В парке было оживлённо: резвились дети, целовались влюблённые, чинно беседовали старушки. Приверженцы ЗОЖа совершали пробежку, нарезая по аллеям круги. С озера, где плыли лодки, долетал смех.
Но всё это были неписи, создававшие атмосферу, а сам парк был неигровым сегментом: тут не стреляли в компьютерных монстров, а всего–навсего отдыхали.
— Зачем мы здесь? — спросила Кэсс.
— Чтобы спокойно всё обдумать, — сказал я.
Это было чистой правдой: ситуация требовала мозгового штурма, но моя приват–зона перестала быть приватной — там нельзя было ничего обсуждать. Так что мы прямо оттуда вышли в ВИРТУС-меню. Перед стандартными дверями — «Выбрать сегмент ВИРТУСа», «Помощь» и «Покинуть ВИРТУС» — была ещё одна: «Вернуться в «Приват–зону»» (а для Кэсс дверей было три: опции «Покинуть ВИРТУС» для неё не существовало). Зависнув в космосе, мы стали думать, куда отправиться, и я с какого–то перепугу назвал парк… Хотя будь я один, выбрал бы бар.
Очутились мы на лужайке, в окружении живой изгороди. Я сел на скамью, Кэсс осталась стоять. Видимо, была на нервах.
Осмотревшись, она с тревогой спросила:
— Как считаете, он всё ещё за нами следит?
Мне не требовалось уточнять, о ком речь.
— Нет, — сразу ответил я.
— Вы так в этом уверены? Он ведь знал про «Адреум»… И даже вашу приват–зону взломал.
— В «Адреуме» я заселился в отель, — объяснил я, злясь на собственную глупость. — А для Взломщика логично иметь там своего человека.
— С чего вдруг? — усомнилась Кэсс.
— Из–за бинокля, — пояснил я. — «Адреум» для Взломщика — важный сегмент. Думаю, у него там есть связи не только в отеле.
— А приват–зона?.. — напомнила Кэсс. — Вы же не знаете, как Взломщик туда проник.
— Не знаю, — честно признал я. — Но уверен, что взломал он её ещё до того, как Затворник избавил меня от вирусов.
В глазах Кэсс было сомнение — она явно боялась, что Взломщик опять объявится. Вздохнув, я твёрдо сказал:
— Поверьте, он не всесилен: просто хочет таким казаться. Будь это не так, он не пытался бы заключить со мной сделку.
Кэсс немного успокоилась и, смахнув чёлку, отвернулась.
Мы на время умолкли. Вдалеке смеялись неписи, наполняя псевдожизнью свой виртуальный эдем. Под робким ветром зашуршал воздушный змей, прицепившийся к вязу.
А потом Кэсс вдруг спросила:
— Во мне и правда нет ничего человеческого?
Из–за резкой смены темы я не сразу вник в смысл вопроса.
— Что?.. Нет… Конечно, неправда… Это полная чушь.
Если честно, я сомневался в своих словах — но почему–то хотел в них верить. А ещё вновь увидеть, как она смахнёт чёлку.
— Я ведь виртуальный клон, — тихо сказала Кэсс. — Может быть, даже хуже…Может, я всего лишь программа, как говорил Взломщик?
— Он много чего говорил, — бросил я. — Ему бы меньше болтать и сходить к врачу.
Кэсс улыбнулась, и я на неё засмотрелся… Не собирался, но пришлось. Что улыбка, что грусть её облагораживали. Будь здесь профессиональный фотограф, он душу продал бы за возможность заключить с ней контракт.
Тут я себя одёрнул: о чём я думаю?! Передо мной — виртуальная девушка, неспособная выйти в реал. А её «прототип» погиб ещё летом. Да мне бы от страха дрожать, а не либидо своё тешить!
«Ни за что и никогда», — напомнил внутренний голос.
Правда, к нему примешался другой: если бы я и впрямь считал Кэсс виртуальной, сказал бы я Взломщику «пошёл вон», когда тот её обидел?..
Приободрившись, Кэсс деловито осведомилась:
— Так о чём вы хотели подумать? Вы же вроде собирались устроить мозговой штурм.
