме в Кугельману от 27 июля 1870 года Маркс писал о Ф. А. Ланге, что последний, совершенно не понимая Гегеля, удивлялся тому, что Маркс и Энгельс принимали Гегеля всерьез. Но в то же время Ланге хвалил Маркса за то, что он с большой свободой владеет эмпирическим материалом. Несколько иронизируя над Ланге, Маркс говорит: «Ему (т. е. Ланге. — Л.А.) и в голову не приходит, что это «свободное движение в материале» есть не что иное, как парафаза известного метода изучения материала, именно диалектического метода»[9-2]. Диалектический метод характеризуется как парафаза гегелевской диалектики. Но еще раз, как и в послесловии второго издания «Капитала», повторяется Марксом, что диалектика взята у Гегеля и переработала на материалистической основе.

Теперь встает вопрос, какие принципы взяты Марксом из Гегеля. Метод исследования и метод действия стоят в непосредственной связи с основными предпосылками мировоззрения, — сознается ли то или другое или не сознается[9-3]. Мировоззрений существует в последовательной форме только два: материалистическое и идеалистическое. Идеализм по существу своему, как это было развито выше, отличается полной и абсолютной неподвижностью. Беспредметного мышления вообще не существует, а поскольку идеалисты воображают его существующим, то это не что иное, как темная мистическая бездна, в которой ничего нет и ничто не происходит. А поэтому идеализм как подлинная метафизика сводится в области логики к неподвижному тожеству и абсолютному неподвижному противоречию. Идеалистический метод и заключается в том, чтобы исходить из полного тожества всего существующего с самим собой. Гегель в полном и безусловном противоречии с своей собственной системой подверг глубокой всесторонней критике этот неподвижный принцип формальной логики. Результатом этой глубокой критики было создание диалектической логики. Но благодаря идеалистической сущности системы, благодаря тому, что вся становящаяся, развивающаяся и видоизменяющаяся действительность есть не что иное, как движение понятия, вся диалектика Гегеля свелась к формально-диалектической логике. Маркс принял все формальные принципы диалектической логики и естественно возвратил ее к ее истинному источнику — в различным формам движения действительного, материального мира. В то время как для Гегеля логическое движение есть сама действительность, для Маркса диалектическая логика должна быть вскрыта в самой материальной действительности, т. е. там, откуда ее фактически взял Гегель. Руководствуясь общими принципами диалектической логики Гегеля, применяя ее к изучению действительности, Маркс создает истинный диалектический метод, изгоняя из диалектики Гегеля находящийся в ней «флогистон». «Гегелевская диалектика, — говорит Энгельс в «Диалектике природы», — так относится в рациональной диалектике, как теория теплорода к механической теории теплоты, как теория флогистона к теории Лавуазье»[9-4].

При помощи диалектического метода было, выражаясь словами Гегеля, снято убеждение в вечном существовании меновой и прибавочной стоимости. При помощи диалектического метода раскрыты все формы капиталистического общества и доказана необходимость перехода к другой, новой форме, к социалистической. Начиная от теории стоимости и развития всех ее форм и кончая всеми результатами гениальной работы Маркса, все проникнуто насквозь диалектическим методом. Можно привести из «Капитала» бесконечное количество образцов истинно диалектических постижений.

Для примера укажем на одно из таких мест II тома «Капитала». Приводимая формулировка имеет исключительно важное методологическое значение.

Вот как формулирует Маркс движение капитала:

«Как целое капитал одновременно находится в своих различных фазах, расположенных пространственно рядом. Но каждая часть постоянно переходит по очереди из одной фазы, из одной функциональной формы в другую, проходит подряд через все формы. Формы эти — текучие формы, одновременность которых обусловлена их последовательностью. Каждая форма следует за другой и предшествует другой, так что возвращение одной части капитала к одной форме обусловлено возвращением другой части к иной форме. Каждая часть описывает постоянно свое собственное круговое движение, но каждый раз эта другая часть капитала, находящаяся в этой форме, и эти особые обороты образуют лишь одновременные и последовательные моменты общего движения»[9-5].

Не имея возможности дать здесь развернутое изложение диалектической логики Гегеля, мы не можем, Однако, обойти полным молчанием раскрытую Гегелем внутреннюю связь основных логических суждений. «Диалектическая логика, — справедливо пишет Энгельс, — в противоположность старой, чисто формальной логике не довольствуется тем, чтобы перечислить и сопоставить без связи формы движения мышления, т. е. различные формы суждения и умозаключения. Она, наоборот, выводит эти формы одну за другую, устанавливает между ними соотношения субординации, а не координации, она развивает высшие формы из низших»[9-6]. Основное деление логических суждений сводится к единичному, особенному и всеобщему. Связанность и все переходы логических суждений сделаны Гегелем с поразительной гениальной глубиной и тонкостью. Энгельс дает на примере развития учения о теплоте блестящую иллюстрацию того, как эти главные логические формы суждения находят свое подтверждение в процессе исторического познания, и эту иллюстрацию заключает следующей общей оценкой.

«Итак, то, что у, Гегеля является развитием логической формы суждения как таковой, выступает здесь перед нами как развитие наших, опирающихся на эмпирическую основу теоретических сведений о природе движения вообще. Это показывает, что законы мышления и законы природы необходимо согласуются между собой, если они только правильно познаны». Нельзя не отметить влияние связи этих категорий на теорию стоимости Маркса. Формы стоимости некоторым критикам кажутся абстрактными и сухо логическими, а в действительности все эти формы и их взаимная связь вполне соответствуют историческому развитию стоимости.

Основным элементам гегелевской диалектики дал развернутую формулировку Ленин в 16 пунктах.

