Фрагмент 66. Постельное чтиво про «черную дыру».

Люди верят снам. Я бы тоже верил, если бы они у меня были в достаточном количестве. Обычно я их успеваю забыть по пути в туалет. До ополаскивания лица в раковине доживает раз в год какой-нибудь блокбастер сонного проката. А когда лицо соприкасается с полотенцем, то никаких последствий ночи в голове уже не остается. Обычно так…

Но тут все не так… Тут темно и только сквозь крохотные щелочки пробиваются иглы света. В одном месте просвет больше, потому что туда поддувает легкий ветерок. Я пополз к нему по обширной кровати, как мотылек (нет, ошибочка — мотылек не ползет, а летит), распахнул тяжелые занавески и увидел не привычную прихожую, предваряющую туалет. Я увидел множество людей вокруг. Огромная площадь с роскошным дворцом, колонной, со старинными экипажами, толпы туристов, кормящих с рук голубей… И никакого туалета, по пути в который я мог бы забыть о том, что мне приснилось! Ветерок обласкал тело, освежил, взбодрил, и благодаря ему я почувствовал, что на мне нет ничего. Голый!

Я закинул полог балдахина на кровать, чтобы проникал дневной свет, и разглядел мои владения. Кровать была обширна — примерно два с половиной метра каждая сторона квадрата. Перины, груда подушек с вензелями. Я вытащил одну и увидел вышитую на уголке блестящими нитками аббревиатуру — латинское красное Y внутри черного М. Я продолжил осмотр и обнаружил на дальнем конце кровати мокрое пятно. Оно во многом объясняло нежелание моего организма идти в туалет. По-видимому, сон получился слишком крепким. Продолжение осмотра кровати с балдахином позволило найти под самой большой подушкой локон жгуче-черных с отливом волос Софи, перевязанный резинкой от ее трусов. Мне снилась Софи! За один и ноль пять — она мне снилась.

Мыс ней были вдвоем в темной круглой зале непонятного дворца. Все вертелось: бессистемные фейерверки за окном, граждане в пышных карнавальных костюмах и устрашающих масках, борзый попугай в пузатом аквариуме, накрытом сверху сковородой с алой ручкой, музыканты, аккуратно рассаженные на ветвях могучего вяза, с ревущими виолончелями и жалостливыми флейтами — все это вращалось вокруг нас с Софи. Или наша зала вертелась — она была цилиндрической формы.

Я наблюдал за этим жизнерадостным безобразием, прижав к себе Софи. Потом зарылся в ее волосы. Все глубже и глубже. Потом стал в эротическом порыве покусывать мочку уха. Она в изнеможении опустилась на пол, и я вместе с ней. Она поцеловала меня, а потом запустила язык в мой рот, оторвалась на секунду, и на ее языке я заметил голубую-голубую, как кафель в школьном туалете, таблетку. И она снова принялась целовать меня. И больше я таблетку не видел. И вообще больше ничего не видел. Потому, наверное, ничего не видел, что как раз после этого проснулся.

Продолжение поисков по кровати дало неожиданный результат. Под подушкой, валявшейся в ногах, обнаружилась книжка. На английском. Тоненькая. Фамилия автора показалась до чертиков знакомой. Надеждин… Блин, да это тот самый паралитик из сейфа на Болотной. Это его книга! Точно! Про космос. «Космос как игра». Тоже, что ли, шпилер?

Поскольку вылезать на улицу без трусов совсем не хотелось, поскольку я не знал, что это за город, поскольку я не представлял, как вообще здесь очутился, поскольку рядом со мной не оказалось Софи, Клипы и Ванечки, я запахнул балдахин сильнее, чтобы свет проникал в мою палатку, и углубился в книжку.

Понимал далеко не все — специфичный язык и тема научная. Но, судя по предисловию, Надеждин ее специально для чайников написал. Без формул. С шуточками-прибауточками. С карикатурами и гравюрами. В основном какого-то Дюрера. Всадники всякие несутся по небу с трубами. Народ давят нещадно. Короче, я так понял, он убежден в том, что со временем весь мир засосет в «черную дыру». Вообще весь. Но он на это безобразие смотрит с оптимизмом. Не боится. Он считает, что у Вселенной есть код, по которому она развивается. Сначала был Большой взрыв, и от него все начало отматываться. И до сих пор отматывается. И еще кучу времени будет отматываться. Но благодаря коду можно абсолютно от любого предмета отмотаться в каком угодно направлении. Да чего там от предмета… Даже от частички предмета. От атома!

Но с помощью этого кода реконструируется не тот мир, который мы видим или который будет, например, через десять лет. А тот, что заложен в коде Вселенной в идеальном виде. То есть в код не заложен, скажем, террорист, влетающий на самолете в нью-йоркскую башню, а значит, башня существует и в будущем. Точнее, она существует не в прошлом и не в будущем, а вне времени, поскольку код не зациклен на конкретном времени. Он как бы существует вне его.