— Собирался, — подтвердил я. — Накопилось слишком много вопросов. Надо бы их обмозговать.
— Обмозговать?.. — с иронией повторила Кэсс.
Я неловко пожал плечами. И чем ей не угодило это слово?
— О’кей, давайте обмозговывать, — Кэсс внезапно повеселела. — Хотите, озвучу первый вопрос?
— Давайте, — согласился я.
— Если Взломщик действительно болен и ему тяжело находиться в ВИРТУСе, то почему он пришёл к нам сам? — Кэсс задумчиво провела пальцем по листьям самшита. — К охране каньона он привлёк сотни людей — и не мог нанять кого–то, кто вошёл бы за него в виртуальность?
— Выходит, не мог, — подтвердил я.
— Почему?..
Поразмыслив, я выдвинул свою версию:
— Допустим, что яблоко, бинокль и кукла — это и в самом деле части какой–то программы. Но кроме Взломщика никто об этом не знает. А что было бы, если бы вдруг узнали?
— Гонка за пасхальными яйцами, — сразу сказала Кэсс.
— Вот именно, — кивнул я. — За тем же биноклем никто не охотится, пока это просто бинокль… Ну лежит он на дне каньона — так и пусть себе лежит. А если кому–то станет известно, что это не бинокль, а нечто большее? Или что кукла — не просто кукла?
Кэсс понимающе кивнула:
— То есть Взломщик не хочет привлекать к ним внимание? И никого не посвящает в свою тайну?
— Похоже на то, — сказал я. — Поэтому он и не нанял переговорщиков: любые беседы об этих предметах он предпочёл вести лично.
— Допустим, — согласилась Кэсс. — Но остаётся вопрос, почему он их не спрячет: ведь мог бы и в сейфе запереть… Даже в разных сейфах. И в разных сегментах.
— Не знаю, — честно сказал я. — Чего не знаю, того не знаю.
Мимо нас пробежал энписи в шортах и майке. Проводив его взглядом, Кэсс задумчиво произнесла:
— А вам не показалось, что Взломщик руководствуется благими мотивами? По крайней мере, он так считает.
— Угу, — буркнул я. — Как диктаторы и террористы.
— Нет, тут другое, — Кэсс мотнула головой. — Он ведёт себя так, словно хочет чему–то помешать: не дать использовать то, что считает вредным.
— Вредным?.. — переспросил я.
— Ну бывают же всякие вредные изобретения, — Кэсс пожала плечами. — Маргарин… Атомная бомба…
Я чуть не прыснул от такого сравнения. Заметив это, Кэсс покраснела:
— Зря усмехаетесь — маргарин называли тихим убийцей. Трансжиры, между прочим, убили миллионы людей!
Я не стал спорить, хотя всё относительно: коварный маргарин давно стал обезжиренным, а ядро урана человечество поделило не только ради бомб — есть ещё атомные электростанции. Всё, что мы создаём, можно использовать двояко — во благо или во вред.
Но с другой стороны — многие видят лишь одну сторону… Быть может, Взломщик в их числе?..
— Кстати, — внезапно спросила Кэсс, — а почему вы отказались от сделки? Ведь он предложил вам больше, чем мой отец.
— В два раза, — уточнил я. — Но ваш отец мне понравился, а Взломщик — нет. Лицом не вышел.
Кэсс засмеялась. Её смех очаровывал. Он был звонкий и живой.
Какой он к чёрту виртуальный? Он реальней, чем плесень в моей затхлой квартире.
Но потом я заставил себя думать о работе:
— Что мы имеем? — стал я размышлять вслух, раскладывая по полкам элементы головоломки (а назвать как–то иначе всё то, чем обернулось задание Рябова, я бы не смог). — Вы тестируете «Китеж», проваливаетесь под текстуры и там встречаете мальчика — либо энписи, либо геймера. Он произносит слова, которые вы позже записываете на стикере. Потом вас сбивает машина… — тут я осёкся, но Кэсс продолжила за меня:
— И я погибаю. А в ВИРТУСе появляюсь другая я.
— С доступом к вашим аватарам…
— И к чужим инвентарям, — напомнила Кэсс. — А ещё к каждой из подключённых к ВИРТУСу камер. Это ведь важно?