Вот эти пункты:

1) Определенно понятия самого из себя (сама вещь в ее отношениях и в ее развитии должна быть рассматриваема);

2) противоречивость в самой вещи, противоречивые силы и тенденции во всяком явлении;

3) соединение анализа и синтеза;

Таковы элементы диалектики, по-видимому.

Можно, пожалуй, детальнее эти элементы представить так:

1) объективность рассмотрения (не примеры, не отступления, а вещь сама в себе);

2) вся совокупность многообразных! отношений этой вещи к другим;

3) развитие этой вещи (respective явления), ее собственное движение, ее собственная жизнь;

4) внутренние противоречивые тенденции (и стороны) в этой вещи;

б) вещь (явление etc. ) как сумма и единство противоположностей;

6) борьбa (respective), развертывание этих противоположностей, противоречивость стремлений etc.;

7) соединение анализа и синтеза, — разборка отдельных частей и совокупность, суммирование этих частей вместе.

Вкратце диалектику можно определить как учение о единстве противоположностей. Этим будет схвачено ядро диалектики, но это требует пояснений и развития,

8) Отношения каждой вещи (явления etc.) не только многоразличны, но всеобщи, универсальны. Каждая вещь (явление, процесс etc.) связаны с каждой;

9) не только единство противоположностей, но переход каждого определения, качества, черта, стороны, свойства в каждое другое (в свою противоположность?);

10) бесконечный процесс раскрытия новых сторон, отношений etc.

11) бесконечный процесс углубления познания человеком вещи, явлений, процессов и т. д. от явлений в сущности и от менее глубокой к более глубокой сущности;

12) от существования в каузальности и от одной формы связи и взаимозависимости к другой, более глубокой, более общей;

13) повторение в высшей стадии известных черт, свойств etc. низшей и

14) возврат якобы к старому (отрицание отрицания);

15) борьба содержания с формой и обратно. Сбрасывание формы, переделка содержания;

16) переход количества в качество и vice versa.

(15 и 16 суть примеры 9-го)[9-7].

Для Гегеля эти принципы тожественны с самым содержанием, так как мышление и бытие представляют полное абсолютное тожество. С точки зрения Маркса и Ленина они представляют собой разработку общих форм диалектического движения. Касаясь «Феноменологии духа», Маркс говорит о гегелевской системе развития: «1) самосознание вместо человека; 2) субъект — объект. Различие вещей неважно, потому что субстанция понимается как саморазличение или потому, что саморазличение, полагание, развитие, деятельность рассудка понимаются как существенное. Гегель дал поэтому в рамках умозрения действительные, схватывающие суть дела определения (Distinctionen)». Согласно этой замечательно глубокой характеристике, Гегель разработал до тонкостей все переходы и различия, все формы противоречий мирового движения «в рамках умозрения», причем эти различия, так как они оказываются различиями в самой субстанции, не касаются различия самых реальных вещей. Для Гегеля вся «деятельность» рассудка «понимается как существенное». Для диалектического материализма деятельность рассудка является «переведенной и переработанной в человеческой голове» материальной действительностью как космической, так и исторической, а поэтому все принципы гегелевской диалектики суть отражение в человеческой голове, поскольку мышление правильно отражает законы дви-жения мировой действительности.

Диалектический материализм, руководствуясь диалектическим методом изучения и исследования конкретного материала, требует раскрытия в самом материале его диалектического движения, или, как выражается Маркс, в самом материале должна быть раскрыта его жизнь. Другими словами, для Гегеля мышление есть сама реальность, для Маркса, Энгельса и Ленина, как вообще для материалистов, реальность существует вне мышления. Этим различием определяется различие между материалистической и идеалистической диалектикой.

С точки зрения абсолютного идеализма Гегеля сумма принципов диалектики представляет собой всю действительность. Согласно диалектическому материализму, сумма принципов диалектики представляет собой умственное отражение бесконечного многообразия действительности. Вследствие этого все принципы диалектики — это метод исследования и метод действия. Так как принципы диалектики продиктованы самой противоречивой действительностью, то они являются верным орудием для ее исследования, причем, руководствуясь этим великим методологическим орудием, не следует ни на минуту забывать различия и разнообразия областей, в каждой из которых диалектическое движение конкретно и имеет другое содержание.

В «Анти-Дюринге» мы читаем: «Для каждой категории предметов имеется таким образом особый ему свойственный способ такого отрицания, чтобы из него получилось развитие (разрядка моя. — Л.А.), точно так же и для каждой категории представлений и понятий.

В исчислении бесконечно малых отрицание происходит иначе, чем в установлении положительной степени из отрицательных корней. Этому приходится научиться, как всему прочему. Зная только, что ячменный колос и исчисление бесконечно малых обнимаются понятием «отрицание отрицания», я не могу ни успешно вырастить ячмень, ни диференцировать и интегрировать, точно так же как знание одних только законов определения тонов в зависимости от измерения струн не дает мне возможности играть на скрипке. Ясно, однако, что при таком отрицании, которое состоит в детском занятии попеременно ставить а, а затем его вычеркивать, или попеременно утверждать о розе, что она есть роза и что она не есть роза, что при таком занятии не выяснится ничего, кроме глупости того, кто предпринимает подобную скучную процедуру»[9-8]. Во всем сказанном здесь подчеркивается та основная мысль диалектического материализма, что принципы диалектики имеют конкретное научное содержание в различных областях науки и практики. Закон диалектики — переход количества в качество — является общим законом для всех областей. Материалистическая диалектика определяется таким образом, во-первых, общей, а во-вторых, особенной природой данного предмета и данного процесса. Правильность результата исследования или действия обусловливаются правильно взятым исходным пунктом и пониманием конкретных материальных условий всего процесса и каждого его звена.

