Саня еще нежился в постели, когда в передней раздался продолжительный звонок. Мама пошла открывать. Знакомый голос произнес:
— Здравствуйте, тетя Лена. Саня дома?
Борька!
— Еще спит, — ответила мама.
— Нет, нет! — закричал Саня и моментально спрыгнул с кровати. — Я уже одеваюсь. Мама, пусть Боря зайдет!..
Никого другого из Саниных друзей мама не пустила бы в детскую — ведь Димка еще спал. Но Борю… К нему мама относилась с особым уважением. «У этого мальчика удивительные руки», — говорила она. И в самом деле, Боря чинил электрические приборы, умел паять, отлично справлялся с рубанком и с пилой. Даже с телевизионным приемником, к которому у Сани дома все, включая и папу, боялись притронуться, Боря был на короткой ноге. Однажды он пришел к ним во время передачи. Показывали фильм «Тайна двух океанов». Телевизор, как нарочно, шалил. Изображение вдруг начинало прыгать, то вытягиваясь, то сплющиваясь, как в комнате смеха. Саня, Димка и мама с замиранием сердца ожидали, какой очередной трюк выкинет коварный телевизор. Они были полностью в его власти.
Пришел Боря. Посидел несколько минут. Потом встал и, прежде, чем мама успела его остановить, трахнул кулаком по крышке телевизора так, что подскочила и жалобно звякнула стоявшая на нем стеклянная ваза.
Экран погас. Звук тоже исчез. Все ахнули. Но телевизор тотчас же зажегся снова и уже больше не смел капризничать до самого конца передачи.
Мама поразилась:
— Какой ты молодец, Боря!
— Контакты у ламп ослабли, — пропыхтел смущенный Боря.
С тех пор Борю постоянно ставили Сане в пример.
Но самое удивительное было в другом: у Бори дома все обстояло как раз наоборот. Здесь большим авторитетом пользовался Саня. С ним любил толковать сам Николай Иванович, Борин отец, известный в городе слесарь-инструментальщик, передовик производства; его портрет — на Социалистической площади. Особенно поражали Николая Ивановича Санины знания по географии. Саня моментально отыскивал на карте любой пункт, знал наизусть столицы всех стран мира, даже самых маленьких, численность населения больших городов, помнил названия самых высоких гор, самых больших озер, самых длинных рек.
— Башковитый малый, — качал головой Николай Иванович.
Он смотрел на своего Борю и добавлял сокрушенно:
— А наш-то так не умеет! Вот возится все, возится с палочками, проволочками, железками.
А ребята переглядывались и понимающе улыбались. Что за странный народ эти мамы и папы!..
Боря вошел в детскую.
— Отпустили? — спросил Саня.
— До завтрашнего вечера.
— Ух ты!
— Знаешь что…
Боря запнулся и опасливо посмотрел на Димкину кровать. Димка проснулся и слушал во все уши, моргая заспанными, но уже полными любопытства глазенками.
— Ничего! — махнул рукой Саня. — Ты говори… Только так, чтобы некоторые посторонние товарищи не поняли.
— Ладно. Я вчера ту штуку испытывал.
— Какую штуку? — сразу же вмешался Димка.
— Не твое дело! — крикнул Саня. — Мал еще!.. Ну и как?
— Прыгнул с сарая. Семь метров пролетел. Даже больше — семь с половиной.
— У-у! — разочарованно протянул Саня.
— Так ведь первый раз. Потом будет больше. Главное, вверх не взлетается. Вниз — да, а вверх… Сколько раз пробовал — никак.
— А почему? — снова вмешался Димка.
В передней послышался папин голос:
— Безобразие какое! Ни одной приличной вещи нельзя держать в доме. Димкина работа!
Саня содрогнулся. Фарфоровая собачка!
Папа открыл дверь детской.
— Димка! Димка!.. Ты сломал?
— А? Что? — Димка удивленно таращил глаза.
Папа посмотрел на Саню, на Борю.
— Надевай шлепанцы! Живо!
Он увел Димку в переднюю и стал там его допрашивать, придирчиво и строго. Димка сначала твердил: «Не я! Не я! Не я!», потом разревелся.
— А кто целыми днями крутит здесь обруч? — не отступал папа.
— Не я! Не я! Не я!