Я кивнул: ещё как важно. Но что это может означать?..
Решив пока не ломать над этим голову (всё равно нет дельных версий), я продолжал:
— А сегодня появляется Взломщик и пытается не подпустить нас к яблоку.
— Не только Взломщик, — вставила Кэсс. — За вами ведь следили двое. Так сказал ваш приятель…
— Затворник, — бормотнул я. — Да, двое: виртуоз и дилетант.
Мои мысли стали путаться. Ну и как это всё связать воедино?!
Ответ был очевидным: никак. С той информацией, которой мы обладали, связать это не смог бы и Шерлок Холмс.
Значит, остаётся лишь делать свою работу: найти способ попасть в Яму дьявола, а после отправляться в «Дворг». Если яблоко, кукла и бинокль (три чёртовых слова, уже набившие мне оскомину) — и правда элементы какой–то программы, то я просто не стану её запускать… во всяком случае, пока не пойму, что она собой представляет. Но зато, заполучив их, я, возможно, смогу что–то узнать… Может быть, даже выясню, что именно случилось с Кэсс и кого за это благодарить.
Взглянув на неё, я сказал:
— Нужно достать альпинистское снаряжение. У меня–то оно есть, а вот у вас…
— Тоже есть, — Кэсс мгновенно поняла, куда я клоню. — Я же давно собиралась спуститься в Яму. Поначалу даже думала, что отправлюсь туда одна.
— И запаслись экипировкой?
Кэсс кивнула.
— Трос?.. — уточнил я. — Обвязка?.. Страховочное устройство?..
Кэсс при каждом вопросе кивала:
— Я открою свой адреумский инвентарь и дам вам визуальный доступ. Между прочим, у меня третий разряд по скалолазанию: я им раньше занималась. И не в ВИРТУСе, а в реале.
— Отлично, — я встал со скамьи. — В таком случае пора браться за дело.
— Думаете, у нас получится?.. — усомнилась Кэсс. — Вы же видели каньон… Там и мышь не проскочит.
— Мышь и правда не проскочит, — подтвердил я. — А невидимка — запросто.
Дом стоял в конце улицы, за низким белым забором. Здесь все дома были похожи — двухэтажные, приземистые, с лужайкой и гаражом. Любители старых фильмов легко узнали бы антураж: американская глубинка начала века.
— Туристический сегмент?.. — удивилась Кэсс.
— Не совсем, — сказал я.
Мы сюда прибыли полминуты назад. Сначала я прямо из ВИРТУС-меню сделал звонок; вообще–то я боялся, что мне не ответят, поскольку тот, с кем я желал встретиться, имел основания меня опасаться. Да чего там опасаться — я бы не удивился, если бы он слёг с инфарктом, услышав мой голос.
Но он обречённо согласился на встречу и даже сказал, где «живёт» в виртуальности: очень многие, подобно Затворнику, торчат тут сутками, променяв свои квартиры на созданные геймдизайнерами дома.
Я осмотрелся, про себя отмечая, что подобной картины увидеть не ждал: с учётом вкусов Егорыча ему подошёл бы замок… причём тот, где жил небезызвестный маркиз де Сад.
— Двадцать два ноль ноль… — прочёл я, отыскав взглядом номер. Всё никак не пойму, по какому принципу нумеруются дома в США. Вроде это система координат («север–юг», «запад–восток»), но подробно вникать лень, да и необходимости нет.
— Он что — скупил себе всю улицу?! — Кэсс поразилась своей догадке. — Но зачем?..
— Он любит уединённость, — мрачно ответил я. — С учётом того, что он творит в своём доме, это естественно.
Мы открыли калитку, прошли за ворота. На лужайке перед домом была детская площадка с качелями и турником. На обшарпанной скамейке лежала кукла.
При виде этой куклы я сжал кулаки. Слава богу, тут не было её хозяйки — хотя она точно ошивалась поблизости. Как и с десяток её сверстниц.
«Они неписи, — мысленно сказал я себе. — Просто неписи — и не такие, как Цолфи с Ферзюбрем, а примитивные… Успокойся».
