Ну что тут скажешь? Мальчик оказался девочкой…
Даже взрослая, Кнежик не отличалась женственностью. Да, она выглядела стильно; ей со знанием дела подбирали наряды (сама она вряд ли тратила на них время), короткая стрижка подчёркивала овал лица, а его резкие черты умело сглаживались визажистами. Но их работа не могла скрыть характер: его жёсткость проступала сквозь любой макияж.
Наверное, в детстве Кнежик часто принимали за мальчика.
Вот и Кэсс приняла.
Временно забыв про «Дворг», мы стали искать сведения о Кнежик: в статьях, на сайте «ВИРТУС Корпорэйшн», в её редких интервью. Мы надеялись на чудо: ну а вдруг повезёт найти что–то важное — подсказку, как в «Дворге»?.. И желательно такую, чтоб всё сразу стало ясно…
Но наши надежды не оправдались.
Информации о Кнежик было поразительно мало, а та, что имелась, укладывалась в избитый шаблон: «родился–учился–работал». Биографические статьи лишь повторяли друг друга, а то детское фото, что попалось нам с Кэсс, оказалось единственным в своём роде. Да и взрослых фотографий было меньше, чем у любой другой знаменитости: Кнежик редко появлялась на публике. Со СМИ она держалась сухо, соцсетями не пользовалась (звучит дико, но факт!), а про личную жизнь известно было лишь то, что она разведена. Видно, адвокаты Кнежик из кожи вон лезли, чтобы данные о её семье не попали в общий доступ: «мама ВИРТУСа» хотела быть отшельником не только в реале, но и в Сети.
Изменивший мир гений остался для всех загадкой.
— Клим, ну это же абсурд! — Кэсс глядела на фото Кнежик. Интерфейс перед нами давно стал монитором, а ниже было подобие клавиатуры: режим голограммы для обычного поиска не годился. — У ВИРТУСа ведь столько пользователей!.. Нам вживляют биочипы, которые она создала… И мы ничего о ней не знаем?..
— Видимо, этого ей и хотелось, — высказал я банальную мысль. — А её армия юристов смогла это обеспечить.
Кэсс откинулась на стуле. Вид у неё был подавленный.
— Можно проторчать тут вечность, — мрачно изрекла она, — и всё будет без толку. Кнежик уже год мертва… Даже если допустить, что меня скопировали из–за неё, то какой в этом смысл? И почему она выглядела ребёнком? Да тут мозги можно сломать!.. — Кэсс внезапно осеклась и посмотрела на меня: — Думаешь, Бедуин принадлежал ей?
Я лишь покачал головой: от гипотез и домыслов толку не будет.
Мы ещё четверть часа промаялись с гуглом, неспособным ответить на наши вопросы. Их была тьма, но я уже не ждал многого: для начала хватило бы и слухов… к примеру, о том, над чем Кнежик трудилась в конце жизни: ведь это могло стать зацепкой. Пока в «Дворге» стреляли, нам ничего не оставалось, кроме как попытаться распутать клубок, возникший под текстурами «Китежа»; раз уж выяснилось, что с Кэсс говорила копия Кнежик, можно было попробовать это сделать.
Но нам попросту не с чего было начать.
— Полный облом… — бросила Кэсс. — Только время теряем.
Я глядел на монитор, где опять была Кнежик: три десятка фотографий — и все бесполезны… Будто части мозаики, где стёрся узор.
Как свести их воедино, если вместо чётких линий остались обрывки?
Да очень просто: найти искусствоведа.
— Сделаем вот что, — я взглянул на часы. — Ты продолжай пока искать, а я кое–кого навещу.
— Кого? — удивилась Кэсс.
— Того, кто восхищался Кнежик. И он знает о ней больше, чем написано в «Википедии».
У магазина «Friendly Toys» стоял звонкий гомон: внутрь входила орава мальчишек лет восьми–девяти. Дождавшись, пока рядом никого не останется, я повторил обычный алгоритм действий: прошёл вдоль сквера у ограды, взялся за один из прутьев — тот, который выгибался — и со вздохом пропел:
Споёмте же песню под громы ударов…
Если честно, я в ту минуту боялся.
После вылазки в «Адреум» Затворник на меня зол. Из–за моей авантюры его взломали (или попытались взломать — я ведь не знаю, чем кончилось дело), и за это он как минимум потреплет мне нервы… А как максимум оборвёт со мной все контакты.