В этом и заключается сущность материалистической диалектики.

Приведем примеры того, что получается, когда диалектика применяется формально-идеалистически. Пример первый. В книге «Царство божие внутри нас» Л. Толстого — сознательно или бессознательно — применяется гегелевская триада. Процесс развития истории человечества представляется там таким образом. — На первых ступенях человеческого развития господствовал варварский индивидуалистический эгоизм. Вторая ступень — отрицание варварского эгоизма и переход к общественному альтруизму. А затем следует отрицание отрицания — высшая форма индивидуализма, отрицание общества и государства во имя жизни в боге, что и означает «царство божие внутри нас».

Диалектическое движение — налицо, и мы имеем здесь тезис, антитезис и синтез.

Второй пример. Фридрих Ницше, несмотря на едкие и злобные выпадки против Гегеля, руководствуется диалектикой. С его точки зрения, как с точки зрения Гегеля и Гераклита, противоречие ведет вперед, противоречие есть отец всех вещей. Целый ряд положений выводится Ницше из антагонизма и борьбы классов; выводы подчас не лишены интереса. Но что же следует в конечном итоге из применения диалектики этим буржуазным мыслителем-индивидуалистом, к каким окончательным выводам приходит он? Главный вывод тот, что устранение общественных классовых противоречий, бесклассовое общество, социальное равенство ведет неизбежно к гибели всей культуры и к полному уничтожению личности. С этой Именно точки зрения Ницше громит социализм, не находя в своем большом лексиконе для отрицательной оценки социалистического движения и социалистического идеала достаточно крепких пошлых слов.

«Всеобщее вырождение, — пишет Ницше, — человека, вплоть до того, что плоскоголовым глупцам-социалистам представляется в настоящее время их «человеком будущего» — их идеалом — это вырождение и умаление человека до совершенно стадного животного (или, как они говорят, до человека «свободного общества»), это превращение человека в скота, в карликовое животное с одинаковыми правами и притязаниями — возможно, в этом нет сомнения. Но кто хоть раз продумал эту возможность до конца, тот знаком с таким отвращением, какого не знают остальные люди, — и пожалуй, также с новой задачей»[9-9].

Новая задача состояла в требовании усиления и углубления классовых противоречий, в жестокой и беспощадной борьбе против пролетариата и против трудящихся масс вообще. Жестокая истребляющая классовая борьба имеет своей основой и «великой» целью усовершенствование и возрождение германской расы. Ницше не останавливается па противоречиях. В конце концов достигается синтез. Толпа добровольно с полным сладострастным удовлетворением кормит сверхчеловека. Программа фашизма дана во всем своем облике с сверхчеловеком Гитлером во главе. Германская раса достигнет полного совершенства при помощи закона стерилизации.

Третий пример. Артур Либерт, соединяющий, как это теперь. часто водится, Канта о Гегелем, — «диалектик» по своим основным принципам. Он написал книгу «Дух и мир диалектики»[9-10], защищая диалектику по всей линии.. Но вся защита предпринята с той важной насущной целью, чтобы доказать историческую необходимость сохранения классового общества, так как устранение общественных классовых противоречий, этого источника; и основы исторического движения, неизбежно приводит к уничтожению движущих сил исторической жизни и прогресса. В коночном счете общие выводы по существу — философское оправдание фашистского режима.

Однако возврат к Гегелю имеет и другие причины. Общая система Гегеля во воем своем целом отвечает целям современной буржуазия, стремящейся сохранить свое классовое господство. Начиная со второй половины XIX столетия мы видим возрождение одной за другой буржуазных философских систем. Это систематическое движение реставрации философской мысли XVII, XVIII и начала XIX столетий объясняется тем, что все философские системы, за исключением систем материалистического направления, которые, кстати сказать, предаются историками философии полному забвению, что идеалистические философские системы являются по существу своему дуалистическими. Дуализм заключается прежде всего в том, что в борьбе против средневековой мистики и схоластики в них выразились требования научной мысли и научного исследования, а с другой стороны, также в различных формах и видах защищается религия и ее необходимость как нравственной основы общественного и государственного существования.

Эта старая двойственная истина проникает собой, начиная о эпохи ренессанса до наших дней, все философское идеалистическое мышление. Но в то время как в эпоху бури и натиска буржуазией выдвигались на первый план научные требования, в нашу эпоху разложения буржуазного порядка примат принадлежит религии.

В продолжение всего обозначенного периода возрождается та или другая философская система в зависимости, во-первых, от той общественной обстановки, которая вызвала ее к жизни, и, во-вторых, от тех социальных условий, которым данная философская система в той или иной степени соответствует в момент ее возрождения. Система Гегеля отвечает целям и задачам современной буржуазии многими своими сторонами.

Система Гегеля во всем ее целом отразила в себе три элемента: 1) французское просвещение, рационализм XVIII века. «Разум правит миром» — было убеждение всех просветителей; в том числе и материалистов; принцип этот принял у Канта вид трансцендентальной апперцепции, создающей природу и всю ее закономерность; у Фихте трансцендентальная апперцепция превратилась в абсолютное «я», творящее мир; у Гегеля принцип этот получил выражение в развивающемся абсолютном духе, тожественном с космосом; 2) резкую отрицательную критику всего предшествующего, являющуюся прелюдией к Великой французской революции, и решительный переворот, совершенный Великой французской революцией, который, как известно, вначале увлек и спокойную, уравновешенную натуру Гегеля; 3) реставрацию. Важнейшие революционные принципы диалектики — творческая сила отрицания, критика законов формальной логики как неподвижных принципов, скачкообразное развитие и переход количества в качество — были подсказаны ходом развития Великой французской революции.