Чтобы не смотреть на куклу, я повернулся к Кэсс:
— Вам лучше остаться здесь.
— Ладно… — она заняла качели. — Притворюсь покорной напарницей Джеймса Бонда. Буду вас ждать без «почему» и «зачем».
Я вздохнул.
— Он нас не впустит, если мы постучимся вдвоём. Поверьте, ему есть, что скрывать.
— Тогда почему он назвал это место? Назначал бы встречу там, где скрывать нечего.
— Потому что его секрет мне уже известен, — хмуро пояснил я. — И он полагает, что винить его не за что, поскольку он ничего плохого не сделал. Если честно, я не знаю, насколько он прав.
Оставив озадаченную Кэсс на качелях, я пошёл к двери.
Стучать не пришлось — замок щёлкнул, едва я взошёл на крыльцо. Дверь со скрипом приоткрылась, в проёме возникло конопатое личико.
— Дядя Петя вас ждёт, — звонко сообщила девочка, глядя на меня снизу вверх. — Он просил передать, чтобы вы вошли один. Если зайдёте вдвоём, он исчезнет.
Я заставил себя кивнуть, понимая, что под «исчезнет» имелся в виду выход в реал. На обладательницу голоса я старался не смотреть.
Она отступила, я шагнул за порог. Дядя Петя, значит…
В холле царил полумрак: окна зашторены, свет выключен. Хозяин дома создал нужную атмосферу: хотел ощутить себя в реале, где ему пришлось бы таиться и избегать взглядов соседей. Это повышало реалистичность происходящего — возможно, девочки в его глазах становились более живыми.
Не выдержав, я спросил:
— Сколько на мыле болотных шипов?
Вопрос был идеален для выявления энписи: в тех сегментах, где они не обозначены (а неписей не везде помечают зелёной точкой, как во «Фрее»), легко запутаться. Но абсурдная фраза это исправит.
— Простите, но ваш вопрос некорректен, — бесстрастно сообщила девочка. — На мыле шипов нет. Кроме того, слова «болотный» и «мыло» практически несочетаемы: мыло — это средство гигиены, предназначенное…
— Умолкни, — буркнул я.
Хоть я и знал, что ребёнок «невзаправдашний», мне всё–таки полегчало.
Под уходящей наверх лестницей скрипнули половицы — где–то там был коридор.
— Она неживая, — произнесли глухим басом. — Всего лишь непись… Из простых, семилетней давности.
— Знаю, — прошептал я. — Но грохнуть тебя всё равно хочется.
— Однажды ты уже это сделал, — под лестницей щёлкнул затвор. — Попробуешь повторить?
— Нет… Я не за этим пришёл.
Возникла пауза, потом из коридора сказали:
— Пойдём в гостиную.
Я не знал, где гостиная, но пошёл наугад — сквозь пыльный сумрак, на скрип половиц.
Как и ожидалось, коридор тоже был полутёмным. В нём никого не оказалось, поскольку Егорыч уже ждал в комнате. А когда я туда вошёл, он на меня наставил ружьё.
— Дробовик, — сказал Егорыч. — Оба ствола заряжены.
— Не сомневаюсь, — сказал я.
Какое–то время мы стояли. Потом Егорыч кивнул на кресло перед журнальным столиком, где были бутылка (почти пустая), стакан и блюдце с салатом — точнее, с его остатками.
Садясь в кресло, я поморщился. Пресытившись виртуальной экзотикой, мы стали беситься с жиру — и дошли до того, что воссоздаём в ней бытовуху… Вот уж не думал, что один из админов «Адреума», потратившийся на «Бентли» и мини–яхту, заскучает по грязным блюдцам.
С Егорычем я познакомился два года назад. Он тогда играл в шутер (названия уже не помню, но что–то про зомби–апокалипсис). В предпоследней локации Егорыч набрёл на засаду и после трёх тщетных попыток её пройти вызвал меня. С засадой я ему помог, но за следующим домом мы нарвались на куст, оказавшийся ядовитым; безобидный с виду кустик хлестнул Егорыча веткой. К слову, это было результатом моего пьянства: накануне я крепко набрался в реале, и в тот день маялся похмельем — вот и забыл про чёртов куст.