К счастью, второго не случилось: меня, как и раньше, перенесло в буферную зону — и это была хорошая новость.
Плохая состояла в том, что буферной зоной оказалась канализация.
Я угодил в мрачный тоннель — полукруглый, вонючий, с тёмной водой (в ней я, кстати, и стоял). Впереди брезжил свет (видно, где–то там был люк — либо с решёткой, либо открытый), слева и справа блестели стены — бугристые, склизкие, отвратительные даже на вид. Где–то тихо раздавалось заунывное «кап–кап».
«Ну спасибо, Затворник…» — подумал я.
И задался не слишком приятным вопросом: если в буферной зоне всё так «радушно», то что будет дальше?..
Досадный ответ я вскоре узнал.
Пришлось сначала ввести коды, отыскав на стене анархистские лозунги. Затем был привычный уже «моцион», когда вокруг — одна лишь тьма. А едва она рассеялась, я оказался в…
Вот блин!..
Раскинув руки, я с трудом сохранил равновесие.
Подо мной вместо пола была плита — вроде каменная, не больше квадратного метра. Плита висела в воздухе сама по себе. А под плитой (мама родная!..) бурлила раскалённая лава… или это была магма?.. Чёрт её знает, я всё забываю, чем они отличаются. Короче, что–то там бурлило, и оно мне не нравилось.
Но то, что было вокруг, понравилось мне ещё меньше.
Потоки раскалённой лавы (или всё–таки магмы?) низвергались отовсюду: я как будто был над озером, окружённом водопадами. Берегов (если те вообще были) я не видел, а наверх даже не стал смотреть: меня меньше всего интересовало, есть ли тут небо.
— Надо же — сам пришёл… — сказал откуда–то Затворник. — Ну и как предлагаешь с тобой поступить: топить сразу или по кусочкам?
Рядом что–то пролетело — то ли меч, то ли копьё… Я как–то не разглядел.
— Привет, Затворник, — бросил я. — Твоё гостеприимство вызывает искреннее восхищение.
— О, ты ещё не всё видел! — обнадёжил меня Затворник. — У меня для тебя столько всего припасено…
Из расплава высунулась акулья морда и, щёлкнув зубами, заставила меня вздрогнуть.
— Затворник, это неправдоподобно, — попытался сострить я, — акулам в лаве не выжить…
— Это магма, неуч, — укорил меня Затворник. — Предполагается, что мы под землёй, недалеко от ядра.
— Тогда тем более неправдоподобно — я бы сразу сгорел…
Ну вот кто меня за язык тянул?!
Магма с бульканьем стрельнула бело–оранжевой каплей. С трудом увернувшись, я заорал:
— Затворник, прекращай! Я пришёл поговорить!
— Интересно, о чём? — осведомился Затворник. — Может, о твоих словах «ничего сверхсекретного взламывать не придётся — всего–то сервер «Адреума»»?
— Но ведь всё так и было, — удивился я. — Ты же влез в сервер «Адреума», а не в Пентагон…
— Да уж лучше бы в Пентагон! Из–за твоих выходок меня чуть не взломали!
— Так ведь не взломали… — заметил я.
— Потому что я гений, — скромно сообщил Затворник. — Но если ты думал, что тебе сойдёт это с рук…
Он умолк, но из лавы… тьфу ты, то есть из магмы вновь высунулась акула.
— Злопамятство — грех… — я глядел в акулью пасть: та разверзлась жуткой бездной в обрамлении зубов. Господи, да это мегалодон какой–то!.. — Затворник, ну к чему эти дикости? — я невольно попятился, хотя пятиться было особо некуда. — Ты ведь даже не пострадал…
— Не пострадал? — гневно бросил Затворник. — А чем я, по–твоему, всю ночь занимался? Думаешь, просто вышел из ВИРТУСа, удалил временные файлы, запустил сканнер и перезагрузился? Мне пришлось делать такое… да ты не поймёшь по причине невежества!
— Ну так злись на того, кто всё это устроил, — я не сводил глаз с акулы, явно предвкушающей трапезу. — С ним разбирайся, а не со мной!
— Разобрался бы, если бы знал, кто это.
