Во втором эпилоге случился полковнику Громочастному телефонный звонок Сверху. Уж мы не знаем, какой это был точно вид связи. Но если в России звонят Сверху, то не стоит даже задаваться вопросом, как именно это происходит. Об этой связи знаем только, что она всегда исправна и слышимость в ней очень хорошая. И полагаем, что это правильно, что так и должно быть: связь, идущая Сверху вниз, в России должна содержаться в образцовом порядке. С древних конфуцианских времен полагают в Китае, что всякая, пусть даже мелкая порча в ритуале и музыке — опасный признак расстройства государственности. В России легчайший хрип ли, треск ли на линии Сверху обязан насторожить самого рядового ее гражданина. Напротив, в Еврейском Государстве первые его лица беседуют со вторыми лицами исключительно через прессу и телевидение. Если бы им вздумалось обсудить государственные проблемы наедине, народное восстание против власти было бы неизбежно и совершенно оправданно.
— Как жизнь, полковник?
Как всегда, когда слышал полковник Громочастный этот вопрос, обращенный к нему Сверху, и впрямь вся его жизнь проходила перед его внутренним взором, как пишут равно в плохих и в хороших романах. Как всегда, полковник запаздывал с ответом на этот вопрос. А что ж его жизнь, в самом деле? Служба. Бизнес. Чем хуже других? Иной сорок лет занят чужими зубами — и жизнью доволен, другой ворошит на работе чужие деньги — и так себе, третий в школе охрип, сея доброе, вечное, а глянет потом, что проросло, и думает, а то ли я сеял, а четвертый заправит в токарный станок деревяшку, вынет потом из станка готовую точеную пешку и не знает, что ему думать об этом. Были, конечно, смутные для полковника времена, но, слава Богу, закончились. А в какой профессии не бывает смутных времен?
— Благодарю, служим! — ответил наконец полковник бодрым голосом.
— И хорошо служим, — сказал Голос Сверху.
Полковник не торопился радоваться, мало ли куда еще этот разговор выведет. В России любят разговоры с наклонами.
— Вы что пьете по торжественным случаям, полковник, водку или коньяк? Или перешли на виски, вы ведь у нас — либерал? Знаем! — Голос Сверху затормошил телефонную мембрану хриплым смешком. — Знаем, знаем, хорошему коньяку отдаете предпочтение, вы ведь у нас, полковник, человек со style-ом.
«Да что ж он тянет кота за яйца? — подумал Громочастный. — Что еще за намек насчет style-а?»
«Так точно, люблю добрый коньячок», — чуть было не сказал полковник и поморщился. Зачем почти сказал он это слово — «добрый», будто майором Прониным хотел прикинуться? Потому до сих пор только полковник, что чувствовали в нем всегда червоточинку, пусть маленькую, но там, Наверху, обоняние и прочие тонкие чувства — отменные.
— Так точно, люблю хороший коньяк, — сказал Громочастный твердо. «Чересчур твердо», — опять недовольно подумал он о себе.
— Ну что ж, наливайте в бокал коньячку, купите лучший, — снова хохотнул Голос Сверху, — не каждый день приходится генеральские звезды в коньяке обмывать.
— Благодарю за доверие! — рявкнул Громочастный в трубку и добавил уже мягко: — И за признание.
— Признали, признали, — сказал Голос, — сам Молодой Хозяин предложил. Понравилось ему, что за бизнесом дела не забываешь, и шутка твоя с Теодором тоже понравилась. Сам знаешь, он у нас с чувством юмора, сам пошутить иногда не прочь. Не то что Старый Хозяин, тот, если и отпускал шутку, так у кого-нибудь тут же кровь из ушей. Да что вспоминать, одним словом — грузин. Н-да… Понимаешь, генерал, Молодой Хозяин — это ведь со времен Петра Великого, если не от Рюрика, необходимейшая государственная должность в России, под нее и личность должна быть. Проку большого от этой истории с Теодором нет, сказано было о самом деле, — продолжил Голос, — но то, что сделано не топорно, со вкусом, за это нужно полковника отметить. Ну и казачку твоему, Пронину, — подполковника, а то что же он, член правления банка, а все майор? Того и гляди, анекдоты о нем станут рассказывать.
— Благодарю, передам, — сказал Громочастный уже спокойнее.
— Передай, передай, — сказал Голос Сверху и как будто задумался, а затем продолжил с большой серьезностью и даже некоторой торжественностью: — Мы, генерал, естественная власть в России, власть навсегда. Да так всегда и было. Стоило Ивану Грозному захотеть, и заполыхала опричнина по всей Святой Руси. — Голос закашлялся. — Ну, ты там не пугайся, генерал-либерал, — засмеялся Голос, — к прошлому возврата нет. Молодой Хозяин — европейского покроя должность. Поэтому что для величия России — пожалуйста, но никаких излишеств!
— Понимаю, — сказал генерал Громочастный.
— Да, еще. В каком звании закончил Теодор резервную службу в нашей армии?
— Старшим лейтенантом.
— Ну, значит, и ему звание капитана российской спецслужбы. Это Молодой Хозяин тоже предложил.
Два Голоса, оба с хрипотцой, какое-то время смеялись по
неизвестному нам каналу специальной связи.
— В резерве, — хохотнул-булькнул Голос, и тут же оба Голоса двинули смех из нижней октавы в верхнюю и подняли амплитуду, будто невидимый кто-то потянул ползунок басов влево, а громкости вправо.
Потом распрощались, а следом отправились телефонные трубки в штатные блиндажи телефонных трубок специальной связи, причем трубка Голоса Сверху — секундой раньше.