Из–за яда, якобы попавшего в его кровь, у Егорыча снесло крышу: периферийка в его кресле ввела соответствующий препарат. Он стал хохотать, попытался со мной драться, а после убежал в заброшенный дом — что–то в составе препарата вызвало двигательное беспокойство. Я отправился следом… и нашёл Егорыча раньше, чем перестал действовать яд.
Меня привёл к нему детский крик, донёсшийся из подвала. Когда я туда спустился, увидел такое… Девочка, конечно, была энписи, но меня всё равно переклинило: я бил Егорыча прикладом, пока его аватар не дал дубу. Выйдя в реал, я минут десять успокаивался, а затем сообразил, что у меня осталась видеозапись: в том шутере с менторов требуют записывать всё, что мы делаем (по–моему, чистый идиотизм — ведь при необходимости администрация может просмотреть действия игроков). И Егорыч об этом знал.
Едва я вспомнил про ту запись, как он мне позвонил: предлагал деньги и умолял не выкладывать запись в Сеть. Заодно и угрожал, хотя отлично понимал, что ничего мне не сделает. Ну и лапшу на уши вешал: мол, всё это из–за яда, а так он нормальный… Когда понял, что врать без толку (ни одна периферийка не превратит нормального в педофила), бессильно заплакал — и стал божиться, что к живым детям не прикасался: мол, его похождения исключительно виртуальные… А затем вдруг взбесился. «В реале я зла никому не делал, — прокричал мне Егорыч, — так какого же хрена должен перед тобой каяться? Если выложишь запись — застрелюсь в тот же день. И моя смерть будет на твоей совести!»
Потом он дал отбой.
Я весь вечер об этом думал… Нет, я вовсе не собирался его шантажировать — просто обдумывал ситуацию. Ведь в реале он и впрямь никого не трогал — по крайней мере, при мне. Да и зачем таким, как он, «палиться» в реале, если ВИРТУС избавил их от этой нужды? Любые фантазии можно реализовать по ту сторону гейм–кресла… Недаром же число изнасилований с появлением ВИРТУСа снизилось в восемь раз.
В общем, цепочка моих размышлений привела меня к тому, что уж лучше Егорычу и ему подобным «резвиться» в виртуальности, чем рядом со школой высматривать своих жертв…
На следующий день я ему написал (общаться с ним лично было противно), что если до меня дойдёт слух о его связи с настоящим ребёнком, я даже не стану этот слух проверять — сразу обнародую запись. А потом собственноручно его придушу.
Однако ту запись хранить было гадко — и я её удалил. Вот только Егорыч об этом не знал.
После долгого молчания он тоже сел в кресло. Исподлобья взглянул на меня через стол:
— Сколько?..
— Что — сколько? — не понял я. Потом сообразил, о чём он: — Ты думаешь, мне деньги нужны?
Егорыч дёрнул плечом.
— И стал бы я тянуть два года, чтобы только теперь тебя шантажировать? — с сарказмом уточнил я.
— Но ведь именно за этим ты и явился. Разве нет?
— Пожалуй, что да, — признал я. — Но требовать буду не деньги.
— Тогда что же?..
— Твои возможности в «Адреуме». Доступ к инструментам администрирования.
У Егорыча вытянулось лицо.
— Нет, Ларин… Нет, забудь. Даже и не проси.
— А это похоже на просьбу?
Застонав, Егорыч встал. С ружьём в руке прошёл до окна и назад. Резко остановился и снова на меня посмотрел:
— Я же работы лишусь…
— А выложу запись — лишишься жизни, — беспощадно сказал я. — Ты сам говорил, что тебе после этого один путь — на тот свет.
Егорыч глядел на меня с мольбой и злобой.
— Админский доступ, — бросил я. — Логин и пароль учётки.
— И что тебе это даст? — попробовал выкрутиться Егорыч. — Токены доступа фильтруются, удалённый доступ к учётной записи заблокируют. Это во–первых… а во–вторых, если ты в «Адреуме» собрался фокусничать, то тебе не мой доступ нужен, а суперадминский, которого у меня нет. И входить надо с основного серверного центра: даже вход с дублирующих серверов не прокатит.