— Так найди… — предложил я. — Могу дать зацепку: он связан с Дианой Кнежик.
Потоки магмы застыли, бурление внизу прервалось. Из жгучей массы осталась торчать акула. Будь это какой–нибудь старой игрой (из раритетов времён приставок), я бы сказал, что нажали на паузу.
Откуда–то сверху спустился Затворник, стоящий на гладкой плите, как и я — но его плита была втрое больше моей.
— С Дианой Кнежик? — повторил он.
Я напрягся и кивнул.
Теперь будет одно из двух: либо падение, либо беседа.
Но падения не последовало — Затворник был явно заинтригован.
Про себя я отметил, что он снова в пижаме: видимо, опять спал в ВИРТУСе. Значит, его разбудил искин. И хорошего тут мало: раз Затворник «связал» будильник с моим визитом, то лишь затем, чтобы меня побольнее четвертовать.
Но он вопреки моим мыслям сказал:
— Так и быть: твоё смертоубийство откладывается.
— Надолго? — полюбопытствовал я.
— Пока глупые вопросы задавать не начнёшь! — отрезал Затворник — и нехотя пояснил: — Хочу знать, почему меня чуть не хакнули. Но лучше бы это было что–нибудь важное, а иначе мою крошку, — он кивнул на акулу, — ждёт сытный обед.
— Важное?.. — повторил я. — Да без проблем… Как насчёт программы, способной изменить мир?
Но Затворник не впечатлился:
— Таких сотни… Про Torrent не слыхал? Про старые медиа–плееры? Да мир когда–то изменил обыкновенный пакет Office!
— Тогда как насчёт программы, позволяющей жить в ВИРТУСе?
— Мы и так в нём живём. Лично я выхожу всего дважды в день — догадайся, зачем.
— Жить вечно, Затворник. И никуда не выходить.
Он пару секунд переваривал услышанное. Затем спросил:
— Ты про создание ВИРТУС-клонов?..
— Прости, но деталей пока не скажу, — из–за Кэсс я и правда не мог их озвучить: нельзя рассказывать, кто она — ни Затворнику, ни кому–либо ещё. — Но что смогу, объясню позже — когда сам во всём разберусь. Поверь, ты такого не услышишь нигде. А ещё с меня коньяк.
— Винтажный портвейн, — буркнул Затворник, явно забывший своё обещание со мной не пить. — Насчёт той программы… Ты мозги мне не пудришь?
Я покосился на акулу:
— Стоя в метре от неё? Да ещё и над лавой?
— Над магмой, — проворчал Затворник.
— Хорошо, над магмой. Нет, не пудрю — такая программа действительно есть. То, во что я сейчас влип, напрямую с ней связано.
В ответ последовал сарказм:
— Менторство стало опасным делом… И что, во всём этом была замешана Кнежик?
— Думаю, да, — подтвердил я. — Но не знаю, каким боком. И мне позарез надо выяснить, чем она занималась незадолго до смерти.
Затворник вроде задумался. Пока он размышлял, ни послать ли меня к чёрту (а размышлял он явно об этом), я воззвал к его гордыне:
— В интернете про Кнежик самый минимум информации. А ты много о ней знаешь…
— Не так уж и много — только слухи, — явно поскромничал Затворник. — Ну и официальную биографию.
— Да бог с ней, с биографией… — решил я. — А вот слухи — то, что нужно. Особенно за последние годы. Конечно, я тебе заплачу…
Но Затворник отмахнулся:
— Я зарабатываю горбом, а не сплетнями — ими я и так поделюсь. Но за тобой будет должок.
— Какой? — слегка напрягся я.
— Когда придёшь снова — а ты рано или поздно придёшь, назовёшь мне того гада, который меня чуть не хакнул. Это моё условие, ясно?
— И что ты с ним сделаешь? — полюбопытствовал я.
Не то чтобы меня это волновало — просто стало интересно.
— А это зависит от его положения, — рассудил Затворник. — Слышал про социальную иерархию викингов? Ярлы, карлы и рабы. Так вот, если он из ярлов, то я даже не рыпнусь. Если из карлов, подумаю. А если он мелкая сошка — это, конечно, вряд ли, но вдруг? — то я всю его жизнь спущу в унитаз: этот засранец даже пиццу не сможет себе заказать!