С другой стороны, в системе Гегеля четко выразилась реставрация, обусловленная, с одной стороны, стремлением победоносной буржуазия закреплять за собой свои классовые позиции, а с другой — опасением перед восстававшими народными массами. Идеология, обобщившая все эти элементы, вместе взятые, соответствовала уровню развития германской буржуазии, которая, с одной стороны, стремилась к завоеванию политической власти,, а с другой стороны, была слишком слаба для настоящей борьбы во французском стиле.

Вот блестящая характеристика социального положения Германии эпохи Гегеля, сделанная Марксом: «Сочетание различных классов населения, — пишет Маркс, — составляющее фундамент всякого политического строя, в Германии было сложнее, чем в какой-либо другой стране. В то время как в Англии и Франции феодализм был окончательно разрушен, или по крайней мере низведен, как в первой, в немногим незначительным остаткам могущественной и богатой буржуазии, сосредоточенной в больших городах, в частности, в столице, — в Германии феодальное дворянство сохранило значительную часть своих старых привилегий. Феодальная система землевладения преобладала почти всюду. Землевладельцы сохранили даже право суда над держателями их земли. Лишившись политических привилегий, права контролировать действия государя, они сохранили почти всю свою средневековую власть над крестьянами, а также свободу от податей. В одних местностях феодализм процветал более, чем в других, но нигде, за исключением левого берега Рейна, не был совершенно разрушен. Феодальное дворянство, крайне многочисленное и частью весьма богатое, официально считалось первым сословием страны. Оно поставляло высших правительственных сановников, оно нее почти исключительно давало офицеров для армии. Буржуазия в Германии была далеко не такой богатой и сплоченной, как во Франций или в Англии[9-11]. Буржуазия не была в состоянии создать крупных промышленных центров, как Париж, Лион, Лондон, Манчестер. Причин этой отсталости германской промышленности было много. Достаточно указать на две из них: невыгодное географическое положение страны, далекой от Атлантического океана, который стал великим путем мировой торговли, и беспрестанные войны, в которые вовлекалась Германия и которые велись на ее территории с XVI века до настоящего времени. Недостаток масс, главным образом, хотя бы сколько-нибудь сконцентрированных масс, и мешал германским буржуазным слоям достичь политического главенства, которым английская буржуазия пользовалась с 1688 года и которое французская буржуазия завоевала в 1789 году.

Далее, огромная масса населения, не принадлежавшая пи к дворянству, ни к буржуазии, состояла в городах Из класса мелких ремесленников и торговцев, с одной стороны, и рабочих — с другой[9-12]. Весь этот слой, образующий собой мелкую буржуазию, не представлял собой устойчивой политической силы. Наконец, существует еще обширный класс мелких вемледельцев-крестьян, которые вместе с земледельческими рабочими составляют значительное большинство всего населения. Этот обширный класс подразделяется в а обширные группы: крупных собственников и лишенных собственности. Крестьянство также не представляет собой устойчивой политической и социальной силы. Что же касается рабочего класса той эпохи, то Маркс его характеризует таким образом: «Рабочий класс в Германии по своему, общественно-политическому развитию настолько же отстал от рабочего класса Англии и Франции, насколько германская буржуазия отстала от буржуазии этих стран. Каков хозяин, танов л работник. Улучшение условий существования многочисленного сильного, организованного и сознательного класса пролетариата идет рука об руку с улучшением условий много численной, богатой, организованной я мощной буржуазии. Движение рабочего класса никогда не являлось самостоятельным, никогда не принимает исключительно пролетарского характера, пока все различные части буржуазии и, в частности, её наиболее прогрессивный слой — крупные промышленники — не завоюют политической власти, не перестроят государства сообразно со своими потребностями. Лишь тогда неизбежное столкновение между нанимателями и наемниками становится неминуемым, и его нельзя уже дальше отсрочивать»[9-13].

Итак в ту эпоху рабочий класс, в зависимости от состояния промышленной буржуазии, не представлял большой силы.

Из всей характеристики социальных отношений и наличных сил Германии того исторического периода ясно следует слабость буржуазии, лишенной поддержки в других слоях. Эта слабость делает невозможным ведение решительной борьбы за политическую власть, которая имела место в Англии и во Франции.

Буржуазия вынуждена всей совокупностью общественных отношений занять половинчатое положение и пойти на компромисс. Система Гегеля явилась философски-идеологическим выражением этого состояния общественных сил Германия. Так именно и смотрит Маркс на социальную сущность Гегеля «Немецкая философия, — говорит дальше Маркс, этот наиболее сложный, но и в то же время наиболее верный показатель развития германской мысли, стала на сторону буржуазии, когда Гегель провозгласил в своей «Философия права» конституционную монархию конечной и самой совершенной формой правления. Другими славами, он возвестил близость прихода буржуазии в политической власти»[9-14]. Гегель, следовательно, явился истинным, подлинным выразителем социально-политических стремлений немецкой буржуазии своей эпохи, оказал влияние на политическую мысль буржуазии.