И вот в «черной дыре» мир не разрушается, а трансформируется по закону кода. Это уже вроде бы не та Вселенная, которая была, допустим, в две тысячи пятом году. А те вещи, явления и ситуации, которые заложены в идеальном коде Вселенной. Без примеси случайностей. Причем они существуют одновременно. В одной точке этой альтернативной реальности, которую можно назвать «белой дырой». И эта точка вместе с тем означает временную и пространственную бесконечность. Точка везде и, по нашим представлениям, нигде конкретно, потому что линия горизонта…

Долгое время я мог наслаждаться чтением безо всяких помех. Потом ко мне в шатер стали заглядывать любознательные туристы. Хихикали, показывали пальцами. В ответ я показывал им различные части тела. Чтобы отвязались. Кулак, средний палец, язык… Некоторым повезло, и они увидели задницу. Но подобное внимание к моей персоне ничего хорошего не предвещало. Книжку дочитать не дадут. За рупь семьдесят пять — не дадут.

И ведь не дали же! Как раз когда дело дошло до линии горизонта, вместо смешливых, стоматологически безупречных девиц из-за полога просунулись усатые полицейские. Полицейским абсолютно нечем заняться. Они ничего не производят — просто шатаются и норовят кого-нибудь сцапать, кто не успел спрятаться. Или спрятался, но на видном месте. Как я. Вот они меня и выудили.

Вины я за собой не чувствовал. В мозгах обнаружил полную пустоту. Кроме идей Надеждина, там ничегошеньки. Никаких воспоминаний: ни трудового стажа, ни образовательных дипломов, ни дружественных привязанностей, ни географических подробностей, ни интимных переживаний, за исключением тех, что были в последнем сне. Я обернулся одеялом, чтобы никого не смущать, и прошествовал по неизвестному городу. Похожему на декорацию. К фильму.

Пару раз попадались насквозь обкуренные чуваки, но полицейские их почему-то не трогали. Хотя одного из них пробило насквозь. Он затянулся миниатюрным бычком и, чудесным образом оставшись в вертикальном положении, свесил голову на грудь и пустил из уголка рта слюни с хорошим замесом соплей — короче, явно представлял для общества большую угрозу, нежели я.

Но в участок привели меня, а не его. И допрашивали. И я ничего не сказал. Не потому, что оказался твердым орешком и мне было что скрывать, а потому, что не мог объяснить, что со мной происходило в последнее время. И даже не мог понять, сколько это последнее время продолжалось.

Катастрофичность моего положения начала вырисовываться довольно живо. У меня ни вещей, ни документов. Переговоры с банком по телефону выявили полное отсутствие финансов. Миллион спрыгнул со счетов за две недели, которые я провел, если верить торговым чекам, в самых разнообразных местах Европы. Меня занесло на денек даже в Аргентину, где я осуществил большой вклад в местную экономику, пройдясь по самым дорогим ювелирным магазинам и оставив там около двухсот тысяч долларов. Я допускаю, что мог по какой-то придури потратить двести тысяч долларов на бриллиантовую мишуру, но почему в Аргентине?

Самое подозрительное и страшное во всей этой истории, что я ни цента не потратил на ставки. Значит, был болен. Находился под воздействием сильных психотропных препаратов или наркотиков —- впрочем, как и все вокруг.

Я оказался жертвой, но полицейские, вместо того чтобы ловить мошенников, смотрели с подозрением на меня. Хоть дали возможность позвонить Клипе в Москву — и на том спасибо. Правда, жирная скотина совсем не обрадовалась, услышав мой голос. Более того, Клипа, как выяснилось, разобиделся в пух и прах. Оказывается, две недели назад я их с Ванечкой послал в грубой форме где-то неподалеку от Брюсселя. В парке мы устроили карнавал, подробности которого стали смутно вытанцовываться в памяти, и вроде как я захотел уединиться с Софи, выдал им денег и велел катиться в Москву. Представляю, в какой форме я должен был это сказать, чтобы Клипа обиделся. Вообще-то Клипе до лампады, какими херами его обложить, а тут вдруг барышней чувствительной выступил. Подумаешь!

Картина происшедшего, прямо скажем, получалась малоприятной. И в этой картине я никак не обнаруживал Софи. Вот в чем гадство! Клипа звонил Софи, разыскивая меня, но ее домашний молчит, мобильный заблокирован — исчезла Софи! С моими деньгами или без — неизвестно. Но исчезла…

Попросил Клипу перевести тысячу долларов, чтобы вернуться в Москву, и был послан. Клипа отомстил. Вот мразь! Я ему так и сказал: «Мразь!» И он сразу трубку повесил. Ну и пошел в задницу!

Однако мне же как-то нужно отсюда уехать. Кстати, откуда? Где я нахожусь?

— Вы, господин русский, в Голландии, — без удивления ответил полицейский с самыми длинными усами, — вы в Амстердаме. И мы не станем оплачивать ваши оргии и хулиганства на площади Дам.


Загрузка...