Меня передёрнуло. Надо намотать на ус, что злить Затворника опасно…
— Хорошо, — сказал я (кстати, не кривя душой: чутьё подсказывало, что имя Взломщика мне вскоре станет известно). — При следующей нашей встрече ты узнаешь, кто пытался тебя взломать.
И затаил дыхание: как бы Затворник не передумал. Но он кивнул (мол, по рукам) и сообщил:
— В общем, знаю я двух техлидов из «ВИРТУС Корпорэйшн», и оба они любят посплетничать. Ну и много чего интересного болтали о Кнежик.
— Например? — спросил я.
— Что она лесбиянка и баловалась наркотой. Во второе я не верю, но первое похоже на правду. Хотя мне это по барабану.
У меня вырвался вздох разочарования:
— И всё?..
— Ещё говорили, что её завербовали спецслужбы.
— Тоже мне новость… — буркнул я. — Это же секрет Полишинеля…
— Уж чем богат… — парировал Затворник. — Или ты ждал Особой папки с пометкой «Совершенно секретно»?
Но по взгляду Затворника было ясно, что главное он приберёг на потом. Так оно и оказалось:
— А ещё ходят слухи, что у Кнежик есть сын.
Мои брови приподнялись, и Затворник ухмыльнулся:
— Ага. Уже взрослый. Но она его не рожала — воспользовалась услугами суррогатной матери.
— А отец?.. — машинально спросил я.
— Неизвестно. Судя по всему, ЭКО было с донорской спермой.
Затворник умолк, дав мне это обдумать.
— Но зачем Кнежик ребёнок? — проронил я. — В смысле, она ж была помешана на науке… В интервью даже жаловалась, что ей некогда спать.
— Может, как раз из–за бесценного отпрыска? — заметил Затворник. — Судя по всё тем же слухам, она над ним тряслась как наседка: он даже в школу не ходил — был на домашнем обучении.
— Но в Сети о нём ни слова… — с сомнением вставил я.
— А чего ты хотел? Сведения об ЭКО регулируются законами о защите частных данных: право на забвение и всё такое… Они ж за последние лет пятнадцать ужесточились настолько, что ни один поисковик не захочет рисковать — особенно с монстрами уровня Кнежик. Её адвокаты самого чёрта порвали бы в клочья.
Поразмыслив над этим всего пару секунд, я понял, что Затворник прав: порвали бы, и ещё как… Ни от рогов, ни от хвоста бы ничего не осталось.
Заодно мне подумалось, каково это — так дрожать над своим чадом, чтобы скрыть его от всех?.. Видимо, Кнежик была из тех гениев, которые «с прибабахом»; они иногда попадают в историю, но чаще — в дурдом.
— О нём хоть что–нибудь известно? — естественно, я имел в виду её сына.
— Молодой, — пожал плечами Затворник, — лет двадцать, может, чуть больше. Судя по всему, нелюдимый, как и его мать. Говорят, за пару лет до её смерти он съехал и жил отдельно: слинял сразу, как исполнилось восемнадцать. Но даже после этого остался одиночкой: нигде не тусил, в светскую хронику не попадал, — сделав паузу, Затворник признался: — Всё это настолько странно, что выглядит дезой… В общем, не ручаюсь за достоверность.
Я рассеянно кивнул.
Нигде не тусил, в светскую хронику не попадал… Нелюдимый… Не потому ли, что он чем–то болен?..
Мне вспомнился Взломщик — и как он вёл себя в приват–зоне.
— А что касается того, чем занималась Кнежик незадолго до смерти, — продолжил Затворник, — то тут ничем порадовать не могу. Вроде был один проект с рабочим названием «Феникс», но о нём ничего не известно. Если честно, я и в названии не уверен.
Затворник умолк, а я вздрогнул.
Феникс — символ возрождения. Символ воскрешения и вечной жизни.
Символ бессмертия.
А в унисон с этой мыслью прозвучал писк — вроде того, что издаёт микроволновка по окончании разогрева. Передо мной вспыхнул красный восклицательный знак.
Затворник переменился в лице.
— Ларин, у тебя проблемы.
Я глядел на красный знак с тем чувством, какое испытывают на краю пропасти.
— Экстренный выход… — прошептал я.
Потом вспомнил: мы в локации Затворника. Тут экстренный выход не предусмотрен.
