Игра в бессмертие

Глава 20

Если пустота Вселенной, озарённая звёздами и пульсаром, годится для решения каких–то вопросов, то это вопросы Жизни и Смерти.

Вернувшись в Убежище, я рассказал Кэсс о своих похождениях, — но о Лоцком умолчал, чтобы её не волновать. Умолчал я и о том, что сижу в гейм–кресле Роберта, став его пленником (пусть он и вёл себя корректно, но сути это не меняло: я не гость, а заключённый, и лишь Роберт решал, когда я уйду… и уйду ли вообще). Если бы я об этом обмолвился, Кэсс тут же решила бы отдать Бедуина, опасаясь за мою жизнь, — а я не хотел, чтобы это влияло на её выбор: ей следовало руководствоваться рассудком, а не страхом за меня.

Впрочем, решение о том, как поступить с ключом от рая, нечаянно попавшем к ней в руки, мы принимали вместе.

Описывать наш диалог я не стану — лишь выделю основное.

Конечно, Кэсс начала с плюсов вечной жизни в цифровом мире.

Во–первых и в-главных — сам факт этой жизни, то есть то самое бессмертие, достоинства которого оспаривал Роберт; во–вторых, не придётся губить экологию и дрожать над ресурсами — ведь они в ВИРТУСе неиссякаемы; там нет болезней (это в-третьих) и войн (в-четвёртых), где пришлось бы по–настоящему гибнуть; в-пятых, гении смогут вечно творить и изобретать, веками принося людям пользу; в-шестых, банальное отсутствие старости, с которой мы бьёмся в реале; в-седьмых… впрочем, хватит и этого: все прочие плюсы цифрового посмертья уложились в предыдущие пункты.

Да только на каждый из плюсов нашёлся свой минус.

Победу над старостью перечёркивал износ оборудования, грозящий виртуальным мирам катастрофой; вместе с гениями «оцифруются» наркобароны, диктаторы и просто богатые негодяи, чью власть уже не ограничит срок жизни; виртуальные войны, пока что бескровные, будут таковыми недолго: мы и в ВИРТУСе найдём способ губить друг друга, заменив артобстрелы на кибератаки, а киллеров — прыщавыми хакерами; на смену болезням придут сетевые вирусы: их станет больше, чем сейчас, и использовать их будут в каждом конфликте; недостача ресурсов сменится нехваткой вычислительных мощностей, которые жёстко ограничат вместимость цифрового рая: серверной памяти, неспособной обработать чудовищные массивы данных, никогда не хватит на всех; а виртуальное бессмертие таковым останется на словах: наличие кнопки «Delete» превратит его в фикцию, и миром будут править те, на чьём столе клавиатура. Боссы «ВИРТУС Корпорэйшн» превратятся в богов.

И я был наивен, сказав Роберту о «правилах»: мол, мы можем их выработать, чтобы решать, кому заселяться в ВИРТУС. Особых правил не будет… Всё сведётся к инвестициям в собственное посмертье. Это будет утопия: трансгуманизм, возведённый в абсолют. И ко всем известным формам неравенства мы добавим ещё одну — самую страшную: кому жить — а кому умирать.

Когда всё это прозвучало в нашем с Кэсс диалоге, она тихо сказала:

— Я согласна, Клим… Пусть удаляет Бедуина к чертям. И всё остальное тоже… как только мы заберём куклу.

Я кивнул и обнял её. Сейчас нам нужна была поддержка друг друга как знак верности выбора, который мы сделали. Выбора, сделанного за весь мир.

Но если бы такой выбор был дан человечеству, оно бы ошиблось: люди поддались бы соблазну, как поддался бы ему я, когда умирал мой сын.

В ту минуту я начал понимать Роберта.

Отстранившись от Кэсс, я негромко позвал:

— Взломщик?.. — потом спохватился и поправился: — Роберт?.. Роберт, ты нас слышишь?

Я не сомневался: он нас и слышит, и видит. Я сидел в его гейм–кресле, так что чему тут удивляться?

— Слышу, — через пару секунд подтвердил Роберт (его голос звучал у меня в голове, но и Кэсс, судя по её удивлению, его услышала). Будто в ответ на мои мысли Роберт добавил: — И вижу…

— Хорошо, — сказал я. — Значит, ты знаешь, что мы решили.