— Ах, врать! Ты же знаешь, проступок я могу простить, но вранье — никогда!..
Самое время позаботиться о деньгах на проезд!.. Саня подбежал к ящику из-под масла, в котором Димка держал игрушки, и вытянул за уши гипсового зайца — хранилище Димкиных капиталов. Боря с недоумением следил за ним.
— Зачем?
Саня, не отвечая, сунул зайца в свою постель.
Шум в передней уже прекратился. Очевидно, вмешалась мама. Саня отлично представлял себе, что теперь происходит. Папа мечется по маленькой столовой и держит речь о правильном и неправильном воспитании детей в семье. Димка на кухне всхлипывает, уткнувшись носом в мамин передник.
— Давай! — подтолкнул он Борю. — Проси ее, чтобы меня отпустила. Смотри, понастойчивей.
Они пошли на кухню.
— Тетя Лена, — Боря смотрел куда-то в сторону. — Отпустите ко мне Саню…
— На день рождения, — подсказал Саня.
— На день рождения, — послушно повторил за ним Боря.
— О, Боренька, поздравляю! Сколько тебе?
— Двенадцать.
Боря багровел с космической скоростью.
— И на ночь, — напомнил Саня.
— И на ночь, — как эхо, отозвался Боря.
— Вот это уж лишнее, — сказала мама. — Ночевать надо дома. Саня побудет у тебя часов до восьми и вернется домой. И так целый день, вполне достаточно, успеете наиграться.
— Мама! — заныл Саня. — Ну, мамочка!
— Нет, нет!
Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны.
— А я считаю, надо разрешить! — послышалось из столовой.
Папа? Саня не верил своим ушам.
— Да, разрешить. — Папа вошел на кухню. — Сейчас каникулы, пусть ребята побудут вместе. Надеюсь, ты не будешь возражать?
— Если ты разрешаешь… Только у тебя какие-то странные переходы. То чрезмерные строгости, то либерализм.
Димка на секунду оторвался от маминого передника:
— Гнилой.
— Что? — Папа уставился на него, будто увидел впервые.
— Гнилой, — повторил Димка. — Ты сам сказал, помнишь?
Мама рассмеялась, и Димка, ободренный, сразу просиял.
— Я тоже пойду к Боре, — заявил он.
Саня перепугался. О такой возможности он и не подумал. Если ему навяжут Димку — все пропало.
— Нет! — жестко сказал папа. — Ты будешь сегодня целый день сидеть дома.
— Почему-у-у?
— Ты сломал статуэтку и не признался. Больше того, ты сделал попытку свалить вину на своего ни в чем не повинного брата.
— Пускай я сломал! — закричал в отчаянии Димка. — Пускай я! Тогда я пойду?
Папа с торжеством взглянул на маму.
— Что я говорил! Он или не он?
И вышел из кухни.
Димка, поняв, что совершил промах, немедленно поднял страшный рев, который должен был разжалобить маму и заставить ее заступиться. Но Димка здорово просчитался. Рассерженная мама надавала ему шлепков и выставила в темную — лампочка перегорела — ванную. Вот все, чего он добился.
Бедный Димка! Как он ревет! Как ревет!.. Саня чувствовал себя преступником. Но чем он может ему помочь? Сознаться? Нет! Это равносильно отказу от поездки в Подгорск, от поисков драгоценностей купца Федорова. А ведь Африка еще далеко не вся свободна… И потом. Димке все равно уже не помочь. Он получил свое, и от того, что теперь накажут еще и Саню, ему легче не станет.
Ничего! Вот найдут они драгоценности, и тогда он позаботится, чтобы Таобоскоа подарила Димке настоящего, живого крокодильчика. Сокол как-то рассказывал про большой зоологический магазин в Москве — там должно быть.
Успокоив на скорую руку свою сговорчивую совесть. Саня умылся, позавтракал и снова побежал к маме.
— Мамочка! Дай три рубля.
— Зачем?
— Как зачем? А подарок?
Мама порылась в сумочке и протянула Сане рубль.
— Один рубль? Ты что!
— Дома нет денег, понимаешь? — негромко, чтобы не услышал Боря, сказала мама. — А получка у папы только сегодня после обеда. Давай сделаем так. Купи ему конфет, а завтра или послезавтра еще что-нибудь. Ладно?