Встает вопрос, находится ли в связи философия права Гегеля с общей его системой? На этот вопрос приходится ответить двойственно: и да и нет. Завершение мирового развития прусской конституционной монархией, конечно, противоречит диалектическому методу, на что указывает Энгельс. Но, с другой стороны, эта противоречивость и двойственность отвечают двойственности я противоречивости бур-жуазии. Все диалектическое мышление было подготовлено, конечно, всем историческим ходом развития вообще, в частности развития философской мысли. Теория развития возникает в различных областях науки еще до Гегеля. Первым подготовительным этапом может служить, например, «Космогония» Канта. У Гегеля же, как было отмечено выше, сильно сказалось влияние Великой французской революции. Диалектика являлась выражением научных требований, вызванных насущными интересами буржуазной мысли. Но, с другой стороны класс, хотя и борющийся против других отживших классов, тормозящих дальнейшее историческое прогрессивное движение, но вместе с тем заинтересованный в сохранении классового общества, не может быть последовательным в отстаивании и защите научной мысли до конца. Наоборот, для сохранения своего классового положения и своих приобретенных и завоеванных привилегий буржуазии пришлось наряду с защитой частной собственности сохранять и защищать целый ряд остатков прошлого и прежде всего религию, которая фактически в корне связана с идеалистической философской мыслью в течение всего истерического развития. Тесное родство идеалистической философии и религии постоянно подчеркивает Гегель.

Выше было отмечено влияние реставрации на систему Гегеля. Реставрация вообще оказала воздействие на различные формы идеологии в Германии, как, например, на романтиков 20-х годов. В противоположность просвещению и революция вся немецкая романтика становится национальной в противовес космополитическим: идеям Великой французской революции. Если космополитические идеи были выражением приобревшей мировое значение промышленности Англии, а также размаха Великой французской революции, то национальные идеи реставрации явились, с одной стороны, результатом общей реакции, наступившей после революции, а с другой стороны, в частности в Германии, национализм социально был обусловлен узкими рамками немецкой промышленности в условиях еще крепких феодальных сил. Гегель дал философское обоснование национальной идее, так как каждая нация осуществляла одну из задач абсолютного духа.

Мы видам, таким образом, что целый ряд элементов на гегелевской философии прямо и непосредственно отвечает целям современной буржуазии. Первый из них — завершение истории и остановка ее на буржуазном общественном порядке,

2) теодицея, 3) национализм; а что касается диалектики, то в её идеалистическом виде она может служить и служит в настоящее время орудием защиты классового общества.

Все эти элементы являются главной причиной возрождения гегельянства.

Совершенно иначе преломляются принципы гегелевской диалектики в диалектическом материализме, требующем всегда и везде анализа конкретного содержания. Какие же принципы диалектики получили главное, особенное значение для диалектического материализма? На этот вопрос мы находим ответ в статье Ленина «Карл Маркс». Вот как Ленин формулирует главные принципы диалектики, составляющие её рациональное зерно»: «В наше время, — пишет Ленин, — идея развития, эволюции вошла почти всецело в общественное сознание, но иными путями, не через философию Гегеля. Однако эта идея в той формулировке, которую дали Маркс и Энгельс, опираясь на Гегеля, гораздо более всесторонняя, гораздо богаче содержанием, чем ходячая эволюция. Развитие, как бы повторяющее пройденные уже ступени, но повторяющее их иначе, на более высокой базе (отрицание отрицания), развитие, так сказать, по спирали, а не до прямой линии, развитие скачкообразное, катастрофическое, революционное — «перерывы постепенности», — превращение количества в качество, внутренние импульсы к развитию, даваемые противоречием, столкновением различных сил и тенденций действующих на данное тело, или в пределах данного явления или внутри данного общества; взаимозависимость и теснейшая неразрывная связь всех сторон каждого явления (причем история открывает все новые и новые стороны), связь, дающая единый, закономерный мировой процесс движения, — таковы некоторые черты диалектики, как более содержательного учения о развитии»[9-15].

Г. В. Плеханов вселяет также главные принципы диалектики, из которых он особенно подчеркивают конкретность истины, требования разностороннего рассмотрения явления во всех его связях в своем развитии и принцип скачкообразного развития, т. е. переход количества в качество и обратно посредством скачка.

Опровергая, например, эволюционную точку зрения Элиза Реклю, Г. В. Плеханов, ссылаясь на Гегеля пишет: «Революция, скачок, есть перерыв постепенности, и так как революция есть перерыв постепенности... она существенно отличается от эволюции, поскольку эта последняя тожественна с медленными изменениями количества»[9-16].

Мы все время говорим о необходимости исследования фактов. Встает вопрос, какие факты составляют материал исследования для материалиста-диалектика? На этот существенный коренной вопрос в области человеческого общества отвечает открытая Марксом и Энгельсом теория исторического материализма, согласно которой не сознание определяет собой общественное бытие, а, "наоборот, общественное бытие определяет собою сознание. Сами факты сознания должны быть объяснены и поэтому истинная научная «критика будет заключаться в сравнении, в сопоставлении, в сличении факта не с идеей, а с другим фактом». А общественно-исторические факты в конечном счете сводятся, по Марксу, к производственным отношениям.

Исторический материализм, кроме того, что он является по существу философией истории, имеет огромное познавательное значение. Рассматривая всю область общественного сознания как отражение общественного бытия, исторический материализм дает возможность объяснить происхождение как истинных, так и ложных фактов сознания. Например, история происхождения и развития религии, раскрывая социально-экономическую обусловленность всех ее элементов, обнаруживая истинные причины их появления, показывает иллюзорность существования всех религиозных основ. Несуществование бога и всего небесного населения лучше и Глубже всякой другой критики доказывается исследованием тех экономических и классовых причин, которые создали такого рода фантомы.