— Знаю, — произнёс Роберт. — Я рад. Поверь, вы решили правильно.

Я лишь молча кивнул.

— Как ты намерен добраться до куклы? — спросил Роберт.

Я вздохнул. Около трёх часов назад, сидя у перекрёстка, я как раз думал о способе, к которому не прибегло бы большинство геймеров. Этот способ я сравнивал с русской рулеткой.

И похоже, мне придётся в неё сыграть: админы «Дворга», явившиеся за куклой, лишили нас времени на раздумья.

— Объясню позже, — сказал я. — Скажи, ты можешь взломать «Дворг»?

— Я взломал бы и ад, если бы там была Сеть. Что конкретно тебе нужно?

— В «Дворге» есть система порталов. Ты наверняка их видел — они выглядят как молнии.

— Знаю, — сообщил Роберт. — И?..

— Мне нужно, чтобы один такой портал открылся у Триумфальной арки. Примерно через два часа… И чтобы Кэсс могла им воспользоваться.

Кэсс догадалась:

— Хочешь, чтобы я, выйдя из Убежища, очутилась рядом с аркой?

— Точно, — я вновь обратился к Роберту — Ну так как — сделаешь?

— Без проблем, — бросил тот.

— Отлично, — я взглянул на Кэсс. — Когда я с тобой свяжусь, приходи к арке. Надеюсь, там уже будет тихо.

— А ты что собрался делать? — удивилась Кэсс.

Я усмехнулся:

— Рулетку крутить…

Прежде, чем снова покинуть Убежище, я забрал у Кэсс запасную обойму от автомата: ей она не нужна, а мне пригодится. Патронов мне понадобится много. Чем больше, тем лучше.

Не все здания в «Дворге» выглядят так, как им положено выглядеть в постапокалипсисе.

Я стоял за углом дома, через улицу глядя на ресторан. Под французским «Dragon d'or» (то есть «Золотой дракон») золотились иероглифы, над крыльцом изгибался затейливый козырёк. Слева и справа висели фонарики — красные, круглые, с золотистыми кисточками. Пусть они и не горели, но выглядели торжественно — я бы даже сказал, неуместно. Да и сам ресторан в опустелом квартале смотрелся как торт на свалке.

Хотя нет, вру: опустелым этот квартал не был.

Тут полно было тех, кто пережил вторжение дворгиан: измождённые жители бродили по улицам, утратившим былой лоск. Даже рынок имелся (я его миновал на пути к ресторану): со штабелей ящиков, превращённых в прилавки, расходились консервы, яйца, чай, местный самогон, бижутерия, книги, поношенная одежда и много чего ещё. Примечательно, что за всё это расплачивались не патронами, как во многих постапах, а обычными евро; уж не знаю, в чём тут дело, но думаю, что в узколобости сценаристов…

Зато после рынка началась территория, где свободно не ходят; там я уже выбирал закоулки, не шумел и избегал открытых мест. Часть пути прошёл по крышам, начав с музея–заброшки: так я миновал зомби, бродивших внизу. Потом слез по пожарной лестнице, пересёк ещё две улицы и наконец–то добрался до ресторана.

Вжавшись в стену, я издали глядел на охранников: два хмурых китайца маялись на крыльце. Одеты они были стильно, в национальные деловые костюмы; приталенные пиджаки с воротником–стойкой казались не по–осеннему тонкими — видно, создатели «Дворга» решили, что китайцы — народ закалённый. Если бы не автоматы, висевшие на плече у обоих, их можно было бы принять за восточных бизнесменов или врачей.

— Что это за место? — спросил Роберт.

Он за мной наблюдал, но не лез ни с советами, ни с вопросами: этот был первым за полчаса.

— Ресторан, — многозначительно сказал я.

— Ага, — отозвался Роберт.

И всё… Поразительная сдержанность. Ничего общего с ящером, вошедшим в мою приват–зону: там он был в маске во всех смыслах этого слова.

Правда, я не обольщался — ведь маской могла быть и его деликатность.

Оценив обстановку, я тихо спросил:

— Видел, как я шёл по крышам?

— Видел, — с завистью подтвердил Роберт (он–то большую часть жизни глазел на ВИРТУС с экрана). — Ты выбрал тот путь, чтобы не встретиться с зомби?

— Это были не просто зомби, — уточнил я. — Ими управляли.