Но он сказал:
— Я разрываю твой контакт с ВИРТУСом… Ты будешь в реале через восемь секунд.
Я судорожно кивнул.
Восемь секунд — это мелочь. И целая вечность, когда горит красный восклицательный знак.
Он мог загореться лишь из–за ЧП — например, при пожаре… Или если трубу прорвёт… Или при землетрясении…
Или если кто–то вскрывал мой дверной замок.
Открыв глаза, я сразу понял, что нахожусь в комнате не один.
Я никого пока не видел, но чувство было однозначным: рядом кто–то точно есть. Он пришёл по мою душу, и он уже близко. Его взгляд буравил спинку гейм–кресла.
Он меня видел, а я его — нет.
— Без глупостей, Клим, — сказали сзади — почему–то приглушённо, будто визитёр был в маске. — Посмотри вверх.
Я посмотрел.
Надо мной висел дрон — угрожающе низко, как шмель над цветком. Дрон был чёрный, шестироторный. Под его брюхом поблёскивали баллончики с открытыми распылительными головками.
Сзади вновь заговорили:
— Надеюсь, ты не думаешь, что это дезодорант? Вставай, но без резких движений.
Медленно встав, я развернулся.
Незваный гость был у порога. Им оказался Лоцкий, но узнал я его не сразу: нижнюю часть его лица скрыл резиновый респиратор. По бокам были фильтры, глаза защищали пластиковые очки.
— Второй раз не здороваюсь, — сказал Лоцкий. И сумбурно добавил: — Я же обещал, что ещё с тобой свяжусь.
— Обещал… — растерянно признал я.
И осознал всю нелепость его слов: он что, пришёл поговорить?.. С дроном и в противогазе?.. Взломав для этого мою дверь?!
Но тут до меня запоздало дошло, во что Лоцкий одет: перчатки и комбинезон. Это было очень плохо. Он ведь так вырядился, чтобы следов не оставлять…
— Сядь, Клим, — велел Лоцкий.
— Куда?.. — тупо спросил я.
Лоцкий подумал и решил:
— На диван. Руки держи так, чтобы я их видел. И учти, что гексакоптер определил тебя как цель: дёрнешься — выпустит газ.
Дождавшись, пока я сяду, Лоцкий занял кресло напротив.
— Сейчас мы будем говорить, — мягко сообщил он. — От итогов разговора зависит твоё будущее. Хотя есть вероятность, что его у тебя не будет.
— Я уже догадался… — мрачно сострил я.
Взгляд мой упал сначала на дрон, затем — на плазменный экран, где отражалась прихожая. Заметив это, Лоцкий поморщился:
— Вот только не надо этих глупых предположений: входную дверь я закрыл. Замок не взломан, я использовал отмычку. Кстати, не вздумай орать: звук свыше семидесяти децибел станет для дрона сигналом к атаке.
Осторожно кивнув (мол, всё ясно), я заметил в экране отражение кейса, похожего на ящик для инструментов. Значит, там лежит одежда: Лоцкий сменил её в подъезде, облачившись перед моей дверью в комбинезон. А ещё в этом ящике могло быть много чего интересного — как для допросов, так и для имитации суицида (к слову, второе никого и не удивит: я ведь алкаш, потерявший семью. Могу вены себе вскрыть, могу повеситься… Расследовать это особо не станут).
В общем, мне и правда всё было ясно…
Конечно, я искал выход, но его не было. Всё сводилось к тому, что я влип.
И всё–таки я не мог не спросить:
— Это ты убил Кэсс?
— Нет, — сразу сказал Лоцкий. — И я понятия не имею, кто это сделал.
Мне показалось, он не врёт… Да и зачем ему врать? Все козыри у него.
— Но ты подставил Тарищева? — уточнил я.
— Подставил, — признал Лоцкий.
Я растерянно молчал, ожидая объяснений: почему–то казалось, что он их даст.
И он дал:
— Мне нужно было сделать так, чтобы Рябов угомонился: не только отозвал тебя, но и не обращался к другим менторам. Я даже с женой его говорил. Вместе мы его убедили, что всё кончено: виновник ДТП найден, пора ставить точку.
— Но зачем?.. — проронил я.
В ответ с усмешкой донеслось:
— Не хочу, чтобы кто–то узнал о первой виртуальной копии человека: это слишком ценная информация, чтобы ею делиться.
