Фрагмент 45. Дневной свет — источник бед.

Через несколько секунд я оказался в одиночестве, с лепешкой и двумя дубинами, обернутыми бумагой, — будет хоть чем отбиваться, если римляне окажутся недружелюбными. Правда, заботливый апостол не догадался оставить факел. А я был слишком шокирован встречей с ним и раздосадован потерей роскошной ставки, чтобы задумываться о насущных проблемах. И вот из-за своей незадумчивости пополз на четвереньках.

Пластунские опыты закончились примерно тем же… Увидел просвет, собрал все силы, ускорился и остановился только тогда, когда уперся головой во что-то металлическое. Заросший щетиной мужик в латах положил мне на голову меч и слегонца надавил. К счастью,

не острой стороной. В двух шагах от него занес здоровенное копье другой мужик в блестящем панцире. Оба вопросительно глазели на меня. Я фаталистически ждал от них решения своей никчемной участи.

— Ты кто? Сикарий, каннаим или из банды Шимона-идумеянина? — выкрикнул на латыни солдат с копьем.

Я не знал, насколько опасны для римлян названные категории населения, и даже не знал, отношусь ли я к ним, поэтому решил не отвечать прямо.

— Я человек доброй воли, — вспомнил я сюжет из новостей в перерыве трансляции. — Я пришел сюда с добрыми намерениями.

— Не уходи от ответа! Кто ты? — гаркнул воин, угрожавший мечом.

— Я — шпилер. Играю на результаты матчей. Ну… Как бы объяснить?.. О! На Олимпиады ставлю! Вы же знаете, что такое Олимпиада?

— Мы знаем, но не занимаемся подобной ерундой. Это греки могут неразумно тратить силы и время, а мы вместо этого подчиняем себе весь мир, — укоризненно заметил тот, что с мечом.

— А ты играешь в кости? — неожиданно поинтересовался копьеносец.

— Конечно, когда ничего другого нет, то могу, — обрадовался я тому, что встретил понимание. — И на автоматах случалось. Когда до начала матча есть время.

Солдаты почему-то прекратили допрос и грубо извлекли меня из лаза. И я обрадовался. Потому что благодаря их хамским действиям я наконец увидел свет Божий. Меня волокли, а я смеялся. Потому что лучше пусть тащат на казнь, но зато казнь произойдет на солнышке. Все веселее, чем сидеть под землей в спертом воздухе пещеры.

Местность вокруг депрессила — скалы, пыль и пустота. Вдалеке впечатляли основательностью башни и стены города. Правда, прилично подпорченные осадой. Из-за их зубристости выбивалось что-то сверкающее и нереальное. Какая-то причудливая постройка из мрамора, от нее исходило сияние из-за позолоты, использованной при отделке крыши. За один и девять — дворец местного туза, падишаха или не знаю, как он у них там называется.

У стен города громоздились обгоревшие остовы загадочных конструкций. И вообще там все было завалено древним хламом. Несколько башен из дерева вплотную примыкали к стенам. Впрочем, я особо не приглядывался — было далеко, и к тому же мои изверги тащили меня на хорошей скорости к холму, на котором располагался огромный шатер, окруженный толпой солдат.

Они стали ржать, когда увидели меня. То ли мое бедственное положение их смешило, то ли одежда — не знаю. Но сами они тоже, по правде говоря, выглядели пугалами. А воняло как от них! Даже скунс задохнулся бы. Вообще под землей пахло получше, чем здесь. А когда ветер задувал от города, то воняло сгнившим мясом.

Меня бросили на здоровенный камень, который я тут же приспособил под сиденье. Обыскали. Видимо, подозревали, что я вооружен. Да, за один и восемь — искали оружие, потому что в результате ничего не отобрали.

Они стояли вокруг, смотрели и смеялись. Глупые рожи. Но я от них это скрыл — как воспитанный человек, а вовсе не из-за их здоровенных мечей, щитов и копий. Тот, что дежурил возле меня, вообще напоминал бочонок. И когда он пихнул меня в бок, падение на землю получилось весьма болезненным — он хотел, чтобы я встал на колени.

Подошел их начальник, и они проорали приветствие, бряцая своими железяками. А я отряхнулся и встал. Даже засунул руки в карманы. Для независимого вида.

Их начальник выглядел китчево: перья на шлемаке, золотые пряжки на сандалиях, здоровенные перстни с драгоценными камнями, которыми запросто можно убить, если выковырять и бросаться ими. Впрочем, он ими просто понтовался.

У него были большие надутые губы. Не уродливые. Чем-то отдаленно напоминал Лужкова. Только Лужкова в молодости. Ведь и у Лужкова она была, молодость… Интересно, он в молодости воровал?

И тут я понял по тому, как все вокруг склонились перед ним, что это римский император.


Загрузка...