— Управляли?.. — тут Роберт задумался и добавил: — Да, пожалуй: им же положено бродить в поисках человечины, а они патрулировали окрестности… Какой–то странный постапокалипсис…

Я с усмешкой подтвердил:

— Это ещё не самое странное. Короче, слушай…

Поскольку Роберт не играл в игры, мне пришлось обрисовать ситуацию.

Эта часть города — одна из тех, где есть выжившие. Но хозяева здесь не французы, а китайцы — точнее, обосновавшаяся в Париже триада (когда я это сказал, Роберт издал стон, поражаясь абсурдности сюжета). Главарь триады Мань–Лун носит перстень, снятый (и вот тут Роберт застонал ещё громче) с мёртвого дворгианина: Мань–Лун якобы нашёл его труп, когда пришельцы напали на Землю. Смекалистый гангстер быстро просёк, что перстень подчиняет зомби, и с блеском это использовал: ему теперь подконтрольны полчища мертвяков. Они собирают с местных мзду и охраняют границы его владений, к коим и относится ресторан.

Когда я закончил, Роберт с сомнением уточнил:

— Хочешь сказать, в постапокалиптическом Париже стоит китайский ресторан, где тусуется триада, чей главарь носит перстень скоропостижно скончавшегося пришельца?

— В общем и целом — да, — кивнул я.

— И в это играют?.. — не поверил Роберт.

— Вообще–то играют и не в такое… — мне вспомнился ретро–обзор очень старого шутера, где нехорошие корейцы напали на США. — Ты в курсе, что в последнем «Бэтмене» Брюс Уэйн меняется телами с Джокером? А Макс Пэйн теперь медиум и общается с мёртвой женой, — продолжая говорить, я снял с плеча «ФН СКАР». — Мы давно напридумывали всё, что могли, и теперь креативничаем. А от креатива до глупости — один шаг.

— Согласен, — вздохнул Роберт. — Я правильно понял: ты решил снять с Мань–Луна перстень, призвать его зомби и с ними пойти к Елисейским Полям?

Меня подмывало сказать «в яблочко», но я сдержался.

— Именно, — бросил я.

— А энписи в ресторане много?

«Резонный вопрос», — подумалось мне.

— Сорок девять, не считая Мань–Луна.

— Сколько?!

— Полсотни, — повторил я. — Это известно благодаря игроку под ником «Ганмэн»: год назад он в одиночку взял ресторан штурмом. Открыл потом статистику — оказалось, там пятьдесят жмуриков.

— И ты надеешься повторить то, что сделал он? — Роберт явно обомлел от моей дерзости.

Но я взвешенно сказал:

— С моим уровнем шансы у меня есть. Тут всё зависит от прокачки: если стрельба на высоте, можно метко палить хоть из двух «калашей». Плюс у меня развита ловкость.

Про ловкость я сказал не зря: она в сегментах вроде «Дворга» даёт то, что я называю эффектом старых боевиков… в смысле, совсем старых, снятых лет семьдесят назад: там протагонисты косят всех одной очередью, а злодеи промахиваются. Правда, в ВИРТУСе это работает лишь в закрытом пространстве (в уличных боях ценится реалистичность), но я‑то намерен штурмовать ресторан, а не Иводзиму… Значит, прокачанная ловкость должна помочь.

— А как же зомби? — спросил Роберт. — Ну те, что обходят границы квартала? Мань–Лун ведь позовёт их на помощь.

— Позовёт, — признал я. — Поэтому нужно всё сделать быстро: зомби придут сюда за пять минут… По крайней мере, так было с Ганмэном.

Почему–то я решил, что Роберт будет меня отговаривать (ведь если мой аватар погибнет, то Кэсс вряд ли возьмёт куклу, а значит, и Роберт её не получит), но он вместо этого сказал:

— Я тебе помогу… посильно, конечно. Буду подсказывать, где враг.

— Отлично, — воодушевившись, я решил совместить приятное с полезным: — А музыку включить можешь?

— Запросто. Какую именно?

— Угадай.

Роберт не стал больше ни о чём спрашивать — только сказал:

— Ни пуха…

— К чёрту, — отозвался я.

И под «Чёрное солнце» группы «Би‑2» пошёл к ресторану.

Будь у меня глушитель, я убрал бы охрану в режиме «стелс» — но глушителя у меня не было.