Как хорошо, что он вовремя вытащил Димкиного зайца! Теперь только незаметно вынести его из дому.
— Что молчишь. Санечка? Дуешься?.. Тогда я тебе вот что скажу. Мы вчера купили папе пальто, и денег не хватило. Пришлось взять из Димкиной копилки — все, до единой копеечки.
— Как?!
— Вот так! — Мама улыбнулась. — А туда мы с папой напихали пуговиц… Только без передачи Димке! Договорились?
— Договорились, — прошептал, холодея, Саня…
Завернув за угол, они остановились и тщательно подсчитали все свои наличные. Набралось почти пятнадцать рублей — Боря выклянчил у деда сверхплановых полтора рубля.
Но Саня был в отчаянии.
— Что делать? Туда и обратно надо шестнадцать!
— А, один рубль! — Боря был настроен более оптимистично. — У Сокола возьмем, у него наверняка есть.
— Правда!
Они бодро зашагали на станцию…
Вокзал встретил их душным теплом. Сотни голосов сливались в равномерный, без пауз, гул, словно кто-то большой и могучий тянул беспрерывно на одной ноте: «а-а-а…»
— Еще билетов не достанем, — забеспокоился Саня. — Надо скорее к кассе… Давай деньги, я займу очередь, а ты поищи Сокола. Он где-нибудь здесь.
Саня встал между двумя здоровенными тетками. Они все время переговаривались и наваливались на Саню с двух сторон. Он отпихивал их, но через несколько секунд они снова его зажимали. В конце концов, Саня не выдержал:
— Не толкайтесь, пожалуйста! — И, чуть помедлив, добавил: — Гражданки.
«Гражданки» переглянулись.
— Ты откуда такой? — спросила одна из них, с толстыми, красными щеками.
— Отсюда, — неохотно буркнул он. — Из этого города.
— А куда едешь?
— В Подгорск.
— Один? Такой маленький?
— Я не маленький. Шестой класс — разве это маленький? И потом нас двое.
— А зачем вам в Подгорск?
И пошли расспросы. Одна кончала, начинала другая. Саня уже досадовал, что так неосторожно обратил на себя внимание любопытных теток. Он вспомнил про исторический кружок, придуманный Соколом, и укрылся им, как щитом. Они едут с важным поручением, им нужно в Подгорске выяснить некоторые исторические факты для кружка.
Тетки стали смотреть на него с уважением. А краснощекая, когда подошла к кассе, даже уступила ему очередь:
— Бери, бери! Ты по делу, а я так, можно сказать, погостить.
Он взял два билета в общий вагон и поспешно отошел от кассы — как бы тетки опять не привязались со своими расспросами.
Из-за внушительных размеров чемоданно-мешочного холма, который бдительно охранялся бородатым дядькой с грудным младенцем на руках, вынырнул Борька.
— Сокол к кассе не подходил?
— Нет.
— Что-то не видно его нигде.
Они постояли немного, озираясь по сторонам. Поезд уже подошел. Поднялась суматоха. Вокруг холма засуетились мужчины и женщины, очень похожие на бородатого дядьку. В сторону выхода потянулся бурный поток мешков и чемоданов. Холм стал таять на глазах, и через каких-нибудь пять минут от него осталась лишь кучка папиросных окурков.
Репродуктор оповестил, что поезд на Подгорск отправится через пятнадцать минут.
— Надо ему позвонить, — сказал Саня. — Я знаю номер.
Они зашли в телефонную будку. Там противно пахло устоявшимся табачным дымом.
— В жизни не буду курить! — Саня сморщил нос и фыркнул. — И чего только они находят хорошего!
Он набрал номер. Ответил мальчишеский голос:
— Да?
— Сокол?! — завопил в трубку Саня. — Сокол! Почему ты не идешь?
Мальчишеский голос внезапно исчез, и вместо него послышался женский:
— Вас слушают.
— Позовите, пожалуйста, Вадика.
— Вадима? — Наступила секундная пауза. — Вадима нет.
— А где он?
Снова пауза.
— Ушел.
— На вокзал?
Боря схватил его за руку.
— Что ты! — зашипел он. — Выдаешь его!
Саня прикусил язык.
