Глава 9. Афанасия (невеста Антона Заречного)
Темнота за окном потихоньку отступает, а я этой ночью так и не сомкнула глаз. В который раз поднимаюсь с постели, босыми ногами иду в ванную и зажигаю свет. Кружевной подол шелково пеньюара шелестит в тишине, нарушая безмолвие спальни. А я не могу дышать полной грудью, легкие словно стянуты пеньковым канатом.
Б-же, ну когда же восход! Мне так надо отвлечься, либо я сойду с ума от этих незатихающих воплей в голове. Как же мне плохо!
Я ждала Антона в ресторане практически до закрытия. Отчаянно убеждала своих и его родителей, что он обязательно вернется. Старалась понравиться его строгой маме, которая была чернее тучи. Хотела показать себя умной, веселой и воспитанной девушкой его папе. Я так грезила об этом дне, так надеялась, что мечты станут реальностью и… все рассыпалось в прах.
Опускаюсь на мягкую кушетку, подтягиваю к груди ноги и утыкаюсь лбом в острые колени. Так больно внутри и холодно, просто невыносимо. Оплетаю себя руками, стараюсь унять дрожь. Не хочу никого видеть и разговорить, даже двигаться нет сил. Стеклянными каплями по щекам скользят слезы, изливая горечь, скопившуюся в сердце.
Я влюблена в Антона вот уже десять лет, но он об этом даже не подозревает. Увидела его на первом курсе университета и потеряла голову. Он всегда был поглощен своими делами и никого вокруг не замечал. Общался лишь с друзьями детства. Но я не в обиде на него, потому что именно таким: серьезным, умным, ответственный он мне и понравился.
Можно сказать, что благодаря ему я так старательно изучала науки, стремилась быть лучшей. Мне не хотелось от него отставать, выглядеть в его глазах дурой. Мы часто пересекались на научных дебатах и даже несколько раз были в одной команде. Но он впритык меня не видел. Словной я была не молодой привлекательной девушкой, а бестелесным безмолвным приведением.
Горько и обидно. Самооценка ниже плинтуса. Безответная любовь — это жестокое испытание.
После университета мы разошлись в разные стороны. Я сосредоточилась на бизнесе отца. Сублимация, как сказал бы седой дедушка Фрейд. А он попытался открыть свое дело, которое, к сожалению, через год прогорело.
Но я знала, что эта неудача не сломит Антона, он всегда был сильный и целеустремленный. Не пасовал перед трудностями. Так и вышло, вместе с друзьями он создал новую фирму, которой по сей день и занимается.
Мне же пришлось нелегко, ведь я единственный ребенок в семье, мама наследника папе так и не родила. Поэтому отец не жалел меня: учил тонкостям дела, натаскивал, закалял мой характер. В общем, относился как будущему приемнику «банковской империи».
Только мне работа удовольствия не приносила. В глубине души я грезила быть просто папиной принцессой, обычной девочкой, которую любят, балуют, холят и лелеют. Но что теперь об этом сокрушаться, такова моя судьба.
Хочется выть в голос, но не могу себе этого позволить, разбужу весь дом. Отец снова возьмется поучать, раскритикует, словно перед ним не дочь, а сын. Заявит, что я веду себя, как тряпка. Мама начнет охать и хвататься за сердце (она у меня еще та актриса). Поэтому просто беззвучно плачу, от обиды и разочарования. Жестоко Антон обошелся со мной вчера, унизил перед нашими родителями, снова заставил почувствовать себя никому ненужной.
Горестно всхлипнув, обтираю мокрые щеки и поднимаюсь на ноги. Подхожу к большому (во весь рост) зеркалу, обрамленному золотистой ветвистой рамой, придирчиво осматривай свое отражение: стройный стан, ухоженная кожа, прямая осанка.