Спокойно и быстро шагая к крыльцу, я вскидываю автомат (все инстинкты обостряются, и теперь уже нет ни «было», ни «будет» — есть одно лишь «сейчас») — и расстреливаю охранников короткими точными очередями. В реале невозможно стрелять так с одной руки, но это не реал.

Это — ВИРТУС.

Энписи падают, напоследок успев вскрикнуть. Замечая брызги крови, я вспоминаю, что в «Дворге» ценится зрелищность.

Что ж, тем веселее.

— Первый, второй, — комментирует Роберт.

Подхожу к охранникам, наклоняюсь: Ганмэн писал, что у них есть гранаты.

Не соврал.

Одну гранату (про запас) опускаю в карман куртки, вторую, выдернув чеку, бросаю прямо на крыльцо и, упав на асфальт, прикрываюсь трупом. Через секунду дверь распахивается.

Громкая брань (естественно, на китайском) обрывается взрывом.

— Третий, четвёртый, — сообщает Роберт. — Пятого нужно добить.

Скидываю с себя труп, подбираю «ФН СКАР» и стреляю в энписи, уцелевшей рукой сжимающего автомат; второй руки у него нет.

— Пятый, — докладывает Роберт.

Дверь висит на петле, на крыльце видна кровь, в воздухе — серый дым. Ветер разносит клочья ткани праздничного красного фонаря.

Переступаю через трупы, входу в коридор.

— За углом, — говорит Роберт. — Двое.

Подняв с пола каменный обломок крыльца, бросаю его за угол.

— Сработало, — удивляется Роберт. — Бегут.

В два прыжка достигаю угла коридора — и в спины расстреливаю убегающих неписей, принявших камень за гранату.

— Шестой, седьмой.

Пересекаю проход с какими–то статуями (не присматриваюсь, но они явно в восточном стиле) и прежде, чем войти в зал, достаю вторую гранату. Зубами выдёргиваю чеку — хотя в реале после этого меня ждал бы дантист.

— Подожди, — говорит Роберт.

Послушно жду, зайдя за статую. Спусковой рычаг гранаты прижимаю пальцами к корпусу.

— Давай!

Швыряю гранату к закрытым дверям — как раз когда те распахиваются.

Скрываюсь за статуей, слышу взрыв. Проход заволакивает дымом.

— Восьмой, девятый, десятый, — сообщает Роберт.

Врываюсь в ресторанный зал.

Ну и что у нас в меню?

А в меню — серый дым. В меню — лязг затворов и чьи–то крики. В меню — торопливый беспорядочный топот взбудораженных энписи.

Сквозь аккорды «Би‑2» слышу брань на китайском, а потом в меня кто–то палит наугад — благо в дыму я пока невиден.

— Слева, — говорит Роберт.

Стреляю вслепую и падаю на пол. Перекатываюсь. Напольная ваза, стоящая рядом, разлетается вдребезги.

Вскочив на колено, снова стреляю — на сей раз удачно.

— Одиннадцатый.

Хватаю с пола «Микро–Узи» (пистолет–пулемёт, оброненный неписью) и ловко отпрыгиваю. Сметая посуду, лечу через стол. В реале я бы так не смог.

Гремят выстрелы, бьются стёкла.

Падаю на пол, прижимаюсь к колонне — алой, с золотым узором. Очень бегло осматриваюсь.

Вытянутый зал без окон, с рядами колонн и красными стенами. Мебель тускло блестит от лака, под потолком — восточные светильники с абажурами. На одном с ними уровне — решётка перил, обрамляющих узкую галерею.

На неё–то и выскочили три охранника.

Бегу, стреляя с двух стволов. Из ажурных перил, которые я обстреливаю, летят щепки.

Два энписи, раскинув руки, ломают решётку и падают на столы. Третий остаётся лежать проходе.

— Двенадцатый, тринадцатый, четырнадцатый, — комментирует Роберт.

Стремглав добежав до новой колонны, снимаю охранника, бегущего с лестницы.

— Пятнадцатый.

Я опять под огнём, но спасает колонна: её в прямом смысле шпигуют свинцом.

Прыгаю на сервировочный столик, и тот быстро едет по гладкому полу, хотя в реале бы упал. Из «Узи» стреляю в охранников слева, из «ФН СКАР» — в энписи справа. Вопли, грохот, брызги крови.