— Если он придет, скажите ему…
Но на другом конце провода уже повесили трубку.
— Ясно, — сказал Саня. — Он пошел сюда.
Больше ждать было нельзя. До отправления поезда оставалось пять минут. Они побежали в самый хвост состава. Билеты были в одиннадцатый вагон.
Проводница, сухопарая пожилая женщина с крупными редкими оспинами на лице, придирчиво изучила билеты, потом окинула ребят подозрительным взглядом.
— Одни, что ли, едете?
— Ага, — подтвердил Саня.
У него пересохло в горле. Почему она так долго смотрит билеты? Может быть, уже стало известно, что они убежали из дому и их разыскивает милиция?
Проводница снова стала смотреть билеты.
— Да вы не сомневайтесь, — сказали рядом.
Саня обернулся. Позади него, в окружении многочисленных сеток и сумок, стояла краснощекая тетка.
— Он при мне билеты в кассе брал. В Подгорск они едут. Со школы поручение. Исторические факты искать.
— Исторические факты? — переспросила проводница и, последний раз взглянув на билеты, вручила их Сане. — Только не баловать в вагоне — понятно? Будете баловать, не посмотрю на исторические факты — ссажу.
Боря остался на перроне поджидать Сокола, а Саня прошел в вагон. Он был набит народом, как мешок картофелем. И здесь снова пришла на помощь краснощекая тетка.
— А ну, дедушка, давай подвигайся к окну, там тебе светлее будет, — стала командовать она. — А мешочек свой сними со скамеечки, нечего ему здесь рассиживаться. Вниз его, вниз! Да что ты в него так вцепился — не бойся, не тронет никто. Подсоби ему, паренек, вот так!.. А вы, мамаша, тоже подожмитесь — всем сидеть охота, не только вам одной. Еще чуть-чуть… Вот, хорошо!
Она с размаху опустила свое грузное тело между сутулым стариком с густыми, слипшимися, как войлок, седыми волосами и маленькой тихой женщиной в очках и с таким же напором принялась очищать на соседней скамье место для Сани.
— Ребенка надо посадить. Ребенок не может стоять. У него ножки мягонькие, не то, что у взрослого.
Саня краснел, ругал в душе энергичную тетку, но местечко для него все же освободилось.
— Сиди, а потом товарищу своему место уступи. Вот так оба и доедете до Березовки. А там кто-нибудь обязательно выйдет. — Она с непостижимой ловкостью растолкала по забитым до отказа полкам все свои сетки и сумки, скинула платок, шумно вздохнула и сказала, обращаясь ко всем сразу и явно завязывая разговор. — Ребятишки ученые — не просто так. Исторические факты разыскивают.
Все с живым интересом посмотрели на Саню.
Поезд тронулся, и почти сразу же появился Боря.
— Ну как? — спросил Саня.
Боря покачал головой: не пришел.
— Может, сел в другой вагон?
Боря пожал плечами: не знаю.
Вошли новые пассажиры. Запыхались, садились уже на ходу.
— Не мешай, пацан, не стой в проходе.
Подталкиваемый ими, Боря прошел в соседнее отделение. Саня остался один.
— Значит, историк?
Саня посмотрел вверх. С полки свесилась всклокоченная огненно-рыжая голова.
— Так… Не совсем, — скромно ответил он. — Пока только в кружке.
— Все равно — историк! — весело сказал обладатель рыжей шевелюры. — А раз историк — значит, коллега. А раз коллеги — значит, давай руку.
Сверху опустилась крепкая, вся усеянная веснушками, рука. Саня осторожно пожал ее.
— Вы историк? — спросил он.
— Почти. Археолог.
Саня встрепенулся. Археология — как интересно! Раскопки на месте древних поселений, удивительные находки, загадочные письмена…
— Разрешите нескромный вопрос, коллега, — поблескивая веселыми глазами, сказал рыжий археолог. — Что именно из истории вас больше всего интересует в Подгорске: нижний палеолит или мустьерская эпоха?
Саня решил не ударить в грязь лицом.
— Дореволюционное время. Купеческий быт. Там жил такой купец — Федор Федоров, — пояснил он.
— Купеческий быт? — Археолог удивленно присвистнул. — Вот не думал, что эта старая рухлядь может заинтересовать историка наимладшайшего поколения.