Может я не красавица, но и уродиной себя не считаю. У меня есть вкус и индивидуальный стиль. Я знаю три языка, неплохо разбираюсь в искусстве и моде. Могу поддержать деловую беседу или молча выслушать собеседника. Ну почему он меня не любит? Что во мне не так?
Поднимаю глаза вверх, чтобы не выпустить на свободу новый поток слез, который уже на подходе. Воображение милостиво подкидывает картинку светловолосой женщины, которая вчера бесцеремонно, на глазах у посторенних людей обнимала и целовала МОЕГО жениха. Кривлюсь от комма, который давит в солнечном сплетении. Делаю глубокий вдох, чтобы проглотить очередной приступ отчаяния.
Ну, за что мне все это?!
Она такая наглая и вульгарная. Одежда на ней была совсем непристойная: блузка расстегнута на три верхние пуговицы, ткань дешевая просвечивающаяся, шифоновая. Юбка мятая и перевернутая. Она висла на нем, как стеклянный шарик на праздничной елке. Хихикала, флиртовала и откровенно прижималась.
Да и он тоже хорош. Смотрел на нее хоть и недовольно, но в глазах читались: интерес, любопытство и восторг. Ну почему мужчины так падки на низкопробных женщин? Разве подобная девушка способна сделать его счастливым?
Мой отец всегда повторял: «деньги к деньгам». Да и социальный уровень должен быть одинаковый в паре, чтобы со временем люди не наскучили друг другу, чтобы было взаимопонимание. И я полностью с ним согласна, это аксиома жизни.
Она ему абсолютно не подходит. Не сможет ужиться благородный павлин с деревенской курицей. У них даже общих тем для разговора нет. А постелью надолго не удержишь, все когда-то надоедает. Люди стареют, дурнеют, портятся.
Во всяком случае, я очень на это надеюсь. Потому что ни за что не отдам ей любовь всей своей жизни, пусть даже не мечтает.
Обираю со щек остатки слез, выпрямляю спину, гордо приподнимаю подбородок. Я тоже чего-то стою. И не меньше других заслуживаю счастья. Если надо будет бороться за него, то я буду это делать. Ведь не зря судьба подарила мне неожиданный шанс: Антон выбрал меня среди многочисленных претенденток. Значит небесные силы на моей стороне. Я его истинная избранница.
Чуть приподняв полы шелково пеньюара, чтобы не наступить на подол, медленно выхожу из ванной комнаты и опускаюсь на кровать. Устала морально и физически, совсем разбита. Но так нельзя. Для борьбы за счастье мне необходимы силы и уверенность в себе. Слабаков никто не любит. Поэтому надо собраться, успокоиться и хоть немного поспать.
Я должна быть красивой, улыбчивой и милой, чтобы он смог меня разглядеть. Понять, что я его истинная пара, и мы созданы друг для друга. Я могу быть любой, умею подстраиваться, меняться. Я сделаю его счастливым, воплощу в жизнь все фантазии об идеальной жене, только б дал шанс.
Опускаюсь на подушку, простынь такая холодная, неприятная. Закутываюсь влегкое воздушное одеяло и закрываю глаза. Как же мне одиноко и страшно, душа наполнена беспокойством. Перламутровый туман медленно заволакивает мое сознание, и я чувствую, что лечу в кроличью нору, из которой нет выхода. Где же мой кусочек счастья? Неужто я недостойна любви?
— Афанасия Вениаминовна, — стук в дверь выдергивает меня из омута сна, и я резко распахиваю ресницы. Устало приподнимаюсь на локтях и позволяю прислуге войти в комнату.
Тело тяжелое и плохо слушается, а мышцы ноют. На голове, словно пудовая гиря, и я никак не могу ее скинуть. Понимаю, что меня слегка подташнивает, сглатываю горьковатые слюни и снова опускаюсь на подушку.