Жестокая зрелищность — и ни грана реалистичности…

— Шестнадцатый, семнадцатый, восемнадцатый.

Мой столик–тележка в кого–то врезается. Упираю стволы в виртуальное тело — и расстреливаю супостата в упор. Тёплой влагой забрызгивает лицо.

— Девятнадцатый.

Падаю на пол под выстрел и крик: непись на моём пути попадает в своего.

— Двадцатый… — удивляется Роберт.

Я едва его слышу, стреляя в ответ.

— Двадцать первый…

Опрокидывая стол, скрываюсь между ним и стеной. Столешницу прошивают пули, настенный веер (он тут для красоты) клочьями разлетается над макушкой. Пули кромсают несчастную стену, превращая её в решето.

Выставляю из–за столика «Узи» и даю очередь, пока не раздаются щелчки. Бросаю пистолет–пулемёт и, покинув укрытие, на бегу стреляю из «ФН СКАР».

Роберт под вопль энписи сообщает:

— Двадцать второй.

От ответного огня разбивается дракон — зелёная статуя из фарфора.

Прыгаю на дверь подсобки. Того, кто хотел уже выскочить в зал, зажимает между стеной и дверью.

Прошиваю дверь очередью из ФН СКАР.

— Двадцать третий.

Скрываюсь за дверным проёмом, обрамлённым деревянной панелью. Пули с треском её кромсают.

Сменив магазин (он почти опустел), стреляю в ответ.

— Левее и выше, — советует Роберт.

Делаю, как он сказал.

— Двадцать четвёртый.

Тут тоже есть лестница, и я, не колеблясь, бегу наверх: главное — двигаться… Или от ловкости не будет толку.

— Осторожно… — предупреждает Роберт.

Но я уже вскидываю автомат.

Стреляю в светильник над новым пролётом. Тот взрывается искрами, кто–то кричит. Сразу становится темнее.

Снова бегу, вслепую расстреливая перила: они деревянные, в виде решётки. Наградой становится мёртвый охранник, кубарем скатившийся вниз.

— Двадцать пятый.

Добегаю до двери, распахнутой настежь. За ней — узкий коридор. По нему мне навстречу бегут охранники.

— Стреляй! — кричит Роберт.

Я и так уже стреляю: выпускаю одну бесконечную очередь, стараясь не замечать свиста пуль.

Выручает меня то, что лишь первый триадовец успел выстрелить, а другие не среагировали: они бежали друг за другом. Точно так же, друг за другом, они и падают — будто костяшки домино.

— Двадцать шестой, двадцать седьмой, двадцать восьмой, двадцать девя…

Выстрел из дробовика обрывает счёт Роберта. Я успеваю прыгнуть в нишу, за кадку с пальмой. Из кадки летят осколки.

Стрелка мне не видно, зато виден огнетушитель: он на противоположной стене, метрах в шести от меня. И где–то там — охранник с дробовиком.

Я стреляю в огнетушитель.

Оглушительный взрыв, весь проход заволакивает густым дымом.

— Тридцатый, — сообщает Роберт. — И один контужен.

Беспощадно добиваю окровавленную непись. Роберт с хищным азартом докладывает:

— Тридцать первый.

Вновь меняю магазин. В дыму замечаю открытую дверь, но прежде, чем туда войти (а точнее, ворваться), поднимаю с пола труп.

Прикрываясь им, как щитом, вваливаюсь за порог.

Хором гремят автоматные выстрелы, пули кромсают мёртвое тело. В реале его продырявило бы насквозь.

Стрелков я не вижу, но Ганмэн писал, что потолок на втором этаже стеклянный… Грех не воспользоваться.

Стреляю в ту часть потолка, под которой должны стоять неписи.

Осколки со звоном обрушиваются на врагов. Вместо выстрелов звучат вопли.

Отбросив труп, бегу направо, вполоборота развернувшись к триадовцам. Мой приятель «ФН СКАР» поливает их свинцом.

— Тридцать второй, тридцать третий, тридцать четвёртый.

Перекатившись через стол (фишки, зелёное сукно… ясно — игорный зал), приземляюсь с другой его стороны и скрываюсь за колонной: их тут не меньше, чем внизу. Разумеется, в неё тут же стреляют.