Перейдем теперь снова к Гегелю. Что дал Гегель диалектическому материализму, помимо диалектической логики? Прежде всего следует отметить принцип исторического единства. История человечества представляется Гегелю единым, связным, неразрывным процессом, в котором каждое последующее звено включает в себя в снятом виде предыдущее. В каждом историческом периоде заключены все элементы для его собственного отрицания и для развития новой формы исторического существования. Вся сумма принципов идеологии данной эпохи является выражением этой эпохи и необходимым ее результатом. А поэтому определять происшедшее с точки зрения разума настоящей эпохи является лишь поверхностной субъективной оценкой, и не более. Истинное понимание всего происшедшего может быть достигнуто изучением его как такового. Познание настоящего, разумеется, необходимо и для понимания прошедшего. И в этом случае происходит одновременное применение синтеза и анализа. Эта общая идея историзма принята целиком историческим материализмом Маркса, который рассматривает исторический процесс, так же как и Гегель, диалектически. И у Гегеля, и у Маркса это положение идет из одного и тоге же источника, а именно, из признания абсолютной подвижности всех форм и из безусловного отрицания вечности какой бы то ни было из этих форм. Но у Гегеля, как мы это сейчас увидим, остается, вопреки диалектике, целый ряд неподвижных общественных форм, между тем как с последовательной диалектической точки зрения Маркса таких неподвижных, вечных общественных форм не существует.

Однако и по общему, философскому существу в понимании историзма Гегелем и Марксом есть опять-таки кардинальная разница. По Гегелю, исторический процесс фатально предопределен целевым движением абсолютной идеи. Вот общая точная формулировка, данная Гегелем историческому процессу. «Разум столь же хитер, сколь могущественен. Хитрость состоит вообще в опосредствующей деятельности, которая, дав объектам действовать друг на друга соответственно их природе и истощать себя в этом воздействии, не вмешиваясь вместе с тем непосредственно в этот процесс, все же осуществляет лишь свою собственную цель. В этом смысле можно сказать, что божественное провидение ведет себя по отношению к миру, и его процессу, кай абсолютная хитрость. Бог дает людям действовать, как им угодно, не стесняет игру их страстей и интересов, а получается из этого осуществление его целей, которые всецело отличны от целей, руководящих теми, которыми он пользуется»[9-17]. Нелишне отметить здесь сходство высказанного Гегелем взгляда о воззрением на историю у Боссюэта. И по Боссюэту бог руководит историческими судьбами народов, и мировая история осуществляет заранее начертанный божественный план. «Бог управляет мировой историей, преследуя свою цель, а человек волнуется». Совершенно ясно, что люди, как по Боссюэту так и по Гегелю является жалким пассивным орудием хитрого провидения. Коренной основой в этом пункте, как и во всех пунктах, является идеализм, всегда и везде связанный с религией и с телеологией. Из всего процесса могучего и гениального мышления Гегеля в конце концов, в завершение всего процесса, выскакивает, как deus ex machina, старомодный, в рясе, с крестом на груди поп, который наподобие бога управляет дураками. Но с точки зрения концепции Маркса, люди — не жалкие дураки, которыми управляет неведомая, точнее, не существующая сила. «Люди делают историю», — говорит Маркс, но не из свободных кусков. Целесообразность существует в человеческих головах. Люди ставят себе цели и направляют свою деятельность, руководствуясь стремлением в самосохранению и развитию. Как разумные существа они преобразовывают, согласно своей цели, те самые куски, о которых говорит Маркс. Их действия определяются как законами природы, так и законами исторического движения. Тем не менее они являются в то же время властителями над условиями, определяющими их действия. Мера власти обусловлена знанием, познанием как законов природы, так и законов общества. Другими словами, их свобода обусловливается знанием необходимости, имеющим одинаковое значение как для теории, так и для практики. Активный характер человеческой деятельности у Маркса вытекает из общей материалистической концепции, отвергающей космическую телеологию и всякие хитрые привидения. У Гегеля, как у всех идеалистов и теологов, разум человека, следовательно, целесообразность, гипостазируется в мировую субстанцию. Целесообразная деятельность человека, делающая его тем более свободным, чем более он в состоянии реализовать свою цель, превращается в руках идеалиста и теолога в рок, управляющий человеком и человечеством. Человек который способен ставить себе цели и осуществлять их, превращается в жалкое орудие. Говоря словами Маркса, человек отдает воображаемому богу то, что самому ему принадлежит. Преодоление идеализма и религии означает возвращение человека к самому себе, к своей собственной полноте.

Далее, из области философии истории нужно отметить общий принцип коллективного сознания и необходимую обусловленность исторических задач.

По Гегелю, истерическая деятельность человечества слагается из действий людей, вызванных реальными интересами каждой отдельной личности. Каждая отдельная личность преследует в борьбе за свое существование свои собственные индивидуальные цели, а в результате из совокупности индивидуальных действий, страстей, интересов слагается нечто общее, имеющее свои собственные законы.

Как, например, вода не похожа на свои составные элементы — водород и кислород, так и общественная историческая деятельность людей в своем общем итоге не похожа на отдельные деяния действующих и мыслящих личностей. «Во всемирной истории, — говорит Гегель, — из человеческих действий выходит нечто иное, чем то, к чему они стремились. Они поступают так, как этого требуют их интересы, а в результате этого получается нечто повое, что заключалось, правда, в их действиях, но его но было в их сознании и их намерениях».

Этот взгляд Гегеля вошел в исторический материализм, но вошел в снятом виде. Согласно своеобразному воззрению Гегеля на общественную жизнь, стремления, задачи, интересы и деятельность отдельной личности по отношению в общему коллективному сознанию сохраняются в неизменном виде. Общество и государство в своей основе остаются неизменными. Не подвержено изменению классовое строение общества, никогда не может быть отменена частная собственность и т. д. Короче, индивидуалистический характер классового общества сохраняется во всех своих основных чертах как вечная категория.