Такой выпад нельзя было оставить без ответа.
— Историю интересует все, что происходило в прошлом, — нашелся Саня.
Прозвучало очень солидно! Пассажиры переглянулись, заулыбались.
— Ого! — рыжий археолог рассмеялся — ему тоже понравился Санин ответ. — А не скажешь ли, коллега, что известно истории про данное купеческого звания лицо?
— Почему? Можно сказать… Он сначала жил в разных там иностранных городах, а потом приехал сюда. У них теплоходы были. Личные, — подчеркнул Саня.
— Пароходы, — поправил археолог. — Теплоход — это напластование более поздних времен.
— Ну, пароходы, — согласился Саня, слегка покраснев. — И еще дома. Интересные такие — с круглой башней, со шпилем.
— Смотри-ка! — удивленно воскликнул один из пассажиров. — Уж не наш ли «немецкий дом»? Возле реки, да, хлопчик?
— Не знаю. — Саня виновато поежился и пояснил торопливо: — Я еще не был в Подгорске.
Тут заговорила тихая пожилая женщина в очках, сидевшая рядом с краснощекой теткой:
— Правильно, это и есть бывший дом Федорова.
Саня сразу оживился:
— А как к нему пройти?
— От вокзала по главной улице — прямо и прямо.
— Лучше автобусом, — стали советовать пассажиры. — Далеко.
— Можно и автобусом, до реки. А там сам увидишь — вправо от моста. В крайнем случае, спроси «немецкий дом» — у нас его все знают.
— Почему немецкий? — заинтересовался археолог. — Его что, немцы строили?
— Нет. Просто башня и шпиль похожи на каски немецких солдат — они носили такие в первую мировую войну, — пояснила женщина.
— А строил дом сам Федоров. — Саня не удержался от соблазна блеснуть своими знаниями. — Он учился на архитектора В Париже и Берлине.
— Гляди-ка! История! — Краснощекая тетка с уважением посмотрела на Саню. — Одно слово — наука.
Старик, сидевший у окна, вздохнул и заскрипел, как немазаная телега:
— Да, хорошо жили купцы. Десять рублей, сто, тыща — это было для них раз плюнуть. Сами жили и другим жить давали.
Саня возмутился.
— Как так давали? Они же были самые настоящие эксплуататоры!
Старик полоснул по нему взглядом.
— Ишь ты — плутаторы! В школе, что ли, так учат выражаться?.. Ну, плутовали, а как же иначе в ихнем деле? Но зато люди какие! Угодишь ему — в малости какой-нибудь: ну, дверь вовремя откроешь — и получай красненькую. Красненькую! Это тебе не как сейчас: копеечный народ!
— А не угодишь ему — и получай пинка в спину, — произнес с верхней полки, подделываясь под тон старика, рыжий археолог. — Тоже не как сейчас!
— Тебя бы пнуть не помешало! — Узловатые пальцы старика крепко стиснули край скамьи. — Ой, не помешало бы!
— А тебе, дед, видно, перепало от них красненьких! — Археолог соскочил с полки — он был еще молодой: лет двадцать пять — двадцать семь — и присел, дымя папироской, на корточки против старика. — Или сам, случаем, бывшего купеческого звания?
— Первой гильдии, — добавил Саня.
Он напряженно наблюдал за стариком. Может, правда, купец?.. Вдруг сам Федоров? И тоже едет в Подгорск за книгой?
Тот разозлился, затряс головой. Седой войлок на ней приподнялся и встал торчком, как петушиный гребень.
— Научили вас, вот вы и поете! А ведь купцы, они хоть какие были, но от людей не хоронились. Вот я, вот мой товар, вот моя цена. Хотите — берите, хотите — нет. А сейчас что? Купцов ругают: плутаторы, плутаторы! А сами? Глянь: все полки уставлены мешками да чемоданами. Вот и выходит: они плутаторы, а вы спекуляторы.
Археолог опешил от такого неожиданного выпада.
— Кто спекулянты?
— А все!
Глаза старика, словно в нору, ушли глубоко под седые брови и сверкали оттуда затравленно и зло.
— Вон хоть она, которая тут воевала! — он ткнул пальцем в сидевшую рядом с ним краснощекую тетку. — Видал, сколько всего везет!