— Это уже мои проблемы, — сообщил я, мрачно подумав о Затворнике: снова придётся к нему обращаться. Но зато он и с обычным доступом сотворит чудо.
— Нет… — Егорыч был близок к панике. — Нет, не могу.
— Ну тогда я пошёл, — я и правда встал с кресла. — Запись выложу в семь вечера по Москве. Готовься к своему звёздному часу.
— Сука… — прошептал Егорыч.
Я решительным шагом направился к двери.
— Стой… Стой, Ларин. Подожди.
Я остановился.
— Colorful sky триста сорок восемь. А пароль…
— Напиши на бумажке, — сказал я.
От Егорыча я вышел с небывалым облегчением — и не только потому, что получил желаемое; мне хотелось уйти с той секунды, как я вошёл.
Но увы, облегчение было недолгим.
Качели, где осталась Кэсс, пустовали: сиденье покачивалось, цепи скрипели на ветру. А Кэсс…
А Кэсс лежала на траве.
Если честно, я не сразу смог поверить глазам — уж слишком сюрреалистичной была картина.
Лёжа на спине, Кэсс безостановочно превращалась: то в Бедуина, то в Ингу, то в саму себя. Нечто похожее я видел вчера, когда она демонстрировала свои способности. Но сейчас метаморфозы происходили так быстро, будто Кэсс ими не управляла.
Одолев ступор, я подбежал к ней и услышал:
— Пройдёт… Со мной это уже было.
Я вздрогнул: «пройдёт» выговорила Инга, а остальное — ведьмак Геральт. И голос менялся вместе с обликом.
— Кэсс… — я опустился рядом.
— Комната с аватарами… — прошептала она. — Сегмент, где я оказалась после смерти…
Не успел я взять в толк, о чём она говорит, как слева от нас возникла дверь — открытая и будто звавшая за порог. За дверью был сумрак, где что–то рябилось: мельтешило, как снежинки при свете фар.
Умолкнув, Кэсс закрыла глаза… точнее, их закрыл вампир, которым она стала. А вампир стал Ларой Крофт.
Но я всё–таки понял, чего она хочет, и, взяв её на руки, шагнул в её дверь.
В первый миг я испугался, что войти не смогу: вдруг тут защита как в моей приват–зоне? Я же не Взломщик, чтобы в чужие двери вламываться…
Но защиты либо не было, либо Кэсс хотела меня впустить — и впустила. Даже не открыв глаз.
Мельтешившие «снежинки» оказались цифрами, хаотично мерцавшими в воздухе. Однако все они исчезли, едва я вошёл. Зыбкий сумрак стал комнатой.
Разглядев её убранство и пейзаж за окном, я резко остановился.
Окно было прямо напротив порога — панорамное, во всю стену. А за ним темнел космос — бездна с синим пульсаром… И с созвездиями, которые я видел сто раз.
Это была локация выбора; сюда попадаешь из ВИРТУС-меню, чтобы выбрать сегмент.
Выходит, вот где очутилась Кэсс, когда её сбила машина?..
Растерявшись, я застыл, но после заставил себя оглядеться.
Свет ночника, сиянье звёзд. Комод, стулья из пластика и кровать. Всё в приглушённых светло–серых тонах… Очень странное сочетание уюта и холода.
И конечно, я не мог не заметить стоящих вдоль левой стены аватаров.
Они выстроились в два одинаковых ряда: Геральт, которого я только что видел; Малефисента из новой версии «Спящей красавицы»; Джокер из очередного ремейка «Бэтмена»; Бедуин, которым Кэсс стала во время визита Взломщика; Инга, с которой я успел пообщаться… Аватаров тут было десятка три — недвижные куклы с застывшими лицами.
И все стояли на подставках, подчёркивавших их фальшивость. Будто Кэсс напоминала сама себе: они — это не она.
Я положил её на кровать, накрытую белым пледом и похожую на плотное пушистое облако. Причём с каждым моим шагом её вес то увеличивался, то уменьшался: аватары, в которых она превращалась, одинаково весить никак не могли.