Я вздрогнул.
— Ты за мной следил… — мне вспомнились слова Затворника: он ведь сразу просёк, что за мной следят двое — виртуоз и дилетант.
Вот второй–то передо мной и сидел.
— Следил, — признал Лоцкий. — Вплоть до взлома Цолфи и даже чуть дольше — пока твой приятель не избавил тебя от вирусов. Я и за Жаровым следил, и за Гаем, и за Моррисоном. За каждым из твоих предшественников.
— Зачем?.. — повторил я.
— Чутьё. Профессиональное чутьё, Клим, — без ложной скромности сказал Лоцкий. — Я ведь ещё летом понял, что баг в «Китеже» был не багом, а чем–то большим: уже хотя бы потому, что не нашлась его причина. Значит, это нечто важное, так? Что–то, чего раньше не было, — он помедлил и добавил: — А из всех уроков, что я получил в жизни, главными были два: в любой драке бить первым и не упускать свой шанс.
Выдержав паузу, Лоцкий продолжил:
— Я цеплял к менторам ВИРТУС-шпиона, чтобы узнать то, что узнают они. Но в итоге я узнал больше… Не догадываешься, когда?
— Когда появилась Инга, — проронил я.
— Якобы Инга, — уточнил Лоцкий. — Она так бойко набивалась в напарницы к менторам, что меня это насторожило. Я связался с ней в реале — и каково же было моё удивление, когда я понял, что Инга Смирнова ничем подобным не занималась!.. — взгляд Лоцкого за стёклами защитных очков стал расчётливым и цепким. — Тогда кто, спрашивается, бродит по ВИРТУСу с её лицом? Но наблюдая за тобой, — он показал на меня пальцем, — я получил ответ.
— Поздравляю… — бросил я.
Но Лоцкий пропустил это мимо ушей. Сейчас в его облике (и дело тут было даже не в маске) не осталось ничего от интеллигента, с которым я беседовал в баре. На меня глядел хищник, учуявший кровь.
— Виртуальная копия человека, — размеренно произнёс он. — Открытие, равнозначное появлению ВИРТУСа. И о нём никто не знает… может, лишь тот, кто взломал Цолфи, но он явно не торопится это использовать. Смекаешь, к чему я?
— Я тупой, — признался я. — Просвети.
— А чего тут просвещать?.. — будто удивился Лоцкий. — Это и есть тот самый шанс, о котором я сказал. Шанс, которого нельзя упустить.
Меня обжёг гнев, но я не мог дать ему волю и поэтому всего лишь изрёк очевидное:
— Тебе нужна Кэсс.
— Ну я бы её так не назвал… — Лоцкий пренебрежительно дёрнул плечом. — Какая она к чёрту Кэсс? Она — копия… То же самое, что непись, но с характером своего прототипа. Однако то, что её поведением руководит не искин, делает её уникальной — а значит, очень дорогой, — Лоцкий подался вперёд и закончил: — Так что в целом ты прав: она мне нужна. Она — мой счастливый лотерейный билет.
Он умолк, и я тоже не спешил говорить, задаваясь двумя вопросами: сколько между нами метров и успею ли я сорвать с него маску прежде, чем дрон пальнёт газом? По всей видимости, нет… Но попробовать хотелось.
— Я могу найти людей, — сказал Лоцкий. — Надёжных людей. Поработав с этой… копией неделю–другую, они разберутся, кто она или что она. Думаю, им даже станет ясен механизм копирования.
— И ты хочешь, чтобы я привёл к тебе Кэсс? — я сам удивился спокойствию в своём голосе.
— Этого бы не потребовалось, если бы ты не удалил программу–шпиона, — заметил Лоцкий. — Имей я возможность за тобой наблюдать, забрал бы девку сам. Уж способ нашёл бы.
— Не сомневаюсь, — сказал я.
— Но раз ты раскрыл слежку, — Лоцкий будто не заметил моего тона, — мне пришлось прийти сюда.
Я с сарказмом уточнил:
— Чтобы дрона испытать?
— Чтобы задать вопросы, — ответил Лоцкий. — Мне надо знать, где девчонка. Уверен, в ВИРТУСе есть место… определённая локация, где она, если можно так выразиться, живёт. И мне нужен его код.