У Гегеля все противоречия снимаются в абсолютной идее в ее полном завершении. Диалектический процесс по существу. находит свой конец, а потому в конечном счете, вопреки гегелевскому монизму, получается тот дуализм, на который обречена идеалистическая философия. Бог развивается у, Гегеля в истории и посредством исторического движения, а и результате историческая действительность застывает, и все существующие общественные противоречия остаются неприкосновенными. Они находят свое разрешение только в боге, а в истории они не разрешимы. В этом — главное проявление дуализма между системой и принципом диалектики у философа, главной целью философской деятельности которого являлось преодоление всякого рода дуализма. Таи мстит идеализму подлинная мировая действительность. Этот жалкий результат величественной космической эпопеи Гегеля с полным правом может быть назван трагическим. Напротив, у Маркса противоречие индивидуальных и общественных интересов имеет чисто исторический характер. Бессознательность действий отдельной личности в общественном смысле объясняется классовым строением общества, классовой борьбой, определяющей собой фактически анархический характер действий каждой отдельной личности. Классовое строение общественной жизни покрывает густым туманом все общественные отношения. Интересы личности и интересы общества не совпадают по всей линии. Такое совпадение возможно лишь в завершенном социалистическом обществе, где вся общественная жизнь будет регулирована планомерно, другими словами, — при плановом хозяйстве. Поэтому заключительные слова Манифеста коммунистической партии гласят: «Место старого буржуазного общества с его классами и антагонизмом классов займет ассоциация, в которой свободное развитие каждого будет условием свободного развития всех». Именно тогда, когда будет осуществлена эта всемирная ассоциация, будут сорваны все мистические покровы, имеющие своим основанием классовое строение общества, и только тогда восторжествует подлинное общественное сознание. Марке в «Капитале» так формулирует это положение: «Религиозное отражение действительного мира может вообще исчезнуть лишь тогда, когда отношения практической повседневной жизни людей будут выражаться в прозрачных и разумных связях их между собой и с природой. Строй общественного жизненного процесса, т. е. материального процесса производства., сбросит с себя мистическое туманное покрывало лишь -тогда, когда он станет продуктом свободно обобществившихся людей и будет находиться под их сознательным планомерным контролем»[9-18]. Только благодаря отмене частной собственности на средства производства в СССР удается искоренять религию, — для молодого поколения это безусловно, — и парализовать вредное влияние религиозной идеологии со стороны пережитков господствующих классов.

Далее, больше чем какой бы то ни было из философски-исторических взглядов Гегеля оказал влияние на истерический материализм взгляд философа на ограниченное значение отдельной личности в истерии, на ограниченное значение общественных идей и вообще всей идеологии. В этом отношении с формальной точки зрения роль и значение надстройки у Маркса сильно напоминает высказывание Гегеля о границах истерического влияния личности. Но и в этом пункте различив между Марксом и Гегелем — коренное, все то же различие, которое существует между материализмом и идеализмом. Критерием правильности той или иной общественной идеи служит для Гегеля понятие, движение которого составляет основу исторического процесса. Правильность или неправильность того или иного отрезка действительности определяется Гегелем тем, соответствует ли данный отрезок или данное явление понятию или не соответствует ему. Истинность искусства, говорит Гегель, измеряется тем, соответствует ли оно понятию искусства или не соответствует ему. Или же истинная дружба, говорит философ, определяется соответствием понятию дружбы. Можно только удивляться фантастике великого идеалиста. Гегелю, стоявшему на исторической почве, казалось бы, должно быть ясно, что всякого рода оценки искусства и даже законы из области искусства являются результатом истерического развития вообще и истории художественного творчества! в частности, а не наоборот. Практика предшествовала в историческом смысле понятию, а не понятие практике. Это же относится и к примеру дружбы. Понятие о дружбе слагается на основании фактических реальных отношений и действий между людьми. Когда желательно выяснить, можно ли данного человека назвать своим другом или нет, то естественно обращают внимание на те действия и факты, которыми определяются дружеские отношения. Но как бы те ни было, когда вопрос стоит о действительности данного явления, критерием у Гегеля оказывается в последнем счете все то же мистическое понятие. Такой же оборот всегда! получают все его верные в общем мысли в области философии истории. А поэтому ограничение роли и значения общественного сознания сводится к диктатуре абсолютного духа. У Маркса же общественное сознание в конечном счете определяется материальными производственными отношениями. Следовательно, как гласит изложенная в начале марксова формулировка метода, проверка действительности всех видов «надстройки» производится не путем сравнения господствующих идей с их реальным базисом, а посредством сравнения и сопоставления реальных фактов с реальными фактами.

В заключение отметим еще один общий философски-исторический принцип у Гегеля, перешедший в исторический материализм. «Мы должны быть убеждены, — пишет Гегель, — что истинное имеет свойство проникнуть тогда, когда пришло его время, и что истинное, являясь только по пришествии своего времени, по этому самому никогда не является слишком рано и не находит незрелой среды»[9-19].