Дверь распахивается шире и в спальню входит улыбчивая Алина в наряде горничной, а в руках у нее огромный искусно собранный букет цветов и хрустальная ваза с прозрачной водой. Белые лилии переплетены с зелеными ветвями и мелкими розовыми розами, создают идеальную композицию. Девушка светится от восторга, смотря на пышный букет. А я удрученно слежу за ее действиями и ощущаю, что к горлу подкатывает тошнотворный ком.
— Посыльный только уехал, — рассказывает горничная, подходя к тумбе и ставя на нее сосуд с водой. Аккуратно опускает в него цветы. Бережно расправляет лепестки, крутит, ища наилучший ракурс. — И карточка есть. Вам подать? — смотрит на меня с хитрой полуулыбкой, а я положительно киваю головой и заставляю тело принять вертикальное положение.
— Они такие красивые! — щебечет невысокая, молоденькая брюнетка, доставая квадратную открытку. — И пахнут умопомрачительно, — скользит ко мне навстречу и протягивает бумажное послание. Остается стоять возле моей кровати, видимо ожидая, что я прочту сообщение вслух. Размечталась.
— Спасибо, ты свободна, — строго кидаю ей, тем самым давая понять, чтобы незамедлительно покинула мою комнату.
Девушка скисает на глазах, видимо ей очень любопытно узнать, от кого письмо и что в нем. Шаркая ногами, нехотя удаляется, а я поднимаюсь с постели и иду в ванную. Умываю лицо прохладной водой, чтобы окончательно проснуться. Беру щетку, чтобы почистить зубы, а потом начинаю расчесывать спутанные после ночи волосы. Карточка одиноко лежит на тумбе, молчаливо ожидая своей участи. А я не могу себя заставить ее открыть, боюсь увидеть, что в ней.
Закончив утренние процедуры, накидываю на плечи длинный халат, двумя пальцами подхватываю открытку и снова выхожу в комнату. Резкий дурманящий аромат наполняет мою спальню, а я кривлюсь от неприятных ощущений. Ненавижу лилии, они так приторно, горько пахнут, что кружится голова. Отхожу подальше от букета и заставляю себя открыть послание, которое гласит:
«Прошу прощения за то, что не смог вчера присутствовать на семейном ужине. Срочные дела заставили меня вернуться в офис и остаться там до ночи. Надеюсь, что Вы и Ваши родители не сильно сердитесь на меня. Таковы обстоятельства, а я занятой человек. Если вы не против, то перенесем знакомство наших семей на другой день.
С Уважением, Антон Игоревич Заречный»
Чувствую, как раздражение жгучей лавой растекается по венам, а сердце начинает свой разбег. Стискиваю ладони в кулаки и вся вытягиваюсь. Это работа, оказывается, вчера его задержала, не позволила попасть на запланированный ужин?! А я грешным делом подумала, что белобрысая сука в просвечивающейся вульгарной блузе. Разве нет?
Да как он смеет так со мной обращаться и нагло врать! Я что совсем идиотка в его глазах?
Выхватываю из вазы злосчастные лилии и срываюсь с места. Распахиваю дверь балкона, босая и в одном халатике, вылетаю наружу. Холод обжигает открытые участки кожи, а ступни щиплют, но я не обращаю на неприятные ощущения внимания, не до этого сейчас.
С размаху ударяю букетом об подоконник, а потом еще раз. Крупные бутоны и салатовые листья разлетаются в разные стороны, неприятно врезаясь в меня и падая на пол. Стебельки розовых роз ломаются пополам. Но мне все равно. А я не могу остановиться, все бью и бью, пока силы не закачаются, а слезы градом не стартуют наружу.
Раздвигаю стеклянные створки и со всего размаха вышвыриваю остатки букета на улицу. С придыханием слежу, как плетеная упаковка и ее содержимое опускаются на белый снег, разваливаясь на части. Не хочу сдерживать боль, топящую меня, перегибаюсь через край балкона и громко кричу в воздух:
«Ненавижу мужчин! Ненавижу вранье! Ненавижу эту жизнь!»