Конечно, я понял, что речь об Убежище — и невольно подумал, что Лоцкий неглуп.
— С чего ты взял, что я его знаю?
— А разве нет?
Я молчал. Вообще–то высказаться хотелось, но то, что я желал сказать, не стоило говорить под боевым дроном…
— Ты ей понравился, — бросил Лоцкий, — я это понял в первый же день. Может, в иной ситуации это ничего бы не значило, но не в её положении. Ей надо было быть железной, чтобы не сблизиться с тобой после трёх месяцев одиночества.
Мои пальцы стали сжиматься в кулак. Лоцкий между тем продолжал:
— Я предлагаю тебе партнёрство… другому бы не предложил, а тебе — предлагаю. Мы ведь похожи: оба заняты не своим делом, — тут в глазах Лоцкого что–то мелькнуло — то ли обида, то ли злость; Кэсс не зря говорила, что он зол на весь мир. — Меня ведь когда–то подставили… крепко подставили… Я уже шёл на повышение, а вместо этого… — умолкнув, он махнул рукой и вновь перешёл на деловой тон: — В общем, решай, Клим. Мы с тобой можем сорвать куш: стать хозяевами проекта, который принесёт миллиарды. Взойти на олимп и утереть нос всем, кто смотрел на нас свысока. Равную долю не обещаю, но двадцать процентов — твои.
— Сорок, — сказал я.
Лоцкий явно растерялся.
— Что?..
— Сорок процентов, — повторил я.
Он какое–то время сверлил меня взглядом, а после зачем–то достал смартфон.
И я понял, что без толку водить его за нос: искин дрона анализировал мою мимику и интонации. А смартфон связан с дроном.
— Клим, Клим… — вздохнул Лоцкий.
Я к нему прыгнул — но не успел: дрон выпустил газ.
Я даже не заметил, как упал на пол. Грудь сдавило, глаза заслезились. Мышцы свело судорогой; казалось, они вот–вот лопнут.
— Жаль… — скорбно сказал Лоцкий. — Правда, жаль.
Я корчился как выброшенная на берег рыба. Орать не мог — только хрипел.
— Тут несколько разновидностей боевого вещества, — Лоцкий кивнул на дрон. — Ни одно из них тебя не убьёт… во всяком случае, быстро. Но ощущения будут незабываемые. Заметь, очень удобно, что ты не сможешь кричать, — встав с кресла, Лоцкий подошёл ко мне и жёстко добавил, глядя на меня сверху вниз: — Гексакоптер будет выпускать газ часами, малыми дозами. До тех пор, пока ты не скажешь мне код.
— …шёл… на…
Увы, произнести общеизвестную фразу у меня не получилось.
— После тебя, — Лоцкий наступил мне на пальцы. — Мы продолжим беседу, когда ты сможешь говорить. Ждать придётся три минуты, но тебе они покажутся часом.
Он развернулся, чтобы снова сесть в кресло, когда разбилось окно. А выстрелов я даже и не услышал.
Дрон куда–то отлетел, выпуская сноп искр. Следом рухнул и сам Лоцкий: пуля, войдя в его висок, навылет пробила череп.
Я лежал на полу, ничего не понимая — кроме разве что того, что меня забрызгало кровью.
Шум открывающейся двери, чьи–то шаги. Приглушённые голоса, звучащие сквозь респираторы. Отрывистые, короткие фразы.
Меня поднимают и волокут через прихожую, держа под руки. Кто–то упоминает антидот.
— И так оклемается… — произносят в ответ.
Спуск в лифте, двор. Меня запихивают в машину — кажется, в микроавтобус. Но я в этом не уверен.
— Глотни, — говорит кто–то.
Фляга касается моих губ. Вода, боже, вода!..
Спирт?!
Да они издеваются?!
Меня выворачивает наизнанку. Кто–то громко матерится.
Мне на голову надевают мешок.
Шум двигателя.
Блаженная, спасительная темнота…
Но прежде, чем в неё провалиться, я успеваю подумать, что задание Рябова перестало быть ребусом — оно обернулось безумным сном. Превратилось в набор разноцветных осколков, самовольно покинувших калейдоскоп. Стало ряской над миром кривых отражений, пугливо дрожащих в воде.
И мне отчётливо казалось, что я в ней утону.