У Маркса аналогичная мысль изложена так: «Человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может решить, так как при ближайшем рассмотрении всегда окажется, что сама задача только тогда выдвигается, когда существуют уже материальные условия, необходимые для ее разрешения, или когда они до крайней мере находятся в процессе возникновения». Совершенно очевидно, что с формальной стороны мысля Гегеля и Маркса совпадают как общий формальный принцип. Но несмотря на тожество формального принципа у Гегеля и у Маркса существует опять-там коренное различие. Философско-исторический принцип Гегеля выводится из целесообразного развития абсолютной идеи. Раз абсолютная идея развивается во всех своих стадиях целесообразно, то ясно, что истина всегда должна выступать во-время. Поэтому нет критерия для оценки исторической задачи. С этой точки зрения для фашизма, например, гегелевская философия истории может служить полным оправданием, так как весь исторический процесс сводится к божественному целесообразно развертывающемуся плану и всеми путями идет к намеченной конечной цели, заложенной в движении абсолютного духа. У Маркса исторические задачи, лишенные космической целесообразности, определяются материальными условиями данной эпохи, вызывающими то или иное классовое сознание и революционное действие передового класса. Исторические целя ставят себе люди, в классовом обществе — класс, вступающий на путь революционной деятельности. И в данном случае, как и во всех остальных, гегелевское положение поставлено Марксом на ноги. В то время как человеческие цели в истории у Маркса целиком обуслов-ливаются внутренним; движением производительных сил, являясь результатом исторической действительности, для Гегеля эти цели существуют до истории. Отсюда вытекает консервативное толкование гегелевского исторического принципа у правых гегельянцев и современных фашистов, признающих религию как основу общественной жизни. Такую мысль выразил Гегель.

В «Философии религии» мы читаем:

«Государство должно покоиться па религии, так как только религия служит источником абсолютной уверенности общественных убеждений (gesinnung) и обязанностей по отношению в государству. Всякая другая форма обязательно создает оговорки, исключения, противоположные основания, уменьшает значение законов, учреждений и личности правительства и высшей власти, подводит их под такие точки зрения, при которых люди освобождаются от уважения в ним»[9-20]. Этот взгляд отнюдь не случайный привесок к гегелевской философйй, а вытекает из телеологической сущности всей системы, являясь точным результатом учения о понятии, т. е. признания понятия истинной реальностью. По Гегелю, собственность, семья, власть господствующего класса в классовом государстве является субстанциями. Так, мы читаем в той же книге «Философия религии» следующее: «Субстанциальное в гражданских отношениях, например, собственность, брак, защита князя и государства и лежащее в субъективном духе последнее разрешение того, что индивидуум должен делать для общества, — это существует в несовершенном государстве так же, как и в законченном, только различна определенная форма этого субстанционального на разных ступенях государственного развития»[9-21]. Совершенно та же мысль в несколько другой форме высказывается в «Феноменологии духа»[9-22].

Ясно таким образом, что субстанциальность понятия в корне разрушает всю историческую диалектику. Частная собственность, классовое строение общества[21], власть господствующего класса остаются неизменными как субстанции. Видоизменяются лишь некоторые их формы проявления.

Идеалистическая диалектика, являясь движущим началом теодицеи, служила Гегелю объяснением и оправданием всего пути исторического развития человечества во всем его прошедшем. Для Маркса же, наоборот, диалектика была главным, верным духовным орудием для создания будущего социалистического и коммунистического общества. Гегель сам сравнивает историю человечества со стариком, который, созерцая весь пройденный им жизненный путь, испытывает полное удовлетворение от сознания осуществленных целей. Для Маркса же вся история досоциалистического общества, есть лишь «предыистория», не знавшая достойного человеческого существования. Там, где Гегель с олимпийским спокойствием заканчивает, созерцая своего бога и утешаясь его самосознанием, там Маркс начинает, полный революционной энергии, искать в результатах истории силы и залога осуществления идеального общественного будущего. Для Гегеля важнее всего было объяснить мир, для Маркса на первом плане было изменить направление истории человечества и достижения достойного общественного существования. Согласно идеалистическому содержанию гегелевской диалектики, история человечества достигла полного сознания в философской системе Гегеля. С точки зрения революционера-коммуниста Маркса, диалектика ведет всеми путями к общечеловеческому; сознанию, которое никогда не застывает. Благодаря идеалистической основе диалектика в системе Гегеля теряет свое революционное значение. Материалистическая диалектика Маркса ведет вперед, подсказывая и стимулируя революционное действие. А потому в истории последнего столетия гегелевская система — и не только система, но и гегелевская диалектика—служила орудием: в руках реакционеров. С другой стороны, она была орудием революционных действий. В нашу эпоху эта противоположность выступила о наибольшей силой и наибольшей остротой. Это объясняется созревшей, решительной и сознательной классовой борьбой. Теперь класс стоит против класса. Отжившая и совершенно разлагающаяся буржуазия, с одной стороны, и живой, воодушевленный идеями истинного, т. е. революционного марксизма-ленинизма, пролетариат — с другой. Энгельс в «Диалектике природы» справедливо и глубоко говорит: «В истории движение путем противоположностей выступает особенно наглядно во все критические эпохи у всех передовых народов. В подобные моменты у народа есть выбор только между двумя родами дилеммы «или-или», и вопрос всегда ставился совершенно иначе, чем этого же лало бы политиканствующее филистерство»[9-23].

В настоящий исторический момент противоположности выступили в несравненно большей степени, чем когда-либо в истории. Диалектика истории достигла той стадии, когда противоположности теряют всякое единство, когда одна из этих противоположностей, вбирал в себя все положительное, совершившееся до сих пор, призвана создать новое и подлинное единство. Дилемма такова: либо господство отбросов или, как выражается Энгельс в отношении буржуазии 1849—1851 гг., — «мошенников», разрушающих все культурное достояние человечества, либо диктатура пролетариата, ведущая к уничтожению всякого господства и эксплоатации человека человеком, — к истинной свободе и всестороннему развитию общества и личности. На чьей стороне будет окончательная победа—ясно само собою. Всякое политиканствующее филистерство будет бито с обеих сторон и сдано в архив истории вместе с буржуазией.

Загрузка...