Но все равно не становится легче. Обида топит разум, душит меня изнутри. Быстро верчусь по сторонам, ища взглядом, что бы сломать или разбить, но балкон зимой пуст.
Закидываю назад голову и ору что есть мочи. Ногти впиваются в ладони, а лицо наливается бурой краской. Я визжу отчаянно, до хрипоты, ровно до того момента пока в мою комнату не врываются мать и две горничные, которые спешат ко мне навстречу.
— Афанасия, в чем дело? — родительница не знает, как ко мне подойти, топчется на пороге. — Алина, принеси одеяло, она совсем раздета, — девушка спешит к постели, а я затихаю и перевожу растерянный взгляд на испуганную маму.
Женщина изумленно смотрит на меня: губы слегка приоткрыты и подрагивают, глаза распахнуты, в них читается тревога. Закрываю лицо ладонями и сажусь на корточки.
Что сейчас со мной было? Я словно потеряла над собой контроль. Благо отца уже нет дома, он работает по выходным, а то сейчас меня бы словестно высекли.
Мне на плечи ложится теплое одеяло, а мама обнимает, опускаясь рядом. Гладит по волосам, жалеет.
— Все хорошо, милая. Давай, поднимайся, надо зайти в дом, а то простудишься, — помогает встать и переступить порог.
Рассеянно оглядываю свою спальню и двух девушек, замерших рядом с комодом. Не могу разобрать, о чем они думают. Осуждают? Хотя, какая разница, пусть свое мнение держат при себе, за это им и платят.
Опускаюсь на постель и только сейчас понимаю, как сильно замерзли ноги. Тысячи мелких острых иголочек колют ступки, а руки трясутся. Закутываюсь, словно гусеница, в одеяло и ложусь на подушку. Мыслей в голове нет, пусто и темно.
Мама садится рядом, смотрит озадаченно и молчит. Дает возможность прийти в себя.
— Алина, принеси чай с медом и лаймом. Оксана, иди, посмотри, как там бабушка, ей уже пора принимать лекарства, — она выпроваживает прислугу, и когда мы остаемся одни, нагибается, целует меня в висок.
— Дорогая, что случилось? — мягким голосом интересуется, поглаживая волосы. — Я никогда не видела тебя такой расстроенной. Ты всегда сдержанная и рассудительная. Поговори со мной, детка, может я смогу помочь, — перевожу на нее заплаканный взгляд, несколько секунд всматриваюсь в родное, так похожее на мое, лицо.
Поймет ли она мои чувства, не посмеется? Мешкаю, не знаю, стоит ли с ней обсуждать свои сердечные дела. Я всегда держала все в себе, ведь так проще.
— Он уехал вчера и не вернулся… — мямлю я, потупив взор. — Мне так обидно. Ведь я его невеста, а он предпочел другую, — затихаю. Не знаю, есть ли смысл продолжать.
— Ты его любишь, да? — получается быстрей утверждение, чем вопрос, а я положительно киваю в ответ. Упуливаюсь в одну точку, не могу смотреть маме в глаза, трудно делиться личными переживаниями. — Бедный мой ребенок, — опускается, обнимая меня руками. А мне все труднее удержать слезы, проступающие в глазах.
— Не отчаивайся, моя малышка, все образуется, — произносит с сочувствием в голосе. — Твой отец тоже отвратительно вел себя перед нашей свадьбой. Очень меня обижал. Но я не сдавалась, боролась за него. И в конечном итоге получила то, что хотела. Мы поженились, и посей день вместе, — делится опытом. — И у тебя все будет хорошо, никуда он не денется. Мужчины сложные существа, но женщины хитрее, — сильней прижимаюсь к маме и прикрываю глаза.
Так хочется ей верить, что сердце дрожит. Прикусываю до боли губу и молюсь всем святым:
«Г-ди, пусть все будет так, как она пророчит. Пусть он меня полюбит, и мы поженимся. Пожалуйста!»