— Выстави ствол, — советует Роберт. — Нет, с другой стороны… Чуть правее и выше… стоп. Давай!

— Не «давай», а «огонь»… — сварливо бормочу я.

И стреляю туда, куда он сказал.

— Тридцать пятый.

Этот номер мы проделываем ещё дважды:

— Тридцать шестой, тридцать седьмой.

Какой–то умный энписи расстреливает надо мной потолок (вот зараза! так нечестно — это ведь я придумал!), и мне приходится бежать, чтобы спастись от осколков, — а они, судя по звону, тут весят немало. Закатившись под стол, стреляю плагиатору в ноги. Когда он падает, добиваю выстрелом в грудь.

— Тридцать восьмой… граната!!!

Граната и правда закатывается под стол.

Я успеваю её отбросить и, спиной врезавшись в столешницу, переворачиваю стол на бок. Пригибаюсь, закрыв голову руками.

Взрыв, вопли.

— Тридцать девятый, сороковой, сорок первый!

Прыгаю из–за стола, стреляю — толком не соображая, куда. Всюду дым, блестят осколки. Кто–то яростно орёт на китайском, явно отдавая приказы.

Выстрелы сменяются сухими щелчками: у меня кончились патроны.

Вместо замены магазина я проделываю трюк, достойный старых гонконгских боевиков: мыском ботинка подцепляю обронённый автомат (его бывший хозяин лежит в стороне) и, поймав его левой рукой, палю в неписей, выскочивших из–за колонн. Те падают, раскинув руки: один — на стол, второй — на бамбуковую перегородку. Она с треском ломается, будто была из картона.

Джон Ву, большой тебе привет…

— Сорок второй, сорок третий… — с завистью считает Роберт.

Забегаю за рояль, уже изрешечённый пулями, и вставляю последний магазин в «ФН СКАР».

Слева в стене открывается дверь — и появляется китаец с гранатомётом.

Господи ты боже мой!..

Я палю из двух стволов, извергая из гангстера фонтанчики крови. Он заваливается обратно (кто–то, бегущий за ним, тоже падает), но успевает пустить снаряд — правда, не в меня, а вверх… Прямо в стеклянный потолок!

Я бросаюсь под рояль, а в следующий миг перекрытие разворачивает взрывом. Осыпаются осколки и металлические балки. Слышатся вопли… надеюсь, предсмертные.

Роберт это подтверждает:

— Сорок четвёртый, сорок пятый, сорок шестой, сорок седьмой, — и добавляет после паузы: — В зале больше никого. Трое оставшихся — там, откуда вышел гранатомётчик.

Выбравшись из–под рояля, иду к комнате. Под ногами хрустят стёкла.

Роберт вновь даёт подсказку:

— Один справа, у стены. Второй — впереди, за диваном. Третий прячется в ванной и всё время трёт перстень… Это Мань–Лун.

Киваю в знак благодарности.

Вместо того, чтобы войти, поступаю проще.

Приставляю к деревянной стене «ФН СКАР» и жму на спусковой крючок. Выстрелы, вскрик, глухой удар.

— Сорок восьмой, — говорит Роберт.

Мельком глянув за порог, вижу диван, а напротив — аквариум. Большой, во всю стену.

Стреляю не целясь.

Волна хлынула в комнату вместе со стёклами. Сидевший за диваном гангстер с криком прыгает вправо, успев выстрелить вслепую — одновременно со мной.

Мою щёку царапает острая щепка, отлетевшая от дверной рамы. Энписи падает в воду, смешав её с кровью.

— Сорок девятый.

До запертой двери, что ведёт в ванную, я не дохожу: под вскрик Роберта («осторожно!») её прошивает автоматная очередь.

Ладно, напросился сам…

Быстро возвращаюсь к гранатомётчику и, повесив «ФН СКАР» на плечо, беру оружие энписи. Гранатомёт у него короткий, ручной… Шестизарядный.

Последнее меня радует особенно.

Отхожу подальше от комнаты — и делаю то, что в реале не рекомендуется повторять.

Вспышка, грохот, летят обломки. Из раскуроченной комнаты валит дым.

Вхожу снова.

Дверь в ванную уже не заперта: то, что от неё осталось, висит на одной петле. На полу, залитом кровью, лежит Мань–Лун.

— Пятидесятый, — говорит Роберт.

И с очевидным облегчением выдыхает.