— Спасибо… — Кэсс приняла образ эльфийки, тут же исчезнувшей с подставки: я краем глаза уловил возникшую в строю брешь. — Здесь мне станет легче… Всегда становилось.
Я неуверенно кивнул, сомневаясь в её словах.
Но частота превращений и впрямь сократилась: эльфийкой Кэсс была семь или даже восемь секунд. Потом вновь стала Ингой и сохраняла этот облик почти минуту. А затем стала собой (только стимпанковский костюм сменился голубым платьем) и уже не менялась.
С облегчением выдохнув, я сел на стул.
— Спасибо, — повторила Кэсс. — Со мной всё будет в порядке. Просто надо поспать.
— Ясно… — проронил я, хотя уже понимал: этот приступ был не первым — и вряд ли последним.
Повернув голову, Кэсс взглянула на аватаров:
— Кто я, ментор? Кэсс Рябова — или одна из них?..
— Кэсс Рябова, — сдавленно сказал я.
Она печально улыбнулась:
— Вы хорошо лжёте… — сделав паузу, Кэсс полушёпотом сообщила: — Я зову это место Убежищем. Никто меня тут не достанет, никто не войдёт… Да и адреса я никому не давала… до этого дня.
Призывно звякнул колокольчик. Открыв почту, я увидел строку с цифрами: Кэсс прислала мне адрес Убежища. Вместе с кодом, позволявшим сюда войти.
Словно бы спохватившись, она добавила:
— Вы ведь не натворите глупостей? Учтите, если что — мигом отсюда вылетите… Мне достаточно лишь этого захотеть.
Я вместо ответа подошёл к ней и накрыл её своим пиджаком. Для упомянутых «глупостей» было не время. Хотя я определённо хотел их натворить. Чтобы не испытывать такого желания, мне надо было ослепнуть.
Кэсс вновь улыбнулась — в этот раз иронично:
— Вы как добрый барсук, охраняющий фею в одной старой сказке…
— Не читал, — признался я. — Но за барсука спасибо.
Кэсс вымученно засмеялась. Потом вдруг посерьёзнела:
— Хочу вас кое о чём попросить: вы пока в «Адреум» не возвращайтесь… Я отлежусь и пойду с вами.
«А вот это будет видно», — подумал я.
Но Кэсс будто мысли мои прочла:
— Я должна взять бинокль сама, понимаете? Только я, никто другой… И куклу тоже. Но не спрашивайте, почему… — она помедлила, будто ища слова. — Просто… просто я чувствую, что должно быть именно так. Поэтому обещайте, что в «Адреум» без меня не вернётесь.
Ничего не ответив, я сел на стул.
Свет пульсара заливал комнату. Мертвенно сиял ночник. Аватары слепо глядели с подставок.
В те секунды я начал кое–что понимать.
— Ваши приступы… когда они начались?
Кэсс молчала.
— Вы упоминали сон, который всё повторяется… Первый приступ случился после перового сна?
Вновь я остался без ответа, но он был в глазах Кэсс.
— Яблоко, бинокль и кукла… — моя догадка переросла в убеждённость. — Вот почему они нужны вам — из–за превращений… Вы надеетесь с их помощью прекратить приступы… Думаете, это поможет?..
Кэсс чуть слышно проронила:
— Не думаю — знаю… Но не знаю, откуда… Безумие, да?..
Она улыбнулась, но с растерянностью. Её облик напомнил мне ребёнка, оказавшегося в толпе.
Да, она могла играть… Но в ту минуту не играла — я мог в этом поклясться.
Инстинкт самосохранения — вот что ею двигало. То, о чём Кэсс услышала в «Китеже» — кукла, яблоко, бинокль — могло оказаться спасательным кругом. Будто в них крылось что–то, без чего в ВИРТУСе ей не выжить.
Кэсс это чувствовала, но не могла объяснить.
Это и впрямь было безумием…
— Хорошо, — сказал я. — Отсыпайтесь, и мы вернёмся в «Адреум». Вместе.
— Спасибо, — прошептала Кэсс.
Через несколько минут она и правда уснула — с безмятежностью феи, охраняемой барсуком.