Наступило неловкое молчание. Саня опустил глаза. И не ответишь ничего этому противному деду! У тетки, в самом деле, полным-полно всего.
— Про меня ты? — взвизгнула вдруг краснощекая тетка: до нее только сейчас дошло, про кого ведется речь. — Я-то спекулянтка?
Она кинулась к своим сеткам и сумкам.
— Нате, смотрите, люди добрые! — В открытой сумке золотисто переливались крупные пшеничные зерна. — «Лютесценс семьсот пятьдесят восьмой»… А вот здесь «Скала». А это «Барнаульская сорок вторая». Сорок три центнера с гектара дала…
Тетка, распалясь, развязывала все новые узелки. И всюду пшеница, пшеница, пшеница…
— Стар ты дед, а совести нет! — Она выпрямилась и, уперев руки в бока, посмотрела на старика с таким презрением, что он не выдержал, отвернулся. — С сортоиспытательного участка я, в отпуск еду в свой родной колхоз, новые сорта везу в подарок. — Тетка уже обращалась не к старику, а ко всем остальным. — А он — спекулянтка! Тьфу!
Все кругом засмеялись. Саня тоже смеялся: громко, весело. Вот молодчина тетка, вот молодчина! А ведь сначала он тоже подумал…
Разве? Ничего подобного! Он ничего не подумал. Он знал, что она хорошая, знал с самого начала.
Старик сделал вид, что все это его не касается. Он шумно высморкался в руку и вытащил из кармана грязный носовой платок. Затем достал из-под лавки свой мешок, вынул краюху хлеба с салом и демонстративно стал жевать, не глядя на пассажиров.
В Березовке вышло много народу, стало свободнее. Саня пошел в соседнее отделение за Борей, да тот не захотел: у чего оказался очень интересный собеседник — сержант авиации Они всю дорогу толковали о птицекрыльях.
Краснощекая тетка устроила Сане местечко возле окна. Мимо проплывали поля, еще покрытые грязным ноздреватым снегом. Тяжелые черные вороны злым глазом косили на поезд и нехотя взлетали, лениво взмахивая крыльями.
— На, коллега, попробуй!
Саня обернулся. Рыжий археолог, улыбаясь, протягивал ему желтый, очень аппетитно пахнувший ломоть, с которого стекали капли прозрачного желтоватого сока.
— Бери! Бери! Это ананас… Ну как, вкусно?
— Очень.
Археолог присел рядом с ним.
— Сынишке везу, из Москвы. Семь штук набрал — полную сетку. Говорят, малышам полезно… Целый год не видел, — произнес он задумчиво. — Полтора года уже парню. Жених!
— Ого! Долго вас не было дома.
— Я в другом месте жил.
— Вы там, а сын здесь?
По лицу археолога пробежала тень.
— Он с матерью… И вообще, это истории не касается… — Он помолчал и добавил, словно извиняясь за свою резкость: — Всякое в жизни бывает, коллега. И не всегда складно…
В окне замелькали строения. Приближался город. Пассажиры вдруг засуетились, полезли за своим багажом.
Пожилая женщина в очках, та, которая объяснила Сане, как найти дом Федорова, подала ему сложенный вчетверо листок.
— Вот здесь я написала тебе фамилию одного старичка. Иннокентий Иннокентьевич Карпух. Повар в столовой возле Госбанка — запомнишь? Давным-давно он работал в доме у какого-то купца. Или у фабриканта — не помню. Зайди на всякий случай, поговори с ним, вдруг что интересное расскажет. Привет передай от Марии Васильевны. Не забудешь — Мария Васильевна.
— Не забуду, — сказал Саня, пряча бумагу в карман. — Большое спасибо.
— Ну, счастливо тебе! — Краснощекая тетка собрала уже все свои многочисленные сумки. — Разоблачай этого вредного деда историческими фактами.
Она кивнула в сторону старика, который, прижав обеими руками свой мешок и расталкивая всех, рвался в тамбур.
— Ни пуха ни пера, коллега, — подмигнул ему, прощаясь, рыжий археолог. — А то давай, переключайся на археологию, а?
Поезд замедлил ход и остановился. Из соседнего отделения протиснулся Боря.
— Вылезаем! — крикнул он.
Ребята приехали в Подгорск.